— О, ждёте — прекрасно, начинаете своё место понимать? А почему форма не по уставу?! — ну кто бы ту форму, которая у нас и так нештатная, вообще привдил к уставному виду, мы со вчерашнего дня гражданские люди — Ну ничего, я вас научу родину любить! Готовьтесь, салабоны, с сегодняшнего дня у вас начинатеся настоящая армия! Вы у меня узнаете, что такое служба… вот сейчас и начнём! — а сам аж светится в предвкушении! На что угодно спорю — приготовил этот половой гигант нам очистку мусорника, уборку нужников или нечто того же порядка, и сейчас аж трепещет в мечтах о нашем унижении… дебил. Надо признать, среди офицеров РА он такой на моём пути как бы не первый — но реально дебил! С напрочь атрофированным чувством самосохранения, к тому же.
Весло поворачивается к Денису и громко спрашивает:
— День, ты понимаешь, что от нас хочет этот неадекватный? Какого он вообще к нам до…бался, и на каком основании собрался чему-то учить?
День, будучи в курсе всех наших вчерашних приключений, картинно пожимает плечами:
— Да откуда мне-то знать? Ты, Весло, не у того спрашиваешь — вон командир стоит, к нему и обращайся с такими вопросами! Моё дело маленькое — баранку крутить; а всякие головой ушибленные и неприятностей ищущие — это по части начальства; у Следопыта и спрашивай…
Точно знаю, вся беседа секретантшей регистрируется как магнитофонная запись, и будет распространена среди метных военнослужащих уже через десяток минут — или я секретуток не знаю? Парни старательно «опускают» этого опогоненного козла — и мне кажется… я буду участвовать! Вот, просто до колик — хочется! Надоело сдерживаться!!!
— Да я понятия не имею, чего этому дауну от нас надо! — придав голосу побольше возмущения, вношу свою лепту в этот обмен мнениями. — Я ещё вчера подумал, что имбецил этот — неадекватный, он себя так странно вёл… Интересно, куда штатная медслужба смотрит — его же из мягкой палаты выпускать опасно, или убъётся, или покалечится; а уж в действующей армии держать — такое…
День строит удивлённые глаза:
— А что так? Буйный, слюной капает и на людей кидается?!
Я мотаю отрицательно головой:
— Не то чтобы очень… но разве нормальный офицер будет бегать по кабинету со спущеными штанами (ну не спущеными, а всего лишь едва застёгнутыми… но кому, а главное — как, он будет это доказывать?!), махать своим органом (туда же — мне не жалко!) с какой-то шалавы соскочив (на тебе, тварь! кэп, хоть и едва знакомы мы с ним — воин, а ты — мразь!), и блеять, что его изнасиловали старшие по званию?! Точно больной, на всю башку отбитый, зуб даю!
День дожимает:
— Что — имено так и жаловался?! — я киваю, Весло тоже что-то согласное изображает. Всё, не отмоется чмо, теперь это с ним навсегда! — А кто его насиловал-то?
Я развожу руками:
— Да мне откуда знать? Какая-то шалава с капитанскими погонами, местная многостаночица, наверное… Может, просто курву из ближайшего б…ядюшника в китель нарядили да этому прислали — у него, наверное, не всегда работает (делаю двусмысленное движение рукой), или вообще фетишь какой на количество звёздочек? И даже не спрашивай меня, как именно она этим занималась — я в этих извращенских делах не копенгаген, мало ли, какие у них игры бывают! — на ещё подачу! Не удивлюсь, если к вечеру всё представительство будет обсуждать привычки пассивного старлея, сублимирующего свои желания в собственном служебном кабинете с такой же извращённой любовницей! А я уверен — обязательно найдутся его «бывшие», которых он так или иначе успел обидеть за время пребывания здесь, и уж они огоньку подбавят от души! Теперь точно не отмоется, а какие роскошные слухи будут его сопровождать… м-м-ммм, про прозвище-позывной даже думать страшно! Кстати, Мейеркин не то чтобы совсем дурак — перспективиы просчитать уже успел, поэтому его багровой рожей можно ночью вместо ИК-прожектора пользоваться — даже, пожалуй, получше будет…
— Ты… вы!.. молчать!.. Сгною!.. Скоты, как вы смеете?!. На каторгу!.. Нижние чины — офицера!.. Не сметь! — какая красивая истерика, чуть не всхлипывает! Точно — «паркетник», даже не попытался за кобуру схватиться, только руками бестолково размахивает и дёргается. Тоже мне, «белая кость» нашёлся, тебе, убогому, до настоящих офицеров… шакал как есть.
