Сокрытые-в-тенях

— Нам тоже надо добраться туда, — сказал Айнор.

В это время раскаленный язык едва не лизнул хвост пса и ноги его владельца — оба они увернулись только чудом.

Ворот приближался. Он уже не выглядел монолитом. Это были завернутые в спираль и скрепленные между собой рядами шары. То, что на расстоянии казалось хаосом, вблизи приобрело упорядоченность и четкую систему. Спираль вращалась постоянно, шары кружили вокруг своих осей, каждый новый их ряд теснил предыдущий кверху — туда, в медленно завитые сияющим смерчем небеса.

Когда человечек с собакой оказались на уступе близ Ам-Маа, небо чихнуло громом.

— Будь здорова, Ам-Маа Распростертая! — весело крикнул человечек, сматывая свою цепь. — Спасибо, что не отправила нас в Серебряный океан!

Тем временем мост закончился.

Ам-Маа угрожающе нависала над путниками. Шары ворота были каждый размером с дом, и вся конструкция в такой близости уже мало походила на спираль.

И еще.

При каждом новом повороте менялась картина внизу. Эту картину составляли прозрачные поверхности, ошибочно принятые путешественниками за уступы. Нет. Эти пластины были прочно спаяны с шарами, которые оказывались их центром. Если смотреть сверху сквозь все настилы, появлялась картина того или иного мира. Это было завораживающее зрелище, тем более все это постоянно изменялось и преображалось, словно в королевском калейдоскопе.

На всякий случай Айнор приказал пока не покидать мост и ждать, когда незнакомец с собакой поднимутся на их уровень.

Это был поджарый, весь состоящий из крепких мышц, очень смуглый мужчина. Тело его было прикрыто лишь подобием одежды, но самой непонятной деталью экипировки являлась черная маска. Она напоминала боевой шлем Айнора, сделанный из головы крупного волка, однако в отличие от шлема казалась частью самого незнакомца, словно срослась с ним и ожила. Ярко и весело посверкивали волчьи глаза — в точности такие же, как у сидящего у хозяйской ноги питомца. Это была не собака — скорее небольшой длинноногий и востроухий волк вида очень дикого и взъерошенного.

Мужчина проницательно оглядел всех спутников Айнора и сказал телохранителю:

— Ваша платформа — пятая после моей. Не прозевайте.

И кивнул куда-то вниз, сам поднимаясь дальше вместе с псом.

— На причале будет лодка. Дайте перевозчику кольцо или перстень.

— Кто вы? — крикнул им вслед Ольсар, складывая ладони рупором.

— Я — Анп, он — Упу. Счастливого перехода, живые!

Ам-Маа Распростертая снова зарокотала громом. Митсар даже присел в повозке.

И вот наконец к ним поднялась нужная пластина. Взглянув вниз, все узрели знакомые пейзажи, очертания городских построек, горы, реку, пересекающую весь материк, Обелиск, наконец.

— Смотрите! — вдруг вскрикнула Зелида, указывая ввысь, в светящиеся серебряные небеса.

Там, величественно раскинув крылья, парило прекрасное существо. Его гибкое тонкое тело с длинным хвостом извивалось, сверкая голубоватой чешуей, и создавалось впечатление, будто он не летит, а плывет в Серебряном океане. Это была его стихия, и чудесное создание было там полноправным хозяином.

— Хогмор! — тихо вымолвил Ольсар, не в силах отвести от него глаз. — Истинный хогмор! Какому миру повезло быть твоим приютом?

И вот уже ворот Ам-Маа стал таять, а они оказались на малюсеньком островке посреди Серебряного океана, и хогмор теперь на самом деле нырял в искрящихся волнах. Мир точно перевернулся.

— А я всегда считала, что Серебряный океан где-то на земле, как настоящий... — призналась Зелида.

Когда последнее напоминание об Ам-Маа Распростертой улетучилось, на берегу островка появился маленький причал. Как и обещал Анп, у причала покачивалась на слабых волнышках лодка со спящим человеком в капюшоне. Человек, как и большинство здешних, был без маски, и его это ничуть не беспокоило.

