Надо отдать Долохову должное. Цепляться с вопросом, что произошло, он не стал. Принес вторую бутылку, распылив Эванеско первую, и изрек с видом философа:
— Когда мне плохо, я пою. Когда я пою, становится всем плохо. Когда всем становится плохо, мне становится хорошо.
Я постаралась вытереть рукавом всю сырость. Шерлок крутился, сидя на коленях, закрытый столом от глаз Долохова, который и так со всем вниманием исследовал граненый бокал, будто никогда его в жизни не видел. Я же прервав наступившее молчание, нарочито бодро завела новую песню, не желая и дальше тонуть в неприятных тоскливых настроениях.
'Нас выращивали денно
Мы гороховые зерна'.
Почему именно эта? Песню группа выпустила, если не ошибаюсь в восьмидесятых или девяностых годах. Так что я никак не взяла ее с потолка, если Долохов заинтересуется, откуда я ее знаю. Слава богу, здравый смысл и здоровая предосторожность меня не покинули. А именно эти слова мне нужны били сейчас для придания уверенности:
'Зерна отольются в пули
Пули отольются в гири
Таким ударным инструментом
Мы пробьем все стены в мире'.
Я помнила ее замечательно, как ни странно. Долохов заинтересовался и пытался подпевать. За неимением других музыкальных инструментов стол и пол подвергались жестокому избиению для создания ритма.
В такой душевной обстановке мы в результате скоро допились до душевных разговоров. Тема появилась почти сразу, но с агитационной речью я была решительно не согласна.
— Зачем же вы за ним пошли, одного я не понимаю. Из-за страха просто? Или за идею о чистокровных волшебниках? Так задолбаетесь убивать лично каждого магла и маглорожденного. Вообще ресурсы бездарно растрачиваете.
— Э-э-э, нет, дорогая. Лорду видней бездарно ресурсы растрачиваются или нет, но я уверен, что все правильно. Темные Лорды, они, понимаешь, всегда вели к процветанию. Большинство магических открытий и достижений волшебников, во всем мире, делались именно во время прихода Темного Лорда. А еще в первую магическую мы серьезно застряли, маглы стали нас вытеснять. Чем же ближе ты будешь к Темному Лорду, чем ценней ты будешь и незаменимей, тем выше ты и твоя семья окажетесь (хотя, честно признаюсь, незаменимых не бывает, о чем нам любезно напоминает Повелитель).
— Но в войну многие погибают. Не боишься не дожить, вместе с семьей? Смотри, многих Родов не стало. Малфои — один наследник, Блэки тоже один, хотя их уж было немало, Лестрейнджи — один, и то могло не быть, ведь родители Ричарда в Азкабан попали.
— Тут ты права, но ведь можно рискнуть, тем более, что награда-то вполне реальная и большая будет. Тем более, что остаться в стороне все равно не получится. А один наследник — это не значит, что Род еще угас. Ричарду твоему, правда, повезло. В Азкабане роды пройти, еще и выжить, — покачал чуть кудрявой головой Долохов.
— Как в Азкабане?
— Ну, вот так вот. Беллатрису осудили пожизненно, чтоб помучалась, понимаешь. Скидок на беременность не предусмотрено, кто ж беременным в Азкабан желал попасть? Раньше-то от всех преступлений по правилам Министерства можно было всегда откупиться хорошим мешочком золота, а то и не одним, но тут случай был такой, что никаких поблажек никто давать там не хотел. А тут, значит, Беллатриса Лестрейндж, с мужем и деверем, за 'особую жестокость'. Авроры решили, что это у них в крови, а значит и право выжить ребенок не должен иметь. Не хотелось им потом с маленьким мстителем иметь дело, а Лестрейнджи не слабой семьей всегда были и умело свои сейфы и тайники спрятали. На суд, как она сама сказала, мантию широкую, большую одели, чтоб живот не видно было. Журналюг не кормить. Ну а после родов там, ребенка уже не могли или не хотели убивать. Магия и кровь у него хороши, так что все ему нипочем. Отдали в приют, с другой фамилией. Затем, Люциус говорил, что не хотели в Хогвартс пускать — как же, сын самых жестоких и преданных Пожирателей Смерти. Так пошли там разбирательства и заседания, жопосиды стирали кресла, лениво собираясь. В итоге решили, что учить все-таки надо, а то он стихийной магией по незнанию сам навредит, но полгода уже были потеряны, так что его отправили в двенадцать.
Так, почему это я думала, что он меня младше? Мой день рождения по идее в июне, тот, что этого тела. Ричарда в июле. Только год я как-то не уточняла... А Айрли Лонгботтом, по словам Августы, родилась раньше срока.
Представляю, как отреагировали все те же люди, которые были против маленького Лестрейнджа, на погоду в его год поступления. Не иначе дурной знак — сильный ливень, а затем и возрождение Волдеморта, м-да-а-а-а.
И насчет Когтеврана задачка разрешилась. Парень он, конечно, умный, но не их, не воронов, там все стремятся к познанию, ради самих знаний, а он больше Слизерину подошел бы. Представляю, что бы было, попади Ричард Лестрейндж на Слизерин. На факультет изначально темных и злых волшебников. Оказывается, вокруг него интриги крутились не хуже чем вокруг меня.
Если бы Ричи сейчас каким-то чудом перенесся с Хогвартса сюда в Малфой-мэнор, на кухню, я бы, наверное, его обняла и долго-долго извинялась. За что-нибудь. Совесть теребила душу, и я решила сменить тему.
— Ну вот скажи мне, Антонин, — мы уже давно перешли на 'ты', — с чего это вы знающие себе цену, сильные и влиятельны, ползаете на коленях перед Лордом? Еще и мантию целуете! Не говори что не так, я сама видела.
— Маленькая ты еще, Ли, это знак уважения и почтения, понимаешь? Он всех нас на три головы выше в магической силе и мастерстве. Он на одной грубой силе с большинством может справиться. Это не говоря уже, что он сам Темный Лорд. И уже за это его нужно уважать.
Я закрыла глаза рукой в извечном жесте поражения в борьбе со вселенной — уж очень анекдотично прозвучала часть про уважение. Но естественно, смешно было только мне.
— Вот ты Темного Лорда не уважаешь, что ли?
Я не удержалась и прыснула, так как пыталась в этот момент держать лицо.
— Так, Антонин, не надо этого уважаешь, не уважаешь. Я знаю, что он сильный, но желания ползать на коленях у меня от этого никогда не появится.
— Молодежь, — фыркнул Долохов. — Вас только из под палки, что-то делать заставишь. Младший Малфой такой же. Так что и тебе придется проявить уважение. О, надо тебе показать сразу, а то Лорд еще учить начнет. Смотри.
Я удивленно уставилась на то, как Пожиратель перекинул стул, вылезая из-за стола, ведь до этого он сидел, поставив ноги на столешницу. Пошатываясь, он чуть отошел и стал серьезным тоном объяснять, как надо наклониться, под каким углом ногу согнуть и куда деть руки. Со словами 'смотри, как надо' он попытался медленно и плавно опуститься на пол, вместо этого его занесло на шкафчик с посудой и половина тонкого фарфора попадала на пол. Глядя на то, как он подымается, хватаясь за стенку я попыталась его отговорить:
— Антонин, не надо этого. Мне это умение точно не пригодится. Тем более, что ты слишком пьян для демонстраций.
— Еще как пригодится! — громко возмутился маг. Весь подобрался, пафосно изрек: — Пожиратель Смерти обязан уметь проявлять почтение! Причем в любом состоянии! Во, смотри.
На этот раз ему удалась затея, только он завалился вперед, выставив руки. Меня зрелище так рассмешило, что я опустила лицо на сложенные руки, чтоб не ржать и не обидеть так старающегося Долохова. Но скрыть смех мне, видимо не удалось, потому что, слегка обижено сказав 'я сейчас', он прошмыгнул к двери, оставив нас одних с Шерлоком, который сейчас уже спал в вазочке для печенья, свесив хвост.
Вернулся Долохов буквально, через минуту, да не один. Выпихнул перед собой виденного мной белобрысого высокого детину пожирательскую и хлопнул ручищей того по спине.
— Если я уже пьян, то вот он прордерь...дермонстрирует. Торфин, давай!
Мрачный Торфин с вылеченным носом, посмотрел на нас обоих, ожидающе уставившихся на него, обреченно вздохнул и принялся объяснять то же самое, что и Долохов, но уже более удачно демонстрируя. Разницу даже я увидела между тем, как делал это Крауч, бухаясь на колени, и как плавно и бесшумно опускался Торфин, будто это в порядке вещей. Пока я вертела в голове эту мысль, додумавшись до того, что я слишком пьяна, если мне стало любопытно, Долохов усадил рядом с собой дружка, слабо, но уверенно отпиравшегося от, пытающегося и его споить, Долохова. Антонин, разочаровавшись, пообещал все еще 'почему-то' грустящему Торфину, отпустить того, если он будет петь с нами. Мастер уговоров, блин. Но Торфин согласился. Что-то я начинаю подозревать они давно знакомы.
— Айрли, давай что-нибудь из своего репертуара! — приглашающее махнул рукой Долохов. — Что-нибудь этакое!
Торфин стал еще мрачней, хотя скорей всего не понял, что было сказано, так как мы продолжили общаться на русском. Что-нибудь этакое вылилось в 'Ведьму и осла' и уже через минуту я не могла продолжать с ними петь, так как уже дико хохотала, наблюдая за самозабвенно орущим 'ведьма я, эх ведьма я!' Долоховым, и Роули, пытающимся повторить русские слова, которые для него ничего не значат.
Под конец, Антонин снова похлопал друга по плечу так, что тот согнулся и радостно скалясь, запоздало представил на английском:
— Это подопечный мой, Торфин Роули. Хороший парень.
— Спасибо, мистер Долохов, — пробасил Роули, который был гораздо выше Долохова. — Я вас очень уважаю, вы сильный чистокровный волшебник, но могу я уже идти?
С огромным сожалением Антонин его выпустил из дружеских объятий и тот, очень юрко метнулся прочь для своих габаритов, исчезнув за дверью, не скрывая своей радости. Меня еще не отпустила веселость и эта ситуация продолжала меня забавлять.
— О чем задумалась? — поинтересовался Долохов, без стеснения почесав бороду.
— Да так, о мелочах. М-м-м... Интересно, вот, насколько большой этот особняк, если вы тут штаб устроили? И не жалко ли Малфоям устраивать здесь проходной двор?
— Ну не скажи, проходной двор, — проворчал по-доброму Долохов. — Тут абы кто не появляется, у каждого личное приглашение, видишь это? — он закатал левый рукав мантии, обнажая татуировку, и, гордясь, закончил: — Только с этим сюда можно зайти без личного приглашения. А дом без понятия. Может футов двести пятьдесят будет или даже больше.
Он задумался, а я пыталась перевести футы в метры по привычке. Для меня все еще оставалось дикостью измерение на этот манер и в уме удавалось только представить все в привычной системе.
— Ладно, пора уже зелье пить, — Пожиратель с сожалением достал из кармана круглые позолоченные часы на цепочке и придвинул ко мне пузырек, второй выпив сам. Судя по тому, как он поморщился, на вкус не очень. Но я не думала, что настолько — горло обожгло ментолом, а я закашлялась от солености.
— Скоро пройдет. Идем, — позвал он за собой. Видимо, зелью нужно было время, чтобы подействовать, так как ощущения от опьянения оставались те же. А резкий запах и вкус мяты и ментола на языке не прекращал преследовать.
Долохов повел по коридору, снова к лестнице, но остановился и замер, а я за ним, чуть не врезавшись. Из дверей одной комнаты выползала длинная змея, закрутилась кольцами на месте, увидев нас, зашипела тихо, продолжая все собирать и собирать свое тело.
— Это Нагайна — змея Повелителя. Она сама может за себя постоять, лучше обходи ее при встрече, — зашептал мне Долохов объяснения. Если подумать, он вообще сегодня буквально провел курс выживания в штабе Темного Лорда.
