Дети Земли

— Я все удалил.

Слово 'все' в устах старшего лейтенанта прозвучало как-то... слишком категорично, поэтому Никита решил уточнить:

— Удалил информацию о доставлении и обнаружении пистолета, я правильно понял?

— Нет. Я удалил информацию о доставлении, сведения о получении документов, электронную копию формы ф-2. Уничтожил информацию во всех базах данных, где упоминается Селин Никита Викторович.— Старлей напоминал механическую куклу — отчитывался безжизненным, 'деревянным' голосом и сидел неподвижно, словно боясь шевельнуться.

— Получении документов... Это каких?

— Водительского удостоверения, паспорта, свидетельства права собственности на квартиру...

— Ни фига себе! — возмутился Селин. — Это что выходит: если я паспорт потеряю, то новый уже не выдадут?

— Нет.

— Веселые дела. И квартиру мне теперь продать затруднительно...Я надеюсь, сведения о рождении Селина Никиты Викторовича ты не стер?

— Стер. Уничтожена информация в базах МВД, ФСБ, ГУИН, ФАПСИ, ГНК, Минюста, органах ЗАГС... — начал перечислять старший лейтенант, но Никита оборвал его:

— Хватит. Пожалуй, с установкой я немного перестарался. И как только сумел?— Селин покачал головой, удивляясь мощи своего гипнотического дара.— Приятель, часть информации придется восстановить.

— Не получится. Я стер информацию так, чтобы никто не смог ее восстановить, — процитировала Никиту 'механическая кукла'.

— Да, установки точнее надо давать,— попенял себе Селин и подбодрил старлея:— Не волнуйся, получится. Ты же самый лучший в мире хакер. Сейчас быстренько вернешь в базы сведения о рождении, о получении паспорта и о покупке квартиры. И что там еще?

Однако волшебные слова и бодряще-тяжелый взгляд на сей раз не помогли. Как ни давил Селин на сознание старлея, как не увещевал, 'самый лучший в мире хакер' лишь трясся, словно ударенный током эпилептик, и моргал сломавшимся светофором, но клавиатуру не трогал. А когда Никита врезал по мозгам компьютерщика главным калибром, бедолага закатил глаза, пустил изо рта пену и обмяк.

То ли мощь ментального воздействия оказалась чрезмерной, то ли 'хакер' действительно уничтожил информацию без возможности восстановления и, получив невыполнимую установку, 'перегорел', но приходить в себя он не желал. Селин толкал его, угощал пощечинами, брызгал в лицо минералкой из экспроприированной с соседней тумбочки бутылки, даже пробовал включить сознание силой внушения — без толку. Элементарная логика вкупе с обычной интуицией (сверхъестественная по-прежнему помалкивала в тряпочку) подсказывали, что из затеи с восстановлением данных ничего не получится.

Убедившись, что растормошить вырубившегося старлея не удается, Селин изрек:

— Ладно, хоть не один я в обмороки падаю.

Растекшийся сиропом по стулу, мокрый и пустивший пену 'хакер' вызывал интерес посторонних. И хотя, едва появившись здесь, Никита мягко обработал всех, внушив присутствующим, что ничего особенного не происходит, и клочок пространства, где расположился стол старшего лейтенанта, вообще не следует замечать, обморочный милиционер Селина слегка нервировал. Мало того, что приходилось постоянно рассеивать внимание уже находящихся в штабе милиционеров, так еще в помещение постоянно кто-то заходил... и норовил выйти. Никита вынужденно 'обрабатывал' и вновь прибывших, отправляя их восвояси, что требовало значительных усилий. Он устал и чувствовал, что вот-вот сам может повторить подвиг 'хакера'. В очередной раз. И тогда последствия предсказать невозможно.

Дабы не испытывать судьбу Никита оставил в покое бедного старлея и остальных милиционеров, забрал у Горбунова изъятые вещи и документы: сумку, водительское удостоверение, пистолет, наручники и прочее, и 'приказал' сотрудникам забыть о визите 'проверяющего'. А затем поспешил покинуть гостеприимный кров отделения милиции.

