Сокрытые-в-тенях

— Давай! Как мы задумали! — горячо зашептала Дина, подталкивая подругу к двери.

Аня кашлянула и пропищала:

— Добрый день! Будьте добры — Диану Владимировну Сольвейго. Ценное письмо ей.

Несколько секунд длилось молчание. Потом все тот же неприятный женский голос ответил:

— Подозреваю, вы ошиблись подъездом или домом. Во всяком случае, в нашем подъезде такая не проживает.

— Но...

— Девушка, вы в следующий раз узнавайте поточнее адрес у себя на почте! И вообще, у наших почтальонов есть ключи! Убедительно вас прошу больше сюда не набирать! Дверь я вам все равно не открою, а охрану вызову.

И сигнал прервался гробовой тишиной.

Обескураженная, Аня посмотрела на Дину.

— Да... Все еще хуже, чем я думала... — проговорила та.

Слышал разговор с хозяйкой и Костя. На лице его отразилась борьба двух желаний. С одной стороны, он хотел уйти. С другой — испытывал сильную тягу к Ане и совершенно искренне хотел ей помочь.

— Может быть, ты расскажешь мне, в чем дело? — спросил он. — И тогда подумаем, что делать. Тебя кто-то обманул?

— Не рассказывай всего! — успела шепнуть Дина. — Он хоть и пафосный, но какой-то неадекват.

И пока они втроем медленно брели в сторону Красной площади, Аня, стараясь не вдаваться в излишние подробности, рассказала Косте о проблемах Дины и об их побеге из психиатрической лечебницы. Когда Костя, оживившись, уже начал думать вслух, какие шаги им следует предпринять — а было это на аллее Александровского сада — навстречу словно из ниоткуда выскочила пожилая тетка в сером плаще и целой сворой собачонок на поводках.

— Анна Сергевна! — вскричала она, и противные шавки затрясли лохматыми хвостами, погавкивая на разные лады и восторженно чихая. — Аннушка Сергевна! Мы уж все голову сломали, куда это вы запропастились! И ведь даже Глорушка ваша, ласточка, затосковала и погибла, бедняжка! Ирина так убивалась! Вот, говорит, вернется, мол, Аннушка, а что я ей скажу — померла ее Глория...

Совершенно ничего не понимая, Аня попятилась. В последнее мгновение увидела она глубокое отвращение на лице Кости, а в глазах его прочла: "И зачем было так лгать?" Он развернулся и быстро пошел ко входу в метро, но через несколько шагов встал, однако не счел нужным оглядываться:

— Не забудь забрать свой мотоцикл, Анна Сергеевна. Иначе его наверняка угонят.

Проводив его взглядом, Аня поняла, что его не вернуть никакими силами, и почти с ненавистью уставилась на женщину:

— Что такое вы несете? Какая я вам Анна Сергевна? Меня вообще зовут по-другому, и отчество у меня другое!

— Но как же? — озадачилась женщина. — Зайцева вы, Анна, значит, Сергеевна. Из сто восемнадцатой квартиры. А я Петровна, прислуга Цикуриных из сто шестнадцатой. Неужели вы не помните? Ах ты ж боже мой!

— Так-так-так, а это уже интересно! — зловеще подметила Дина, складывая руки на груди. — Из сто восемнадцатой, значит!

— Так где же вы пропадали, Аннушка Сергевна? Да еще и не помните ничего, я погляжу!

— За маслом подсолнечным бегала... — сквозь зубы проронила Дина, стараясь сжечь Аню взглядом.

— Ну прямо как в сериалах! — продолжала квохтать бабка с собаками. — Пойдемте, пойдемте! Радость-то какая! То-то Ирина обрадуется!

И в сопровождении своры и Петровны Аня с Диной повернули назад.

— Вот, значит, ко меня подставил! — жужжала Дина над Аниным ухом. — Да еще и прикидывался таким сердечным, понимающим! Знаешь кто ты? Лицемерная сучка!

— Слушай, не говори ерунды! — взъярилась Аня. — Не слишком ли быстро ты записываешь во враги тех, чья вина не доказана? Я, в отличие от тебя, прекрасно помню свое прошлое. То, что говорит эта Петровна — бред. И я иду с нею только затем, чтобы вывести ее на чистую воду.

