Подполковник, уже собравшийся было орать, поперхнулся набранным воздухом, кашлянул пару раз, а потом с каким-то непонятным выражением на лице переспросил:
— То есть… вы бросили все лишнее и бегом тащили носилки по саванне… пока не вошли в радиус радиоконтакта? Я правильно вас понял… кстати, почему вы не представились, курсант?
— Курсант Злой, второе отделение второго взвода третьей учебной роты! Так точно, тарщ-полковник, бросили все что могли, брали только штатный БК и оружие, и воду, сколько было!
В этот момент к кучке офицеров подошел наш начальник санчасти, майор Бакрай:
— Товарищ полковник, раненый в тяжелом состоянии, необходимо его доставить в город, лучше всего вертушкой… У нас нет установки гемодиализа, а его почки и так на пределе. У нас я не гарантирую его восстановление… если ничего не случится еще. То, что он сейчас в тяжелом, но не критическом состоянии — уже чудо…
— Хорошо, Анатолий Федорович, сейчас распоряжусь. — кивнул подполковник, потом, парой слов отправив посыльного, переспросил:
— Говорите — чудо? А в чём именно? Насколько я понял — его просто укусила змея, обычная «холодушка», против неё сыворотка давно известна?
Бакрай устало повел плечами:
— Укус утренний, сейчас вечер, а курсант жив и даже не при смерти… И если поторопимся (подпол недовольно поморщился, но промолчал) вполне может вернуться к нормальной жизнедеятельности, тьфу-тьфу… — врач суеверно «сплюнул» налево. — Я, честно говоря, не ожидал, что может найтись кто-то, рискнувший попробовать… непроверенный… метод иммобилизации яда. Ваша работа, лейтенант? — он повернулся к Золину — Считайте, жизнь курсанту вы спасли! Крайне не…ожиданное, но правильное решение.
Лейтенант похлопал глазами, потом вздохнул:
— Никак нет, товарищ майор. Данная идея предложена Следопы… то есть, курсантом Злым, как и ее выполнение. Ничего больше, в тех условиях… сделать, не представлялось возможным.
Взгляд Ларева стал еще более пристальным, как у покупателя подержанной легковушки на базаре! Майор-медик с недоумением посмотрел сначала на подполковника, потом на лейтенанта, затем, чуть прищурив, перевел глаза на меня:
— Эм-м-м… курсант, это вы придумали такой способ борьбы с распространением заражения? Вы недавно из-за ленточки? Учились в медицинском? Кафедра токсикологии?
— Никак нет, тарщ-майор, придумал не я, вычитал в «Альманахе» за прошлый год! М-м-мм… так точно, из-за ленточки недавно! Никак нет — к медицине отношусь только как пациент, время от времени!
Майор уставился на меня как на экспонат кунсткамеры:
— Просто — вычитал? Я, про этот способ, слышал краем уха и то как случайность, а ты — вычитал и запомнил, да еще и вовремя применил? Не… неожиданно, надо сказать… Надо будет… — но что именно, договорить Бакрай не успел, подбежал давешний посыльный и доложил:
— Товарищ-полковник, вертолет из города заходит на посадку!
Майор тут же забыл обо мне и, коротко козырнув махнувшему на его попытку уставного прощания подполковнику, быстрым шагом ушел в сторону медчасти. А вот сам полкан продолжал разглядывать меня, потом переспросил:
— Лейтенант, а как ты хотел назвать курсанта только что?
— Следопыт, товарищ полковник! Позывной среди сослуживцев, по дикой местности действительно передвигается как специалист-егерь, хорошо знает повадки хищников… и многое другое.
Полковник машинально кивнул, потом скомандовал:
— Хорошо, закончим на сегодня. Взвод, вольно! Дежурный, отправляйте их за сменной формой, стройте, и в изолятор. А вы, лейтенант — он смерил глазами Золина — останьтесь, пообщаемся… — полкан опять «проглотил» пару слов… или предложений; уверен — не ошибусь, если пристойными там были разве что предлоги!
