А впереди открывался бесконечно далёкий и никогда не приближающийся горизонт.
Глава 17. Бойня на площади Акоа
— Вон ещё одна синеухая тварь! — раздался чей-то крик, полный необузданной злобы. — Бей её!
Мысль о том, что следовало обойти стороной эту площадь, была слишком запоздалой. И теперь красноухий тип с кривыми, торчащими в стороны передними зубами показывал на Уль-И пальцем, а в глазах у него не было ничего, кроме тупой агрессии и ненависти.
Красноухие налетали на синеухих и вырывали у них из рук плакаты с надписями "Свободу Чор-Йану Ланно", "Нет увольнениям" и "Мы — не убийцы", с которыми те вышли на площадь Акоа, чтобы выразить протест. Загадочные убийства продолжались, а полиция до сих пор не могла поймать тех, кто их совершал. Но за два дня до этой демонстрации она арестовала синеухого Чор-Йану Ланно, пропустившего курс инъекций RX, по обвинению в убийстве красноухой девочки.
— Им нужен козёл отпущения, — сказал Ланно в коротком утреннем новостном сюжете. — У них нет прямых улик, что это совершил именно я, но те факты, что я пропустил один-единственный курс уколов и что девочка жила со мной по соседству, для них уже, видимо, достаточное доказательство.
Ланно был законопослушным гражданином, никогда ранее не привлекавшимся к ответственности, учился в докторантуре и работал над диссертацией по филологии. И всё же нашлись среди синеухих те, кто ему не верил, искренне считая его монстром и убийцей, но те, кто вышел на площадь Акоа, были убеждены в невиновности Ланно. А ещё среди них были те, кто недавно потерял работу; конечно, в качестве причины увольнения цвет ушей не значился, но всем было ясно, что их уволили именно за это.
Холодным осенним утром они собрались на площади, чтобы выразить мирный протест, но навстречу им вышла толпа агрессивно настроенных красноухих, вооружённых деревянными битами, цепями, кирпичами, бутылками с отбитым дном и ножами. И мирный протест обернулся кровавым столкновением.
Уль-И шла пошла пешком, чтобы успокоиться. Дыша холодным, пахнущим сыростью и тоской воздухом, она отмахивалась от назойливо маячащей перед её мысленным взглядом картины: Ло-Ир сидел рядом с Э-Ар и нежно держал её за руку. Нет, не лез целоваться, не обнимал за талию или иные места, но в его взгляде было что-то такое, отчего по сердцу Уль-И словно царапнули когтями. В животе пульсировал болезненный ком, горло сжимала горечь недоумения: что это могло значить? Ло-Ир, с которым они были вместе уже два года, мог "запасть" на замужнюю женщину, к тому же ждущую ребёнка от своего мужа?.. — такое допущение было чересчур нелепым, чтобы уложиться у неё в голове. Оно и не укладывалось, своими острыми углами раня её душу.
Слишком глубоко погружённая в эти мысли, Уль-И не заметила, как оказалась среди массовой драки. Под ногами у неё валялся затоптанный плакат с выполненной от руки надписью: "Мы — не убийцы!" Кто-то накануне старательно выводил и раскрашивал эти буквы зелёным маркером, а сейчас труд и чувства этого человека лежали, порванные и притоптанные грязной обувью к сырой брусчатке.
Первым её желанием было поскорее убраться: она явно очутилась в неподходящее время в неподходящем месте. Надо же ей было так погрузиться в свои чувства и позволить им отрезать восприятие окружающего! Эмоции не должны брать верх над чутьём и осторожностью — так её учили, а она забыла. А теперь было слишком поздно уносить ноги: Уль-И заметили.
Кривозубый тип с битой в руке показывал на неё пальцем, и по его крику на Уль-И устремилось ещё несколько ненавидящих взглядов. Поборов леденящую волну паники, девушка попыталась вспомнить и использовать для своей защиты то, чему её учили — то, что ей до этого момента применять на практике ещё не приходилось.
