Ло-Ир, попыхивая трубкой и щурясь от дыма, ответил:
— Так было нужно. Мы с отцом скрывали свою сущность, как ты сейчас. До поры. Теперь настают иные времена... Маски упадут, и тем, кто изменил своей сути, сильно не поздоровится...
— Говоришь загадками, — усмехнулся У-Он.
— Скоро поймёшь, — ответил Ло-Ир, разглядывая опустившийся ему на ладонь красновато-жёлтый резной листок. — Ты, похоже, потомок клана Белогрудого Волка, который считается исчезнувшим. Потому мой отец тогда и заинтересовался тобой.
У-Он хмыкнул. Всё это было пока слишком туманно.
— Мой отец — глава клана Белого Ягуара, — продолжал Ло-Ир задумчиво, отпустив листок в свободный полёт. — Ещё есть кланы Чёрного Медведя, Рыси, Росомахи, Огненной Лисицы, Седого Оленя и Орла. Нас, истинных оборотней, осталось мало... А большинство нынешних синеухих только называются ур-рамаками, но по духу они сравнялись с красноухими. Как и красноухие, они утратили знания, убив Зверя в себе. А Зверь этого не прощает. Для него они, увы, потеряны.
— Гм... Что-то пока малопонятно, — пробормотал У-Он, теребя себя за кончик уха.
Впрочем, слова Ло-Ира вызвали в его душе странный отклик. Смутная тоска заныла в груди — тоска по чему-то покинутому и давно позабытому, но родному. Мурашки волнения пробежали по спине от звука этих имён: Белый Ягуар, Чёрный Медведь... Белогрудый Волк. Знакомо, очень знакомо.
— Тебе надо встретиться с Учителем, — сказал Ло-Ир. — Твоя судьба неразрывно связана с нашими, и никуда тебе от нас не деться.
Глава 5. Дух Зверя
— Значит, ты синеухий?
Пальцы Э-Ар застыли в нервном обхвате на кружке с остывающим тоо. У-Он нежно дотронулся до них: холодные. Он накрыл их обеими ладонями, и ресницы жены вскинулись вверх. Кажется, опять вздрогнула.
— Я — ур-рамак, — сказал У-Он.
Э-Ар помолчала, грустно глядя на него, потом снова уронила взгляд в кружку.
— Мог хотя бы мне сказать, когда мы ещё только встречались...
У-Он невесело усмехнулся одним углом рта.
— И ты крепко подумала бы, прежде чем выходить за меня, да? Да, наверно, стоило тебе признаться... Прости.
Пальцы Э-Ар дрогнули под его ладонями, она встрепенулась, приоткрыв губы в порыве что-то сказать. Но сникла.
— Я не осуждаю тебя за то, что ты скрывал это, — проговорила она глухо. — Красил уши. Быть не таким, как все, трудно.
— Спасибо, что понимаешь, — проронил У-Он, отходя к окну.
Моросил скучный дождик, и яркая осенняя роскошь цветов поблекла, вымокла и поникла. В сердце глухо ныла и скреблась когтями тоска... Белогрудые Волки. У-Он закрывал глаза и видел большого зверя на мощных длинных лапах, с чёрно-серебристым мехом и белым треугольным "нагрудником". Хвост — огромный, пушистый, которым зверь вполне мог укрыться, свернувшись клубком. Высота волка в холке была с кухонный стол, на который со стуком поставила кружку Э-Ар.
Её носик ткнулся в плечо У-Она, тепло дыхания робко проникло сквозь ткань рубашки.
— Я не против синеухости... Синеухие... Ну, то есть, ур-рамаки... Они ничем не хуже нас. Вот только эти когти... И то, как ты рычал... Это было страшновато. — Пальчик Э-Ар заискивающе выводил на плече У-Она крендельки и завитушки. — Я даже испугалась за папу, ты ведь поранил его. Уши — ладно, но о своей способности превращаться в зверя ты мог бы мне сказать.
У-Он поймал её рисующую крендельки руку, повернулся к ней лицом и привлёк к себе. Рыжая, стройная и гибкая, как ветка яннаги, и горячая, как огонь... Глаза — то янтарь, то мёд. Как там? Огненная Лисица? Похожа... Могла бы быть ею. Если бы у неё были синие уши.
— Я не мог сказать, — выдохнул У-Он, касаясь губами её уха. — Потому что и сам толком не знал, могу ли... Пока не пропустил шесть курсов инъекций.