Сержантша за стойкой спряталась почти целиком, кто-то переминался на лестнице (вот и алиби девахе — этот стручок мог бы нагадить «за разглашение», а теперь пускай ищет!), а мы попытались пройти на улицу. Потерявший от ярости всякое соображение лейт ринулся к Веслу, уже открывающему входную дверь, рванул створку обратно и заверещал:
— Стоять!!! Выполнять приказы! Под трибунал пойдёте! С го…ном смешаю, ублюдки! В карцер, немедленно! — хе, он так и вправду башкой протечёт… да и шут с ним.
— Слышь, псих — а кто ты такой, чтобы мы твои приказы выполняли? — лениво интересуюсь, подступая поближе, но ещё пока вне радиуса досягаемости конечностей. — Ты совсем плохой, да? Иди вон на улицу, там попробуй покомандовать… да вон, хоть в кафешке напротив! Интересно, куда именно тебя пошлют?
Мейеркин захлёбывается слюнями, кое-как откашливается и сипит:
— Неподчинение с-старшему по з-сванию?! В дис-сссбат, на каторгу, я вас туда пожиз-ссненно упеку! — и уже перепуганной сержантше, с привзвизгом — Выс-сывай комендачей! Немедленно!!!
Патруль, как оказалось, пребывал в этом же здании, так что явились они, можно сказать, моментально. А вот с арестом дело сразу не задалось… старшине — командиру взвода охраны — хватило одного взгляда на бумаги, которые я заблаговременно переложил в нагрудный карман. После бойцы просмотрели запись с камеры наблюдения — а как же, и такая имеется — и констатировали отсутствие каких-либо оснований для нашего задержания. Более того — рывок Мейеркина к двери и перетягивание оной с Веслом при некотором желании можно было трактовать как физическое нападение на гражданского со стороны офицера РА! Морду старлея надо было видеть — когда он всё же осознал, что на его хотелках уже лежит злоровенный болт с левой резьбой! И все мечты осыпались прахом и развеяны суровым ветром реальности… Зато как красиво звучали в записи наши комментарии относительно вчерашнего инцидента! А прокрутили «ролик» раза четыре — похоже, достал здесь этот половой хулиган уже многих, так что даже «экспертов» привлекали, типа не расслышали там что-то, на записи — она такая нечёткая… Пока до придурка дошло, что над ним просто издеваются — кажется, кто-то даже скопировать ролик успел!..
