С тех пор прошло шесть лет. Долгих, утомительных лет, когда я вновь вспоминал, каково это быть маленьким и беззащитным бесправным ребенком, я привыкал к смертным родичам и учился держать свой взрывной темперамент и буйный норов в узде, что, откровенно говоря, давалось с трудом. А еще труднее оказалось удерживать рефлексы и не поубивать дядю и тетю во время очередного рукоприкладства.
Постепенно мне удалось незаметно расшатать нити опутывающих дом заклятий, и ментальные закладки, щедро наставленные в мозгах моей родни неизвестным магом, начали давать сбои. Жестокие побои прекратились два года назад, а изменение отношения Вернона ко мне сдвинулось с мертвой точки еще через полгода, когда удалось ослабить закладки на разуме родни. Какими свойствами обладало это творчество и на что зацикливалось, ни я, ни Раш так и не выяснили: менталистика у отца развивалась в сторону защиты и атаки, но никак не в сторону программирования психики и личности, а я еще слишком мал, и мои навыки начинались и заканчивались на защите моего разума.
По косвенным признакам определили, что это нечто, влияющее на разум и восприятие реальности. Дядя реально не понимал, ЧТО он творит! Он не единожды серьезно избивал меня, ломая ребра, руки и ноги, порой ставя на грань жизни и смерти. Про многочисленные синяки, ссадины и кровоподтеки я даже и вспоминать не хочу. А ведь я — Дитя Хаоса, и быстро залечиваю на себе все повреждения. А если бы я остался человеком?
Больше всего меня бесило, что все это безобразие проходило под постоянным надзором группы магов и старухи-кошатницы с неполноценным ядром!
Когти вспороли простыню, глубоко уйдя в дерево кровати, пронзив тощий матрац.
— "Ассаи, успокойся!"
Тихий шепот приемного отца отрезвил.
— "Прости, отец."
Отголосок легкой усмешки докатился затухающей волной эмоций.
— "Не проси прощения за то, что естественно." — ментальный голос родного существа успокаивал и приглушал клокочущие чувства. — "Ты не должен забывать. Ты не обязан прощать. Ты в праве отомстить."
Ярость кристаллизовалась в холодную злость.
— "Я помню, Раш. Благодарю."
Искалеченная аура тети вновь появилась возле двери. Высокий надломленный голос взвизгнул в неприкрытом раздражении:
— Ты что, еще не встал?
— Почти. — уклончиво ответил я.
— Шевелись побыстрее, я хочу, чтобы ты присмотрел за беконом. И смотри, чтобы он не подгорел. Сегодня день рождения Дадли, и все должно быть идеально.
В ответ я застонал, уткнувшись лицом в подушку.
— Что ты там говоришь? — рявкнула тетя из-за двери.
— Нет, ничего. Ничего...
День рождения Дадли! Как я мог забыть? На грани восприятия весело заржал Раш, что не добавило мне спокойствия. Его веселили эти бытовые ситуации, к которым я так до конца и не привык. Особенно веселила моя реакция и мои же эмоции, которые он мог ощущать в полной мере.
Я вздохнул, с трудом успокаиваясь и сбрасывая злость в мелкие физические изменения: когти утолщились, заострились, потом — расслоились на три крепких острия и вновь вернулись к привычным для человека ногтям.
Понимание родичей мало помогало их терпеть! Я же не всепрощающий и всеблагой! Я — демон! Я подвержен ярким и сильным эмоциям! Я — существо импульсивное, агрессивное и часто действующее на голых инстинктах! А тут, в доме СМЕРТНЫХ родичей, мне приходилось контролировать каждое мгновение своего существования, каждое движение, каждую реакцию, каждое слово!!! Стоит хоть немного ослабить поводок контроля, и я их уничтожу в доли мгновения на рефлексах!
— "Развить контроль тебе не помешает." — ехидный голос наставника только еще сильнее разжег пламя гнева.
— "Это ты меня утешить пытаешься или окончательно взбесить?" — прорычал я.
— "Это — факт." — короткий смешок.
— "И не надоело каждый раз напоминать?"
