"Люди в белых халатах
У постели склонились твоей.
Сколько раненых в битве крутой,
Сколько их в тесноте медсанбатов
Отнимали у смерти слепой
Люди в белых халатах!
Люди в белых халатах
Отнимали у смерти слепой.
И на свете тебя еще нет,
И едва лишь откроешь глаза ты,
Твою жизнь охраняют от бед
Люди в белых халатах.
Люди в белых халатах.
Люди в белых халатах.
Твою жизнь охраняют от бед."
Сначала едва заметным, едва слышным шёпотом, а потом всё громче и громче члены экипажей и команд крейсера и фрегата, повернувшись к столу, вокруг которого собрались медики кораблей, поддержали старпома, вознося строками песни благодарность тем, кто действительно круглосуточно охраняет, а если потребуется — защитит всемерно жизнь и здоровье нормандовцев, волговцев, обитателей Омеги, поселенцев колоний, экипажей космостанций, жителей множества планет Пространства Цитадели:
"Вечный подвиг — он вам по плечу,
Ваши руки бессонны и святы.
Низко вам поклониться хочу,
Люди в белых халатах."
Совсем незаметно, неощутимо, но ясно и чётко вплела в общий благодарственный хор свой тихий голос и вставшая со своего кресла Светлана, рядом с которой тут же встал Джон, приобняв её за плечи и позволив склонить голову, почувствовать твёрдую надёжную опору. А затем все присутствующие в зале, подпевая солисту, действительно отдали медикам троекратный поклон.
"Люди в белых халатах,
Низко вам поклониться хочу."
Эстафету старпома крейсера, не желая допустить исчезновения из зала командира "Волги", понимая, что медики в любом случае возьмут Светлану Стрельцову под свою плотную опеку, принял Валентин Серебров — один из лучших пилотов разведкорабля Империи. Едва он начал петь, немного опередив оркестрантов, члены экипажей и команд фрегата и крейсера почти мгновенно построились стройными шеренгами друг против друга, давая возможность гражданским обитателям Омеги занять свободные стороны гигантского квадрата, в центре которого оказались Серебров и оркестранты.
"Господа офицеры, по натянутым нервам
Я аккордами веры эту песню пою.
Тем, кто, бросив карьеру, живота не жалея,
Свою грудь подставляет за Россию свою.
Тем, кто выжил в Афгане, свою честь не изгадив,
Кто карьеры не делал от солдатских кровей.
Я пою офицерам, матерей пожалевшим,
Возвратив им обратно живых сыновей.
Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом.
За Россию и свободу до конца.
Офицеры, россияне, пусть свобода воссияет,
Заставляя в унисон звучать сердца.
Господа офицеры, как сберечь вашу веру?
На разрытых могилах ваши души хрипят.
Что ж мы, братцы, наделали, не смогли уберечь их.
И теперь они вечно в глаза нам глядят.
Вновь уходят ребята, растворяясь в закатах,
Позвала их Россия, как бывало не раз.
И опять вы уходите, может, прямо на небо.
И откуда — то сверху прощаете нас."
Слушая шеф-пилота союзного крейсера Шепард вспоминал Акузу. Вспоминал офицеров-преподавателей Академии Эн-Семь, каждый из которых имел за плечами десятки сложнейших боевых операций, разведвыходов и дальних полётов. Независимо от принадлежности к армии любой страны Земли, независимо от званий, от должностей, от мест службы они сохранили в себе и сумели передать своим младшим коллегам ключевые понятия, сформированные всем многовековым опытом человечества, понятия, без принятия, без осознания которых нельзя было стать высококлассным воином, способным не только успешно уничтожать противника, но и беречь своих соратников.
"Так куда ж вы уходите, может, прямо на небо.
И откуда — то сверху прощаете нас.
Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом.
За Россию и свободу до конца.
Офицеры, россияне, пусть свобода воссияет,
Заставляя в унисон звучать сердца.
Офицеры, офицеры, ваше сердце под прицелом.
За Россию и свободу до конца.
Офицеры, россияне, пусть свобода воссияет,
Заставляя в унисон звучать сердца."
Отзвучавший последний аккорд сменился напряжённой тишиной. Тихо, стараясь излишне не шуметь, участники концерта разошлись по предоставленным им жилым помещениям. Рейнджеры "Омеги" сопроводили артистов и музыкантов из числа местных жителей к их жилищам и передали им подарочные комплекты записи концерта.
Шепард, уловив согласный кивок Аллы, подхватил засыпавшую Светлану на руки и отнёс в выделенные для них обоих апартаменты. Убедившись, что жена крепко и спокойно спит под надёжной защитой тёплых воздушных струй, Джон прошёл в холл и сел в кресло.
О многом следовало подумать. Завершившийся концерт означал в том числе и то, что завтра вечером отряд продолжит свой путь по туманности "Омега". Стоянка у станции была сокращена — не было особой необходимости задерживаться на больший срок. Предстояло разобраться с бродячим обезумевшим крейсером Коллекционеров. В том, что он ищет именно их отряд, ищет их корабли, Шепард не сомневался, как и в том, что задачей этого монстра является уничтожение кораблей и экипажей отряда. Даже если под уничтожением понимать пленение. Беспокойство, столь ясно продемонстрированное воином древней расы, лучше многочасовых лекций показывало, с каким опасным и опытным противником им предстояло схлестнуться в самое ближайшее время. На инструментроне засветилась карта звёздной системы Амада — именно туда по мнению капитана Андерсона следовало направиться кораблям отряда сразу после отлёта от Омеги.
Взгляд со стороны. Лиара
— Мама... Как я могла не разглядеть в них это? — спросила младшая Т'Сони, на ощупь промокая заплаканные глаза и чувствуя, как слёзы снова готовы побежать по её лицу, только-только начавшему привыкать к "краске жизни". — Как я могла этого не увидеть, не почувствовать, не узнать?
Старшая Т'Сони молчала, глядя на свою едва оклемавшуюся дочь. Она понимала, что любые слова здесь будут излишними, бледными, малозначимыми. Только что закончившуюся трансляцию второго концерта с Омеги смотрел и слушал вне всяких сомнений весь госпиталь. Бенезия была уверена в том, что концерт смотрели и слушали по всему Пространству Цитадели, а также в Траверсе, в Терминусе. Ей казалось теперь, что обязательно будут ещё как минимум два концерта, когда нормандовцы и волговцы уже будут петь другие, военные и боевые песни, а где-то там, в неопределимом пока будущем блистала осторожной зарницей возможность услышать и увидеть ещё один, победный концерт экипажей и команд становившихся уже сегодня бесспорно легендарными кораблей.
Услышать и увидеть. Кому как не Бенезии, оставшейся рядом с постелью дочери и настоявшей, чтобы Этита уехала к месту новой, интересной и высокооплачиваемой работы на Иллиум, было хорошо известно, что Лиара не смогла чётко увидеть трансляцию концерта: зрение молодой азари восстанавливалось очень медленно и она до сих пор видела на экранах инструментронов и ридеров только размытые, пусть и цветные контуры. Чего стоило безошибочно определять, кто есть кто и что есть что, на экранах, знала, наверное, только сама Лиара. Бенезия могла лишь только догадываться.
Зато услышать... За часы, проведённые за слушанием трансляции, Лиара, вне всяких сомнений, равно как и Бенезия, пережила, ощутила, пропустила через свою суть полный спектр чувств, эмоций и видений. Да, внутренние видения, безусловно, были чёткими и ясными — в этом Бенезия была уверена. А сейчас Лиара... да и она сама, пожилая многоопытная азари — медленно, неспешно приходили в себя после того, как прошли финальные титры трансляции и экран, настенный экран палаты померк, давая возможность отпыхнуть, отдохнуть, свыкнуться с мыслью, что очередное грандиозное действо состоялось и стало частью общегалактической истории разумных органиков.
Лиара лежала навзничь, закрыв глаза и сдерживая рыдания. Она раз за разом вспоминала, как неумно, глупо, слишком по-детски вела себя на борту фрегата. Как не желала напрячься и понять что-то большее, чем стандартный набор штампованных представлений о людях, о землянах. И вот результат — Шепард женат, Кайден женат, нормандовцы и волговцы давшие едва ли не сольный концерт на "Омеге", прочищают и будут дальше прочищать... в меру своих сил и возможностей... А возможности и силы у них, вне всякого сомнения, большие... Прочищать Траверс и Терминус. Побуждая органиков задуматься о ценности переживаемого столь бездумно предвоенного времени.
А она лежит тут и прохлаждается... Дар, переданный нормандовцами и волговцами: легендарные "свитки" матриарха Дилинаги позволили её маме повысить свой статус, получить дополнительное социальное пособие, которое она продолжает тратить на её, Лиары, излечение, оставляя себе буквально крохи и проводя сутки рядом с её постелью.
А ноги... когда-то быстрые и сильные ноги... Они продолжают предавать свою хозяйку, не давая возможности Лиаре даже помыслить о передвижении без кресла, купленного её отцом, Мятежным Матриархом Этитой, проведшей рядом с постелью Лиары несколько долгих недель. Руки, пусть и сохранили биотику, но точность и чёткость движений... была до сих пор явно недостаточной для какой-либо профессиональной деятельности.
Лиаре было стыдно. Что ей, молоденькой азари, стоило взять себя в руки, придти к матери и повиниться во всех реальных и даже во всех мнимых грехах. Не было тогда этих страшных пятидесяти лет разрыва, не попала бы её единственная, самая родная и самая лучшая на свете, рано постаревшая мама в лапы Сарена, ведомого Жнецом. Не пришлось бы тогда Шепарду вытягивать их обоих из за Грани безличности, рискуя самому утратить свою индивидуальность.
Шепард... Слушая его пение, Лиара плакала. Плакала навзрыд, потому что понимала: он рискует едва ли не больше всех нормандовцев и волговцев, поскольку обладает возможностями и потенциалом внегалактического происхождения. Она догадывалась, что и Явик не знает, не ведает, а возможно — и не понимает, откуда у Джона Шепарда такие способности и такие качества, которые он не применяет без особой нужды, без особой необходимости.
А когда она слышала голос Светланы, ставшей супругой Шепарда, Лиара понимала, что только такая женщина-землянка достойна встать с таким человеком, с таким мужчиной, как Джон. И как бы ни противилась душа, Лиара понимала, что только Светлана имеет все права на Джона, только она и никто больше. Ей так хотелось увидеть Шепарда чётко на экране... Но глаза... отказывались фокусироваться. Что-то сильно они ослабели... И она, молодая азари благодарила судьбу, что она не увидела Джона и Светлану рядом, потому что видеть это чётко и полно было бы... крайне больно и трудно.
Младшая Т'Сони знала, что на Омеге сыграли свадьбу лейтенант Аленко и сержант Уильямс. Что и омеговцы, и нормандовцы, и волговцы сделали всё, чтобы молодые были счастливы в этот день, в это время и не числили Омегу в разряде страшных пиратских станций. Короткая запись действа пришла на адрес Бенезии прямо из офиса Совета Станции за подписью Арии Т'Лоак. Если Шепард и его коллеги сумели столь круто, фундаментально и в то же время максимально безопасно для простых обитателей изменить ситуацию на станции... Не подавляя, не насилуя, не настаивая сверх необходимого...
Даже этот концерт, который обещал быть сначала камерным, потом едва не стал самым длинным из тех, что когда либо имели место быть на этой до недавнего времени чисто пиратской и весьма проблемной станции... Он был не просто культурно-массовым мероприятием. Он стал чем-то намного большим. В нём, в его содержании, в самом факте его проведения таилось столько глубоких и индивидуальных смыслов, которые даже сейчас не всегда полностью ещё проявлялись. Они обязательно проявятся потом. Когда корабли отряда уйдут дальше. Уйдут, чтобы продолжить выполнять свою работу, свою миссию.
Лиара думала о своём будущем. Думала, гоня от себя мысли о грозившей ей самой инвалидности. Думала о том, как снять с мамы этот крест: ежедневно большую часть суток проводить у постели дочери. Думала, свыкаясь с тем, что мыслить и действовать как азари-подросток, пусть и по чистому недоразумению "отхватившая" степень доктора археологии, она, Лиара Т'Сони, больше не может, не имеет права. Ибо слишком осталось мало времени. Мирного времени. Безопасного времени.
Бенезия увидела, как веки закрытых глаз дочери перестали дрожать, услышала, что её дыхание стало ровным, сонным и поняла — Лиара уснула. Сон позволит ей успокоиться лучше лекарств, лучше всех разговоров, до которых она, её дочка, неожиданно стала великая охотница.
Шепард лежал рядом со Светланой, зная, чувствуя, что сейчас ей крайне необходимо ощущать его присутствие. Сна не было. На инструментроне светились строки завтрашнего распорядка, присланного Андерсоном. Большая часть нормандовцев и волговцев уже убыла на немедленно предоставленных службами "Омеги" челноках на корабли. Теперь там шла напряжённая работа по подготовке отряда к схватке с бродягой-крейсером.
Кайден, конечно же, уже знал о скором отлёте отряда, но ему властью Андерсона был предоставлен отпуск до самого отлёта, чтобы побыть подольше рядом с Эшли, остающейся на станции под опекой Глав Совета "Омеги". И сейчас молодые снова были вместе... Хотя... О каком-либо удовольствии, как сообщила Шепарду неугомонная Мирала, речи не шло — Эшли мёртвой хваткой вцепилась в Кайдена, обнимая и целуя своего любимого и в её глазах всё чаще проявлялся тщательно скрываемый, но столь понятный и естественный страх. Не будучи посвящённой в детали причины отлёта — ей было сказано, что отряд убывает на обычное углублённое сканирование Туманности Омега, она понимала, что причина столь скорой разлуки совершенно другая. А Кайден не мог и не хотел ей сказать истинную причину — он слишком уважал Миралу, чтобы нарушить данное ей, пусть и неявно, слово, что информацию о бродячем крейсере Коллекционеров Эшли от него не получит. Другие волговцы и нормандовцы также хранили по этому поводу молчание.
Корабли переводились на режим боевого реального дежурства. Андерсон и Прессли приняли решение ввести в действие системы, позволяющие на максимальных расстояния получать детальную информацию о любых кораблях и небесных телах — в некоторой степени были задействованы и системы, когда-то позволившие опередить Жнеца на Иден-Прайм.
Не желая будить любимую, Шепард тихо встал, подошёл к окну, из которого открывался прекрасный вид на рейд "Омеги". Оба корабля отряда уже принимали ориентировку отлёта. Старпом не сомневался, что теперь в пилотской кабине фрегата прописались оба пилота, а в инженерном отсеке у Адамса дежурства инженеров и техников осуществляются по боевому графику.
Светлана проспала до пяти часов вечера. На инструментрон капитана регулярно поступала вся оперативная информация о состоянии дел на фрегате. Титов привычно взял на себя управление делами корабля и экипажа — ему было известно, что Стрельцова пережила приступ резкой слабости и теперь спала, восстанавливая силы самым естественным способом. Пока ещё было возможно.
В половине шестого два челнока — с "Волги" и "Нормандии" тихо опустились на причальную палубу станции. В кабинах были только водители — все остальные члены экипажей и команд кораблей занимались работами согласно боевому расписанию. Поднявшись на кораблики, Шепард и Стрельцова обернулись, прощально кивнули собравшимся на причале членам Совета станции и за ними закрылись тяжёлые крышки люков салонов.
