Мысли будущего мастера плавно перетекли к оперению. Оно стабилизировало полет стрелы. Плохое — тормозило. Парень припомнил все виды оперения, которые видел, сопоставил и сообразил, что большие размеры соответствуют более тяжелой и толстой стреле. Софист долго покусывал губы, пока лыжи вновь не вдохновили его, как ни странно. Оперенье позволяло стреле плавно скользить по воздуху! Отталкиваясь от этой мысли, юный друид подскочил из нагретой постели в холод — и тут его озарило — рыбами! В воображении Софиста сотни рыб-стрел заскользили в воде. Хвост и плавники! Они располагались крестом: плоский хвост вертикально, плоские плавники горизонтально. Так решались сразу две проблемы. Во-первых, хвостовое оперение больше не будет задевать рукоять лука. Во-вторых, передняя пара, находясь в центре тяжести, обеспечит хорошее планирование, а это — дальность полета. Собственно, этот принцип заложен в простейшей конструкции, где роль передней крыльчатки выполняет наконечник. Софиста постигло глубокое разочарование. Но он не отчаялся, решив все же дать хода идее как-нибудь на досуге смастерить спереди древка подобие рыбьих плавников. По крайней мере, они будут легко складываться при глубоком вхождении в тело, а при попытке вытащить обратным ходом будут раскрываться веером, пронзать плоть и легко обламываться, оставаясь в теле и выпуская яд.
О наконечниках Софист думал тщательно и основательно. Ведь суть всех остальных конструктивных особенностей стрел и болтов заключается в том, чтобы как можно быстрее и точнее доставить наконечник до цели. В итоге он обратил свое вынимание на проверенный тысячелетиями — лист. Эльфы в ходе его рассуждений оказались удивительными выдумщиками, подчерпнувшими вдохновение у самой природы. Во-первых, плоский лист играет роль крыльчатки. Хочешь дальность? Поверни горизонтально. Нужна скорость на близкой дистанции? Поверни наконечник вертикально. Софист знал, как драконы ложатся на крыло, совершая виражи. И выудил из памяти образ эльфийского колчана, у стрел которого вместо перекрестия чётких пропилов были ложбинки в виде восьми лучевой звезды. У ловких эльфов стрела не соскользнет с тетивы. И нет никакого волшебства в том, что из-за накрененного наконечника стрела совершит небольшой вираж, чтобы обогнуть, например, ствол дерева и поразить врага, спрятавшегося от прямой видимости лесного лучника. Во-вторых, пилообразные зубчики, загнутые коготки, раздирают плоть или обламываются в ней, открывая тончайшие жилы-каналы листа с ядом.
Идеи посыпались, как из рога изобилия. Наконечник из уплотненного дерева, внутри плоти врага прорастающий веточками. Наконечник или древко из рога, кости, хитина. Хрупкий капсуль или нечто мягкое после наконечника, которое от удара сплющивается и, как из губки, выжимается ядовитый газ, взрывчатая смесь, едкая кислота. Вообще вместо дерева можно подобрать какой-нибудь более легкий и крепкий, возможно, пенообразный материал...
Софист с горечью признал, что не является первооткрывателем ни одной из идей, пойманных им за хвост в этот холодный зимний вечер. В общем, на этом благодатном поприще стрелкового убийства себе подобных все давно открыто, основательно забыто и заново придумано. Такими же вот восторженными и шибко умными юнцами, желающими своротить горы, но обнаруживающими лишь кочки — могилы чужих открытий.
Все эти так называемые изобретения ведут к усложнению техники производства, давая очень незначительное преимущество по заоблачным ценам. Элитное оружие востребовано, конечно, но в крупных сообществах, где их наверняка оценят и адекватно заплатят, а обычным воякам, как на заставе Олостина, требуется простой, быстрый и дешевый способ массового производства — вложенные трудозатраты должны окупаться. К тому же, здесь совершенно ни к чему продвинутые снаряды, поскольку тут никто не сможет толково распорядиться всем их потенциалом.
