— Трупаки одни. Трое мерсов.
— Знакомые?
— Не, в первый раз вижу... Ванька там еще валялся...
— А Кукольник?
— Дохлый, как и все.
— Значит, не соврал,— кивнул Скунс, глядя на Саню.
— Ну так...— неуверенно дернул плечами Глушаков.
— Ладно, живи пока...
Санек облегченно вздохнул:
— Ну, так я пойду?
— Пойдешь... с нами.
— Это еще куда? И зачем?
— Здесь недалеко. Вепрю обо всем расскажешь. Неспроста тут мерсы крутились. Никак опять что удумали?
— А я откуда знаю?— воскликнул Санек.
— Вот и расскажешь все, что знаешь... И что не знаешь — тоже. С Вепрем не забалуешь!— злобно оскалился мужик в кепке.
— Неужто ТОТ САМЫЙ Вепрь?— не без уважухи произнес Санек.
— Тот самый,— кивнул Скунс.— Большая честь для тебя, щегол... Бери свой баул и айда за нами!
Шли по асфальтированной дороге, ведущей в сторону каких-то промышленных построек. Правда, до них нужно было еще добраться. Сперва пересекли мост через заболоченное озерцо с подозрительными ядовито-зелеными круглыми разводами. Из ближайших кустов выползло нечто несуразное — без ног, но с мускулистым человеческим торсом и срезанной взрывом головой,— и, отталкиваясь пудовыми кулаками от земли, быстро направилось в сторону группы.
— Вали его, Пуля, вали!— закричал Скунс и первым дал короткую очередь по чудовищу.
Пуля не стал спешить, вышел вперед и разрядил оба ствола в упор. Залп снес монстру голову окончательно, отбросив остальное на обочину.
— Это что за урод?— спросил Санек.
— Туло приблудное,— пояснил Скунс.— Тот же Фантом, только какой-то недоделанный. Летать не умеет, невидимым не становится, зато силы немерено. Если поймает — пиши пропало: порвет, как Тузик грелку.
После этого случая монстры больше не встречались. Оно и не удивительно — вся местность по обе стороны от дороги просто кишела аномалиями. Они сверкали, искрились, вздувались, рябили, свистели, завихрялись, разражались электрическими разрядами — чего тут только не было! Неспроста Долина получила свое название. Неспроста наймы тащили за собой обузу в лице ни к чему неприспособленных и оттого безобидных лошков. Пройти через сплошную зону аномалий без помощи проводника казалось нереальным.
Зато по дороге можно было идти практически без проблем. Иногда и на асфальтированном полотне встречались аномалии, но не слишком часто, да к тому же большую их часть можно было обнаружить невооруженным глазом.
Саня шел между двумя бандосами и постепенно приходил к выводу о том, насколько игровой мир отличается от реального. С одной стороны, вроде бы похоже: и свиноферма стояла на положенном ей месте, и Т-образный перекресток с автобусной остановкой сразу за мостом через озеро, и дорога, убегавшая к заброшенному заводу, и даже крытый транспортер, ведущий к месту отдаленной погрузки сыпучих материалов — все это было на самом деле. Но в реальности выглядело несколько иначе. На западе к фабрике прилегали карьеры, в которых и добывалось то, что затем обрабатывалось на самом предприятии. Те самые Карьеры, в которые после аварии свозили радиационный мусор со всей Зоны и которые фонили не хуже, чем ядерный реактор. Да и сама фабрика выглядела несколько иначе, чем в игре. Но на мелочах Глушаков решил не зацикливаться.
Миновав перекресток, группа направилась именно к фабрике. Так оно и должно было быть, и хотя бы в этом Глушакову не пришлось разочаровываться. Еще издалека он понял, что за ними пристально наблюдают через оптический прицел снайперской винтовки. Одного стрелка он заметил в обложенном мешками с песком гнезде, оборудованном поверх коробки, защищавшей транспортер от непогоды. Еще один снайпер расположился на крыше административного здания.
"Серьезно у них тут все",— подумал Санек.
