Наконец толща воды осталась позади и Дженнифер вынырнула, легла на спину, подставив тело лучам тёплого, мягкого, неяркого солнца. Вокруг, насколько мог охватить взгляд, была вода. До самого горизонта. Девушка ощущала, что её несёт каким-то течением, несёт неудержимо, но, ощущая течение, она не беспокоилась. Это не было похоже на приближение водопада, это не было похоже на воронку. Просто течение, каких в земных океанах, а этот океан настолько напоминал земной... Это течение было обычным, оно не вызывало страха, ужаса, не угрожало. Дженнифер подняла взгляд вверх... Обычное вечернее небо, с лёгкими, совсем не грозными облачками, перистыми, как сказала бы она, если бы знала такое слово.
— Явик, вы решили подставить ей остров? — удивилась Чаквас, когда протеанин в очередной раз положил ей на запястье свою руку.
— Да. Пусть она ощутит земную твердь под ногами. То, что это земной океан, она уже осознала достаточно полно. То, что её несёт куда-то течением, она теперь уже знает. Вечер — тоже ей знаком, хотя таких вечеров у неё было мало, если вообще были в её жизни их хотя бы приближённые аналоги. А остров... Мало ли в земных океанах маленьких островков, на которые даже картографы не всегда обращают внимание. Сегодня он есть, этот остров, а завтра этого острова уже нет. А для Дженнифер остров необходим. При всей мягкости океана — это всё же не слишком... человеческая среда обитания. А вот земля, почва — дело другое.
Сумерки плавно уступили место темноте, но в душе Дженнифер не нарастал страх. Впереди тьма сгустилась, ноги совершенно неожиданно ощутили песок и Дженнифер выпрямилась, сделала несколько шагов по мелководью вперёд, наклонилась, с удивлением ощупывая руками песчаную отмель. Лёгкие волны омывали неширокий песчаный пляж, постепенно переходивший в травяной то ли луг, то ли ещё что-то. Девушка сделала первые, робкие шаги по песку, вышла из воды и остановилась, оглядываясь назад. Ночь вступала в свои права.
Берег был пустынен. Дженнифер не ощутила ни единого постороннего взгляда, никакого присутствия кого-либо из разумных. Она опустилась на траву, согнула ноги, обхватила колени руками и умостив голову, задумалась, глядя на чернеющее неподалёку зеркало воды. Той воды, в которой она провела столько времени, не испытывая ни малейших неудобств, ни малейшего страха.
Над океаном медленно, величаво поднималась луна. Её огромный диск отражённым светом залил поверхность океана, отдалив наступление полночи. Дженнифер смотрела на это действо, чувствуя, как в душе её зазвучали аккорды мелодии. Она бы не смогла сказать, когда и где это она услышала, но была уверена — она это уже слышала. Слышала... Хотя... В её жизни после Прагии не было этой мелодии — она в этом была уверена. Значит ли это, что...
— Явик, вы... — Чаквас обернулась к протеанину, сидевшему в соседнем кресле. — Это... Это...
— Это необходимо, Карин. — тихо сказал своим стрекочущим от сдерживаемого волнения голосом протеанин. — Она — девушка. И для неё мама — ключ. Без неё ничего не получится. А мелодия... Та самая "Лунная Соната". Бетховен. Совершенно земной, человеческий композитор. Гений, намного опередивший своё время. И это — не просто слова. Только выйдя в космос, человечество поняло, насколько он был прав. И это — не просто первая попавшаяся музыка, встроенная в реальность виртуального мира Дженнифер. — Явик подал врачу фрегата ридер. — Ознакомьтесь. Данные о матери Дженни. — взгляд Явика снова сконцентрировался на показаниях многочисленных приборов, окруживших капсулу.
Лёгкая рука коснулась плеча девушки. Дженнифер подняла взгляд и...
Рядом была она, её мама. Все чувства, все ощущения, все эмоции, все малейшие детали совпали. Женщина опустилась на траву рядом с ней и приобняла её за плечи. Дженнифер доверчиво склонила голову. Слёз не было. Не потому, что они высохли. Просто не хотелось плакать. Мама была рядом. И не нужны были никакие слова. Она была не одна. На этом пустынном берегу, в свете лунной дорожки сидели две женщины — пожилая и молодая. Сидели обнявшись.
— Явик, я всё же не понимаю. Хорошо, если мы прибудем на Цитадель, то...
— То у нас будут все возможности, чтобы мать и дочь встретились, Карин. Неизвестно, что будет с Дженнифер или её матерью дальше, но встретиться они должны. Всё указывает на то, что мать верит в то, что её дочь не умерла. А Дженнифер будет знать, что у неё есть самый родной человек, который её ждёт на Земле. Там, откуда она родом.
— И вы хотите...
— Полагаю, нам пора переставать быть бесплотными легендами, Карин. Нам нужны земляне, для которых мы будем не лозунгами, не речёвками, не красивыми манекенами на картинках и портретах, а совершенно реальными разумными. И мама Дженнифер, миссис Валери — одна из тех, кому мы сможем довериться. Очень надеюсь, что она сможет довериться нам.
— Если Дженнифер захочет...
— Она останется с матерью на Земле. — подтвердил Явик. — Даже если "Нормандия" будет реконструирована, даже если она будет перевооружена и переоснащена, даже если на фрегате будет предостаточно кают для новых членов экипажа и команды, если Дженнифер захочет, то она останется с матерью. Но...
— "Цербер"... — тихо сказала Чаквас.
— Он не оставит их обеих в покое. И теперь, с учётом зависимости "Цербера" от Жнецов, их, мать и дочь, ждут операционные "Цербера". Вероятнее всего, их обеих трансформируют в фантомов. — Явик не стал доставать ридер, Чаквас и так помнила и картинки и информацию по этим солдатам Цербера. Страшная судьба. Для женщины — в особенности. — Обратной дороги для них обеих уже не будет — процедура предельно калечащая.
— Значит...
— На Земле тоже формируется Сопротивление. Его основой станут подразделения Российской Империи. Остальные страны... слабы. И инфицированы больше, чем это допустимо для выполнения такой функции. Мы предложим маме Дженнифер выехать в пределы России, а там... Там она будет в безопасности — церберовцев имперцы вычисляют на раз, в том числе помогут в их обнаружении и наши разработки и информация наших синтетов. И наша практика боестолкновений помогает. И будет помогать нейтрализовывать любые новинки "Цербера". Ей это даст спокойствие и уверенность, если Дженнифер решит присоединиться к нам.
— Планируете, Яв.
— Как же иначе. Больше планов — меньше неожиданностей.
Дженнифер долго говорила с мамой. Обо всём. Ничего не скрывая, ничего не утаивая. И получая в ответ такую же открытость. Она даже смогла сразу вспомнить, как зовут маму. Валери. Миссис Валери. И в разговоре она не называла её, свою маму по имени, только "мама", "мамочка", "мамуся". Само пребывание рядом давало Дженнифер неизъяснимое чувство, ощущение защищённости. Если это и был сон, то это был самый желанный сон из всех, какой она, Дженнифер смогла бы пожелать увидеть и ощутить. Обычно такие сны обрывались у неё в самом начале и приходили под утро, когда никакой возможности спать дальше уже не было. А это ощущение её теперь не покидало.
— Яв и вы планируете...
— Пусть прогуляется с мамой по берегу, войдёт в лес, поймёт, что и там безопасно. Пройдутся по тропочкам, поговорят. А там её мама постепенно познакомит Дженнифер со всеми нами. Сразу скажу, Карин, я буду далеко не первым. Не нуждаюсь и не хочу первенствовать. Сама Дженнифер знает и помнит многое. Человеческий мозг — интереснейшее и сложнейшее творение природы. Творение эволюции, которая предусмотрела в нём ресурсы и возможности на столетия и тысячелетия вперёд. В нём столько сокрыто всякого...
— И когда вы видели неандертальцев и кроманьонцев...
— Мы только активировали части этой мозаики, давали им возможность проявиться быстрее и полнее. Добавлять что-либо — здесь не могло быть такой задачи. Ибо всё было уже добавлено так, как надо. С возможностью выбора очерёдности и полноты активации. Это только возможность, Карин. Реальная, удивительная возможность. Строго индивидуальная.
Дженнифер поднялась и пошла следом за легко ступавшей по траве матерью. Она не боялась, не опасалась. Ей было очень интересно. Она теперь не ощущала гнетущего одиночества, покинутости, заброшенности и чувствовала, что вскоре вокруг неё будут другие, многочисленные разумные. Они вдвоём вошли под кроны деревьев, прошли по длинным узким тропочкам. И говорили, говорили, говорили. Тихо, много, долго. Говорили.
Как же истосковалась Дженнифер по этим разговорам. Как тянулась к ним и получала совсем другое. Не то, что ожидала. Совсем не то. А здесь... Никакого напряжения, никакой заданности, никакой неестественности. Простой разговор двух женщин. Двух самых близких и родных женщин. Матери и дочери. Обо всём. И ни о чём конкретно. Лёгкий, свободный, ни к чему не обязывающий. Но очень много поясняющий Дженнифер, просто отдыхавшей душой среди зелени, среди веток, среди шелеста листвы.
А потом они вышли на поляну и мама... Мама сказала Дженнифер, что хочет познакомить её со своими хорошими добрыми знакомыми. Не друзьями, не коллегами — просто знакомыми. Не обычными, рутинными знакомыми — добрыми. И первой, кого увидела Дженнифер, была тоже женщина. В простом платье. Летнем, открытом. Не в форме, не в комбинезоне, не в халате. В платье. Как это было ново для Дженнифер, как это было необычно. Ей очень часто приходилось видеть женщин, одетых совершенно по-иному. Или полураздетых. Или раздетых. Самых разных. Но в платьях... Там, где она жила, где она появлялась... Такие женщины были в явном меньшинстве. А когда она услышала имя и фамилию женщины, произнесённую тихим спокойным голосом, её не заставило отшатнуться даже небольшое уточнение "доктор".
— Вы шутите, Явик. Зачем меня-то в первую очередь представлять ей? — спросила Чаквас.
— А кого она первую увидит, когда очнётся в нашем мире, Карин? — на несколько секунд Явик оторвался от созерцания показаний приборов. — Кого, как не вас?
Доктор Карин Чаквас. Врач, хирург-травматолог. Майор ВКС Альянса. И Дженнифер не отшатнулась, не испугалась, не попыталась убежать. Хотя знала других докторов. Других медиков. Других хирургов. Знала слишком хорошо. И успела возненавидеть. А здесь она чувствовала спокойствие и доброту исходившую от этой женщины. И поняла, почему та пришла на встречу в обычном открытом летнем платье. Не хотела пугать её, Дженнифер. Хотя... могла бы спокойно одеться как в военную форму Альянса, так и в медицинский комбинезон или в тот особо ненавидимый Дженнифер белый халат... Но не стала этого делать.
Так состоялась встреча Дженнифер с первым посторонним для неё человеком. Знакомство с той, кто никоим образом не напоминал девушке о тех, кто мучил и пытал её на Прагии, кто видел в ней только объект для исследований и экспериментов.
А потом были ещё и ещё встречи. Они уже не стояли — сидели на траве и Дженнифер уже не изумлялась и не удивлялась тому, что на этой поляне они с мамой уже давным давно не вдвоём — вокруг было много людей и Дженнифер не боялась их присутствия. Кроме людей там были турианцы, азари, саларианец. И далеко не все из них смотрели на Дженнифер как на диковинку. Нет, девушка чувствовала, что спустя минуту или две, может быть максимум — три и она становилась для ней своей. Они отходили от неё, но она ощущала, что они рядом, что они возле неё, что они иногда поглядывают на неё, как на свою хорошую знакомую. Как же это приятно... Ощущать себя хорошей знакомой стольких разумных.
