— Амон, это ты? — сквозь туман изнеможения, страха и безумия, прошептала рабыня.
— Это Фрэйно, ниида. Успокойтесь, — телохранитель снял с себя рубаху и натянул ее на едва стоящую от слабости девушку. Та пошатнулась, и упала на руки своему верному стражу.
— Все сжечь, — приказал Амон.
Он стоял посреди заваленного телами поля. С опущенного клинка на землю медленно капала вязкая черно-красная кровь. Сладковатый воздух материка Рик-Горд был напитан болью, страданием и яростью. Порывистый ветер холодил разгоряченную потную кожу. Опьянение битвой схлынуло, будто и не заглядывала в глаза смерть, не лязгали у горла покрытые пеной клыки. Квардинг, не замечая боли, смахнул ладонью липкие ручейки, бегущие с распоротого плеча, и огляделся.
Бой стих. Где-то еще добивали оставшихся Безымянных, слышался свист оружия и торжествующие крики, но бой стих. Тут и там среди обрывков кровоточащей плоти и неестественно распластанных тел возвышались обагренные камни и осевшие пласты земли. То были рухнувшие скилы — землянки-норы, в которых жили свирепые великаны. Кое-где через утоптанную, залитую кровью каменистую землю еще пробивались дымы дотлевающих разоренных очагов...
Пряный запах, сладковатый и душный, бередил нервы, не давал развеяться туману боевого безумия, мешал сосредоточиться. Но это не первое и не последнее поле битвы, которое видел Амон. Поэтому он легко совладал с собой и принял человеческий облик. Отчего-то подумалось: "Видела бы Кэсс, даже не узнала бы". Он и правда мало походил на себя — забрызганный кровью, с прилипшими к лицу потными волосами, превратившимися в бурые патлы, с сочащимися ранами по всему телу, тяжело и прерывисто дышащий.
Прямо скажем, не с чего было терять спокойствие. Он и не терял. Лишь в жилах еще бурлил азарт стремительного и ожесточенного боя. Да, квардингу случалось лицезреть и гораздо более страшные виды — огромные поля, также обагренные кровью и устланные телами, но телами его воинов. Эти же изуродованные куски плоти не принадлежали его демонам.
Правда, Рорк ошибся с числом Безымянных — отряд Амона зачищал уже третье поселение, и никто из воинов не вспомнил бы, сколько скил за эти недели было разорено и втоптано в землю. Безумные монстры рассеялись по побережью, и подчас приходилось добивать их едва не по одному, тратя лишнее время. Но теперь на бурой каменистой земле материка лежали обезображенные смертью тела последних. Предводитель Адова воинства направился к границе поля и леса, перешагивая через мертвецов или расшвыривая ногами кровавые обрубки некогда живой плоти.
Несколько дней демоны загоняли оставшуюся группку Безымянных, и те, обескровленные частыми облавами и бегством, вывели своих преследователей аккурат на последнее поселение с несколькими десятками скил. Отряд обрушился на деревню с неба, руша земляные крыши и жестоко расправляясь со всеми, кто пытался выбраться на поверхность. Не щадили ни детенышей, ни самок. Крылатые убийцы не знали жалости, а если бы и знали, то все равно при свете дня звероподобные существа, лезущие из-под земли, не вызвали бы сочувствия.
Гладкие вытянутые черепа, обтянутые морщинистой складчатой кожей, безгубые рты, вытянутые носовые щели, глубоко посаженные красные глаза со словно бы вывернутыми кровавыми веками... Безымянные были уродливые, но при этом очень высокие и сильные. Даже великаноподобный Амон и тот выглядел среди них далеко не крепышом. Наверное, эти существа без проблем разорвали бы столь немногочисленную горстку демонов, каждый из которых проигрывал и в росте, и в весе. Однако свирепые чудовища совершенно не умели вести битвы. Ярости им, конечно, было не занимать, как и животного бешенства, однако слаженных действий от них ожидать не приходилось. Точнее, раньше не приходилось. В последнее время серые великаны стали собираться в стаи и нападать на путников, а также на жителей материка. И этого никак нельзя было допустить.
— Мой квардинг! Тебе надо на это посмотреть, — молодой меднокожий демон махнул рукой в сторону, где на границе каменистой почвы и зеленых лесных зарослей из земли поднимался тонкий дымок.
Скила. Недобитки.
Амон вытер меч и неторопливо убрал его в ножны. Что бы ни находилось в скиле, спешить не было смысла. Тело приятно гудело — еще не отпускало напряжение схватки, но в голове уже прояснилось, и это двойственное ощущение демон хотел продлить.
— Ну? Сколько? — насмешливо спросил Тирэн, перешагивая через чью-то отсеченную голову.
У него на бедре зияла безобразная рана, а правая штанина набрякла от крови, но выглядел сотник бодро.
— Побольше твоего, — хмыкнул в ответ друг. — Да и не потыкали меня так.
— Куда им, — сокрушенно склонил голову Тирэн. — Когда мой квардинг в ярости, его не то что мечом, падающей скалой не сразить. А мой квардинг беснуется уже... который день?
Ответом ему был короткий предупреждающий рык. Впрочем, демон не обратил на него внимания.
— Молчит?
— Да.
— Скоро вернемся — вправишь ей мозги, — успокоил Тир. — А пока наслаждайся.
И он размашисто обвел рукой поле боя. Амон же опять перевел взгляд на кромку леса. Широкая лента песка смешивалась с травой и плавно перетекала в изумрудную сень. Исполинские каменные глыбы прятались под зеленым мхом, и издалека казалось, что у лес охраняют окаменевшие, покрытые серебристым лишайником великаны.
Деревья шумели, словно переговариваясь и шепча: "Чужак. Чужак? Чужак!" А ведь в этой части материка вся земля считалась каменистой и безжизненной, здесь по побережью были рассыпаны сотни пещер, как близкие к поверхности, так и уходящие далеко под землю. А из-за торчащих то тут, то там слоистых валунов казалось, будто весь остров состоит из камня. Но этот лес... Откуда он взялся здесь — в царстве серой пыли, раскрошившихся скал и иссохшей земли?
— Может, прочесать чащу? — сотник задумчиво потер подбородок. — Там вполне могли спрятаться самки с детенышами.
— Нет. Если их туда и пустят, то живыми точно не дадут уйти, — квардинг вдохнул сладковатый, наполненный прохладой и влагой воздух. — Да и нам туда лучше не соваться. Это очень древний лес. Намного старше демонов. Не стоит его гневить.
— Что ж, твое обоняние еще ни разу не подводило, — согласился Тирэн. — Смотри-ка... Безымянные ютятся в скилах, а под боком такое сокровище. Кстати, скила... что там?
— Сейчас и узнаем, — демон едва не вдвое согнулся, спускаясь по крутым земляным ступеням, и выпрямился в полный рост, лишь оказавшись в просторной то ли пещере, то ли землянке. В открытом очаге весело трещали поленья, дым медленно вытягивало в дыру, спрятанную в неровном своде. Полинялая тряпица загораживала спальное место, а слева, сгорбившись на грубо сколоченной лавке, чинила какие-то лохмотья дряхлая старуха. Увидев Амона, она отложила свою работу и тяжело поднялась на ноги.
С удивлением вошедший смотрел на гриянку, распахнувшую призрачные ветхие крылья в почтительном приветствии. Морщинистое лицо озарилось клыкастой улыбкой, звериные когти разрыли землю, когда старушка склонилась в поклоне.
— Квардинг, — чистым молодым голосом проговорила она.
Амон опустился на колено, должным образом приветствуя Старейшую из Рода, и в знак уважения принял обличье человека, пряча крылья. Тирэн тоже незамедлительно склонился, следуя примеру вожака.
— Прости Мать, увенчанная Вечностью, что нарушили твое уединение, — спокойно извинился незваный гость и поднялся. — Я не знал, что здесь живет Старейшая.
— Никто не знал, — наклонила голову гриянка. В темноте блеснули нечеловеческие прозрачно-фиолетовые глаза — один был заметно светлее другого и казался сиреневым. — Думаю, никто и не узнает, мой мальчик?
