________________________________________________________
1 "...вокруг библиотеки" — библиотека им. А.П.Чехова была возведена в том самом месте, с которого начал застраиваться казаками г.Грозный. Прежде там стояла крепость Грозная, впоследствии давшая название этому населенному пункту.
2 Сунжа — река, на которой стоит Грозный, приток Терека.
3 "...каждое 23 февраля ждали..." — 23 февраля 1944 года Сталин издал указ о депортации из Грозного представителей нескольких мусульманских народностей, в т.ч. чеченцев и ингушей. В 90-х годах этот день стали считать Днем Скорби. Ближе к началу чеченской войны возникала опасность, что в этот день ярые националисты-мусульмане начнут резню, из мести убивая жителей славянских национальностей.
Ту-тук — та-так... Туки-туки — таки-таки... Ту-тук — та-так... Поезд шел неторопливо, сбивчиво, будто спотыкался.
— Доча, а шо ты одна-одинешенька едешь? Не страшно тебе? — осмелилась поинтересоваться тетка-украинка: общая тревожность сблизила путешественников.
Четвертая пассажирка купе — женщина довольно молодая и прилично одетая — пожала плечами:
— Страшновато, конечно. Да не одна я. В соседнем вагоне друзья мои едут. Работа такая...
Что у нее за работа, женщина объяснить не успела. Состав дернулся, противно заскрежетал колесами и встал. Вагоны, ударяясь друг о друга, пропустили звуковую "волну" в самый хвост поезда. И упала тишина.
Попутчики переглянулись.
— Приехали? — свешиваясь с верхней полки, хрипловато спросил Роман и, вытащив из-под подушки часы, попытался разглядеть, сколько времени.
— Та нет ще... — отозвалась украинка.
— Да, рано... — согласился мужичок и, аккуратно отогнув дерматиновую шору, посмотрел в окно. — Не видно никого.
— Пийду, побачу до других.
Тетка поднялась и, покряхтывая, вынесла свое грузное тело в коридор.
Комаров зевнул:
— Так а что стоим тогда?
— Кто знает... — мужичок сел на место и принялся нервно протирать стекла очков, в полутьме — совершенно бесполезных.
Женщина, четвертая пассажирка, молчала, зябко натягивая на плечи белоснежную шаль, которая в глубоком сумраке купе выделялась смутно-белым пятном.
— Взрывов, вроде, не слыхали... — продолжал утешать сам себя очкастый. — Знать бы еще, где мы сейчас...
— И что тогда? — тихо спросила пассажирка.
— Да ничего. Мож, спокойней бы было...
Роман отбросил одеяло, содрогнулся от холода нетопленного вагона и торопливо нырнул в свитер.
Ручка двери повернулась, дверь с шумом и лязгом отъехала, пропуская вернувшуюся женщину из Черноречья:
— Тихо все. Стоим, — сообщила она.
— Да понятно, что стоим... — согласился дядька. — Хоть бы свет дали, совсем уж ни в какие ворота...
Комаров взял со столика термос, налил еще довольно горячего чая и уселся с чашкой возле мужичка. Роману все казалось, что сейчас к ним в купе сунутся цыганки в грязных лохматых кофтах и многослойных юбках и затянут что-то вроде: "Сами мы не местные, отстали от нашего поезда. Позолоти ручку, молодой-красивый, всю правду скажу!" А привязанные к их груди младенцы будут дико вопить, заставляя пассажиров откупиться от несносно шумной оравы.
В коридоре послышались голоса. Молодой человек узнал чеченскую речь. Неприятные ассоциации, тем более, что говорят громко, по-хозяйски, и в этом чувствуется какая-то угроза. Горская речь гортанна, в ней много "придыхательных", "каркающих" и, наоборот, глухих звуков. Когда все это сочетается, создается эффект ругани. Возможно, русскоязычным жителям Чечни неприязнь к вайнахскому наречию вошла в подсознание, тем более, сейчас, во время затянутой гражданской войны.
— Глянуть бы, что там... — пробормотал мужичок, но сам не сделал и движения к двери, лишь с надеждой слегка покосился на молодого спутника.