Нас Шемахин в темпе поотделенно загнал в казарму и обратно, и по команде «вольно» отвел в карантин, точнее, изолятор при медчасти. К большой нашей радости (как минимум моей — я в изолятор еще не попадал) в помещении обнаружился полный комплект обычной казармы — койки на примерно полсотни рыл, душевая на десяток помывочников, туалет, и три стиральные машинки. Последние меня сначала удивили, а после я вспомнил, что больные, в том числе и заразные, могут лежать в лазарете неделями (те же чесоточники, гриппозники и так далее), а чистое белье здесь, в РА — забота индивидуально каждого, так что или стиралки, или ходить и вонять… В госпиталях, понятное дело, все более привычно, там персонал комплектный есть, а вот в лазарете — сами-сами, в основном! Кстати, насчет белья — самыми умными оказались мы и следующее за нами, третье отделение. Я со своей койки в темпе сдернул обе простыни (спасибо Старому — подсказал вовремя) — подстелить и накрыться — и так же поступили увидевшие нас по выходу из казармы «трояки». Первое отделение ухитрилось в полном составе данный момент прощелкать, более того — некоторые даже тапочки для помещения забыли прихватить, кто служил, представляет, насколько это незаменимая в казарме для солдата обувь! Разобрав койки, быстренько договорились об очередности помывки, заодно организовав и «живую» очередь на постирушки, а потому к моменту прихода наряда с бачками из столовой практически все были уже чистыми и голодными. После ужина сложили посуду на стол возле входа и попадали на кровати. Я вырубился раньше, чем успел укрыться простыней…
7-е число шестого месяца, примерно полдень, условно полигон Ново-Одесской учебки, кабина «шишиги».
Чертов агрегат! Ну кто так машины делает, кто так проектирует! Чтоб ему на том свете на его машине все время ездить, причем на расстояния не менее пары тыщ километров беспрерывно! Не знаю, кто придумал легенду, будто 66-й «отличается плавностью хода», лично я себя чувствую кубиком с точечками в стакане, который трясет азартный игрок в кости!
Едем «по местам боевой славы». Едем — это я в кабине «шишиги» на месте штурмана, водитель этого костотряса ефрейтор Герчак Володя, он же Вовка-Барабан (я даже не интересовался, за что ему подвесили такую кликуху, он контрактник, и служит уже то ли третий, а то ли четвертый год), и три бойца в кунге, плюс там же старлей Хорь. Обратно, думаю, в кузове поеду уже я, и даже не уверен, что проиграю в комфорте — в кабине чудовищно жарко от капота движка, машина прыгает по любой кочке, как настоящий горный архар, я уже пару раз хорошо приложился башкой к металлическим деталям кабины, про удобство сиденья можно не упоминать — понятие отсутствующее, даже, можно сказать, отрицательное. Мало этого, я постоянно, при каждом пинке под зад, вспоминаю свой кемпер, и сравнение… мужчины не плачут!
Почему я в кабине, а целый старлей в кунге? Дык — а кто будет дорогу показывать? Едем мы за нашим брошенным имуществом — это для общественности; и для тщательного осмотра найденного в овражке джипа-киллеровоза — на самом деле, хотя никто этого вслух не озвучивал. Поэтому из трех бойцов в кузове я знаю только двоих — Весло и Старого, а третий рядовой, на мой непредвзятый взгляд, такой же «рядовой», как я прима-балерина Большого Театра. Нет, одет и ведет он себя именно как обычный, пусть и опытный, контрактник — почти. Но некоторые нюансы, в обращении к нему Хоря, в движениях, в реакциях на вопросы… «Сдается мне, казачок-то — засланный!»!!!