— А зачем... зачем ты пропускал? — Э-Ар изогнулась в его объятиях, не решаясь прижаться всем телом, но и не отстраняясь.
— Сам не знаю. — У-Он дышал ей в ухо, чувствуя, как по телу разбегаются мурашки возбуждения. Запах Э-Ар, аромат тоо от её губ, щекотное прикосновение пушистой пряди её волос — всё это будоражило не менее сильно, чем призраки воспоминаний о собственных истоках.
— Наверно, чтобы не привлекать этим внимания? Ведь это выдало бы в тебе сине... то есть, ур-рамака? — Э-Ар переместила руки с плеч У-Она на его шею, обвив её горячим кольцом.
Он чувствовал быстрый стук её сердца. Возбуждение или страх?..
— Да, наверно. Зачем красноухому колоть RX?
...И то, и другое. Она не решалась обнять его крепко, готовая в любую секунду вырваться и убежать. Нет, убежать он ей не даст: руки налились жаром и силой, и он сжал ими податливое, гибкое тело Э-Ар. Попалась лисичка. Она в панике пискнула, когда он чуть прикусил ей ухо, но У-Он только засмеялся, зарываясь лицом ей в шею и вдыхая запах кожи и волос своей женщины.
Потом она лежала, свернувшись клубочком, притихшая и не то озадаченная, не то испуганная, натянув одеяло до носа и как бы отгораживаясь им от У-Она. Интересно, что её так впечатлило? Когтей он вроде не выпускал, порычал только, разве что. Ну, так не на Э-Ар же, а от удовольствия.
— Ты чего? — спросил он, поворачиваясь на бок, лицом к ней.
Она задумалась ещё глубже прежнего. Чтобы растормошить её, У-Он отодвинул край одеяла и пощекотал Э-Ар под подбородком.
— Выглядишь так, будто мы не любовью занимались, а смотрели фильм ужасов, — пошутил он. — И самое страшное чудище вдруг прыгнуло на тебя с экрана.
— Почти так и есть. — Э-Ар уткнулась в подушку так, что был виден только один глаз — медово-жёлтый, медленно темнеющий.
У-Он хмыкнул и насупился. Не хватало, чтобы она ещё и в постели его боялась. Зверь он, что ли, какой?
А ведь таки да. Кто, как не зверь? Потомок клана Белогрудого Волка...
— Иди ко мне.
Ему хотелось согреть её, успокоить. У-Он сгрёб Э-Ар, прижал к себе и молча лежал с ней в обнимку, иногда нюхая её пушистые рыжие волосы.
Интересно, по какой линии ему передалась кровь Волков — по отцовской или материнской? Он помнил волосы матери — чёрные как смоль, с редкой проседью, и её жгуче-тёмные глаза с затаённой искоркой. Отец в минуты нежности называл её "волчонком"...
* * *
Ай-Маа Найко никогда не была особенно красивой: широко расставленные глаза, коротковатый нос, большой рот, нездоровый цвет лица. Надежды матери на то, что из девочки-дурнушки она вырастет если не в красавицу, то хотя бы в девушку с приемлемой внешностью, не оправдались. Ни лицом, ни фигурой природа Ай-Маа не наградила. Кожа у неё была смуглой с болезненным желтоватым оттенком, а губы — розовато-серыми. Лишь в том природа расщедрилась, что наделила Ай-Маа длинными чёрными волосами — ниже пояса, да такими густыми, что её небольшие заострённые синие уши почти полностью скрывались под ними.
— Не видать тебе женихов, — вздыхала мать. — Учись делу какому-нибудь, что ли. Чтоб сама себя прокормить могла, если замуж не выйдешь.
И Ай-Маа училась — на закройщицу. Училище располагалось, по счастью, в её родном гетто, Каа'алоа, и работу в ателье она нашла здесь же. Зная о своей непривлекательности, о женихах и не мечтала. Была диковатой, нелюдимой, одевалась скромно, а модным стрижкам предпочитала косу, по-старомодному уложенную в тяжёлый узел на затылке. Напряжённый, испытующий взгляд её тёмно-карих глаз мало кто мог выдержать без смущения, и её за спиной называли "волчонком". Покупая раз в неделю в мясном магазине кусок говяжьей вырезки, она держалась чинно и спокойно, и никому не пришло бы в голову заподозрить, что, придя домой, она эту вырезку не поджарит и не запечёт, а съест сырой. Вот такая у Ай-Маа была тайная слабость, которой она стыдилась, и которую безуспешно пыталась заглушить курсами инъекций препарата RX. Подруг среди работниц ателье она не приобрела, держалась особняком. И все были весьма удивлены, что однажды за ней начал ухаживать мужчина.
