Глушаков судорожно сглотнул — словно по краю прошелся. Отщелкнул пустой рожок, уронил его на пол. Сунул руку в карман за новым магазином, но он за что-то зацепился, да и руки ходили ходуном, сразу не справился. А тут еще чудовище зашевелилось. Саня видел, как на глазах зарастают полученные раны, перед этим выталкивая пули из плоти. Щелк-щелк-щелк — застучали они по полу.
И Санек побежал. В этот момент он слабо соображал, что делает. Ему хотелось одного — оказаться как можно дальше от неубиваемого монстра. Добрался до поворота, свернул за угол, заметив, как чудовище поднялось на лапы, тряхнуло башкой и засеменило следом за ним.
В этом коридоре было сумрачно. Единственная уцелевшая лампа мигала, издавая раздражающее потрескивание. Да и слева в лаборатории что-то искрило, как будто электросварка. И именно в ее вспышках Санька заметил паутину, протянувшуюся по диагонали от потолка к стене слева. Струны, так их называл Скунс — ни с чем другим не перепутаешь. Хорошо еще, Санька их вовремя заметил и успел остановиться. Но при этом потерял время. Из-за угла выскочило чудовище, с пробуксовкой ворвалось в коридор, ринулось на Глушакова. Санька присел, подныривая под Струны, продвинулся вперед, выпрямился и обернулся, чтобы увидеть, как на него прыгнул преследователь. Все, что успел Санек, это зажмуриться. Удара он не почувствовал, зато лицо богато окатило тошнотворной жижей. Утершись рукавом, открыл глаза, глянул под ноги. Чудовище порубило на аккуратные шайбы, по крайней мере, его верхнюю половину. Ноги и часть туловища еще подрагивали, но тут же никакая регенерация не поможет.
— Урод...— буркнул Санек.
Навострил уши, но ничего, кроме электрического треска не услышал. Мертвецы, похоже, отстали. Теперь уже спокойно Глушаков перезарядил автомат и не спеша зашагал по коридору.
А вот и дыра в полу. Вряд ли тут есть еще одна такая. Достал фонарик, посветил вниз. Так и есть, вон лежит дружок Маринки. И арт у него в руке. Осталось только спуститься, не свернув при этом шеи.
Саня спускался медленно, цепляясь за трубы и арматуру. Мягко приземлился на кучу битого камня, обернулся, направив фонарик на мертвеца. Заметил лежащий рядом НК G36, поднял. Прикольная пушка, да патронов к ней нет. Видать, пришлось пострелять маринкиному хахалю. Вернул винтовку на место. Посмотрел на арт. Нет, это не камень, это что-то другое. Может, на самом деле куриное яйцо, только измененное Зоной?
Протянул руку, и в этот момент фонарик замигал и потух.
— Да что же за невезение такое!— зарычал Санек, стуча источником света по коленке.
Фонарик заработал. Саня направил его на арт...
— Не понял...
Артефакт исчез, а скрюченные пальцы мертвеца изображали фигу.
Из глубины коридора донеслось ставшее уже почти родным "хи-хи", а потом — топот детских ножек.
— Ах, ты ж, маленький засранец!— взбесился Санек и бросился за мелким.
Он обогнул завал, увидел улепетывающего младенца, который свернул в помещение слева.
"Попался!"— обрадовался Саня. Он-то точно знал, что из этой лаборатории не было другого выхода.
Каково же было его удивление, когда в свете мерцающей лампы он увидел дыру в стене, которая вела невесть куда. К ней и направлялся коротыш, ловко огибая лабораторное оборудование. Саня даже вскинул автомат, но выстрелить не смог. Да монстр. Да, пакостник. И все же ребенок. Ребенок, которому хотелось поиграться, пошалить. Вот он и развлекался, как мог.
Не мог Саня в него выстрелить. Опустил автомат и продолжил преследование. Там где малышу приходилось огибать громоздкие штуковины и столы, Санек перемахнул их поверху и почти догнал мальца. И все же тот успел нырнуть в дыру, задорно при этом хихикнув. Глушаков проскочил следом и...
...замер, как вкопанный.
