Почти задыхаясь под тяжестью его руки, Тиш-Им поймала ртом воздух.
— Не знаю... Я не видела. Он сказал: "Мама". Мне?.. Да, наверно. Рай-Ан...
— Мм? — Белый Ягуар потёрся носом о кончик её носа.
— Не наваливайся так сильно... Мне трудно дышать.
Рай-Ан тихонько засмеялся и немного отодвинулся, не отпуская, впрочем, Тиш-Им из объятий полностью.
— Извини.
В его глазах не было удивления, как будто то, что сейчас сказала ему девушка, он считал чем-то вполне обычным. На немой вопрос Тиш-Им "что это было?" он ответил:
— Не пугайся. Всё хорошо. Всё просто замечательно, — и легонько поцеловал её в лоб. — Наверно, душа нашего ребёнка прилетела, чтобы познакомиться со своей будущей мамой.
На глаза Тиш-Им навернулись слёзы. Она зажмурилась и позволила им стечь по скулам назад и тепло защекотать уши.
— Ну, ты чего? — удивился Рай-Ан.
— Я боюсь, — прошептала девушка.
Рай-Ан засмеялся.
— Ну ты даёшь! Чего бояться-то?
— Не знаю...
— Как это так — не знаешь, чего боишься?
— Я люблю тебя...
Рай-Ан с озадаченным видом облокотился на подушку.
— Вот и поди пойми вас, женщин, — проговорил он.
Тиш-Им сама не могла понять, то ли ей плакать, то ли смеяться. В ней крутился такой клубок чувств, что недалеко было до истерики...
На следующий день в доме главы клана начали собираться Волки. Некоторых из них Тиш-Им узнала: они были в поисковой группе. Пришли даже раненые: вдалеке от Храмины процесс заживления пошёл как надо, и они уже чувствовали себя удовлетворительно. Только у одного оборотня рука была всё ещё на перевязи, а другой прихрамывал. Тиш-Им застенчиво скрылась в их с Рай-Аном спальне, слегка смутившись от такого количества мужской энергетики в одном помещении. Не то чтобы Волки на неё глазели в открытую — нет, держались они вполне вежливо, скромно и достойно, просто на Тиш-Им вдруг повеяло чувством опасности. Впрочем, неудивительно: все присутствовавшие Волки были воинами и, разумеется, имели дело с опасностью. Тиш-Им ещё не вполне освоилась со своим новым мироощущением и восприятием реальности, многое её пугало и настораживало.
Для гостей был накрыт большой стол — хозяйке снова пришлось похлопотать, и ещё больше вчерашнего, но постаралась она на славу. Когда Рай-Ан зашёл за Тиш-Им в комнату, она неуверенно спросила:
— А мне там обязательно быть?
Белый Ягуар привлёк девушку к себе и обнял за талию.
— Ну, что с тобой такое опять? — спросил он ласково, со смешливыми морщинками, собравшимися в уголках глаз.
Стоя в тёплом кольце его рук, Тиш-Им опустила глаза.
— Мне как-то не по себе... Там, в их присутствии. Не знаю, почему. Они хорошие, но я их боюсь.
Рай-Ан понял её, лишь приподняв её лицо за подбородок и заглянув в глаза.
— Да, дело, в котором побывали эти ребята, бесследно не проходит, — сказал он спокойно и серьёзно. — Ты просто чувствуешь эхо, но в этом ничего страшного нет. Пойдём... — Взгляд Рай-Ана стал загадочным и тёплым. — Я там объявлю кое-что важное, ты должна это услышать.
Повинуясь его руке, Тиш-Им вошла следом за ним в столовую, где стоял негромкий, спокойный и ровный гул голосов. Там уже собралось около тридцати Волков — в основном, молодых. Тиш-Им хоть и опустила глаза, но чувствовала на себе взгляды. Молча села там, куда её подвёл Рай-Ан, и смотрела на большое блюдо с уже нарезанным на куски рыбным пирогом. Рядом с ним стоял пирог с мясом, красовалась румяной корочкой запечённая дичь, сладко поблёскивал открытый ягодный пирог, а за ним — блюда, названия которых Тиш-Им даже не знала. Но выглядели они так, что слюнки текли.
Трай-Кан сидел во главе стола, Тиш-Им с Рай-Аном — по правую руку от него, как самые дорогие гости.