— "Нет!" — ирония исчезла. — "За эти годы твой контроль улучшился больше, чем за все время сознательной жизни в Домене."
С этим я не мог не согласиться.
— "Я их когда-нибудь убью!"
— "За первый год не убил и сейчас не убьешь." — спокойно произнес Раш.
Матюкнувшись, я починил белье и начал одеваться.
— "Скоро тебе по времени этого мира исполнится одиннадцать, и ты сможешь отдохнуть от своих родственников." — ехидство в мыслях наставника заставляло меня усомниться в реальности этого самого отдыха.
— "Ты так думаешь?"
Тихий смех и теплая волна поддержки прокатились по натянутым нервам.
— "Я в этом уверен." — ирония исказила реальность, кольнув восприятие. — "Не забывай кто ты."
Такое поди забудь!
Меня-смертного зовут Гарольд Джеймс Поттер. Имя, как оказалось, широко известное в магической Британии практически каждому ее обитателю. Притом известное с совершенно неожиданной для меня стороны!
Гарри Поттер, Мальчик-Который-Выжил.
Я сперва на Инквизицию подумал, оказалось куда забавнее.
Я! Герой! Символ светлой стороны, в младенчестве победивший самого страшного темного мага этого времени!
Герой Магического Мира!
Когда прошел ступор и пришло осознание, что это — не шутки, я выпал из реальности на долгие три дня. После прочтения нескольких книг с моей биографией и описанием "подвига", у меня случилась натуральная истерика. Безобразная, окрашенная в кровавые цвета ярости и неконтролируемого бешенства: личность не выдержала всплеска эмоций и на какое-то время угасла, а я превратился в полуразумного хищника.
Взбешенного полуразумного хищника.
Из кровавого угара я вышел в далеких слоях Хаоса, за Ободом, среди медленно распадающихся тел изодранных в клочья демонов. Раш, заметив, что ко мне вернулся разум и способность связно мыслить, долго говорил. Рассказал о своих выводах и наблюдениях. Об истинно Светлых. О том, что такое Свет и Порядок. Даже сводил и показал несколько миров, живущих под сенью Порядка, в которых нравы настолько изуверские, что даже самого Раша проняло. Что уж говорить обо мне.
Тогда я впервые увидел отражение Врага.
Натягивая великоватую футболку, я поежился. Воспоминания были... неприятные. Не хотелось бы столкнуться с чем-то подобным. После той экскурсии к истинно светлым я отношусь с некоторой опаской. Как к бешеным животным, от которых не знаешь, чего, когда и из-за какого повода ждать. Кто знает, как переклинит их светлые мозги, и каким счастьем они захотят облагодетельствовать окружающих?
Подавив мысли, я нацепил на нос уродливые круглые очки-велосипеды, перемотанные скотчем по треснувшей дужке, взлохматил волосы и выполз на кухню, не забыв нацепить на лицо привычную уже маску затюканного ребенка. Поправив обноски, пошел к плите, бросив взгляд на стол, заваленный кучей подарков.
Когда я уже переворачивал подрумянившийся бекон, в кухню вошел дядя.
— Причешись! — рявкнул он вместо утреннего приветствия.
Привести мою голову в порядок пытались с удручающей регулярностью, но без всякого толку. Я — Дитя Хаоса и контролирую свое тело практически на молекулярном уровне. Естественно, шевелюра вела себя так, как мне того хотелось. То есть, бодро торчала во все стороны живописным беспорядком. Чисто из принципа. Вот такое вот мелочное проявление природной упертости, помноженной на строптивость моего нового вида.
Выложив бекон на тарелки, я залил на сковороду взбитые с молоком яйца, краем глаза наблюдая за сонным кузеном. Дадли спустился по лестнице и, позевывая, приковылял к столу с подарками. Пока он считал подарки, появилась тетя. Аккурат к моменту, когда брательник закончил подсчеты.
Пухлая физиономия вытянулась.
— Тридцать шесть, — произнес он грустным голосом, укоризненно глядя на отца и мать. — Это на два меньше, чем в прошлом году.