— Ну-ну!

Дина лишь удовлетворено хмыкала каждый раз, когда они проходили уже знакомые достопримечательности на пути к ее остоженскому дому.

Петровна уверенно завела их в подъезд, куда полчаса назад безуспешно пытались попасть они сами.

Площадками и лестничными пролетами в этом подъезде мог бы гордиться сам мэр: они походили на номера-люкс в европейских пятизвездочных отелях. Пожалуй, здешним консьержам стоило бы дать задание приклеивать на всех влетающих сюда мух метку "V.I.P.".

Ждать лифта Петровна не стала ("Какой-никакой, а все спорт!") и шустро поднялась со своими шавками на третий этаж.

— Вот Ирка сейчас удивится! — подмигивая обоими глазами поочередно, сказала она, нажимая звонок на двери под номером "118".

— Сейчас! — послышался тот самый противный женский голос.

Защелкали замки, и в промежуток между приоткрывшейся дверью и косяком высунулось лицо дамы, поразительно похожей на Дину.

— Смотри, Ириш, кого я привела! — торжествующе крикнула Петровна, пододвигая Аню в зону видимости для Ирины.

Та охнула и что-то уронила. Дина как стояла, так и оплыла в стоящую под подоконником вазу с большой пальмой.

— Аннушка Сергевна! — истошно заорала Ирина и кинулась к Ане с объятьями. — Господи, спасибо тебе, вернул!

— С тебя причитается! — погрозила ей Петровна, гремя ключами от квартиры 116. — Смотри у меня! Не отвертишься!

— Да не вопрос, Петровна! Это же надо! Да вы проходите, моя дорогая, проходите!

Аня оглянулась на свою попутчицу, однако та успела куда-то улизнуть, только внизу запищал замок на двери подъезда.

— Дина! — бросаясь на перила, крикнула Аня. — Стой, Дина! Подожди! Куда ты пойдешь?

— Проходите, Аннушка Сергевна! Это же ваш дом!

10 часть. Сойдет к тебе хранитель тьмы...

-1-

Фиптис праздновал тридцать девятый год со дня нисхождения месинора Ваццуки из недр Серебряного океана в этот мир. Ради чествования такой даты городские власти сделали горожанам роскошный, как они приказали считать, подарок: обратившись к самому талантливому в Цалларии скульптору по мрамору, они заказали выполнить в срок статую его величества верхом на коне. Скульптор наотрез отказался выезжать из своего захолустного Зокоса в столицу страны, и тогда администрация Фиптиса, не поскупившись, выделила средства на доставку громадной глыбы серого апеллеанского мрамора прямо в Зокос, а затем готовой скульптуры — обратно в столицу.

Поговаривали, месинор разгневался за столь бессовестное транжирство и хотел даже передавить всех виновников железными кибиатами*, но в последний момент подписания смертного приговора передумал и никого не отправил даже за решетку. Он ограничился арестом имущества самых рьяных подхалимов и пополнил за их счет городскую казну.

___________________________

* Железные кибиаты — три сцепленных между собой деревянных вала, в которые вбивали остриями наружу металлические колы; это устройство тянули за собой буйволы, топча копытами и давя кибиатами лежащих на земле смертников.

Меж тем все жители в красных масках пребывали в хорошем настроении. Встречая друг друга, они горланили:

— Да будут нескончаемы дни месинора! — и кланялись замку на самой высокой скале в городе.

Но были и восклицания иного характера, особенно при появлении нежданных-негаданных кааносцев. Местные бросали в их стороны косые взгляды, а друзей приветствовали лозунгом "Смерть врагам Ваццуки!" Но так как к врагам месинора Цаллария беломасочники себя не причисляли, то и мимо выкрикивавших провокационные призывы они проходили полные равнодушия.

И все же длиться бесконечно это не могло.

— Ха-ха! Смотри-ка! Эти комедианты снова здесь! — владелец кондитерской презрительно указал пальцем на актеров из труппы Митсара.

— А! Узнаю этого карлика! — отозвался хозяин мясной лавки, находившейся через дорогу от магазина сладостей.

