Сокрытые-в-тенях

Сегодняшний день для Вальбраса ничем не отличался от других, и только желудок, привычный к не меняющемуся распорядку дня, подсказывал: что-то долго сегодня тянут с кормежкой!

Бывший разоритель могил постучал в стену, спрашивая соседа слева, не было ли у того тележки со жратвой. Сосед не пожалел времени, чтобы лишними ударами сообщить, мол, да, не было, а заодно присовокупить к этому свои мысли об этом, о тюремщиках и о политической обстановке в этой проклятой стране. Продолжать диалог Вальбрас поленился. Он почесал завшивленную бороду и задумался. Что могло произойти? Может, Цалларий напал на Целению и захватил ее, а всех здешних заключенных месинор Ваццуки, славный своей жестокостью правитель, приказал уморить голодом?

В долгие часы раздумий, коих у арестантов по обыкновению в избытке, Вальбрас пришел к выводу, что маски, испокон веков носимые людьми всего мира, если не считать диких кочевников, на самом деле вовсе не нужны. Когда эта мысль пришла к нему впервые, он испугался ее крамольности и выкинул из головы. Но она вернулась.

"Маски, — размышлял Вальбрас, — мы снимаем, оставаясь в одиночестве. Они не защищают наши лица от холода, зато в жару доставляют огромные неудобства. Без масок мы, люди, все разные, ведь каждый рождается со своей особенной, ни на кого не похожей физиономией. А из-за масок мы почти не отличаемся друг от друга, красивые и страхолюды, молодые и старые, женщины и мужчины. Так для чего мне маска? Вот, в темнице, я прекрасно обхожусь без нее, как и все мои соседи. Более того: прикажи мне кто-нибудь сейчас надеть маску, я не смогу этого сделать из-за усов и бороды"...

Обеда все не было. Вальбрас подумал о своем подкопе длиной в десять шагов на глубину и на двадцать три — в сторону (в какую, он точно не знал). Эх, будь в его распоряжении хоть плохонький заступ, он был бы на свободе через пару дней!

И вот в самый разгар Вальбрасовых фантазий засов на двери его камеры лязгнул. Заключенный, вскочив на ноги, попятился. Его напугало то, что пришедший не громыхал на все помещение тележкой, как это всегда делают тюремщики, а подкрался тайно. Порядочные люди так по тюрьмам не ходят!

В проеме возникла крупная мужская фигура, закутанная плащом. Самое жуткое, что лицо незнакомца не белело маской, обычно видимой даже при тусклом свете, пробивающемся из коридора. Это могло значить только одно: маска на таинственной посетителе — красная.

Вальбрас застонал от бессилия.

-4-

— Ты на ходулях-то ходить обучен? — с недоверием спросил Митсар, наблюдая, как Айнор напяливает на себя второй балахон и надевает рогатую карнавальную маску поверх своей обыкновенной.

— Я всему обучен.

Затем телохранитель задрапировал белоснежного красавца Эфэ черным чехлом, который Митсар снял с одной из лошадей своей труппы. Конь злобно зафыркал и принялся бить копытом.

— Потерпи, мальчик, хозяйку твою спасти надобно, — утешил его Айнор. — Ты не бузи, нам всем сейчас несладко.

Конь упорно не понимал своего предназначения, а потому шарахнулся в сторону, когда Айнор помог карлику забраться в седло.

— Айнор! Это воплощенное порождение Дуэ меня скинет! — боясь пошелохнуться, сквозь плотно сжатые губы и зубы промычал Митсар.

— Не скинет. Эфэ умный.

Умный Эфэ тут же попытался во всем своем облачении встать на дыбы. Из-за холма, да еще и в густо заросшей кустами и травой канаве, их в любом случае не было бы видно из сторожевой башни, но вот сбросить беднягу Митсара конь мог вполне. Но все-таки карлик был хорошим акробатом и не раз срывал аплодисменты толпы за свои рискованные трюки. Он не только удержался в седле, но и сурово прикрикнул на Эфэ.

Айнор тем временем надел у дерева ходули и, ухватившись за привязанную к ветке веревку, поднял самого себя на ноги.

