Чаквас кивнула. Сержант исчез в проёме салонного люка и челнок ушёл к "Чистилищу". А кокон криокапсулы остался — техники уже подсоединили его к бортовой сети фрегата и аппаратура капсулы отреагировала нормативно. "Умеют делать технику, когда захотят. — подумала врач, включая инструментрон. — Посмотрим".
Анабиоз, криосон. Для непосвящённых эти слова — сродни заклинаниям. Для специалиста — обычные термины. Для знающих — вообще рутина. Чаквас снимала показатели жизнедеятельности и смотрела на зажатую в фиксаторы фигурку девушки. "Тело покрыто татуировками. Полностью. — отмечала Чаквас. — Сильная особа, выдержанная, способная терпеть боль. Её тело — её татуировки. Здесь нет ничего особенного. Кожа её тоже принадлежит ей — делала то, что хотела. Но татуировки... специфические. Видимо, делала у спецов, которые понимали, что и как делать и делала... вполне могла делать по своим эскизам. Одежда... Хм, если это можно назвать одеждой... Так, ремни с треугольничками... Но понятно, если она сильный биотик и рождает импульсы всем телом... ей одежда будет только мешать, если на неё много будет надето — это ослабит волны. Сильно ослабит. Приличия она не нарушает — всё, что следует закрыть с точки зрения минимальной морали и нравственности — закрыто как положено. А остальное — да пусть смотрят. Главное — возникать при виде столь татуированной особы никто особо и не будет. Да и разглядывать тоже поостерегутся, если слишком внимательно. Убить может явно и без биотики — нет ни капли лишнего жира, только мускулы и связки. Пантера. — Чаквас осмотрела фиксаторы. — Да. Определённо боялись. Боялись до дрожи в коленках, а может быть — даже и больше. Такие обручи на конечностях, голова в зажимах, шея, талия. Боялись. Очень боялись. — она сверилась с ридером. — Ага. Пять ИМИРов на охране. Более чем боялись. Опасались. Ненавидели. И фиксаторы — серьёзные. В криосне и анабиозе такие не разорвешь просто так, даже с биотикой. Нужно падение напряжения. Сильное падение напряжения. А блок, где её держали — особый. Так называемый БУР — блок усиленного режима. Там не забалуешь и туда уж энергию поставляли в приоритетном порядке. Гм. — Чаквас переключила режимы медсканера. — Если упадёт напряжение и она освободится — мало не покажется. У нас такое может быть в редчайшем случае — синтеты да и Моро с Адамсом не допустят. Но если вырвется — любой вулкан Кракатау детской хлопушкой покажется. — врач фрегата ознакомилась с добытой синтетами информацией по "Подопытной Ноль". — Джек. Прагия. До сих пор вздрагиваю, читая отчёты Шепарда по путешествию на эту базу Цербера. Заброшенную базу. — Чаквас отошла к лабораторному столу, присела на раскладной стул. — Ладно. Просмотрю ещё раз все материалы, потом, когда вернутся наши с "Чистилища", надо будет поговорить с Явиком и Шепардом. Может, что и Алла подскажет. У них, вроде бы, более богатая практика по обращению с такими вот пациентами. Что поделать, Империя более строга и беспощадна к своим подданным, вышедшим за рамки. У нас, может быть, и демократия, а у них — дисциплина. И порядок. — Чаквас углубилась в чтение и забыла обо всём, что её окружало".
Работавшие в трюме нормандовцы не беспокоили врача фрегата и её новую пациентку. Двое техников возвели вокруг закутка стенки, установили дверцу и ворота, после чего приступили к выполнению регламентных работ по техобслуживанию систем трюма и больше не обращали внимания на то, что происходило с капсулой, доставленной с "Чистилища".
Вернувшийся с "Чистилища" Явик подошёл к капсуле, несколько минут смотрел на Джек, прикоснулся несколько раз к фиксаторам и к блокам аппаратуры анабиоза.