Перед воротами, ведущими на территорию предприятия, стоял блокпост. Слева от него расположился БТР со спущенными колесами. Ездить он не мог, но стрелять — это пожалуйста: пулемет КПВТ во вращающейся башне издалека отслеживал приближающуюся троицу.
— Кого ведем, придурки?!— окликнули их с блокпоста.
— Сам ты придурок!— огрызнулся Скунс.— Залетного поймали, к Вепрю его ведем!
— Это уже не тебе решать!— у входа их остановили двое серьезных парней, совершенно не похожих на этих огрызков. Явно спецы, а не шелупонь какая.
Глушакова снова начали обыскивать.
— Да мы его уже обшмонали!— обиделся Скунс. Бросил на асфальт второй рюкзак.— А это шмотки его корешей.
— Что-то еще?
— Все.
— Ты — гуляй!— сказал охранник Пуле, после чего обернулся к Скунсу.— А ты хватай рюкзаки, со мной пойдешь!
Недовольно бормоча, Пуля направился вглубь территории, а Глушакова и Скунса повели внутрь здания.
Строение было двухэтажное, с просторным холлом и переходом в соседнее крыло. В холле никого не было, а вот из соседнего здания, похожего на общагу, доносились голоса, музыка, смех.
По широкой лестнице поднялись на второй этаж. Справа — столовая, слева — еще один холл с боковой лестницей и входом в приемную большого начальника. Перед дверью стоял охранник.
— Это он на ферме шумел?— спросил тот, разглядывая Санька.
— Там их целая кодла была,— подал голос Скунс.
— Сейчас все и расскажешь!— подтолкнул его в спину охранник с блокпоста. Санек вошел сам и оказался в помещении, похожем на приемную.
Там находилось еще двое, о чем-то тихо беседовали, стоя у карты на стене. Вернее, говорил один, кавказской наружности и с характерным акцентом, другой молча слушал и разглядывал карту. Когда он обернулся, Санек даже вздрогнул. Ну и рожа у мужика — вся в шрамах! Один из них пересекал левый глаз, плотно закрытый и скошенный. Жуть какая — такого встретишь в темном переулке — Кондратий хватит. И судя по всему, именно он был хозяином этого кабинета.
Неужели сам Вепрь?
Несколько иначе представлял его себе Санек.
— Задержали у свинофермы,— коротко отрапортовал охранник с блокпоста. И куда только подевался весь его гонор? Похоже, он тоже побаивался этого Квазимодо со шрамами.
— Возвращайся на пост, дальше мы сами!— Голос у жуткого типа был под стать его внешности — скрипучий, шершавый. Да и говорил он, едва открывая перекошенный рот. Понять, что сказал, сложно — нужно прислушиваться.
Охранники вышли, и "красавчик", присев на край стола, обратился к Скунсу:
— Сначала ты.
— А че рассказывать?— робко начал тот, опустив на пол рюкзаки.— Нашли мы его возле дороги. Его Ночной Дьявол подмял под себя, прежде чем сдохнуть. Сам он освободиться не смог, пришлось нам с Пулей помочь. У ворот фермы нашли еще троих. Трупы. Судя по прикиду — мерсы, незнакомые.
Говорил Скунс, хоть и сбивчиво, но складно. Особенно если учесть, что к ферме он сам не ходил.
— То есть, их четверо было?— уточнил "красавчик".
— Да я и сам не понял,— поморщился Скунс.— Пацан мутный какой-то. Сначала говорил, что их восемь было. Потом девять. Потом еще какие-то появились — я и вовсе запутался... Темнит он что-то.
— Это их вещи?— спросил "красавчик", кивнув на рюкзаки.
— Да.
Последовал еще один едва заметный кивок старшего, и кавказец, присев над рюкзаками, быстро и грамотно исследовал их содержимое.
— Ничего лишнего, грамотно собирали,— сказал он.
— Брали что?— уставился "красавчик" на Скунса одним глазом. Тот прямо весь сжался от страха:
— За Пулю ничего не скажу, но я — зуб даю — даже не прикасался!
— Узнаю, что соврал — уши отрежу,— как-то буднично сказал "красавчик" и добавил: — Вместе с головой.
— Пан, ты же меня знаешь!— задрожал Скунс.