Это был коридор Сектора А. Тот самый коридор, до отказа заполненный аномалиями. Они были повсюду: слева, справа, даже под ногами Саньки что-то искрилось. И при этом не причиняло вреда. Ответ сам напрашивался — все дело в артефакте, который уносил свернувший налево шкет. А у арта, похоже, был определенный радиус воздействия. Вот и не срабатывали аномалии, пока пацанчик еще рядом. Еще секунда, и будет поздно. Саньке нужно было возвращаться обратно, в лабораторию...
...или догонять младенца.
На весь анализ ситуации и принятие решения Глушакову понадобилась секунда. И он бросился следом за ребенком. Ускорился так, что почти настиг его, но малец вдруг рванул перед, как будто совершил прыжок, хотя ничего подобного не было. Вот он, совсем рядом, кажется — протяни руку и хватай! Саня так и сделал, но рука схватила лишь воздух, а ребенок оказался в паре метров впереди.
Вот, значит, как...
Глушаков решил не рисковать. Вот выберутся они из коридора, там и поглядим, кто кого.
По глазам резануло яркой вспышкой, резкий треск электрического разряда слегка оглушил в тесном коридоре. Это появилась Электропаутина и, ускоряясь, поползла навстречу бегущим парням. Малец даже не сбавил шага. А вот Санька дрогнул: а вдруг не сработает? Лишь на морально-волевых продолжил бежать, внимательно следил за тем, как пацаненок проскочил сквозь Паутину невредимым, зажмурился, когда она накатила на него самого. Ничего не произошло, ну, разве что легкое покалывание, скорее, приятное, нежели опасное.
Вот двери лифта. Чуть дальше впереди коридор поворачивал налево, а там уже холл. Главное, схватить мальца до того, как он доберется до сектора Б, иначе потом опять придется тащиться через аномалии.
Но младенец повел себя не по-джентльменски. У самого поворота он снова "скаканул" вперед и тут же юркнул за угол. А в следующий момент Саньку оторвало от пола и швырнуло вперед так, что он плашмя врезался в стену, а потом навзничь грохнулся на пол, ударившись головой.
Пока приходил в себя и поднимался, успел заметить, как мелкий свернул на лестницу, ведущую на минус второй этаж. Уже хорошо — не придется гоняться за ним через огненные столбы.
Саня прошел через холл, сунулся в проход, совсем забыв о пространственной аномалии, вздрогнул, когда его телепортировало на лестничную площадку. Сдуру чуть не бросил в "обидчицу" поднятый камень. Вовремя остановился, представив, как аномалия возвращает гостинец. С ускорением и прямо в лоб.
Младенца не было ни видно, ни слышно. Глушаков поднялся на минус второй этаж. Дверь, как и прежде, была заперта. Причем лампочки не горели, а значит, и открыть ее было невозможно. Но мелкий монстренок уже не раз демонстрировал сверхспособности, с него станется. И все же Санек надеялся, что пацан поднялся выше, на минус первый. Там и ловить его было бы сподручнее, и вообще — чем ближе к земной поверхности, тем увереннее чувствовал себя Глушаков. Такая вот странность.
А мелкого обязательно нужно было изловить. И дело даже не в мести. Сане позарез нужен был яйцевидный артефакт. Без него, как показали события, ни за что не пройти через коридор Сектора А. Почему именно туда? Чуйка подсказывала. Там, в самом конце, еще одна лестница. К гадалке не ходи — она вела на минус четвертый этаж. Так вот, чуйка подсказывала — именно там и нужно искать то, за чем Глушакова послали в подземную лабораторию.
С этими мыслями Санек поднялся на минус первый, вышел в коридор и замер. Как назло, здесь не горела ни одна лампочка. Лишь в самом конце, сквозь приоткрытую дверь просмотрового зала сочилось какое-то странное динамичное свечение — как будто кто-то махал рукой перед чахлым синеватым светильником.
И что бы это значило? Был только один способ узнать.
Саня включил фонарик, заправски забросил автомат на плечо, держа палец на спусковом крючке, и медленно пошел по коридору.
На полпути к просмотровой стали различимы звуки, и Санька уже догадывался, что это за странный свет, и что за звуки такие: работал кинопроектор, показывал фильму. Причем Глушаков знал даже, что крутили нынче в поземной лаборатории. Об этом красноречиво говорили и популярная мелодия, и знакомые с детства слова: "Мальчишки и девчонки, а так же их родители..."
