Стемнело. У-Он зажёг масляную лампу и оставил её на столе, а сам встал в дверях, прислонившись к косяку. Голод пылал пожаром, а надвигающаяся ночь звала, манила, вселяя в сердце странную тоску. Хотелось выть. Или бежать бесконечно долго, мчаться непонятно куда, пока не кончатся силы... Тоска нарастала, превращаясь в боль, от которой У-Он заметался, царапая растущими когтями деревянный косяк. Долой одежду, долой человеческий облик, пусть синие уши станут пушистыми, а нос — чутким. Бежать, бежать!..
Он снова стал зверем, и не было на свете ничего лучше этого. И не было ничего прекраснее ночи, луны, леса и ветра в ушах.
У-Он замер, прислушиваясь и принюхиваясь. Живое тепло. Он повёл ухом, улавливая шуршание и возню. Многих запахов он ещё не знал, но то, что возилось в темноте, было небольшим и явно не представляло для него опасности. Подгоняемый невыносимым голодом, он бросился на звук... И отскочил, взвыв: в нос ему вонзились колючки. Ёж! Кляня себя за поспешность, он тёр лапой пострадавший нос, а ёж, конечно же, свернулся в колючий шар. Можно было, конечно, попробовать развернуть его, но У-Он решил не возиться с такой мелочью и поискать кого-нибудь покрупнее. Ежу сегодня повезло... "Живи, колючка!" — подумал У-Он.
Но первой его добычей стала мышь. Бросаясь на всё живое и движущееся, он прихлопнул её лапой прежде, чем она успела юркнуть в траву. Невелика добыча, но следовало соблюсти правила. Мысленно вздохнув, он подумал: "Ну что ж... Прости, мышка, я был голоден. Конечно, ты мне — на один зуб, но всё равно спасибо. Да примет Зверь твой дух". И с этими словами У-Он проглотил крошечную тушку, не жуя.
"Браво, великий охотник У-Он, — думал он, по-прежнему голодный, пробираясь между стволами. — Славная добыча!"
Этой ночью ему не повезло: только на опушке леса попалась ему лисица, но он, вспомнив Э-Ар, дал ей уйти. Он продолжил бы охоту, и, может быть, его упорство было бы вознаграждено, но У-Он решил, что пора возвращаться в домик: что о нём подумают старшие оборотни, если обнаружат, что вверенные под его охрану красноухие остались без присмотра, а он сам где-то шастает?
Он не был особенно огорчён тем, что не удалось никого поймать: впечатлений и без того хватало. Обратную дорогу У-Он нашёл без труда — по своему следу; перед домиком он вернул себе человеческий облик, немного пришёл в себя и осторожно, будто вор, заглянул в светящееся окошко...
Горела лампа, топилась печь. Охотников не было: топчан пустовал, лавка у стены — тоже. Неужели сбежали? Нет, он чуял: оборотни были здесь недавно. Кто-то знакомый... Сайи-То? Возможно. Значит, забрали красноухих куда-то. А он отсутствовал... Нехорошо.
Что делать? Не торчать же на ночном холоде голышом! Кто бы там ни ждал его, встречи не миновать всё равно. У-Он вошёл... Никого. Странно. Печь топится, на плите — чайник, лампа светит. Может, вышли ненадолго? Ну, тем лучше: у него есть время одеться.
Натягивая штаны, он учуял вкусный запах... На печке стояла корзинка, укутанная тряпицей. Очарованный ароматом, У-Он подкрался, отогнул край ткани. Пирожки с мясом! Видно, от сегодняшнего обеда, а на печку их поставили, чтобы они согрелись. Рот У-Она наполнился слюной, в животе заурчало... Съесть незаметно пару штук, чтобы дотерпеть до завтрака? Хотя кто его знает: может, за отлучку его без завтрака оставят. Не размышляя долго, У-Он схватил пирожок и впился зубами. Ммм... Мясо!
— Ну, с рождением тебя, Волк, — раздалось с полатей.
У-Он застыл с пирожком во рту: на пол спустился Учитель.
— Ешь, ешь... Первая охота редко у кого бывает удачной.
У-Он смущённо прожевал, проглотил и спросил:
— А красноухие где?
