Дети Земли

— То-то ко мне сегодня один перец из Ордена с утра пораньше заявился и вопросы странные по поводу 'Малюты' задавал. Не видел ли кто из наших его, не конфликтовал ли он с кем? А о том, что Скуратович убит, промолчал, скотина. Я еще удивлялся... Туда ему и дорога.

Оспешинский и Виктория говорили о нем, как об отсутствующем, словно он не сидел с ними за одним столом. Впрочем, Селина это ничуть не напрягало. Лишь бы толк вышел.

— Как же ты его укокошить умудрился?— Наконец-то Оспешинский 'заметил' наличие Никиты и обратился к нему напрямую, сразу избрав стиль общения 'на ты'. — Это же не нормала прихлопнуть. А ты его пристрелил... Даже странно.

Селин пожал плечами.

— Так получилось.

— Тем стволом, что за спиной под рубашкой?

— Именно.

— Каким стволом? — забеспокоилась Вика.

— Нормальным, ПМ, кажется.

— Пистолет не заряжен, — поспешил успокоить хозяйку гость.— Я просто про него не говорил, чтобы не волновать...

— Ну, знаешь ли!

'Ведьма называется! Прошляпила оружие!'

— Да, ладно, не мельтеши, поздно. Преступника с пистолетом в дом ты уже запустила, — ухмыльнулся Виктор. — Допустим, все, что я тут услышал, принимаю за чистую монету. Допустим. А что от нас тогда требуется?

— Как что? Помощь, естественно. Или ты полагаешь, что вас это Обновление не зацепит?

— Да нет, надеяться на то, что пронесет, глупо. Так пронесет, что глаза вывалятся... А какого рода помощь нужна?

— Откуда я знаю. Тут любая пригодится. Я же не Супермен — в одиночку на целую расу кидаться.

— Логично.— Оспешинский снял очки с носа, сунул одну из дужек в рот и принялся ее меланхолично грызть.

Увидев это безобразие, хозяйка квартиры незамедлительно одернула коллегу:

— Витя! Прекрати!

— Ах, да...Извини, задумался.— Оспешинский водрузил очки обратно на нос.— Чем вот только помочь? Военных, может, все-таки подключить?

— Хорошая идея,— скептически ухмыльнулся Селин.— Где-то я ее уже слышал... Но я сильно сомневаюсь, что мою историю не примут за бред сумасшедшего.

— Витя, мы данную тему уже обсуждали, — вставила Вика.

— Действительно. Даже если все наши каналы подключить и кое-что из нетрадиционных методов применить...много времени уйдет. А я так понял, времени мало осталось?

— По моим прикидкам — несколько дней или часов, — подтвердил Никита, подумав о том, что если ему еще раз потом придется повторять то же самое новому слушателю... ему подурнеет.

— Не успеем вояк раскачать, — согласился Виктор.— И переговоры с этими... Детьми Земли вести бессмысленно?

— Однозначно. Они к Обновлению годами готовились, и не отступят.

— И Кацмана они убили?

— Да. Насколько я понял из воспоминаний Алниора, Кацман что-то узнал про Обновление, и его ликвидировали. Возвратили в Лоно Матери,— пояснил Никита, с ужасом ожидая, что Оспешинский начнет задавать те же самые вопросы, что и Виктория по второму кругу. Впрочем, его опасений лохматый ашер не оправдал. Он решительно хлопнул ладонью по столу и заявил:

— Ладно. Мы им покажем возвращение к такой-то матери! Подробности я еще у тебя уточню...сейчас надо с шефом связаться. Где, говоришь гнездо этих засранцев?

— В Исландии вроде.

— Вроде?

— Нет, точно в Исландии.

— Замечательно. Я сейчас.— Оспешинский вытащил сотовый телефон и вышел из кухни.

