Дети Земли

Увернувшись от хлестнувшей пустоту черемухи, Селин швырнул пистолет, словно заурядный камень, в туманное марево, уже различая в нем несколько размытых фигур, и вдогонку врезал по силуэтам остатками ярости.

Отпустило окончательно. Дышать полной грудью — какое счастье! Не отвлекаясь на выражения ликования (хотя подмывало издать троекратное ура и подбросить в воздух чепчики), Никита подхватил из земли обломок кирпича — не кидаться же на черноглазых магов с пустыми руками — и подбежал к группе тополей, где под сенью одного из деревьев дрожало туманное марево. Впрочем, уже не такое и туманное. Пока Селин трусил к тополям, зрение внезапно прояснилось, марево исчезло, и буквально в паре десятков метров обнаружились четыре знакомых фигуры в балахонах. Две из них находились в вертикальном положении, а еще две — к вящей радости Никиты — в горизонтальном. И они явно не отдохнуть прилегли. А, как пить дать, копыта (или что там у них в место ног) отбросили после ответного удара. Хлипкая раса, чуть по ним врежешь силой ярости, они — с копыт долой.

'Это же надо — двух уконтрапупил!',— походя возгордился собой Селин. Однако двое 'балахонов' выглядели вполне дееспособными и дружелюбно зыркали черными глазищами на приближающегося человека. Пришлось атаковать. Два валяющихся на земле тела Чужих и обломок кирпича в руке придавали Никите уверенность. Правда, настораживали окружающие ребят деревья — ну, как начнут махать ветвями, — поэтому Селин обогнул попавшийся на пути тополь с опаской, ожидая любой подлости со стороны дерева и приготовившись увертываться и отскакивать от ударов. Но тополь повел себя куда приличнее безумной черемухи, не попытался хлестнуть ветвями и даже не замахнулся. Выскочив из-за тополя, Никита оказался нос к носу (хотя разве у этих гавриков нос — щель какая-то, смех один) с 'балахонами'. Ближний маг взмахнул пятипалой клешней, направляя ее на человека. Чувство опасности взревело разбуженным посреди зимы медведем. Не дожидаясь наступления эффекта от очередного подарочка Детей Земли, Селин, практически одновременно с движением длани мага, швырнул импровизированное орудие пролетариата в морду размахавшегося клешнями товарища, целя под капюшон — в район носовой щели. Попал. Почти точно.

Обломок кирпича угодил чуть выше упомянутой щели. Раздался негромкий хруст, и любитель помахать клешнями, опрокинулся навзничь. По спине Селина пробежал холодок, а незримый ветер взлохматил волосы...

Есть такое расхожее выражение — 'потрохами прочувствовал'. Иногда — печенкой, селезенкой или... другими органами. И Никита вышеупомянутыми органами, включая 'другие', прочувствовал, что избежал чего-то ужасного, неодолимого.

'Это удачно я кирпичом гада угостил', — восхитился собой Селин. — 'И вовремя'. Не мешкая, он бросился к обломку кирпича, дабы повторить трюк с поражением мишени в балахоне импровизированным орудием пролетариата, но не преуспел. Вернее, не успел.

Последний оставшийся в вертикальном положении Сын Земли дернул навстречу пятипалой граблей, и... земля, вырвавшись из-под ног, совершила странное сальто-мортале. А потом со всей планетарной дури приложила Никиту об себя, как утверждают ученые, круглую и... как выяснилось, твердую.

Дыхание вышибло напрочь. Словно лошадь копытом в живот лягнула. Насколько сильно лягаются лошади, Селин не ведал, но примерно представлял. Когда-то в юности, катаясь на лыжах с горки, налетел на дерево — ощущения были вполне сопоставимы. И имелись смутные подозрения, что удар лошадиным копытом примерно из той же серии. Никита, вообще, обратил внимание, что каждая встреча с черноглазыми магами для него ознаменовывается проблемами с дыханием. Как и на этот раз.