Учитель, доставая откуда-то из-под лавки мешочек с травами, сказал:
— Чужаки уже далеко. Не беспокойся, больше они сюда — ни ногой.
В глиняном кувшинчике с крышечкой он заварил травяной чай. Отбросив смущение в пользу голода, У-Он уплетал пирожки, а Учитель, потрогав его шишку, сказал:
— Да, и правда крепкая. Выдержала.
У-Он проглотил и открыл рот, чтобы задать давно интересовавший его вопрос, но Учитель ответил, не дожидаясь, пока он его сформулирует:
— Чтобы способность обращаться в зверя пробудилась, тебе нужен был удар, толчок. Ты сегодня получил их два. — И с улыбкой добавил: — А тем, что это обойдётся без вредных последствий, ты обязан своей крепкой голове.
Утром красноухие охотники проснулись под открытым небом. Рядом — палатка, на траве — скатерть с остатками обильного застолья, бутылки... Неподалёку — машина. Головы у всех троих страшно гудели, как с перепоя.
— Мда, — пробормотал седой. — Кажется, охота удалась...
Он помнил только, как они приехали, а дальше — провал. Даже как напивались, не помнил. А при виде желтеющего леса вдали в нём поднимались какое-то беспричинное беспокойство и страх, желание поскорее отсюда убраться. Что-то недоброе таилось там...
— Ну, ребята, опохмелимся — и домой, — сказал он. — Не нравится мне тут. Странное место...
Через час палатка была сложена, остатки еды и посуда собраны. Охотники сели в машину и покатили прочь от странного леса, чтобы никогда сюда не возвращаться.
Глава 12. Водопад прошлого
— Я видел это место, но водопада там нет.
Бэл-Айя обернулась и хмыкнула. Ничего не ответив, она продолжила писать фигуру медведя. Пейзаж с водопадом был окончен, теперь она расписывала вторую стену, а У-Он досаждал ей тем, что стоял и смотрел.
— Уйди, ты мне мешаешь, — буркнула она.
У-Он только осклабился в улыбке во все тридцать два зуба и не двинулся с места. Чёрные кудри не закрывали длинную шею девушки, и он откровенно любовался её изящными изгибами. Что-то знакомое ему мерещилось в этих плавных линиях, но чего-то явно не хватало... Чего? У-Он искал и глазами, и в памяти, но не мог выудить из неё этот недостающий кусочек. Что-то ещё должно было быть на этой гладкой лебединой шее.
— Твоя картина хорошая, но ей недостаёт реализма, — набравшись нахальства, заявил он. Он сейчас сознательно пытался рассердить Бэл-Айю, заставить её отреагировать. Зачем? У-Он и сам не понимал. Но зачем-то это ему было нужно.
Его критическое замечание возымело действие: черноволосая художница бросила на него угрюмый и колючий взгляд.
— Почему это?
— Потому что водопада нет в этом месте, — ответил У-Он. — Это как бы... э-э... твоя фантазия.
Глаза девушки потемнели и антрацитово заблестели.
— Это не фантазия, — процедила она. — Это альтернативный пласт.
— А что это? — полюбопытствовал У-Он.
Бэл-Айя хотела ответить, но дальше беззвучного движения губ дело не пошло. Она отвернулась и продолжила наносить на стену мазки. У-Он как заворожённый следил за уверенными движениями кисти, в то же время пытаясь достать-таки из недр несговорчивой памяти эту занозу. Чего не хватало, казалось бы, совершенной во всех отношениях шее Бэл-Айи?
— А покажи мне это, — попросил он.
— Что?
— Ну... этот альтернативный пласт.
Девушка фыркнула.
— Я занята, не видишь? Нет у меня времени. Оставь меня в покое.
— Я не отстану, — заявил У-Он. — Пока не покажешь.
Чтобы продемонстрировать своё упорство, он уселся на пол, подвернув ноги калачиком. Бэл-Айя не повела и бровью, продолжая работать так, словно У-Она здесь и близко не было. Ни одной антрацитовой блёстки в его сторону, ни одного щекотного взмаха густых ресниц... Они почему-то щекотали сердце У-Она, эти тёмные щёточки, и это чувство тоже было головокружительно знакомым.
От долгого сидения на жёстком зад его затёк, а смуглянка по-прежнему бессердечно не замечала его присутствия. Потом она принялась мыть кисти, и У-Он оживился, чувствуя приближение удобного момента. Теперь можно было встать.
— Так как насчёт... — начал он.
Ноль внимания. Девушка упорно делала вид, будто У-Он — прозрачный. Заноза раскалилась, её срочно требовалось вытащить... Вспомнить бы. У-Он в бессильном отчаянии провожал уходящую Бэл-Айю взглядом, потом сжал кулаки и увязался за ней. Остановился он только тогда, когда перед его носом захлопнулась дверь.
У-Он встряхнул головой. Бр-р, что за наваждение! С чего он взял, что на её шее должно что-то быть? Что? Родинка, может быть?
Да, родинки там очень не хватало. Чуть ниже линии роста волос.
Ерунда какая-то.
Тем временем дверь открылась, и Бэл-Айя появилась на пороге — в маскировочном лесном костюме и мокасинах, с матерчатой сумкой через плечо. Бесшумным летящим шагом она устремилась во двор, и У-Он, мучимый занозой в памяти, бросился вдогонку.
— Эй, ты куда? Можно с тобой... в смысле, ты не будешь возражать, если я...?
В ответ — молчание и покачивание бахромы на брюках и сумке.
Бэл-Айя неслышно скользила по лесу. Остановившись у молодого дерева с раной на коре, она достала из сумки свёрток с садовым варом и принялась бережно замазывать повреждение. Закончив, она ласково приложила ладони к коре, приблизила к стволу лицо, и её губы зашевелились. У-Он наблюдал с почтительного расстояния, не в силах отвести взгляд от её тонкой фигурки.
В лесу у девушки было множество дел. Она лечила деревья, беззвучно разговаривая с ними, собирала какие-то коренья, выручала попавших в беду зверюшек... У-Он неотступно следовал за ней, за несуществующей, но такой тёплой и знакомой родинкой на её шее.
"Где я её раньше видел?"
В том-то и дело, что не мог он её нигде видеть.
Тогда что это за наваждение?
Через пару часов Бэл-Айя уселась на выступающий из земли корень у подножия старого дерева. Присела почтительно, бросив снизу вверх на лесного старожила спрашивающий разрешения взгляд. Великан благосклонно ронял жёлто-багровые листья, а девушка достала из расшитой цветными лоскутками сумки пирожок и впилась в него крепкими белоснежными зубами. У притаившегося за кустами У-Она заурчало в животе, да так громко, что это выдало его присутствие. Впрочем, вряд ли Бэл-Айя действительно не замечала У-Она. Он был уверен, что замечала она гораздо больше его самого...
Улыбка приоткрыла её небольшие, но острые клыки.
— Не завтракал, что ли? — спросила она совсем не враждебно, а спокойно, буднично и чуть насмешливо.
Действительно, во рту У-Она не было с утра ни крошки: он почему-то полагал, что его позовут к завтраку, но приглашения не последовало. А сам он на кухню сунуться постеснялся, вспомнив её грозную шкафоподобную владычицу Дом-Нэй. Даже старшие оборотни относились к ней уважительно, а у женщин она и вовсе пользовалась непререкаемым авторитетом — как у Учителя.
— Ага, что-то пропустил я сегодня завтрак, — признался У-Он.
Бэл-Айя кивком показала ему на место рядом с собой. У-Он, удивлённый переменой её настроения с угрюмо-нелюдимого на почти дружелюбное, подошёл и примостился на соседней коряге. Сиденье было не из удобных, он предпочёл бы траву. А что, собственно, мешало ему сесть на неё? Что за скованность на него вдруг накатила? Или это из-за ресниц Бэл-Айи, щекотавших ему сердце?
Пересев с коряги прямо на траву, У-Он устроил поудобнее ноги. Рядом с его огромными ботинками лёгкие мокасины девушки казались детскими. Украшенные похожими на ягоды тёмно-красными бусинами и кусочками цветной ткани, они выглядели даже нарядно.
— На, — предложила она, достав из сумки второй пирожок.
