...Единственное, что успел сделать Ал, это увернуться, сотворить призрачную пелену и бросить ее в морду нападающего тура. Осаженный на скаку, тот хлестнул себя хвостом по крутым бокам и, захрапев, мотнул головой. Пелена растаяла. Последовал удар. Ала отшвырнуло раскаленной волной. Очевидцы вскрикнули. Бык вздыбился над жертвой, готовый со всего размаха всадить в нее рога...
— ...Тварь! — сквозь зубы прошипел Саткрон и выстрелил в Ната, когда тот уже приземлялся на ближайший берег рва.
Волк почти по-человечески вскрикнул от неожиданности и от боли в плече. Сбитый ударом "железной молнии", он сорвался с края и покатился по осыпи к воде...
...Ал перекувыркнулся под копытами тура и ледяной волной сшиб его с ног. Павильон содрогнулся...
...Танрэй слышала только музыку, ничего больше. Ни единой мысли не было в ее голове, никакая эмоция не владела сердцем ее...
...Глинистая вода рва сомкнулась над телом Ната. Несколько мгновений — и, когда она уже начала успокаиваться, послышался всплеск. Человеческая рука ухватилась за камень. Из воды метнулась серебристая тень какого-то зверя и растаяла, проникнув в павильон Теснауто. Со всхлипом втянув в себя воздух, на поверхность, по которой плыли кровавые пятна, вынырнул длинноволосый мужчина. Он зажал ладонью плечо и взбежал по осыпи на берег...
...И в тот миг, когда тур вновь бросился на противника, Ал исчез, а вместо него призрачный волк вцепился в бычье горло.
Ал и Сетен видели друг друга безо всякого морока. Оба метили друг другу в лоб сконцентрированной энергией подчинения, и ни один из посылов не достигал цели. Видел их такими, какими они были на самом деле, и еще один человек — кулаптр Паском. Для всех остальных бык и волк обратились в единый серебристый клубок двух равных сил, и этот шар, выбрасывая шипящие нити, с бешеной скоростью катался по залу.
— Не знал, что тебе это доступно, братишка! — сказал Сетен и, не касаясь Ала, опрокинул его навзничь.
Тот расхохотался:
— И что ты завелся? Разве одному мне улыбается Ормона?!
Сетен, метивший кулаком ему в лицо, нарочно помедлил и промахнулся. Ал отдернул голову. Кулак экономиста с гулом ударил в пол.
— Этот мальчишка, Дрэян, мне никто. А ты — мой друг, — буркнул Тессетен.
— Ах, вот в чем дело! И долго еще мы будем смешить народ? — Ал откровенно веселился.
— Пока не набью тебе морду. Кстати, твой волк ранен...
— Да? — Ал проявил морок на себе и глянул на пораненное плечо. — Ладно, потом посмотрю...
Кронрэй с хмельным умилением восхищался поединком:
— Что творят! Что творят!
— Мальчишки... — ворчал тримагестр Солондан, но никуда не уходил...
...Танрэй подняла глаза. Перед нею стоял незнакомый мужчина возраста Ала или моложе. Она ни разу не видела его ни в Кула-Ори, ни где-либо еще, но облик его показался ей странно знакомым. Серые непрозрачные, как кусочки гранита, глаза, пепельно-русые длинные, почти как у Тессетена, волосы, перехваченные на лбу темной повязкой. Одежда слишком старомодна, подобное носили, наверное, тысячу лет назад. Кроме того, мужчина попал под недавний ливень: и волосы, и камзол его были насквозь мокрыми.
Женщина махнула рукою перед лицом, чтобы отогнать наваждение. Но незнакомец не только не исчез, но и коснулся ее рук. Под слышимую только ей музыку они закружились в танце.
— Кто вы? — шепнула она.
Он слегка улыбнулся.
— Я вас знаю?
Мужчина приложил палец к губам. Танрэй смотрела на него, не отрываясь. Ей вспоминались дома Эйсетти, изумрудная река, горы. Все как во сне...
Она не замечала, что незнакомец оттесняет ее к выходу из бальной секции.
— Почему вы... ты... молчишь? — тут она увидела на его плече расползающееся темное пятно и взглянула на свои пальцы. Это была кровь. — Ты ранен?
Вместо ответа он покачал головой, поднял ее на руки, и Танрэй ощутила силу, заключенную в его изящном с виду теле. Ей не хотелось сопротивляться. Она закрыла глаза.
— Ты ранен! Тебе нужно к Паскому...
А он все так же молча уносил ее все дальше от павильона Теснауто...
...Несколько охранников безуспешно рыскали во рве, тыкая палками в воду.
— Вот тут, тут, правее! — Саткрон указал пальцем туда, куда, по его представлению, упал убитый зверь.
— Да тут не видно ничего!
Саткрон посветил на то место фонарем.
— Ничего! — крикнули ему. — Хотя... Вот, на камнях кровь!
— Да, а вот два волчьих следа!
— Ищите! Он не мог далеко уйти, я подстрелил его!
— Может, утонул? — предположил кто-то.
— Да там воды по колено! Ищите!
— Тут, где кровь, еще человеческие следы! Странные такие! Обувь странная — никогда такой не видел!
— Ищите, говорю!
Мимо них по берегу пробежала женщина, в которой выпрямившийся Саткрон узнал ту северянку, жену проклятого Ала.
— Эй! Атме!
Но она не обратила на него внимания и скрылась в темноте.
— Чтоб тебя гады порвали! — пожелал ей Саткрон, хотя прекрасно знал, что всех гадов, когда-либо здесь водившихся, в радиусе многих десятков тысяч ликов распугала подобранная Ормоной команда...
...Последний крюк разогнулся. Крепление не выдержало, и плита резко просела...
...Поединок изменил свой ход. Тессетен внезапно ощутил, что больше не может контролировать себя. Злоба переполнила его сердце. И ему захотелось ошибиться, перебрать силы — чуть-чуть! И все будет кончено! Ведь он сказал ключевое слово — "Поединок"! А это было главным. Ал согласился — значит, он был готов к любому исходу. Хоть этот древний обычай и не практиковался на цивилизованном Оритане уже много тысяч лет, но нынешние воплощения древних "куарт" прекрасно знали правила. Однако Ал не готов, он воспринимает все как шутку, смеется. Что ж, тем лучше!..
...Танрэй видела только фигуру Звездного Странника, раскинувшуюся на полнеба. И никогда еще она не чувствовала себя так светло и легко. Тонкие покровы одежд упали к ее ногам, густая трава приняла попутчиков в свое лоно, а Танрэй смотрела в любимые глаза, где отражались яркие звезды небесного путешественника. Смотрела и не могла насмотреться, повторяя одно лишь имя — "Ал". А он, Ал, по-прежнему был безмолвен...
...И когда тур уже готов был поддеть противника на рога, под ними содрогнулся пол. Сетен замер.
С громким треском лопалось стекло купола. Медленно, как в воде, потолок соседней секции падал вниз. В клубах пыли не было видно ничего. Просел и рухнул ассендо.
— Гвардейцы! Следить за порядком! Всем покинуть зал! — послышался резкий голос кулаптра.
И Тессетен понял, что все силы Паском бросил на то, чтобы удержать лопнувший купол. А в соседнем зале звенели осколки разбитого стекла.
— Ал! Помогай! — крикнул экономист.
Волк исчез. Они вдвоем присоединились к Паскому. Да и все, кто мог оказать поддержку, встали рядом с ними. Остальные бросились к выходам.
Сетен взглянул через плечо. Прижавшись к нему спиной, вверх лил свои презренные силенки командир гвардейцев Дрэян. А Ормона, улыбнувшись им всем, покинула помещение. Хотя могла помочь. И хорошо помочь. Тессетен знал.
Семеро ори, оставшихся внутри, знали, что их ждет. Стекло рухнет вниз и убьет их.
— Вы тоже — к выходу! — приказал Паском.
Не иначе как старик решил пожертвовать собой? Тессетен усмехнулся: ну уж нет! Не кулаптр здесь лишний!
Экономист слегка переместился к целителю. Вслед за ним невольно подвинулся и Дрэян.