Никита выдохнул. Кажется, ему удалось убедить ашеров в наличии реальной опасности. Полдела сделано. Оспешинский наверняка отправился звонить высоколобому 'Николсону'. Если тот даст санкцию, ему помогут. А толпой, известно, и батьку лупить легче. А пока лохматый ашер согласовывает свои действия с начальством, можно чуток расслабиться и просто пообщаться с приятной девушкой. Красавицей, не комсомолкой, но волшебницей. Выглядит она, конечно, весьма недоступно, но нет тех крепостей и бастионов, которые невозможно взять. И изобразив на морде развязную улыбочку, Никита приступил к планомерной осаде.

— Вика, а какие цветы ты предпочитаешь? За мной ведь должок. И я обязан загладить вину... И, вообще, что ты делаешь сегодня вечером? Надеюсь, Детям Земли кузькину мать показывать мы не прямо сейчас отправимся...

— Ну, наглец... — только и смогла вымолвить девушка.

ГЛАВА 10

Тишина Грота Уединения теплым шерстяным пледом привычно укутала посторонние звуки, оставив только журчание воды и шелест листьев. Последнее время Эолану все чаще приходилось сообщать плохие новости Первому Сыну именно здесь — в Тихой Чаще. Это сокращало церемониал общения, но доставляло определенное неудобство. Ведь в Гроте Уединения вопросы Первого Сына не связывались ритуальными обременениями, обязательными при аудиенции в Алмазном Зале. И эти вопросы нельзя было назвать очень приятными.

— Лесная Ветвь здесь,— в соответствии с Каноном изрек формальное приветствие Эолан, подходя к древнему ясеню, возле которого отдыхал Первый Сын.

— Опять дурные вести, — нарушая правила Канона, ответил на приветствие носитель Алмазного Венца. Ответил не вопросительно, а утвердительно, словно заранее зная, о чем сообщит ему Лесная Ветвь.

— Да, Первый Сын.

— Что на этот раз?

— Двое Детей из Лесной Ветви вернулись в Лоно Матери. Вопреки своей воле...

— Кто?

— Сильтаор и Миллнир.

— Ищущие... лучшие Ищущие, если не считать Алниора, — чуть слышно промолвил носитель Венца и сложил пальцы в знак скорби.— Дар последнего вдоха...

— Да.

— Почему?

Эолану вдруг захотелось изобразить типичный жест хомусов — развести руками, но он удержался от неуместного нарушения Канона общения и замер в позе покорности.

— Наследники гвархов настолько могущественны, что вернули в Лоно Ищущих Лесной Ветви? Или это наделенные Силой зверушки? Лесная Ветвь пересохла? — в голосе Первого Сына штормовыми волнами клокотала сдерживаемая ярость.

Эолан склонил голову.

Штормовые волны гнева не обрушились на покорного, носитель Венца усмирил ярость.

— Хомус, отправивший Алниора на путь в Лоно Матери, прекратил существование?

— Нет, Первый Сын, — ответил Эолан, и пока ветер слов вновь не раздул пламя гнева, попирая Канон, поспешно добавил: — Хомус найден Талилом из Видящих Лесной Ветви...

Пламя гнева опало.

— Кто?

Эолан извлек из памяти образ виновника гибели Алниора, и продемонстрировал властителю.

— Внешне ничем не примечательная зверушка... но есть в этом хомусе что-то странное.

— Покарать!— Повеление носителя Алмазного Венца тяжелой ртутной каплей упало в журчащую тишину Грота Уединения.

Склоненная голова Эолана свидетельствовала о внимании и почтении к высочайшему повелению.

— Хомуса вернут в Лоно Ищущие Лесной Ветви... и Ведающие Горной Ветви.

Позорное для Лесной Ветви слово носителя Алмазного Венца Эолан принял смиренно.

— Да, Первый Сын.

Короткий взмах кисти венценосца свидетельствовал об окончании аудиенции.

Спустя дюжину ударов сердца шорох шагов Эолана истончился и утонул в шелесте и журчании Тихой Чащи.

* * *

Провести вечер в общении с симпатичной девушкой не получилось. Переговорив с высоким начальством, Оспешинский взял номер телефона Никиты и куда-то убежал, игнорируя протестующие возгласы хозяйки квартиры. Селин также решил воспользоваться оказией и отлучился на часок, сподобившись за указанное время еще раз плотно перекусить в ближайшем кафе, приобрести бутылку французского вина, коробку конфет и скромный букетик из полутора десятков белых роз, которые, как выяснилось, нравились волшебнице, отрепетировать пяток-другой витиеватых комплементов, и даже мысленно выстроить далеко идущие планы... Увы, упомянутый джентльменский набор опробован в деле не был.

Осуществлению грандиозных, далеко идущих планов помешали, в полном соответствии с универсальным, всеобщим и вечным, законом подлости, обстоятельства. Для начала — в виде одного лохматого очкарика — ашера. Оспешинский перехватил Селина возле подъезда дома Виктории, когда тот с букетом наперевес собирался идти на штурм оборудованной домофоном двери. Никита так глубоко погрузился в обдумывание наполеоновских планов (кто-то, вероятно, назвал бы их буйными фантазиями), что утратил бдительность и не замечал ашера до тех пор, пока тот не дернул Селина за рукав.

— Что?— 'Наполеон' вынырнул из мира планов-фантазий и уставился на представшего перед ним Оспешинского. Пару раз мотнул головой, дабы отогнать неприятное видение — не помогло. Видение не исчезло и противным голосом спросило:

— Ты куда намылился?

— Как куда?— удивился Никита, окончательно возвращаясь в реальность.— Это... извинения за беспокойство принести надо.

— Понятно, — хмыкнул Оспешинский.— Некогда извинения приносить. Разворачивай оглобли и в машину садись. Вон, за детской площадкой стоит,— Виктор показал на запыленный синий 'Фольксваген'.

— А-а?..

— И 'извинения' свои туда же складывай,— перебил Селина ашер. — Лучше — в багажник.

— А Виктория?

— Она тоже сейчас к нам присоединится... — осклабился Оспешинский.— Не боись.

Утешившись обещанием и вздохнув, Никита потопал к старенькому Фольксвагену. И сам себя по пути строгое внушение сделал. Что-то он сильно расслабился после разговора с Викой и ее лохматым другом — утратил бдительность. И ашера не заметил, и вообще, окружающую обстановку не контролировал. Распустил розовые слюни, размечтался. Даже ауры не просматривал, что делал теперь почти на автомате. Тут целый батальон ребят в длиннополых балахонах мог спокойно мимо промаршировать — Селин бы не обратил внимания. Разве что... с оркестром. И его любимая сверхинтуиция давно себя не о себе не заявляла.

Говорят, что не стоит поминать черта, а то он привяжется. Еще есть много соответствующих поговорок: про побудку тихого лиха, о пришествии того, кого вспомнишь, и тому подобное. Народ не зря эти поговорки и пословицы придумал. Народ мудр. Селин успел дойти до автомобиля, открыть дверь и разместить цветочную и винную части джентльменского набора на заднем сиденье, когда ему пришлось убедиться в справедливости и мудрости поговорок. Никита уложил букет и начал разгибаться, и в этот момент его невероятная интуиция (вернее, одна из ее ипостасей — чувство опасности) ударила по нервам главным калибром. Ударила столь мощно, что Селин едва не подпрыгнул, пробив макушкой потолок машины. Или подпрыгнул, но не заметил, удачно миновав металлические плоскости авто.

Выпроставшись из зева 'Фольксвагена', Никита выронил конфеты на землю, утрамбованную колесами машин до асфальтной плотности, вцепился руками в дверь и завертел головой. Метрах в десяти справа заметил смутно знакомое туманное марево, потянулся за пистолетом, по-прежнему покоящимся сзади за ремнем, дабы применить оружие по назначению, но благородный порыв пропал втуне. До 'Макара' Никита дотянулся, выдернул его из-за ремня и навел в сторону туманного марева, но выстрелить не смог. Откровенно говоря, и не пытался, и рычажок предохранителя не двигал — просто осознал, что пистолет не заряжен. Все патроны он израсходовал на упырей в сквере, а запасную обойму взять не догадался. Активизированный выбросом адреналина мозг Селина мгновенно породил пару десятков ярких и сочных выражений для описания собственных слабоумия и непредусмотрительности. Однако произнести их вслух возможности не представилось. И вообще, времени для рефлексии и самобичевания противники не дали. Самым наглым и противоестественным образом.