— А я узнал вон ту грудастую шлюху, которая...

Договорить он не успел. Пришпорив бешеного Эфэ, Айнор с обнаженным мечом ринулся прямо на кондитера, имея намерение забить оскорблявшие Зелиду слова обратно в его глотку.

— Стра-а-а-а-ажа! — тут же заверещал цаллариец, забегая в свой магазин. — Нападение разбойников, спасите! Враги Фиптиса в городе!

Его крики подхватили мясник, цирюльник, аптекарь и еще с десяток голосов — трезвых и не очень — свидетелей, оказавшихся неподалеку от места стычки.

Ольсар так и не успел остановить телохранителя месинары, а потом было поздно. Эфэ вломился в витрину, погрязнув копытами в креме пирожных и карамели, а сам Айнор, орудуя мечом, разнес в клочья стеллажи, на которых благоухали сладкие шедевры.

Улица наполнилась воплями, ударами, лязгом и руганью. Красномасочники накинулись на караван гурьбой, метеля всех, кто попадался под руку. Настоящими защитниками можно было считать лишь Ольсара да Вальбраса, но и тех цалларийцы быстро задавили количеством. Ольсара выволокли из кареты и начали колошматить чем ни попадя прямо на мостовой, а Вальбраса долго пытались скинуть с лошади, используя против его рапиры крючья для подвешивания мясных туш и вилы. Разъяренная Зелида швырялась камнями и проклятьями, но того и другого было мало в такой заварухе. К тому же большинство комедиантов перетрусило и отсиживалось в сторонке, не оказывая сопротивления даже если им случайно прилетало с какой-нибудь стороны. Митсар предпочел воевать ругательствами, однако внимания на него не обращали, и он умолк.

Сбежавшаяся стража в лязгающих доспехах кинулась молотить щитами всех подряд, а разбирательства, кто виноват и сколько этот виновный огребет в наказание прутьев, оставила на потом.

В запале битвы Айнор, давно бросив кондитера, полезшего со страху на чердак, напал на стражников. Остервеневшие от подобной наглости чужеземца, те сочли себя вправе сражаться на убой, и несколько тяжелых стрел вырвалось из плена их арбалетов. Каждая должна была пробить его кольчугу насквозь и войти в тело как минимум на одну четверть своей длины.

И вдруг всё — даже звуки и свет — замерло в неподвижности. Стрелы повисли в воздухе в паре шагов от окаменевшего Айнора, ноги горожан остановили свои пинки, застыв возле окровавленного Ольсара.

Человек в рогатой красной маске, из-под которой выбивались длинные седые пряди, спрыгнул с балюстрады, где устроена была на свежем воздухе недурственная закусочная. Он легко растолкал с дороги всех горожан, и те, словно куклы, повалились на обочину. Ольсара незнакомец поднял за грудки, подтащил к карете и завалил на колени парализованному пухляку с вытянувшимся лицом под мокрой от пота белой маской; стрелы, подпрыгнув и обернувшись в воздухе вокруг себя, сшиб ногой наземь; взобрался на козлы, выхватил поводья из оцепеневших рук возницы и с криком "Все за мной!" щелкнул кнутом. Ожили одни лошади — в карете, под Вальбрасом и Айнором, в повозках комедиантов. Храпя и фыркая, они рванули вслед за каретой.

Еще полминуты — и очнулись стражники, раскиданные горожане, посетители закусочной на крыше, даже летящие над улицей чайки. Очнулись, но не могли взять в толк, куда подевались возмутители спокойствия: в напоминание о них остались только следы крови Ольсара на булыжной мостовой, разнесенная вдребезги кондитерская господина Резеки, царапины и ушибы у горожан да валяющиеся повсюду стрелы, которые так и не долетели до своей цели.

-2-

Болело все тело внутри и снаружи. Огнем жалило затылок. Дергало в ноге.

С этими ощущениями очнулись двое. Один лежал в карете у ног доктора Лорса Сорла, второй перевесился на шею вороного коня и готов был вот-вот соскользнуть с седла наземь.

Ольсар и Вальбрас застонали почти одновременно. Это вывело из ступора всех остальных.

