— Належалась уже, — буркнула она. — Надоело бездельничать. Если надо повязку кому-то поменять — я готова.
Кто-то поймал её за край юбки.
— Поменяй мне...
Сат-Ол, один из троицы, первой встретившей нападение чёрных псов, лежал с перебинтованной головой, правой рукой и плечом. Бинты пропитались кровью, но он улыбался. Бэл-Айя присела возле него, дотрагиваясь до пахучих повязок, спросила с сочувствием:
— Что, мой хороший, больно?
— Ничего, красавица, терпимо, — заигрывающе оскалился Сат-Ол. — А ты пришла — и вовсе перестало.
— Сейчас.
Бэл-Айя вымыла руки, достала лежавшие в ванночке со спиртом ножницы и принялась разрезать пропитанные кровью бинты. Очистив кожу вокруг ран, Бэл-Айя наложила новые повязки. Сразу же послышались голоса остальных раненых:
— И мне смени...
— Мне тоже, пожалуйста...
— Всем сменю, не беспокойтесь, — деловито отозвалась Бэл-Айя, снова направляясь к умывальнику.
В этот момент в палату вошёл Сайи-То с двумя высокими незнакомцами необычного вида: в пернатых "костюмах", с когтистыми ногами, орлиными носами и длинными волнистыми волосами, распущенными по плечам. Короткое и мягкое оперение на груди и животе имело более светлый оттенок, чем на спине и руках, а ноги до колен были одеты в "штаны" из длинных перьев. Голени покрывали светлые и короткие пёрышки, а на ступнях желтела плотная морщинистая кожа. Самые длинные и тёмные перья росли на руках в виде широких, свисающих рукавов. Носатые красавцы были молоды, но держались с достоинством и горделивостью, поблёскивая большими, глубоко посаженными золотистыми глазами. Телосложение незнакомцев отличалось атлетичностью: тонкие талии, подтянутые рельефные прессы, узкие бёдра и могучие груди. Они очень походили друг на друга, только один был чуть крупнее, с более резкими и мужественными чертами, а у второго лицо было изящнее и утончённее, а рост — немного ниже. Подбородки у обоих сверкали гладкостью, без малейшего намёка на щетину. Ну и, конечно, из-под каштановых волос со светлыми прядями выступали голубоватые, даже с сиреневым оттенком уши.
Бэл-Айя возле умывальника, невольно залюбовавшись своеобразной красотой гостей, застыла с мылом в руках, а Сайи-То сказал:
— Вот тут у нас раненые.
— Хорошо, — ответил высокий. (Впрочем, и тот, что пониже, тоже был не маленького роста — даже по сравнению с рослым и могучим Сайи-То.)
Заметив Бэл-Айю, гости склонили гордые головы:
— Приветствуем вас, прекрасная леди.
По сравнению с простыми и грубоватыми в обхождении обитателями Берлоги они просто сражали своей изысканной аристократичностью и величавыми манерами. Бэл-Айя, смущённая таким к себе обращением, кивнула и улыбнулась.
— Здравствуйте...
Более рослый из них обратился к раненым оборотням:
— Приветствуем вас, наши лесные собратья. Мы из клана Горных Орлов, прибыли сюда с отцом, Учителем Акхарой. Он сейчас занят вашим тяжелораненым другом, а мы окажем помощь вам. Меня зовут Рийам-Гор, а это мой младший брат Лаэм-Тан.
— Мы можем сделать так, чтобы ваши раны зажили намного быстрее, — пояснил младший.
Молодые, чистые голоса обоих братьев мелодично звенели, как орлиный клёкот в высоком и солнечном полуденном небе, а их ясные лица с округлыми зоркими глазами сияли спокойным внутренним светом. Оба были отменно хороши, оба одинаково внушали трепет своей гордой орлиной статью, но Бэл-Айя по-женски выше оценила младшего, Лаэм-Тана. Он был и красивее, и имя у него звучало напевнее и мягче, нежели суровое и раскатистое "Рийам-Гор".
— А я как раз повязки меняю, — отчего-то оробев, сказала девушка. — Если вам нужно, чтобы раны были открыты, я сниму бинты.
— Мы можем воздействовать и через бинты, — ответил Рийам-Гор. — С вашего позволения, мы присоединимся и поможем вам с перевязкой.