— Паском, уведите остальных! — попросил Тессетен, чувствуя, что их силы приходят к концу, а потом хлестнул волосами по лицу командира охраны: — И ты — вон отсюда! Живо!
Купол заскрежетал. Один из отколотых кусков стекла начал отделяться.
Ал отшвырнул Дрэяна вслед за тремя соотечественниками, подчинившимися приказу кулаптра.
"Не поможет никто и ничто! — мелькнуло в мозгу Ала. — Значит, таков наш Путь".
Они успели отступить, прежде чем осколки полетели вниз. И они не поверили сами себе, оказавшись снаружи.
А павильон сминался и складывался, будто был сделан из бумаги. Ал увидел насмерть бледного Кронрэя, чьи созидатели были виной возможных смертей. Встретился глазами с невозмутимо улыбавшейся Ормоной. Заметил бегущих с восточной стороны гвардейцев наружного дозора во главе с Саткроном.
— Сетен! Ты куда?
Экономист же, наоборот, бросился к восточному входу павильона, над обломками которого искрила разорванная электропроводка.
Ал нагнал его при входе в зал.
— Здесь оставалась Танрэй! — глухо молвил Тессетен.
Ал остолбенел. Этого не может быть! Это ложь!
Тессетен исступленно разбрасывал обломки плит. Тур, облик которого он принимал во время полушутливого поединка, был не более чем теленком, если сравнивать по той силе, которую сейчас применял к своим (наверное, уже бессмысленным) действиям экономист.
И Ал с тем же отчаянием бросился на помощь.
С каркаса ассендо сорвалась последняя плита и, грянувшись на кучу обломков, сдвинула ту, возле которой находился Тессетен. Плита ударила его и навалилась сверху ему на ноги.
Сетен вскрикнул и потерял от боли сознание...
...Танрэй обогнула ров. Она слышала грохот и подумала, что это гром. Но павильона больше не было.
Женщина взбиралась по круче все выше и выше, мокрое от ночной росы платье путалось в ногах. Там, наверху, произошла трагедия. Но почему она сама оказалась так далеко отсюда? И что с нею было все это время? Танрэй не помнила ничего. Только Оритан, Эйсетти, тихую музыку и чьи-то сильные руки, которые унесли ее прочь отсюда...
— Мы видели госпожу Танрэй! — твердили стражники.
— Она бежала в джунгли, — добавил Саткрон. — Вон туда, к реке...
Кулаптр быстро и уверенно перевязывал изломанную ногу Сетена. Экономист так и не пришел в себя.
Несколько сотен кула-орийцев толпились возле останков здания. Дрэян тихо распорядился, чтобы наверх подали машину. Он даже не посмотрел на Ормону.
— Это серьезный перелом, учитель? — спросил Ал.
Кулаптр взглянул на него и ответил коротким кивком. Его помощники тотчас подхватили носилки, и как раз подоспела машина.
Ал сел на землю. Если гвардейцы не обманывают, то Танрэй жива... Все живы... И она... Жуткий праздник...
— Ал! — услышал он призыв и вскочил.
К ним бежала Танрэй. Мать с рыданиями бросилась ей навстречу.
Танрэй оттолкнула всех, даже Ала. Вслед за кулаптром она заскочила в машину, увозившую раненого Сетена.
* * *
И привиделось Тессетену в его мучительном сне, что стоит он на берегу гладкого, как зеркало, озера. За его спиной растет величественное древо, простершее в небо раскидистые ветви. Сетен заглянул в воду и увидел там то же дерево, только наоборот, вверх корнями. А сам он не отражался, точно и не было его здесь никогда. На противоположном берегу стоит женщина, тонкая, высокая и темноволосая. Однако эта незнакомка не из реальности, а из отражения. Сетен окликнул ее, и озерная гладь заволновалась, пошла рябью. Это было невыносимо — не видеть ту женщину... Очертя голову он бросился в воду...
...И проснулся.
Рядом с ним в комнате кулаптория сидела молчаливая Ормона.