Чтобы добиться действительно чего-то стоящей новизны, к полуночи понял Софист, нужен тот самый ультимативный инструмент познания мира, который он не хотел покамест применять — любая сила оставляет след. Ни для рассматривания выстрелов из лука и арбалета, ни даже чтоб подглядеть за способами извлечения стонов, раздававшихся с трех направлений и мешающих спать. В конце концов, ум — вот главный инструмент познания окружающего мира. И, как известно, утро вечера мудренее.
Поутру юношу захлестывала жажда деятельности — его увлекла принципиально новая идея создания жидкой древесины! Одна часть его успела привыкнуть нестись вперед лавиной. Другая его часть привыкла к размеренной жизни отшельника, в добровольной изоляции сконцентрировавшегося на обретении великих сил. Рассудок всегда превалировал над эмоциями, как в потемках блуждая в своем превосходстве, но сейчас, кажется, ослабил вожжи, учась радоваться...
— Господин, а это правда, что бельё в ваших руках становится новее нового? — Робко спросила незнакомая подавальщица с примерно год как округлившейся грудью и пока еще слишком доверчивым серым взглядом.
— Гы-гы, не мели чепуху, Кери! Нашла о чем спрашивать костлявого оборванца, — оторвался от утиной ножки толстобрюхий мужик с мышиными глазенками, охочими за прелестями молодух. Манеры аккуратно трапезничающего соседа его раздражали. — Принеси-ка мне еще эля!
— Раз антиквар злится, мисс Краса, значит, видит в слухах долю правды, — ответил парень будущей белокурой милашке, чей бутон только начал раскрываться. У него на языке вертелось вострое словцо покруче и обиднее, но хорошее настроение смыло его — затевать перепалку охоты не было.
— Кхе-хе-хе! Да барыга он, паря, самый натуральнейший! — Раздался из-за стойки смех старухи. И пятидесяти нет, а уже седая и морщинистая. — Кери, чего застыла жвачной телкой? А ну марш на кухню, внучка! А вы ешьте горяченькое, мистер Софист, не кружите глупышке голову заумными мыслями. И ты, Стэн, слышь меня, уткни в плошку свое пошлое рыло и не смей даже мечтать о Кери! Оскоплю в евнухи, — пригрозила матрона. Обращалась к ним обоим, судя по взмахам замызганного полотенца и наточенного ножа, все еще профессионально ополовинившего тряпку для протирки столов.
Несколько медяков за соседним столиком поменяли владельца. Синеглазая вертихвостка перед тем, как скрыться за служебной дверью, бросила вполне взрослый взгляд на миловидного парня, ответившего взаимностью на заигрывание — подмигнул. Он и сам до конца не понял, зачем это сделал, но и ухом не повел, когда перед носом просвистел нож.
— Совратишь мою внученьку — убью, — холодно прокомментировала престарелая женщина, не глядя подбрасывавшая ножик за кончик лезвия и ловившая за него же.
— Ха-ха, паря, ты попал! Теперь это дело мужской чести, — загнул молодой мужчина из охраны дворянина, еще почивавшего после вчерашних возлияний.
— Знаю я вас, паршивцы, обесчестите мне девку и текать от брюха, — проскрежетала бабка, знавшая, на кого можно бочку накатить, а на кого не стоит. Но на сей раз ее чуйка дала сбой.
— Дети — святое, — жестко и болезненно выдал представлявшийся Софистом. Слишком ясное и болезненное напоминание о том прошлом, где беременных невестку и случайную любовницу кроваво принесли в жертву на алтаре богини-демоницы.
С напрочь испорченным настроением он оставил перловку недоеденной, быстро влез в подпираемый посохом полушубок и вымелся прочь из трактира. От него шибало такой мрачностью, что у трактирной кошки шерсть дыбом встала. Домашний зверь с шипением сиганул прямо в противоположную сторону, с испугу проскрежетав когтями по каменной кладке и очутившись под потолочной балкой. В зале таверны еще несколько минут после хлопка дверью царила мертвая тишина.
За порогом Альтер-эго Софиста сумело взять себя в руки после внезапной вспышки с осмыслением простой истины: он не сможет зачать одних детей, чтобы пожертвовать ими ради спасения других. План рухнул, не успев начаться. Такой весь выпестованный и продуманный, но построенный на гнилом фундаменте. Адски трудно пережить потери, однако еще сложнее знать, что их всё еще можно избежать... Но без жертв все равно не обойтись, иначе само мироздание в лице пастыря своего Лорда Ао устранит угрожающего целостности континуума "баламута", превратив его мнимую смерть в подлинную.
Хитроумно подвешенные чары света помогали отбрасывать тень солнечным часам на башне ратуши, показывая время круглые сутки — одиннадцатый час дня. Слонявшийся в прострации юный друид, обнаруживший себя на площади, досадливо вздохнул, отходя в сугроб и пропуская звенящие бубенцами сани с овцебыком в упряжи.
— Привет, Панкер, — полуобернулся юный друид с кольцом-совой на пальце, скрытом варежкой. Аналог сакрального заклятья Взгляд Тоджанида позволял видеть вкруговую. — Давно хвостом заделался? — Спросил он без эмоций и чисто для порядку, поскольку сам уже вспомнил, едва озвучил мысль.
— С трактира, — угрюмо ответил солдат, посланный за гражданским лицом, не далее чем вчера им избитым. Обычно веселый и жизнерадостный, сейчас Панкер пребывал в пессимистичной растерянности. Трактирный инцидент спутал все его карты столь же надежно, как вчерашний спарринг.
— Печально. Спасибо, что хоть не тревожил и дал прийти в себя, — блюдя вежливость, заставил себя сказать юноша, давший кое-кому твердое обещание не замыкаться в себе. Ему казалось, что он уже выплакал все слезы — ан-нет. Раненая сосна тоже истекает живицей... — Мне сказали, здесь уважают Лесных — ложь. Я немедля покидаю это место, больно здесь находиться. Беги солдат, доложи об этом.
— Так просто?.. — Смог выговорить боец, огорошенно глядевший на то, как из двух выуженных из-под снега щепок вырастают первоклассные лыжи. Если он и хотел извиниться, то так и не смог решиться. Зря лейтенант возлагал на него надежды, посылая одного, хотя офицер просто не мог предвидеть произошедшего. Если бы только Панкер сразу подошел к еще не усевшемуся завтракать Софисту, а не выжидал у моря погоды.
— А чего ты ждал? Злых пророчеств или проклятий?..
"Холтерс за враньё сам жизнью ответит — поверит лгуну; Панкера всяк предаст, кого он партнером сочтет, а жития не дающую бабку прирежет сама же внучка", — так и рвалось, так и рвалось из уст: "Всяк друид будет знать — здесь ему не рады. Застава потеряла расположение треантов". Болит там, где еще способно зажить...
— Здесь мне раскрыли глаза, — юный заклинатель дважды сплюнул клейкой массой, крепко сцепившейся с носками обувки. — За это следует быть благодарным, а не проклинать. Прощай, — произнес юный друид, неуклюже заскользивший на лыжах.
— Там мороз и волки... — нашелся выбитый из колеи солдат, одновременно загораживая обратную дорогу, ведущую к западным, караванным воротам.
— Волки вновь согреют...
— Приказано сопроводить...
— Отвали! Пока по-хорошему прошу.
— Эй, служивый! Помочь чем? — Подошел сердобольный прохожий, один из нескольких случайных свидетелей. Вполне разумно себя повел, больше доверяя стражнику.
— Да, Панкер, чем тебе еще помочь? За кости во время дозора, — достаточно громко произнес Софист, — только на себя пеняй. И не стоит серчать, что кто-то зорче тебя оказался. Если что-то еще надо залечить, болван, то обращайся к аптекарю, а меня не преследуй больше, — быстро произнес Софист, взявший инициативу в свои руки из-за желания скорее покинуть несчастливую и душную заставу Олостина. Понятливому мужику хватило реакции солдата на правдивые слова юного друида. Кому ж понравится, что дозорные играются вместо дежурств, оплаченных из кармана всех фермеров округи?