Впрочем, ему было не до сравнений. Мало того, что он не мог ни вдохнуть, ни выдохнуть, так еще в глазах в который уже раз стало темнеть, и навалилась чудовищная слабость. Настолько привычный анамнез, что работай легкие в нормальном режиме, Селин бы посмеялся над завидным постоянством симптомов. Однако приходилось думать не о смехе, а о собственном выживании. Хотя термин 'думать' здесь явно натянут. Мозг работал в аварийном режиме, мелькали шальные и почти бессвязные мысли, и только. Никита пытался снова пробудить в себе спасительную ярость, но напрасно. Он вычерпал ярость до дна и полностью израсходовал на нейтрализацию первых 'балахонов'. О том, чтобы нащупать верой и правдой послуживший ему обломок кирпича, не было и речи — Селин и пальцем пошевелить не мог.

Однако сдаваться не желал. Сопротивлялся давлению на разум, колол иглой воли в напиравшую стену Чужой силы, ставил на ее пути барьеры, старался найти в глубине своего 'Я' новое оружие против магии Детей Земли. Оружие не находилась, но ломка барьеров воли, казалось неспешной, совсем не такой стремительной, как во время первого ментального поединка в сквере с разведчиком Лесной Ветви. И теплилась надежда на то, что на последнем рубеже обороны, когда до гибели личности останется полшага, найдется новый способ противодействия атаке Чужого. Тогда же — в сквере — нашелся. Тем более что сейчас отсутствовал бесконечный, вселенский ужас, мешавший в схватке с Алниором. И абсолютной беспомощности Никита не чуствовал, что-то делал, хотя названное 'что-то' и ограничивалось его разумом.

Ярость не возвращалась. Новый способ противодействия магической атаке тоже не находился. Монолитная стена чужой силы постепенно проникала в глубины сознания, методично взламывая барьеры воли. Паники еще не родилась, но Никита знал, что скоро она прорастет внутри его разума, и сопротивляться станет в разы сложнее. Хотя насколько скоро, если поединок, кажется, длится столетия.

Неожиданно стена магической силы исчезла. Рухнула целиком и рассыпалась в мелкую неощутимую пыль. Без видимых причин, и точно не в результате оказываемого Селиным сопротивления. Испарилась, словно капля воды, попавшая в костер. Настолько быстро, что Никита не успел проследить, как это произошло. Судорожный короткий вдох царапнул гортань и отправил порцию кислорода в легкие. Еще парочка вдохов-выдохов немного прояснила взгляд и мысли, но тело еще слушалось плохо — попытка перевернуться со спины на живот не удалась, он лишь руками по земле поскреб и голову повернул.

'Интересно, почему он отступил?',— толком не придя в чувства, Селин хотел разобраться в ситуации.

— Вон он какой — северный олень...— раздался откуда-то сбоку знакомый голос. — Я ведь тебе не до конца верил... А тут, пожалуйте, получите подтверждение.

Оспешинский, а это был именно он, навис над Никитой.

— Помочь подняться?

— Ам, — булькнул Селин, отказываясь от услуг ашера. Именно булькнул, поскольку применить к его полузадушенному 'ам' термин 'сказал' было бы вопиющей ложью и существенной натяжкой. И совершил повторную попытку перевернуться на живот.

Одеревенелое тело переворачиваться отказывалось напрочь. Все чего Никита добился — поерзал по земле.

— Ты в червяки решил записаться? — деланно удивился Оспешинский и уже не спрашивая, нужна ли Никите помощь, ухватил его за руки и одним резким рывком перевел поднял его на ноги.

— Ты в порядке?

— Нормально, — уже практически членораздельно прохрипел Селин. Хотя нормального было мало — голова кружилась, на плечах пьяным товарищем повисла слабость, — но, по крайней мере, он мог самостоятельно держаться на ногах, а не валился обратно на землю.

Лохматый ашер отпустил Никиту и, удостоверившись, что тот не падает, подошел к телам Детей Земли. Опустился на корточки возле крайнего 'балахона' и внимательно осмотрел его. Даже собрался потрогать, протянул руку к лицу черноглазого мага, но тут же ее отдернул, словно дотронувшись до раскаленной плиты.

