— Не Учитель я больше. Уже давно никого не учу, — сказал он устало, опускаясь в соседнее кресло и доставая фляжку. — И вот до чего я докатился... Ты прав, мальчик. Я действительно грязный свин.
Рай-Ан ехал домой после очередного нервного, непродуктивного, бестолкового — в общем, скверного дня. Розыск, проводимый его собственной службой безопасности, пока ничего не дал: ни на личности похитителей Тиш-Им, ни на её местонахождение пролить свет не удавалось. Убийства и беспорядки продолжались. Однако, в почерке убийц (а в том, что их несколько, и полиция, и сам Рай-Ан уже были уверены) появилось кое-что новое: в списке их жертв значились уже не только красноухие, но и синеухие граждане. Это значило, что враг был общим у людей с ушами обоих цветов.
С расследованием похищения Тиш-Им Рай-Ан так замотался, что пропустил очередной укол RX, чего с ним раньше никогда не происходило. Голос врача в телефонном динамике сказал:
— Господин Деку-Вердо, вы должны были явиться на инъекцию вчера к пятнадцати тридцати. Если в течение трёх дней вы не придёте, мы будем вынуждены сообщить в полицию. Простите, уж такие мы получили инструкции в связи с этими убийствами...
Рай-Ан еле сдержал рык. Взяв себя в руки, ответил вежливо:
— Это вы меня простите, я совершенно замотался с делами. Я могу заехать прямо сейчас?
— Да, конечно, можете, — ответил доктор.
Рай-Ан заехал в процедурный кабинет и сделал укол. Выйдя и сев в машину, он приказал водителю:
— Домой, Эн-Кин.
Эн-Кин вёл машину по привычному маршруту и не подозревал, что сейчас происходило в организме хозяина. А происходило там разрушение препарата RX. Внешне это ничем не выражалось: над Рай-Аном не поднимался дымок, он не падал в обморок, не скрежетал зубами и не стонал. Он сидел в обычной позе человека, едущего домой после тяжёлого дня. А на коленях у него лежала папка с документами, в которой было письмо от похитителей.
Выходя из машины, он чуть пошатнулся и вынужден был ухватиться за дверцу: глаза застлала чёрная пелена.
— Вы в порядке, господин Деку-Вердо? — осведомился водитель.
Рай-Ан, бледный и сосредоточенный, смотрел невидящим взглядом в одну точку перед собой.
— Да, я в порядке, — глухо отозвался он, прижимая к себе папку.
И твёрдым шагом направился к дому, где ему уже открывал дверь охранник.
От него же он узнал, что в доме гость — огромный, неряшливый, грубый и бесцеремонный оборотень с кабаньими клыками. Гость явился в половине одиннадцатого утра и за всё время своего пребывания в доме проявил себя следующим образом: натоптал грязными сапогами на ковре, сожрал всю еду в холодильнике, экстравагантным поведением шокировал женщин, также чуть не убил Ло-Ира, одним взглядом вызвав у него сердечный приступ, а потом произвёл над Э-Ар какой-то ритуал. Сейчас гость и Ло-Ир дружески беседовали в кабинете, а Э-Ар спала после произведенных над нею манипуляций.
Кабаньи клыки, бесцеремонное поведение, способность одним взглядом вызывать сердечный приступ — всё это могло значить только то, что гостем в доме был Учитель Одоми или, как его чаще называли, Вепрь-отшельник.
Давным-давно удалившись в какую-то глушь, он уже никого не обучал, как Учитель Баэрам Чёрный Медведь, наставник Рай-Ана, или Учитель Акхара Горный Орёл. И в прежние времена Одоми отличался тяжёлым характером и весьма "свинской" репутацией, которая, впрочем, не мешала ему быть сильным и харизматичным наставником. Далеко не всем удавалось выдержать у него ученичество, и многие покидали Одоми, а на тех, кто всё-таки выдержал, навсегда оставался отпечаток его особой закалки.
В своё время Рай-Ан оказался в числе покинувших Одоми учеников. Он ушёл от Вепря не потому, что не выдержал сурового обращения со стороны наставника, а после ссоры. С тех пор его новым наставником стал Баэрам Чёрный Медведь.
Разрыв тяжело переживали оба — и учитель, и ученик, хотя ни один так и не признался в этом. Рай-Ан не попросил прощения, а Вепрь не позвал его назад. Лишь единственный раз они встретились после этого; слов примирения друг другу они так и не сказали, но Рай-Ан прочёл в глазах Вепря, что тот чувствует всё то же, что и он: горечь и сожаление.
Они не виделись с той самой встречи. Одоми полностью отошёл от дел и уже много лет не давал о себе знать. И вот теперь Вепрь пришёл к бывшему ученику сам. Что же заставило старого секача подняться из логова?
Одоми почти не изменился, только слегка обрюзг. Зажав в зубах трубку со старинной крепкой курительной смесью, он развалился в дорогом кожаном кресле за столом Рай-Ана, а Ло-Ир, подтащив к столу второе кресло из мягкого гарнитура в углу, с раскрытым ртом слушал рассказ Вепря о былых временах. О да, Вепрь мог порассказать много интересного, ибо ему действительно было о чём поведать.
— Здравствуй, Рай-Ан, — сказал он, выпуская дым и глядя на Рай-Ана своими нездешними обсидиановыми глазами.
— Здравствуйте, Учитель Одоми, — ответил глава клана Белого Ягуара, останавливаясь перед собственным письменным столом, будто пришёл на собеседование к будущему работодателю.
Вепрь пошевелился, и кресло жалобно скрипнуло под ним.
— Не зови меня Учителем, мальчик, я утратил этот статус, — проговорил он, устало опуская веки.
— Бывших Учителей не бывает, Одоми, — возразил Рай-Ан тихо и уважительно.
Вепрь усмехнулся уголком рта. Потом строго взглянул на сидевшего в расслабленной позе Ло-Ира и сказал:
— Встань, уступи место отцу!
Тот, по-мальчишески смутившись, вскочил, а Вепрь буркнул:
— Что за манеры у детей... — И, когда Рай-Ан уселся, добавил уже мягче: — Иди, мальчик. Нам с твоим отцом нужно поговорить... Потом он сам расскажет тебе, если сочтёт нужным.
Сын вопросительно взглянул на Рай-Ана. Тот кивнул: "Иди".
Оставшись наедине, они долго молчали. О чём? О прошлом, о настоящем, о будущем... Обо всём. О том, что было и что могло бы быть. О том, чего хотелось и что так никогда и не произошло.
Наконец Вепрь нарушил молчание. Пододвигая к Рай-Ану красный и тугой, вышитый бисером кисет, произнёс:
— Вот, привёз тебе настоящего у-ока. Тот, что куришь ты... — Вепрь поморщился, — как плохая пародия.
— Спасибо, Одоми, — поблагодарил Рай-Ан, склоняя голову. — Это дорогой подарок... Настоящего у-ока сейчас днём с огнём не сыскать.
— Закуривай, — сказал Вепрь.
Рай-Ан открыл кисет и набил трубку. По аромату этот у-ок мало отличался от смеси, которую он обычно курил, но вот эффект... От первой затяжки кабинет слегка поплыл вокруг Рай-Ана, а потом он вдруг ощутил тепло во всём теле. Слабости — следствия больших энергозатрат на нейтрализацию RX — как не бывало. И это, как оказалось, было только началом действия.
— О тех, кто покидал меня, я не жалел, — провибрировал сквозь дымовую завесу голос Одоми. — Они были слабы, потому и не выдерживали. Но ты — иное дело.... Ты не был слаб, и о тебе я сожалел. Ты был одним из лучших.
— Я тоже сожалею, Учитель, — глухо пробормотал Рай-Ан, чувствуя сухую горечь, подступившую к сердцу.
— Сожалеть о прошлом нет смысла, ибо мы не можем его изменить. А вот настоящее и будущее — можем. Но прошлое иногда даёт о себе знать. Что у тебя там?
Рай-Ан отстранил от себя папку с документами: от неё будто исходила тёмная, злая вибрация. Там пульсировало прошлое.
Он достал письмо и развернул. Вепрь кивнул: "Читай".
— "Твоя девчонка находится у меня. Я знаю, ты хочешь видеть её свободной и невредимой. Это возможно. Выкуп за неё — твоя жизнь. Если ты готов заплатить эту цену, приходи в то место, которое указано на карте, через три дня с момента получения этого письма", — прочёл Рай-Ан. Голос едва повиновался ему: прошлое так и клокотало в этих словах — как лава в готовом взорваться вулкане. — Подпись: "Йедук-Шай". Карта прилагается. И — вот...
