А потом её поймали. Поймали уже по-серьёзному, видимо, она всех крупно достала и её решили упрятать подальше и понадёжнее. Она до сих пор помнила, пусть смутно, без особых деталей, но помнила, как это случилось. Как банда... последняя банда наёмников, в которой она тогда была боевиком, на одном из привалов вдруг навесила на неё аккуратные кругляши. Просто хлопками. Хлопки по своему телу для временно своих Дженнифер ещё допускала. Не более. Иначе нельзя — не сойдёшь за свою.
А эти кругляши вдруг стали жечь её кожу и она... она потеряла контроль над собой, стала... слабой. И хотя она отчаянно пыталась отбиваться, её всё же спеленали. И засунули в "Чистилище". А тогда... Тогда она очнулась в железной кубической камере. Ничего лишнего — унитаз, раковина с краном, скамейка, привинченная к стене. И полумёртвая лампочка, совсем, совсем не дававшая света. Так, обозначавшая. Делавшая возможной хотя бы минимальную ориентацию в пространстве этого кубического гроба.
Она очнулась на полу этой камеры. Минимум одежды. И слабость. Сильная слабость, даже биотику не запустить. И здесь она узнала другую жестокость. Жестокость охранников, уверенных, убеждённых в своей безнаказанности. Жестокость заключённых, за каждым из которых высились эвересты трупов и горы развалин. Её начали насиловать. Конвейером, безжалостно, даже не получая удовольствия. Просто потому, что имели на это право и возможность. Просто потому, что надо было в этом аду чем-то заниматься, если уж невозможно было убежать — вокруг был космос, да и аппаратура в этом скотовозе была... самая передовая.
Те сферы. В которые она регулярно попадала, набрасываясь во время прогулок в залах на своих обидчиков. Там ведь не делили, мужчина ты или женщина. Просто выпускали погулять и не угрожали. Не предупреждали. Просто включали эти сферы, паковали бунтарей и растаскивали драчунов. Когда начинали считать, что хватит драться им. Никто, почти никто из персонала не был заинтересован в трупах.
А Дженнифер оставляла за собой только трупы. Как охранников, так и заключённых. Она убивала всех, кто к ней прикасался против её воли и против её желания. Не калечила — убивала. Так долго продолжаться не могло. Тюрьма теряла заключённых, за которых можно было стребовать плату. И её поместили в криокамеру. Сначала — в стазис, а потом — в криокамеру.
Те пять ИМИРов сопровождали её, едва бредущую в полусне к этой стойке. Её боялись и теперь её сопровождали эти тяжеляки. Эти гиганты-роботы. Её боялись и потому засунули в криокамеру. Она помнила только шипение из сопел и провалилась в беспамятство, ощущая, как стойка опускается вниз, в марево. Не видя — ощущая. И потом наступила тьма и безмолвие.
Явик в очередной раз удивил Чаквас. Он смог показать ей память Дженнифер. Показать то, что запомнила она в своей бедной приятными впечатлениями жизни. Не рассказать — именно показать. Рука Явика лежала на руке Карин и доктор видела. Своими глазами, своими чувствами, своим разумом видела то, через что прошла эта девушка. Это помогало спланировать лечение. Помогало избежать многих ошибок.
Протеанин сам многое сделал, чтобы Дженнифер преодолела последствия калечащего воздействия Прагии, разрушающего действия череды убийств и актов насилия. Чаквас совершенно искренне сомневалась, что современная ей, врачу ВКС Альянса медицина способна была бы без вмешательства Явика справиться хоть в малой степени с таким коктейлем, скрытым в теле этой хрупкой на вид девушки, от которой веяло не только физической, но и биотической силой. Веяло так, что большинство разумных совершенно обоснованно старались держаться от Дженнифер подальше. Дженнифер.
