Короткий взгляд на Пана, и у горла Глушакова появился острый нож.
— Не здесь же!— поморщился Вепрь и кивнул на девушку, отстраненно слизывавшую сгущенку с пальца.
Пан потащил жертву к выходу, и только теперь Санек понял, что шутить никто не собирается. Даже в подвале, когда палач с изуродованной шрамами рожей жег его каленым железом, он все еще не верил в то, что все, что с ним происходит — на самом деле. Все это казалось каким-то кошмарным сном, розыгрышем, реалити-шоу — чем угодно... А тут проняло.
— Погоди, постой!— закричал он, скребя горло о лезвие ножа.— Я могу тебе предложить то, чего у тебя нет и никогда не будет!
Вепрь ему не поверил — куда больше его в данный момент интересовала крепость чифиря. Зато оживилась девушка. Облизнув палец, она сказала:
— А мне интересно.
Голос у нее был глубокий, завораживающий. И, похоже, было у нее какое-то влияние на Вепря. Тяжело вздохнув, он нехотя остановил Пана и сказал:
— Говори! У тебя всего одна попытка.
— В самом сердце Зоны находится артефакт, который может исполнить одно самое заветное желание. И я знаю, как до него добраться.
Эта идея возникла у Санька спонтанно, еще во время первого разговора с Вепрем. Все равно ничего другого он не мог предложить человеку, обладавшему немалой властью и завидным весом не только в этой локации, но и во всей Зоне Отчуждения. А так — хотя бы шанс.
— Сказки это все,— поморщился Вепрь.— Байки! Не верю я в них. Хотя бы потому, что в Сердце Зоны еще никому не удавалось проникнуть. Откуда, в таком случае, известно про артефакт, м-м?
— Я был там... ну в другом мире, в игре...
— В игре-е-е...— с издевкой, выпучив глаза, протянул Вепрь.— Ну, тогда да, конечно!
Легким движением руки он подал знак Пану, и тот снова поволок упирающегося Саньку из комнаты.
Похоже, профукал Глушаков свой единственный шанс.
Но он не хотел сдаваться:
— Постой, я правду говорю! Не веришь? Я докажу! Я знаю про флешку, которую ты хранишь вон в том сейфе!
— Стоять!— резко крикнул Вепрь в тот момент, когда Пан выволок уже Саньку в приемную и хотел закрыть за собой дверь.— Тащи его обратно!
Забыв про чифирь, Вепрь встал со стола, подошел к Глушакову, долго смотрел ему в глаза, после чего сказал Пану:
— Выйди!
Пан не стал спорить, молча покинул комнату.
— Ты тоже!— а это касалось, похоже, девушки.
Но она то ли не расслышала, то ли не приняла в серьез.
— Пошла вон!— заорал Вепрь.
Состроив кислую гримасу, девушка резко встала с дивана и вышла, громко хлопнув дверью.
И снова два стоявших друг напротив друга человека некоторое время играли в гляделки.
— Про флешку знали всего два человека. Я — один из них. Другой мертв. И я уверен в том, что он никому ничего не успел рассказать. Так откуда ты...
Санек мог бы рассказать о том, сколько раз он убивал Вепря, чтобы добраться до этой самой флешки. В игре, конечно. Но вряд ли это понравилось бы старику. Поэтому он сказал кратко:
— Знаю.
— И... что на этой флешке?— с нескрываемым напряжением произнес Вепрь.
— Часть кода от двери, ведущей в секретную лабораторию.
Почему-то старик вздохнул с облегчением. Подошел к сейфу.
— И она, значит, хранится в этом железном ящике?
Саня кивнул.
— Может, ты и код знаешь?— прищурился Вепрь.
Чтобы выглядеть более убедительным, Санек хотел назвать код, но быстро понял, что не может его вспомнить. Что-то простое. Но что?
— Забыл.
— Угу,— понятливо кивнул Вепрь.
Заслонив от Глушакова собой сейф, он набрал нужную комбинацию цифр, лязгнула тяжелая дверца, и старик отошел в сторону.
В сейфе лежало несколько перетянутых резинками пачек с деньгами: доллары, евро и почему-то старые советские рубли. А еще мощный американский револьвер с длинным стволом и гравировкой S&W. Никакой флешки там не было.