— Трай-Кан, разреши мне сказать, — обратился Белый Ягуар к главе клана Северных Волков.
Тот кивнул.
— Говори, брат.
Рай-Ан поднялся на ноги.
— Собратья Волки, я хочу поблагодарить вас за то, что пришли мне на помощь, — проговорил он. — Это была не только моя проблема, это, как выяснилось — наша общая беда. Как с ней быть? Пока ответа я не знаю. Но сегодня и сейчас мне не хочется говорить о плохом. Я хочу сказать о хорошем...
Рука Рай-Ана легла на плечо Тиш-Им, заставив её застыть от волнения. А Белый Ягуар продолжил:
— Друзья, позвольте представить вам мою избранницу, Тиш-Им Каро. Я достаточно долго был один, но, кажется, пришла пора мне перестать быть холостяком...
Раздались одобрительные возгласы, а Тиш-Им еле держалась на стуле. Только рука Рай-Ана и удерживала её от падения в обморок. Пульсирующий комочек в животе разросся, превратившись в огромную медузу и заполнив Тиш-Им собой целиком.
— Правда, саму избранницу я ещё даже не спрашивал, хочет ли она таковой быть, — добавил Рай-Ан с улыбкой. — Но я хочу попросить у неё прощения за то, что всё получилось так странно, и исправить это упущение.
Отодвинув свой стул, он опустился на колени и, сжав руку Тиш-Им обеими своими, произнёс:
— Тиш-Им, прости меня, чудака, что перевернул всё с ног на голову, объявив тебя своей невестой до того, как сделал тебе предложение. Наверно, я просто сошёл с ума от счастья, что наконец нашёл тебя, нашёл живой и здоровой. Спешу исправиться и прошу тебя стать моей женой... Но предупреждаю, что отказа однозначно не перенесу.
Счастье унесло Тиш-Им, как течение непреодолимо несёт медузу. Она поплыла куда-то вместе со стулом, став слабой и желеобразной, а очнулась в объятиях Рай-Ана, лёжа головой на его твёрдом плече.
— Девочка моя, ну скажи хоть слово... Да или нет? — услышала она его тихий от волнения голос.
— По-моему, и так видно, что "да", — сказал кто-то.
Но Рай-Ан хотел, чтобы Тиш-Им это сказала вслух. А она не могла вымолвить ни слова: ей будто кто-то перекрыл возможность произносить их. Взял и лишил её дара речи. Она только кивнула несколько раз и уткнулась в грудь Рай-Ана. От потока поздравлений, обрушившегося на них, ей хотелось спрятаться у него под мышкой.
Трай-Кан, окинув взглядом стол, сказал, обращаясь к жене:
— Мать, а что это у нас выпить почти ничего нет? Повод, как-никак! А ну-ка, выставляй!
На столе стояло несколько больших пузатых бутылок домашнего ягодного буодо.
— Как это — нет? — шутливо воспротивилась хозяйка. — А это что — не выпивка?
— Так маловато для такого случая, — возразил Трай-Кан. — Ещё давай, мать, да не скупись!
Слово главы клана — закон. Появилось на столе и новое буодо, и напитки покрепче. Зазвенели стаканы, застолье сразу стало веселее. Тиш-Им хоть и не пила, но тоже, как ни странно, начала чувствовать лёгкий хмель. Рай-Ан же, напротив, не отказывался и пил наравне со всеми. Тиш-Им время от времени посматривала на него с тревогой, взглядом спрашивая: "Не многовато ли тебе будет?" На что Рай-Ан отвечал благодушно-ласковым взглядом: "Всё нормально, дорогая". Но, увлекшись вкусным и сладким домашним буодо, он не заметил, как опьянел. Обняв Тиш-Им, он поцеловал её у всех на глазах, потом уткнулся лбом в её лоб и вздохнул:
— Милая, прости... Я, кажется, напился.
Хоть выпито было немало, но почти все гости разошлись на своих ногах. Лишь некоторых из них сыновья Трай-Кана и его охрана развезли по домам на машинах.
Сам виновник торжества так набрался, что без поддержки до спальни добраться не мог. Во время подъёма по лестнице его с обеих сторон подпирали Тиш-Им и Вер-Им, а Рай-Ан только стонал и пьяненько посмеивался, то запрокидывая голову, то роняя её на грудь: расслабленная шея перестала её поддерживать, и она болталась во все стороны.