Ментальные закладки в голове у брата сработали, стимулируя алчность и подавляя логику, вытаскивая на передний план обиду и зависть непонятно к кому и чему.
Я беззвучно зарычал.
Дадли. Мой двоюродный кровный брат.
Пальцы стиснули лопатку, металл с тихим скрипом прогнулся.
Мой БРАТ! Единокровный родич, на которого четко и недвусмысленно отзывалось "чутье своего"! Единственный, на кого идет столь чистый отклик. И что я вижу?
Дадли пока еще просто капризный избалованный ребенок, но пройдет совсем немного времени, и он начнет быстро прогрессировать в откровенную тугодумную сволочь. Тетя состояния сына не замечает: ментальные закладки, наложившись на искреннюю материнскую любовь, дали устрашающий результат и полную слепоту во всем, что касалось недостатков Дадли. С дядей ситуация практически аналогичная. Они просто не замечают, что пацан идет по пути моральной и умственной деградации и уже перешагнул вторую степень ожирения.
Я выровнял лопатку, оценивающе рассматривая кузена. Вмешаться или не вмешаться?
Нет. Неправильная формулировка. Вмешаться СЕЙЧАС или ЧУТЬ ПОЗЖЕ?
Выложив омлет на тарелки, я переставил их на стол и сам сел завтракать. Дадли нахмурился, о чем-то усиленно размышляя.
— Дорогой, ты забыл о подарке от тетушки Мардж, он здесь, под большим подарком от мамы и папы! — поспешно затараторила тетя.
— Ладно, но тогда получается всего тридцать семь. — лицо Дадли покраснело.
Я, заметив это дело, начал ОЧЕНЬ быстро поглощать завтрак. А то, кто его знает, вдруг опять перевернет стол? Тетка, похоже, тоже почувствовала опасность.
— Мы купим тебе еще два подарка, сегодня в городе. Как тебе это, малыш? Еще два подарочка. Ты доволен?
Дадли задумался. Неконтролируемый гнев и злость исчезли так же быстро, как и появились. Неестественные чувства и ненормальная реакция на простейшую ситуацию. Поправив очки, я потянулся мыслью к отцу:
— "Раш, поможешь?"
— "Решил-таки?"
— "Давно пора. Ситуация усугубляется. Я думал, организм сам переборет влияние и внешнее воздействие, но... я ошибся."
От приемного отца пришла волна легкой иронии.
— "Снимать закладки будешь ты."
— "Ты же знаешь, я еще не могу полноценно использовать менталистику."
— "А кто говорит о менталистике?" — я почувствовал, как по каналу связи скользнул информационный пакет, закрепившись в верхних слоях ауры. — "Ознакомься."
Ощущение присутствия Раша пропало, хотя связь, пусть и истончившись, но не прервалась: наставник ясно показал, что разговор закончен. Вздохнув, я переместил информационный пакет во внутренние слои. Изучу чуть позже.
Тем временем маразм крепчал и набирал обороты. Брательник, оценив перспективы и успокоившись, внимательно всматривался в настороженные лица родителей.
— Значит... — медленно выговорил он. — Значит, их у меня будет тридцать... тридцать...
Брат опять запинался на простейшей арифметике. Я прищурился, всматриваясь в ауру родича, и то, что я там увидел, легло еще одним камнем на весы моего решения. Закладки убирать надо, притом — немедленно!
— Тридцать девять, мой сладенький, — поспешно вставила тетя Петунья.
— А-а-а! — Уже привставший было Дадли тяжело плюхнулся обратно на стул. — Тогда ладно...
Дядя Вернон выдавил из себя смешок.
— Этот малыш своего не упустит — прямо как его отец. Вот это парень! — он взъерошил волосы на голове Дадли.
— "Да кто б спорил." — донеслась отдаленная мысль наставника.
Связь свернул, но присматривать не перестал! Едва ощутимая ирония и ехидство. Сплюнув, я отстранился от связи с отцом. Раш сейчас ничем толком не занят, вот и следит за мной практически постоянно. Тоже мне, нашел реалити-шоу "Жизнь юного демоненка в смертной семье" с эффектом присутствия.