Короче, покинули мы представительство под дружный гогот где-то на лестнице, и вспыхивающие то здесь, то там очаги хохота из окон, ну и массу похлопываний по плечам и выставленных вверх «больших» пальцев. Хотя сами позволили себе ржачь только в машине, мы с Веслом в кузове, а День за рулём — сам водилой назвался, так лезь соответствовать! Отсмеявшись, общим «голосованием» решили куда-нибудь заехать перекусить, после таких-то нервов самое полезное — закусить чем-нибудь треволнения; а то и до язвы желудка недалеко — ведь все болезни от нервов, и только венерические от удовольствия…
Ресторанчик выбрали не привиредничая, есть хотелось; проехали пару улиц, оставаясь в условно-респектабельном районе города, посмотрели на вывески, выкатили на небольшую площадь с приятного вида сквериком посредине — да на ней и остались, как раз на террасе ресторанной с видом на этот самый скверик. Кухня порадовала — кормили по-немецки основательно, а традиционные пиво с колбасками и вовсе оказались выше любых похвал! Да и вообще атмосфера в заведении дышала этакой псевдостаринной респектабельностью — солидные деревянные столы по сотне кило весом, из толстенных, потемневших от времени (возможно — искусственно, но нам не всё равно?) досок, такие же мощные стулья, при всей своей громоздкости достаточно удобные, столовые приборы из солидного фаянса (и никаких одноразовых тарелок!), порции, способные при необходимости накормить (пусть и не досыта) как минимум пару человек каждая — я бы в рейде и одной такой на троих бы питался, да радовался изобилию… как говориться — лепота-аа! В скверик высыпала какая-то детвора — похоже, напротив ресторанчика возвышалась не мэрия, как мы поначалу подумали, а начальная (или не только начальная) школа — на перемену выпустили козявок, свежим воздухом подышать и чуток сбросить накопившуюся за партами энергию.
Кто бы и какие бы умилительные сопли не пускал на детвору — но их непосредственное присутствие в больших количествах весьма напрягает. Шумно становится, мельтешение всякое перед глазами, суета… в общем, переглянувшись, решили сваливать. Собственно, тарелки уже минут десять как пустые, и даже чашки с кофе (чай в меню был — но у меня при виде ценника (хотя ресторанчик и так не из дешёвых) глаза на лоб полезли!) показали дно. Немного попрепирались на тему дальнейших действий — День ратовал за пляж, Весло склонялся к променаду по местным оружейкам и, при желании, шоппингу в оных, мне было лениво всё — я стоял за отель и мягкую в нём кроватку, а уж вечером… в итоге победил День. И, на радостях, оставив нас расплачиваться за съеденное/выпитое, ускакал за руль джипа, и даже завёл двигатель, подгоняя нас и преисполнившись предвкушением новых и весьма приятных знакомств…
Я смотрел эту сцену — потом, позже, в кошмарах, от которых просыпался в холодном поту — сотни раз. Не меньшее количество раз вспоминал её бодрствуя — пытался увидеть хоть какой-то шанс, не знаю, зачем… День возится с Рычиком, сидя за рулём «гелика», я протягиваю официантке, с трудом сохраняющей «служебную» невозмутимость (точнее, видимость таковой — котяры, как всегда, произвели фурор среди зрителей!) пластиковые карточки экю, Весло натягивает скинутую на спинку стула по поводу дневной жары куртку, в нос бъёт запах корицы… я ненавижу корицу… На уходящую от площади с небольшим подъёмом улицу, в нашей прямой видимости — мы чуть наискосок от выезда — выворачивает громадный грузовик, с мощным кенгурятником и целой россыпью фар на кабине, взрёвывает движком и начинает разгоняться вниз, целясь носом точно в сквер! Кто за рулём — не разглядеть, но тормозить этот урод не собирается; наоборот, двигатель всё ускоряет тяжёлую машину, превращая её в мощный таран, способный прошибить каменный дом насквозь — а внизу, в полусотне метров (и расстояние с каждой секундой уменьшается!) не понимающая опасности учительница средних лет как раз выстраивает свой класс, чтобы вести их назад, в школу! Я пытаюсь вскочить, мешает мощная столешница, Весло поворачивается и, запутавшись в рукавах, дёргается к нашему