— Гарри, что ты почувствовал, когда в тебя попало заклятие? — пока Грюм пытал Забини, заставляя его приседать и кукарекать, тихо спросила Гермиона.
— Ничего. Во мне нет тех чувств, которые позволяют управлять собой, — Гермиона поспешно закрыла рот, чуть щёлкнув зубами. Все же ей следовало бы подправить передние зубы.
— Каких именно? — Рон чувством такта явно не обладал, но, кажется, мы давно это выяснили. Ещё на первом курсе.
— Империо, само по себе, зависит от желания оберегать и защищать человека от любых опасностей и невзгод. Это почти любовь. Только используется с другой целью.
Именно поэтому я и хотел ощутить его на себе. Кларисса говорила, что во мне осталась моя любовь. Это заклятие должно было переполнить меня ею, отдав в руки заклинателя, но ничего не случилось. Никаких изменений: ни тепла, ни лёгкости, ни блаженной пустоты. Пропасть в никуда как была во мне, так и осталась.
— Это же клёво! Никто не сможет наложить на тебя Империо, — радостно заявил Рон. Кажется, не у одного меня в ту минуту появилось желание разбить ему нос.
— Мы поговорим с тобой об этом позже, — сквозь зубы прошипела Гермиона, оттащив Рона подальше. Похоже, Алиса была права и Гермиона была немножко в меня влюблена.
Гулкий звон колокола спас большую часть учеников от экзекуции, но не думаю, что Грюм остановится на одном занятии. Взглянув перед уходом на профессора, я заметил, как он пил из своей фляжки. В напитке явно было что-то магическое. Иначе шлейф, окутавший его в то мгновение, никак было не вызвать. С новым профессором ЗОТИ определённо было что-то не так.
Следующими по расписанию должны были быть занятия по Истории магии, поэтому я направился на кухню. Начало очередной скучной лекции о восстании гоблинов вполне можно было пропустить. Если быть объективным или стараться быть объективным, то нужно было написать коллективную жалобу и заменить учителя Истории, но, кажется, никто из студентов Хогвартса не желал лишать себя нескольких часов дневного сна. Добби обрадовался, когда увидел меня на кухне, все эльфы были рады, что кто-то из студентов решил их навестить. Попросив их о соке, я получил пару сэндвичей с собой и направился на урок. Остаток дня прошёл без лишних странностей, хотя перестать думать о Грюме я не мог. Кажется, это становилось моей новой навязчивой идеей.
Мне не удалось застать сестру за ужином, так что оставалось ждать её в гостиной Гриффиндора, пока она не уладит всех своих загадочных дел. Неугомонная вейла не заставила себя долго ждать.
— Как прошло? — Алиса заняла место рядом со мной на диване перед камином, крепко держа Мерлина в своих объятиях.
— Ты не замечала ничего странного за профессором Грюмом? — сестра видела больше меня и, если я заметил эти странности, то и она должна была.
— Я бы сказала, что он социопат, но за точным диагнозом стоит обратиться к маме, — Мерлин жалобно взглянул на меня, но убежать не решился.
— Нет, я говорю о магии. Тебе не показалось, что с ней что-то не так? — Гермиона и Рон недовольно смотрели друг на друга, к тому же, на щеке Рона подозрительно алел след от ладошки.
— Он умеет ею пользоваться, — поглаживая Мерлина, протянула Алиса. — Но её очень много вокруг него, и он постоянно стремится поддержать этот шлейф.
— Это ведь неправильно? — неуверенно спросил я.
— Каждого из нас окружает своя магия. Она исходит из нас, стремясь максимально спеленать, позволяя нам легче взаимодействовать с хаотичной магией окружающего мира, — тщательно подбирала слова Алиса, пытаясь разъяснить мне, как творится волшебство. — Грюма окружает не его магия. Это что-то другое. Я не знаю, что это, но, если хочешь выяснить, то спроси у Луны, есть ли у Грюма мозгошмыги.
— Она ведь видит так же, как и ты, — Рон, шумно фыркнув, сложил шахматы, и демонстративно ушёл в спальню. Гермиона на это лишь закатила глаза и перевернула страницу в учебнике по трансфигурации.
— Никто точно не знает, что видит Луна Лавгуд, и хоть порой она весьма странно интерпретирует то, что видит, её догадки чаще всего бывают правдивыми, — с улыбкой заметила сестра. Смирившись со своей участью, Мерлин перевернулся на спину, позволяя Алисе гладить живот. Лаванда и Парвати, глупо хихикая, обсуждали статью из глянцевого журнала; Невилл и Джинни играли в карты; ещё не разошедшиеся по спальням первокурсники учили новые заклятия под руководством старост; близнецы Уизли и Ли Джордан придумывали очередную шалость. Как оказалось, в пункте тысяча четыреста тридцать втором списка Филча значились все предметы, что когда-либо были в руках близнецов Уизли. Ребят это воодушевило, и они хотели придумать что-то, что займёт самую верхнюю строчку списка. Жизнь в гостиной Гиффиндора шла полным ходом: никто из них не видел никакого подвоха в поведении профессора, только я зациклился на этом.
