Достав из сумки фонарик на резинке, она включила его и нацепила на голову.
— За мной.
Они торопливо двинулись по каменному коридору природного происхождения, лишь слегка расширенному рукой человека. Девушка проходила почти в полный рост, а У-Ону приходилось пригибаться сильнее. Через минуту она остановилась, присела на корточки и принялась натягивать у пола шнурок. Скудный свет от её фонарика позволил У-Ону лишь в самых общих чертах оценить механизм встроенной в коридор ловушки: запинаешься о шнурок — сверху на тебя падает груда камней. Приведя ловушку в готовность, Бэл-Айя сделала У-Ону знак быстро двигаться дальше. Сзади уже слышался визг и доносился гадкий запах палёной собачьей шерсти.
— Сунулись-таки за нами, — хмыкнула девушка. — Ну ничего, есть у нас в запасе ещё парочка сюрпризов для них...
Через некоторое расстояние была расположена ещё одна ловушка — мощная падающая решётка, перекрывающая проход. Кроме того, попадание под острые наконечники её прутьев грозило смертельным исходом. Спусковой механизм на сей раз скрывался в самом полу, уже без шнурков.
— Иди за мной строго след в след, — велела Бэл-Айя. — Ступай только туда, куда ступаю я.
Следовать её указанию, полагаясь исключительно на глаза, было бы делом трудновыполнимым, если бы У-Он не чувствовал девушку иным способом, минуя зрение. Он улавливал её тепло в пространстве даже с закрытыми глазами — родное, дорогое ему до щемящей нежности в груди. Она оставляла за собой энергетические фантомы, и У-Он по этим следам мог бы с лёгкостью повторить все её движения.
Грохот камней возвестил о том, что первая ловушка сработала, и у преследователей возникла задержка. Возможно, кто-то из них был ранен или оглушён, а в коридоре образовался немаленький завал. А каждая выигранная минута была сейчас драгоценным подарком.
— Что это за катакомбы? — полюбопытствовал У-Он. — Это предусмотрено специально на случай погони?
— Догадливый, — усмехнулась Бэл-Айя. — И одна из моих обязанностей — регулярно осматривать тут всё и поддерживать в готовом к использованию состоянии... — Она застыла на месте, подняв руку: — Стоп! Через вот эти камни надо перепрыгнуть: они лежат на прогнивших досках, а под ними яма с острыми кольями.
Места для прыжка было маловато — У-Ону с трудом хватало, чтобы развернуться, но они исхитрились перескочить через замаскированную яму. Коридор разветвлялся, и Бэл-Айя устремилась в правый проход. Фонарик стал скоро не нужен: над их головами, на высоте примерно третьего-четвёртого этажа, открылось отверстие, ведущее на поверхность. Из него свешивалась верёвочная лестница.
— Туда.
Выбравшись, они втянули лестницу наверх, чтобы преследователи, если доберутся до этого места, не могли ею воспользоваться.
"Заноза", которую У-Он выдернул, оказалась затычкой бездонной бочки памяти, содержимое которой теперь затапливало его голову. Он барахтался в прошлом, как брошенный в воду щенок, и то, другое "Я" расправляло свои плечи внутри у "Я" нынешнего... И, кажется, "костюмчик" был ему маловат.
Поймав бегущую Бэл-Айю за руку, он остановил её, прижал к стволу дерева и, вглядываясь в её удивлённые глаза, настойчиво спрашивал:
— Ты помнишь, как мы переходили по мосту через ручей, и доски под тобой проломились?.. Ты чуть не упала в воду, но я тебя вытащил. А помнишь... мы были ещё ребятишками... и ночью полезли на пасеку к толстому Фэй-Туму за мёдом? Мало того, что нас пчёлы покусали, толстяк кнутом огрел, так ещё и дома досталось... Я потом неделю сидеть не мог — задница горела! А тебя гулять не пускали...
— Ты о чём?.. Что ты несёшь? — Девушка пыталась высвободиться, но У-Он читал в тёмной глубине её глаз смятение: у неё тоже сидела в памяти "заноза". Но сидела крепче, чем у него. — Что за бред! Брось, пусти, нам надо бежать домой!