Комаров пропустил его слова мимо ушей: лично ему это было не нужно. Да и что увидишь в темноте?
Дверь с грохотом отъехала и клацнула. В проходе возник мужской силуэт, затем вспыхнул фонарик, и люди невольно прищурились от внезапно яркого света. Роман успел заметить на вошедшем камуфляжную форму. Холодный блик скользнул по строгому черному боку автомата, висевшего на груди незнакомца.
— Документ давайте! — с сильным акцентом приказал человек.
В коридоре крикнули по-чеченски. Мужчина в камуфляже слегка отклонился назад и ответил:
— Мича1?
Невидимый собеседник повторил фразу. Чеченец издал отрицающий звук и добавил:
— Со вух-веара цигара. И д1авахийтина, вуха веара. Вахаъ г1ой, хьо пхойалг1а вагончу хьажахьа2, — а затем, вновь шагнув в купе, обратился к пассажирам: — Документ доставай!
________________________________________________________
1 "Куда?" (чеченск.)
2 "Я оттуда вернулся. Отправил его и вернулся. Сходи посмотри еще в пятом вагоне!"
Роман и его спутники зашевелились. Луч фонарика метнулся по вещам. Чеченец беглым взглядом окинул купе, полностью проигнорировал подобострастный и никчемный вопрос тетки-хохлушки: "А шо шукаете, хлопци?", взял протянутый паспорт очкастого мужичка.
— Зачем едешь?
Мужичок долго и путано объяснял что-то о работе. Парень слегка поморщился, отдал ему документы и отодвинул с дороги. Тот явно перевел дух и, плюхнувшись на полку, постарался сделаться совсем невидимым.
— Ты! — светя в лицо Комарову, сказал чеченец.
Роман отдал ему паспорт. Военный замешкался, переводя взгляд с фотографии на молодого человека, прикрывающегося рукой от направленного прямо в глаза луча. Пролистал, посмотрел прописку:
— Бахчисарай давно уехал?
— Лет двенадцать назад.
— Зачем теперь едешь Грозный?
— Я в Гудермес. За матерью и сестрой...
— Вещи бери, колидор выйди, — парень положил паспорт Романа в нагрудный карман и небрежно указал за спину большим пальцем.
— Что-то не так? — переспросил Комаров и краем уха услышал шепот спутницы-украинки: "Чи приняли за кого-то?"
— Вещи бери, колидор выходи! — повторил чеченец и потребовал документы у женщин.
Роман сдернул с самой верхней, багажной, полки свою сумку и, с трудом разминувшись с чеченцем, вышел в коридор.
— Муслим! — крикнул тот, выглядывая вслед за Комаровым. — Машиначу кхосса и!
По коридору заметался лучик еще одного фонарика. Тяжелые шаги приближающегося человека — и перед Комаровым возник высокий грузный бородач.
— Муьлха2?
— Х1ара3, — первый чеченец "стрельнул" из фонарика в Романа.
Бородач оглядел Комарова с высоты своего роста и процедил:
— Пошли, г1азакхи4...
— Вы бы хоть объяснили, в чем дело! — запротестовал молодой человек, но ствол автомата с немой убедительностью ткнулся ему под ребро.
_____________________________________
1 "Муслим! Веди его в машину!" "Муслим, закинь его в машину"!
2 "Которого?"
3 "Этого"
4 г1азакхи — русский (обращение к мужчине).
Комаров предпочел не спорить.
Его вывели из вагона. Снаружи было уже почти совсем темно. Возле поезда стояло два крытых фургона и армейский джип без верха, похожий на "Хаммер" старого образца.
— Лезь! — распорядился бородач, подогнав Романа к одному из этих фургонов.
Молодой человек забросил внутрь свою сумку, запрыгнул сам и очутился в полной темноте. Лишь на мгновение вспыхнул фонарик, осветил его (Роман успел заметить, что в фургоне сидело еще несколько человек) и погас.
На ощупь найдя на скамейке у борта свободное место, Комаров сел. Прошло немало времени, прежде чем он услышал скрип отъезжающего состава. "А я?!" — подумал Роман.
Поезд набирал скорость. Перестук удаляющихся колес. Еще двоих впихнули в фургон, и почти тут же машина тронулась.