Из дрогнувших пальцев Рай-Ана выпал перевязанный ниткой тёмный локон волос. Вепрь подцепил его, потёр между пальцами, понюхал.
— Ты готов заплатить эту цену? — спросил он.
В тишине кабинета, наполненного дурманными клубами у-ока и погружённого в уютный сумрак, прозвучало приглушённо-горькое, но твёрдое:
— Да.
Вепрь взглянул на Рай-Ана задумчиво из-под отяжелевших век.
— Значит, любишь... А ты знаешь, кто такой Йедук-Шай?
— Он был вожаком бешеных оборотней, — проговорил Рай-Ан. — С его смерти прошла уже тысяча лет. Не понимаю, зачем кому-то подписываться его именем? Дурацкая шутка.
— А если это ОН? Собственной персоной? — Взгляд Вепря был тёмен и непроницаем, вокруг его фигуры в свете настольной лампы сонно колыхались длинные петли дыма.
Рай-Ан выпрямился в кресле, почувствовав дурноту в желудке. Звон железа, шум водопада, розовая от крови вода, жёлтые цветочки... Из тошнотворной глубины веков его вытащил на поверхность голос Вепря:
— Бешеные оборотни — чёрные псы Матери Нга-Шу. С их уничтожением она впала в спячку, так как некому стало ей поклоняться. Её главный служитель Йедук-Шай снова пришёл в этот мир и пробудил её... Он набрал новых псов ей в услужение. У Нга-Шу нет личности, нет воли, есть только инстинкт — питаться. Её пища — злоба, ненависть, страх, гнев, ярость, уныние, печаль, вражда. Впрочем, и без своих слуг-псов она питалась потихоньку — во все времена люди творили много дурного... Но силы её были уже не те, она стала сонной и слабой. А Йедук-Шай раздразнил её аппетит, и теперь она требует ещё и ещё. Чем больше её кормят, тем больше тёмной силы получают поклоняющиеся ей и соединённые с ней. И они творят зло, чтобы Нга-Шу процветала. Ты заметил, что в последнее время в мире стало твориться неладное? Всё катится в тартарары. Это раздувшаяся, раскормленная Нга-Шу нарушает равновесие. То решение красноухих отречься от Духа Зверя, чтобы и у Нга-Шу не стало прямого доступа к их душам, было ошибочным. Оно и стало первопричиной того, что сейчас происходит. Нельзя жить без Духа. БезДУХовность — причина любого упадка. Потому и мрём мы от "чёрного безумия", как мухи.
Рай-Ан, откинувшись в кресле, плыл по баюкающим волнам дыма. Собственный голос казался ему мальчишеским и смешным.
— Нас было трое там, у водопада, — сказал он. — Он жаждет нашей крови.
— Если он её получит, сила Нга-Шу возрастёт в разы, — прогудел ответ Вепря. — Я пришёл, чтобы сказать то, что не скажет тебе никто, даже твой Учитель. — На слове "Учитель" Вепрь сделал особое ударение, в котором таилась тень былой горечи. — А если и скажет, то другими словами.
— А в чём разница? — спросил Рай-Ан, поворачивая голову туда, куда звали дурманные петли дыма. — Слова — другие, смысл — тот же.
— Разница есть. Не мне тебе объяснять, что причину и её отдалённое следствие порой, на первый взгляд, трудно связать между собой... Если будут сказаны одни слова, надломленный росток засохнет. Если другие — выживет и вырастет в дерево. Вот тебе и разница.
Рай-Ан глотнул дыма и зарылся пальцами в траву, усеянную жёлтыми цветочками. Кровь сочилась из ран, но враг был повержен. Оказалось — только на время.
— Расклад таков: если ты убьёшь его сейчас, ему не одолеть тебя никогда, сколько бы раз он снова ни возвращался. Ему уже не оправиться от этого поражения. Но если ты убьёшь его, погибнет кто-то из тех, кто тебе дорог. За всё — своя плата. — Одоми вытряхнул пепел из трубки и вложил локон волос Рай-Ану в карман. — Ладно... Поди, посмотри, как там девочка. Я открыл её Духу Зверя: с ним у её ребёнка больше шансов родиться ур-рамаком.
Дымные петли остались позади, но транс не прошёл. Рай-Ан стоял на пороге спальни, держась за косяк, и не верил глазам: вместо рыжеволосой красавицы Э-Ар в постели лежала его скромная и милая Тиш-Им. Отдать жизнь за то, чтобы она вот так спокойно спала, не боясь никакой угрозы, и видела только хорошие сны? Без сомнений — да.
Он моргнул, и наваждение исчезло: по подушке рассыпалась рыжая шевелюра, на белом гладком лбу поблёскивали капельки пота. Дыхание Э-Ар было ровным. Рай-Ан вышел и тихонько прикрыл за собой дверь.
Потом они с Вепрем снова курили у-ок и молчали о том, что было, что будет, и чему не суждено сбыться. В непроглядной тьме глаз Одоми отражался бесконечный танец дымных струй.
— Хоть ты и ушёл от меня, но позволь мне сейчас снова ненадолго стать твоим Учителем. Возможно, вещь, которой я хочу тебя напоследок научить, тебе скоро пригодится.
Втягивая жадными глотками завораживающие волны дыма, Рай-Ан склонил голову и сказал:
— С благодарностью принимаю от тебя знание, Учитель.
Глава 14. Имя и смерть не имеют значения
— Их слишком много! Бежим, я знаю, как от них уйти!
Бэл-Айя тянула У-Она за руку, а он, заторможенный и обалдевший, стоял истуканом и смотрел на неё. И было отчего: он вытащил "занозу", и память прорвало, как плотину. Из-за деревьев надвигалась опасность, а У-Он никак не мог прийти в себя.
— Кажется, я люблю тебя, — сказал он.
— Замечательная новость! — воскликнула девушка нетерпеливо. — Обсудим это позже, а сейчас надо уходить! Немедленно!
Странный звук, стрекочуще-сухой, тихий и жуткий заставил У-Она инстинктивно приникнуть к земле, утянув за собой и Бэл-Айю. И как раз вовремя: над ними со свистом пролетела сетка. Её "добычей" стал куст.
— Нормальненько, — пробормотал У-Он. — Похоже, нас хотят изловить живьём!
Глаза девушки округлились.
— Ну и реакция у тебя...
— Сам в шоке, — ответил У-Он. — Куда бежать?
— За мной!
Пара секунд — и пересохший водопад остался далеко позади. Спину обжигала знакомая ярость, а запах чёрных псов раздражал нюх. Сердце мчалось бешеным галопом, а прошлое разворачивалось длинным шлейфом, цепляясь за деревья... Битвы, раны, охоты, горячий обхват ног любимой женщины и мучительно сладкая смерть в её объятиях. А после — воскрешение, и снова — мелькающие мимо стволы, упругая подушка мха под ногами, тёплая кровь добычи, льющаяся в горло. "Прости, брат, что пришлось тебя убить... Дух Зверя примет тебя и позаботится о тебе". Несколько раз на краю сознания У-Она вспыхивали призраки сеток — белые на тёмном фоне, и тело мгновенно реагировало, уклоняясь и защищая бегущую рядом девушку. Он "видел" их, не оборачиваясь, ещё до того, как они были выпущены: это странное объёмное внутреннее "зрение" охватывало все триста шестьдесят градусов. Сетки пролетали мимо, глаза Бэл-Айи сверкали, ноги едва касались травы...
— Сюда!
Бэл-Айя нырнула в пышные оранжево-красные кусты, У-Он полез следом. За кустами оказалась каменная расселина — вход в подземную пещеру. Бэл-Айя скользнула в неё ногами вперёд и исчезла: ни вскрика, ни ударов — только сухой треск. Сзади накатывал давящий шар ярости, и У-Он очертя голову бросился следом за девушкой.
Оцарапав о камни спину, он провалился в пустоту и с треском шлёпнулся на огромную кучу хвороста и сухих листьев. Бэл-Айя уже делала ему знаки слезть с кучи и отойти в сторону. Как только он это сделал, чиркнула спичка, и сухие листья вспыхнули.
— Чтоб им было не слишком удобно спрыгивать за нами, — процедила Бэл-Айя.