Но У-Он не пускал. Напротив, стискивал всё крепче — и руками, и мысленно, стараясь подцепить и вынуть "затычку". Он не понял, почему смуглое лицо Бэл-Айи посерело, губы стали бескровными, и почему она прислонилась затылком к стволу дерева, закрыв глаза.
— Помнишь... как у нас было в первый раз? Нас застигла гроза, и мы пережидали её в пещерке, что на выходе из леса. Ты вся дрожала... с розовыми пятнышками на щеках... Снаружи громыхало и лило, пахло мокрой травой, свежестью... и у тебя пальцы ягодами пахли. А от кожи чем-то таким пахло... не знаю. Цветами какими-то, травами... а от волос — отваром маруши. Ты им полоскала, чтоб волосы с золотым отливом были.
— Маруша для светлых волос, — простонала Бэл-Айя. — Я корой ильдука полоскаю, для тёмных... Не дави... мне плохо!
— Я тебя целовал в родинки, — продолжал У-Он, скользя ладонями по её щекам и отводя с её посеревшего лба вороные кудри. — У тебя их много было... А сзади на шее — как крыло бабочки... Моя любимая родинка.
— Пожалуйста... хватит... — чуть слышно умоляла Бэл-Айя. — Ты слишком сильно давишь...
Он почти касался ртом её губ, щекотал дыханием её подбородок. Он не хотел, чтобы ей было плохо, просто пытался напомнить. Может, поцелуй окажется действеннее? Бэл-Айя не реагировала на ласку его губ, стояла помертвевшая. Её бледность испугала его, и он бросил попытки достучаться до её памяти.
— Всё, всё... прости. Я больше не буду. — У-Он обнял её, прильнул к её щеке своей щекой. У неё даже кожа похолодела и покрылась липким потом.
— Никогда... — прошелестел её голос у его уха. — Никогда больше не смей насиловать ничью психику... Дурак...
У-Он перебирал пальцами её кудри.
— ТВОЮ психику я не буду насиловать, обещаю. А что до остальных... посмотрим по ситуации.
— Идиот... — Бэл-Айя уронила голову и уткнулась лбом ему в плечо. — Нашёл подходящий момент... Нам надо спешить.
У-Он сам не ожидал от себя такого. Его тогдашнее "Я" уже вырвалось за пределы нынешнего и начало растворять его в себе. Или ему только казалось, что растворяет? Как бы то ни было, тогда он знал и умел намного больше, чем сейчас. Отчасти это его пугало, отчасти — даже забавляло. Ему даже захотелось дождаться псов и проверить, на что он в действительности способен... Размяться.
Оказалось, он высказал эту мысль вслух. И Бэл-Айе она не понравилась.
— С ума сошёл?
— Ты беги домой за подмогой, а я пойду посмотрю, чем они там заняты, — сказал У-Он с диковатой улыбкой.
— Я без тебя никуда не пойду! — уцепилась за него девушка.
У-Он присмотрелся к беспокойному блеску в её глазах: неужели что-то вспомнила? Дотронувшись ладонями до её щёк, он мягко проник взглядом глубже... Она вздрогнула, и У-Он остановился. Нет, насиловать в самом деле нельзя.
Её руки поднялись и легли ему на запястья.
— Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, — сказала Бэл-Айя тихо. — Я... Мне... тоже кажется, что я знаю тебя уже давно... Но я не помню всего того, о чём ты говоришь...
— Ты вспомнишь, — улыбнулся он и поцеловал её.
Ответ её губ был тревожно-отчаянным и вместе с тем доверчиво-нежным, а руки с запястий У-Она переместились на его шею и обвили её тёплым кольцом. Ну вот, совсем другое дело...
— Со мной ничего не случится, — сказал он. — Беги, зови подмогу и ДУМАЙ, что всё будет хорошо.
Её губы дрогнули и приоткрылись, но У-Он прижал их пальцем.
— Верь мне, ладно?
Она кивнула.
У-Он вернулся к дыре. Как он и предполагал, псы туда добрались, но не могли вылезти на поверхность. Их было трое, покрытых короткой, но густой чёрной шерстью, с собачьими мордами, но человекообразными фигурами, приспособленными как к прямохождению, так и к бегу на четырёх конечностях. Рослые и мускулистые, в боевой экипировке, они с изумлением в жёлтых холодных глазах смотрели снизу на У-Она, высунув языки.
