— Привет, Варан! — весело здоровается со мной Игорь Викторович Дараев. Я оглядываюсь — на городской площади становится всё больше и больше народу, и физии такие узнаваемые — характерные носы «картошкой» Мартыновых и тонкие губы Беляевых трудно перепутать, вообще клановых каждый третий как минимум. Мои конвоиры спокойны, но напряжены — шестеро против нескольких десятков… Да что, чёрт возьми, происходит?! Игорь подмигивает — правда, видно, что его веселье больше напускное — и уступает дорогу нашей процессии. Коридор, дверь, зал… ожидаемо, почти пустой. На месте судейского триумвирата уже ожидают три кадра весьма служебной внешности — офицерская выправка и уставные морды, классические «разрешите-выполнять», как под копирку. На лицах — профессиональная непробиваемость, готовность выполнять и не взирать. Да-а, такие судьи — ну самое то для честного и независимого разбирательства!
— Обвиняемый, займите своё место. — выдавливает сквозь чопорность крайний слева функционер. Не тянет его человеком называть — механизм, простейший автомат с парой степеней свободы, не более. Та-аак… Ну, обвинителя вижу — а где адвокат? Да и вообще — пустой зал, конвой да чиновники, на кой им вообще судилище потребовалось? Ладно, ждём… недолго, даже заскучать не успел. Прокурор? В погонах капитана? Армейских погонах, к слову…
— Обвиняемый, встать!
Ну, встаём. Слушаю я тебя, «человек-протокол», не тяни:
— Гражданин Протектората Русской Армии, сержант РА Злой — вы обвиняетесь в предательстве интересов Протектората, нарушении воинской тайны, преступном сговоре с резидентами иных Анклавов, разглашении служебной информации и небрежении воинским долгом гражданина ПРА! Что вы можете сказать в своё оправдание?
— Нихера себе… Это всё я один? Когда я столько успел?! — не надо было это говорить… не удержался! Чего угодно ожидал — от обвинений в убийстве до требований отдать моих питомцев «на благо ПРА», но вот предательство — нет, на такое я не рассчитывал. Кстати, а они меня посвятить в суть обвинений собираются?
— Э-ээ, господа судьи — а подробности? Когда и где я столько наворотить сумел?
Сидящие на сцене переглядываются, наконец один набирает воздуха в грудь, чтобы что-то ответить — но не успевает. Громкий стук — скорее, грохот — в закрытую дверь зала прерывает невысказанную фразу, а один из незаметных кренделей, до того никак не выделяющихся на фоне дверного проёма, пулей подлетает к сидящему в зале (и не в составе судей) офицеру — ха, как это я на него внимание не обратил? Он тут явно старший… Новая серия ударов — и замок двери не выдерживает. Дверь распахивается — в зал, до того уныло-пустынный, вламывается целая толпа! Знакомые лица мелькают на периферии — Игорь Дараев, Сомов Гордей… Весло?! Колян, а ты тут откуда взялся?!
К моему загону — кстати, солидному такому, с прошлого раза здорово улучшенному, капитальная клетка из стальных прутьев — подходит незнакомый мне мужчина в классическом костюме-двойке, и на камеру (думаю, работа Гордея) заявляет:
— Я, Кривин Сергей Николаевич, гражданин ПРА, от имени Совета Кланов Демидовска требую публичного слушания для присутствующего здесь обвиняемого гражданина ПРА Злого Алексея, известного также под прозвищами — Следопыт и Варан! Любые обвинения могут быть предъявлены ему, как действительному гражданину, только в присутствии адвоката, суд может быть только гласным и публичным!
Судья на сцене отмирает:
— Обвиняемый является действующим военнослужащим ПРА! Это вопрос служебного разбирательства!
— Ошибаетесь. Обвиняемый был демобилизован из рядов ПРА 33-го числа шестого месяца сего года, о чём имеются соответствующие документы, которые я, как общественный адвокат, представляющий интересы обвиняемого, готов предъявить по требованию суда! Соответственно, как представитель гражданского населения Протектората, Злой Алексей подчинён общегражданскому кодексу и его дело может быть рассмторено только на основании Кодекса ПРА в гражданском суде, без привлечения военной прокуратуры.
Судья замолкает, косясь на сидящего в зале майора. Тот едва заметно кивает:
— Хорошо. Вы можете ознакомиться с предъявляемыми обвинениями. Четырёх часов вам хватит?
Адвокат (мой, причём!) важно кивает, меня извлекают из клетки и берут под стражу… Отношение изменяется разительно! Тот самый хмырь, который едва не пинал меня совсем недавно, сейчас до изумления вежлив! Добираемся до автозака, залезаю внутрь… на руках щёлкают наручники. Не понял?! С какой это радости?
— Следопыт… ты, это… извини, пожалуйста. — охранник, да и трое других рядом… покраснели?! Какого дьявола?!
— Мы не знали… нам тут про тебя такого наговорили! — вступает в разговор его напарник. — Мы думали, ты… а-аа, какая разница! Вот же влетел! — и отчаянно хлопает ладонью по собственному колену. — Меня батя с мамкой со свету сживут, если узнают! Это ты в ЦУП-е молодняк в саванне гулять научил?
Я, всё ещё растирая освобождённые запястья, заторможено киваю, уточняя:
— Ты про «партизан», подразделение «золушка»... блин, лейтенанта Золина?
Тот вздыхает:
— Точно, ты… Всё, меня со свету сживут! Мой малой сейчас дома, отпуск по ранению… если бы не твои уроки — уже похоронили бы. Батя земной поклон передать просил, а тут… Б…ять, ну какого ж хрена?!
Первый охранник пожимает плечами:
— Все в одной заднице, Макс. Ты на улицу смотрел? Там клановых человек сто, и городских под полтыщи… А будет больше, я тебе говорю! Следопыт, оказывается, ещё и Варан… А мы, получается — конченые сволочи, издевавшиеся над легендой… Как думаешь — уже пора новое гражданство подбирать? Так за Варана нам везде весело будет…
Я молчу, пытаясь собрать вголове происходящее. Понятно, что затевалось кулуарное судебное заседание, которого теперь уже не будет — не по плану этих непонятных военных. Но сами обвинения… там на пару расстрелов хватит! Кто против меня играет, и почему?!
Едем очень медленно. Выглядываю в переднее окошко — никто меня в «стакан» не фиксирует, сижу с охраной на лавке — по улице живой коридор. Народу явно несколько… тысяч? Большинство с оружием, и дорогу для движения открывают крайне неохотно. Водитель в открытое окно сообщает:
— Эй, в кузове… Нас к Управлению не пропустят. Мне махают — к милицейскому участку ехать, городская тюрьма, как я понимаю. Что делать будем?