Сердце Романа стучало, как стальные колеса недосягаемого теперь поезда. Что это? Недоразумение? С кем его перепутали? Что вообще все это означает? "Камуфляжный" пограничник (если это был пограничник) не вернул ему паспорт. Его, Комарова, арестовали? За что? Вот теперь Комаров начал тревожиться уже всерьез...
СПУСТЯ ЕЩЕ ДВОЕ СУТОК
Андрей сосредоточенно работал, когда в приемной послышался какой-то посторонний шум. Серапионов нажал кнопку селектора:
— Татьяна, что там случилось?
— К вам Борис Владимирович по срочному вопросу, Андрей Константинович! — звонко отрапортовала секретарша.
И эта — туда же. Прежде Снежанка зубоскалила со всеми входящими-выходящими, теперь и эта по ее стопам пошла... Просто хоть по примеру отца сажай в "секретутки" ссохшуюся престарелую грымзу... Как они все осточертели!
— В чем дело, Борюся? — Андрей сложил руки на груди, откинулся в кресле и пристально оглядел вошедшего "красавчика".
— Шеф, ну ты не вели казнить, вели слово молвить! — ответил тот и брякнулся в кресло напротив стола Серапионова.
— В следующий раз советую звонить и договариваться. Говори быстро, у меня нет времени.
Борюся улыбнулся. Он всегда (даже, наверное, в сортире) ведет себя так, будто на него направлены сотни объективов телекамер. И выглядит, словно отправлялся на транслируемое по всему земному шару интервью, а по пути заглянул по небольшому дельцу...
— Новости из Одессы интересуют?
Серапионов слегка двинул бровями и повторил отцовский жест, сложив друг с другом подушечки пальцев рук.
— Ну, и?..
— Твои калеки приехали к Гроссманше.
— М-м-м... у-гу...
— И это все?! — удивился Борюся. — Я думал, ты будешь скакать, как дембель накануне увольнения...
Андрей редко позволял своим людям фамильярности, но на Бориса Шадова этот запрет не распространялся. Борюся ходил в фаворитах, потому что был сметливым исполнителем и не подхалимничал. Серапионов-младший, подобно своему отцу, ценил в людях дерзость. Если она, разумеется, не покидала определенных рамок. Определенных им рамок. А у Борюси было отменное "чувство локтя". Да и веселость Андрей тоже любил. Не всё же с дуболомами дела делать...
— Я уже взял билеты, Андрей Константиныч. Рейс завтрашний, утренний, в девять. Что передать ребятам? Брать их тепленькими, или пусть сразу, без нас, разберутся с обоими?
— Есть возможность их вывезти в тихое место?
— Не вопрос, — подчиненный, кажется, нисколько не смутился, когда над его головой будто щелкнули клешни: так посмотрел на него шеф. Откровенно говоря, молодому человеку всегда становилось не по себе от Серапионовского взгляда поверх его макушки, но Борюся предпочитал не уделять этому излишнего внимания.
— Пусть их берут живыми. Без меня ничего не предпринимать. К Розе Гроссман тоже пока не лезть.
— Тут такая ситьюэйшен интересная нарисовалась... Девка в больнице, ее проще всего взять. Может, пусть ее умыкнут, а второй тогда и сам приползет? С диском? И возни поменьше... Как ты на это смотришь?
— Разумеешь. Давай.
Выпроводив Борюсю, Андрей сел за компьютер. Но... не работалось. Мысли убегали непонятно куда.
Серапионов плюнул на все и поехал домой.
Спалось ему тоже тревожно. Скорее, дремалось. Это были настолько новые ощущения, что Андрей даже терялся, ибо не мог привести себя в порядок. Чувствуя взволнованное состояние хозяина, пушистый рыжий красавец-кот не отходил от него ни на шаг. Прежде он спал на Андреевой кровати исключительно в ногах, а в эту ночь забрался к нему на грудь, а потом долго встряхивал ушами с завитками "кисточек" и впивался в одеяло когтями больших лап.
— Лёва, ты достал меня! — предупредительно рыкнул Серапионов; зверь присмирел, лег возле него в позе Сфинкса и замер.