— Ну что, ребята? Высоковато? — спросил он спокойно и буднично, почти дружелюбно. — Так я вам сейчас лестницу сброшу, она тут есть!
Он действительно сбросил им верёвочную лестницу, озадачив псов ещё больше.
— Вылезайте, я один. И без оружия. — Стоя на краю дыры, У-Он развёл руки в стороны и повернулся вокруг себя, демонстрируя отсутствие подвоха. — Вылезайте, потолкуем.
Он чувствовал их недоумение и недоверие, а также напряжённую готовность броситься и растерзать того, кого им приказано. От этой их агрессивной готовности у него начинало покалывать и пощипывать под диафрагмой... Знакомое чувство, и псы были те же, что и тогда, у водопада. Не ТЕ САМЫЕ, но похожие. Словом, всё было знакомым до головокружения... Оставалось только позволить своему "Я" вспомнить всё, что оно умело, когда У-Она звали Дан-Клаем.
Псы выбрались и приготовились стрелять сетками, но У-Он, глядя им в глаза, представил, что лес поворачивается вокруг них. Он попробовал качнуть картинку усилием воли, а центр вращения находился у него за грудиной. Деревья действительно поплыли, и оружие дрогнуло в руках у псов. У-Он раскручивал лес всё сильнее, сам оставаясь неподвижным, и у него на глазах псы начали терять звериный облик. Шерсть исчезала, собачьи морды превращались в человеческие лица, искажённые нестерпимой тошнотой, и У-Он увидел небольшие, чёрные с красными прожилками воронки, покачивающиеся у их пупков. Они были похожи на обрывки пуповины, свободные концы которых растворялись в пространстве. У-Он резко крутанул лес в противоположную сторону, и воронки начали вытягиваться и истончаться. Бывших псов бросило на колени и выворачивало наизнанку.
— Мать Нга-Шу... помоги... — хрипели они, поливая траву содержимым своих желудков.
— Она не поможет, — сказал У-Он. — Она никому не помогает. Это вас надо от неё спасать.
Он вращал лес вокруг себя то в одну, то в другую сторону, стараясь оборвать "пуповины", к чему бы они ни были прикреплены другим концом. А вскоре и стало видно, к чему они крепились. Небо застелила собой бесформенная, как облако, густая тёмная сеть из тонких волокон, мерцающих красными огоньками, и именно с ней были соединены пупки псов. Вращение леса потревожило сеть, она забурлила, содрогаясь, нити стали "давиться" красными искорками и рваться. Изменения происходили и с "пуповинами". Красные прожилки в них стали истончаться, усыхать, гаснуть, оставалась только чёрная безжизненная субстанция, вращающаяся, как столбы торнадо. Последняя смена направления вращения — и маленькие чёрные смерчи рассеялись, а псы, точнее, уже люди, упали на траву без сил и с опустошёнными желудками.
У-Он присел на корточки: у него самого слегка закружилась голова.
— Всё, парни, никакой больше Нга-Шу, — выдохнул он. — С какой стати вы должны ей служить?
Они попытались снова поднять оружие, но У-Он, воспользовавшись их слабостью, отобрал его у них и отбросил подальше.
— Отбой, отбой... Зачем нам воевать, если можно поговорить мирно? Кто вас послал и с какой целью?
— Да пошёл ты...
— С удовольствием пойду, — усмехнулся У-Он. — А вас свяжу и брошу в ту дыру. Может, повторить катание на центрифуге, а? Вам, похоже, понравилось блевать, да? Что ж, могу устроить.
Псы заскулили, пытаясь подняться с травы. У-Он уселся и с улыбкой снова двинул лес вокруг них. Послышались стоны:
— Хва-атит...
— Прекрати, ублюдок...
— Говорите, на кого работаете, тогда прекращу, — засмеялся У-Он.
Псы ещё немного поупорствовали, но через пару минут тошнотворной круговерти сдались.
— Верховный жрец Йедук-Шай приказал нам доставить тебя и девчонку к нему... Живыми.