— Господин перевозчик! — окликнул его Ольсар.

Старик проснулся и окинул путников непонимающим взором.

— Живые... Надо же... Откуда вы взялись?

— Анп... знаете такого?

— Да уж, куда нам не знать этого бродягу! — усмехнулся старик, поднимаясь в лодке и доставая весло.

— Он сказал, что вы согласитесь перевести нас в Кирранот.

— Куда? Сами-то поняли, о чем просите? Вот люди! — перевозчик усмехнулся.

Зелида сняла с пальца серебряное колечко и подала Ольсару. Сыскарь вспомнил последнюю часть совета Анпа.

— Мы оплатим перевозку, — сказал он, показывая кольцо старику.

Впалые глаза под капюшоном засверкали азартным огнем. Перевозчик что-то сделал, и утлая лодчонка вмиг превратилась в огромный корабль, куда свободно поместились и люди, и лошади, и повозки с каретой.

Насвистывая незамысловатый мотивчик, старик стоял за штурвалом, и черная фигура его зловеще выделялась на фоне неба и океана.

От усталости Ольсар улегся прямо на теплые доски палубы и безмятежно задремал. Разбудил его только окрик перевозчика:

— Прибыли!

И сыскарь увидел, как входит в гавань каменного града Фиптиса их корабль, как спускает паруса и пришвартовывается к новехоньким деревянным сходням. Путники ступили на пристань, с несказанным облегчением вдыхая ароматный запах настоящего моря.

— Фиптис! — проговорил Айнор.

Ольсар же обернулся, чтобы поблагодарить старого перевозчика, но того и след простыл. Исчез он вместе со своим кораблем, как не бывало.

— Что встали, беломасочники? Проходите, мешаете! — заговорили на цалларийском наречии. — Идите вверх по набережной, в гору. Фиптис там!

9 часть. Мелодия дня

-1-

И Аня замерла, не в силах пошевелиться. Перед нею в чешуе миллионов огней возлежал огненный град Москва, раскинувшись на семи горах и пристально вглядываясь неоновыми глазами в лица ночных жителей. Вот в пойме на левом берегу реки гигантский колизей Лужников, чуть в стороне — монастырь, вот стрелы-ожерелья шоссе и метромостов, а вон, вдалеке в неясных отсветах Комсомольского проспекта вздымают свои древние головы соборы и башни Кремля.

Костя не мог отвести глаз. Он все смотрел и смотрел, как его таинственная гостья, будто молясь, тянет худенькие руки к небу, что-то бормочет, озирается и снова, и снова призывает кого-то из тяжелых осенних туч, придавивших город к мокрой земле.

Их обоих ждали, но Косте не хотелось торопить Аню; он чувствовал, что эта необычная девушка не рисуется, а совершенно искренна в каждом своем движении.

— Она у тебя романтик! — усмехнулась Вера, похлопав приятеля по плечу. — Хотя даже я иногда удивляюсь, до чего здесь может быть красиво...

— Почему — "даже"?

— Потому что по своей самонадеянности я всегда считала, что знаю этот город вдоль и поперек и что нет в нем от меня никаких тайн. И однажды Москва щелкнула меня за это в нос. В какой-то миг она вдруг изменилась вся, до неузнаваемости, вот как сейчас... И это была уже не рекламная Москва наших дней, суетливая и пошлая. Она показала себя Москвой всех царей, всех поэтов, писателей и художников, которые ее воспели, первопрестольной, великой, как Екатерина, загадочной и... другой, совершенно другой — а какой другой, невозможно объяснить. Это словно путь в другое измерение.

Вера охнула и прикрыла губы ладонью.

— Красиво сказанула, — заметил Анатолий с высоты своего роста.

Вера широко раскрыла глаза и с ужасом посмотрела на него:

— Что за галиматью я сейчас несла?! Ваня, и ты слышал?

— Ты о чем? — на всякий случай уточнил Винни-Пух, втайне побаивавшийся женской непредсказуемости и обидчивости.

— Я что-то заясняла?

