Игорь и Саша о чем-то разговаривали в их комнате. При появлении Ренаты Гарик ретировался в сени, а телохранитель, докурив, бросил сигарету в форточку. Девушка поморщилась от запаха дыма, сейчас, после бани, еще сильнее ощущаемого, уселась на кровать и покачалась на сетке. Кроватей было две, их разделял шкаф. Кровати-раритеты, по-другому не назовешь: с железными спинками, медными, позеленевшими от старости "шишечками" и пуховыми перинами в стиле "прощай, позвоночник!"
— Может быть, мы наконец поедим сегодня? — спросила девушка, вытирая густые золотисто-рыжие волосы.
— Нам нужно поговорить.
Она замерла, опустила руку с полотенцем. Неужели он передумал и хочет бросить ее? Он подозрителен, но и что с того? Пока Рената жива и свободна лишь благодаря его мастерству...
Все эти мысли вихрем промелькнули в ее голове еще до того, как Саша продолжил:
— Во-первых, вы зря повесили вещи на улице. Там они до-о-о-олго не высохнут... — он подходил к неприятной теме слишком дипломатично, чтобы опасливая Рената не насторожилась. — Во-вторых, я хотел бы увидеть пресловутый "дипломат"...
Приподняв бровь, телохранитель глядел на нее. Рената смутилась и отвела взгляд.
— Я ничего не знаю ни о каком "дипломате", — неубедительно соврала она.
— Рената, — Саша приблизился к ней, — я похож на идиота? Вы думаете, "братва" ради собственного удовольствия поставила на уши весь Новосибирск, да так, что Тарантино нервно курит в сторонке?!
— Что я должна придумать, чтобы вы оставили меня в покое с этим "дипломатом"? Он здесь не при чем!
— Не надо ничего выдумывать. Я прошу прямого и честного ответа. Так что там было? М?
Тут в комнату вошел Гарик, и Рената, радуясь отсрочке, многозначительно взглянула на Сашу, который стоял над нею, ожидая исповеди. "Встал над душой! Вдруг я сейчас им скажу, а они меня затем..."
— Говорите при нем, — распорядился телохранитель. Он уже почти не скрывал раздражения.
— Не буду я ничего говорить при вашем брутальном приятеле! — вспылила Рената. — Пусть уйдет!
Гарик понял, что она имела в виду что-то нехорошее, но что именно?
— Сань, кем она меня обозвала?
Саша отмахнулся:
— Знаете, ребята, вы мне надоели. Рената, у вас минута на раздумье. Либо вы говорите, либо я сейчас уезжаю отсюда. Время пошло, — и в подтверждение угрозы он посмотрел на часы.
— Там... были деньги... — сквозь зубы пробормотала она и опустила голову.
Услышав любимое слово, Гарик даже охнул:
— Где и сколько?!
— Не так уж много, чтобы за нами охотилось столько народу, — Рената принялась нервно расчесываться сломанным гребнем; она даже не заметила, что запальчиво, путаясь в слогах, отвечает на реплику ненавистного зэка. — Почему я и говорю, что "дипломат" не играет никакой роли... Поверьте, мне лучше знать!
— Ну что ж, если вы столь уверены, то не изволите ли решать эту проблему самостоятельно? — спросил Саша.
Интересно, как он понял, что именно этого Рената и боится больше всего на свете — "решать свои проблемы самостоятельно"?
Тем временем Гарик уселся за стол, побарабанил пальцами по скатерти и, вытащив из кармана документы, начал разглядывать свой фальшивый паспорт. Телохранитель ждал продолжения рассказа, все так же со скрещенными на груди руками стоя возле Ренаты. Игорь придирчиво потер страничку с печатью и констатировал:
— Не стирается! А вы говорите... эт самое... манья-я-яки!
