А еще... Еще в голову пришла пугающая мысль: он "бежал", потом полз, а дыхание даже не участилось.
Дыхание?
Только сейчас Женька сообразил, что даже не помнит, когда он в последний раз сделал вдох. И выдох тоже.
Он вообще не дышал!
Непослушными пальцами он прикоснулся к шее, но пульса так и не нащупал.
Его сердце не билось...
И снова ему захотелось заорать, только результат был тем же. Понятное дело — как тут закричишь, если в легких нет воздуха? А главное, он понятия не имел, как ему вдохнуть. Раньше это происходило само собой, а сейчас...
Женька попытался втянуть ноздрями воздух. Получилось. Грудная клетка расширилась, легкие захлюпали, словно были заполнены жидкостью, но результатом Алексеев остался доволен.
Теперь выдохнуть.
Пришлось напрячь мышцы, и сдавить грудину, чтобы выпустить из себя воздух. Вместе с ним изо рта по подбородку потекла вязкая жижа.
Снова вдох... Выдох... Вдох... Выдох и...
Гулко стукнуло сердце. Всего один лишь раз, но Женька радостно замычал. Потом сидел, прислушиваясь к ощущениям. Минуты через три сообразил, что снова не дышит. И что очень странно — не испытывает при этом никакого дискомфорта.
Но как такое может быть? Что с ним сделали эти люди в белых халатах?
Кроме желания понять, что с ним произошло, было у Алексеева еще одно — выбраться из этого жуткого подземелья. Поэтому, встав с камня, он пошел дальше по запутанным ходам и переходам. Шел, вроде, наобум, но при этом со стойким ощущением, что двигается в правильном направлении. Зрение со временем обострилось настолько, что он начал различать даже мелкие детали, собранные из тысяч оттенков серого. Да и слух был острее обычного, но не такой раздражающий и даже болезненный, как не так давно. Он шел и постоянно напоминал себе о том, что нужно дышать. Зачем, если и без этого хорошо — он не знал. Так надо. Примерно раз в три минуты вздрагивало сердце, ударяясь о ребра. И снова непонятно — хорошо это или плохо?
Через час неопределенного блуждания, Женька почувствовал панику: что, если он никогда не выберется из подземелья? Если у него нет выхода, кроме входа? А туда он не собирался возвращаться. Ни-за-что! Уж лучше здесь сдохнуть... Подумал и встал, как вкопанный, от внезапно пришедшей в голову мысли.
А жив ли он?
Не дышит. Сердце не бьется. Тело скованное, а кожа холодная и сухая.
Но...
Если он умер, то...
...как-то странно.
Кто он?
И снова догадка, более ужасная, чем предыдущая: неужели он стал зомби?
Робко постучавшаяся пару минут назад паника вломилась, распахнув дверь ударом ноги. Женька завыл, не в состоянии произвести более членораздельные звуки. Вой получился какой-то... нечеловеческий, жуткий, с присвистом воздуха через разорванную щеку.
И сразу за этим чуткое ухо уловило подозрительный шорох впереди. Женька мигом заткнулся, насторожился, уставился вдаль, туда, где темнеющая серость плавно переходила в черноту. Различил груду камней у стены — именно оттуда донесся шорох. А потом произошло еще кое-что очень странное. То ли он сильнее прежнего напряг зрение, то ли просто захотел увидеть больше...
И увидел. Небольшое — с кулак — пятнышко, алеющее среди камней. Оно было не однородно алое, а какими-то разводами — от желтого до кроваво-красного. И это пятно заметно шевелилось. Нечто подобное Женьке доводилось видеть. Вроде бы именно так выглядит живой объект, если смотреть на него через тепловизор. Алексеев не был уверен, так как у него самого никогда не было этого прибора, а все его познания базировались на различных компьютерных играх. Но скорее всего, он не ошибался, так как, тихо подойдя поближе, смог даже с уверенностью определить, что это крыса, прячущаяся среди камней.
"Фу ты, напугала!"— хотел он сказать, наполнив легкие воздухом, но снова вместо слов изо рта вырвалось невнятное мычание и шипение сквозь рану на щеке.
Крыса испугалась и убежала. Женька побрел следом за ней...
Еще пару раз он настегал пугливую крысу, отыскивал ее среди камней, "напрягая" зрение, набрав воздуха, пугал, обращая в бегство, и шел следом.
А потом он обнаружил еще один объект, вносящий разнообразие в окружающую серость своим ярким цветом. Этот был лилово-фиолетовый, а не красно-желтый. И довольно крупный. Женька слишком поздно его заметил, когда свернул за угол. Существо выскочило навстречу и тоже замерло. Ростом оно было с Алексеева, а то и чуть-чуть побольше, но толком не понять, так как передвигалось оно при помощи четырех конечностей и как-то боком, забавно при этом подпрыгивая. Женька испугался, но не успел убежать, хотя и попятился назад. Но, сделав пару шагов, уперся спиной в стену.
Существо угрожающе заурчало, приблизилось, зажав Женьку в угол, приподнялось так, что их головы оказались на одном уровне, обнюхало и... даже лизнуло длинным, тонким на конце и толстым в основании языком. Алексеев "погасил" свой приобретенный невесть каким образом тепловизор и взглянул на существо в сером цвете. Оно было похоже на человека, но только похоже. Возможно даже — нет, скорее всего! — оно им когда-то было, но Зона превратила его в безобразное чудовище. Первое, что бросалось в глаза, это отсутствие губ. На их месте зияла рваная рана, сквозь которую щерились острые, как шипы, частые зубы. Глаз из-под низко нависающих надбровных дуг не было видно, но то, что он не только чувствовал, но и видел Женьку, сомнений не вызывало. И носа у него тоже не наблюдалось. Вместо него рваный треугольник с двумя слезящимися сопелками. В общем, та еще жуть. Зато тело неплохо сохранилось. Руки, ноги, туловище — все, как у человека, причем не чуждого физическим нагрузкам: мышцы так и бугрились, до треска растягивая тесную одежку — вернее, те лохмотья, в которые она превратилась. И судя по фасону, перед Женькой был бывший военный. Ну, или рыбак, одетый в камок.
И хотя они никогда не встречались в реальной жизни, Алексеев сразу узнал визави: это был Падальщик собственной персоной. Не точная копия знакомого по игре, конечно, но очень похожая. Вот только в жизни он выглядел гораздо страшнее.
И опаснее.
Тем больше было удивление Женьки, когда падальщик не стал нападать, а, обнюхав, как-то странно заурчал и попятился назад, низко припадая к каменному полу. А потом... Возможно, Женьке показалось, что падальщик махнул ему рукой и скрылся за углом.
"А если не показалось?",— подумал Женька.— "Тогда что ему надо? Куда он меня зовет?"
Подумав, что, если бы тварь хотела его сожрать, то так бы и сделала — Алексеев только что был в полной ее власти, — он оттолкнулся от стены и направился следом за падальщиком.
В том, что он, скорее всего, не ошибся, Женька убедился, свернув за угол: жуткий уродец дожидался его шагах в десяти, а заметив, снова поскакал вдаль.
Так они и продвигались: чудовище впереди, Алексеев за ним. Куда? Неизвестно. Но падальщик вел, уверенно лавируя по запутанным ходам. При этом он старался держать определенную дистанцию: оторвавшись на несколько метров, останавливался и дожидался Женьку, а когда тот приближался, снова устремлялся в путь. Единственный раз он отвлекся, заметив прячущуюся крысу. Падальщик спугнул ее, а потом ловко поймал, когда грызун попытался проскочить мимо него, и сразу же откусил голову. Через несколько секунд от крысы остался один лишь хвост. Наблюдая за этим, Женька почувствовал, как по его подбородку стекает слюна, и поймал себя на мысли, что не отказался бы от свежей, еще теплой крысы.
От подобного желания стало противно и жутко...