джипу, до удара не больше десяти секунд — детские тела таким просто разбрызгает… Грузовик собирается убивать, он целится! И сделать я ничего не успеваю, автомат в опечатанной сумке, в кузове, а из пистолета это не остановить… Я — ничего не могу сделать! А День… День вышвыривает в окно Рычика, криво улыбается нам — и срывает машину наперерез той твари, которая решила поиграть в кегли детьми! Что-то мелькает вслед сорвавшемуся с места под визг шин и вой движка джипу, учительница наконец-то осознаёт происходящее и начинает что-то визжать — к её чести, выталкивая детей из зоны удара, но сама оставаясь на месте до последнего, хотя прекрасно понимает, что хлипкий декоративный заборчик из ажурного чугуна не сможет задержать убийцу и на мгновение… Я уже не пытаюсь никуда бежать — до столкновения не больше трёх-четырёх секунд, официантка, зажав рот руками, трясётся рядом, кто-то открывает огонь по кабине грузовика из автомата; поздно — даже пристрелив водителя, удар не остановить! Весло наконец надевает куртку, не чувствуя, как уступивший рывку рукав повисает на остатках ниток… День, едва разогнавший тяжёлый джип, выворачивает руль, но и грузовик чуть подруливает — и джип левой, водительской стороной, бьёт грузовик, разогнавшийся ровно настолько, чтобы проехать по скверу не останавливаясь, но недостаточно для преодоления чего-то большего, чем декоративная ограда… Удар страшен! Грузовик, выбитый с траектории атаки и потерявший значительную часть своей скорости, давит кабину подвернувшегося джипа, но и сам, врезавшись правыми колёсами в клумбу (которую без тарана нашего друга не зацепил бы вовсе), ещё больше теряет скорость и со скрежетом лопающегося металла переворачивается на бок! Из кабины грузовика, пробивая стекло, вываливается водитель, падает на брусчатку и затихает, скорее всего, теряя сознание. Крутнувшийся вокруг своей оси от удара «гелик», с буквально раздробленной со стороны водителя кабиной, по инерции катится ещё несколько метров и останавливается, воткнувшись носом в ту самую декоративную ограду… Мы с Веслом срываемся с места, я успеваю к кабине джипа первым — смотрю и понимаю, что сделать ничего не смогу!
День полулежит в собственной крови; ног у него, можно считать, нет — дикое месиво из осколков костей, кусков металла и обрывков мяса начинается сразу от пояса; правой руки нет тоже — раскромсанная культя чуть выше локтя… если бы он ещё был; в живот глубоко воткнулся большой кусок стекла, не оставляя даже призрачных шансов — тут не всякий хирург справится, будь он даже вот прямо здесь! В стекло выпущеными коготками вцепился Рычик — он принял этот удар первым, и сейчас на груди Дэна только его половина — ниже передних лап стекло полностью перерубило котёнка-недоросля, до последнего сражавшегося с врагом… с тем, что малыш посчитал непосредственной угрозой! На стекле глубокие следы когтей, мёртвый Рычик оскалился в яростной гримасе… День вдруг вздрагивает и открывает глаза! Я судорожно сдираю с подвески ававрийную аптечку, проворачиваю иглу на шприц-тюбике, зубами сдёргиваю колпачок и всаживаю иглу в плечо Денису — промедол должен снизить болевой шок, пытаюсь наспех скрутить из чего-то жгут, чтобы затянуть… хоть что-то, такие обширные раны не перекрыть, я это понимаю… День тянется левой ладонью, одними пальцами, и хрипит:
— Не…на…да… Не помх-кх-хо…жет… н-кхе…ч-кх-хм-устф…ую нох…и… Рычих-кхм… я… ехо… Бе-хи… кх-хф… глуп-кх-кх… ма-хмлыш…
Сжимаю мокрую от крови ладонь — День слабо улыбается и шепчет:
— Нх-ет… но-хи… не чустф…ю… Ком-кх…дир… Рыч-шикх… фмес-те…
Я сглатываю слёзы и чётко проговариваю:
— Я понял, День — так будет, обещаю. И — эти твари поплатятся, слышишь?!
День едва ощутимо дрожит, пальцы ледяные — кровь уже почти не вытекает из перерубленых жил:
— Сна…ю… про…
Тишина. Что он хотел сказать?! Прощаться? Извиниться перед кем-то? Что-то передать? Весло, стоящий рядом, тянет меня за разгрузку:
— Командир, тут эта гнида живая — дорезать?! — только голос выдаёт эмоции Коляна, да расширенные зрачки, в которые я секунду смотрю, перед тем как мотнуть головой:
