— Не утрируй, Фарган, — мягко произнес подобравшийся на стуле Софист, постаравшийся в интонациях учесть почтение перед возрастом и опытом хозяина дома. — Я вскоре поименно выучу все лица Хиллтопа, но не собираюсь ручкаться с каждым простолюдином. И лавку свою регистрировать не намерен — все через тебя, Фарган, — пояснил он, перенимая манеру обращаться строго по имени, не употребляя смущающие и не вполне уместные слова мастер и подмастерье. — Признайся, ты ведь ощутил фальшь в моем желании "три-на"?
— С тобой сложно, Софист, ты чересчур изворотливая и противоречивая натура, — утвердительно кивнул друид, потолок которого — пятый сакральный круг заклинаний. Обретенная дикая форма пустила всю пользу в выносливость и физическую силу человека.
— Которую ветерок едва не сносит, — пожаловался Софист, ища понимания в зеленых глазах осеннего блондина, чьи стати будоражили Куадку, между прочим, ни разу не занимавшуюся сексом с этим чондатанцем родом из Кормира. Юноша скосил взгляд на гасту — разновидность копья с костяными лезвиями с обоих концов. В рейде к Высоколесью он его брал, но не воспользовался за отсутствием ближнего боя. — Я учусь компромиссам и расстановке приоритетов, Фарган. Думаю, я поважусь ходить трапезничать вместе со жрецом и послушником, тогда избегу ненужного общения с трактирной обслугой и сохраню видимость причастности к коллективу.
— Ну вот, что я говорил? Ты непредсказуем, — покачал головой мужчина, заметивший интерес к своему оружию, прислоненному неподалеку с дверью. — Сегодня у нас обоих нет ни сил, ни настроения махаться, Софист, а завтра на Остара не будет настроя... Нам пора гасить огонь под котлами, — переключился он на бульканье и дым, затягивавшийся магией прямиком в специальную отдушину с дварфскими рунами по ободу.
Через полчаса Софист смылся, оставив Фаргана одного разбираться со вторым огромным котлом с целлюлозой. Мужику стоило остаться наедине и разобраться в себе и своем отношении к чернявому дурню и вообще ко всему недавно произошедшему. А Софист... Подросток долго готовился, прежде чем переступить через себя и позвать Гилфорда в трактир. Новоявленный послушник старался держать постную мину, мученически принимая послушание с неустанными нравоучениями от духовного наставника и всякие издевки от знакомцев и приятелей. Гилфорд мудро вещал о самом страшном — равнодушии. В трактире не было безразличных — это клирик Илматера счел превосходным знаком о необходимости и правильности покаяния и верности проповедей. Обратить Гавина в свою веру ему было не суждено, чего не скажешь о других селянах: глядя на чернявого, многие прислушивались и глубже задумывались над церковным причастием. Ушедший в глубинку жрец был не из низших или новеньких в церковной иерархии. Он успешно начал забирать себе и богу чужие моральные терзания и духовные страдания, прежде всего, вытаскивая их наружу. Лишь не дюжее терпение спасало охотника от срыва во время трапезы — и молчаливая поддержка от Софиста по другой его локоть. Сам подросток тоже переживал уйму двояких эмоций. Он исподволь лип глазами к упругой попке Мары, постоянно вспоминая шелковистость ее кожи и занимаясь самовнушением о том, что ему еще удастся к ней пристроиться вплотную — что всё его терпение еще окупится сторицей...
Матерые и мускулистые мужики парились от души, забивая друг друга вениками до состояния вареных раков — и затесавшейся среди них креветки. Сухой жар парилки быстро наполнился влажной смесью ароматов дуба, березы, хвои и душистых лекарственных трав, отвары которых по очереди выплескивали на раскаленные камни — для укрепления здоровья и закалки. Софист и вечерний заход с ними же был, чтобы терпкий хмель от испарений пива щедро опьянил голову — для удовольствия и забытья. Еще и поэтому вечером, кстати, перебивались свежим снегом, выше со склона накидываемым мужиками к бане — на пьяную голову никто не бегал по крутому спуску окунаться в ледяную воду озера-запруды.
Фарган оказался отличным другом, в вечерних сумерках сопроводившим распаренного, хмельного и лыка не вязавшего подростка до его дома, чтобы тот не влип во что-нибудь по пути. Осчастливленная подтяжкой лица Куадка не только полностью рассчиталась, но и к матрацу и покрывалу притаранила полный комплект новенького постельного белья с махровыми полотенцами, так что Софист уснул в комфорте и самым первым на деревне, разумеется, из тех, кому за десять лет. Впрочем, остальные люди тоже не задерживались с гуляниями до поздней ночи — завтра праздник Остара.
Глава 16.
Большие города и могучие леса захотели встретить праздник — безоблачно. Где Природа сама приготовила ясный и погожий день, а где ей помогли. Хиллтоп из года в год оказывался закутан, завешен, завален облачностью, сгоняемой заклинателями-погодниками с ковра Высокого Леса и долин над Эверлундом и Сильверимуном. Изгоям не привыкать к буйствам отхожего места...
Ветрище сорвал последние дубовые листья, захворавшие и слишком слабо держащиеся. Паруса кожаных крыш едва не выворачивались наизнанку, оправдывая архитектурный стиль деревни. Ледяной дождь так громогласно барабанил гимн хаосу, что сна ни в одном глазу. Без сноровки и защиты находиться на улице просто опасно для жизни — даже скулящие собаки попрятались по конурам.
Только в Общем Зале, где в эту ночь спала вся ребятня, была тишь да благодать. А еще внутри Вершка — толстая кора пробковых стен дома Софиста гасила звуки и завывания ветра до едва слышных. Но стоило открыть заглушку дымохода — и деревянный дом утробно загудел. Впустив ветер еще и через дверь, хозяин оставил помещение проветриваться после жесткой разминки до седьмого пота и выбежал во двор для закаливания и проверки, как действует ранее наложенные силовые доспехи мага и защитное поле от метательных снарядов против опасных осадков — вполне годно! Справив нужду и целиком обтершись мокрым снегом со льдом, Софист нырнул обратно из темноты в освещенный Вершок — к подогретому самовару с бодряще горьковатым кофейным напитком из молотых желудей и прошлогодних одуванчиков.
Не один Софист спозаранку встал. И Дроган, и Фарган, и Вераунт, и Хол, и фермер-чудак Пайпер с капитаном Ганманом — все они по приглашению собрались у Блейков, чтобы, несмотря на непогоду, принять участие в церемонии чествования Лорда Утра. Менестрель Хания волшебно пела, старинной песней восхваляя Латандера, бога восхода и перерождения. Молодая бездетная чета неустанно молилась на картину-икону с ликом бога, держащего младенца перед рассветным солнцем. Они к сроку разорились на женский золотой медальон с восходом рыжего светила из огненного агата, гранатовые лучи вздымались короной над малахитовыми, бирюзовыми и хризопразовыми рощами между гор. (иллюстрации 085 и 086) Был бы натуральный священник Латандера, то Нора и Адам прошли бы настоящий ритуал очищения нагишом, чтобы на алтарной ложе за ширмой зачать дитя, посвященное богу. А так они участвовали в одних сорочках до пят и после музыкальной литании уединились наверху как раз в тот момент, когда солнце за плотной пеленой туч должно было бросить свой первый луч на Хиллтоп — освященный символ бога засиял вопреки непогоде, подав знак. Званые гости же уселись за первый свой праздничный стол — завтракать в отсутствие хозяев, помазанных и распивших на двоих чашу с классическим красным вином, выдержкой в срок их супружества — набожные люди. За столом было принято вспомнить хотя бы один курьез из детства, а для состоявшихся родителей — смешной случай со своим ребенком. Но эту традицию заменили менее распространенной, но тоже дозволенной и приветствующейся клириками Латандера — добрыми тостами-пожеланиями будущему ребенку.