Вепрь взял в руку револьвер и, щелкнув курком, нацелил оружие Саньке в лоб.
В том, что он выстрелит, не было никакого сомнения — это читалось в его глазах. Похоже, просчитался Санек, что-то не учел, ляпнул что-то лишнее, что говорить не стоило.
Теперь за это придется расплачиваться.
И он, к своему удивлению, понял, что умирать не так уж и страшно. Просто жаль, что на этом все закончится.
Саня закрыл глаза. Не зажмурился, а именно прикрыл.
Раздался тихий щелчок. Глушаков невольно вздрогнул, но выстрела не последовало. Он открыл глаза и увидел, как Вепрь убирает револьвер обратно в сейф.
— Пан!— крикнул старик.
В кабинет ворвался преданный пес главаря.
— Запри-ка его в клетку, мне нужно все обмозговать!
Пан кивнул, схватил Саньку за ключицу и повел обратно в подвал...
* * *
Женьке Алексееву снились кошмары. И вроде бы он даже понимал что это всего лишь сон, но легче от этого не становилось. И сначала он боролся за свою жизнь, а потом, поняв бесперспективность борьбы, убегал, пытаясь прорваться сквозь вязкое, как смола пространство. Всякий раз его настигали и...
...все начиналось сначала.
И он понятия не имел о том, как прервать бесконечную цепь смертей и возрождений.
Но все закончилось само по себе. Оказывается, нужно было просто открыть глаза и...
Увиденное очень не понравилось Женьке. Похоже, он все еще спал. Потому что увиденное не имело ничего общего с реальностью. Открыв глаза, он понял, что находится внутри огромной колбы с прочными стеклянными стенками, наполненной плотной зеленоватой жидкостью. Он плавал в ней, подобно экспонату, помещенному в формалин, с тем единственным отличием, что он — не в пример экспонату — был жив.
Или?
Не сразу, но он сообразил, что не дышит. Зеленоватая жидкость не только окружала его со всех сторон, но и заполняла его внутренности — в том числе и легкие. При этом он не испытывал ни какого бы то ни было дискомфорта, ни потребности в дыхании. И как раз это пугало его больше всего.
Где он? Что с ним? Жив ли он на самом деле? А может, это тоже сон?
Ну, не могло всего этого быть на самом деле!
В колбе было тесновато и пришлось проявить сноровку, чтобы поднять руки на уровень лица. Сначала Женька робко постучал по стеклу ладонями, потом начал колотить изо всех сил. Впрочем, толку от этого не было никакого. И удары слишком слабые — особо не замахнешься,— и стекло слишком толстое.
Окончательно выдохшись, но так и не достигнув желаемого результата, Женька огляделся. Он находился в колбе, а та стояла посреди сравнительно просторного тускло освещенного помещения, похожего на какую-то лабораторию. Прямо напротив, у стены, стоял допотопный пульт управления с множеством лампочек, тумблеров и дергающихся стрелок, слева от него — какой-то силовой агрегат, издававший размеренное урчание, справа — объемная цистерна, от которой к колбе тянулись толстые гофрированные трубы. Верхнюю часть колбы венчали стержни, по которым время от времени пробегали электрические разряды. Их Женька видел в отражении мутного зеркала, висевшего на стене рядом с пультом управления.
И ни одной живой души.
Потом Варлок снова бился, пытаясь вырваться из замкнутого пространства — стучал руками, ногами. Тщетно. В какой-то момент жидкость вокруг него запузырилась, Женьке сразу поплохело, и он почувствовал, что теряет сознание.
Однако вырубило его не окончательно. На самой грани бытия он чувствовал, что с ним происходит, и даже видел смутные, размытые обрывки происходящего. Сначала появились какие-то люди. Они были похожи на докторов — в белых халатах и шапочках, с марлевыми повязками на лицах. Один принялся щелкать тумблерами на пульте управления, другой вертел краники на цистерне, остальные чего-то ждали. Заработали насосы, жидкость в колбе стала шумно убывать. Потом с шипением и лязгом открылась передняя панель колбы, и Женька вывалился наружу. Его тут же подхватили люди в белых халатах, уложили на носилки, подкатили какую-то тележку со стоящим на ней аппаратом. Что это такое, парень понял, когда потерев друг о друга две штуковины с ручками, один из эскулапов поднес их к женькиной груди.