— Симпатичные... существа. Им впору на конкурсах красоты выступать.

Шутки лохматого паяца Селина интересовали примерно в той же степени, в какой пингвинов Антарктиды волнует проблемы безработицы в странах Юго-Восточной Азии, поэтому реплика была проигнорирована. Пусть хоть целуется с черноглазыми. Тут бы в себя придти.

Однако в полной мере оклематься ему не дали. Только начало униматься головокружение, а нетрезвый товарищ — слабость сползать с плеч, Иерихонской трубой взревело чувство опасности.

Дар Последнего вдоха!!!

Как он мог забыть?!

— Валим отсюда! — проорал Никита любующемуся красотой чужаков Оспешинскому и со всех ног ломанулся прочь от лежащих на земле тел черноглазых чародеев. Хотя в его состоянии 'со всех ног' означало — со скоростью травмированной черепахи.

Очевидно, вопль получился довольно внятным и громким, поскольку в считанные секунды рядом образовался Оспешинский и спросил:

— Что случилось?

— Не сейчас... Падай за машину!

Они забежали (точнее — один забежал, второй заковылял) за 'Фольксваген', когда по глазам резанула вспышка, а кожные покровы окатило волной жара. Переждав кратковременно огненное безумие в позе 'упор лежа принять' за машиной, Никита пошевелился и извлек из-под... пуза смятую коробку. Часть 'джентльменского набора погибла безвозвратно — мешанина из раздавленного картона и смятых конфет. Вручение такого презента симпатичной девушке со стороны молодого человека можно было бы расценить исключительно как надругательство над чувствами и глумление над устоями. Селин, по крайней мере, не стал бы делать подобного и под угрозой дуэли со сводным батальоном менталов и 'балахонов'.

— Пропал набор, — пожаловался Никита Оспешинскому и, грубо нарушая правила благоустройства населенных пунктов, швырнул измятую коробку в уцелевшие после вспышки кусты.

Однако жалоба тоже пропала. Втуне. Очевидно судьба конфет Виктора не беспокоила, поскольку он экспрессивно воскликнул:

— Это что хрень?! — почти взвизгнул, явно имея в виду не пострадавшую коробку.

— Подарочек от черноглазеньких, — поднимаясь с земли, пояснил Селин. — Дар Последнего вдоха называется.

— Да? Этот дар больше на термическую бомбу похож.

Никита развел руками — мол, извини, брат, не я название придумал — и осмотрелся. Между деревьев расплескалась знакомая уже проплешина. Круг выжженной земли, на которой не сохранилось ни единой травинки, и раскрошившийся — местами оплавленный — асфальт. Привычный пейзаж. Элемент новизны привносила только почерневшая и перекрученная секция металлической оградки, отделяющей полотно дворового проезда от зоны зеленых насаждений. Ныне, правда, не совсем отделяющая.

Как ни удивительно, но находящиеся во дворе люди, казалось, ничего не заметили. Словно и не скакал Селин с пистолетом наперевес, и не орал, и кирпичом не швырялся, и не выгорела земля в мгновение ока — вместе с деревьями и травой. А ведь во дворе было около десятка человек разного возраста. Никто и голову повернуть не соизволил. Будто это в порядке вещей — по десять раз на дню сумасшедшие мужики прыгают туда-сюда, предметами разными кидаются, а земля ежесуточно спекается до хрустящей корочки, попутно расплавляя металл оградки и уничтожая насаждения. Каждый день — такая свистопляска. Смотреть уже тошно. Сколько можно?! Устали.

Очень странно. То ли проделки 'балахонов', то ли шутки ашеров. Хотя больше похоже — черноглазые чего-то наколдовали. Селин хотел спросить у лохматого приятели, не он ли 'глаза отвел' невольным зрителям поединка с безносыми красавцами, но обнаружил, что один 'интересующийся происходящим' все-таки есть. Неподалеку стоял чумазый пацаненок лет пяти-шести, явно отбившийся от мамаши. Та сидела на лавочке у качелей, что-то озабоченно обсуждая с соседкой, и не обращала внимания на черную проплешину в зоне насаждений, машину и двух мужчин. И на сына не смотрела. А малыш, напротив, с восторгом разглядывал 'поле боя', переводя взор то на Селина с Оспешинским, то на круг выжженной земли.