— Можно будет вытащить, Карин. — сказал он. — Я подготовлю материалы. Не сразу, но вытащим. Хорошо, что впереди у нас — возвращение на Цитадель. В условиях корабля... можно будет сделать основные, самые болезненные операции. А на станции — уладить шероховатости.
— Вас что-то беспокоит, Явик?
— Да, Карин. — протеанин отошёл от капсулы. — Не знаю, чем это можно объяснить. Не хочу пускаться в длительные объяснения. Но в системе Совило у нас может быть сложная работа. Поэтому придётся сделать очень многое до того, как мы попадём в эту систему.
— А допустима ли здесь, Явик, "площадка"?
— Допустима, Карин. К этому времени она, вполне вероятно, уже не будет зажата в эти фиксаторы.
— Медотсек?
— Именно. И пусть спит до самой Цитадели. И пусть спит на Цитадели. А мы будем работать, чтобы она проснулась в полной норме. Настолько норме, насколько это вообще возможно, учтя то, что ей пришлось пережить и перенести. Капитан... — Явик отступил в сторону от капсулы, пропуская вошедшего в трюм и подошедшего в выгородку Шепарда. — Та, которая поставила на уши лабораторию Цербера на Прагии.
— Да. — Шепард взял поданный Чаквас ридер, ознакомился с записями. — Яв?
— Её можно будет... стабилизировать. Частично — на корабле, частично — на Цитадели. Но торопиться не будем.
— Семья? — Шепард отступил от кокона к лабораторному столу.
— Её матери сказали, что она умерла. Прошло слишком много времени. — сказала врач. — Оливия доложила, что её мать — жива. Она — на Земле, но вряд ли сейчас следует даже планировать воссоединение. А в будущем — стоит планировать и обеспечивать обязательно. — сказала Чаквас, сверившись с инструментроном.
— Вы правы, доктор. — старпом вернул ридер, повернулся к Явику. — Твоё мнение, Яв?
— Жестоко, Шепард. Но перед вами — сильнейший и лучший биотик человеческой расы. Это — если кратко. Если дополнить, то она — не кисейная барышня, а воин. И удержать её в тылу, учитывая надвигающееся вторжение, будет невероятно трудно. Она не привыкла отсиживаться на задних планах. Её стихия — не вздохи под луной, хотя это тоже ей не чуждо, как женщине, а бой. Жесточайший бой, без всяких поддавок, условностей, защиты. Можно, конечно, сделать из неё Орудие Судного Дня для Жнецов. Можно. Но лучше будет сохранить её как личность, как человека, как женщину. А сила и совершенство биотики, равно как и совершенство физической подготовки от неё... никуда не уйдёт. Её... искорёжили, Шепард. Не физически, здесь как раз всё в порядке. А психологически. Из неё пытались сделать только оружие. То самое оружие, которое пытаются до сих пор сделать из нашего агента в "Цербере".
— "Церберу" не нужны личности. Ему нужны инструменты. — сказал Шепард, окинув взглядом Джек. — Доктор... можно как-то...
— Можно, Джон. Как только будет возможно, мы переведём её в медотсек. А там она будет прикрыта так, как положено пациентке. Но сначала надо найти баланс. А это — дело не быстрое. То, что сейчас на ней — следствие того, что её рассматривали не как человека, не как личность, не как женщину, а только как оружие. Её главное оружие — биотика. Второе — совершенная физическая подготовка. Этому было подчинено всё.
— Неужели правы были те, кто считал, что маги не имеют права и возможности носить среднюю и тяжёлую броню? — спросил старпом.
— Может быть, может быть, Джон. Очень даже может быть. Тут нет никакой морали — чистая химия и физика. Между излучателями и их целью не должно быть... рассеивателей. Вот и приходится идти на такие вот упрощения и жертвы. Да в бою и особо посмотреть не будет времени — только успевай поворачиваться. Физически она очень сильна, даже без биотики — это ясно видно и ощутимо. А если подключит биотику — даже пяти ИМИРам будет места мало.— ответила Чаквас. — Тем не менее, мораль она блюдёт, всё прикрыто так, как положено. Значит, она до сих пор ощущает себя не оружием, а женщиной, человеком, личностью. В этом — ключ к возможному нашему успеху в деле её возвращения к обычной жизни. Здесь главное — иметь достаточно времени.
— Полагаю, что капитан Андерсон не будет против, если потребуется... увеличить срок полёта к Цитадели. У нас ещё как минимум несколько операций на планетах. — Шепард присел на раскладной стул.
— Явик убеждён, что у нас будет сложная работа в системе Совило. — сказала врач, обменявшись взглядами с протеанином.
— Да, Джон. — воин древней расы кивнул. — Есть у меня такое ясное предчувствие. Точнее сказать — не могу. Отмечу только, что это будет не военная операция. Стрельбы там не будет. Но остальных сложностей... если их можно так назвать... будет в достатке.
— Вот и у меня такое же ощущение. — тихо сказал Шепард. — Даже не знал, как это определить. Рад, что не я один такой параноик.
— Да нет у вас никакой паранойи, коллеги. — Чаквас пододвинула к себе инструментрон. — Обычное предчувствие, обычная предосторожность. В нашем с вами деле без этого — никак нельзя. Идите и дайте мне возможность спланировать работу. Яв, я вам потом перешлю план, прочтёте и почёркаете.
— Хорошо. — Протеанин покинул выгородку следом за Шепардом. — Джон, вы планируете её...
— Если она действительно воин — будет невероятно сложно убедить её остаться на Цитадели. Она не привыкла быть позади и предпочтёт борта наших кораблей. Возможно потому, что у нас впереди — предостаточно работы. — Шепард повернулся к выходу из выгородки.
— Она... неприхотлива. Даже иногда сомнения берут, Джон, что она женщина. — сказал Явик.
— Женщина, Яв, женщина. Только женщина в состоянии выйти из этого океана боли и страданий с минимальными повреждениями и потерями. Природа так захотела. Наверное, поэтому эволюция повелела мужчинам защищать женщин. Такое страдание, такую боль нельзя терпеть непрерывно и постоянно. Я — к себе. Надо ещё поработать с документами. Наши синтеты натащили ридеров с данными — придётся ознакомитья. — Шепард открыл створку и переступил порог.
— А я вернусь на "Волгу" к "штыку". — Явик направился в ангар.
Образы, приглушённые звуки, запахи, ощущения. Всё это неожиданно проступило сквозь густую пелену. Вот она, маленькая девочка... казалось бы, она ничего не должна была запомнить из столь раннего периода своей жизни. Ан нет, оказывается, запомнила. Запомнила, как врач, несущий её из родзала, где осталась на столе мать... Вероятно, зашивали... Она слышала переговоры других врачей, которые на это указывали. А этот врач... Во время беременности он втихую облучал её мать нулевым элементом. Как и многих других беременных женщин. Внешне всё выглядело тихо и мирно — вызовы на еженедельные осмотры, ежемесячные консультации и обследования. А на самом деле... Её матери о многом не говорили. Пилюли, таблетки, какие-то приборы. Странные рентгеновские и ультразвуковые сканеры. Что там может простая женщина понять за несколько минут обследования-то? Она ведь не специалист во всей этой машинерии. А рвота, слабость, токсикоз... Как тут без этого, ведь беременная она.