Он был клиентом — заказал костюм. На вид ему было за сорок, его виски уже начали седеть. Мягкий взгляд с грустинкой в глубине серо-голубых глаз, добрая открытая улыбка, приятный голос — чем-то он напомнил девушке отца, умершего за полгода до окончания ею училища. Когда она снимала с него мерки, он сказал:
— Какие у вас волосы чудесные!
Ай-Маа ничего не ответила, даже не покраснела, но уши налились жаром и запульсировали.
Заказчик приходил на примерки в срок, не привередничал и не придирался. К тому времени, когда костюм был готов, Ай-Маа знала, что клиента звали Вук-Хим Каро, что он уже десять лет как вдовец, детей в браке не нажил. Работал директором школы в другом гетто — Лулукане.
Ему было сорок три, ей — двадцать четыре. Чувствуя доброе к себе отношение, Ай-Маа потянулась к нему, но поначалу больше как к отцу, чем как к мужчине — претенденту на её руку и сердце. Её нового знакомого не отпугнули ни её непривлекательная внешность, ни замкнутый нрав, ни резковатые манеры. Он не отошёл в сторону с усмешкой, как все, а смотрел на неё со своей доброй грустинкой в глазах, и тепло его руки, касающейся её волос, и смущало, и трогало, и странно волновало Ай-Маа. Но когда он в первый раз поцеловал её, девушка отреагировала резко и нервно — хоть пощёчину и не дала, но, колюче засверкав глазами, потребовала, чтобы он больше этого не делал.
— Почему? — засмеялся он.
Ай-Маа, пощупав под волосами запылавшие жаром уши, ответила:
— Знаю я... чего может хотеть одинокий мужчина от такой девушки, как я! Затащить в постель, а потом...
Господин Каро не рассердился и не удивился — только улыбнулся в ответ.
— Волчонок ты мой... ни разу не целованный, — сказал он, глядя на неё с грустной нежностью.
А на глазах у Ай-Маа вдруг выступили жгучие слёзы. Они неудержимо текли, как она ни старалась загнать их обратно, кусая губы, моргая и задерживая дыхание до боли в груди. Это и в самом деле был её первый поцелуй, и признаваться в том, что она "засиделась в девках" до двадцати четырёх лет, когда все вокруг теряли девственность в четырнадцать-пятнадцать, было для неё мучительно. А господин Каро уже нащупал под её волосами уши и нежно мял их пальцами. Он больше не пытался её поцеловать, просто погладил по голове, как ребёнка.
— Ладно... Я докажу серьёзность своих намерений, — улыбнулся он. — Сегодня вечером жди меня в гости.
И он пришёл — в новом костюме, который скроила для него Ай-Маа. Оказалось — просить её руки. Мать, приятно удивлённая, попотчевала гостя, как полагается, и сказала, что она не против отдать ему свою дочь, если та согласна. Ай-Маа пробормотала, заикаясь:
— М-мне надо п-подумать...
Потом, наедине, мать бросилась к ней с объятиями:
— Вот порадовала так порадовала, доченька!.. И где же ты такого жениха нашла? Какой видный мужчина, и сразу понятно — порядочный и хороший! Вот что я тебе скажу: выходи за него, даже не задумывайся! Я бы сама за него вышла, да зачем уж мне теперь... И так свой век доживу, а вот тебе устраиваться в жизни надо.
— А ничего, что ему уже за сорок? — усомнилась Ай-Маа, у которой всё ещё не могло уложиться в голове: она — выйдет замуж?
— Э, дорогая! Старый волк, да зубы остры, — сказала мать, многозначительно подняв палец. — Не упускай такой шанс, лучшей судьбы при твоей-то "красоте" тебе и не найти. Кто ещё тебя возьмёт?
— И вовсе не во внешности дело, — буркнула Ай-Маа, уязвлённая. Она и сама знала, что не хороша собой, но слушать это от других, пусть даже от собственной матери — увольте!
Не о таком "принце" она мечтала... Да, всё-таки мечтала, как и все девушки. Хотя почти и не надеялась дождаться. Что делать? Отказать господину Каро и ждать дальше?