До любимой съемной берлоги добрался без эксцессов. Земля вела себя относительно прилично — периодически мелко подрагивала и вибрировала, но на дыбы встать не пыталась. Осколки чужой памяти из глубин разума тоже не высовывались, поэтому еще раз отполировать физиономией асфальт Никите не довелось.

Новый приступ настиг Селина уже в квартире. Приступ слабенький, если сравнивать с первым и вторым — бриз после шторма. Даже помрачения сознания не случилось, а так, легкое полуобморочное состояние. Просто на Никиту вновь обрушился водопад воспоминаний, однако связи с реальностью он при этом не терял и с Сыном Земли или с каким-нибудь многохвостым козлотуром из параллельного измерения себя не идентифицировал. Через дюжину ударов сердца приступ миновал, и Селин шумно выдохнул. Да, он не отключился, не свалился пыльным мешком на пол, но ощущения во время атаки его разума чужими воспоминаниями не назовешь приятными: Никита будто просмотрел отрывки кинофильма, снятого в формате 3D, в изрядном подпитии. А сейчас резко протрезвел.

'Фильм' явно относился к категории 'элитарное авторское кино' — Тарковский, Муратова и их эпигоны отдыхают — и демонстрировался обрывочно и в ускоренном режиме. Однако и того, что Никита сумел 'зацепить' и воспринять, хватило для однозначного вывода: 'кино' ему не нравится. Совсем не нравится. И качество съемки, и, главное, содержание.

Несмотря на произошедшее несколько часов назад слияние с разумом Чужого, в его беспорядочных воспоминаниях Селин разбирался еще не до конца, многого не мог понять, но энциклопедических познаний культуры и языка Детей Земли ему и не требовалось. Никита освоился с воспоминаниями ныне покойного господина Алниора в достаточной степени, чтобы после 'просмотра авторского кино' уразуметь: человечество ждет страшная катастрофа. И вызовут катастрофу его новые 'знакомые'...

* * *

Тишина. Она пропитывала собой пространство огромной пещеры, и даже мягкий шелест стекающей с каменных стен и исчезающей в земных недрах воды не нарушал ее, а лишь оттенял. Тишина царила всюду: она таилась темных углах, купалась в теплых солнечных лучах, проникающих в пещеру сквозь узкое отверстие в верхней части свода, стелилась болотным туманом по ослепительно-зеленой траве. По траве...

Вместо холодных сталактитов на базальтовом полу расстилался мягкий травяной ковер, из которого, словно в подтверждение нелепого высказывания о том, что и на камнях растут деревья, вздымались к сводам пещеры дубы, сосны, ели и кедры. Почти настоящий лес. Небольшой кусочек чащи, которую волшебным образом запихнули в подземное царство. Почти настоящий, так как лес напоминал оранжерею. В нем не было ни буреломов, ни непроходимых зарослей, ни коварных кочек, ни ям. Ни пожухлых опавших листьев, ни засохших веток. Между дубов и елей не бегали лисы и зайцы, не сновали в кустах мелкие грызуны, не ползали по листьям жуки и мухи, не порхали над полянами бабочки, не летали птицы. Зверьем и насекомыми здесь и не пахло. Только ровный изумрудный ковер травы и аккуратные ряды деревьев.

И тишина.

Всеобъемлющая тишина.

Недаром это место Дети Земли называли Тихой Чащей. Или Гротом Уединения...

Уединение Первого Сына нарушило появление Эолана. Он вошел в Грот, наклонил голову и замер в двух шагах от кряжистого дуба, под которым стоял носитель Алмазного Венца.

Первый Сын взглядом выразил неудовольствие бесцеремонным вторжением в его Место Уединения и лишь затем разрешил старинному другу говорить.

— Лесная Ветвь в смятении. Один из Детей вернулся в Лоно Матери не по своей воле...

— Кто?

— Алниор из Ищущих.

— Лучший Незримый.

— Да, лучший.

Носитель Алмазного Венца прикрыл глаза и сложил пальцы в жесте скорби:

— Где?

— В поселении хомусов. В том поселении, где жил любознательный хомус, узнавший о существовании Ветвей под сенью...

Взмахом кисти Первый Сын оборвал собеседника, что свидетельствовало о высочайшем раздражении, и задал новый вопрос:

— Как?

— Он использовал Дар последнего вдоха.

— Что?!

Яростный возглас венценосца смерчем пронесся по рукотворному лесу, пригнул траву к земле, заставил испуганно трепетать листья на ветвях могучих деревьях и эхом расплескался по каменным сводам пещеры.

Такого бурного проявления эмоций со стороны Первого Сына Эолан еще не видел. Никогда. Впрочем, вспышка ярости была кратковременной и быстро миновала. Листья замерли, трава расправилась, эхо растворилось в привычной тишине Грота.

— Что заставило Алниора применить Дар последнего вдоха?— в голосе венценосца прорезались металлические нотки, от которых Эолан едва не поежился. Слово жалкая зверушка — хомус.

— Лесная Ветвь не ведает.

— А что ведает Лесная ветвь?

Несмотря на полное соответствие слов Первого Сына принятому канону общения, в прозвучавшем вопросе Эолан отчетливо услышал сарказм. Поэтому он приступил к подробному докладу.

— Алниор вместе с Талилом из Видящих исполнял повеление Алмазного Трона — искал хомуса, способного извлечь информацию из пластин и счетных машин. Хомусы называют их дисками и компьютерами. Пользоваться ими может любая зверушка, но часто их хитроумные устройства специально защищены от интереса посторонних, и для получения доступа к информации требуется знание определенного набора цифр или знаков. Его называют паролем. Без знания этого пароля извлечь информацию из устройства способен лишь специально обученный хомус. Именно такого хомуса и искала Лесная Ветвь.

Записи и устройства возвращенного в Лоно своего собрата забрали наделенные Силой — ашеры, поэтому Алниор и Талил наблюдали за их жилищами. За теми, куда доставлены записи и устройства. Когда Лесная Ветвь ощутила призыв Дара последнего вдоха, Алниор наблюдал за жилищем одного из ашеров.

— Наблюдал?

— Должен был наблюдать. Алниор обратился к Дару последнего вдоха в месте, удаленном от жилища ашера. Удаленном на четверть полного морского взора.

Эолан умолк, исчерпав запас слов для доклада. Первый Сын также не спешил размыкать уста. Воспользовавшись предоставленным шансом, из темных углов пещеры выползли плотные сгустки тишины и заполонили собой пространство Грота Уединения.

Когда носитель Алмазного Венца вновь заговорил, в его голосе уже не звенел металл:

— Для призыва Дара последнего вздоха нужны причины. Веские причины.

Эолан сплел пальцы в жесте согласия и почтения.

— Да. Для применения Дара требуются решимость и отчаяние. Чтобы решиться на такой шаг Алниор должен был уже ступить на путь в Лоно и видеть, что спасения нет. Это возмездие за собственную гибель... или способ устранения угрозы существования Детей под сенью Алмазного Трона.

— Кто способен вернуть в Лоно Матери опытного Ищущего из Лесной Ветви?

— Наследники гвархов. Возможно, наиболее могущественные из наделенных Силой — ашеров.

— Тот, кто оправил Алниора на путь в Лоно Матери, прекратил существование?

Собеседник венценосца низко склонился в знак принятия вины и покорности:

— Неизвестно. После призыва Дара последнего вдоха следов не остается. Только вкусившая силу огня почва.

Первый Сын дождался момента, когда его старинный друг перестанет демонстрировать принятие вины и покорность и примет позу Внимания и Повиновения, и произнес:

— Если виновный в возвращении в Лоно Матери Ищущего Алниора не погиб, его следует найти и покарать. Пусть этим займется Лесная Ветвь.— Носящий Алмазный Венец сделал паузу, подарив беседе возможность сделать пару глотков тишины, и повелел:

— Подготовку к Обновлению необходимо ускорить.