Когда Чаквас ознакомилась с материалами расследования, учинённого синтетами, она очень захотела связаться с той женщиной. По-прежнему ждущей встречи со своей дочерью. Но поняла, что делать это явно преждевременно. Дженнифер пока не была готова к этому, к этой встрече. А без неё, без её присутствия и участия... Это было бы издевательством над чувствами и памятью живого человека. Двух живых людей.
Явик не вмешивался в эти решения — он просто раз за разом приходил и восстанавливал психосферу Дженнифер. Устранял разрывы, сшивал трещины, заполнял лакуны. Не было в человеческом обычном и специальном языках таких понятий, таких терминов. Чаквас это очень хорошо уяснила — он ей показывал то, с чем работал. Впечатления... самые неоднозначные.
Мало кто из врачей-землян видел такое столь же ясно и отчётливо, как видела это она. И "лакуны", "трещины", "разрывы" — это было всё слишком условно. Не было даже близких соответствий тому, что видела врач-травматолог и хирург Карин Чаквас. А уж техника, которую использовал Явик... Люди если и создадут приближённые аналоги, то лет через двести. А то и никогда не создадут. Это был уровень Миралы, а не уровень стандартной хирургии. Здесь ещё не было даже приближения к начальным этапам.
А Явик... Явик работал как профессионал. Военная медицина в чистом виде. Он ей много рассказал, как годами протеане, воюя со Жнецами и их приспешниками — от органиков до синтетов, бросали ресурсы на вот такие вот исследования. Помогавшие в буквальном смысле выжить. Сохраниться не только физически, но и психически. И Чаквас уже не хотела выговаривать Явику за то, что он называл себя только воином, имея столь разностороннюю и глубокую подготовку. Для Карин понятие воина внезапно и, в то же время, совершенно закономерно расширилось и наполнилось новыми смыслами.
Обнажённая Дженнифер плыла. Вокруг, насколько хватал взгляд, была толща чистейшей, голубоватой, пронизанной солнцем воды. Лёгкими гребками девушка помогала телу скользить, не задумываясь о том, что ей банально не хватит воздуха. Сколько она уже проплыла — ей было не интересно знать. Дно было где-то далеко внизу, далеко вверху была поверхность, к которой так не хотелось подниматься.
И Дженнифер продолжала плыть. Плыть в этом мягком обнимающем, совсем не страшном океане спокойствия, уверенности, чистоты и цельности. Дженнифер чувствовала себя не чужой в этом мире, ощущала, что является его неотъемлемой, важной частью. И плыла, легко меняя направление, приближаясь к самому дну и поднимаясь к самой поверхности. Все страхи, вся настороженность, всё всегдашнее ожидание посягательств отступали. Медленно и осторожно, но неуклонно отступали куда-то на зады сознания, обрушивались в пучины малопонятного для Дженнифер её собственного подсознания. И теряли власть над ней, над её сутью.
Она помнила, многое помнила из своей прошлой тяжёлой и опасной жизни. Но теперь для неё было главным её настоящее и ещё более главным было её будущее, в котором этому кошмару, этой жути уже не было места. И она начинала верить, что сможет доверять другим разумным органикам, доверять им, хотя раньше она скорее всего рассмотрела любого из них в качестве цели, мишени, своей жертвы.
А теперь... Теперь перед ней проступала из подсознания другая сторона органической разумной жизни, воплощённая в стремлении к добру, красоте, совершенству, миру, спокойствию и уверенности. И Дженнифер доверчиво дала объять себя этим новым, но пронзительно приятным и очень мягким волнам.
Она была в этом мире пока что одна, но уже понимала, что совсем рядом находятся те, кто не будет на неё посягать, кто не будет в неё стрелять, метать ножи, кто не будет её бить или унижать. Для кого она уже не будет объектом. А будет личностью, самостоятельным, взрослым человеком, наделённым правом выбора. Собственным правом решать свою судьбу.