— Где хозяин, мясо? — прошипела змея. — Прочь с дороги.
Я нахмурилась. Долохов и так вжался в стену, и меня тоже прижал, хотя коридор узким не был.
— По-моему, она считает нас едой, — поделилась я откровением на английском.
— Тогда лучше ей действительно не становится.
— Как думаешь, если ей сказать, что Лорда тут нет, она уползет? Эй, Нагайна, твоего хозяина здесь нет.
Я говорила на английском, потому что знала, что некоторые змеи от общения с людьми могли знать их язык. Не говорили, но понимали, как, например, мой Каа.
— Тогда где он? — спросила змея, заинтересованно и немного удивленно приподняв плоскую голову выше.
— Или ей стоит сразу сказать, что ее хозяин отбыл в неизвестном направлении, и мы не знаем когда он вернется? — спросила я как бы Долохова. Змея меня точно поняла.
— Я не думаю, что она тебя послушает. Теперь давай, медленно отступай назад, кажется, она голодная. Потому что обычно она не покидает покоев Повелителя. Двигайся, я сказал, — зашипел на меня Долохов, повысив голос, насколько позволял шепот, — она человека за раз проглотить может, а ты ей на один зуб.
— Ну, если она голодная, то я могу дать ей кое-что вкусное.
Я засунула руку по локоть в карман, прекрасно помня, что где-то здесь у меня оставался маленький акромантул. Он нашелся, и я протянула его змее, оставив засушенную живность на полу.
— Одному змею они пришлись по вкусу. Попробуй, может тебе понравится. А вообще лучше тебе на кухню пойти. Там ведь ей дадут мяса, Антонин?
Долохов, кивнул, с отвисшей челюстью смотря неотрывным взглядом на голову змеи, которая только что проглотила паука и сообщила мне на парселтанге:
— Вкусно. А есть еще?
— Извини, у меня больше нет. Но когда будет, я с тобой обязательно поделюсь, — развела я руками, ответив снова по-английски. А затем повернулась к заподозрившему что-то Долохову. — Как думаешь, что ей еще надо?
— Не знаю, что ей надо. А нам надо где-то вздремнуть полчаса, чтобы зелье полностью подействовало. И лучше запереть дверь, чтобы она нас случаем не сожрала.
Шерлок, которого я переложила во внутренний карман, только что проснулся и испуганно пискнув, забрался снова в карман, замерев, будто его там нет. Только змея заметила его, а я почувствовала дрожание под мантией.
— Э нет, дорогуша. Его я тебе не отдам. Хочешь есть — иди охоться, а он не еда, — я закрыла карман с Шерлоком рукой, опасаясь за сохранность хорька. — И вообще, если ты съешь его, я с тобой вкусняшками больше не поделюсь.
Выражение лица Долохова можно было понять, как сильное желание покрутить у виска. А змея, меж тем, к моему облегчению, согласилась:
— Хорошо, он твой. Только принеси мне еще.
Я поняла, что она имела в виду, и спросила:
— Так ты идешь по своим делам или нет?
— Нет, — ответила змея, не задумываясь. — Я буду ждать хозяина. Здесь.
— Ладно, пошли что ли? Кажется, она нас трогать не будет, — обратилась я к молчавшему Долохову, кивнув на опустившую на кольца голову змею.
— Не-а, не пойду, — неожиданно сглотнул Пожиратель Смерти, неотрывно наблюдая за змеей и отступая по стеночке назад. — Подождем на кухне. Давай, иди сюда.
Я скептически приподняла бровь на его телодвижения.
— Ты что, ее боишься? Смотри, она не страшная. Просто большая.
Мне-то эта Нагайна была не такой уж и большой, по сравнению с василиском, но Долохов на уговоры не поддавался. Да еще и сама змеюка приподняла голову, делая вид, что хочет наброситься, и зашипела:
— Бойся меня, мясо!
— Айрли, медленно отойди от нее и иди ко мне. Она не любит быстрых и резких движений.