ГЛАВА 8

Сотовый телефон противно запиликал под ухом. Противно и нудно. Обнимающая мягкую подушку Вика перевернулась на другой бок и постаралась игнорировать телефонные трели, но они не унимались. Пиликание и жужжание вибрирующего корпуса телефона создавали 'великолепную' звуковую дорожку и терзали барабанные перепонки, казалось, вонзаясь в мозг.

Вика не являлась сторонником закачки разнообразных модных рингтонов на мобильник, но сейчас заложила бы свои потроха вместе с душой какому-нибудь демону или Гроссмейстеру ордена за то, чтобы вместо трелей обкурившейся малиновки и жужжания недовольного, ворчливого жука слышать ненавязчивую веселенькую мелодию. Или песенку. Желательно из репертуара телевизионной программы 'Спокойной ночи, малыши'. Как там: '...глазки закрывай, баю-бай...'.

Баю-бай не получалось. Сладкий утренний сон подтаявшей льдинкой ускользал из объятий, а телефон настойчивым дятлом долбил по ушам и мозгам. Вика почти машинально водрузила подушку себе на голову, наивно надеясь, что таким банальным способом изолирует органы слуха и центральную нервную систему от внешнего мира. И оградит себя, любимую, от посягательств сволочного мобильника на право спокойно нежиться в постели. Напрасно. Телефон не унимался, а сон улетучился окончательно.

Преодолев внезапно возникшее желание пойти в кладовку, взять молоток и раздолбать к чертям собачьим металлопластиковое чудо финской инженерной мысли под названием 'Nokia', Вика откинула подушку и, не открывая глаз, потянулась к прикроватной тумбочке. Где покоился трижды проклятый сотовый. Вернее, не покоился, а жужжал и пиликал. Нашарив рукой прямоугольный корпус телефона, девушка, не глядя на экран, ткнула кнопку приема и поднесла трубку к уху.

— Слушаю.

— Ты дома?— из трубки донесся радостный и до омерзения бодрый голос Оспешинского.

— Да.

— Спишь?

— Сплю.

— Врешь. По ауре вижу, что не спишь?

— Слушай, ты...— вскипела было забытым на плите чайником Вика, но подходящее уничижительное именование для негодяя, мешающего девушкам предаваться сну и неге, подобрать не сумела, поэтому лишь фыркнула:— Чего ты там видишь? Ауру по телефону? Очень смешно.

— Не смешно, зато правда. Заканчивай дрыхнуть, вставать пора. Я к тебе сейчас заскочу.

— Какая пора?! Ты на часы смотрел? Подожди, заедешь?.. — спросонья Вика соображало туго, мысли даже не разбегались, а расползались разморенными полудохлыми червяками. — Что-то случилось?

— Да ничего не случилось. Просто так заскочу, скучно мне. Вари кофе, скоро буду.

— Скучно ему... — начала гневную прочувственную речь Вика, но ее уже никто не слушал — Оспешинский прервал связь. Юная ведьма обреченно зевнула. Ничего не попишешь, придется отложить заманчивые планы по дальнейшему просмотру сладких снов и вылезать из-под одеяла. От посещения ее квартиры лохматым очкастым нахалом уже не отбояришься, это стихийное бедствие не остановить, его можно только пережить. Вика потянулась, встала с постели и пошла варить кофе.

Стихийное бедствие нагрянуло через двадцать минут. Хозяйка квартиры едва успела умыться и поставить кофейник на плиту, когда запищал звонок. На сей раз дверной.

— Доброе утро, соня! — протиснувшийся в открытую дверь 'лохматый очкастый нахал' проявил невиданную вежливость.

— Сомневаюсь. Ты чего в такую рань? — вместо приветствия хмуро поинтересовалась Вика.

— Ничего себе рань. Семь часов. Народ давно уже заступил на трудовую вахту. — Оспешинский сбросил туфли и сразу же направился на кухню. Девушке, дабы соблюсти приличия, пришлось топать за ним.