— Спасибо, — смущённо улыбнулся У-Он.
Пирожок был, как и дерево, великан — с трудом умещался на ладони, и мясной начинки в него было положено щедро, а поджаристая корочка так и манила вонзить в неё зубы. У-Он втянул ноздрями вкусный запах, и тут же его рот наполнился слюной. Жадно отхватив огромный кусок, он принялся с трудом жевать, и вид его до отказа набитого рта вызвал у девушки улыбку. При этом на её смуглых щеках вспрыгнули озорные ямочки.
— Не жадничай, никто не отберёт, — засмеялась она.
У-Он и сам не знал, зачем откусил так много. То ли от голода, то ли под действием этого колдовства. Ресницы-кудри-ямочки... Родинка, которой нет.
— Ты не сошьёшь мне такие же? — спросил он, кивком показывая на мокасины. Наваждение он пытался победить нахальством.
Рот Бэл-Айи тоже был занят пирожком, поэтому она только хмыкнула. И, прожевав, спросила:
— С какой это стати я буду шить тебе мокасины? Мы с тобой едва знакомы.
— Может прозвучать странно, но мне почему-то кажется, что я знаю тебя уже давно... — У-Он поднял голову, щурясь от колючих солнечных лучиков, пробивавшихся сквозь несолидно рыжую осеннюю крону лесного долгожителя.
Девушка снова хмыкнула. К ней вернулась её прежняя насмешливость. У-Он, обращая на это столько же внимания, сколько уделял он опавшей листве под ногами, добавил с открытой улыбкой:
— А у тебя такого чувства не возникает?
Бэл-Айя ничего не ответила. Впрочем, от него не ускользнуло некое беспокойство, промелькнувшее в её взгляде. Спрятав эту искорку в тени ресниц, она принялась сосредоточенно жевать. У-Он последовал её примеру и энергично набросился на восхитительно вкусный пирожок. Доев, он глазел на неё, как ребёнок смотрит на манящий красотой, огромный игрушечный дом, и ничего не мог с собой поделать.
— Ну, и что ты во мне такого увидел? — За язвительным тоном в голосе смуглянки крылось смущение.
У-Он искренне пожал плечами. И спросил:
— А ты родинки какие-нибудь не сводила?
— Нет, — буркнула Бэл-Айя, видимо, сочтя вопрос дурацким. И добавила тихо: — Чудной ты...
У-Он снова невпопад пожал плечами.
— Это ты на меня так действуешь, — признался он.
Сопротивляться наваждению было не только бесполезно, но и чревато неприятным напряжением, поэтому У-Он просто расслабился и отдался на его милость, позволяя лучикам солнца шаловливо бегать по своему лицу. Бэл-Айя доела пирожок, достала из сумки фляжку и сделала глоток. Её губы заалели от ягодного морса, вызвав в животе У-Она болезненно-сладкий спазм.
— Можно мне глоточек? — попросил он хрипло, протягивая руку к фляжке.
Фляжка легла ему в руку. Её бок ещё хранил тепло ладони Бэл-Айи, а на горлышке была ягодная влага, смешанная с влагой её губ и блеском осеннего солнца. В животе У-Она потеплело, как от буодо.
Помолчав, Бэл-Айя спросила задумчиво:
— Значит, ты считаешь, моей картине не хватает реализма?
У-Он был готов извиниться за эти слова, которые были просто средством привлечения внимания, но девушка задала второй вопрос:
— Тебе нравится меня доставать?
Возможно, улыбка, расползшаяся на лице У-Она, была глупой. Он чувствовал это, но маска серьёзности была ему сейчас не по силам. Слишком расслабили его эти непоседливые солнечные зайчики, которые дерево пропускало сквозь свою крону со снисходительностью доброго дедушки.
— Просто когда ты сердишься, ты становишься ещё красивее, — ляпнул У-Он, не в силах стереть дурацкую ухмылку с лица. Он будто охмелел от этого морса.
Бэл-Айя фыркнула:
— Прости, ты не оригинален. — И, пружинисто встав, спросила почти с вызовом: — Ну что, хочешь посмотреть на мою "фантазию"?
— Ну, и?.. Как я и говорил, его здесь нет, — сказал У-Он.
