Дети Земли

Напрасно. После обмена приветствиями в микрофоны внезапно ворвалась тишина. Не замогильная, конечно, а тишина эфира, которой может насладиться любой желающий, если промахнется с настройкой радиоприемника. Хрипы, шелест и шуршание помех до Селина доносились, а вот звуки из дома номер восемнадцать, увы, нет. Отрезало напрочь — ножом, топором или гильотиной. Что Никита не делал, как ни стучал по наушникам, как ни тряс аппаратуру, звук не появлялся. Пропал словно деньги из бюджета.

Без высоколобого гада тут точно не обошлось. Селин и без помощи интуиции об этом догадался. Покрутив ручки настройки и безрезультатно пощелкав тумблером, Никита отступился. Сизифов труд. Хоть до утра щелкай, не поможет.

Слушать хрипы, свист и шорохи быстро надоело. Земляной ямой под ковшом экскаватором росло и ширилось раздражение. Вот незадача! Привидением появился какой-то страхолюдный тип, и вся слежка пошла коту под хвост. По крайней мере, в части прослушки. Визуальные помехи отсутствуют, но что толку. Пялься хоть до утра, ничего не высмотришь.

Вокруг благодать и умиротворение. Улицы пустынны и тихи, прохожие редки, словно ночной звездопад, автомобили вообще впору заносить в аналог Красной книги для двигателей внутреннего сгорания. Какую-нибудь стальную книгу. А в доме Кацмана спокойно копошатся никем не тревожимые гости. И даже послушать, о чем они говорят невозможно. Никиту так и распирало от желания подсыпать перца в эту почти сельскую пастораль. Гранату кинуть или дом поджечь. Чтобы все забегали муравьями, засуетились. К сожалению, ни гранаты, ни набора юного поджигателя у него не было.

Вместе с тем имелись некоторые идеи по поводу, каким образом разворошить муравейник. Подсыпать перца в пастораль. И средства наличествовали под рукой — не далее сотни метров со стены безымянного трехэтажного здания безобразным оранжевым грибом свисал таксофон (сотовым пользоваться нельзя было по вполне понятным соображениям — для сохранения инкогнито). Селин дошел до аппарата и набрал '02'.

Доблестная милиция откликнулась быстро, ухо еще не привыкло к монотонным гудкам, как в трубке раздалось устало-бодрое:

— Дежурная часть!

В ответ Никита, изменив голос, радостно доложил, что в дом его соседа Семена Моисеевича Кацмана по адресу: улица Водопьянова, восемнадцать, забрались грабители. И в настоящий момент рассовывают награбленное имущество по коробкам и узлам. Дежурный попросил представиться, и Селин назвался первой пришедшей в голову фамилией — Сидоров, указав адрес проживания на этой же злополучной улице Водопьянова.

Помощник дежурного заверил заявителя, что сообщение принято, и в течение десяти минут по указанному адресу прибудет наряд. Дополнительно милиционер попросил принять меры к задержанию преступников силами общественности, если наряд несколько опоздает. От последней просьбы Никита слегка ошалел и скоренько распрощался. Дабы не нагрубить невзначай.

До чего у нас правоохранительная система дошла! Уже гражданам самостоятельно предлагают ворье задерживать. Скоро, наверное, оружие выдавать начнут.

Насчет десяти минут помощник дежурного нагло наврал. Никита всю... пятую точку отсидел в ожидании прибытия наряда. Издергался весь, словно невеста на выданье. Хуже того, через четверть часа после телефонного звонка, когда милицией еще и не пахло, из дома горохом высыпали незваные гости, в количестве четырех душ во главе со страхолюдным 'Николсоном', расселись по автомобилям и уехали, подняв клубы пыли. Высоколобый уехал вместе с 'аристократом'. На Селина никто даже не взглянул, хотя он на пару секунд буквально остекленел. Но на сей раз к скучающему бездельнику с газетой 'Николсон' внимание проявил не больше чем к фонарному столбу. И славненько! Пусть катится колбаской, нервы целее будут, тем более что номера автомобилей Никита запомнил. Пригодятся.