— Разряд!
Женьку тряхнуло так, что тело выгнулось дугой.
"Как же называется эта штуковина? Дефибриллятор, кажется?"
Пропустив через себя изрядную порцию тока, Женька впервые за все время почувствовал свое тело. В него будто бы впились тысячи крохотных иголок. А еще его распирало изнутри — особенно в груди, — и остро хотелось вдохнуть, но что-то мешало.
— Разряд!
Снова тряхнуло, и тут же Женьку вывернуло — изо рта полился целый поток зеленоватой жижи. Вместе с ней вырвались и первые жуткие звуки — сдавленный кашель вперемешку со звериным ревом, испугавшим не только Женьку, но и собравшихся вокруг его тела людей в масках.
Прежде чем он успел что-либо осознать, его вместе с носилками подняли с пола, но пронесли недалеко, в угол, где стояло странное на вид кресло. Легко и без сантиментов его тело перебросили на это кресло и тут же защелкнули браслеты на запястьях, лодыжках и поясе — теперь он едва мог пошевелиться. Один из "докторов" воткнул ему в вену на правой руке толстую иглу, от которой к ряду колб над головой тянулась прозрачная трубка, другой включил яркую, бьющую в глаза лампу.
— Раствор номер 14БС4М,— прозвучал бесцветный голос.
Что-то шикнуло над головой, и по трубке побежала жидкость бурого цвета. Женька почувствовал, как вспыхнула кожа вокруг иглы, а потом огонь разлился по всему телу. Это было страшно... и ужасно больно. Женька закричал, забился, пытаясь сломать стальные браслеты. Привинченное к полу кресло заходило ходуном — откуда только силы взялись? На него тут же навалились дюжие парни, словно испугались, что ему на самом деле удастся вырваться на свободу. А Женька кричал и корчился...
...пока не потерял сознание...
Глава 7
Антон Тышкевич считал себя знатоком Зоны — не только игровой, но и реальной. Часами зависая в вирте, он скрупулезно исследовал каждый закуток, всякий раз находя что-то новое, доселе неведомое. Кто-то другой искал бы схваток с коварными противниками и опасными мутантами, а ему нравилась сама атмосфера Зоны — неповторимая и волнующая. Однажды захотелось побывать на месте событий в реале, и он в составе группы отправился в Чернобыль. Вел их тогда как раз Дима Харченко — царствие ему небесное. Впечатления от той поездки нельзя было назвать однозначными. С одной стороны Антону хватало воображения, чтобы додумывать то, чего не было на самом деле. Да и остальные, делая первые шаги по Зоне Отчуждения, не скрывали своего восторга. Потом блеклый пейзаж начал приедаться ребятам, а отсутствие реальной опасности — навевать скуку. И это несмотря на то, что Дима, честно отрабатывая полученные деньги, старался изо всех сил. Возможно, задержись они еще на один день, и возникло бы недовольство. Но Харченко вовремя уловил тенденцию и грамотно прервал экскурсию. Поэтому Зону ребята покидали хоть и с чувством легкой неудовлетворенности, но уверенные в том, что деньги были потрачены не зря.
Да, реальная картина все-таки отличалась от того, что предлагала компьютерная игра. Оно и понятно, однако, черт возьми, хотелось бы испытать хотя бы малую долю тех же ощущений, но только в реальной жизни.
И иногда мечты сбываются. Но действительность оказалась не такой радужной, какой ее рисовало воображение. Пожалуйста, вот тебе безжалостные наймы, вот аномалии, вот жуткие монстры, вот трудности и сопли, размазанные по всему лицу. Доволен?
Все произошло слишком стремительно и непостижимо. Смерть Димы Харченко выбила Антона из колеи, поэтому все последующие события виделись уже как в тумане. Разум упрямо твердил: так не бывает, но глаза-то видели совсем иное. Антон закрывал их в надежде открыть — и все вернется на круги своя, а весь этот бред окажется всего лишь сном — жутким, но скоротечным. Однако этот номер не срабатывал.
И вот он уже бредет по холмистой местности, подгоняемый короткими окриками человека со странной кличкой Бора. Брел обреченно и бездумно, не обращая внимания на окружавшие его со всех сторон аномалии. И вляпался бы в одну из них — это точно! — если бы его не одергивал хромавший следом найм.
— Левее... Правее... Куда ты прешь? Жить надоело?!
И в самом деле, Антона посетила и долго не оставляла мысль о том, чтобы шагнуть в одну из аномалий, и все закончится. Отрезвила его смерть Ваньки Седых: парня разорвало на куски, разметав ошметки по всей долине.
Нет, нет, нет, только не это...
Результат получился противоположный желаемому: Антон замер, не смея сделать следующий шаг.
— Чего встал?— прикрикнул на него Бора.— Шевели мослами!
Это не подействовало.
Тогда найм приставил к его голове ствол автомата.
— Вперед, я сказал!— злобно прошипел Бора.
На фоне того, что уже произошло, а тем более, после жуткой смерти Ивана, угроза найма казалась смехотворной. Пуля в голову гарантировала Антону мгновенную смерть... и неизбежное избавление.
Толчок в спину заставил его сделать шаг вперед, а потом ноги сами повели его в обход холма. Появилась мысль о том, что Бора не собирался его убивать, лишь пугал. Антон нужен был ему живым. Иначе кто потащит второй рюкзак? Или же была какая-то иная причина сохранить пленнику жизнь. Но в том, что найм его не пристрелит, Антон был почти уверен.
Так они и шли — Тышкевич впереди, Бора следом за ним, но на некотором расстоянии. Наемник сверялся с наличием аномалий по прибору и корректировал направление движения своей тягловой лошадки:
— Правее... Левее...
Свиноферма осталась далеко позади, скрывшись за холмами. Впереди и чуть севернее маячили корпуса какого-то заброшенного предприятия, но направлялись они явно не туда, постепенно отклоняясь к западу. Причем шли по какой-то замысловатой траектории, и Антону казалось, что дело не только в аномалиях. Судя по тому, как Бора косился в сторону то ли завода, то ли фабрики, он чувствовал исходящую от нее опасность. Впрочем, расстояние было слишком велико, чтобы разглядеть что-либо в деталях. Да к тому же найм старался держаться в укрытии то холмов, то высокого густого камыша, то кустов до тех пор, пока предприятие окончательно не исчезло из вида, как и раньше свиноферма.
Неожиданно запищал прибор в руках Боры.
— Замри!— рявкнул найм.
Антон подчинился, не раздумывая. Уж больно знакомым был этот резкий раздражающий звук.
— Куда же ты прешь все время?— негодовал Бора.— Жить надоело?!
— Я не понимаю...— промямлил Тышкевич. Различимых аномалий поблизости вроде бы не было.
— Видишь, проплешины, где земля просела? Это старые карьеры, в которые сваливали радиоактивный мусор, а когда они переполнились, их слегка присыпали землей. В этих местах уровень радиационного излучения зашкаливает.
Антон с трудом проглотил вставший в горле комок. Радиация его пугала больше, чем все монстры и аномалии вместе взятые. Ее не было видно, а смерть она несла жуткую, причем, стопроцентную и неизбежную.
Только сейчас он увидел то, о чем говорил наемник — длинные и широкие полосы голой от растительности земли, какой-то выцветшей и потрескавшейся. Не заметить их было трудно. Уж слишком четкие они имели очертания и совсем иную структуру, нежели соседние участки. Растительность появлялась чуть в стороне от бывших карьерных выработок. Жухлая, пожелтевшая трава, жесткие, похожие на комки колючей проволоки кусты и корявые, почерневшие, будто обугленные, деревья без листвы. На холме, немного не добравшись до вершины, стоял основательно проржавевший грейдер. Похоже, это он засыпал и ровнял в свое время заполненные мусором выемки, а потом его попросту бросили. Фонил он, наверное, не меньше, чем урановый стержень в реакторе. Тут же под холмом ютилась покосившаяся бытовка с провалами в крыше и дырами в стенах.