— Интересный способ... — оценил комедиант.

Балахон Айнора, раскрутившись до самой земли, закрыл ходули.

— Учись, старичок! — снисходительно проронил телохранитель.

— Да-а-а... — Митсар разглядывал приятеля в его новом — весьма зловещем вне карнавала — облачении. — Теперь я понимаю, отчего ты в чины не рвешься, за почестями и богатством не гоняешься...

Айнор крякнул от удовольствия:

— Да, не рвусь! А отчего ж, по-твоему?

Митсар окинул его зачарованным взглядом с ног до головы:

— Тебе и так всё отдадут... Жить-то хочется...

Телохранитель что-то прорычал и раздраженной махнул рукой в сторону крепости:

— Хватит болтать, дело делай, как договорились! Слова запомнил?

— Да что слова? Нешто я, великий актер, экспромтом не блесну?

— Ты блести, блести, да смотри, чтобы вороны не унесли, великий актер!

— Р-р-р!

Митсар слегка толкнул бока Эфэ, и тот снялся с места подобно степному орлу, увидавшему добычу. А сам Айнор направился к сторожевой башне, плавно раскачиваясь из стороны в сторону. Это была единственная постройка в крепости, где не все окна доступного второго этажа были зарешечены: здесь были расположены комнаты элиты охранников и коменданта.

Оказавшись в пределах видимости для дозорных, Митсар извлек из-под полы своих кровавых одежд медный лист, скрученный хитрым образом в большую воронку. На представлениях ею обычно пользовались для декламации: актерам, переодетым божествами, нужно было донести священную волю до всех без исключения зрителей — даже до тех, кто из-за дальности сцены уже не мог слышать обычных речей комедиантов. Звук получался горловой, трубный, вселял почтение и трепет, изменяя голос говорящего до неузнаваемости.

— Бойтесь! Скорбите, славные жители великой Целении! — заорал Митсар, пугая окрестных ворон. — Страшная беда пришла в наши дома прямо из жерла Дуэ! Черный мор губит нас! Бойтесь! Бойтесь и скорбите, целенийцы, ибо дни наши сочтены и зараза пожрет наши тела! Тотчас ищите медь, куйте колокола — и пусть набат прогонит злые силы!

Тем временем Айнор заглядывал в окна второго этажа, до полусмерти пугая увидевших его тюремщиков.

— Не слышали? Куйте колокола, смертные! Звоните в колокола! — советовал он каждому в отдельности и провожал взглядом спину, мгновенно исчезавшую за дверью.

— Чума! Чума выкосила целые деревни нашей страны и направляется в Каанос с полчищами зараженных крыс! Ловите крыс, добрые люди! Ловите и уничтожайте крыс! — вопил Митсар. — Прячьтесь, прячьтесь, чтобы переждать страшную напасть и не дать пройти мору!

Айнор подошел к комендантскому окну и понял, что главный по крепости совершенно пьян. Тот высунулся в окно и, не заметив прислонившегося спиною к стене телохранителя, закричал в ответ:

— Что за собака нарушает спокойствие?! А ну-ка арес...

Легонько, вполсилы Айнор стукнул его по шее, поймал, чтобы тот не вывалился через подоконник вниз, и прошептал:

— Это тебе за несоблюдение карантина!

Когда он, сев на подоконник уже снял ходули и аккуратно сложил их рядом с комендантом, Митсар зашел на третий круг, а впереди них с Эфэ по-прежнему неслась, каркая, стая ворон.

— Да проваливай ты уже! — себе под нос проговорил Айнор, энергично махая рукой помощнику. — Проваливай, не то правда вороны унесут, ты их вынудишь!

Когда Митсар наконец удалился из поля зрения, телохранитель спрыгнул с подоконника, схватил в охапку необъятный подол собственного одеяния и ходули, на всякий случай залил в рот блаженно причмокивающему коменданту еще пару глотков жидкости из темной бутыли и помчался к лестнице, ведущей вниз.

Отперев первую попавшуюся ему камеру подземелья, Айнор спросил:

— Где сидит Вальбрас?

Ответом было глухое недоумение арестанта.

— Где сидит приговоренный к пожизненному за осквернение королевского склепа?

— А! Так это который Вальбрас! — (Айнор с досадой освободил рот, сплюнул и вернул обе свои маски в нормальное положение.) — Да ить вон там Вальбраса держут, во-о-он за той дверью! А что, нынче Целенией уже правят цалларийцы? Я всегда говорил, что когда-нибудь это случится! Вот и страдаю за правду, выходит!

— За свой длинный язык ты страдаешь! — рявкнул телохранитель, с лязгом захлопнув дверь и подходя к темнице разорителя склепов.

Вальбрас в ужасе вытаращился на него из темноты, лишенный маски и до неприличия заросший волосами.

— Вальбрас?

— Я... — пролепетал бородатый. — Это я...

— Идешь со мной. Сейчас.

Вальбрас повиновался. Голова его кружилась от суетливых мыслей, и оттого вчерашний главарь шайки гробокопателей запомнил только некоторые, выборочные события их побега с красномасочником: вот они поднимаются по спиральной лестнице, вот выскакивают через полуразрушенную дверь на задний двор, закрытый двумя выступами башен крепости, вот перелезают через каменный забор, с внутренний стороны удобно оборудованный каменной лесенкой. По другую сторону их поджидает карлик на лошади, убранной черным.

— Митсар, я благодарен тебе, — отдавая увесистый замшевый кошелек артисту, высокопарно сказал Айнор и снял наконец рогатую красную маску, под которой оказалась его собственная, белая.

— Рад был послужить, — кланяясь, ответил карлик, а глаза его так и косили в сторону бородатого без маски, тем самым по виду схожего с дикими кочевниками северных земель.

— Исчезни, — уже по-простому закончил телохранитель, и Митсар, пятясь, отступил в кусты на обочине. — А ты, Вальбрас, надень эту. Пусть уж лучше красная, чем вообще никакой.

Вальбрас спрятал лицо под рогатой красной маской, а Айнор тем временем снял с лошади черное покрывало.

— Что смотришь? Увел бы такого? — похлопав Эфэ по прекрасной белоснежной шее, изогнутой, словно у плывущего по озеру лебедя, с вызовом спросил Айнор.

Вальбрас презрительно процедил в ответ:

— Я не комедиант, это у них принято скотиной интересоваться. Ты лучше от своего дружка этого коня береги, уведет — и не заметишь. Он ведь из комедиантов, тот, что ростом не вышел, под кустом чертополоха не видать? — сказав это, недавний заключенный громко расхохотался. — И тебя я узнал, ты при месинаре служишь охранником.

— Лезь в седло, и побыстрее, — сурово велел Айнор. — Разговорился тут...

— А чего это вдруг мне лезть в седло? — внезапно заартачился Вальбрас. — Мне и тут хорошо. Я, может, камеру свою полюбил, как...

— Хорош уже юродствовать, эй! Заткнулся и сел, если не хочешь до конца жизни гнить в тюрьме!

Тот повиновался, но не утерпел и спросил:

— А что, если поеду — на волю отпустите, что ли?

Айнор сел сзади и тронул удила:

— По крайней мере, мы подумаем в этом направлении. Если твою помощь сочтут достаточно весомой и если из-за твоей возни за нами не погонится сейчас вся охрана крепости.

— Нет, ты несносен, цепной пес месинары!

— Поверь, что это не самое страшное во мне, обожатель мертвецов!

И Эфэ помчал их в город, а Митсар неторопливым прогулочным шагом, неся Айноровы ходули на плече и насвистывая легкомысленный мотивчик, отправился в ту же сторону, только другой дорогой.

-5-

Ольсар ждал. Он еще не знал, что аккуратный и исполнительный Айнор не только вытащил заключенного из тюрьмы, но и ввалился с ним к знакомому цирюльнику, чтобы привести Вальбраса в достойный вид.

Цирюльник — профессия стыдная, но хорошо оплачиваемая. Цирюльникам нередко приходится иметь дело с обнаженным лицом клиента, и вскоре они привыкают.

Гатар со скучающим видом точил бритву, когда к нему вломился Айнор, толкая впереди себя человека в красной карнавальной маске с перекошенными прорезями для глаз и оттопыренными краями, из-под которых вылезала, свисая чуть ли не до пояса, клочковатая борода.

— Побрей и подстриги его, Гатар, в долгу не останусь.

Цирюльник равнодушно указал в кресло. Приведи Айнор вместо бородатого человека большую дикую обезьяну родом из дальних краев, удивления было бы ничуть не больше. Основой Гатаровой профессии было полное отсутствие любопытства. Заповедь цирюльника: "Никогда никого ни о чем не расспрашивай" — выполнялась Гатаром беспрекословно.

Вальбрас с ужасом изучал себя в зеркале. На голове его волосы были темно-русыми и прямыми, зато борода удалась кудлатой и рыжей, совсем безобразной, да еще и стала приютом для целой армии вшей — гниды было видно на расстоянии нескольких шагов. Если цирюльник Гатар как-то и отнесся к увиденному, то маска скрыла все его чувства, а взгляд остался невозмутим.

— Я предложил бы состричь все начисто, — с вежливым равнодушием посоветовал Гатар, возводя глаза к потолку и манерно приподнимая перед собой руки — в одной гребень, в другой ножницы. — Можно было бы оставить на голове, но насекомые... простите.... Правда, есть средство, но применять нужно не один раз...

— Брей наголо, — прохрипел Вальбрас, мечтая поскорее избавиться от противных квартирантов. — И давай уже на том покончим.

— Как скажете, милостивый государь, как скажете!

И Гатар ловко принялся за дело, а дикарь в зеркале постепенно преображался в еще молодого и очень красивого мужчину с очень бледной кожей, с бровями вразлет и зелеными глазами. А в соседней комнате этого перевоплотившегося Вальбраса ждала горячая ванна и чистая, сложенная стопкой и увенчанная новенькой маской одежда. Весь гардероб своему пленнику только что самолично приобрел Айнор в соседней лавке. Сам телохранитель месинары поджидал Вальбраса в проходной комнате, позевывая и сквозь большую витрину наблюдая за уличным движением.

Увидев их, сыскарь Ольсар возрадовался. Прежнее мнение его об Айноре как о туповатом и безынициативном вояке, умеющем только махать кулаками и прошибать лбом запертые двери, круто изменилось. Телохранитель успел ему шепнуть, что похитил Вальбраса из тюрьмы и что его уже наверняка хватились.

Сам Вальбрас, войдя в гостиничный номер Ольсара, тотчас впился голодным взглядом в различные блюда, коими по предусмотрительному распоряжению сыскаря слуги заставили весь стол.

— Да вы угощайтесь, господа! — радушно разводя руками, пригласил Ольсар.

Вальбрас сглотнул слюну и отвернулся.

— Знаем мы вас. Ученые уже. Да и тебя я узнал, королевская ищейка, это из-за тебя, сильно умный, меня на всю жизнь в тюрьму упекли!

— Хорошо, я тоже не стану ходить вокруг да около, Вальбрас. Мне нужна ваша помощь.

Тот с вызовом, очень театрально хохотнул и сложил руки на груди. Ольсар заметил, что кисти его рук и шея столь же белы, сколь бела маска на лице. Много лет не видел солнца этот человек и трудно будет с ним договориться теперь. Но выхода нет.

— Я понимаю ваше недоверие...

— Слышь, дядя! Ты кому другому небылицы пой, ладно? Я на таких, как ты, насмотрелся до отвала.

Ольсар взглянул на Айнора, который начал с угрюмым видом неторопливо разминать кулаки.

— И пусть твой костолом хоть что со мной делает, — спиной ощутив настроение телохранителя, невозмутимо продолжал Вальбрас. — Не стану я вам помогать и все тут. А бить начнете — заору на всю ночлежку, что я заключенный и что вы меня для своих темных делишек похитили вопреки моей воле прямо из тюрьмы и хотите сдать алхимикам на опыты. И как миленькие оба в соседних камерах со мной сидеть будете. Я вас перестукиваться обучу.