— Как угодно, — "мальчик" уже собрался развернуться и уйти, но в этот миг уловил звериным обонянием посторонний запах, никак не принадлежащий Матери. Хищник, живущий в нем, напрягся, вздыбил на загривке шерсть. — Ты не одна, Старейшая?
Старушка виновато и как-то по-девичьи застенчиво вздохнула.
— Выйди, — коротко приказала она.
Тряпица всколыхнулась, и в теплый свет очага шагнул Безымянный. Совсем еще юный нескладный подросток. Тир вздрогнул и схватился за меч. Мальчишка побледнел, но не отпрянул в ужасе, как полагалось бы.
— Я не трону тебя, Мать, — безразлично сказал Амон. — Но этому созданию здесь делать нечего.
— Не смей! — воскликнула гриянка и, с неожиданной прытью метнувшись в сторону, заслонила питомца.
Квардинг смерил старуху тяжелым взглядом, однако она бестрепетно накрыла его пальцы, уже стиснувшие рукоять меча, сухонькой морщинистой ладонью и сказала с мольбой:
— Я имею право...
— Нет. Ты — гриянка. И неприкосновенна, потому что не подвластна безумию, а он, — Амон кивнул на ребенка, — умрет.
— Киттон, подойди, — негромко сказала хозяйка скилы.
Мальчик опасливо, держась стены, приблизился к своей заступнице и встал рядом.
— Ты дала ему имя? — глухо прорычал Тирэн. — Безымянным нельзя давать имена! Это предательство, которое непростительно для Старейшей.
— Он сам дал его себе, — сурово оборвала сотника гриянка, словно считавшая препирания со спутником квардинга ниже своего достоинства. — Киттон не подвержен безумию имянаречения. Я прошу пощадить ребенка.
— Он не ребенок, — оскалился Тир.
Старуха не удостоила его взглядом. Она смотрела только на Амона.
Тот в свою очередь изучал Безымянного, скрестив на груди руки. Подросток поежился под взглядом звериных глаз и инстинктивно отступил.
— И ты веришь ему? — спросил демон у гриянки.
— Я не убийца, — вдруг прошептал мальчик. — Я никого не обижал.
Амон кинул вопросительный взгляд на своего сотника. Тот не спешил убирать меч, но в глазах тоже промелькнула растерянность. Связная речь, очеловеченные (гораздо более очеловеченные, чем у остальных Безымянных) черты, отзвук эмоций в голосе.
— Умеешь говорить? — спросил Тирэн, опуская оружие.
— Он пришел ко мне месяц назад, — подала голос старуха. — Постучался, попросил еды. Он не собирался оставаться, но я настояла. Киттона в стае приговорили к смерти, потому что он не умеет впадать в боевое безумие, способен говорить и... очень отличается от соплеменников. Его черты понемногу приходят в норму — посмотрите в глаза. Они больше не красные, и кожа не землисто-серая.
— Неужели и вспышек жестокости тоже нет? — нахмурился Амон.
— Нет.
Обескураженный Тир взглянул на друга и медленно убрал меч в ножны. С подобным явлением демоны столкнулись впервые. За все годы охоты на Безымянных их уничтожение не подлежало сомнению.
Квардинг помнил — первые безумные великаны появились еще до проклятья. Изначально все они были гриянами — полукровками, рожденными в результате союза ангела и демона. Дети от смешанных браков рождались на протяжении тысячелетий, но внезапно грияны-мужчины подверглись необъяснимому умопомрачению. Находившее ни с того ни с сего безумие уничтожало память и все обретенные навыки. Сумасшествие накатывало стремительно: несколько дней болезненной вялости, светобоязнь и раздражительность, а потом постепенное превращение в звероподобное существо и угасание рассудка.