* * *
Самолет грянулся о посадочную полосу задним шасси, упал на переднее и поскакал, словно плохо объезженная лошадь.
— Одесса! — прошипел бледный от страха Борюся. — Даже тут без приколов не могут!
Андрей насмешливо покосился на помощника. Он нисколько не удивился бы, услышь вдруг по внутренней связи речь пилота или бортпроводницы в стиле: "Мы таки долетели. И слава нам всем!"
Но стюардесса объявила будничным голосом о прибытии. Вскоре подали трап, и через двадцать минут машина, ожидавшая у здания аэровокзала, везла Серапионова и Борюсю к морю. Точнее, к одному из одесских коттеджей.
Пока Борюся непринужденно болтал со спутниками, Андрей успел узнать всю информацию. Причем именно из их "трепотни". Сокольникову этой ночью усыпили и вывезли из местной больницы, а Николая Гроссмана пока не оповестили, ожидая прибытия шефа.
— Совсем, говоришь, девка головой тронулась? — посмеивался Борюся. — Бывает... Кому сейчас легко?
Хозяином коттеджа был врач, старый знакомый семьи Серапионовых. Но к моменту приезда гостей из Питера он уже уехал на работу, и Андрея с Борюсей встретили "братки".
— Сообщите Гроссману и встретьте. Привезти сюда. В целости и сохранности. С диском, — отдал Андрей короткие, рубленые распоряжения, шестым чувством воспринимая близость Ренаты.
Он мог безошибочно указать окно той комнаты, где она сейчас находилась.
— Поезжай с ними, — сказал Серапионов Борюсе. — Контролируй.
— Да сэр есть сэр! — пролаял тот, прикладывая к виску два пальца и тем самым изображая доблестных коммандос из американских боевиков.
Андрей расстегнул пальто: пожалуй, для такой одежды здесь жарковато. Март, все-таки, начинается. Весна...
Развернулся, пошел к дому. Головой тронулась... Немудрено после такого...
Закутавшись в одеяло и обняв руками колени, Рената сидела на диване. Она еще не совсем пришла в себя после укола снотворного, однако ощущение опасности уже проникло в нее. Комната была светлой, но пустоватой. Андрей оценил все с первого взгляда: женщину, обстановку, настроение...
Губы Ренаты беззвучно двинулись, словно, узрев Серапионова, она попыталась произнести двусложное имя. Какое — нетрудно догадаться. И в ту же секунду блеснувшие жизнью янтарные глаза угасли.
— Увы, нет, — подтвердил Андрей. — Здравствуй, Рената. Я рад тебя видеть. Честно — рад.
Она промолчала.
— Мне сказали, ты нездорова. Мне жаль. Не твоя и не моя в том вина. Тебя окружали не слишком умные спутники. Если бы твой муж оставил диск на месте, наша с тобой нынешняя встреча не состоялась бы...
Рената ткнулась лбом в колени и спрятала лицо.
Серапионов сжал губы и придавил на оконной раме выжившую с прошлой осени мошку. Что сказать еще? Что жить Ренате и ее мужу осталось ровно столько, сколько сюда едет автомобиль? Он уже устал удивляться реакциям своего организма: вот и теперь пальцы его, отряхивая останки раздавленного насекомого, становились все холоднее. Андрей оглянулся. Ему не хотелось убивать эту женщину. Но как? Как сделать, чтобы не убивать?.. Дилемма...
— Ну скажи же что-нибудь!
Она молчала.
— Андрей Константиныч! — крикнули снизу. — Они его подобрали, едут сюда!
Андрей кивнул в окно.
— Одевайся.
Рената выпрямилась. Одеяло сползло с ее плеч. На ней угадывалась тонюсенькая ночная сорочка. Одеваться — во что? Впрочем, неважно. Это называется "Пожалел волк кобылу — оставил хвост да гриву". Минут через тридцать-сорок ей будет уже все равно. Ни холодно, ни жарко. Думай, Серапионов, думай! Тебе ведь не хочется убивать ее! Да и Гроссмана придурочного — тоже уже не хочется убивать. Времени прошло много, былой гнев поулегся, гончая вновь настигла жертву, азарт погони потух.