На кровать он рухнул, как спиленное дерево. Тиш-Им устало и растерянно села рядом, подняла взгляд на дочь хозяев дома:
— Извините, что он так...
На это Вер-Им понимающе и добродушно усмехнулась, помогая ей освободить Белого Ягуара от одежды:
— Что извиняться? Дело обычное — мужики посидели, выпили... К завтрему проспится. Отдыхай, не бери в голову.
Но Тиш-Им не спалось. Ей было непривычно видеть Рай-Ана в таком состоянии, и она лежала рядом, глядя в его расслабленное лицо и вороша пальцами его короткие платиново-белые волосы. Рай-Ан, не открывая глаз, гортанно урчал, как огромный кот, которого гладят. Стоило Тиш-Им отнять руку от его головы, как в его урчании послышались недовольные нотки — а ну-ка, продолжай, мол. Девушка придвинулась к нему ближе и продолжила приятное поглаживание. А Рай-Ан урчал, урчал, да и начал превращаться в ягуара, и Тиш-Им отодвинулась, давая место его изменяющемуся в размерах телу. Спустя несколько мгновений рядом с ней на постели лежал кверху пушистым брюхом пятнистый зверь с усатой мордой и зажмуренными глазами, совершенно не страшный и безобидный, как плюшевая игрушка, с мило и трогательно поджатыми лапами. Тиш-Им сама чуть не замурлыкала от нежности, а её рука потянулась почесать доверчиво и беззащитно выставленное вверх брюхо.
— Котик — пушистый животик, — проворковала она умилённо, запуская пальцы в тёплый и мягкий мех.
Ягуару это понравилось: не открывая глаз, он низко и рокочуще заурчал, как мотор большой машины. Тиш-Им тихонько засмеялась и безбоязненно придвинулась ближе. Уютно устроившись под тёплым пушистым боком зверя, она почесала ему за ухом и закрыла глаза... Низкие вибрации, издаваемые горлом Ягуара, ещё пару раз требовательно вытаскивали её из дрёмы и заставляли снова приниматься чесать ему то живот, то за ухом, но вскоре сон окончательно одолел Тиш-Им.
На кладбище моросил дождь. Мокрые надгробия, мокрый асфальт аллей, мокрая вечнозелёная газонная трава. Под двумя чёрными зонтами шла одетая в траур супружеская пара. Прошли всего сутки после погребения их дочери, а они уже снова спешили к ней на свежую могилу. Женщина с золотыми волосами, заплетёнными в аккуратный, с мелкими прядями "колосок", и в шляпке-таблетке с чёрной вуалеткой, опиралась на руку мужа, одетого в чёрный двубортный плащ.
По дороге им встретился синеухий мужчина средних лет в прозрачном дождевике. Из-под капюшона ему на лоб падала прядь волос с проседью, а на лице застыло потрясённое выражение, будто он только что увидел нечто ужасное. Встретившись взглядом с женщиной, он на секунду замедлил шаг и сказал:
— Вам лучше туда не ходить...
Женщина побледнела под траурной вуалеткой, а её муж спросил прохожего:
— Почему это?
Прохожий в дождевике чуть-чуть споткнулся на совершенно ровном асфальте и только повторил:
— Не ходите туда.
И пошёл дальше неровной, чуть шатающейся походкой. Мужчина проводил его взглядом, хмурясь в недоумении.
— Пьяный, что ли?.. Да нет, вроде алкоголем не пахнет.
Жена, нервно надавив на его локоть рукой в чёрной кружевной перчатке, сказала:
— Мне что-то неспокойно, Ро-Мун.
Муж, накрывая её пальцы своей ладонью, ответил сдержанно:
— Не волнуйся, Эл-Маи. С нашей девочкой ничего не может случиться... Всё, что могло, уже случилось.
Но он ошибся. Даже после смерти их дочь не оставили в покое: на её могиле шокированные родители увидели красноухих осквернителей. Надгробный памятник с именем "Уль-И Сурай" был свален и разбит, один красноухий в клетчатой куртке работал лопатой, ещё несколько молодых мерзавцев стояли поблизости, снимая процесс на видеокамеры и мобильные телефоны.