Обезумевшие, как правило, покидали дома и семьи, сбегали, повинуясь животному инстинкту, и жили небольшими стаями, никого не обижая и не привлекая к себе внимания. Их звали просто Одичалыми и не трогали, но однажды какой-то умник решил попробовать использовать здоровенных дикарей в качестве рабов на тяжелых, не требующих ума работах. Бестолковые, они долгое время не понимали, чего от них хотят, но постепенно научились-таки покладисто и послушно выполнять все, что требовалось.
И ничто не предвещало беды, пока однажды безумный раб не напал на надсмотрщика и не цапнул того за руку. Тут-то и выяснилось, что яд, содержащийся в слюне Одичалого, способен любого превратить в такое же существо. К счастью, этому яду опять оказались подвержены только грияны-мужчины. Демоны от него просто умирали, не обращаясь в монстров.
Зараженных и стали называть Безымянными, поскольку они забывали свои имена, прежнюю жизнь, но, в отличие от Одичалых, становились опасными хищниками, так как сохраняли крупицы памяти, кое-какие навыки и звериную жестокость. Первыми они истребили гриянок. Их грызли попросту за то, что те оказались бесполезны в плане продолжения рода и перевоплощения в им подобных. Затем началась охота на человеческих женщин — эти-то несчастные и становились самками. Их похищали и держали в стаях. Новорожденных мальчиков растили и пестовали, девочек убивали, так как они никогда не превращались в чудовищ.
Одним словом, опасные полукровки за короткое время превратились из досадной неприятности в огромную проблему — они быстро размножались, ловко прятались, а благодаря нечеловеческой силе и ярости — отчаянно сражались за свои стаи. Никакие попытки магического лечения не помогали — Безымянные становились только злее. Однако со временем удалось выяснить, что сделать их покорными может имянаречение. Если безумцу возвращали прежнее имя, полученное еще до одичания, он становился покорным. И мог быть покорным довольно долгое время. До нескольких десятилетий. Однако рано или поздно накатывала очередная волна сумасшествия, за которой следовала кровавая расправа над господином.
А потому, в очередной раз созвав Совет, левхойты решили вырезать на корню всю расу Безымянных, вот только... чтобы совсем избавиться от этих пакостных чудищ, следовало уничтожить и гриянов... Дилемма!
— Ты рожденный? — Амон наклонился к мальчику, изучая безобразное лицо.
— Я не помню, — виновато сказал ребенок.
— Не рожденный, — Тирэн покачал головой. — Иначе бы помнил. Что с ним делать?
— Оставим тут, — после недолгого размышления ответил квардинг. — Уйти ему некуда, а взбесится — найдем.
— Благодарю тебя, — низко поклонилась обитательница скилы. — Я не забуду...
Демон кивнул и направился к выходу, но замер, остановленный тихими словами:
— Не обманывай себя. Это уже произошло.
Он не обернулся и не спросил, что именно. Понял, о чем говорит Древнейшая. Но не стал задумываться над словами впадающей в старческое слабоумие бабки. Поднялся наверх, и отдал приказ возвращаться в столицу.
Кэсс проспала всю ночь и половину следующего дня. Она провалилась в черную пропасть глухого забвения — без видений и прерывистых пробуждений, а проснувшись, обнаружила, что в комнату печально заглядывает заходящее солнце. События минувшего вечера вспыхнули в памяти. Запоздалый испуг оглушил, и девушка, путаясь в широкой рубахе, пахшей ее телом и чужим мужчиной, вылетела в коридор.
— Фрэйно! Риэль... — испуганно выкрикнула она, силясь по бесстрастному лицу своего охранника угадать участь ангела.
— Жив пока, — ответил демон и усмехнулся, когда растратившая свой пыл мстительница шумно выдохнула и привалилась к косяку.
— Не надо его убивать, — дрожащим голосом попросила она, представив, что бы произошло, послушайся демон ее глупого приказа.
— Не буду, ниида.
Она еще потопталась в дверях, но, видя безмятежную твердость телохранителя, успокоилась и вернулась в комнату. Идти на Поприще было уже поздно, поэтому Кассандра отправилась на конюшню, к козе. Там на куче соломы безмятежно валялась Вилора. Заслышав легкие шаги приятельницы, вампирша, не открывая глаз, объяснила:
