— Это что за вещь, которая стоит такие бабки?! — насторожился парень, заодно прикидывая, что можно сделать, поимев такие деньжищи.
— Диск. А с боссом твоим, если обижать тебя вздумает, мы разберемся... Ну что, по рукам?
Серега поскреб в затылке. Заманчивое предложение... Значит, Андрей Константинович охотится за каким-то диском... Видно, важная штуковина, если такой "фраер" самолично гоняется за нею по стране.
— Я подумаю...
— Только делай это быстрее, водила, сроки поджимают. Обидно будет такие бабки упустить, угу?
И молодчик вернулся в "Мерседес", оставив Серегу в серьезных раздумьях...
...Тем временем Андрей вошел в здание и, кивнув на КПП сержанту, беспрепятственно проник в разблокированные двери. Путь его лежал к кабинету с золотой вывеской: "Сташ С.М., начальник II отдела донского управления по борьбе с организованной преступностью".
— О-о-о! Андрей Константиныч? Какие люди! — увидев Серапионова, вскричал пухленький мужичок-казачок в расстегнутом пиджаке. — Хорошо добрались? Отец ваш аж два раза звонил, беспокоился...
— Семен Макарович, у меня к вам дело, — посетитель был непроницаем, и фамильярный пыл "казачка" значительно угас, тем более, начальник II отдела УБОП уловил странный, мягко говоря, взгляд. Несколько мгновений Андрей будто что-то выискивал у него над головой и, не найдя, опять посмотрел в лицо.
И все же толстяк снова расплылся в улыбке:
— Что за день сегодня? Что ни час, то звонок "сверху"! Эдак вы всех наших ребят разберете на свои нужды!
Флегматичный Серапионов тонко улыбнулся:
— Ребят у вас, я полагаю, на каждого ростовчанина по душе будет... не прибедняйтесь. Да еще и кормить чем-то нужно такую ораву... Но, собственно, вернемся к нашим баранам. Необходимо по возможности бесшумно и — в любом случае — неофициально задержать нескольких человек...
— Кого? — посерьезнел Семен Макарович.
— Гостей города. Джип "JM Grand Cherokee", цвет черный, номерной знак "С1064Н-54 RUS"... Машина в ужасном состоянии, на нее трудно не обратить внимания...
— Ну, на "Гранд Чероки" вообще трудно не обратить внимания... — прикинул Сташ.
— Совершенно верно. Итак, мы сработаемся?
— Конечно. А я как раз в столовую собирался, обеденный перерыв... Не откажетесь составить компанию?
Андрей не отказался.
* * *
— Вам назначено? — уточнила секретарша господина Кудряшова, не поднимаясь с места.
Саша остановился и внимательно посмотрел на нее:
— Во-первых, здравствуйте, — сказал он. — А во-вторых, доложите Павлу Васильевичу...
Секретарша невольно уменьшилась в размерах. В голосе посетителя звучали начальственные нотки. Мало того, в его выправке было что-то офицерское, а во взгляде — властно-сдержанное. С такими лучше не конфликтовать. Работой она дорожила.
Женщина уже хотела было нажать кнопку селектора, как вдруг помощник мэра сам возник в дверях своего кабинета. Увидев Сашу, Кудряшов улыбнулся:
— Ну вот, вы не заставили себя ждать! Очень рад, прошу!
— Добрый вечер, Павел Васильевич.
— Да вы присаживайтесь! В ногах правды нет. Кофе, чай? Или сразу к делу? Чем могу служить?
Обманутый сходством, чиновник уже не стал интересоваться у "Андрея" здоровьем "его" отца, ибо разговаривал с тем только вчера вечером. Что ж, видимо, в деле появились какие-то нюансы, если "Серапионов-младший" завернул к нему, перед самым окончанием рабочего дня, к тому же — накануне праздника. И еще одна странность: Павел Васильевич всегда обладал уникальной способностью запоминать человеческие лица, а вот в прошлый раз обошел вниманием довольно заметный шрам на скуле "Скорпионова сынка". Да, шампанское, видимо, свою роль в тот день сыграло...
— К делу, — согласился Саша, раздумывая, чем вызвано столь неправдоподобное радушие закоренелого номенклатурного работника. — Вам, наверное, уже позвонили насчет меня?
— Да, да, я слушаю вас... — подтвердил Кудряшов. — И давайте сразу конкретику.
Он красноречиво посмотрел на часы, наслаждаясь хозяйским положением: все-таки, на его территории "Серапионов" держится менее надменно. Видимо, чувство субординации имеет место быть даже у такого...
— Дело в том... в том, что нам нужно небольшое сопровождение для безопасного отъезда из вашего города... Видите ли, господин Игнатов наверняка не говорил вам обо всех деталях этого дела. И, тем более, он еще не мог знать, что в квартире моей сестры Анны был обыск... Это произошло сегодня утром.
Чиновник поморщился. Что еще за сестра Анна? Ну да черт с ними со всеми, Анна так Анна, обыск так обыск. У этих все может быть: сами живут, будто на вулкане, и других дергают. Лучше уж в подробности не вдаваться. Как говорится, меньше узнаешь — дольше проживешь... А Игнатов... Игнатов... кто ж такой Игнатов? Знакомая фамилия, черт возьми. Да, не те уж годы, и память не та...
"Андрей" явно попытался "прощупать" его: Кудряшов ощутил попытку проникновения в сознание. И едва он вскинул глаза, возмущенный подобной наглостью (уж его-то в свое время научили защищаться от таких выпадов), как "Серапионов" отступил.
— Во сколько вам понадобится сопровождение?
— Примерно после полуночи.
— Вы для уточнения перезвоните мне за час-полтора, а я отдам нужные распоряжения...
— Благодарю вас, Павел Васильевич, — Саша поднялся.
— Всего доброго.
Молодой человек оставил кабинет в некотором замешательстве. Чиновник не захотел вникать в проблемы гражданки города, администрацией которого он руководил. Это, конечно, не удивительно, но другой на его месте из чистого любопытства попросил бы подробностей — неважно, стал бы он потом разбираться с проблемой или нет. Кудряшов — не попросил. Это раз.
И второе. Вот если бы сейчас с помощником разговаривал сам Игнатов (дядюшка "одержимого" Шурика), то столь милостивое расположение к нему Кудряшова было бы вполне объяснимо. А мотивация чиновничьего благодушия по отношению к Саше? Пусть он и трижды знакомый Игнатова... Странно. Кудряшов непрост. "Прощупать" его незаметно не удалось, а лезть нахрапом было нежелательно. Однако здесь что-то не так...
Саша беспокоился только об одном: чтобы не сорвался намеченный план. Всю дорогу он прислушивался — нет ли за ним слежки. Подозрительный чиновник вполне мог задействовать "топтунов", чтобы выявить, где живет его визитер. Восточная норма поведения — "в лицо улыбаюсь, за пазухой нож держу" — у политиков является единственным способом выживания. Но "хвоста" не было, и телохранитель благополучно добрался до Петрозаводской, где Николаю удалось снять для них квартиру.
* * *
— Все это, Шура, уже отдает тупым бегством в никуда!
Хоть Николай и пытался говорить тихо, Рената услышала его из соседней комнаты. Саша здесь!
Она протерла глаза, наткнулась на пластырь, приклеенный к виску, осторожно пощупала языком десну. Ноющая боль, конечно, осталась, но это уже совсем не тот кошмар, что прежде.
— Ты только сейчас это понял? — спокойно согласился Саша.
— Тогда — на хрена?..
— Круг сужается, скоро нас отыщут и здесь. Сидеть на месте нельзя, мы должны постоянно идти на опережение. Либо мы окончательно запутаем следы, либо нас вычислят и...
— Ой, да не морочь мне голову! Шо мы будем делать в Краснодаре?
— То же, что и здесь: ничего.
— Как нас вычисляют? У них шо, ЦРУ на посылках?.. Шайта-а-ан! Они бы так преступников ловили, во всероссийском розыске которые... У нас скоро закончатся деньги — и как ты себе представляешь дальнейшее? В "медвежатники" заделаемся? Под банки подкопы рыть начнем?
Саша не ответил. Шаги Николая.
— Ладно, Шур. Смена караула. Пойду перекушу. Она спит.
Хлопнула входная дверь.
Рената почувствовала раздражение. Гроссман только и умеет, что "наезжать" на других. Что-то до сих пор он со своим супер-интеллектом не предложил ничего дельного...
И ей почему-то стало очень жаль Сашу. Ради чего все это терпит он? Из любви к ней? Разве существует на свете любовь, которая идет на такие жертвы? Только в романтических книжках... Что до быта, так там и из-за пустяков лаются будь здоров, какое уж во всем этом самопожертвование?
— Почему ты терпишь нас, Саша? — спросила она, уткнувшись в подушку.
Телохранитель бесшумно скользнул в комнату, и Рената почувствовала его. Кровать слегка дернулась: он сел рядом и положил руку на затылок девушки. Она почти рывком повернулась, хотя это и стоило ей боли в зубах:
— Ты ведь мог бы уже жить нормальной жизнью. Видишь: Гроссман уцепился за меня не на шутку, я одна не останусь... Чем-нибудь это да закончится... А потом, если останусь жива, я найду тебя. Беги от меня сейчас, Саша. Беги. Я приношу всем только горе.
Саша промолчал, продолжая перебирать ее спутанные волосы. А в груди Ренаты прозвучал знакомый и незнакомый одновременно (нет, она уже когда-то его слышала!) голос: "Сестренка! Ни одно существо на этом дряхлом шарике не способно полюбить тебя больше, чем любят твоя собственная душа и твое сердце — безусловно и бескорыстно. А сложнее всего — простить, принять и полюбить самое себя. Это как смириться со смертью". Ответ на ее сомнения или же только осколки лихорадочного бреда? Этот голос, грубовато-грустный, идущий откуда-то из центра груди, никогда не был слышен ей в нормальном состоянии...
Как же прогнать Сашу от себя? Рената предчувствовала: он будет драться за нее до конца. Это видно. Она сдалась, Николай в душе сдался, а Саша будет драться. Бог ты мой! Ну зачем, зачем все это?!
— Уходи! Я уже не хозяйка тебе, но я в последний раз приказываю: уходи прочь! Не заставляй меня терзаться еще и угрызениями совести, мне и так всего хватает...
Саша осторожно прикрыл ее губы ладонью. Рената оттолкнула от себя его руку. Она чувствовала приближение истерики, но сдерживаться не желала:
— Даша, Артур, ты — я не переживу всего этого! Я иногда даже думаю, что Артур сделал это нарочно, из мести. Хочешь и ты отомстить мне за что-то? Тогда скажи — за что? Что я тебе сделала? Кто ты?
— Женская логика... — улыбнулся Саша. — Отчего ты решила, что Артур хотел тебе отомстить? И за что?
— Да он просто ненавидел меня. И накануне... этого... что случилось в твоей квартире... мы с ним сильно поругались. Он меня терпеть не мог, а зачем-то полез под пули. Что еще мне думать?
— Артуру это было суждено. Дарье — тоже. И Артур не ненавидел тебя.
Внезапно черты его лица претерпели метаморфозу, и Рената вздрогнула. Глаза Саши потемнели, да и весь он неведомым способом стал другим, похожим на... О, нет! Это галлюцинация!
— Ты дура, если еще не поняла, что он тебя не ненавидел! — голос тоже был не Сашин. — Это ты не считала его за человека!
— Нет, нет... Неправда! — прошелестела Рената бледными губами и отодвинулась, но незнакомец, в которого неведомым способом вдруг обратился Саша, точно взбунтовавшееся отражение, последовал за девушкой, пока не схватил ее за руки и не придавил их к постели.
Карие глаза метали молнии, но в то же время взгляд, внезапно ставший и чужим, и знакомым, скользнул поверх Ренатиной головы, чтобы затем вновь обратиться к ее зрачкам:
— Стал бы он умирать за тебя, если бы тебя ненавидел! Артур придумал бы что-нибудь интереснее... Ты дура, которая плюет на собственное мнение, на свою душу, в угоду чужому злословию! Малолетка, не способная думать своими мозгами, решиться на самостоятельный поступок!
— Не надо! — простонала Рената. — Мне страшно! Перестань!
— Слушай! — крикнул он, точно боясь, что ему не хватит времени высказаться. — Слушай! Сегодня наш последний день, поэтому слушай и не перебивай! Когда Саша... я... когда я подошел к тебе в тот раз... я... узнал тебя. И не поверил... Целая вечность — восемнадцать человеческих поколений — и вдруг ты оказалась рядом, до этого мной не замеченная, а теперь — в смертельной опасности... Хотя он... я искал, так искал! Смерть стояла за твоей спиной, — (короткая внутренняя борьба мимически отразилась на его лице, и, наконец, победу одержал темноглазый красавец с бархатным южным взглядом). — Дай же мне сказать, Учитель, я долго терпел! Ей это не повредит! И я хочу поговорить с нею в последний раз — разве это преступление?! — (борьба прекратилась, а взгляд печальных карих глаза смягчился). — Он сделал над тобой и над нами все, что необходимо было сделать, он взял это на свои плечи... так не мешай, помоги ему, Попутчица! И... прости, если что было не так... Хочу, чтобы ты знала: я не ненавидел тебя, а... совсем наоборот... Прощай, — обняв ее (изумленная, потрясенная, уже близкая к разгадке, но боящаяся поверить, она не сопротивлялась), незнакомец тихо спросил: — Можно?..
Губы Ренаты затряслись, на глаза навернулись непрошеные слезы:
— Артур... Мой бедный верный Артур... — прошептала она.
Он взял ее за подбородок и, прикрыв глаза, поцеловал. Руки его подломились, сил больше не было.
Когда он поднял голову, на девушку посмотрели серые глаза Саши, и в них стояли слезы. Рената теперь почти не чувствовала его веса. Он медленно приблизил губы к уху девушки, от горячего, прерывистого дыхания заволновались рыжие волосы на ее виске:
— Прости... С ними со всеми так трудно... Они такие разные, но каждый имеет право поставить точку по-своему... Я очень сильно напугал тебя, маленькая?
— Да... и нет... — ее охватила целая гамма чувств под взглядом ласковых и каких-то неземных глаз Саши. — Значит, это я скоро умру? Да?
— Нет. Ни за что. Ты будешь здесь и сейчас любой ценой...
— Но... какова эта... плата?.. — Рената, впрочем, поняла, о какой цене он только что сказал.
— Жить — еще не значит жить, умереть — не значит умереть. Податливей воды ничего не бывает, однако, ударившись о ее поверхность, можно разбиться насмерть. Вода точит камни. Иногда надо быть податливее воды, упорнее воды, терпеливее воды... Как жаль, что ты утратила это тогда... и теперь не в состоянии понять своей не взрослеющей, уснувшей душой... Ведь нам обоим было бы легче, захоти ты вернуться на наш Путь...
— На какой путь, Саша?! Мне сейчас не до твоих ребусов... Почему ты не хочешь спастись и уйти?!
— Потому что я вернусь, а ты — нет! Потому что сейчас мы в точке невозврата... Потому что обод давно должен стать осью, ступицей — и забыть о Колесе, полосующем Дорогу...
— Но что же делать?! Что мне делать?!
— Тебе? — он слегка удивился этому ее вопросу, но ответил: — Жить, конечно...
* * *
В спорткомплексе "Горный цветок" этим вечером было людно: накануне 7 Ноября руководство клуба решило провести межрайонные соревнования по рукопашному бою.
Дмитрий Аксенов был частым посетителем "Цветка", как и его бывший коллега Влад Ромальцев. И если размазня-Ромальцев (так называл его приятель) приходил в клуб поддержать форму и пообщаться с друзьями, то сам Дмитрий за тренажеры садился редко, а к "рукопашке" и подавно не имел никакого отношения. У него здесь были свои интересы, о которых молодой человек предпочитал не распространяться. Он вообще мало рассказывал о себе даже самым близким друзьям, которых у Аксенова было раз, два — и обчелся...