Примерно до полудня никто более не суетился? Да, все ждали, когда наконец-то выпадут осадки и ветра хоть немножко раздуют занос из облегчившихся туч. Однако расслабляться было недосуг — Общий Зал вскоре загудел многоголосьем. Перетащенные из амбара мешки и ящики с семенами и семенными плодами вскрывались, проверялись по ранее заведенным спискам, заново метились, просеивались и сортировались, дополнялись припасенными на черный день дома "под подушкой".
Здешние фермеры практиковали систему трехполья: озимая рожь, яровая гречиха, выпас скота. Округа была разбита на сектора, потому всегда присутствуют обе успешно продаваемые культуры — главная экспортная статья Хиллтопа. То же чередование используют на участках под капусту, тыквы с кабачками и кормового турнепса для домашней скотины. Бедный и тонкий плодородный слой не способствует тут обилию корнеплодов, зато ягоды и плодовые лианы в относительном безветрии меж хелмторнкой — в самый раз. Огурцы, помидоры, перцы, баклажаны, горох с бобами и другие культуры, включая лук, чеснок, петрушку, укроп и прочую зелень — каждый дрожал над своими сортами. Здесь же, в Общем Зале, и началась сельская ярмарка: обмен и продажа семян, зимующих компостных ям с перегноем и куч скопившегося навоза. Готовились и помечались ящички с землицей для рассады. А так же активно вспоминались приметы, позволявшие предположить дату начала сезона посадок, велись споры о заморозках и сыпались нескончаемые сетования об отсутствии теплиц, о чахлости или гибели рассады в домашних условиях из-за недостатка света или случайных обморожений по вине не закрывших двери нерадивых детей.
Атмосфера праздника так или иначе присутствовала. Все, от мала до велика, украсили себя лентами, бантами, платками, поясами и шарфами праздничных цветов: светло зеленый, лимонный и бледно розовый. Зелень — основа, мужские детали одежды имели желто-золотой растительный орнамент, женские элементы вышивки — оттенки бледно-розового и цветочные мотивы в узорах. Кто побогаче, те носили зеленые штаны или рубахи, блузы или юбки, кофты или безрукавки. Мэр вырядился в дорогой и представительный зеленый сюртук, расшитый золотой нитью. Дети же, в большинстве своем, носили крашенное на один раз — следующая стирка все смоет. Сегодня после общего завтрака в трактире, где с гречневым гарниром подавались маринованные сморчки, фаршированные салатом из разных долго хранимых овощей, ребятишки как раз и занимались тем, что вдали от лютующей непогоды дружно и весело разрисовывали свою обыденную одежду — пачкали друг дружку на совершенно законных основаниях!
Софист все больше внимал старшему товарищу да прислушивался к внутренним ощущениям, залезая пятерней в мешки, мешочки, коробочки и шкатулочки с перебираемыми и взвешиваемыми семенами, подготавливаемыми к благословению друидов, подспудно проводящих силу и волю Мать-Земли — богини Чонти. По весне забота и задача пастыря в том, чтобы пробудить жизненную силу семян, дабы все они дали сильные и здоровые всходы, но только после посадки, а не сразу в мешке. Высшим классом считался долговечный наговор против насекомых-вредителей для проклюнувшегося растения, но оба присутствующих в деревне друида едва-едва достигли возможности применять заклинания из третьего сакрального круга, потому, увы, предстоит вести борьбу за урожай. Быстро схватывающий Софист еще раз, но теперь уже прилюдно подтвердил, что способен нужным образом пропустить целебно-животворную магию сквозь семена и плоды. Всеобщего доверия к "зеленому юнцу" это не принесло, но на обработку кое-кто все же согласился. Во-первых, Пайпер, с трудом содержащий всего трех работников, батрачивших на его земле и принадлежащими ему инструментами. Вторым стал Дроган, у которого фермерское хозяйство не являлось сколь-нибудь существенной статьей доходов, хотя в его школе занимало важное место — это ведь выходцам из среднего городского класса требовались уроки выживания. Меркантильной жилке Софиста оставалось лишь кровью обливаться на альтруизм старшего друида Хиллтопа, бесплатно проводящего обряды и ритуалы на еще снежный Остара, на цветочный Бельтейн, на урожайный Лугнассад и на изобильно пьяный Мабон в осеннее равноденствие.