— Ну было немного, толкнула речь в стиле "дорогая моя столица, золотая моя Москва", но ничего личного! А у тебя... того? Провалы в памяти, да?

Блондинка кашлянула и сказала себе самой, что надо лучше высыпаться.

Тут Аня развернулась и по жухлой траве газона подошла к ним.

— Всё, — сказала она. — Теперь я знаю...

-2-

Народу на Андреевских прудах было уже порядочно. Костя заметил, что в этом году на праздник прибыло великое множество телевизионщиков. Рабочие вовсю выставляли свет, операторы подыскивали удачные ракурсы, а иные члены съемочной группы и подавно занимались черт те чем, болтаясь под ногами у занятых делом, командуя и поругиваясь. Видимо, это были их мелкие боссы. Таких Костя и его друзья называли "боссёнками", но таким приходилось подчиняться и ему, и Толику с Ваней, и даже независимой с виду Вере.

Диким смотрелся парк, мрачным и очень подходящим для готовящегося празднества. Ландшафт здесь был неровным, холмистым, заросшим "пьяными" деревьями и каким-то неправильным. Грезившая родным Кавказом, Аня не могла взять в толк, почему эти невысокие в сущности холмики здесь зовут горами. А еще она время от времени начинала думать о Дине, которую, по собственным ощущениям, она как бы даже и предала, так запросто согласившись ехать с незнакомыми людьми на "нечестивый" праздник. Но таким ясным, таким отчетливым до сих пор оставался тот окрик: "Иди!" — и будто кто-то толкнул ее в спину.

И скоро, невероятно скоро выросла на поляне громадная эстрада под открытым небом. Она была похожа на раскрытую раковину моллюска.

Пяти лет Аню возили в город. Это был какой-то праздник или даже ее день рождения. Кажется, они гостили тогда у дальних родственников со стороны матери, и детей в том доме тоже хватало. Их всех — и Аню с сестрами, и хозяйских ребятишек — повели в главный парк города. До страшных времен оставались считанные годы, и парк медленно дичал, уже почти заброшенный и малолюдный. Сломанные карусели, закрытый Зеленый театр и поросшие тиной пруды с большими черными черепахами и выжившими лебедями не так отпечатались в душе Ани, как та эстрада и круглая площадь, огороженные красивым, но запертым на большой висячий замок забором. Изящной ковки, кое-где он поржавел и начал ветшать. Ухватившись за прутья ограды, Аня с сестрами и детьми родственников разглядывали старую сцену; и девочке до щемоты было интересно, что же кроется внутри "раковины", откуда очень давно, еще родители были молодыми или даже маленькими, как они теперь, выходили выступать артисты.

Аня открыла глаза. На сцене уже монтировали софиты.

— Идем в палатку переодеваться! — шепнула Вера.

Еще полторы минуты назад зная, что именно так все и будет, Аня покорно пошла за блондинкой. Где-то на другом берегу озерца выстрелили в воздух маленькой зеленой ракетой. Она робко взлетела, в какой-то миг задержалась на пике своих возможностей и — сгорая, понеслась вниз, точно насмерть пораженный Икар. Ане стало жалко ее — может быть, потому, что мысленно она сейчас взлетела вместе с нею над черными провалами Андреевских прудов, над церквями Иоанна Богослова*, Воскресения и Андрея Стратилата, над пошатнувшимся старым лесом.

________________________

* Иоанн Богослов — один из двенадцати апостолов, которому приписывается авторство "Евангелия от Иоанна" и "Откровения Иоанна Богослова" ("Апокалипсиса")

Возле палатки их ждал высоченный и очень худой Дракула в черном парике с непременным мыском волос на лбу, вставной клыкастой челюстью и черном плаще с алой изнанкой. Дракула этот был не страшным, скорее смешным, а под слоем белого грима и черных теней прекрасно угадывался Анатолий. Пузан же Ваня смеха ради нарядился скелетом: на черном свитере и трико белели аппликации в виде человеческих костей.

— Ты все? Наши дамы вернулись! — громко высказался Дракула.