— Однажды мы с папой сильно разругались, — внезапно заговорила Рената: минута как раз истекла. — И я решила открыть свое дело, чтобы не зависеть от его указок... Впрочем, неважно... Потом я связалась, с кем не надо было связываться. В итоге — крупные убытки для моей фирмы... Многое пришлось спустить, чтобы покрыть расходы и отдать долги, но и после этого осталось несколько клиентов-кредиторов... В отчаянии, через одного папиного приятеля, я провернула не очень чистую сделку... Не учла, что он — тертый калач, а я... это я. Сергей Егорович (он юрист, очень опытный)... он научил меня, как провернуть дело, а как потом выкрутиться — не научил... Ну вот, я и соображала последние дни, что мне делать. Уже хотела идти на поклон к отцу, а он, получается, и так уже все знал... Но ведь не могли его убить из-за нескольких "лимонов" наших, "деревянных"!
— Гм... — получив новую информацию, телохранитель задумался. — Интересная вы штучка, оказывается!
"Интересная, интересная! Никогда тебе не прощу, что заставил меня унижаться, рассказывая все это в присутствии ублюдка-Гарика!" — подумала Рената, исподлобья глядя то на одного, то на другого и выискивая малейшие следы укора на их лицах.
Однако Игорь смотрел на нее с восхищением и даже завистью, мол, умеют же люди "бабки" делать, а Саша был слишком занят поиском взаимосвязей в ее рассказе, чтобы стыдить подопечную. Девушка встряхнулась. А почему это, кстати, она решила, что кто-то имеет право ее осуждать?! Сейчас такое время, что каждый живет в меру своих способностей, выкручивается, как может. И вообще...
Что "вообще", Рената додумать не успела, ибо Саша задал следующий вопрос:
— А что, были какие-то угрозы, обещание расправы?
— Нет. Не было: они еще не успели понять, что мы с Сергеем Егоровичем их "обули"...
— Вы точно уверены? Вам не кажется, что этот самый Сергей Егорыч вас и подставил?
— Не знаю.
— Что, и женская интуиция молчит?
— В этом отношении — да... Мне кажется, это не он...
— Гм... А кому еще вы могли перебежать дорогу? Думайте-думайте! Время пока есть.
Рената пожала плечами. Это напоминало ей сцену из фильма "Узник замка Иф": аббат Фариа, пытающийся докопаться до истины и понять, кто и за что предал Дантеса.
— Не знаю... Ну, мой бывший мог иметь на меня зуб... Он ведь немало поунижался, когда просил меня вернуться, а я ему отказала. При его себялюбии... Но все-таки думаю, что он тут не при чем. Я успела его узнать за четыре года. Он на такое не способен.
— Знать бы заранее, Рената Александровна, кто на что способен, так на Земле уже давно царил бы мир и покой... Иногда люди до золотой свадьбы доживают, а потом он или она такой сюрприз выкидывает, что ни в какие ворота.
— Николай другого склада! — возмутилась Рената. — Вы его не знаете, так и не говорите!
Вот уж не думала она, что когда-нибудь вступится за гуляку экс-мужа. Да еще и перед кем?! Перед обслугой!
Саша отвернулся в окно. Гарик не вмешивался. Ренате также не имело смысла говорить что-то еще, а потому в комнате повисла напряженная тишина.
— Великолепно! — усмехнулся телохранитель в конце концов; это был уже совсем не тот весельчак-гедонист, что вещал в бане о прелестях жизни, теперь голос его звучал надтреснуто, без малейшего оптимизма. — Чудная ситуация: у нас нет средств, а где-то болтается набитый деньгами "дипломат"...
— Пилите ее, Шура! Пилите! Она золотая! — воодушевился Гарик, радуясь, что Саша наконец осознал необходимость "разбора полетов" этой чистоплюйки.
Рената ругнулась, в сердцах швырнула на пол гребень, отбросила волосы за плечо и отвернулась. С каким удовольствием она пристрелила бы сейчас этого проклятого зэка!
— Вы не понимаете, что нам надо решить проблему этого "дипломата", Рената Александровна? Я уверен, что дело не в деньгах. Я уверен, что дело в другом. Но Александр Палыч говорил о "дипломате", а перед смертью о чепухе не вспоминают! "Дипломат" — это зацепка. В нем лежит что-то очень важное. Я шагу дальше не ступлю, пока вы не скажете, где он!