— А кто я? — тихо спросил, наблюдая за тем, как Гермиона превращала лепестки ромашки в маленьких паучков. Она создала целую маленькую армию и, по велению её волшебной палочки, они посеменили в сторону спален мальчиков.
— Мой старший брат, — подхватив Мерлина, Алиса побежала в сторону женских спален. Ловко, только однажды мне все же скажут мой диагноз. Громкие вопли Рона не заставили себя долго ждать. Фред и Джордж поспешили на помощь младшему брату, кажется, теперь они очень долго будут напоминать Рону об этом происшествии.
— Это всего лишь маленькие паучки, — небрежно фыркнула Гермиона, поймав мой взгляд. Порой девушки становились слишком мстительными.
За первой учебной неделей прошла вторая, а за ней и третья. Сентябрь подходил к концу. В конце концов я почти смирился со странностями профессора Грюма, отчасти потому, что он не трогал меня на своих занятиях, а отчасти потому, что все остальные профессора старательно пытались привить своим студентам хоть какие-то базовые манеры, чтобы они не опозорились перед представителями других школ. Наш декан особенно преуспела в обеспечении спокойствия на своем факультете. Даже близнецы Уизли побаивались её, стараясь проводить свои тёмные делишки особенно тайно.
По настоянию профессора Макгонагалл открыли танцевальный кружок. Никто особо не понимал, зачем он был нужен, но многие надеялись, что этот кружок окажется лучше, чем дуэльный. Большинство девушек с охотой посещали его, что не скажешь о парнях. Иногда начинало казаться, что если какого-нибудь мальчика застукают уходящим из танцевального кружка, то его тут же как-нибудь извращённо проклянут. Разумеется, насильно заставить ребят заниматься танцами никто не мог. Так что иногда я был единственным кавалером. К несчастью для моих партнёрш, танцевал я не очень хорошо, но после долгих тренировок научился хотя бы не наступать им на ноги.
Так как интерес к танцам был не слишком большим, профессор Флитвик предложил возобновить дуэльный клуб. Правда, после первого же занятия большая часть студентов, выказавших желание его посещать, прекратили туда ходить. Разумеется, Флитвику приходилось иногда проводить дуэли между студентами, но по большей части он учил студентов основам этикета. Дело дошло до того, что профессор Трелони начала объяснять нам, как следует вести себя за столом. Весь профессорский состав Хогвартса изо всех сил старался представить своих студентов в лучшем свете. Все, кроме Грюма. Он, будто овца, отставшая от стада, всеми силами старался учеников унизить. Так что после очередного диковатого занятия, которое удвоило мою паранойю в отношении профессора ЗОТИ, я решил отвлечься и, наконец, выяснить что-нибудь о предстоящем турнире. Найдя больше десятка книг об этом мероприятии, я занял своё любимое место в библиотеке.
На очередное заседание нашей учебной группы раньше всех смогла прийти Луна. Она улыбнулась мне, мельком взглянув на обложку очередной книги, которую я читал, и начала доставать свои письменные принадлежности из сумки. Это был целый ритуал, в ходе которого выяснялось, что у неё обязательно что-нибудь украли. Бросая заклятие отвлечения на пару ближайших книжных стеллажей, я призывал украденные у Луны вещи. Благодарно мне улыбаясь, она раскрашивала своё перо в яркий кричащий цвет и начинала заниматься домашними заданиями.
— Что с ним не так? — никто не мог понять Луну, но Луна понимала всех, с какого бы момента не начиналась беседа. Может, она умела читать мысли, несмотря на все блоки и преграды?
— Его мозгошмыги воюют с другими, — пожала плечами Луна, явно считая ответ исчерпывающим.
— А другие — они чьи? — пока к нам не присоединились Гермиона и Алиса, мы с Луной вполне могли вести такие ненормальные беседы, не чувствуя за собой никаких странностей.
— Даже не знаю, Гарри. Они вроде и принадлежат ему, а вроде и нет, — покусывая кончик на этот раз салатового пера, протянула она.
— Будто у него раздвоение личности? — предположил я, считая это самым разумным, что могло происходить с нашим профессором.
— Нет, личность у него одна, но что с ней происходит, я не знаю.
Недовольная Алиса заняла соседний со мной стул и, достав из сумки пергамент, протянула его мне. От едва сдерживаемого возмущения она буквально вся серебрилась. Перегнувшись через стол, Луна заглянула в развёрнутый мною пергамент. Снейп поставил ей за эссе удовлетворительно.
— Я — дочь профессионального целителя больницы Святого Мунго. Я. Знаю. Как. Варить. Это. Чёртово. Зелье, — по словам произнесла не на шутку разозлённая маленькая вейла. Она была такой милой в это мгновение, что только что подошедшая к нам Гермиона даже хотела было протянуть руку и погладить её по волосам, но вовремя успела остановить себя от столь импульсивного порыва. Протянув Гермионе эссе, я чуть усмехнулся, за что тут же заработал чувствительный пинок по ноге от Алисы.
— Ты ведь ничего не пыталась с ним сделать? — просмотрев эссе, осторожно спросила Гермиона.