— Дядя, а это что? — Указательный палец ребенка был направлен на выжженное пятно.

Скосив глаза в ту же сторону, Никита помялся и выдал:

— Э-э... молния туда ударила.

— Точно — молния, — поддержал явную брехню Виктор. — Мальчик, иди к маме, а то она тебя потеряла, наверное. А ты тут с дяденьками незнакомыми разговариваешь.

На провокацию малыш не поддался и поинтересовался:

— Вы волшебники?

— Уф... — Тяжелый мегатонный вздох вырвался из селинской груди. Ни минуты покоя: то от черноглазых упырей отбивайся, то — от вопросов любопытных карапузов.

Оспешинский тоже не ответил, он что-то пробормотал под нос, а затем мальчишка развернулся и безропотно потопал к невнимательной родительнице. Никита заметил, как аура малыша немного изменилась. Колданул ашер, однако. Селину даже стало чуток завидно. Уметь бы! А то он какой-то ущербный: ни растениями управлять, а-ля балахонистые ребята, ни ребенку мозги запудрить, подобно ашерам. Годен разве что ауры читать, да Детей Земли...приобщать к Лону, так ее растак, Матери. Симпатяг из разных Ветвей Селин ухайдакивать добре насобачился. Впору в Лигу защиты редких обитателей планеты, буде таковая создана, кляузы строчить на жестокое обращение со странными существами. А в остальных магических делах — дуб дубом.

И словно вторя своим мыслям, Никита ответил уже вернувшемуся к лавочке мальчишке:

— Еще не волшебники. Только учимся.

* * *

Двое суток прошло... словно в тумане. Нет, скорее, сорок восемь часов пролетели, просвистели трассирующими пулями мимо сознания. Даже в памяти — почти абсолютной — Селина эти дни сохранились кусками, осколками, если хотите — дискретно. Слишком много впечатлений.

После нападения Детей Земли Оспешинский привез Никиту в какой-то здоровенный особняк. Прямо-таки в дворянское поместье. По всем признакам: домина в классическом стиле, обширный земельный участок, заросли кустарников и деревьев и собаки — наглые, беспардонные ротвейлеры. Селин поначалу даже обалдел слегка от подобного размаха. Эдакие апартаменты — посреди города. Неплохо устроились братья-ашеры. Шикарно жить не запретишь.

Как выяснилось, поместье принадлежало второму человеку (пардон — измененному) в табели о рангах местного конклава ашеров Дмитрию Сергеевичу Воронину — тому самому вальяжному типу с тросточкой. Виктория малость просветила Никиту о некоторых особенностях устройства и иерархии общества ашеров, но во всех этих Больших и Малых кругах, доменах, протекторатах, магистрах черт ногу сломит. А Селин, хоть и не черт, но что близкое к инфернальному созданию. А ногу жалко. И феноменальная память тут мало чем подсобит — в извилинах столько хлама скопилось, что не разобрать завалы в одночасье. Поэтому к информации о кругах, магистрах и прочей лабуде Никита до поры не обращался, дабы мозг не перегружать, а просто усвоил, что в каждом домене есть такая структура — стража. Что-то типа службы безопасности. И именно дом господина Воронина выполнял функции своеобразной резиденции стражи домена. И по совместительству, наверное, дурдома. Иначе как объяснить то, что творилось в резиденции после приезда Оспешинского, Виктории и Селина.

Сначала Никиту чуть не покусали псы — Вике и Оспешинскому пришлось оттаскивать наглых животных. Затем набежали какие-то люди (снова пардон — ашеры) и стали приставать к Селину с разными вопросами. Спрашивали, теребили, заставляли повторять, пытались магическими способами чего-то там проверить. Издевались, одним словом. И откуда столько народу взялось? У Никиты сложилось ощущение, что в доме побывал весь их хваленый Домен.