— Да не знаю я! И какое право вы имеете наезжать на меня?! Это хамство! А раз вы хамите, то и я скажу: отчего бы мне вам верить? Вдруг вас перенаняли? Вдруг это вы убили вчера отца, а потом примчались к Дашке с Артуром, изображая невинную овечку и спасителя? Вдруг вам только и нужно, что вытрясти из меня сведения, а потом вы отправите меня на тот свет?!
Все это девушка выпалила с бешеной скоростью, от негодования перестав контролировать словесный поток. Беглый зэк даже присвистнул: не ожидал, не ожидал...
Саша с полминуты изучающе смотрел на подопечную, а затем повернулся и пошел к выходу. Рената опомнилась, перевела дух. Сообразив, каких ужасов она только что наплела своему телохранителю, девушка бросилась за ним, схватила его за руку (Гарик удовлетворенно фыркнул).
— Не уезжайте! Пожалуйста! — взмолилась она, вкладывая в свою просьбу всю горячность, на которую была способна. — Извините! Я... я глупость сморозила... Не бросайте меня!
Ну что ж поделать? Можно и унизиться, коль скоро ей необходима помощь этого человека...
— Заманчивая идея... Но я, вообще-то, иду завтракать. Если хотите — можете присоединяться. Возможно, пища для желудка поможет и вашей памяти.
Рената сразу успокоилась, в разнесчастных ее глазах снова ожила надменность:
— В четыре часа дня?! Завтракать?! Вы каждый день так завтракаете?
— Благодаря вам, уже через день.
Наблюдательный и сметливый Гарик покачал головой.
— Кошка! Вот же кошка! — пробормотал он себе под нос. — Хитрая, курва...
Наверняка ведь вертит мужиками, как хочет... Такие глаза состроила, что впору под поезд бросаться, до того жалко ее становится. И тут же — снова язвить... Хорошего же она мнения о своем охраннике — эк ее прорвало-то! Намается с ней Санька, видит бог: намается. Хоть и красивая она, стервоза... Может, и есть смысл маяться, Сане лучше знать. Сам Гарик таких женщин побаивался, больше злясь на них и завидуя счастливчикам, до которых эти дамы снисходили.
Саша смерил подопечную взглядом сверху вниз, развернулся и вышел. Гарик выскочил вслед за ним.
Рената облегченно вздохнула. Ну что ж, можно надеяться, что телохранитель сдержит данное отцу слово и не покинет ее в столь трудной ситуации. Подозрения почти рассеялись. Хотя, конечно, если он не лжет и действительно в прошлом актер, то сыграть мог все. Даже тот взгляд, который сказал больше любых слов...
Кузен Гарика приехал только вечером. В отличие от жены, хозяин дома обрадовался гостям: это был повод "расслабиться" за бутылочкой "беленькой". Фразы он строил еще ужаснее, чем его двоюродный брат, громыхая раскатистым голосом, как прапорщик в казарме, и Ренате, из приличия вынужденной сидеть с ними со всеми за ужином, очень хотелось уйти.
Ксеня (как называл ее муж) накрывала на стол с таким суровым видом, словно тайно мечтала подсыпать в еду какой-нибудь отравы. И при взгляде на ее мрачную мину Рената теряла остатки аппетита. Кроме того, напротив девушки сидел подросток, сын Игоря и Ксени. Он был похож на мать, как две капли воды, только не комплекцией, а лошадиными зубами, к тому же еще и громко чавкал. Мать Ксении, полупарализованная "любимая теща", постоянно что-то бубнила и подкладывала толстому внучку добавки. А увалень лопал за троих.
Брат Гарика откупорил бутылку водки, плеснул теще, кузену, себе, хотел было налить Ренате и Саше, но те почти одновременно прикрыли пальцами свои рюмки.
— Мне сегодня еще нужно будет порулить, — объяснил свой отказ телохранитель.
— Понял! — согласился Игорь. — Катаетесь? А че удумали? Погода, чай, не как в Сочах...
Гарик опрокинул стопку, кашлянул, занюхал маринованным огурцом и сипло выдал в кулак:
— А мы... эт самое... автопробегом по бездорожью и разгильдяйству... Хух!