Повозки, карета и всадники находились во дворе большого дома. Задний фасад постройки выходил на стену здания, похожего на крепость и нависавшего над путниками, будто коршун над птенцами куропатки, темного, мрачного и хищного.

Никто не помнил того, как он здесь очутился. Никто не верил, что остался в живых после такой жестокой потасовки.

— О, Ам-Маа! — прохрипел Ольсар, к которому тут же бросился с осмотром доктор Лорс. — Айнор, ну что за мальчишество? Зачем вы это?!

— Вальбрас, вы крепитесь! — крикнул лекарь и добавил: — Господа, помогите ему сойти с лошади и положите в повозку, я скоро освобожусь и осмотрю его!

Зелида была зла:

— Ах, господин Айнор! Как так можно? Да пусть бы их мели погаными языками, я и сама при случае могу обложить бранью так, что мало не покажется!

Айнор упрямо покачал головой:

— Я не позволю оскорблять моих друзей!

— Ты идиот! — со стоном выплюнул Вальбрас, которому невыносимую боль доставляло каждое движение комедиантов, его переносящих. — Лучше быть другом оскорбленным, чем мертвым, чтоб тебя чудовища Дуэ искусали за твою глупую задницу! Проклятье! Не понимаю, как с такими трухлявыми мозгами ты охранял ее величество! Впрочем, что ж теперь удивляться исчезновению месинары?

— Прекратите оба, вы! — прикрикнул Ольсар, собрав все силы в кулак: он понял, что такая перепалка вполне может вылиться в чудовищный конфликт между двоими упрямцами. — Нашли самое подходящее время!

— Ольсар, я попросил бы вас лежать смирно! — сделал замечание доктор Лорс, промакивая кровь на его губах и под носом, но стараясь при этом не сильно-то разглядывать обнаженное лицо сыскаря. — Очень, очень повезло, что вы отделались ушибами и ссадинами! Кажется, даже ребра целы и голова не пострадала. Вы счастливчик, Ольсар!

— Доктор! — подал голос Вальбрас. — А можно там как-нибудь побыстрее? У меня кровотечение, сто проклятий мне в печенку!

Произнеся эту тираду, он повалился в обморок. Зелида всхлипнула, понимая, что ее усилия помочь ему неспособны.

Айнор спешился и подбежал к ним.

— Разрешите? — он отодвинул Зелиду и встал на колени возле Вальбраса. — Здесь надо перетянуть сосуд, и все...

Телохранитель вытащил веревку и ею затянул руку Вальбраса у самого плеча. Толчками выливавшаяся из рваной раны чуть выше локтя, кровь остановилась.

— Прошу у все прощения. Я виноват, — пробурчал он, вставая и держа глаза долу. — Такое больше никогда не повторится.

Эфэ подошел к нему и мягко, бархатистыми губами, пощекотал ухо. Зелида смягчилась:

— Вот и хорошо, красивый господин. Они ведь нарочно вас поддевали...

Вздохнув тяжело и протяжно, карлик уселся рядом с Вальбрасом и Айнором:

— А что ж теперь? Нас, наверное, разыскивает вся стража Фиптиса... И вообще — кто-нибудь понимает, как мы очутились здесь? По расстановке сил выходило, что нас изрешетили бы стрелами, а тут вдруг мы все живы... и в каком-то странном месте... Между прочим, где мы, знает кто-нибудь?

— Похоже на постоялый двор... — предположила Зелида, озираясь по сторонам.

Доктор перешел ко второму раненому и занялся им.

— Думаю, нам не стоит расхаживать по Фиптису всей толпой, — поднимаясь, садясь и застегивая все крючки на перепачканной одежде, сказал Ольсар. — Нужно разделиться. Предположим, я займусь поиском историка Аурилиа Лесеки. Доктор пока будет приглядывать за состоянием Вальбраса. Актеры в честь праздника могут устроить представление...

— Уже устроили... — мрачновато заключил Митсар. — А еще я предложил бы всем надеть красные маски и говорить на цалларийском диалекте, который нам всем прекрасно знаком. Иначе прохода нам здесь не дадут. А ты, Айнор, можешь изображать силача, как предлагал Ольсар...