И к ней подошла девушка. Присела рядом. Мама как раз куда-то отошла. Начался обычный разговор. Дженнифер спрашивала, девушка отвечала. Её звали Оливия. Она взяла Дженни за руку и та ощутила под тканью перчатки, под кожей сталь и пластик. Девушка была... киборгом. И это не напугало, не заставило Дженнифер отшатнуться, вскрикнуть, убежать.
Эта киборг была другой. Не той, чьих единоплеменников ей, Дженнифер уже приходилось встречать на той базе на Прагии. Страшые рукастые киборги. С пилами, свёрлами, электродами для прожигания. Не знающие жалости, не ведающие страха, сомнений, не чувствующие боли, страданий, горя.
Эта киборг была другой. И все, кто уже был на этой поляне относились к ней как к равной. Как будто она была обычной органической женщиной. Никто не видел в ней шагоход или синтетика. Дженнифер поняла, что для её новых многочисленных знакомы это был уже давным давно пройденный этап. Теперь Оливия была равной, сохраняя все особенности и возможности, свойственные ей, как киборгу. И тогда Дженнифер услышала слово "киборгесса". Его с завидным постоянством повторяли все её новые знакомые.
Но первым его сказал мужчина, представившийся ей как Джон Шепард. Старший помощник командира фрегата "Нормандия". Из разговоров, что вели между собой её новые знакомые, Дженнифер много потом узнала об этом человеке. А тогда... Тогда он просто представился ей. Коротко, чётко и исчерпывающе. По-доброму. Рядом с ним стояла девушка с командирской птицей на формёнке. Светлана Стрельцова — так она отрекомендовалась. Дженнифер почувствовала точную и чёткую сильную взаимосвязь между Стрельцовой и Шепардом. Многогранную взаимосвязь. Глубокую взаимосвязь. Да, она сразу поняла, что они — жена и муж. Но такой связи она точно не ощущала ни у кого из очень многих разумных, встреченных ею с того момента, как ей удалось сбежать с Прагии. И она вдруг ощутила, что Светлана уже носит под сердцем... дитя. Их общего с Шепардом, желанного и уже любимого ребёнка. И не одного. Двоих. Мальчика и девочку.
— Вы... вы волшебник, Явик. — Чаквас всё видела и чувствовала в мельчайших деталях, хотя протеанин уже не держал её за руку. — Неужели...
— Она поймёт, что она — тоже женщина. Которая нуждается в том, чтобы её любили, чтобы её жалели, чтобы о ней заботились. Которая владеет уникальным и исключительным правом. Правом Выбора. У Дженнифер должна быть полноценная жизнь. Она должна найти себе пару. Сделать свой собственный Выбор. Может быть не сразу — окончательный и точный, мы ведь все... не идеальны.
— Но как вы её свели с Оливией... Это... получилось так естественно и полно...
— Обычный разговор, обычное общение. Плюс — вся наша с вами предшествующая работа, Карин. — сказал Явик. — Дальше она встретится с Марком и Легионом. И со всеми остальными.
Так и произошло. Дженнифер уже давно не замечала, что вокруг — ночь, что вокруг — лес, что поляна странным образом увеличилась в размерах, вмещая всё новых и новых разумных органиков и синтетов. Лунный беловато-синеватый свет заливал всё пространство, подсвечивал стволы и ветви деревьев, заросли кустов, траву. А к Дженнифер и её маме подходили всё новые и новые разумные. Представлялись, говорили с ними о многом. Обо всём. Мягко и тихо, спокойно и свободно, без всякой заданности и без всякой угрозы. Как с равными. Как с хорошими знакомыми.
А потом был рассвет. И Дженнифер уснула на коленях у матери. Зная, что мама скоро уйдёт. У неё — своя жизнь. Но теперь она будет рядом. Они будут знать, что вдвоём, что не одиноки. И будут ждать новой встречи. Которая обязательно состоится. Рано или поздно. Но состоится обязательно.
Глаза Дженнифер закрылись, она, совсем как в далёком детстве, свернулась калачиком, но теперь уже — не пытаясь защититься, не стремясь закрыться от опасностей и невзгод. Теперь она хотела сохранить во всей возможной полноте увиденное, услышанное, пережитое. Она уснула. Крепко. Спокойно.