Хозяин и его семейка явно не поняли, что имел в виду родственник, но выспрашивать не стали. Не принято у сибиряков в душу лезть.
— Прекращай, навозник, фигней страдать! — наполнив по второй, Игорь дал подзатыльник своему чаду за то, что оно от нечего делать (бабка перестала подкладывать ему жареную картошку), скучая, катало шарики из хлебного мякиша.
Рената поперхнулась компотом, закашлялась до слез, отчаянно ища на столе салфетку. Но таковой не оказалось. Вдобавок ко всему снова заныл зуб.
— Знаете до Омска дорогу покороче? — спросил Саша.
Пока Игорь, тыкая чумазым от въевшегося машинного масла пальцем в дорожную карту, объяснял телохранителю какие-то нюансы, Рената изобрела относительно благовидный предлог и пошла во двор.
Было уже совсем темно, первый морозец сковал грязь, теперь она хрустела под ногами и крошилась. Рената быстро озябла, но желания возвращаться в этот кошмарный дом не возникало. Девушка стояла, прикрывая ладонью щеку, где разрасталась боль, и смотрела на старого дворового пса, который понуро бродил возле своей будки, лязгал цепью и тихонько поскуливал. Его судьбе не позавидуешь...
— Рената, у меня к вам разговор на пару минут, — замерзшего плеча Ренаты коснулась теплая рука. — Пойдемте в дом!
— Саша, я не хочу туда, — пряча глаза от стыда (все-таки, зря наговорила она ему тех гадостей, он такого не заслужил), попросила девушка. — Давайте поговорим здесь?
— Ну, как знаете, — телохранитель снял пиджак и набросил его на подопечную. Для Ренаты это было знаком, что он все забыл или простил ей сказанное в запале. — Вы умеете пользоваться пистолетом?
— В общих чертах.
— Значит, не умеете...
Он сел на кособоких ступеньках крыльца и потянул ее за собой. Ренате вовсе не хотелось морозиться, но лучше уж так, чем идти в хибару Гариковых родственничков.
Саша снял пистолет с предохранителя:
— Теперь это опасная игрушка. Если придется стрелять — не медлите ни секунды. Стреляйте на поражение: в верхнюю часть туловища, в голову... Впрочем, в голову не нужно: с непривычки рискуете промахнуться.
— А вы останетесь без оружия? — выслушав его "лекцию", уточнила Рената и опасливо взяла пистолет.
Саша посмотрел ей в глаза, потом улыбнулся:
— За меня не переживайте, — но все же в знак немой благодарности за беспокойство тронул девушку за плечо. — Все будет в порядке. Часа через три-четыре надеюсь вернуться.
— Что вы задумали? Зачем вам Омск?
— Потому что я собираюсь разведать обстановку. Возможно, завтра я увезу вас туда.
— И оставите? — ужаснулась она. — Что я буду делать в Омске?!
— Рената... Перестаньте вы загадывать. Ваша забота на ближайшие часы — запереть комнату, лечь спать, а когда я вернусь, отпереть мне дверь. Видели там засов? Вот на него и закроетесь. Теперь поставьте пистолет на предохранитель. Угу. Снимите... Снова поставьте. Я вами горжусь.
Рената неловко прижала к себе оружие, уцепившись за рукоять и за ствол. По-женски, отметил про себя телохранитель. Она явно думала о чем-то другом. Не о том, что у нее в руках, не о том, что из этого, возможно, придется стрелять.
— Не бросайте меня, Саша! — прошептала она и сглотнула слезы. — Слышите?
— Рената Александровна, голубушка! Вспомните: вы дочь офицера! Возьмите себя в руки и помогайте, а не мешайте! Ну все, живо в дом! Мне пора. Я еще хочу успеть выспаться.
Она покорилась. Саша забрал пиджак и пошел к загнанному в огород джипу.
Рената машинально сняла с протянутой над печью веревки свое высохшее белье, закрылась в комнате, переоделась. Гарик и его родственнички продолжали пьянствовать, их голоса (особенно — голос "прапорщика"-хозяина) грохотали на весь дом, изредка разряжаясь диким гоготом.