Минут через пять послышалось глубокое, раскатистое контральто, которое становилось всё громче по мере приближения:
-...Кого там ещё принесло? И на вас-то не наготовишься, такую прорву каждый день жрёте — как целый полк, да вот теперь ещё гости какие-то!.. И чего им только надо в наших краях?
— Не шуми, Дом-Нэй, гости важные, к Учителю, — урезонивающе басил в ответ Сайи-То. — От обеда осталось что-нибудь? Вот и разогрей.
— Гостей объедками кормить?! — воскликнула женщина. — Где это видано? Не смеши мою м
* * *
!
— Гм, кхм, — смущённо крякнул Сайи-То. Он-то знал, что гости всё слышат. — Вот и поди пойми тебя. То ты гостям не рада, то собираешься для них свежий обед стряпать...
Дверной проём загородила собой могучая, дородная фигура — ни дать ни взять, оживший буфет. Стало понятно, почему Сайи-То разговаривал с ней довольно-таки смиренно и мягко: упёртые в бока кулаки этой бабищи по размеру не уступали его собственным, да и роста они были почти одинакового, а вот в обхвате туловища она намного превосходила чернобородого ур-рамака. Рай-Ан поднялся, У-Он последовал его примеру, встали и телохранители. Завидев гостей, шкафообразная Дом-Нэй тут же переменилась в лице и расплылась в смущённой улыбке, обнажив ряд желтоватых, весьма плотоядных зубов:
— Ой... День добрый, рада приветствовать! Вы уж простите, обед у нас уже прошёл. Сейчас я по-быстрому что-нибудь сготовлю... Что ж такое сготовить, чтобы вам не ждать-то? А, в морозильнике же ньёку есть! Вот их и сварю, это мигом! — Развернувшись кругом, она наткнулась на стоявшего за её спиной Сайи-То, которому она создавала непреодолимое препятствие в дверях. — Уйди с дороги, морда бородатая!
Только благодаря быстрой реакции Сайи-То столкновения удалось избежать. В кухне загрохотала посуда, а Сайи-То, улыбаясь в бороду, присел за большой стол.
— Великая Дом-Нэй — госпожа и богиня кухни, — сказал он. — Прогневишь её — останешься без обеда.
— А ты чего тут уселся? — Дом-Нэй раздала всем вилки, тарелки и поставила кувшинчик со сливочным соусом. — На твою долю варить не буду, ты уже обедал!
— Эх, а я-то надеялся, что и мне перепадёт, — Сайи-То разочарованно хлопнул себя по колену.
— Брюхо лопнет по два раза обедать, — безапелляционно отрезала повелительница кастрюль и величественно уплыла, покачивая подолом синего платья в белый горошек.
Через пятнадцать минут улыбающаяся богиня кухни вошла в зал с большой аппетитно дымящейся миской, полной ньёку — шариков мясного фарша со специями, завёрнутых в тонко раскатанное тесто. У У-Она слюнки потекли от одного их запаха. Дом-Нэй большой деревянной ложкой щедро отсыпала в каждую тарелку и поставила миску на стол. В ней ещё оставалось немного ньёку — на одну или две порции. Строго сдвинув брови, Дом-Нэй сказала Сайи-То:
— И не облизывайся! Это — если гостям добавка понадобится.
Ньёку были выше всяческих похвал — в меру острые, сочные, а сливочный соус — нежный и жирный. У-Он наелся до отвала и с удовольствием выпил чашку травяного отвара, чтобы смыть лёгкое жжение от специй.
— Ну что ж, коли вам так срочно нужно к Учителю, то Рур-Ки отведёт вас к лесному домику, куда он приходит отдыхать, — сказал Сайи-То. — Но предупреждаю ещё раз: Учителю это может не понравиться...
— Как-нибудь переживём, — усмехнулся Рай-Ан.
— ...А незваным гостям может и не поздоровиться, — добавил Сайи-То значительно.
— Это наши проблемы. Справимся.
— Ну что ж... — Сайи-То обернулся через плечо. — Рур-Ки!
Один из играющих за соседним столиком в карты оборотней — самый молодой, с пшеничными волосами и бесстрашно-нагловатыми серыми глазами — поднялся и подошёл.
— Рур-Ки Ринкус, клан Рыси, — представился он. — Рад служить тебе, Белый Ягуар.
Они вышли втроём — У-Он, Рай-Ан и их провожатый. Охрану Сайи-То посоветовал оставить: чем меньше незваных гостей, тем слабее будет недовольство Учителя. У-Он нёс в рюкзаке бутерброды и термос с тоо, фляжку местного морса и аптечку; то и дело под ногами попадались алые россыпи спелой буракки, плодоносившей с конца лета и до первых морозов, и он, нагибаясь, рвал и отправлял в рот сочные кисло-сладкие ягоды. Едва ли не ежесекундно под его ногой что-нибудь хрустело, или его била по лицу ветка, и Рур-Ки, двигавшийся по лесу бесшумно и быстро, только качал головой, видимо, думая: "Вот ещё городской увалень на нашу голову свалился..."
Через полтора часа Рай-Ан предложил сделать короткий привал. Рур-Ки, не выказывавший пока ни малейшего признака усталости, пожал плечами, как бы говоря: "Как вам будет угодно".
— Минут на десять, а то пить хочется после обеда, — сказал Рай-Ан.
У-Он достал фляжку с морсом и протянул ему, а сам, приметив полянку, принялся собирать полупрозрачную, брызжущую соком буракку, горстями отправляя её в рот. Свежие лесные ягоды для него, городского жителя, были в диковинку, а буракку он вообще пробовал в первый раз.
— Вкусно? — раздался голос Рур-Ки.
— Угум, — промычал У-Он с набитым ягодами ртом. — Никогда нишего вкушнее не пробовал!
— Ты не увлекайся слишком, — усмехнулся светловолосый оборотень. — Буракка, если много её съесть, послабляет здорово. Особенно с непривычки. Потом, когда постоянно её ешь, уже не так. Привыкаешь.
У-Он даже перестал жевать — полный ягодной кашицы рот так и остался открытым.
— Что ж ты раньше-то не предупредил? — воскликнул он через секунду, проглотив. Воспоминания об опыте с сельдонисом заставили его кишки вздрогнуть.
Рай-Ан, сидевший с фляжкой на стволе поваленного дерева, посмеивался. Стряхнув с ладоней остатки ягод, У-Он поднялся с корточек.
— Ну что же мне "везёт"-то всё время так?.. — буркнул он себе под нос.
— Кто себя от природы отделяет, того она не балует, — раздался голос Рур-Ки, да так близко, что У-Он слегка вздрогнул. Повернулся на звук, но его хлопнули по плечу с противоположной стороны.
Повернулся снова и встретил взгляд бесстрашных рысьих глаз — как в стену упёрся.
— Не раз ещё споткнёшься, пока вновь её частью станешь, — сказал Рур-Ки.
Присев, он собрал несколько ягод и бросил себе в рот, насмешливо поглядывая на У-Она.
Рай-Ан встал и отдал У-Ону фляжку.
— Идём дальше.
Они двигались ещё два часа, пока не вышли на поляну, на которой стоял потемневший от времени бревенчатый домик. На этом их проводник счёл свою миссию завершённой и объявил, что возвращается — не хочет попадаться на глаза Учителю.
— Большое спасибо за помощь, брат мой, — поблагодарил его Рай-Ан.
Рур-Ки как ветром сдуло в буквальном смысле: вот он только что стоял в тени деревьев, и — нет его. Ни шороха, ни треска ветки под ногой... Был и пропал.
— Быстрый малый, — усмехнулся Рай-Ан, направляясь к домику.
На стук в высохшую, обшарпанную некрашеную дверь никто не отозвался. Более того — домик оказался не заперт, и они вошли внутрь.
День уже клонился к вечеру, и в единственной комнате с маленьким окошком было сумрачно. Свет карманного фонарика Рай-Ана озарил массивный деревянный стол с двумя скамейками, у стены — длинную лавку и низкий, но широкий топчан с тюфяком, под потолком — лежанку вроде полатей. Имелась небольшая кирпичная печь с плитой, на которой стоял закопчённый чайник, а посреди стола — масляная лампа с потускневшим от пыли стеклом. В углу у двери — веник, на крючках — чья-то одежда.
— Никого нет, — сказал У-Он. — Что будем делать?
— Ждать, что же ещё? — ответил Рай-Ан, проверяя, есть ли в лампе масло.
Масло булькало, и он зажёг её. Комната озарилась тусклым светом. Ноги У-Она после трёх с половиной часов ходьбы ныли, и он, устало плюхнувшись на скамейку, облокотился на стол. Время в этом домике, казалось, застыло много лет назад, когда электричества, машин и прочих благ цивилизации не было и в помине.
— А если Учитель сюда не зайдёт? — озвучил У-Он только что пришедшую ему в голову мысль. — А, например, сразу направится домой? Получится, что мы тут напрасно проторчим?
Рай-Ан, стоя у окошка, подчёркнуто спокойно ответил:
— Да. Если не зайдёт, то напрасно.
— И?.. — спросил У-Он, чувствуя, что беседовать Рай-Ан сейчас не склонен.
Тот не ответил, и У-Ону оставалось только гадать, что крылось за его молчанием. Наверно, он всё-таки каким-то непостижимым образом знал, что Учитель сюда придёт.
Они ждали молча. Рай-Ан устроился полулёжа на топчане, погружённый в какие-то свои мысли, а У-Он от нечего делать возился с мобильным телефоном. Сеть здесь не ловилась, и ему оставалось только играть в игры.
Стемнело. В животе У-Она снова требовательно заныло, а сытный обед казался теперь давнишним сном. Хорошо, что они захватили бутерброды! Подтащив рюкзак к столу, он выложил их, достал термос, стаканчики и обратился к Рай-Ану:
— Может, по бутерброду?
Тот был словно в трансе: глаза под полуопущенными веками потускнели, он не двигался и, казалось, даже не дышал. Подождав секунду, У-Он окликнул его погромче:
— Я говорю — может, перекусим? Есть не хотите?
Взгляд Рай-Ана ожил. Он сел прямо, зажмурился, поморгал, размял шею. "Спал он, что ли, с открытыми глазами?" — подумал У-Он.
— Можно и перекусить, — сказал Рай-Ан, вставая и подходя к столу.
Тоо уже немного остыл в термосе. У-Он ел за столом, а Рай-Ан жевал бутерброд, стоя у окна. Но что можно было разглядеть в этой темени?
— Ложись где-нибудь, — сказал глава клана Белого Ягуара после ужина, садясь на топчан и развязывая шнурки высоких ботинок. — Нечего без толку жечь лампу.
У-Он тоже разулся и полез на лежанку под потолком. Там оказались какие-то пахучие шкуры, на которых он, морщась, устроился. Доски скрипели под тяжестью его тела, а внизу Рай-Ан погасил свет. В наступившем кромешном мраке скрипнул топчан, стукнули об пол сброшенные ботинки, и всё стихло.
Всё, да не всё. Вскоре У-Он начал различать какие-то лесные звуки, совершенно незнакомые, а потому заставлявшие его напряжённо вслушиваться. Впрочем, какая опасность могла грозить им в доме? Хотя дверь не показалась У-Ону очень надёжной. Оружие осталось там, в резиденции Учителя. Даже ножа... Хотя нет, складной ножик лежал в рюкзаке, о нём У-Он промолчал, когда охранники сдавали оружие. К обыску оборотни прибегать не стали, поверили гостям на слово.
Но складной ножик — разве же это оружие?.. Против крупного зверя он — иголка.
— Если знать, куда бить, и складной ножик — оружие, — вдруг раздалось в темноте.
У-Он вздрогнул. Да, он подозревал, что Рай-Ан читает или каким-то образом угадывает мысли, но чтобы вот так...
— Ты очень громко думаешь, — засмеялся тот. — Успокойся, нам ничто не угрожает. Спи.
Задремать У-Ону удалось с трудом, и тут же ему начал сниться дурацкий сон: будто к домику подходит старик-великан с волочащейся по земле белой бородой и длинной клюкой толщиной с бревно. Гневно сверкая глазами из-под кустистых бровей, он громовым голосом кричит: "Я же просил меня не беспокоить! А ну, пошли вон отсюда!" Вышедшего на крыльцо Рай-Ана старичище хватает за шкирку, как щенка, и швыряет о ствол дерева, а У-Она хочет зашибить своей гигантской клюкой...
У-Он проснулся. Запах шкур, пот на лбу. Нажав на часах кнопку подсветки, он глянул время: полвторого ночи. На полу лежало пятно лунного света, и попривыкшие к темноте глаза У-Она различали обстановку комнаты — стол с термосом и лампой, скамейки, даже веник у двери. Успокоившись, он снова опустил было голову на шкуру, как вдруг кто-то начал скрестись в дверь, громко сопя. У-Он замер.
Скребущийся звук стих, но движение не прекратилось. Кто-то бродил вокруг дома, пофыркивая. Всей кожей У-Он чувствовал: это не человек, а зверь. Очень большой. Как он это определил, У-Он и сам не понимал. Просто чувствовал кожей, солнечным сплетением... и задом тоже. "Моя задница чует приключения", — промелькнуло в голове.
Всё стихло. Ушёл? Хорошо бы, а то из оружия — только складной ножик... Ну, кроме лезвия, в нём ещё была пилка для ногтей, ножницы, консервный нож, отвёртка, шило и открывалка для бутылок.
Снова что-то зашуршало, но потом надолго затихло. С колотящимся сердцем У-Он слез с лежанки: ему вдруг почудилось, что его кто-то окликнул. Не голосом, нет... Просто нервы запели, как струны, будто их тронула чья-то рука. Будто сама ночь, огромная и чёрная звёздная бездна, заглядывала в окно и звала его к себе. Это она ходила там, воплотившись в могучем мохнатом теле, потому что ей стало любопытно: кто, не побоявшись её, вошёл в этот лес и лёг спать, как у себя дома?
Мягко ступая по половицам, У-Он подкрался к рюкзаку, лежавшему на скамейке. Может, складной ножик и плохое оружие, но всё лучше, чем никакого. Вот он... Ещё бы найти в потёмках лезвие среди всех этих приспособлений. Его пальцы лихорадочно щупали, а луна светила в окно. Ночь звала его на поединок.
Скрипнула дверь, влажная прохлада дохнула в лицо. "Ну же, выходи", — звала ночь. У-Он ступил на крыльцо, держа нож перед собой. Ступенька, ещё ступенька. Земля. Луна сияла над верхушками деревьев, заливая всю полянку призрачным мертвенным светом, а ночь затаилась... чтобы тронуть холодной рукой за плечо.
Вздрогнув и обернувшись, У-Он остолбенел. Буквально в нескольких шагах от него огромная, мохнатая чёрная туша с красноватым блеском в глазах поднялась на задние лапы и заревела, разинув зубастую пасть. Это был медведь, но невероятно большой — в природе таких громадин просто не могло существовать.
У-Он стоял, будто пригвождённый к месту, чувствуя онемение, расползающееся на руках от кончиков пальцев, а на лице — с губ. Одновременно какая-то холодная сила сдавливала обручем череп и не давала отвести взгляд от горящих адским пламенем глаз чудовища, которое с рёвом надвигалось на него, сверкая в лунном свете смертоносными зубами и когтями. Нож выпал из онемевшей руки.
Вдруг над головой У-Она мелькнула тень, и на загривок медведю прыгнул серебристый зверь с пятнистой шкурой и длинным хвостом. Медведь завалился на спину, чтобы придавить его своим чудовищным весом, но тот ловко вывернулся и отскочил, отвлекая его внимание на себя. "Это Рай-Ан перекинулся", — всплыло в парализованных, сдавленных холодным обручем мозгах У-Она. Вздыбленная на загривке шерсть белого ягуара серебрилась под луной, глаза вызывающе сверкали безжалостной амальгамой, и медведь вынужден был переключиться с потенциальной добычи на нежданного противника.
С минуту звери рычали и рявкали друг на друга, демонстрируя мощь своих клыков и стараясь своим видом заставить противника дрогнуть. Но запугивание не помогло — каждый стоял на своём и не собирался ретироваться. Ягуар прыгнул первым, и они покатились по земле ревущим и воющим клубком. У-Он и хотел бы помочь Рай-Ану, но, как ни старался, не мог вызвать у себя хотя бы трансформацию рук. Даже когти не появлялись: из У-Она будто разом выкачали силы. Он был опустошён, руки повисли безвольными тряпками, ноги подгибались, а в животе... Проклятье! Урчание и невыносимая тянущая боль заставили его согнуться пополам и осесть на землю.
Усмирить взбунтовавшиеся кишки он был не в силах, а потому со стонами и ругательствами заполз за угол домика. Какой же он Белогрудый Волк, если его чуть что — сразу скручивает медвежья болезнь?.. Её мощные лапы мяли и терзали ему нутро, пока оно полностью не опустошилось, а рёв на поляне тем временем стих. С беспокойством вслушиваясь, У-Он вместо туалетной бумаги, оставшейся в рюкзаке, воспользовался широким мягким листком таккианы, по удачному стечению обстоятельств росшей у самой стены.