Она решила ещё подождать, чем вызвала у матери бурю раздражения. Господин Каро грустно улыбнулся и сказал:
— Ну что ж, насильно мил не будешь... Позволь остаться твоим другом. Ты можешь рассчитывать на меня во всём.
Мать с укоризной качала головой, глядя на эту дружбу: она считала, что дочь упускает свой единственный шанс создать семью. Но "волчонок" Ай-Маа, при всей своей внешней угловатой угрюмости и замкнутости, была всё же не без романтичной жилки в характере... Она ждала "принца".
"Принц" лишь промаячил на горизонте, оставив на сердце Ай-Маа рубец. Его звали Ан-Ким, он только что принял от своего отца небольшой бизнес в гетто — торговлю канцтоварами. Ан-Ким сочетал в себе все достоинства "принца": был красив, молод, энергичен и обаятелен. Но все эти достоинства перевешивал один большой недостаток: у него уже была подруга. Ай-Маа страдала по нему, не смея признаться в своих чувствах и плача в жилетку господину Каро. Больше ей было не с кем поделиться своей сердечной болью: после её легкомысленного отказа школьному директору мать и слушать ничего не желала, а отца не было в живых.
Разочарование пришло, как катастрофа. Ан-Ким пригласил Ай-Маа на свой день рождения, и девушка не удержалась — пришла. Её почти и не приглашал никто, и она была тронута этим жестом Ан-Кима. На вечеринке именинник напился и повздорил со своей девушкой, а утешения стал искать у Ай-Маа, уединившись с ней в укромном уголке. Она чистосердечно и безо всякой задней мысли успокаивала его — словами, но слов Ан-Киму показалось мало, и он перешёл к делу, за чем его и застукала подруга. Он ещё не успел зайти с Ай-Маа слишком далеко, но от его разъярённой возлюбленной крепко досталось обоим. Именинник получил от своей пассии в глаз, а Ай-Маа взбешённая девица вцепилась в волосы.
Поначалу Ай-Маа оторопела и не сразу смогла отбиться, но виноватой она себя не чувствовала — напротив, это Ан-Ким выставил её на позор, а его подруга пыталась лишить её единственного украшения — шевелюры. Уже несколько недель подряд Ай-Маа боролась со своим пристрастием к сырому мясу и не брала его в рот, держа себя "в узде"; она даже не думала, к чему это могло привести. А привело это к тому, что Ай-Маа озверела...
Девушка Ан-Кима выла, заливаясь слезами и прижимая салфетку к окровавленному лицу, а все с ужасом смотрели на Ай-Маа. А что? Она только защищалась от этой фурии и даже не успела заметить трансформацию своих рук. Всего лишь хотела царапнуть противницу ногтями по лицу, а получилось — когтями...
Именинник даже протрезвел.
— Ты что, RX не колешь? — набросился он на Ай-Маа. — Сумасшедшая! Выметайся отсюда, и чтоб я тебя больше не видел!
Оказаться в центре скандала, быть грубо выставленной дорогим её сердцу человеком, да ещё и потерять над собой контроль до частичного превращения в зверя — всё это было слишком для нервов Ай-Маа. Рыдая, она поплелась домой.
По дороге её чуть не сбила машина, девушка упала в лужу и пришла домой в ужасном состоянии — грязная и почти невменяемая от горя. Едва переступив порог, она упала на руки потрясённого господина Каро, сидевшего у них в гостях. Мать только всплеснула руками, застыв с приоткрытым ртом.
Глядя на Ай-Маа, они заподозрили самое страшное: уж не изнасиловали ли её?.. Да, пожалуй, это можно было назвать изнасилованием, но скорее моральным, нежели физическим, в чём Ай-Маа и заверила их, когда немного успокоилась. Господин Каро был возмущён и разгневан до такой степени, что хотел немедленно пойти к Ан-Киму и дать ему пощёчину. В его добрых светлых глазах зажёгся жёсткий, непривычный и жутковатый огонь, при виде которого Ай-Маа невольно содрогнулась: наверно, вот так же выглядела и она, потеряв власть над собой на вечеринке. Нет, его ни в коем случае нельзя было отпускать в таком воинственном настрое — кто знает, что он мог натворить сгоряча? Ай-Маа встретилась взглядом с матерью: та, видимо, думала сейчас об этом же.