И потом она, Дженнифер, на руках у врача. Который уносит её от матери. И она кричит, кричит, потому что чувствует, что больше она мать не увидит. Какая-никакая, она всё же её мать. Та, что выносила, та, что родила. Только вот кормить её, Дженнифер, ей не довелось. Только и успела, что оформить бумагу, где нарекла свою ещё нерожденную дочку. Это — единственное, что она успела сделать, пока была уверена, что дочка, ею рождённая, будет жива. Она так верила, что с ней всё будет в порядке. И не слышала то, что слышала её новорождённая дочь. Ох, не знают врачи, очень многого не знают. А она всё слышала, всё запомнила, всё понимала и всё ощущала. Вот так аукнулось врачам-изуверам облучение её матери нулевым элементом. А врач... врач просто оказался подкуплен. Тогда впервые Дженнифер узнала о "Цербере". Нет, врач не был тупым или не далёким. Он не назвал эту организацию вслух. Но разговор, разговор, который он вёл по спикеру... "Да, сэр, у новорожденной биотические способности. По шкале Ватекс — восемь и пять, по шкале Шавил — двенадцать. Да, сэр, понимаю сэр. Обязательно, сэр. Нет, сэр. Мать ничего не будет знать. Мы всё сделаем, сэр.". Дженнифер вдруг вспомнила, что в тот момент, когда врач говорил о том, что её мать ничего не будет знать, она, Дженнифер, заорала особенно громко и врач едва не выпустил её из рук, но сумел удержать и вынужден был закончить разговор с неведомым собеседником побыстрее. Впрочем, основное он уже ему сказал, зачем увеличивать количество слов? Больше дела, больше дела, функционер от медицины. Она потом уснула, будучи уверена, что матери скажут о её судьбе, судьбе её дочери что-то очень страшное. Скорее всего, что ребёнок родился, а потом... потом внезапно умер. И так бывает. И её мать, как почти любая женщина, знала, что такое возможно. Но какая мать согласится, что это произойдёт именно с её ребёнком?! И почему-то Дженнифер была уверена в том, что мать будет её ждать, надеяться. Верить... Хотя бы в то, что там, за Гранью, встретится со своей дочерью и они... они будут вместе.
А потом ей что-то вкололи...и переправили куда-то. Кювезы, кроватки... Слабое освещение, питание по трубочкам. Стимуляции мышц... И через два года такой жизни начался ад... День за днём, неделя за неделей, декада за декадой, месяц за месяцем, год за годом. Она сбежала тогда, когда почувствовала себя сильной. Она осознавала, что её психика, нет, не тело, а именно психика — искорёжены. По-иному и быть не могло — то, через что ей пришлось пройти не могло не сказаться самым пагубным образом на её личности.
Она стала убивать, попала, как тогда говорили чистенькие и сытые органики, в криминальное сообщество. Разве она считала себя криминальным элементом? Она просто пыталась выжить. Да, ей пришлось убивать едва ли не конвейерным методом, но органики хотели получить совершенное оружие — и они его получили. Получили оружие, отказавшееся служить своим хозяевам и пожелавшее служить только самому себе.
Сталь закаляется в огне... Какие красивые слова. А на деле... На деле Дженнифер стала одним из самых опасных преступников в Галактике. За ней были горы трупов органиков всех рас. Ведь её биотические способности действительно были развиты до максимума. Такого максимума, какой вряд ли планировали увидеть даже сами истязатели.
Прагия... Она впоследствии узнала, где её годами держали. Узнала и поставила перед собой цель наказать всех. Всех, кто был в числе сотрудников базы. Всех, кто сумел избежать наказания. Всех, кто там не погиб. Наказала. И добавила к своему огромному счёту ещё несколько десятков трупов. Необычные методы воспитания и обучения, применённые по отношению к ней сотрудниками "Цербера" дали прекрасный результат. И уложили этих сотрудников рядами трупов. Лишив их, этих сотрудников, права на обычную жизнь, под личинами, под шифровками, под прикрытием легенд.
Да, её саму ловили. Приходилось... тянуть срок. А там и до татуировок дело дошло. Тюремные — самодельные, там нет условий для качества. Да и количество строго ограничено — не каждый может получить все возможные татуировки. Она терпела неизбежную боль. Пусть блёклые, но навсегда. Её тело — её собственность, а значит, она может делать со своей кожей всё, что захочет. Татуировки множились. А вот друзья — нет. Обжёгшись однажды, поняв, что её используют и в этом случае, Джек убила всех, кто набивался к ней в друзья, а потом... потом просто не заводила друзей. Никогда и нигде.