— Поэтому и говорю... Свободен пока!
На негнущихся ногах Скунс попятился к выходу. За спиной Глушакова захлопнулась дверь.
— Теперь ты.
Сам он подошел к зарешеченному окну и открыл форточку, чтобы выветрить чесночный духан, оставшийся после визита Скунса.
Во-первых, Саня понял, что перед ним не Вепрь. Как его назвал Скунс? Пан? Погоняло? Или, может быть, это обращение такое? Все-таки Украина, все такое... Во-вторых... Он понял, что с этим типом лучше не юлить. Он как будто насквозь видел, а может, и мысли читал. Но и правду рассказать — не вариант. Кто ж поверит в то, что с ними на самом деле случилось?! Он бы, например, не поверил.
И что тогда говорить?
— Ну!— повысил голос Пан.
— Что именно вас интересует?— спросил Санек.
— Все. Кто ты? Откуда? Что делал в Долине Аномалий?
Саня не знал, с чего начать. Может быть, так...
— Меня зовут Александр Глушаков...
— Документы есть? Паспорт, водительские права?
— Были документы, целая кипа, но... В общем, потеряли мы все, когда...— Хотел он рассказать и про поход в Зону Отчуждения, и про мужика, укравшего рюкзак татарина, но вдруг спохватился и решил придерживаться иного плана. Все равно теперь не проверишь!— Мы с корешами в Темное Ущелье сунулись, за артами. Но тут Выброс начался, мы спрятались в каком-то погребе, а потом наймы... ну, мерсы появились, троих наших завалили, погреб подорвали, а там все наши документы были...— врал он самозабвенно — не впервой. Начал робко, а потом как прорвало.— Тех, кто уцелел, мерсы через зону аномалий погнали. Там мы еще одного потеряли. Вышли в Долину, сунулись на свиноферму, и тут началось... Сначала Ванек приперся. Пока мерсы заняты были, я в бега сорвался, да наткнулся на Кукольника. Что потом было, я не помню. Очнулся, когда все закончилось. Вернулся назад, а там одни трупаки. Моих корешей среди них не было, куда они подевались, я не знаю. Собрал кое-какой шмот, взял оружие и пошел к дороге. Тут из зарослей выполз недобитый Ночной Дьявол. Я в него весь рожок всадил, прикончил падлу, но он на меня навалился, слегка помял... Вот... А потом ваши появились, вытащили меня — хвала небесам...
— Складно чешет,— прозвучал незнакомый голос.
Санька повернул голову и увидел человека, стоявшего в дверях соседнего помещения, облокотившись о дверной косяк. И как это он так тихо появился? На вид ему было лет пятьдесят, небольшого роста, седоватый, с короткой стрижкой и глубокими залысинами. Лицо скуластое, волевое. Взгляд — внимательный, пронзительный. Одет он был, по сравнению с остальными, можно сказать, по-домашнему: свитер под горло, брюки, легкие кроссовки. Персонаж, конечно, колоритный, но вовсе не он привлек пристальное внимание Глушакова. Позади него, устроившись подбородком на его плече, стояла девушка лет двадцати с небольшим — обворожительная шатенка с печальными глазами. Ее наряд резко контрастировал как с униформой Пана, так и с домашним прикидом "папика". Рваные по старой моде джинсы в обтяжку, кожаная куртка, покрытая заклепками, пестрая бандана на голове, кобура с пистолетом на поясе.
Мечта поэта...
Санек засмотрелся настолько, то не услышал тихий приказ старика:
— Приведи другого!
Кавказец кивнул и вышел. А через пару минут вернулся, хлопнув дверью. Глушаков вздрогнул, обернулся и увидел...
...Кузю Сапожкова.
Жив, значит, "татарин"... Правда, выглядел он... не очень. Судя по расквашенным губам и посиневшему лицу, били его нещадно. Выглядел он жутко и... жалко, весь в кровавых соплях и слезах, едва держался на ногах.
— Ты знаешь этого чудика?— спросил его старик, кивнув на Саню.
Кузя выдавил из себя что-то нечленораздельное, а потом затряс головой.
— А ты узнаешь друга?— этот вопрос предназначался Глушакову.