— Его осталось только сжечь, чтобы никто не узнал, что дочь профессионального целителя больницы Святого Мунго завалилась на таком простом зелье, — пытаясь сымитировать голос сестры, протянул я, на всякий случай закрыв лицо книгой. Моё ехидство всегда просыпалось не к месту.
— Я говорю о Снейпе, — отмахнулась Гермиона. — Ты ведь не пыталась его приворожить, Алиса?
Абсурдность этого предположения Гермионы заставила нас с Луной по-новому взглянуть на подругу. Оказывается, Гермиона Грейнджер могла задавать людям весьма чудные и неразумные вопросы.
— Зачем мне пытаться это сделать? Он же потерянный экземпляр… ох! — Алиса выглядела настолько испуганной, что переглянувшись по сторонам, мы поспешили окружить нашу парту всеми возможными отвлекающими внимание чарами.
— Ох? Что ты сделала? — почти шёпотом спросила Гермиона.
— Я поинтересовалась у него о кое-чем, не совсем связанном с предметом, — крайне уклончиво ответила Алиса.
— Надеюсь, это никак не связано с его волосами? — Луна озвучила вопрос, который вертелся и на моем языке.
— Нет, это куда страшнее, — подхватив свою сумку, Алиса, будто в трансе, ушла из библиотеки.
— Думаете, стоит рассказать об этом Макгонагалл? — поинтересовался я, вернувшись к тому абзацу, на котором остановился в изучении истории Турнира Трёх волшебников.
— Если он ещё раз снизит ей оценку за идеально написанное эссе, мы непременно пойдём с этим к профессору Макгонагалл, и неважно, о чем именно Алиса его спросила, — авторитетно заявила Гермиона, убрав эссе моей сестры к себе в сумку.
Оказалось, что из-за отношения Снейпа к Алисе мне волноваться не стоило: она сама смогла исправить ситуацию, которую создала, так что профессор даже исправил её оценку за то эссе. А вот из-за Турнира мне стоило начинать волноваться. Избежать участия в этом мероприятии можно было только одним способом — умерев на нем. Именно из-за непомерно большого количества смертельных случаев этот турнир и был прекращён. Но каким-то образом правительству удалось договориться о возобновлении этого старинного мероприятия. Поначалу этот турнир и правда служил цели здорового соперничества между школами и объединения интересов подростков из разных стран. К тому же, Турнир явно содействовал обновлению волшебной крови вследствие браков с представителями других родов. Но вскоре задания Турнира стали все более опасными, и начались первые смерти среди чемпионов. Вначале к этому относились спокойно: всякое может случиться на соревновании, и такое положение вещей всех устаивало. Ровно до того момента, как на Турнире не умерла одна из чемпионок Шармбатона. Девушка была последней представительницей своей фамилии, и это всколыхнуло волну общественного диссонанса. Ведь на самом деле в этом турнире участвовали дети, ещё не окончившие школу и подвергать их таким испытаниям, как поединкок с мантикорой — это слишком опасно. Устроители этого мероприятия уступили общественному мнению, и задания снова стали более безопасными. На пару десятков лет Турнир опять служил той цели, ради которой задумывался. Но, как известно из истории, как магловской, так и волшебной, больше всего зрители желают крови. Кровавая череда испытаний не заставила себя долго ждать, она длилась несколько веков, пока однажды все чемпионы не погибли. Это и послужило сигналом к закрытию Турнира Трёх волшебников.
Забавно, что иногда в этом турнире участвовали далеко не три участника. Если сначала из Кубка Огня и вылетало три пергамента с именами чемпионов, то потом, где-то примерно в течение тридцати лет, был введён такой пункт, что если один из чемпионов школы погибал, его место мог занять другой ученик этой школы. Так что иногда на этом турнире погибало куда больше, чем трое подростков.
Закрыв последнюю книгу о Турнире, которую изучал, я осмотрелся по сторонам. Положенные три часа сна я уже получил, так что остаток ночи мне предстояло либо что-то читать, стремясь заполнить свою голову различными данными, раз уж не было различных чувств, либо доставать Мерлина, пока он не расцарапает мне руки. В ночной тишине спальни было слышно, как паучки скреблись о барьер. Благодаря мстительному поведению Гермионы Рон научился выставлять вокруг своей кровати прочный магический купол, не позволяющий паукам пробраться к нему. Правда, когда он просыпался утром и видел, что находится в сплошном круге из пауков, упирающихся в его барьер, он все равно истерично вскрикивал. Разумеется, это не способствовало установлению мира между Гермионой и Роном. Сначала Мерлину не нравились наколдованные пауки, и он старался их прогонять, но теперь он смотрел на них так же флегматично, как и все в нашей спальне. Кроме Рона, конечно. Он продолжал неровно дышать к этим маленьким существам. К тому же, у него почему-то никогда не хватало сообразительности превратить их обратно в лепестки цветов, которыми они и были, он просто сдувал их со своего пути. Это его проблем не устраняло, так как у пауков, как я выяснил от Гермионы, была одна-единственная цель — заставить Рона открыть учебник трансфигурации и выучить парочку заклятий, которые бы облегчили ему жизнь.