Зазвонил телефон, тетя метнулась к аппарату.
— Плохие новости, Вернон, — сказала она. — Миссис Фигг сломала ногу. Она не сможет взять этого. — тетя махнула рукой в мою сторону. — И что теперь? — злобно спросила тетя, с ненавистью глядя на меня, словно это я все подстроил.
— Мы можем позвонить Мардж, — предложил дядя.
— Не говори ерунды, Вернон. Мардж ненавидит мальчишку.
— А как насчет твоей подруги? Забыл, как ее зовут... Ах, да, Ивонн.
— Она отдыхает на Майорке.
Волна неконтролируемой трансформации обжигающей волной пошла по телу. Когти царапнули по металлу вилки, острые кончики клыков кольнули быстро затягивающиеся чешуей губы, глаза резануло мутацией зрачка. А мои родичи, не замечая надвигающейся угрозы, продолжали обсуждать мое ближайшее будущее, словно я — бездомный котенок, подкинутый на порог!
— "Ты сегодня слишком нервный, Ассаи." — спокойно сообщил мне Раш. — "Предчувствие?"
Я замер на вдохе. И правда, чего это я так распсиховался из-за, в общем-то, привычной ерунды? Поведение родственников перестало меня задевать еще в позапрошлом году, а сегодня я словно откатился на три года назад.
— "Возможно. Не уверен, но ты прав, что-то мне не спокойно."
— "Намеки Сюзерена бывают порой весьма... своеобразны."
Вдоль позвоночника сыпануло холодом. Намеки Змея следует понимать с первого раза! Мне ли не знать? Сузив восприятие до уровня хорошо одаренно смертного, я, глядя на тетку, тихо сказал:
— Вы можете оставить меня одного.
Тетя скривилась.
— И чтобы мы вернулись и обнаружили, что от дома остались одни руины? — прорычала она.
— Но я ведь не собираюсь взрывать дом!
— Может быть... — медленно начала Петунья. — Может быть, мы могли бы взять его с собой... и оставить в машине у зоопарка...
— Я не позволю ему сидеть одному в моей новой машине! — возмутился дядя.
Я мысленно сплюнул.
Дадли неожиданно громко разрыдался. Красиво симулирует, паразит. Знает же, что стоит ему состроить жалобную физиономию и завыть, как мать сделает для него все, что он пожелает.
— Дадли, мой маленький, мой крошка, пожалуйста, не плачь, мамочка не позволит ему испортить твой день рождения!
— Я... Я не хочу... Не хоч-ч-чу, чтобы он ехал с нами! — выдавил из себя кузен в перерывах между громкими всхлипываниями. — Он... Он всегда все по-по-портит!
Тетка обняла Дадли, а тот высунулся из-за спины матери и, повернувшись ко мне, показал язык. Гоблин малолетний!
В этот момент раздался звонок в дверь.
— О господи, это они! — В голосе тети Петуньи звучало отчаяние.
Через минуту в кухню вошел лучший друг Дадли, Пирс Полкисс, вместе со своей матерью. Пирс — костлявый пацан, похожий на крысу как внешностью, так и повадками. Именно он чаще всего держал жертв Дадли, чтобы они не вырывались. Увидев друга, кузен сразу прекратил притворный плач.
Полчаса спустя я сидел на заднем сиденье машины родичей вместе с Пирсом и Дадли и впервые в своей жизни ехал в зоопарк. Тетя с дядей так и не придумали, на кого меня можно оставить, а потому взяли с собой. Но прежде чем я сел в машину, дядя отвел меня в сторону.
— Я предупреждаю тебя! — угрожающе произнес он, лицо побагровело, придавая еще большее сходство с боровом. — Я предупреждаю тебя, мальчишка, если ты что-то выкинешь, что угодно, ты просидишь в своем чулане взаперти до самого Рождества!
— Я буду хорошо себя вести! — пообещал я, глядя ему в глаза честными детскими глазками. — Честное слово...
Ясное дело, дядя мне не поверил. И правильно сделал.