К двери он подкрался тихо-тихо, выключил фонарик, заглянул в щелочку, увидел часть экрана. Там какой-то рыжий мальчик играл в шахматы с такими же детьми. В чем смысл — непонятно, да Санек и не собирался вдаваться.
Он осторожно потянул за дверь — та открылась тихо, без скрипа.
Вошел.
Пацана нигде не было видно. Да и здесь ли он? Не факт. Хотя... Он вполне мог сидеть на одном из десятков кресел — маленький, его не видно со стороны двери.
Саня двинулся вдоль рядов, держа автомат обеими руками и скользя стволом по деревянным креслам.
Вдруг картинка, а вместе с ней и звук, оборвалась, по экрану замельтешили полоски, косые кресты и началось новое кино, на это раз черно-белое, документальное. А точнее — любительское.
Снимавший сфокусировал объектив камеры, появилось лицо мужчины лет тридцати с небольшим. Крупный, породистый, похожий на важного чиновника.
— Уже снимаешь?— спросил он. Голос — звонкий баритон. А вот звук глухой, моно.
— Проверка...— ответил ему за кадром еще один мужской голос, явно моложе тридцати.— Родители года три назад камеру привезли из ГДР, а я ею до сих пор толком и не пользовался. Но раз Василий Григорьевич попросил, не смог ему отказать.
— А зачем он нас у себя собирает, не сказал?— мужчина, сунув большие пальцы за подтяжки, прохаживался по помещению, похожему на ту же лабораторию, только с окнами, пусть и прикрытыми жалюзи.
-Нет-с, сюрприз-с!— съехидничал владелец камеры.
— Ну да... Василий тот еще темнила... Идет кто-то. Слышишь шаги? Неторопливые, ленивые. Спорим, что это Харон?
— Кто?
— Харон, он же Позняков Геннадий Юрьевич.
— А почему Харон?
— Потому что всегда мрачный, в жутком своем плаще и мелочь сшибает на профсоюзные взносы.
— А разве Харон носил плащ?
— Думаю да. Зябко на реке без плаща...
Саня добрался до первых рядов. Младенца нигде не было. Для кого тогда кино показывают? Не для него же. Или?
Камера съехала на дверь, та тут же открылась и вошел еще один мужчина, как и было обещано, в плаще с поднятым воротником. Кроме того, он носил шляпу, а-ля Горбачев, так что его лица Глушаков никак не мог разглядеть.
— Приветствую вас, о, безликий Харон! Вы с погребенья аль с похорон?— пропел баритон.
— Все шутишь? Ну-ну...— буркнул вошедший, достал сигарету, закурил, направляясь к окну.
— Здравствуйте, Геннадий Юрьевич!— крикнул ему владелец камеры, снимая спину в плаще.
— Привет,— ответил Позняков довольно небрежно и добавил: — И не снимай меня!
— А здесь что?
Камера юркнула в сторону, захватила "шутника", пытающегося заглянуть под тент, наброшенный на занимающее центр помещения оборудование.
— Ну, Константин Евгеньевич, ей богу!— заканючил голос за кадром.— Василий Григорьевич просил дождаться его прихода.
— Я только одним глазком...— настырничал тот, но никак не мог справиться с завязками.
— Так он уже идет — шаги в коридоре.
Константин Евгеньевич прислушался и покачал головой:
— Не он. Это доктор Айболит к нам на рюмочку спешит.
Взглянул на оператора, закатил глаза:
— Назаров это, чего тут непонятного?
— А почему он Айболит?— хихикнул оператор.
— А ты не знаешь, что по первой профессии наш дорогой Виктор Игоревич ветеринар?
— Да ну?
— Вот тебе и ну! И вообще, Сладков, подноготную старшего научного состава нужно знать, все — от подпольных кличек до имен любовниц — иначе так и останешься аспирантом.
— Я учту.
Появился новый гость с аккуратной шкиперской бородкой.
— Добрейший!— помахал он рукой одновременно всем присутствующим и направился к окну, у которого курил тип в плаще.— Дай сигарету!