Чёрный зонт упал на асфальт. Ро-Мун в трещащем по швам плаще бросился на красноухого, раскапывавшего могилу, секунда — и горло осквернителя было разодрано клыками оборотня. Остальные в ужасе отпрыгнули, но не обращались в бегство, а один даже продолжал снимать.
Эл-Маи увидела за одним из соседних надгробий, высоким и мощным, красноухого в светло-бежевой шляпе, с охотничьим ружьём. Он целился в её мужа, который, наполовину трансформировавшись, уже расправился с копателем и выбирал следующую жертву. Эл-Маи мысленно переместилась к стрелку, дохнув ему в лицо... Красноухий вздрогнул, выстрел грянул, но вместо Ро-Муна согнулся пополам и зашатался один из осквернителей. Он упал, раненый в живот, а остальные заорали на стрелка:
— Ты, урод косорукий! В оборотня стреляй, а не в нас!
Ро-Мун, сверкая красными глазами, обернулся. Стрелок, бледный и перепуганный, трясущимися руками перезаряжал ружьё, но уже явно не успевал... В три прыжка Ро-Мун оказался рядом и сшиб его на землю. Ружьё отлетело в одну сторону, голова стрелка — в другую. Светлая шляпа, подхваченная ветром, несколько раз перекувырнулась по коротко подстриженной кладбищенской траве и упала на ближайшую могилу. Остальные красноухие бросились наутёк, но не успели пробежать и десяти метров. На кладбище как будто потемнело, и Эл-Маи почувствовала холодную волну, приподнявшую все волоски на её теле. Она безошибочно узнала периферию чужого "смерча". Но вот кто его создал?
Красноухие тряслись и блеяли, как овцы на скотобойне, а между могил неторопливо шагал бритоголовый незнакомец в чёрной кожаной куртке и тёмных очках. Ро-Мун тоже увидел его и замешкался, пытаясь понять, враг это или друг. Уши у незнакомца были не синие и не красные, а какие-то лиловые, но это явно был оборотень. Он остановился у наполовину разрытой могилы Уль-И, высокий и атлетически сложенный, с непроницаемыми и неподвижными чертами лица. Легко и почти небрежно он держал красноухих в состоянии, близком к истерическому припадку. Не успела Эл-Маи и моргнуть, как он вынул из-за пазухи пистолет и выстрелил Ро-Муну в сердце.
Этим же выстрелом он убил и Эл-Маи.
Она осела на асфальт аллеи, не имея больше воли жить и бороться. Ни мстить, ни убегать не хотелось. Хоть она ещё дышала, но была уже мертва. И смерть оказалась совсем не страшной и желанной.
Мёртвыми глазами она смотрела, как незнакомец с хрустом сворачивал головы красноухим, как беспомощным курам. Заметив на траве видеокамеру, он просмотрел в режиме быстрой прокрутки отснятое и положил камеру на место: себя он там, видимо, не обнаружил.
Лицо Эл-Маи отражалось в зеркальной поверхности его тёмных очков, а дуло пистолета упёрлось ей в грудь. Ро-Мун уже в человеческом облике лежал на траве, его простреленное сердце остановилось. Не билось давно и сердце Уль-И. Осталось только остановиться её собственному сердцу, оно уже отсчитывало последние удары.
Дуло пистолета ослабило давление и скользнуло вверх по шее Эл-Маи, коснулось её щеки, а потом незнакомец и вовсе убрал оружие.
— Ты можешь ещё сгодиться, — сказал он.
Эл-Маи очутилась у него на руках. Он нёс её по кладбищу, мимо мокрых надгробий, а она почему-то вспоминала, как Ро-Мун внёс её в их новую квартиру. Шлейф свадебного платья Эл-Маи был слишком длинным, и он наступил на него, упал сам и уронил её... Как они тогда смеялись!
Незнакомец усадил её в большую чёрную машину. Дверца захлопнулась, как крышка гроба.
Глава 25. Зима в городе
Откуда здесь взялся синеухий? В этом районе их почти не бывает, странно. Дин-Тиа, стоя за стеклянной перегородкой у полки с сапогами, бросила взгляд на мужчину, остановившегося с потерянным видом. Пустой, остекленевший взгляд, припухшие веки, безвольно опущенные руки. Как будто не в себе. Или после многодневного запоя. Что он вообще делает в торговом центре в таком состоянии?..