Вспомнив наконец о мыле у себя в руках, Бэл-Айя вымыла их и уступила место перед умывальником Орлам. Их лишённые перьев кисти были холеными и красивыми, с чистыми и ухоженными ногтями — совсем не то, что грубые руки жителей Берлоги. Лесные ур-рамаки, перекидываясь, бегали ими по земле, а руки Орлов становились крыльями, предназначение которых было рассекать небесные просторы.
Эти холеные руки весьма умело принялись за снятие грязных повязок и накладывание новых. Двигаясь быстро, но бережно и нежно, они не причиняли раненым малейшего неудобства или боли, а потом ложились ладонями на готовые повязки. При этом Орлы закрывали глаза, и их лица становились отрешёнными и самоуглублёнными, а внутреннее сияние усиливалось.
Бэл-Айя наблюдала за их действиями с бегущими по спине мурашками, чувствуя нутром какую-то пульсацию пространства.
— Что ты чувствуешь? — шёпотом спросила она у Сат-Ола, на плече которого сейчас лежали руки Лаэм-Тана.
— Тепло, — так же шёпотом ответил тот, прислушиваясь к своим ощущениям. — И боль совсем прошла... Хорошо... Как после трубочки у-ока.
Пульсация была успокаивающая, мягкая, а между неплотно сомкнутыми ресницами Лаэм-Тана мерцал золотистый свет — тихий, как первый жёлтый отблеск утренней зари. Вдруг в зале стало сумрачно, будто кто-то закрыл занавески... Или это потемнело в глазах у Бэл-Айи? Потолок исчез, а вместо него пульсировала красными огоньками сизая сеть, разветвлённая, как грибница. Медленное глухое буханье, низкое и жуткое, ритмично гнало по нитям красные сгустки света, отзываясь в груди девушки содроганием. Ритм вдруг сбился, удары стали раздаваться хаотично, а нити "грибницы" начали тускнеть, истончаться и чернеть. Они будто засыхали, мертвея, и осыпались тонкой пылью. От боли в груди Бэл-Айя пошатнулась, но ей навстречу засияло золото орлиных глаз, а умирающую сеть от неё заслонили широкие крылья с пальцеобразно расставленными маховыми перьями.
Когда она очнулась, страшное видение уже исчезло, потолок был на своём месте. Её держали на весу сильные руки младшего из Орлов.
— Что это? — пробормотала Бэл-Айя.
— Всё уже кончилось, не бойтесь, — спокойно ответил Лаэм-Тан. — Кажется, это отец сделал больно старухе Нга-Шу.
Он поставил её на ноги, но у Бэл-Айи вдруг закружилась голова, и она, пошатнувшись, невольно уткнулась в его широкую грудь, покрытую светло-коричневыми мягкими пёрышками. Кто-то расторопно подставил стул, и Лаэм-Тан бережно усадил девушку.
— Говорил же ей, что ещё рано вставать с постели, — проворчал Мирим-Эл. Стул поставил он.
Брови Лаэм-Тана дрогнули и нахмурились.
— Вы тоже пострадали при нападении? — спросил он.
— Да, и ей досталось, — ответил за девушку русобородый оборотень. — Прямо в грудь.
Опустившись на колено, младший Орёл устремил взгляд в то место, куда Бэл-Айя получила удар. Его рука неуверенно поднялась.
— Леди, я прошу меня простить, — начал он. — Но чтобы вам помочь, мне необходимо дотронуться до вашей... гм, гм... груди. Вы позволите?
Его щёки даже немного порозовели от смущения. Заразившись от него, Бэл-Айя почувствовала, что тоже краснеет.
— Ну... Если вам не трудно, — пробормотала она.
— Вовсе нет, — чуть слышно ответил Лаэм-Тан. Его золотистые глаза стали совсем круглыми.
Эта пикантная ситуация развеселила раненых оборотней.
— Да ладно вам, ребята, — сказал кто-то. — Это же, прошу прощения, не обжимания, а лечебная процедура! Так что завязывайте стесняться и приступайте!
Послышались сдержанные смешки и фырканье в кулаки. Сайи-То, также присутствовавший в импровизированной палате, сурово цыкнул, и они постепенно стихли. Большая тёплая ладонь Лаэм-Тана легла на грудь Бэл-Айи, и девушка снова ощутила успокаивающую пульсацию, только центр её был теперь у неё внутри, под рёбрами. От каждого толчка по телу разбегались волны приятного тепла и лёгкие уютные мурашки. Почувствовав позывы к кашлю, она напряглась, но уже через несколько секунд в груди всё улеглось.
Спустя минуту Лаэм-Тан отнял руку и проговорил:
— Теперь вам лучше прилечь в постель, желательно тепло укрыться. Вам может захотеться спать — не противьтесь этому. Сон закрепит результат.
— Пошли, — сказал русобородый Мирим-Эл, беря Бэл-Айю за локоть. Ему больше всех хотелось, чтобы она оставалась в постели, и теперь, по его мнению, не осталось никаких препятствий к тому, чтобы её туда уложить.
В дверях Бэл-Айя обернулась и сказала Лаэм-Тану с улыбкой:
— Спасибо вам.
— Не за что, — ответил он, блеснув рядом ровных красивых зубов.
Мирим-Эл заботливо укрыл её двумя одеялами. Второе он взял из опустевшей комнаты У-Она, и Бэл-Айя утонула в родном запахе. Сердце её снова принялась грызть безысходная тоска, и девушка позволила себе, пока никто этого не видел, намочить подушку слезами. Незаметно к ней подкрался сон, ласково осушил её мокрые щёки и придавил веки тёплой тяжестью.
Она была родом из почти исчезнувшего клана Черногривых Волков. В нём остались только женщины, и самая старшая из них, бабушка Бэл-Айи, умерла десять лет тому назад, когда девочке было двенадцать. Спустя два года мать, уехав на север на заработки, не вернулась. Бэл-Айе сообщили: несчастный случай, взрыв. Тётя не особо волновалась о судьбе племянницы, и Бэл-Айя жила случайными заработками, за три года сменив с десяток работ. А в семнадцать, устроившись на ферму в Нир-ам-Айяле, она попала в поле зрения Учителя Баэрама. Способность видеть "то, чего нет" была присуща ей с детства, отчего её считали девочкой со странностями; Учитель же объяснил ей, что это — альтернативные слои реальности, и это никоим образом не странно, а значит, она не сумасшедшая. И вот уже пять лет она жила в Берлоге, работая по хозяйству, занимаясь любимым делом — живописью, а также приобщаясь к знаниям, коими обязан был владеть каждый истинный ур-рамак.
Подкравшийся к ней сон поднял в её памяти завесу с того, что она предпочла бы никогда не вспоминать: удар ножом, свои руки, алые от собственной крови, и ноги убегающего убийцы. Зачем он это сделал? Чтобы она не доставалась другому — тому, кого она любила. Она лежала, заливая кровью траву, а в летнее небо летел стон: "Дан-Клай..." Но Дан-Клая не было рядом, чтобы спасти её...
Уук-Шим — вот было имя убийцы. Гулкое и холодное, как пустой, пахнущий гнилью колодец, на ослизлом дне которого скрыта чья-то постыдная тайна.
Проснувшись, Бэл-Айя лежала, глядя в потолок. Хотелось сбросить с себя холодные щупальца прошлого, уткнуться в грудь У-Она и ни о чём не думать... Но У-Он был далеко. Тихонько заскулив сквозь сжатые зубы, Бэл-Айя впечатала в податливую мягкость подушки отчаянный удар кулака.
Жена Мирим-Эла, Улук-Наа, принесла ей обед. Бэл-Айя едва притронулась к еде: кусок в горло не лез. Рана от ножа ныла фантомной болью — болью из прошлого. Морщась, девушка потрогала место, через которое в её тело когда-то вошла смерть... Всё было цело.
В её комнату постучались, и Бэл-Айя уже чувствовала, кто это.
— Входи, Учитель, — отозвалась она.
Баэрам вошёл. Глядя на Бэл-Айю с ласково-загадочным прищуром, неторопливо присел на край постели, огладил себе бороду и сказал:
— Вижу, тебе лучше, дочка. Я рад.
— Как там Рур-Ки? — спросила девушка.
— Поправится, — кивнул Учитель.
В его голосе прозвучала успокоительная уверенность. Бэл-Айя знала: Учитель не ошибался, если он что-то говорил — так и было. А Баэрам поинтересовался:
— Как тебе наши гости с далёких гор?