Саня не стал скрывать — чего уж теперь-то:
— Да.
— Это хорошо, что не стал отказываться от корешка своего. Вот только... Я выслушал одного, потом второго, и что-то не клеится у нас история...
— Я не знаю, что вам рассказал "татарин"...— оборвал его Санек... и тут же получил удар под дых от Пана.
— Не перебивай, когда старшие говорят!— прошипел "красавчик".
— Невоспитанная у нас молодежь,— посетовал старый и посмотрел на Пана.— На подвал его! Поучи уму-разуму, а через полчаса — ко мне! Послушаем, что он после этого запоет,— сухо сказал хозяин.
Санек толком не понял, что значит "на подвал", просто почувствовал, что ничего хорошего это не сулит. Когда к нему сзади подошел Пан и грубо схватил за ворот, он взбрыкнул, и тут же получил по почкам. Удар был настолько чувствительный, что Глушаков обмяк. А когда "красавчик" потащил его к выходу, Санек заголосил:
— Мужики, не надо меня на подвал! Я вам итак все скажу!
На его вопли никто не обратил внимания, разве что красотка презрительно фыркнула. И именно это задело Глушакова больше всего. Он схватился за дверной косяк, крикнул обнявшему за талию шатенку папику, готовому скрыться в дальней комнате:
— Эй, ты! Тебя ведь Вепрем кличут? Я хочу тебе кое-что предложить!
— Вот через полчаса и поговорим,— ответил тот, не оборачиваясь.
Дверь за ним закрылась...
Ровно через полчаса в комнату вошел Пан.
Вепрь мутил чифирь на электроплитке, а его подружка сидела на диване, макала мизинец в банку со сгущенкой и игриво слизывала горячим языком.
— Что?— коротко спросил главарь, бросив лишь мимолетный взгляд на вошедшего.
— Поет, как соловей!— сухо ответил Пан.
— И?
— Рассказывает то, же, что и первый.
— Сговорились?
— Не думаю. Совпадение стопроцентное, даже в мелочах. Этот, правда, покрепче оказался, но все равно от одного вида раскаленной железяки орал, как резаный.
— Ты не переборщил?— взглянул на него исподлобья Вепрь.
— В самый раз.
— И... что думаешь?
— Думаю, что они оба говорят правду.
— И что это значит?
— Я не аналитик, не мое дело — делать выводы.
— Ты мой начальник охраны и полевой командир!— повысил голос Вепрь.— Должен башкой думать!
— Я не силен в потусторонних делах,— спокойно ответил Пан.
— Ты мне еще про козни Дьявола расскажи... Ладно, тащи его сюда! Говорить-то он сможет?
— Язык и зубы на месте.
Пан вышел и привел Глушакова. Выглядел он получше Кузи, хотя тоже неслабо досталось, но держался молодцом: от помощи Пана отказался, стоял сам, на Вепря смотрел дерзко, с вызовом. Старому это импонировало.
— Ты хотел мне что-то предложить? Что?— спросил его Вепрь.
— Теперь-то чего? Позняки уже!— обидчиво процедил Санек. Хотел сплюнуть кровь на пол, да вовремя остановился. Помещение, в котором он находился, было не только рабочим кабинетом, но и жилой комнатой. В углу стоял-урчал старый холодильник, у стены справа — односпальная кровать и бельевой шкаф, слева — диван и стол, рядом — сервант и встроенный в стену сейф. Пол покрывал на удивление ухоженный ковер.
— Не скажи!— резонно заметил старый. Замутив чифирь, он поставил кружку на стол, сам присел рядом, на краешек.— Поздно будет, когда тебя землей присыпят. А до тех пор всякое может случиться. Пан, например. Он ведь на выдумки мастак, а людей не любит, особенно таких, как ты. Если он жилы начнет тянуть...
— Что вы хотите?— перебил его Санек. Пан снова хотел преподать урок вежливости, но его остановил взгляд Вепря.
— В общем-то, ничего. Что ты можешь предложить такого, чего у меня нет или чего я не смог бы достать сам? Вот видишь... А посему разговора у нас с тобой не получится.