Одно из растущих вдоль дворового проезда черемуховых деревьев неожиданно накренилось, что в условиях полного безветрия выглядело совершенно дико, и хлестнуло ветвями по Никите. Вернее, по тому месту, где он мгновение назад стоял, поскольку Селин успел среагировать и отпрыгнуть в сторону. От удара на крыше автомобиля образовались явственно различимые царапины, а кое-где — даже вмятины. Не отскочи Никита вовремя, дерево вполне могло ему голову снести.

Черемуха вновь наклонилась и хлестанула ветвями по 'Фольксвагену', в каких-то считанных сантиметрах от лица, просто не дотянувшись до цели, и замерла, угрожающе раскачивая ветвями. Селин забежал за машину и, перемахнув через небольшую оградку, остановился на газоне — подальше от буйной черемухи и знакомого туманного марева. Остановился не по своей воле — будь такая возможность, он бы удирал, покуда силы есть. Но возможности сбежать его лишили. Едва чеботы после прыжка через ограждение соприкоснулись с газоном, как что-то в них вцепилось. Показалось, что он угодил прямиком в липкую грязь, а то и в болото. Однако ноги увязли не в болоте — туфли плотно обвила трава. Это уже стало походить на полный бред. Селин пару раз дернулся, но ноги застряли в зеленом капкане прочно. Рвать коварную траву было страшновато (а вдруг и в руки вцепится?), на нервы действовало дрожание туманного марева, поэтому Никита собрался орать что есть мочи и звать на помощь Оспешинского. Набрал полную грудь воздуха и... остекленел, словно футболист, застигнутый врасплох внезапным ударом... под дых. Его разум снова атаковали Чужие.

'Все признаки налицо: дыхание перехватило, ноги подкашиваются, в глазах темнеет, а время замедляется', — отстранено подумал Никита. Страх, на удивление, не возник, паника его не охватила, наоборот, начинала просыпаться спасительная злость на надоевших 'балахонов'. Видимо, сказалась практика частых контактов с Детьми Земли, и слияние разумов с Алниором. Порции злости накапливались, складировались и перетапливались в незамутненную чистую ярость где-то в глубинах его 'Я', а в целом Селин был хладнокровен и спокоен. Почти спокоен. Концентрируя ярость, Никита даже изыскал возможность, чтобы покопаться в осколках памяти Алниора, и извлек из нее информацию о том, что фокусы с деревьями и прочими растениями — это подчерк так называемых Ведающих Горной Ветви.

Ярость достигла апогея, той критической массы, которая грозила взорваться сверхновой в любой момент. И взорвалась, выжигая сковавшие разум Никиты незримые путы. Остаточную энергию 'взрыва' Селин привычно направил на источник ментального давления. И сразу же почувствовал облегчение. Вернулась способность дышать, в глазах прояснилось. И даже — о, чудо! — зеленый капкан разжал свои челюсти. Стебли травы больше не оплетали туфли. На радостях Никита забыл о том, что собирался звать на помощь, и едва ощутив, что ноги никто не держит, одним прыжком сиганул за пределы коварного газона — под прикрытие автомобиля. Спрятавшись за 'Фольксвагеном', недоуменно воззрился на пистолет в руке — словно не понимая, зачем он тискает бесполезную железяку. Недоумение рассеялось тут же — после очередного удара черемухи по крыше автомобиля. И дышать опять стало трудновато.

— Я же тебя отоварил, гад! — процедил Никита, с трудом проталкивая слова из глотки, а затем сообразил.— 'Или вас там целая толпа черноглазиков?'. Поколебавшись мгновение, и чувствуя, что вот-вот опять навалится тяжесть и померкнет свет, вскочил из последних сил рванул в направлении дрожащего туманного марева. Рванул, издав полузадушенный крик:

— А-а-а! Убью!

Почему-то сразу стало легче.