— Орлы? Очень... ммм... впечатляющие, — ответила Бэл-Айя, вспомнив золото глаз и блеск улыбки Лаэм-Тана. Трудно было подобрать слово, чтобы описать впечатление, которое производили Орлы. Они восхищали, завораживали, озадачивали. Внушали уважение и трепет.
— Значит, впечатляющие... Это хорошо, — проговорил Баэрам. Подумав пару мгновений, предложил: — А как ты посмотришь на то, чтобы пожить немного с ними в Горном Чертоге?
Бэл-Айя изумлённо уставилась на него.
— Учитель... я даже не знаю... с чего это вдруг? — пробормотала она, запинаясь.
Баэрам вздохнул.
— Скажу правду: я хочу отправить тебя под крыло к брату Акхаре, потому что считаю, что там ты будешь в большей безопасности, чем здесь. Я знаю... — Учитель закрыл на миг глаза, а когда открыл снова, они были усталыми и грустными. — Знаю, что ты — весомая карта в этой партии, одна из трёх самых главных, которые вывести из игры очень сложно... Но я хочу попытаться тебя уберечь. Завтра утром ты вылетишь с Орлами.
— Но Учитель, я... — Бэл-Айя встряхнула кудрями и сдавила пальцами виски, не зная, какими словами объяснить, с чего начать. — У-Он...
— Знаю, — кивнул Баэрам. — Знаю... Это не насовсем: ты вернёшься, когда всё уляжется. Но ты должна знать, девочка: у него есть жена. Она ждёт ребёнка. У-Он пока не знает о нём, но скоро узнает и встанет перед выбором.
Оглушённая и помертвевшая, Бэл-Айя медленно откинулась на подушку. "Дан-Клай, Дан-Клай", — жалобно пели струны арфы из солнечных лучей их последнего лета. Звенели травы и вздыхал ветер, плыли облака и умирали бабочки... Уже без неё. Она вернулась, а они всё так же звенели, плыли и умирали, как тысячу лет назад.
Чтобы Бэл-Айя могла удержаться на спине Орла во время перелёта, за один вечер было изготовлено приспособление вроде сумки на лямках. Бэл-Айя должна была сесть в неё, высунув ноги в отверстия, и сумка пристёгивалась лямками к Орлу. Выглядела она странно и забавно: то ли мешок, то ли нелепо высокие трусы... Бэл-Айя собрала в рюкзак вещи — немногочисленную одежду и бельё, а самое главное — краски и кисти. Акхара с улыбкой сказал, что холсты у них найдутся, и ей не придётся тосковать без своего любимого занятия.
Дабы не простудиться, ей пришлось натянуть несколько одёжек, а сверху — лесной костюм и тёплые мокасины. Обмотавшись пушистым шарфом, она сказала:
— Я готова...
Кто из Орлов был согласен позволить ей себя оседлать? Вопрос разрешился сам собой: по взгляду Лаэм-Тана было видно, что он очень даже не против прокатить Бэл-Айю на себе. Она просунула ноги в отверстия сумки, лямки обхватили пояс молодого Орла и его грудь крест-накрест, а Рийам-Гор взял вещи девушки. Учитель Акхара летел налегке.
Она улетала, а её картины в мастерской оставались. Оставалось и стихотворение на стене, и одеяло, пахнущее У-Оном...
Волосы Лаэм-Тана превратились в перья, а нос — в клюв, и только золото глаз осталось прежним. Широкие крылья мощными взмахами подняли Бэл-Айю над Берлогой и над лесом, и она поначалу в головокружительном страхе вцепилась в лямки, но вдруг почувствовала знакомую успокоительную пульсацию... Она закрыла глаза и прижалась щекой к перьям. Холодок в животе отступал. Орёл был тёплый, огромный и сильный; чего ей бояться? Что он устанет? Да она сейчас по сравнению с ним была не больше щенка.
Ветер упруго упирался в лицо и трепал волосы, сумка обхватывала её почти до лопаток, и Бэл-Айя попробовала немного выпрямиться, насколько позволяла её ширина. Она сидела на Орле верхом, нагнувшись вперёд и держась за лямки, а под ней мчалось пёстрое море осеннего леса. Позади остались Берлога и Нир-ам-Айяль, но прошлое было по-прежнему с ней, и Дан-Клай был навеки в её сердце, и У-Он... какой бы выбор он ни сделал.