В общем, едем. Два предыдущих дня были… сложными. Шестого числа нам, всему взводу, дали нормально отоспаться (я послушал пиликанье часов, выключил сигнал и с чистой совестью задрых еще на час с лишним), потом покормили и прогнали через медиков. Назначили неделю облегченного режима, четверым еще и какие-то таблетки на тему сердечно-сосудистой системы, и выдали на расправу начальства. Начальство в лице подполковника Ларева для начала спихнуло нас в зубы особистов, точнее, лично Хорю, который въедливо опрашивал нас почти до ужина. Причем, гад, делал это честно и с полной самоотдачей — то есть, вызывал по одному в кабинет, а выпроваживал из кабинета уже в другую дверь, так, чтобы его вопросы оставались тайной для еще не вызванных. Я попал к нему чуть ли не последним (четверка «инфарктников», как их мгновенно окрестили, ушлепала на процедуры и потому я остался единственным доступным), и допрос, устроенный мне этим кровососом, запомню навсегда. Этот мозгоклюй требовал вспомнить каждое слово, поминутно; каждое решение, мной принимаемое, требовал объяснить и обосновать; причем по нескольку раз возвращался к уже вроде как обговоренным моментам… Гэбня кровавая! Правда, отношение было более чем доброжелательное, даже предложил чаю с печенькой (а я что — я печеньку люблю, и чай с сахаром тоже, и варенье, если мне им морду помажут…), да и вообще своим видом давал понять, что всецело одобряет мои действия и мотивы. Но мурыжил дольше всех… как мне показалось.
Ужинали мы уже в общей столовой, только ночевать нас опять загнали в изолятор, а утром, после завтрака, и оттуда вытурили. Впрочем, и то хорошо — помню я еще по Земле, что понятие «облегченный режим» в армии означает чаще всего не столько реальный отдых, сколько «другой вид деятельности», то есть возможность «режимников» припахать к каким-то хозработам на основании того, что «вы же сейчас не на службе, а веником помахать — что тут тяжелого?!». О том, что махать веником предполагается часов шесть-восемь, никто обычно не упоминает — видимо, из присущей любому человеку в погонах со звездями скромности и застенчивости… Разумеется, одним только веником или метлой и пожеланием «провести уборку территории» фантазия начальства не то что не ограничивается — она даже еще не начинается! А потому тот факт, что нас просто вернули в нормальный распорядок, лично меня как-то даже успокоил. На легкий возмущенный бубнеж молодняка Шарик и Кроль, при моем небольшом участии, объяснили недовольным, чем им грозит статус «легкорежимников», а злорадная ухмылка слышавшего разговор капитана Чермиса (мы в курилке общались) подтвердила худшие опасения… в казарму возвращались уже довольные всем и все!
А сегодня на утреннем разводе, в котором мы уже участвовали на общих правах, наш полкан приказал:
— Курсант Злой, ко мне!
Я, как приказано, промаршировал к полковнику, отдал честь, доложил, что «я явился», все как и положено. Повернулся по команде «кругом!», а потом малость офигел от произносимого Ларевым:
— Равня-я-а-а-айсь! Смиирр-на! За проявленное в критической ситуации мужество, решительность, а также разумную инициативу и самостоятельно изученные и своевременно применённые знания, курсанту Злому присваивается внеочередное воинское звание «младший сержант», с соответствующей записью в военном билете!
— Служу народу и отечеству! — я едва вспомнил уставный ответ, принятый в ПРА. Хотя, должен признаться, звучит оно куда лучше, чем какое-нибудь «слава-украине» или «служу-российской-федерации», да и более предметно, что-ли…
— Младший сержант Злой, стать в строй!
— Есть! — и я на деревянных ногах затопал на свое место, хоть не запутался в конечностях — и то хорошо!
