Сокрытые-в-тенях

Аня смотрела на нее громадными и по обыкновению испуганными глазами.

— Чего тебе, Кассандрушка? — нарочно воспользовавшись запретным прозвищем, спросила Дина.

"Кассандрушка!" — прыснул кто-то, неразличимый в синеватом отсвете экрана.

— Принцесска! — промяукал пациент из мужского отделения.

— Принцесска Турандот! Погадай!

И к Ане потянулись руки — молодые, дряблые, тонкие, толстые — ладонями кверху, требовательно... Девушка попятилась.

Ослепительным, горячим фейерверком восприняла Диана вызов. Не на поединок. Вызов играть.

И в следующую секунду она услышала возле уха смятенный горячий шепот Ани:

— Не надо, Дина! Не надо!

— Ну почему же? — взвеселившаяся, злая, Диана сверкнула на нее диким взором. — Они же хотят будущего! Да, психи? Хотите?

— Хотим, хотим!

— Они же издеваются над тобой? Ну так я и предскажу им будущее. Слышите, психи? Сейчас вам будет будущее!

— Не надо! — едва слышно лепетала черноглазая "принцесска". — Дина, не надо!

Они смотрели друг другу в глаза, и Дина ощутила, как волна, вздыбившаяся пенным гребнем в ее душе, вместо того, чтобы смертельно ударить, успокаивается и растекается лавой по рассеченной трещинами пустыне, превращает песок в стекло и застывает причудливыми формами.

В конце коридора открылась дверь ординаторской и, вероятно, из нее же и донеслись невнятные звуки знакомой Дине музыки. Или она лишь подумала, что знакомой? Но ведь кто-то услужливо подтолкнул в ее память странное сочетание слов — "В пещере горного короля" из "Пер Гюнта"!"...

— Идем! — решительно сказала она, прихватывая Аню за руку. — Чего это они тебя принцессой называют?

Черноглазая пожала плечами и, бледно улыбнувшись, попыталась пошутить:

— В мужском крыле — Наполеоны, а в женском, значит, Жозефины... принцессы...

— Хм...

Не очень-то поверила Диана в это объяснение, но странностей у Ани и помимо этой хватало. Одной больше, одной меньше... Все равно рано или поздно тайное станет явным.

Они зашли в палату и плотно прикрыли двери. Дина потянулась было включить свет, но Кассандрушка тихим возгласом убедила ее не делать этого.

— Слушай, а что там, в комнате врачей, за музыка сейчас играла? — Дине хотелось проверить одно свое соображение.

Аня пожала плечами и, зайдя за спинку Дининой кровати, бочком притулилась к свободной части подоконника.

— Ты тогда спросила о себе, — тихо забормотала она. — А я не могла сказать словами...

— Теперь можешь? — Дина наступила на кровать, присела рядом с Аней и покосилась на искривленную решетку, краем глаза уловив ответный кивок девушки. — Ну так расскажи...

— А почему ты про музыку спросила, Дина?

— Не уходи от ответа, а?

— Я не ухожу. Ну так почему спросила?

— Просто я вспомнила ее. Это "Пер Гюнт". Мне это ни о чем не говорит, пустые слова — "Пер Гюнт". А, вот еще: Ибсен... Фамилия?

— Ясно. Наверное, ты вспоминаешь что-то, — Аня помолчала, ковыряя пальцем край облезающей краски на подоконнике. — Ты не убивала мужа, Дина. Тебя подставили. И тебе нужно отсюда убежать.

От неожиданности Диана хватила разом так много воздуха, что захлебнулась. Нет, она с самого начала подозревала, что здесь что-то нечисто — но чтобы вот так, запросто, какая-то девчонка взяла да и подтвердила ее страшные догадки?..

— Хм... — откашлявшись и смахнув с ресниц капли слезинок, сказала наконец Дина. — Ладно. Хорошо. Мы с тобой обе сумасшедшие. Замечательно. Но всё-таки давай попробуем следовать логике?

Аня была не против следовать логике.

— Допустим, до психушки я была богата. Угу?

Кассандрушка уже явно знала, к чему ведет собеседница, и теперь просто молча слушала, давая Дине выговориться.

— Допустим, кто-то пожелал воспользоваться моим состоянием и недвижимостью, да? Ну вот. Предположим, что меня чем-то одурманили, заставили подписать какие-нибудь бумаги — дарственные, отказные, что там еще могут заставить подписать в таких случаях? А когда дело было сделано, моего мужа убили, но подстроили все так, будто это сделала я. И, когда приехала милиция, меня, дурную, застали прямо на месте преступления. Но только не моего преступления! А? Как тебе такая версия?

— Дина... — тихо и потрясающе спокойно осадила ее Аня, да вдобавок ко всему сделала внушительную паузу. — Я тебе говорила, за счет чего у меня складывается видимость будущего, недалекого будущего?

Второй раз эта юная "пророчица" сумела остудить в Дине горячую волну! Поистине, странная девочка-мальчик обладает изрядным даром влияния на людей.

— Да... Что-то насчет переплетения человеческих помыслов...

— Ты невнимательно меня слушала, — голос Ани стал не девичьи сухим и строгим. Она буквально отчитывала менторским тоном свою старшую соседку по палате! — Люди делают будущее лишь все вместе, массой. Существует мнение, что если все население Земли в одно и то же время подумает о втором Солнце, то силой их мысли зажжется второе Солнце.

— Такое невозможно, — отказалась Дина.

— Да! — Аня распрямилась, и под ее халатом все-таки проступило подобие острых девичьих грудок, а в осанке наметилось что-то вельможное, горделивое. — И поэтому будущее все время дрожит и пульсирует, уж слишком много помех, слишком много мыслей, бегущих в разные стороны. Я могу предсказывать действия человека, не очень наверняка, но могу — по его намерениям и если в этих его намерениях замешано не слишком много других людей.

За дверями палаты создалось некоторое оживление. Девушки поняли, что больных вот-вот разгонят по местам и что договаривать надо побыстрее. Черноглазая перевалилась через спинку кровати поближе к визави и понизила голос до предела слышимости:

— У тебя правда нет прошлого, Дин. Когда я увидела тебя впервые, ты была чиста. А человек, совершивший преступление, и даже не столь страшное, всегда несет на себе мету. Я знаю. Я видела их, и много...

— Я рада, но... вдруг из-за этой чертовой амнезии?..

— Никакая амнезия не спасет! — возмутилась Аня. — И не надейся! Да хоть в будущей жизни — и то не скроешься, догонит, припечатает. Не будешь помнить, за что, а припечатает будь здоров! Дело такое... Серьезно это. Теперь главное...

В коридоре зашаркали тапочки больных, монотонное "ы-ы-ы-ы-ы" Гены, пересмотревшего телепрограмм, тихие смешки женщин, кашель...

— Я сегодня услышала мысль о тебе нашего врача.

— Аркадия Ми...Михайловича?

— Да, его. Завтра по твою душу приедут из прокуратуры и, возможно — он сам не знает — перевезут тебя в другое место...

Диана съежилась: ощущение, что наблюдающие из тьмы еще сильнее сосредоточили на ней свое постылое внимание, сейчас во много крат усилилось.

— Если хочешь докопаться до истины, то сделать это ты сможешь только на свободе. Потом не дадут.

Дверь приоткрылась — собеседницы отпрянули друг от друга...

Сегодня с самого утра кровать Ани оказалась занятой. Туда поместили новую пациентку, не считаясь с прежней обитательницей. Но больше всего Дину удивила молчаливая покорность черноглазки, оставшейся без места для ночлега. Теперь она, решив ни во что не вмешиваться, а поглядеть, что будет, следила за соседкой.

Аня так и осталась у окна, а грузная тетка-новенькая с хозяйским видом села на ее койку.

Поддавшись необъяснимому порыву, Диана спрыгнула с подоконника и шагнула к ней, распутывавшей замысловатую косу:

— "И ночью, и при луне нет мне покоя! — продекламировала она, все шире распахивая глаза. — О, боги, боги!.."

Чужачка вздрогнула всем своим мясистым рыхлым телом, вскочила. На минуту, не меньше, замерла она в окаменении, и словно с бабочкой в коконе произошла с нею под твердой маской странная метаморфоза. Из глубины изваяния стал рождаться дурной вой, становясь громче и противнее.

— Да кто вы тут такие? — это были первые членораздельные звуки, слетевшие с полумертвых губ. — Кто это сказал?!

— Булгаков, Михаил Афанасьевич, — с дьявольской улыбочкой, ничуть не испугавшись агрессии, да и попросту прекратив сейчас ощущать себя собой, Диана озвучила очередную подсказку таинственного ментора. — Вы что-то имеете против Булгакова?

— Скоро все — здесь и везде — будут цитировать только меня! Поняла? Это мой приговор вам! Обжалованию не подлежит! — из перекошенного рта пациентки полезла пена, а бешено выкаченные глаза налились кровью. — То, что сказала Помидоркина Арина Алексеевна, не подлежит обжалованию ни в одной инстанции! Настоящим писателем никто, кроме Помидоркиной, не может зваться без тени сомнения! Да я... да знаете, кто я?..

И, внезапно прекратив крикливое вещание, сумасшедшая кинулась на Дину, стремясь ухватить ее судорожно скрюченными пальцами за горло. Поднятая соседками тревога привела к общей потасовке, только Аня быстрой кошкой вспрыгнула на спасительный подоконник. В громадных черных зрачках отражалась куча-мала, что перекатывалась на полу.

— Я тут!

Взгляд метнулся к Дине, которая спокойно и, по-видимому, давно уже стояла в сторонке, также наблюдая за дракой. Аня успела только подумать о том, что не "услышала" предварительных мыслей сестры по несчастью, но санитары отвлекли ее. А Дина с печальной улыбкой жертвы указала на Арину Алексеевну Помидоркину, красную и буйную. Аккуратно завернув пациентку в белую рубашку с длинными рукавами, ребята молча вывели ее в коридор.

— Сегодня, Анна, ты можешь спать на своей кровати, — устало пробормотала враз поникшая Дина. — А мне, пожалуй, действительно пора уходить...

— Не надо было! — не то со страхом, не то с восхищением вырвалось у черноглазки.

Диана вяло махнула рукой:

— А какого черта?

— Просто глупо это... наверное...

— То, что тебя вот так запросто лишили твоей кровати? А? Или что? — Дина снова закипела.

Аня в задумчивости потерла коленку. Она по-прежнему сидела, скорчившись в оконном проеме, и напоминала собой тощего перепуганного совенка. Ах, как разнился ее нынешний вид с тем уверенным, когда она — всего несколько минут назад! — поучала Дину!

— На событиях, как и на людях, надеты маски! На самой их сути, — процедила Диана, справившись со своей злостью. — Думаешь одно, а на самом деле — все по-другому.

— Стоп! — Аня беззащитно захлопала ресницами. — Это я хотела сказать!

Потрепанные в заварушке, соседки с ворчанием ложились спать. Они будто даже и не слышали странного разговора девушек у окна.

— А сказала я. Мне можно, я сумасшедшая. Да и ты не лучше, Кассандрушка. Что с нами могут сделать? Увести, как эту Помидоркину, в изолятор? Ну, мы не настолько глупы, чтобы буянить. А так... так мы можем делать что угодно, Анечка! Что угод...

— Дина, Дина! Ну тебя и понесло! — черноглазка сползла с подоконника. — По-твоему, только запертый в психушке идиот — свободен?

— Лучше быть, чем слыть. Ну что, спокойной ночи, соседка. И пожелай мне удачи, — Дина перешла совсем на шепот: — Мне она сегодня ночью понадобится!

— Могла и не говорить, я ведь все равно слышу...

Порыв ветра, в отчаянии грохнувшего оконной решеткой, отвлек внимание Дины. Там, во дворе, промозгло и холодно... Лечебница с ее жестокой казенностью вдруг представилась девушке теплой и приветливой, убежищем сродни милому дому, который Диана до сих пор не вспомнила, но придумала. А эта уличная свобода... неопределенная... ледяная... чуждая... Зачем?

Нырять в темноту хотелось все меньше.

Здесь уютно. Здесь плохо, но кормят. Пусть и больные, но здесь есть собеседники, и они готовы общаться — они такие же, как и ты. Что еще нужно?

— Разбей окно! — прошептал в голове Анин голос.

Кажется, она была раздражена сомнениями Дины.

— Разбей окно!..

...Диана очнулась. Ее разбудили, потому что телесеанс окончился, а всем больным было велено расходиться по палатам. Гена тянул свое "ы-ы-ы-ы", как и во сне у Дины. Помидоркина — плод больного воображения — развеялась в "тонком" мире, едва реальность вступила в свои права.

"Разбей окно!" — опять выдохнул голос.

Оглядевшись, Дина встретилась взглядом с черноглазкой Аней, никакой не принцессой, а обычной больной девочкой, спрятавшей от всего озлобленного мира свой дар, жуткий и навязанный кем-то извне. "Разбей окно!" говорила не она. Голос был скорее мужским...

Молча, бок о бок, пациентки направились в палату. И только после того, как соседки захрапели, Диана услышала Анин шепот:

— Я подслушала Аркадия Михайловича. Дина, ты меня слышишь?

Дину словно окатили ведром ледяной воды.

— Слышу...

— Завтра приедут из прокуратуры. По твоему делу. Я подумала, нужно, чтобы ты это знала...

— Спас-сибо... — споткнувшись, ответила та.

-2-

Самым трудным оказалось тихо отвинтить решетку. Аня делала вид, будто видит десятый сон, спрятав голову под подушку и натянув одеяло до шеи. Но соседки то и дело всхрапывали, булькали, переворачивались, заставляя Дину замирать и покрываться ледяным потом.

"Эта кровать проклята, на ней не задерживаются, — твердила про себя Диана, когда трясущимися пальцами откручивала расшатавшиеся ржавые болты. — Мне не холодно. Мне не страшно. Эта кровать проклята, поэтому и я не задержусь на ней!"

"Разбей окно!" — сипло проскрежетала решетка, цепляясь за раму.

— Сам разбивай! — раздраженным шепотом выплюнула ответ Диана. — Умные все! Ой! — она замерла и осторожно оглянулась, понимая, что секунду назад отозвалась на голос некоего реального человека. Настолько реального, что еще миг — и в памяти высветился бы его облик.

Некто из темноты, медленно перебирающий за ее спиною длинными, суставчатыми, как лапки арахнида, пальцами, тут же отпрянул и растаял в тенях. А ведь Дина уже так отчетливо представила себе это существо, гротескное и наверняка сбежавшее с экрана во время показа малобюджетного мистического триллера...

— Тьфу! — в отчаянии высказалась девушка и, закусив губу, вновь сжала руками заевший болт. — Кому я, чес-слово нужна, кроме прокурора! Слышишь, ты, кто там меня поучает... и-эх!.. чертов болт! Слышишь, умник? Ты вылезай из тени да помоги лучше убогой отвинтить эту проклятую решетку. А? Молчишь. Вот вы все, нормальные, такие: только поу... С-с-с!

Пальцы предательски соскочили, вспыхнув алой болью там, где сорвало полногтя. Дина не сразу поняла, с каким из них это произошло, тихо заскулила. Но в то же время и едва не завопила от радости: последний болт ослаб, его оставалось лишь докрутить и вытащить совсем. Безусловно, рана тут же переполнилась кровью. Не найдя взглядом при свете дальних фонарей ничего, чем можно было бы перевязать поврежденный палец, Диана сдавила его в кулаке здоровой руки через подол халата.

— Вот черт! Этого не хватало... Да еще и в халате... — пробурчала она, бессильно приваливаясь на подоконнике к раме открытого окна и уже не замечая стылого ветра с улицы.