— А свои из принципа не куришь?— набычился Геннадий Юрьевич.
— Откуда свои? До зарплаты еще неделя, а у меня дыра в бюджете... Кстати, трешку не одолжишь?
— Нет.
— Вот что мне в тебе нравится, Позняков, так это твоя ежесекундная готовность помогать ближнему.
— Будешь нервировать, отберу сигарету!
— Зачем? Сейчас я покурю и сам тебе ее отдам! Мне не жалко.
— А вот теперь и сам Василий Григорьевич идут-с!— привлек всеобщее внимание Константин Евгеньевич.— Причем не один. Ой, это кто же с ним такой идет?! Шажочки легонькие, почти невесомые.
Дверь открылась, и вошел солидный молодой мужчина с девочкой лет десяти. Он держал в одной руке сачок, в другой какой-то кофр, она — плюшевого мишку. При их появлении раздалось визгливо-радостное восклицание, от которого Глушаков вздрогнул и скосил глаза на передний ряд. Малец сидел в самом центре, забавно болтал ножками и тянул правую ручку к экрану. Рядом, на соседнем кресле лежал артефакт в форме яйца.
Санек сделал короткий шажок — схватить арт, а потом пусть малой за ним побегает. Но ребенок был на чеку: повернул голову и оскалил острые клыки, беззвучно зарычав. А когда Глушаков, примирительно выставив перед собой руки, вернулся назад, снова уставился на экран, взмахнув ручкой: мол, смотри, давай!
— Пока некоторые работают в поте лица, кое-кто на бабочек охотится,— послышалось ворчание Константина Евгеньевича.
Если его кто и услышал, все равно ничего не сказал.
— Оксаночка, поздоровайся с дядями!— попросил вошедший мужчина.
— Здравствуйте!— робко произнесла девочка.
— Здравствуй, принцесса, сто лет тебя не видел!— Константин присел перед ней на корточки и галантно поцеловал ручку.— Как мишку назвала?
— Бибо.
— Почему Бибо?— удивился Константин.
— Потому что,— аргументировала девочка.
— Что пристал к ребенку?— игриво подцепил его за ухо Василий Григорьевич.— Лучше помоги мне тент снять! Остальных это тоже касается!
— Оксаночка, твой папа настоящий тиран и деспот,— пожаловался Константин.
— Ты говоришь совершенно иное, когда речь заходит о квартальной премии,— усмехнулся Василий и посмотрел в камеру. И Глушаков понял, где он уже однажды видел это лицо — в институте, вернее, в том кошмарном лабиринте неизвестно где, в кабинете, перед столом. Там еще на двери была табличка, профессор какой-то... Правда, лицо у него там было жуткое, но все же узнаваемое.— Спасибо, Сережа, что выполнил мою маленькую просьбу! Работает?
— Так ведь "Кодак", Василий Григорьевич,— почти обиделся Сладков.— Ой...
Камера задрожала, уткнулась в пол.
— Что случилось?
— Пленка заканчивается...
— Сладко-о-ов!!!— заревел Константин.
— Да у меня еще есть! Нужно только перезарядить.
— Так перезаряжай!
— Да. А мы пока те...
На экране снова зарябило, после чего фильм продолжился. Пока Сладков менял пленку, остальные расчехлили оборудование в центре лаборатории.
— Давай, Сережа, сними установку сначала издалека, а потом ближе, медленно и по частям!— послышался голос Василия Григорьевича.
— Хорошо.
— А что это за хреновина?— а это уже Константин Евгеньевич отозвался.— И зачем тебе этот дурацкий сачок?
— Сейчас увидишь... и услышишь.
Камера, как и просил шеф, "отъехала" назад, вместив под углом всю установку. А потом приблизилась, начав со штуковины, похожей на башенку танка с небольшой короткоствольной 30-мм пушечкой, ствол которой венчала какая-то мощная оптика. Чуть в стороне от нее на станине стояла чаша или что-то вроде того, а в самом конце установки — арка высотой сантиметров тридцать, украшенная разносторонне направленными зеркалами. Их было много, десятки, различных размеров и форм. Помимо этого установку опоясывали провода, трубки, тяги, украшали кнопки и стрелочные индикаторы.