Стоит упомянуть некоторые нюансы ситуации. В нашей учебке часть курсантов имели звание «ефрейтор» с самых первых… ну, пускай недель, службы. Некоторые носили на погонах и по две, а двое из первого учбата даже по три лычки, являясь полными сержантами! И было таких бойцов не слишком мало, этак каждый десятый, как минимум. Однако, при том, что своей единоличной властью начальник учебного центра вполне официально мог произвести курсанта в любое младшее командное звание до старшины включительно, он этим правом пользовался очень редко и крайне осмотрительно. Как эти взаимоисключающие моменты совмещались? А очень просто — в учебном центре и звания, хотя и приравнивались к «настоящим», тем не менее были учебными! Иными словами, офицеры присматривались, делали выводы, оценивали личностные качества и способности, выучку и умение командовать — и время от времени кто-то становился «комодом» или сразу и «замком», получая одну-две лычки на погоны, кто-то наоборот, возвращался к состоянию «чистые погоны — чистая совесть», а через месяц-два мог быть опять, за те или иные успехи, повышен в звании (или, разумеется, не повышен, да еще и с записью в личное дело «к командованию ЛС не пригоден»), и все это являлось частью обычной жизни ЦУП-а, не вызывающей особого ажиотажа. «Сопли» на погонах повседневки (собственно, она же и парадка; никакой особой парадной формы в РА нет, зато выдаются два комплекта повседневки, сразу, а не второй через полгода после первого, когда от первого остались одни заплатки!) у курсантов были бледно-красными, чем и отличались от стандартных армейских зелено-пятнистых, а будучи величиной переменной, никогда не вносились в основные документы! То есть, любой курсант, пусть даже с широкой полосой вдоль погона (то есть будучи согласно знакам различия старшиной, хотя я таких и не видел), официально оставался таким же рядовым, как и остальные призывники без всяких полосок. Это положение отражалось во всем — от приоритета выполнения приказов (проще, если «настоящий» ефрейтор отдавал команду, то она являлась превалирующей по сравнению с командой того же старшины, но «учебного»), до финансовых выплат физическим лицам. Зарплата сержанта и близко не равна содержанию призывника «на мыло, зубную пасту и ваксу для сапог»!
Получить «учебные» лычки — в принципе, приятно (хоть и предполагает массу дополнительной ответственности), но ничего выдающегося собой не представляет — не такое уж редкое явление. А вот объявленное полковником (под-полковником, конечно, но обычно строгое соблюдение этого под— не приветствуется, считается естественным как-бы повышать подполов на один ранг, особенно если имеется желание подмазаться или выказать уважение) внесение записи в военный билет — означает официальное присвоение звания! То бишь, приличная по меркам НЗ оплата, приоритет командования, положенные льготы и тому подобное…
Много или мало — младший сержант? Если по старо-Земным меркам — ничего особенного. Третье звание после рядового, самый практически нижний уровень ранговой табели в армии. Только вот на Новой Земле отношение к званиям несколько иное. Во всей РА, насколько я знаю, аж три генерала, причем понятия не имею, генерал-майоры они или генерал-полковники, нет нужды в градации этих гигазвездных столпов! По СЗ-м меркам, в сравнении — они маршалы, не меньше! И каперанг один имеется… или он уже адмирал? Как-то упустил я этот момент… Но и их было бы и того меньше — только на одного генерала никак не повесить и авиацию, и бронетехнику, и пехоту разом… Соответственно, все прочие звания тоже весьма солидно «весят», и следующее присвоение — праздник для любого военнослужащего. В РА взводами командуют сержанты и старшие сержанты, а старшины вполне официально могут рулить ротами! Офицеры же, особенно кадровые уровня от капитана и выше — это вообще элита, частенько у таких даже нет постоянных подразделений, им временно придаются те или иные силы для выполнения конкретных приказов, а то и вовсе занимаются они не непосредственным командованием личным составом, а скорее функциями постановки путей и способов решения задач. В РА нереально встретить офицера, например, лично проверяющего внешний вид рядового (неважно какого офицера, даже если он самый распоследний в чине младший лейтенант, меньше уж некуда), или самостоятельно принимающего у наряда караула знание устава и разводящего часовых на посты — все это работа младшего командного состава. Вот в бою лейтенант должен управлять приданным ему взводом, ротой или группой подразделений, это нормально… и группа может быть как отдельным отделением (например, развед-диверсионной группой, такие и по пять человек ЛС бывает), так и батальоном! Поэтому и получается, что офицеры на НЗ — они как бы сами по себе, «белая косточка», а сержанты-старшины — вполне приличный командный уровень…