Совсем рядом, хотя... в камере криостазиса обычно не было посторонних органиков. Только роботы. Но им она была не нужна. Значит... что-то изменилось. Что-то очень существенно изменилось. Но что... пока что эти мысли не особо занимали сознание Дженнифер. Ей нравилось плыть, менять направление, углубляться и подниматься, рассматривать окружающее пространство, наслаждаться голубизной и прозрачностью этой странной субстанции, в которой она пребывала... даже она не могла бы сейчас точно сказать, сколько она уже здесь пребывала...
Будь то вода, то она давно бы захлебнулась, ей бы элементарно не хватило воздуха. Явно больше нескольких часов... Но сколько? И Дженнифер отбросила этот вопрос на зады сознания, для неё не был важен ответ на него. Она продолжала плыть и наслаждаться спокойствием.
— Она стабилизируется. — сказал Явик. — Она будет помнить всё, что с ней произошло раньше — это составляет часть её сути, но теперь эти воспоминания не будут её настолько сильно ранить и не будут существенно определять её поведение. Она останется воином, но теперь она вспомнит и о том, что она — девушка, что она — человек, что она личность и вокруг — не только враги, но и друзья, которые будут теперь с ней рядом и всегда придут ей на помощь, защитят её. И она вновь будет верить им, хотя о такой вере она, казалось бы, давно и надёжно забыла. — Протеанин считывал показания приборов с консолей, окруживших капсулу. — Пройдёт ещё несколько суток и она привыкнет к этому ощущению. Тогда мы дадим ей возможность всплыть и выйти на берег. А пока она будет свыкаться с Океаном Спокойствия и Безопасности. Будет восстанавливать свою основу. Как сказал Шепард, цитируя классика? Амфора мыслящей жизни? Так вот, она, Дженнифер, вспомнит свою женскую суть, суть прародительницы жизни человеческой расы. И станет не только воином, не только бойцом, но и человеком. Женщиной. Не беспокойтесь, Карин. Всё идёт так, как должно. Главное — дать ей время на адаптацию. Главное — дать ей возможность всплыть. Тогда, когда она сможет всплыть и выйти на берег — можно будет сказать, что первы этап возвращения к норме — завершён успешно. А пока нам нужно работать. Работать и ждать.
Несколько суток, пока экипажи кораблей разбирались с базой контрабандистов "Затмения" и с кораблём "Эстеванико", Чаквас провела рядом с коконом с Дженнифер. И видела по приборам, по датчикам, как её пациентка приходит в норму. Явик... как только смог, возвратился на крейсер, к своему любимому "штыку". Там ещё было очень, очень много работы. Чаквас теперь не была уверена в том, что если и найдётся какой-нибудь разумный, который уже имеет информацию о таких вот артефактах, получит этот артефакт от Явика. Ничего этот разумный от протеанина не получит. Не по нему, этому разумному, эта вещь. Не по нему. А Явик молодец, синтеты просто в восторге от того, сколько информации он даёт им возможность снять с этого артефакта. Настоящая команда, спаянная, надёжная и эффективная до предела.
На Дженнифер Явик... не давил. Она по прежнему бултыхалась в Океане Спокойствия — так протеанин называл эту субстанцию, окружившую девушку. В глазах протеанина не читалось ни грана животной страсти — для него Дженнифер не была самкой, не была объектом сексуальных вожделений.
Чаквас понимала — за сотни лет непрерывных боёв Явик не мог не привыкнуть спокойно относиться к телам любой степени обнажённости. Ведь в состав Протеанской империи входили десятки рас. И, по законам Эволюции, известным, в том числе людям, среди этих рас были и те, кто телесно отличались весьма значительной привлекательностью. А сотни лет боёв, крови, боли, ранений, травм... Сняли этот туман животной необузданной страсти с мозга воина древней расы. И теперь Явик просто спасал ту, которую нужно было спасти. Ту, кто мог бы помочь впоследствии, но для этого ей самой требовалась помощь.
Чаквас не сомневалась — без Явика она, в одиночку, даже как врач мало что смогла бы сделать полезного, чтобы стабилизировать состояние Дженнифер. Да, были методики, были процедуры, но тут... любые планы отступали или оказывались просто неприменимыми перед таким коктейлем проблем, который угнездился в теле и душе этой Дженнифер.