При звуке этого имени У-Он снова услышал звон мечей и ощутил прохладу усыпанной жёлтыми цветочками травы. Красная вода в ручье и пёс-великан с торчащими из могучего тела стрелами... Вожак бешеных вернулся? Как, интересно, его теперь звали?
Спутав псов одной из их же сеток, У-Он стал ждать возвращения Бэл-Айи с подмогой. При мыслях о девушке у него согрелось сердце, захотелось снова сдаться в мягкий плен её губ и... что греха таить, ощутить горячий обхват её ног на своих бёдрах — как много веков назад.
Он потерял её спустя три года после той схватки. Её убил пылавший к ней безответной страстью Уук-Шим из клана Короткохвостых Волков. Убил за то, что она ему отказала. От мести У-Она удержал отец, а убийцу судили и приговорили к растерзанию заживо. Привести приговор в исполнение вызвалось много желающих, и У-Он был первый в их числе. И всё же ему не позволили стать исполнителем: родственников и друзей жертвы не допускали к казни преступника, предать его смерти должны были сторонние, беспристрастные и незаинтересованные оборотни.
Убийца сбежал накануне казни и исчез. Или кто-то ему помог — выяснить этого так и не удалось.
Нет, У-Он не прожил одиночкой всю оставшуюся жизнь. Через десять лет он взял жену, и она принесла ему детей. У-Он был по-своему к ней привязан и никогда не обижал, но родинка в форме крыла бабочки была выжжена на его сердце и отзывалась глухой болью ещё долгие годы, до самой его...
— Вон он!
У-Он вздрогнул и вынырнул из скорбных глубин памяти: к нему бежала та, кого он безвременно потерял — живая, невредимая и ставшая ещё прекраснее, чем прежде. Другая и вместе с тем та же. Смерть больше не имела значения, смена имён не имела значения также.
— Неплохой улов, новичок, — присвистнул Сайи-То, рассматривая пленённых псов. — А ты не промах, я погляжу. — И, слегка ткнув одного из пленных носком ноги, спросил: — Кто такие?
Псы молчали, окружённые десятком оборотней. За них ответил У-Он:
— Их послали захватить меня и Бэл-Айю. Это бешеные оборотни.
Сайи-То насупился.
— Брешешь? Их же извели давно, откуда они могли взяться снова?
— Нет, брат, это они. Долгая история, — вздохнул У-Он. И улыбнулся девушке.
Всего бешеных в группе захвата было шестеро. Один погиб в пещере, двое были ранены. Их вытащили оттуда и понесли в Берлогу — так называлась резиденция Учителя Баэрама Чёрного Медведя. Уцелевшие псы вели себя смирно и шли своими ногами: "разминка" У-Она лишила их сил настолько, что они не могли даже перекинуться. Лица у них были отрешённые, взгляд — сонный и мутный.
Бэл-Айя держалась позади всех. У-Он поравнялся с ней и взял за руку. В первую секунду её кисть была вялой, а потом ответила горячим пожатием.
— Я же говорил, что всё будет хорошо, — улыбнулся У-Он.
На её щеках вспрыгнули ямочки, глаза засияли тёплым светом. У-Ону неистово захотелось её расцеловать, но он сдержался: слишком много народу было рядом.
Учитель велел похоронить погибшего в лесу, раненых расположить в хозяйственном помещении, уцелевших запереть в погребе. Он лично провёл над ранеными обряд отлучения от Матери Нга-Шу и открытия Духу Зверя. Распорядился:
— Лечить их. Посмотрим, может, удастся сделать их из бешеных нормальными.
Побывав в погребе, он сказал:
— А над этими молодцами уже кто-то поработал. Связь с Нга-Шу у них разорвана, причём грубо и топорно... Выдрана "с мясом", если можно так сказать. Если раненым надо лечить тело, то этим придётся лечить душу.
У-Он спрятал взгляд в пол. "С мясом" — это была его работа.
— Пойдём-ка, подышим воздухом, — услышал он спокойный голос Учителя.
Гуляя между опустевших грядок, Баэрам слушал историю У-Она. С самого начала, от водопада и жёлтых цветов до сегодняшней "разминки".