Старший конвоя вызверяется:
— А что ты предлагаешь?! Прорываться силой?! Здсь полгорода уже — нас на кусочки разорвут раньше, чем ты на газ нажмёшь! Езжай, куда показывают, и не вякай — и без тебя тошно…
Из автозака я выхожу уже совершенно иначе — наручники надеты впереди; да так, что я, при желании, могу спокойно вытащить руки. Что совершенно случайно и делаю — машинально чешу правой рукой нос и засовываю её обратно… Мои конвоиры напрягаются — и расслаблено вздыхают; из толпы доносятся несколько одобрительных возгласов, а самих конвоиров прекращают буравить откровенно злобные взгляды населения. Кто-то даже кричит: «Эй, Макс! А я уж думал — ты вкрай скурвился!», на что «второй» конвоир молча втягивает голову в плечи. В полутьме коридора старший бурчит «Спасибо, Следопыт…», и меня наконец водружают в камеру. Помещение несколько более тесное, чем предыдущее — зато с куда большим окном, даже открывающимся. Естественно, решётка на месте — но воздух свежее, да и сама камера имеет вид свежеубранной и совершено нежилой. Перевожу дух…
Обедал я тоже по-другому. На тюремную кормёжку совершенно непохоже — больше на ресторанный дежурный комплекс, и неплохого уровня, надо сказать. Попытка покемарить провалилась — закрываю глаза и сразу лезут в голову мысли! С одной стороны — отношение ко мне на низовом уровне изменилось кардинально, с другой — те, кто составлял обвинение, прекрасно знают, кто я и чем дышу… И ранг обвинений — ну очень уж серьёзный! Чёрт, как всё зыбко…
В суд едем уже как если не приятели, то как минимум хорошие знакомые. По пути узнаю одну интересную новость — я опять кинозвезда! Со вчерашнего позднего вечера, и особенно сегодня, половина новостных каналов забита спешно скомпонованными старыми и новыми моими видеозарисовками! Сомов, умница, бъёт по самому действенному — общественному мнению. Только что, как рассказали конвоиры, прокручивалась запись гибели Дениса — я сжимаю зубы — и казни его убийцы на кроде. Вид у мужиков несколько пришибленный — в глазах попеременно мелькают страх и восхищение. Да и в разговорах всё время сбиваются на «вы»-канье, с этакой осторожной опаской. Ну да, взяли-то меня тихо и спокойно, а внешне я как был сопляком — так им и остался, разве что чуть обветрился! Так и воспринимали меня, хоть и зауважали после «знакомства» — а тут такое зрелище… Вопросов не задают — что там непонятного? И за это благодарен — настроение опять ниже плинтуса…
На пороге автозака по голове шарахает знакомыми эмоциями — и сразу же в грудь врезается пахнущая тёплой шерстью тушка Артемиды! Кошка радостно урчит, облизывая мне рожу своим шершавым по-кошачьи языком, рядом вытянулся на задних лапах и обнял мою ногу передними Арес — ну как собакен! Приседаю на колено, треплю загривки — я действительно рад, хотя и требовал от котов держаться на расстоянии! М-да, обманывать я могу себя — но не моих мохнатых, они чувствуют, что нужны мне… Народу даже больше, чем утром — вот им зрелище получилось! Слышу восхищённые вздохи, кто-то из женщин даже носом хлюпает — душещипательтная сцена получилась…
— Встать, суд идёт. — встаю. Ну, хоть теперь мне объяснят, какого лешего творится?!
В зале яблоку негде упасть. Рядом с моей клеткой, на положенном месте, сидит чем-то недовольный Кривин, мои родные в первых рядах, прикрываемые… кого только нет! Вижу оскалы моих бывших ученичков, «партизан», и даже пару знакомых с «Обманки»! И несколько шапочно знакомых офицеров здесь — о, Турин, лейтенант который, машет ладошкой. И тебе привет! Хе, а у судей вид — краше в гроб кладут! Ну, не тяните!
М-да, неплохо подготовились. Обвинения такие — что не сразу и отмахаешься! Основное — это передача секретной информации чужому Анклаву. Если проще — карты, по которым я провёл немцев через горный хребет, с какой-то радости и непонятно кем были записаны в разряд исключительно служебных данных. Нет, оно-то понятно — но только если «по-простому». А если по-казённому — то я ничего Протекторату не передавал под оформление, да и не собирался, собственно говоря. И не получал за предоставленную информацию ни малейшего вознаграждения — на что сейчас давит адвокат. Более того — я и подписок о неразглашении именно карт не давал — вот такая интересная заковыка! Так что предъявлять мне по сути нечего, и это судей реально бесит.
Наконец становится понятной и причина такого лютого ко мне интереса — и нет, дело не столько в котятах, это прицепом идёт… У Дейса конкретно течёт! Месторождение меди — вот основная причина сегодняшней склоки; ну и вообще, новый немецкий Анклав! Это первый в истории Нового Мира Анклав, создаваемый вопреки Ордену! Что, похоже, вызвало лютое слюноотделение у орденцев в частности и, подозреваю, у скрытых агентов влияния в Анклавах вообще… Меня собирались показательно выпороть, за всё сразу — но недооценили популярность Следопыта-Варана в рядах, собственно, РА! Адвокат одного за другим вызывает свидетелями моих сослуживцев — блин, да если я был таким замечательным, как они рассказывают — почему я ещё не полковник, как минимум?! Но давят, гады, давят… похоже, тупик — осудить меня они не могут, общественное мнение на моей стороне. Вся площадь буквально забита народом, и настроения масс не могут игнорироваться этими функционерами — а против меня выдвинула обвинения Служба Внешней Разведки, ни много ни мало! И майор тот — не простой майор, видать… Но и отпустить просто так — тоже не могут! Тут и престиж службы, и тяжесть самих обвинений — такими не бросаются, и, вероятно, заказ… именно заказ — иначе бы договариваться попытались, а не сразу прессовать! В моей собственности двадцать процентов акций рудника, хоть и будущего! И пятнадцать — у Весла! Предлагал же ему поровну — так упёрся, мол, без твоих котов туда бы и соваться не стали, так что преимущество за тобой, командир…
Тишина… я что-то пропустил? Так, а что вообще было? Ну, прокурор чуть не на пену исходил, требовал признать меня виновным, зал бурлил, адвокат ругался… Меня самого опрашивали — мол, как посмел? Когда я в ответ уточнил, что за карты и вообще передаваемую Анклаву инфу не то что ничего не получил — так и сами карты были добыты ещё в бытность мою не только гражданским человеком, но и даже не гражданином ПРА (не все — но кто будет душу судьям изливать?) — у судей случился натуральный шок. Хе-хе, а вы как думали? Вот только тут же возникли «новые обстоятельства» — оказывается, я принимал участие в боевых действиях на стороне чужого Анклава, являясь военнослужащим РА. И это тоже — серьёзно, хотя все и всё понимают. Да, «открытый лист» подписан до нашего с Веслом участия в «атаке медоедов», но и встать на учёт по месту приписки мы тоже… да я до сих пор не побывал в военкомате! И тут уже действительно попахивает… нехорошо, очень нехорошо. Если подходить строго буквально — нарушение присяги, зафиксированное на видеозапись… Не отвертишься — а это каторга!
В зале неясный шум — по центральному, спешно освобождаемому проходу, очень торжественно вышагивает… да ну вас! Дейс, Краус, ещё несколько знакомых морд — но в каком виде! Какие-то длиннополые балахоны — зуб даю, их специально пошили из первого попавшегося чехла для автотранспорта — шапки на головах… такие, важные… и — на шеях тяжеленные цепи с бляхами! Общее впечатление — как в фильмах про средневековье, этак времена Крестовых походов! Дейс, дождавшись тишины, делает шаг вперёд, открывает поданную ему из-за спины папку, и провозглашает:
— Я есть полномотшный посол дойче Анклав Нойелибен! По требованию мой правительстф (ну засранец! Акцент специально такой выбирал, ему «Иван Васильевич» так понравился — мы, помниться, крутили на ноуте пару раз, для всей экспедиции?!) я есть официально заявлять — герр З-лой, он ше Фаран, он ше Слетопыт, есть быть почётный граштанин наш Анклав, и не мочь быть приснан виноват в никакой трукой Анклав без наш участий и зашщита! Мы есть требовайт осфобошдайт герр Фаран и выдайт наш Анклав без повреждений организм! В иной случай мы есть объявляйт Анклав ПРа есть недружелюбный к наш граждан, и информировайт все интересант весь Новый Мир, а такше принимайт фсе восмошный мер к прерывайт отношений с Анклав ПРА.
Не-о-жи-дан-но. Для всех — кроме, пожалуй, моего «адвоката» и нескольких офицеров в зале. Кажется, это «домашняя заготовка» — на случай, если ситуация зайдёт в тупик… В глазах судей — полная растерянность…