Их же ненависть она использовала, чтобы раскрутить убийственный смерч психической атаки внутри себя. Вырвавшись из её груди, он налетел на красноухих и заставил их замереть на месте, побледнеть, а потом с истерическими воплями, визгом и воем броситься наутёк. "Получилось? — даже с каким-то удивлением отметила Уль-И. — Кажется, да..." Но к ней бежали с дубинками и горлышками от бутылок ещё трое. Она успела задеть краем "смерча" только одного, и он затормозил с перекошенным от страха лицом, а двое были уже близко... слишком близко. Уль-И внезапно бросилась им под ноги, перекувырнулась по брусчатке и оказалась у них за спиной. "Смерч" она раскручивала вокруг себя, и все, кто попадал в его радиус, начинали визжать от раздирающего их нервы ужаса. Вдруг — удар в плечо и боль. Кирпич... Уль-И, чувствуя, как во рту увеличиваются клыки, обрушила на того, кто кинул его, всю силу "смерча". Теперь её действительно разозлили!..
Она не стала останавливать начавшуюся трансформацию. Бросивший кирпич красноухий корчился и хрипел, почерневший, с пеной у рта. Уль-И безжалостно давила его, как мерзкую букашку, высвобождая холодную ярость и вливая её в "смерч". Додавить ей метателя кирпичей не дали, отвлекли: её спину обжёг удар цепью. Видно, у кого-то психика оказалась покрепче, и он продрался сквозь "смерч". Боль только подхлестнула Уль-И, и она обернулась к новому врагу с оскаленной пастью и готовыми к бою когтями. Она была из клана Огненной Лисицы и не собиралась этого скрывать. Удар лапы — и обладатель цепи лежал в нокауте.
— Оборотень! Бей оборотня! — вскрикнул кто-то, но особой уверенности в голосе не прозвучало: видимо, кричавший был на периферии действия "смерча".
Уль-И обернулась на голос и пронзила его обладателя взглядом — насквозь, до самых кишок. Он затрясся и упал без чувств. Стоявший у него за спиной красноухий с квадратными от ужаса глазами попятился и получил по голове битой от своего же товарища — по ошибке.
Лиц Уль-И не различала, все красноухие казались ей сейчас одинаковыми. Они даже источали одинаковый запах, от которого её тошнило. Тупая, ненавидящая толпа, не заслуживающая ни уважения, ни жалости, ни снисхождения. Поколение недоучек, умеющих только жрать, гадить и размножаться. А это что за ничтожество? Сам бледный, с серыми губами, мобильный телефон в руке трясётся, но снимает. Уль-И подскочила к нему вплотную, обеспечив ему крупный план своей пасти, а потом сбила этого "оператора" с ног. Но укусить не успела: в бок ей что-то впилось.
Множество одинаковых касок с прозрачными забралами, похожих на мокрые ягоды чёрной ариоки, плотным потоком потеснило толпу. Кирпичи, летевшие в синеухих, теперь полетели в щиты полицейских. В ответ пополз слезоточивый газ. Уль-И, не понимая, что ужалило её в бок, поднялась с покрытой пятнами крови и усыпанной битым стеклом брусчатки. Фотовспышка отозвалась болью в глазах, а вслед за этим её снова ужалило — в плечо. Полиция стреляла в неё, причём боевыми пулями, а не резиновыми. Выпустив на них "смерч", Уль-И бросилась следом сама... Щиты расступались, каски колыхались и рассыпались — полиция дрогнула. Торжествуя, Уль-И раздавала лапами удары направо и налево, разгоняя "смерчем" всех, кто оказался поблизости, не щадя и вездесущих телевизионщиков. Ей бы сейчас уйти — никто не смог бы задержать её, но что-то не позволяло ей показать тыл, сбежать с места боя: это выглядело бы трусостью. Нет, эти красноухие должны увидеть, что ур-рамаки не сдаются и бьются до конца!
Отскочив от полицейских щитов, она встала на четыре лапы, низко пригнув голову. С её шерсти на брусчатку капала кровь. "Смерч" тяжело вращался, поднимая дыбом волосы у всех попавших в его радиус и пробегая по их нервам волнами страха. "Они увидят, что ур-рамаки — не трусы".
"Бух, бух... Бух, бух", — билось её сердце. А вместо туч в небе в такт его ударам пульсировала красными огоньками сизая сеть, похожая на грибницу.
Э-Ар приснился странный сон: будто она бежала по лесу на четырёх ногах. Не ползла на четвереньках, а бежала, весело отталкиваясь от земли. Её переполняла радость, рёбра щекотал изнутри смех, стволы деревьев мелькали, оставаясь позади. Проснувшись, она долго не могла понять, где находится: роскошная обстановка чужой спальни совершенно ни о чём ей не говорила. Кровать с балдахином и мягким изголовьем, тёмно-красные обои с золотым рисунком, янтарно-коричневый паркетный пол, лепные карнизы под потолком... У стены — резной лакированный комод и квадратное зеркало в богатой сверкающей оправе. На пуфике перед кроватью лежал халат, тоже ей не принадлежавший, но ничего другого поблизости просто не было, а потому Э-Ар, натянув его, откинула тюлевую драпировку, открыла балконную дверь и высунула голову в осеннюю сырую прохладу. Чугунные ворота... Кажется, кто-то возле них должен был стоять.
Плащ-балахон и взгляд-удар из-под мокрого капюшона. Она вспомнила: Одоми. Он что-то сделал с ней — дотронулся до лба, и она провалилась... в счастливый бег по лесу на четырёх конечностях. Где же этот свин? Неужели всё ещё в доме? Нет, завтрака в его компании она не перенесёт!.. А может быть, уже обеда — неважно. Мало того, что ест по-свински, так ещё и газы пускает за столом... ни в какие рамки. Какой бы легендой и знаменитостью он ни был, это его не оправдывало.
Э-Ар окончательно всё вспомнила и сникла под тяжестью навалившихся на неё обстоятельств. Закрыв балконную дверь, взялась за точёный столб балдахина и прислонилась к нему головой. Где же носит У-Она? Почему не отвечают родители?
Она схватила телефон и снова набрала их домашний номер. К её огромному облегчению, трубку сняли, и ответил голос матери:
— Да...
— Мама? Мам, это я! Вы как там с папой, живы?! — воскликнула Э-Ар.
Секундная пауза, и мать закричала в трубку:
— Э-Ар! Роднуля моя, где ты? С тобой всё в порядке?
— Да, да, мама, со мной всё хорошо, — чувствуя от радости и облегчения лёгкое головокружение, успокоила её Э-Ар. — Я в доме Рай-Ана Деку-Вердо.
— Тебя там... держат как заложницу? — дрожащим голосом спросила мать.
— Да нет, что ты! — засмеялась Э-Ар. — Ло-Ир — это сын Рай-Ана — наоборот, спас меня от чёрных псов, которые и хотели меня похитить. Они вас не тронули?
— Нет... Нет, но какой это был ужас, — простонала мать. — Э-Ар, отец в больнице с инфарктом!
Э-Ар села на кровать. От огорчения у неё сжалось и заболело горло.
— Мам, как он себя чувствует? Что говорят врачи?
— Как он может себя чувствовать? Плохо, конечно... Родная, ты лучше скажи, как хоть эти звери с тобой обращаются? — Послышались всхлипы.
Э-Ар нахмурилась и закрыла глаза, но продолжала куда-то медленно плыть вместе с комнатой. Родители живы, псы их не тронули, и это главное. Отец поправится, иначе просто быть не может.
— Мам, никакие они не "звери". Успокойся. То есть, конечно, да, они превращаются в зверей, но многие из них, как мне думается, будут получше нас, красноухих. Не думай о них плохо, ты просто их не знаешь...
— А ты, значит, их хорошо узнала? — Усмешка у матери из-за всхлипов получилась слезливой и горькой.
— Они необычные, — стараясь говорить мягко и спокойно, ответила Э-Ар. Да жёстко у неё и не получилось бы из-за этого странного головокружения. — Мудрые и сильные. И совсем не жестокие изверги, как ты думаешь.
Ей вспомнилась шершавая влажность языка ягуара на шее и щекотное прикосновение его усатой серебристоглазой морды в вырезе футболки. Что-то запретно-чувственное и непонятное было и этом, но и... что греха таить!... приятное. А возможность гладить и обнимать этого большого и опасного зверя, как домашнего кота, и умиляла, и щекотала нервы одновременно. Да ещё головокружение это... Оттого голос Э-Ар был еле слышным, когда она сказала:
— Они очень... очень славные. Не волнуйся за меня, я в полном порядке.
— Ты говоришь, как запрограммированная! — вдруг воскликнула мать. — Очнись, они запудрили тебе мозги!
Как ни рада была Э-Ар тому, что родители живы, сейчас она раздражённо поморщилась, и ей захотелось поскорее закончить этот разговор.
— Мам, перестань. Бред какой-то... Никто мне ничего не пудрил, успокойся. Ладно, я позже ещё позвоню. Целую, передавай привет папе.
"Хм... Не пудрил?" — подумалось ей, когда она положила трубку. Тогда как назвать то, что сделал с ней этот свин Одоми? Всё это было как-то подозрительно... И очень странный рисунок появился на потолке — в виде сизой сети-грибницы с бегающими по ней красными огоньками. Э-Ар раньше его не замечала. Новомодные обои, или...?
"Бух, бух... Бух, бух", — низкие, глухие удары. Сердцебиение — её или чьё-то?..
"Бух, бух", — кто-то бил её по щекам, а точнее, слегка похлопывал, но удары гулко отзывались у неё в голове. Неясное светлое пятно превратилось в лицо с тревожно поблёскивающей амальгамной плёнкой в глазах.
— Э-Ар, что с тобой?
На потолке больше не было той сети, только глянцевое покрытие с двумя рядами точечных светильников, но сердце билось — теперь уже точно её собственное. Заботливые руки Ло-Ира приподняли Э-Ар и помогли сесть на ковре.
— Я, наверно, сошла с ума, — пробормотала она, облокотившись на мягкий край постели.
Светловолосый оборотень, сидя рядом на корточках, спросил:
— Почему ты так думаешь?
От него приятно пахло: запах чистого, молодого, здорового тела смешивался с чуть приметным, ненавязчивым ароматом парфюма, свежим и прохладным. А может быть, это был лосьон после бритья. Э-Ар подняла палец, указывая на потолок.
— Там...
Ло-Ир поднял глаза, ничего особенного не увидел и вернул удивлённый и настороженный взгляд на Э-Ар.
— Сеть, — пробормотала она. — Сизая, как грозовые тучи. И огоньки красные. Померещилось, наверно...
Брови молодого ур-рамака сдвинулись. Он помог Э-Ар усесться на кровать и присел рядом.
— Не померещилось, Рыжик. Это Нга-Шу. Она питается негативом: болью, ненавистью, гневом, враждой... И страхом. Поэтому не бойся.
Его рука обняла Э-Ар за плечи, одев её чувством защищённости и уюта, как тёплой, пушистой шубой.
— Одоми открыл тебя Духу Зверя, ты теперь будешь видеть и чувствовать мир немного иначе. Ты проспала больше суток, но это нормально. Можно сказать, ты родилась снова, поэтому поздравляю тебя.
Э-Ар поёжилась.
— Сп-пасибо, — с запинкой проронила она. — А эту... сеть я тоже теперь буду видеть?
— Твои глаза открылись, и вещи, невидимые тебе раньше, стали видны. Но ты не должна бояться. Боящийся отдаёт свои силы Нга-Шу. Равно как и гневающийся, и ненавидящий.
Заворожённая серебристым мерцанием глаз Ло-Ира, Э-Ар спросила:
— А любящий?
Он улыбнулся, и его лицо приблизилось, дыша теплом.
— По-настоящему любящий никогда не станет её добычей. Любовью он связан с Духом Зверя, и если только он сам не убьёт в себе любовь и Зверя, он неуязвим для Нга-Шу.
Его ладонь накрыла её руку, и Э-Ар самой захотелось заурчать, как кошка. В этот момент послышалось негромкое "гм, гм": в дверях стояла Уль-И. Вроде ничего особенного они с Ло-Иром не делали, но Э-Ар кольнуло скверное чувство, будто её застали на месте преступления. Молодой оборотень, однако, был невозмутим и светел, как утренняя заря. Улыбнувшись своей девушке, он встал.
— Привет. Тебе тоже ко второму периоду? Поехали вместе, я тебя отвезу.