Трудно сказать, сколько времени прошло с момента встречи, но любому путешествию рано или поздно приходит конец. Женька понял это, когда впереди стало постепенно светлеть. И вот, обогнув преграждавшую путь глыбу, он увидел широкую горизонтальную щель высотой меньше полуметра. Пришлось, подобно падальщику, опуститься на колени, а потом ползти к краю. Яркий свет резал глаза, поэтому окружающий мир Женька видел сквозь вязкую густую муть и действовал, скорее, наощупь, доверившись своим чувствам. Напрасно. В какой-то момент шарившие перед собой руки не нашли опоры, и Алексеев рухнул вниз. Пролетел немного, ударился почти не больно, потом катился кубарем, раздирая кожу, ломая ногти, пока не растянулся на земле.
Да, это была именно земля. Сухая, потрескавшаяся, присыпанная жухлой листвой. Все это Женька определил при помощи рук, так как глаза отказывались видеть при ярком свете. Вернее, они видели, но лишь размытые силуэты, подернутые плотным туманом.
— О, а это че такое?— послышался гнусавый возглас.— Шуня, ты это видишь?
— Глаза на месте, вижу. Откуда он взялся?
— Сверху упал, со скалы.
— А че он там делал?
— Не знаю. Может там у него гнездо.
— Не исключено.
Зрение постепенно возвращалось, силуэты становились менее размытыми, а свет не таким ярким. Повернув голову на голоса, Женька увидел костер, разведенный у скалы, и двух человек — один из них сидел, другой стоял. Но оба смотрели на него.
Женька попытался подняться, однако руки разъехались, и он снова упал на землю, ударившись головой. Слабость была неимоверной, всепоглощающей.
— Смотри-ка, живой! А я уж думал, хана ему — с такой высоты упал.— Голос у говорящего был тянучий, словно замороженный.
— А че он голый?— так же заторможено спросил другой.
— Не знаю... Может, он этот... мудист?
— Точно! Мудист, как есть! Пошли посмотрим?
— Пошли.
Говоривший встал, и они вдвоем приблизились к Женьке. Тот попытался уползти, но сил не хватило.
— Он похож на червяка,— заключил тот, кого назвали Шуней.
— Человек-червяк? Хм... оригинально. А если он червяк, то что он делал в гнезде? Разве червяки живут в гнездах?
— Не живут. Гнезда — для птиц, а птицы едят червяков.
— Шуня, ты такой умный, прямо прохвесор!
— Я знаю... И вот что я тебе, Мурик, скажу — это точно не червяк.
— А че его тогда так корчит?
— Походу, пруха у него. Ты на его шары посмотри — один зрачок.
— В натуре, братан, сплошная чернота, я таких никогда не видел. Наверное, штырит его сейчас не по-децки.
— А-то!
— Эй, турист, ты чем это таким закинулся? Я тоже так хочу... А чего он не отвечает?
— Игнорирует, наверное.
— Инго... чего?
— Ну, не уважает.
— Че, в натуре? Ты нас не уважаешь?— Мурик ткнул Женьку ботинком в бок.— Молчит, сука... Сейчас я его расшевелю!
С этими словами обдолбыш достал нож и присел рядом с Женькой. Тот попытался уползти, но Мурик схватил его за волосы:
— Куда?
И ткнул ножом в плечо.
Женька замычал — не столько от боли, сколько от страха. Страшно было подумать, что с ним мог сделать этот любитель смелых экспериментов.
— По ходу, ему не нравится, когда в него тычут ножом,— заключил Шуня.
— А кому понравится? Но он сам виноват, я же с ним нормально пытался. Скажи, Шуня?
— Подтверждаю.
— Вот. Пусть теперь не обижается. Он у меня не только говорить — он петь научится.
И Мурик снова ткнул Женьку ножом — на этот раз в бок.
Алексеева совершенно не волновало, как это выглядит со стороны — червяк? ну, пусть будет червяк, — и он пополз в щель, замеченную слева. Там стопкой лежали железобетонные плиты, и между ними и землей оставался небольшой зазор. Вот именно туда и направился Алексеев, потому как больше некуда было спрятаться.