А Сетен помнил сквозь боль, что там, в темноте, его лица касались золотистые, нежные, как ранняя осень, волосы, помнил горячие слезы — ее слезы, свои слезы... Ему стало стыдно: он не смог стерпеть, он, кажется, выл от боли, пока его везли сюда... Танрэй видела все это... Как теперь он посмотрит ей в глаза?..
— И зачем все это? — спросил Сетен жену.
Она повела красивой бровью, но ничего не ответила — ни вслух, ни так, как они привыкли. Тогда он добавил:
— Мы можем просто расстаться. Без жертв.
Ормона взглянула на мужа, словно подозревала его в неладах с собственным разумом.
— Знаешь, хоть я и ненормальный, хоть меня и можно за деньги показывать на главной городской площади, но неволить тебя я не хочу.
— Супруги-ори не расстаются, — вымолвила Ормона, разжав наконец губы.
— Супруги-ори не изменяют. А если изменяют — они не Попутчики. Это истина.
— Я тоже не слепая, Сетен!
Он усмехнулся и посмотрел на свою изувеченную, обмотанную бинтами ногу.
— Как хочешь. Я предложил.
— Мы еще нужны друг другу.
— Да. Во мне еще есть несколько не отравленных местечек, родная. Наведайся туда. Исправь упущение.
Ормона поднялась:
— Если ты думаешь, что она ждала твоего пробуждения, то ты ошибаешься...
— Тогда ты разучилась мыслить со мной в унисон, Ормона... — с горечью улыбнулся Тессетен.
* * *
Танрэй проснулась с первыми лучами солнца. Мужа дома уже не было.
Что-то изменилось сегодня. Танрэй не могла понять — что. Этому не было названия. Это и радовало, и пугало.
Она подошла к зеркалу. Все, что произошло вчера в павильоне Теснауто, было кошмаром. Она не помнила почти ничего. Вернее, помнила, но урывками. Разрозненные кусочки никак не хотели собираться в общую картину.
Кажется, она проводила машину до кулаптория, потом Паском попросил оставить их наедине с раненым, потом Ал увел ее оттуда... Потом...
О, да! Танрэй поняла, что изменилось, что это за новые ощущения...
А когда поняла, то испугалась. В ней вспыхнула новая жизнь. Она еще никак не проявила себя, ей еще нет и дня. Но...
Танрэй не знала, как отреагирует Ал. И еще — этого не должно было быть! И еще...
В спальню, прихрамывая, вошел Нат. Ночью они, как могли, залечили с Алом его израненное плечо. Какой же негодяй так обошелся с несчастным животным, которое никому в своей жизни — кроме, быть может, нескольких лесных косуль, да и то когда было свободным — не принесло вреда?! Волк стар, за что над ним поиздевались? Это не когти или клыки зверя! Это след от выстрела...
— Нат... Иди ко мне, Натаути...
Волк взобрался на кровать. Танрэй подхватила подол сорочки и прилегла рядом с ним, поглаживая мягкие уши волка:
— Я не знаю, как сказать Алу... Ты узнаешь первым, Нат... Ты будешь рад появлению маленького хозяина?
Нат, не раздумывая, лизнул ее руку и вильнул седым хвостом. Танрэй не была уверена, что это ответ на ее вопрос, но засмеялась:
— Ты умеешь поддержать, мой милый волк!
Нат с юмором посмотрел на нее. Женщина поцеловала его в сухой и шершавый черный нос.
— Если бы ты знал, Натаути, что было этой ночью... — она вспомнила о трагедии в павильоне Теснауто и о Сетене, не обратив никакого внимания на то, как при этих словах внимательно взглянул на нее зверь. — Кажется, я знаю, кто может мне сказать верное слово!
Нат вывесил язык и отвернулся в окно. Танрэй оделась за несколько мгновений.
— Он не испугается меня?
Волк вытянул морду, двинул бровями и встряхнулся.
— Отдыхай, мой хороший! Пусть твоя рана заживет поскорее! — Танрэй погладила повязку на его плече.
При входе в кулапторий она столкнулась с женой Тессетена. И какая-то завеса тут же сплотилась меж ними. Танрэй не поняла, откуда это взялось, но на сей раз присутствие Ормоны нисколько не обеспокоило ее.