А когда был обнаружен "Серый Трон", когда группа высадки пообщалась с ягом и достигла... значительного уровня взаимопонимания, Явик, вернувшийся с борта этого гигантского корабля, сказал, что теперь наступило время познакомить Дженнифер с теми, кто будет её партнёрами и друзьями.
— Яв, но пробуждать...
— Я не говорил о пробуждении, Карин. Я говорил о том, что она сможет выйти на берег. А на берегу она недолго будет в одиночестве. Никакого насилия, никакой навязчивости.
— И...
— Вы всё сами будете это видеть. Обещаю. Даже тогда, когда я буду не здесь, а на "Волге" или где-нибудь на "Нормандии". Или вне пределов кораблей. Процесс уже запущен и она... скоро осознает, что ей пора выныривать. И начать возвращение к полностью нормальной жизни. Жизни среди разумных органиков и синтетов.
— Вы и с ними...
— Она это воспримет нормативно, Карин. Уверен. Она быстро поймёт, что это — не бездушные ИМИРы, не те киберы, которые ломали её на Прагии и на корабле-доставщике "Цербера". Процесс, не скрою, будет долгим, постепенным и даже на Цитадели она не сразу сможет очнуться в нашем, реальном мире. Но тогда, когда она очнётся, она будет подготовлена к жизни в нём... максимально полно и безопасно. Если она — лучший биотик человечества, она должна быть лучшим человеком и лучшей женщиной. На своём, конечно, личностном уровне, Карин.
— Но она очнётся...
— Очнётся и будет помнить и Прагию, и доставщик, и последующую жизнь вплоть до помещения в криостазис. Это — её прошлое, её необходимое прошлое, которое уже стало её сутью. Изъять это прошлое я бы мог, но тогда... В её сути была бы громадная дыра... А природа, эволюция не терпят пустоты в таких случаях. И ещё не известно, чем бы пришлось замещать эту пустоту нам или её последующей жизни, когда она очнулась бы в нашем реальном мире. Она будет бойцом, воином, но она будет и женщиной и личностью и человеком. Человеком, за которым пойдут другие. Такие, как Аленко. Те, кто слабее её биотически, кто сможет научиться у неё тому, чему у любого другого наставника научиться не сможет.
— Вы видите её учителем?
— Наставником, Карин. Наставником биотиков. Она — сильнейшая, но ей нужна поддержка и нужна смена. Ей нужна будет собственная команда. Её первые дети. К сожалению, я не всесилен и она будет... очень строга в своём выборе. И очень долго будет одна в личном плане. Но только работа с детьми-биотиками даст ей возможность поверить в себя окончательно, даст ей возможность понять, что она не только может убивать, но может и порождать жизнь. Никаких школьных романов, никаких взаимоотношений по схеме "педагог-ученик". Дженнифер выше всего этого. Для неё дети — неприкосновенны в этом плане. Она слишком хорошо помнит страдания детей на Прагии. И не захочет, чтобы дети в очередной раз страдали из-за неё. Для них она станет не только наставником, но и матерью. Мамой. Ведь иногда биотики, особенно сильные, у кого дар проявился в полной мере слишком рано, так или иначе очень одиноки. Не каждая семья способна правильно, верно воспитать такого человека, такую личность. Деталей, я, конечно не знаю, Карин, но то, что она будет учить и будет воспитывать — в этом я уверен. Ей это будет необходимо для послевоенной жизни. А в том, что она, эта жизнь, у неё будет — я не сомневаюсь.
Дженнифер ощутила, что теперь она готова подняться к поверхности. Дно её не привлекало. Да, чистое, да, песочек, да, редкие и безопасные водросли, скалы, камни, разные донные обитатели. К стайкам рыб она уже вполне привыкла, но её влекло вверх, к поверхности.