— Смотри, че творит!— заржал Мурик.— Да он по натуре червяк какой-то! Как у него это получается?
Щель была, на самом деле, слишком тесная для человека, но Женька каким-то образом умудрился в нее протиснуться. Правда, полностью спрятаться ему не дал все тот же Мурик, который схватил его за ноги и вытащил обратно.
— Ты резиновый, что ли?
— Это легко проверить,— подал голос Шуня.
— Щас проверим,— прокряхтел Мурик, и нож начал приближаться к телу Алексеева.
От ужаса того, что должно было произойти, Женька закричал. На этот раз крик вышел гораздо лучше, чем прежде, хотя снова был более похож на рык разъяренного животного, нежели человеческий. Проняло даже находившихся под кайфом наркоманов. Шуня побледнел, рожу перекосило страхом. Мурик отшатнулся, упал на пятую точку, попятился назад, помогая себе руками. Женька же, почувствовав в себе силы, встал на четыре конечности, собрался весь, а потом оттолкнулся от земли ногами и прыгнул на недавнего обидчика, опрокинув того на спину...
Что было потом, он смутно помнил. Только когда очнулся, под ним судорожно билось окровавленное и разорванное тело Мурика. Полные ужаса глаза смотрели на Женьку, рот был распахнут в немом крике. Продолжалось это недолго. Вот тело замерло и расслабилось, глаза начали мутнеть.
Алексеев не ожидал ничего подобного, отшатнулся назад, как совсем недавно ныне покойный Мурик, и увидел Шуню. О том, что парень был напуган, красноречиво говорили мокрые следы на внутренней стороне штанин. Страх был настолько велик, что парень не смог убежать, пока была такая возможность. Сил хватало лишь на то, чтобы пятиться назад, к костру. Там лежали рюкзаки и оружие двух наркоманов. По-хорошему Женьке нужно было добраться до Шуни прежде, чем тот успеет взять в руки автомат. Но после всего случившегося ему самому стало страшно.
Что же он такое, если смог сотворить такое с человеком?
А вместе со страхом вернулась и слабость.
Поэтому вместо того, чтобы наброситься на Шуню, он снова пополз под плиту и спрятался там, прижавшись к скале.
Шуня же, напротив, осмелел, заметив бегство непонятного существа, которое на его глазах в считанные мгновения порвало Мурика на британский флаг.
— Сука... Сейчас... Сейчас...— бормотал он. Бросаясь к костру, поднимая с земли автомат, передергивая затвор.
Приготовив оружие к бою, он выпустил длинную очередь по плитам и земле перед ними. Пули разлетелись широким веером, ни одна из них не попала в цель.
Дрожащими руками Шуня перезарядил автомат и теперь уже уверенно приблизился к плитам.
— Вылазь, падла!— крикнул он. Голос был визгливым, дрожащим от страха. Дурь из головы словно ветром выдуло.— Вылась, кому говорю, я ведь тебя все равно оттуда выковыряю, только потом хуже будет! Ну, хорошо...
Женька увидел, как Шуня опустился на колени, увидел заглянувший под плиту ствол автомата... но потом торчок вдруг снова вскочил на ноги и повернулся к плитам спиной.
— А ты кто еще такой?!— послышался испуганный визг наркомана.— Стоять!
Щелкнул затвор, раздались выстрелы.
Женька видел только ноги Шуни. В какой-то миг они оторвались от земли, послышался сдавленный хрип. Упал на землю автомат, а спустя несколько секунд и само тело наркомана. Его голова была повернута в сторону плит. Женька видел посиневшее лицо, выпученные глаза с лопнувшими капиллярами, распахнутый рот и две струйки крови, текущие из носа.
Шуня был мертв.
Раздались неторопливые шаги, и Женька снова увидел ноги, обутые в добротные, но сильно поношенные и давно уже потерявшие естественный цвет ботинки с высоким берцем. Незнакомец остановился у плит и, судя по положению ног, присел.