В доме остались симпатичная зеленоглазая шатенка и невразумительный лохматый типчик в очках. И что симптоматично, как только высоколобый господин вместе с прочими деятелями покинул дом, тут же вновь появился звук в наушниках.

Магия, не иначе!

К сожалению, лохматый тип и зеленоглазка почти не переговаривались, отчего Селин расстроился окончательно. К тому же и милиция не торопилась. Никита уже успел потерять надежду на приезд обещанного помощникам дежурного патрульного экипажа, проклясть разгильдяев и бездельников, правоохранительные органы в целом и Советское РУВД в частности, призвать все кары небесные на головы нерадивых сотрудников патрульно-постовой службы и еже с ними, и даже упомянуть по матушке любимые государство и правительство, которые, казалось бы, ни причем, когда к дому номер восемнадцать подкатил 'УАЗ' с характерной окраской. И, как ныне модно выражаться, с характерными аксессуарами — вроде сирены и мигалки.

Из 'лунохода' неспешно и чинно, словно обожравшиеся коты на солнышко, выбрались четверо витязей. Рыцарей жезла и рубля. Вышли, вспоминая Пушкина, '...и на брег как жар горя... тридцать три богатыря'. Все на подбор, у каждого харя поперек себя шире. Кроме 'дядьки Черномора' — усатого лейтенанта, тот выглядел довольно субтильно. Впечатление усиливалось еще и отсутствием у лейтенанта бронежилета, тогда как его подчиненные были упакованы в кевларовые латы.

Совсем другое дело! Эти бравые ребята кого хочешь... и куда хочешь!.. Интеллекта у витязей (пожалуй, кроме лейтенанта) — по физиономиям видно — немного, но уверенности и напора, хоть отбавляй! Наворотят, не разворотишь. Вот теперь становится интересно, как незваные гости объяснят свое присутствие в доме. Вкупе с растаскивание вещей. И звук снова работает!

Впору руки потирать. Предвкушение спектакля немного омрачала лишь легкая обеспокоенность за зеленоглазую шатенку. Зудела комаром на периферии сознания. Как бы ей по недоразумению бока не намяли. Менты у нас известные костоломы, горазды врываться с криками, шумом-гамом и намыливать шеи первым подвернувшимся под горячую руку. Подобное поведение в большей степени свойственно ОМОНу, но и в патрульно-постовой службе тоже дуболомы найдутся, даром в кевлар рядятся. Если лохматому переростку очки разобьют, так ему и надо, не фиг по чужим домам шляться и звук вырубать, а зеленоглазку Викторию жалко. Будем надеяться, что милиция еще не настолько отмороженная, чтобы всех подряд по загривкам лупить — по отношению к даме должны проявить некое подобие галантности.

Впрочем, если представить, что оставшиеся в коттедже гости пусть немного похожи на высоколобого 'Николсона', то... пожалеть стоит как раз кевларовых витязей. Невзирая на их латы, былинную удаль и богатырскую выправку.

Проявить былинную удаль богатырям обломилось. Ни вышибить двери молодецким плечом, ни положить застуканных на месте преступления подозреваемых мордами в пол, ни совершить прочие геройские подвиги не посчастливилось. Не судьба. День, наверное, для подвигов выпал неподходящий. Никита этому только порадовался. Целее будут. И те, и другие. И 'друзья' Кацмана и милиционеры. А вышибать двери (хотя неизвестно, может, командир наряда по причине врожденной интеллигентности вежливо постучался бы, не прибегая к зубодробительным мерам) не потребовалось. По одной простой причине — и шатенка Виктория, и ее лохматый товарищ уже вышли из дома и принялись запирать эти самые двери. Вернее, запирал лохматый, а его подружка держала в руках картонную коробку.

И здесь витязи грубить не стали, а культурно дождались, когда очкарик закончит с замками.

Однако шоу Селин не увидел. И не услышал ничего знаменательного. Ни ругани, ни взаимных претензий. Скучно. Предводитель витязей перекинулся с лохматым парой малоинформативных фраз, и потребовал предъявить документы. Лохматый предъявил, и... чудо-богатыри во главе с усатым дядькой поджали хвосты. Лейтенант покорно доложил очкарику, что сигнал о подозрительных неизвестных в доме поступило от такого-сякого, фамилия, адрес (Никита злорадно потер руки — ищите гражданина Сидорова до морковкиного заговенья) и получил разрешение удалиться.

Едва милиционеры уехали, Виктория и ее очкастый друг (как подсказал микрофон — Виктор) принялись обсуждать, что это за доброхот в РУВД сигнализировал. И незамедлительно рванули к двадцать девятому дому, номер которого им сообщил лейтенант, а еще ранее — помощнику дежурного Селин.

Никита понял, что пора сворачивать наблюдение. Сначала хотел вообще удрать втихомолку, но сообразил, что его внезапный уход может показаться подозрительным, не дай бог, догонят. И разбирайся с ними. Поэтому ограничился тем, что убрал наушники, спрятал пульт дистанционного управления, и уставился в газету.

Маска скучающего бездельника не помогла. Так как осмотр дома, откуда якобы звонил доброжелатель, ничего не дал, девушка и парень огляделись, что-то коротко обсудили и разошлись. Лохматый направился к скамейке, на которой сидел пожилой мужчина, а рядом гуляла импозантная дама в чудовищно-модной шляпе, зеленоглазка же пристала к Никите. Хорошо, что хоть не очкарик.

Когда девушка подошла на расстояние 'артобстрела' и задала невразумительный вопрос, о том, не местный ли он житель, Никита почему-то страшно разволновался. То ли оттого, что на приближенный взгляд Вика казалась даже более красивой чем в фокусе 'дально-видения', то ли оттого, что Селин почувствовал исходящий от девушки тонкий аромат дорогого парфюма, то ли из-за боязни разоблачения его неумелой слежки.

В зобу дыханье сперло, сердце принялось совершать конвульсивные прыжки и перевороты. И накатил приступ разноцветно-пестрого зрения. В тонкостях эмоционального фона Селин пока разбирался едва ли лучше, чем аптекарь — в сортах селедки, поэтому вообще старался не смотреть в сторону девушки. А, если учесть, что стук сердца отдавался в ушах грохотом, сопоставимым с шумовым сопровождением в кузнечном цехе крупного завода, то общение с Викторией, мягко говоря, не задалось. К тому же Никита свои душевные силы тратил на то, чтобы ничем не выдать мысли и чувства. Поскольку подозревал (здесь не обошлось без чудо-интуиции), что милая девушка Вика и ее высоколобый дружок, способна улавливать эмоции, а может быть и читать мысли. Кто их знает этих масонов проклятых, вдруг они телепаты поголовно. Селин старался ни о чем не думать, выкинуть мысли, очистить разум.

Вопреки расхожему мнению, не думать вообще, в принципе, не получалось. Так же как и размышлять на посторонние, не относящиеся ни к девушке, ни к слежке, ни к поискам Ящера, ни изучению истории тайных обществ, темы. В голову постоянно лезли мысли об ашерах, загадочных альфах, о том, какая Виктория красивая, и что с ней неплохо бы поближе познакомится. Лезли нагло, беспардонно, их вышвыривали из дверей, они начинали ломиться в окна, выбрасывали их окон, они проникали через чердак. Тысячу раз был прав Ходжа Насреддин! Как ни пытайся запретить себе думать о белой обезьяне, она будет вертеться перед глазами, замасливать мысленный взор, бесстыже вертеть красным задом перед носом, и избавиться от нее выше сил человеческих. Возможно, некий мистик или знаток медитации способен на подобные подвиги, но обычному человеку и даже не вполне человеку, вроде Селина, это не по зубам. Наверное, самодисциплины не хватает.

Благо, мысли мелькали бессвязно, отрывочно, одна сменяла другую почти мгновенно. В ситуации с Ходжой Насреддином и незадачливым купцом это выглядело бы примерно так: Ходжа запретил думать о красной, черной и белой обезьянах, но они ежесекундно сменяют друг друга в купеческой голове, то белая задом вильнет, то красная рожу скорчит, то черная на уши встанет. Радовало одно (где-то глубоко-глубоко, на самом дне сознания), что разобраться со столь беспорядочным мышлением, а тем более прочитать мысли, будь ты четырежды телепат и пятнадцать раз Вольф Мессинг... затруднительно. Да что там, бесполезно!

Девушка не отставала и то задавала разные нелепые вопросы, то принималась городить какую-то чушь. Никита никогда не сталкивался с экстрасенсами, магами и прочими чудесниками (Ящер не в счет, в пещере он спал-бредил-медитировал), но смутно догадывался, что его таким образом прощупывают. Ментально. Пусть никаких ощущений, ни телесных, ни душеных он не испытывал. И сверхинтуиция помалкивала в тряпочку. Мол, делай выводы сам, мальчик.

Мальчик их делал. И выводы эти нашли непосредственное подтверждение. В ощущениях. После очередного Викиного вопроса, Никита вдруг почувствовал желание нагнуться. Нагнуться и поднять с земли... вещицу, хотя Селин ничего у ног не видел. Желание было размытым и до конца не оформившимся, словно навязанным извне. За мгновение до этого на том уровне селинского восприятия, которое он называл 'пестровидением' разноцветную фигуру девушки накрыла ярко-алая вспышка. Накрыла волной, смыв всю цветовую гамму и схлынула.

Желание же не пропало. Казалось, за плечом стоит пропагандист-агитатор и монотонным голосом бубнит: 'Наклонитесь, пожалуйста, поднимите... нечто маленькое и блестящее. Поднимите, находка принесет Вам удачу. Наклонитесь, пожалуйста...'. И так по кругу. Муторно и назойливо, но не слишком эффективно. По крайней мере, выбор у Никиты имелся. Мог наклониться и подобрать, а мог и проигнорировать.

Рыбкой в пруду плеснулась мысль, что это очень похоже на внушение. Наведенное красавицей Викторией или ее лохматым дружком. Нет, скорее Викторией, поскольку очкарик далеко и почти не смотрит в их сторону. Изредка поглядывает, не более. Никита не представлял механизм свого гипнотического дара, но едва ли он действовал так же, как внушение зеленоглазой собеседницы (или, что менее вероятно, лохматого очкарика). Иначе бы черта с два не обремененный грозными ксивами обыватель гулял по спецхранам и архивам не хуже чем по собственной гостиной. 'Сотрудника' чрезвычайно авторитетного ведомства давно бы изобличили. Селинский гипноз действовал безотказно, на него не наплюешь. Ни один из тех, кого Никита 'просил' помочь, даже не задумывались, не говоря уже об отказе. Брали под козырек и бросались исполнять просьбу. А тут что-то не срасталось, внушение не столь сложно было проигнорировать, кроме того, ничего блестящего на земле, невзирая на уверения голоса за плечом, Никита не увидел. То ли Вика недостаточно квалифицирована, то ли Селин плохо поддается внушению по той причине, что сам гипнотизер отменный. С недавних пор.

Колебался Никита недолго, решил не накалять обстановку и не провоцировать девушку на другие — радикальные — меры. Если дама хочет, чтобы мужчина ей поклонился, следует исполнить ее желание. Поскольку ничего подходящего у ног не нашлось, Селин просто нагнулся и мазнул рукой по асфальту. Вроде как поднял нечто несуществующее. И изобразил на лице удивление, не обнаружив в руке 'поднятой' вещицы. Дабы не нервировать и не огорчать даму. Сыграл, право, преотвратно. Сам себе бы не поверил, не то что Константин Сергеевич.

Виктория поверила. Или сделала хорошую мину. По крайней мере, отстала. Буркнула что-то, и попрощалась. Очень вовремя. А то сумбур в расплавленных селинских мозгах стал уменьшаться, мысли постепенно упорядочились, и возникла реальная угроза, что некто, обладающий телепатическими или эмпатическими способностями, сумеет узнать планы и устремления Никиты. Интуиция подсказывала, что 'Николсон' наверняка бы что-нибудь унюхал. Его, к счастью, рядом не оказалось, но и со славной зеленоглазой мечтой поэта тоже не все просто. Как выяснилось. И изменение фона 'пестровидения' и позыв нагнуться и подобрать нечто несуществующее об этом недвусмысленно заявляли.