— Ты правда игрался на посту, х
* * *
собачий?.. — Охренел опрятно одетый прохожий с тубусом под пергаменты и свитки.
— Я... я... — начал заикаться обескураженный юноша. Сглотнул и опустил взгляд, второй раз попавшись на тот же прием, что и перед спаррингом.
Подобрать правильные слова он не успел. Еще один фермер лет сорока, услышавший про кости во время дозора и скривившийся от давней боли потери кого-то близкого, не стал церемониться и сгоряча заехал своим кулачищем прямо в глаз проштрафившемуся солдафону. Пользуясь случаем, Софист без угрызений совести смылся с места происшествия.
Едва не свалившись, юный друид разломил посох пополам, две палки истончились и удлинились, обзаведясь удобными ручками. Дело пошло на лад, но все равно потребовалось войти в транс, чтобы должным образом контролировать движения и казаться нормальным лыжником, а не только что вставшим на полозья неучем. Если на воротах и был приказ задерживать кого-то с посохом, то он точно не касался лыжника с шарфом по глаза и в полушубке, волшебным образом замаскированным под снег — как у большинства егерей.
Линяющий из укрепленной заставы подросток вполне осознавал, что этим своим вспыльчивым и глупым побегом обесценивает все свои вчерашние достижения, но ничего с собой поделать не мог — невыносимо стало быть здесь.
Глава 3.
— Уллю. Волки. Приведи. Пообещай им двух енотов, — прошептал Софист своему питомцу, зная, что умная сова его расслышит и прекрасно поймет.
Фамильяр бесшумно спорхнул с локтя, взлетев над заснеженными садовыми посадками, скрывшими беглеца от обычных наблюдателей на стенах заставы Олостина. Юный друид желал убежать подальше от горькой правды, открывшейся в злополучном для него месте. Ему невыносимо было оставаться в этих тесных стенах — он рвался на волю и простор, способный объять его необъятное горе. Ловкий парень весьма быстро приноровился к лыжному ходу.
Всего за полчаса он пробежал более лиги, обильно вспотев и остро захотев пить. К этому времени нашлись волки, что решили поохотиться на зайцев-беляков, живших в норах у фермерских полей. Матерому вожаку и его стае из восьми особей оказалось мало четырех енотов, которых юный друид сумел призвать за два раза — больше он не хотел кормить живоглотов. Пришлось ему прибегнуть к хитрому фокусу с посохом: соблюдая легенду, он сделал жердочку и дал птице поднести волшебную палку к сильнейшему волку. Застарелые шрамы исчезли, как не бывало. Только тогда вожак, в одну морду сожравший целого енота, согласился провести парня на своей спине несколько миль, чтобы тем самым помочь ему замести следы: он не желал встречаться с группой лыжников, зачем-то отправившихся по его следу спустя примерно минут сорок.
Когда стая забежала в рощицу между полями, в которой обычно ставили сезонные дома, и когда сторонний ясновидческий взгляд сверху на миг потерял объект слежки, Софист поднял над головой посох-жердь, моментально применив подготовленное заклинание. Он сумел восьмикратно уменьшить себя, чтобы преданная сова, увеличившаяся в три раза и выбелившая перья волшебной маскировкой, легко подхватила старшего собрата. Уллю понес драгоценную ношу на большой скорости и не выше тридцати футов перпендикулярно прежнему маршруту, а стая волков побежала по своим делам на восток — пусть теперь ищут снежинку в сугробе.
Вечное Болото хорошо проглядывалось на горизонте, но не Эвермур цель. Возвышавшийся северо-западнее Серебряный Лес тоже издали оправдывал свое название: березы, тополя, ели и другие деревья причудливо серебрились корой или иголками. Едва Уллю, пытавшийся потешить Софиста и совершавший крутые виражи между деревьями, углубился от кромки леса на пару миль вглубь, как юный друид сообразил: они проникли в священный Лес, корни которого росли из праха или берегли множество могил лунных эльфов.