Шло время, а кишки Софиста словно падали в бездну. Никогда прежде не испытываемое им тревожное предчувствие обострялось с каждым получасом, перед напарником-друидом он отговорился неприятной ему сутолокой и общим гвалтом, царящими в Общем Зале. Внезапный и резкий скачек напряженности и плохое состояние в целом объяснили менее чувствительные, но более знающие:
— Скоро Лавина! — Горы страдают! — Трещина наста! — Вскричавшие Фарган, Гилфорд и Дроган среагировали моментально и практически одновременно. Несколько взглядов мазнуло и по юному дарованию, тоже ощутившему неладное, но промолчавшему о нераспознанном им источнике беды.
Для Хиллтопа это природное бедствие — привычное дело. Большая часть лавин сходит с отрогов по бокам холма с деревней, маршруты известны и посевные поля редко страдают. Вот и сейчас сход начался со стороны ледника. Суматохи удалось избежать, каждый споро всё завязывал и закрывал, готовясь к "холмотрясению", а Софист выпустил в пасмурное небо Уллю, чтобы запечатлеть грозное событие, грандиозное и разрушительное.
Через несколько минут горные склоны не удержали футы тяжелых осадков, выпавших всего за несколько часов. У Софиста внезапно остро резануло нутро и словно что-то оборвалось — это снежная лавина с грохотом и дрожью понеслась вниз, углубляя речное русло, стесывая каменные склоны, с треском забирая с собой озерцо с песочным дном — теперь новую запруду делать... Если бы не особенности ландшафта, лавина точно бы накрыла Хиллтоп.
Трясло и грохотало долго. Первая лавина вызвала целый каскад более мелких. Только благодаря тому удачному случаю, что вслед за центром ополз восточный отрог и следом по проторенному руслу хлынули другие со склона, масса снега и камня с западного отрога сшиблась и повернула. Тем не менее, поднятые снежные клубы запорошили общественную баню по самую крышу. Волны накатили и на возделываемую землю, но так как она была все еще прикрыта толстым слоем снежного покрова с только что наросшим ледяным настом, а лавины оказались малоснежны из-за ярусных насаждений крайне цепким фелсулом и хелмторном, то катастрофичного ущерба почвам не случилось. Но впереди теперь испытание обилием талых вод.
— Ты ощутил лавины задолго до них, — тихо подошедший Гавин то ли обвинил, то ли констатировал факт наблюдений. Удрученный событием Софист хотел огрызнуться, дескать, какое ему дело и не за кем, что ли, больше глазеть? Но сделал глубокий вдох-выдох и не стал выплескивать досадливое раздражение.
— Не распознал. Я впервые в горах и впредь запомню, — ответил Софист. Шум в Общем Зале стоял изрядный, признательную реплику вроде никто более не услышал. — Смотрел бы за мастером Дроганом — вот кто заранее догадался. И вообще, все тут чего-то опасались, напряжение с самого утра хоть мечом режь. Видишь, как народ отпустило, послушник? — Гавин отчетливо игранул желваками и убрался к алтарю. Ревнивый соперник признал поражение в генеральном бою, но не проигрыш в необъявленной войне. Тем более, он тоже сильно злился сейчас, поскольку восемь егерей, состоящих на службе барона Шаттлкомба, спешно отправились разведывать масштабы случившегося бедствия. Без Гавина, лучшего из всех — уволенного...
