Арьес продолжал смеяться.
Тем временем "принц" оставил в покое колдуна и занялся Эл.
— Они сплетничают о нас. Можно я его чем-нибудь уколю? Обожаю его визг.
— Ты все еще зол на него.
— Из-за него я здесь.
— Из-за него — ты жив.
— Если это жизнь, — вздохнул он. — Живу, как зверь в норе. Ему ты нашла применение. А мне?
— Он был ребенком, беззащитным и глупым. В отличии от него, ты живешь в достатке и не перед кем не пресмыкаешься. Ты даже не состарился, так велика сила этих мест. Ты мог бы учиться у лучших созданий этого мира, но твоя гордыня тебе мешает. Думаешь, я не долгалась, зачем ты пошел со мной. Жаждешь в двери пройти. Мешать не буду, — согласилась она.
— Звучит, как приговор.
— Ты сам его желаешь.
— Но согласись, наш мир совершеннее. Он лучше.
— Это как посмотреть. Да, вы определенно — любимцы владыки, вы наделены всеми благами, но вы от этого не лучше тех, кого считаете ниже себя. Пусть они не имеют летающих машин, изящного оружия, ключей для перемещения, но они чисты и искренни в намерениях и действиях, даже если ошибаются, то искренне. Для них благополучие друга или того, кто просто понравился, близких, народа, земли выше личных интересов. Они любят тот мир, к которому принадлежат. А у вас предательство не считается плохим поступком, скорее заслугой, если это выгодно. Сила и ее источники вам ценнее моральных достоинств того, кто обладает силой. Если я пообещаю тебе могущество и безопасное возвращение, ты станешь пресмыкаться и передо мной. Пообещает другой, и ему присягнешь, даже если это будет Шейси.
— Ты сердишься не на меня. Ты чувствуешь близость битвы и стараешься вести себя безжалостно. В других обстоятельствах ты снисходительно посмеялась бы надо мной. Я по сути безвреднее Шейси, поскольку не принимаю участия во всем этом балагане.
— Да. Ты прав. Ты отсиживаешься в горах, в то время как мирам грозит разрушение. Ты знаешь и бездействуешь. А Шейси узнал и научился видеть эти бреши. Ты во время смекнул, что присягать мне опасно. Вот и ждешь, когда она явится, твоя удача. Не явится, милый мой принц.
— Я спасу тебя, а ты наделишь меня могуществом.
— Я долгов не делаю. И учти, если ты хоть словом обмолвишься, кто я такая, я сама тебе двери открою. Глазом не успеешь моргнуть. Ведь мир, как покрывало с маленькими щелочками.
— И где же твое милосердие?
— А кто сказал, что оно на тебя распространяется. Одного раза достаточно.
— А что станет, если владыка узнает, что ты увлечена смертным?
— Не-ет, — протянула она. — Ты определенно отравлен своим миром навсегда и безвозвратно. — Владыка знает, как не знать. Только это действительно увлечение. Он мне нравится. Это чуть ли не единственный из мужских созданий, кто заставляет меня вспомнить кто я такая.
— Он и не подозревает, что ты великая. Как мило. Ты для него загадочная подружка, девушка в костюме разбойника с милой мордочкой.
— Если испытываешь силу моего терпения, то она не велика. Надеешься раздразнить меня, чтобы увидеть мои возможности. С тех пор, как у тебя это получилось, время прошло. Не малое. Но я могу лично тебе устроить утрату всяких сил. А что ты без них можешь? Ни-че-го. Помалкивай, принц.
— Мне помалкивать на счет того, что подземелья посещает твой братец? Вы похожи, только он хитроват и совсем мне не нравится. А местные добрые служители привечают его. От твоего имени он вызнает у них что-то. Смири свое раздражение и благоволи мне.
Эл сделал резкий жест, схватила его за ворот одежды и привлекла к себе. Он поймал ее грозный взгляд и уже не смог оторваться. Зрачки ее потемнели, и он провалился в темноту, осел к ее ногам.