Тогда палатку покинул Костя в длинной темной хламиде, усеянной золотыми звездами, и широкополой шляпе с острым, но сильно примятым набок верхом. В руках у него был дед-морозовский посох, да и борода на резинке вполне могла принадлежать тому же персонажу. Вера в шутку оттянула ее и отпустила.

— За сегодняшний день я вижу вас другим уже третий раз, — тихо сказала ему Аня, проходя мимо.

— Да! Бя-да, бя-да! — стариковским голосом отозвался Костя. — Ходют тут, топчут! Пожарных одних тьму-тьмущую прислали!

Вера пригнулась и вслед за Аней вошла в палатку.

— Зачем пожарных? — не поняла Аня.

— Так праздник-то ого-го! Огненный праздник! Мы, хэллоуинцы, нечисть еще та, нас хлебом не корми, дай что-нибудь поджечь. Церковь какую-нибудь!

Надевавшая что-то серебристое, Аня обернулась:

— Тут правда рядом три церкви?

— А, уже углядела? Да, тут рядом Андреевский монастырь! — Вера все копалась в сумках и отвечала отрывисто, быстро. — Черт, да где ж оно? Вечно этот Костян все переворошит!

— И как же это? — Аня пригладила на голове зеленовласый парик. — Монастырь, а рядом черти, вампиры, ведьмы...

Блондинка фыркнула и спокойно пожала плечами:

— Но ведь и нынешние священники сколько угодно тусуются на телевидении в разных ток-шоу... Им никто не мешает.

— Это называется "Взаимопроникновение противоборствующих структур, или Знай врага в лицо!" — донесся снаружи голос Толика.

— А ты не подслушивай, упырюка, не подслушивай!

— Так ты бы еще громче кричала, может, и на том берегу тебя не стали бы подслушивать!

Вера отмахнулась и попросила Аню, уже полностью готовую к выходу, посветить фонариком, чтобы она смогла как следует накрасить глаза и начесать волосы. В палатку просунулась чья-то физиономия. На ней была маска из фильма "Крик" и черный капюшон. Она тоже не выглядела пугающей.

— Что, девчоночки, — пробасила физиономия хриплым голосом, — анекдотик?

— Валерка, пошел вон! — взвизгнула Вера, ни на секунду не прерываясь в своем занятии.

Вместо того чтобы пойти вон, загадочный Валерка невозмутимо продолжал:

— Почему в XXI веке ведьмы по-прежнему летают на метлах? Ответ: у пылесосов недостаточно высокие аэродинамические показатели! Ладно, я исчез. Встретимся на тусовке, — и за пределами палатки добавил: — Русалка — во! Вы ее из пруда выловили, что ли?

Вера окинула Аню придирчивым взглядом:

— Гм... А он прав!

— Насчет чего?

— Из тебя получилась классная русалка!

И на улице ее слова подхватил нестройный хор из трех мужских голосов, едва попадающих в ноты и совсем выпавших из ритма:

— Упырь и русалка — они, если честно, не пара! Не пара! Не пара!

— Вот дураки! — прыснула Вера. — Вы похожи на строй безголосых солдат, над которыми измывается прапор! Ну все, русалочка, пойдем праздновать!

-3-

Сцена была завешена черно-золотистыми драпировками из тонких-тонких тканей. Они призрачно колыхались под струями направленного ветра из-за кулис. От верха "ракушки" до самой сцены на заднем плане была протянута паучья сеть из толстой веревки, а в центре плетения сидел реалистичный мохнатый паук размером с теленка. Ветер слегка покачивал и его, отчего казалось, что муляж вот-вот спрыгнет на голову ведущему, который в строгом смокинге, но совершенно клоунском разноцветном колпаке в клетку рассказывал многочисленной публике историю праздника.

Вокруг площади, в которую на одну только ночь обратилась поляна заповедника, лепились трейлеры с забегаловками, полными различной снеди, возле них ослепляли изобилием длинные фуршетные столы, убранные черно-оранжевыми скатертями — это, понятно, для прессы. На каждом мало-мальски свободном участке суши непременно светился фонарь из тыквы.