Юноша в испуге шарахнулся в сторону, Шейси кинулся к нему, как к защите, упал и свернулся в клубок. А Арьес метнулся к Эл и, воздев руки, стал умолять:
— Опомнись, дочь зари. Заклинаю. Он только наглый смертный.
Эл закрыла глаза. Усмехнулась недоброй улыбкой.
— Хм. Действительно. Теперь простой смертный.
Она разжала кисть, тело сползло к ее ногам. Эл шумно выдохнула.
— Пес шелудивый! Теперь они знают, что я близко. Узнаю, что так подал знак — я исполню свою угрозу.
Шейси подскочил к телу, коснулся его осторожно.
— Эй. Ты лишила его способностей. Он теперь никто.
Эл демонстративно отряхнула руки.
— Так тому и быть. Я все-таки великая, я не загадочная подружка с милой мордашкой. Поднимайся. Нашу ношу понесешь ты.
Оставшуюся часть пути поверженный "принц" тащился последним. Юноша привел их к развалу камней, которые отличались по форме и цвету от всех окружающих.
— Здесь, — указал юноша. — Ту последний раз упал и разбился светлый камень.
Эл подняла маленький камушек, зарядила его в свой самострел и выпустила подальше. Вспышка и резкий хлопок потревожили тишину. Шейси подскочил от восторга.
— Никогда такого не видел!
Эл прошлась, подняла несколько камушков и показала всем. Собирайте такие, не больше и не меньше.
Отряд Эйлифорима был встречен уже знакомым Мейхилу проводником. Он возник из-за камней, словно вырос среди них. Он кивнул капитану как знакомому.
— Это наш проводник, — сообщил Мейхил.
Тот молча пошел впереди отряда. Пройдя, приличный отрезок пути Эйлифорим заметил Мейхилу:
— А он выбирает для нас менее напряженные проходы. Я задыхался, карабкаясь по этим камням. С его появлением идти стало легче. Он одет как Эл.
— Да. Он сказал, что в этой одежде удобно ходить по горам.
— Ну, вот. А мы все удивлялись, зачем ей такие сапоги? Ты, кажется, арестовал ее из-за них.
Эйлифорим подсмеивался над ним. Мейхил сначала нахмурился, недовольный замечанием, но потом грустно улыбнулся.
— Ты, Арьес, колдун так легко принимаете эту ее ребячливость, приказной тон. Вы согласились встать под ее командование. Тебя, как воина это не смутило?
— Смущало. И приказ Мелиона и поведение брата убедили меня, что нужно наблюдать и поверить. Мне не нравится, что она решила объединить мой отряд и отряд с запада. Посещение Каменного Кольца изменило мое отношение. Я бродил между развалин и понял, что однажды кто-то не успел защитить этот храм от разрушения, не остановил вражду. Может, у них не хватило сил, может быть, они медлили. Словно сила места шепнула мне, что она знает, что делает. И ей отвечать за последствия. Не нам. А я могу только облегчить ее ношу. Король умер, Мелион стар, скоро я останусь без наставника. Пришла пора самому смотреть на мир и выбирать, где нужна моя сила. И я выбрал.
— Мне казалось, что ты никогда не сомневался в том, что делаешь. Ты выглядишь слишком уверенным, — сказал Мейхил и вопросительно посмотрел на командира.
Эйлифорим ответил не сразу.
— Это из-за брата. Я всегда завидовал его уверенности в своем выборе. Мне хотелось выглядеть в его глазах таким же уверенным. И, наконец, я понял, что его выбор верен. Он более близок к истине, чем я.
— Неужели это все тот храм?
— И храм тоже, — согласился Эйлифорим.
— А те строки. Песня. Ты ее тоже вспомнил?
— Да. И то, что я вспомнил, мне не понравилось. Потому и Арьес мрачный.
— Что ты вспомнил? Перескажи все. Сначала.
Эйлифорим стал нараспев повторять:
В песне строки и припев.
В первых — путь, в последних — суть.
Солнце полдня греет спину.
Блеск меча не даст уснуть.
Брось дела, спеши скорей
К той, которую искать
Будешь ты по трем приметам,
А поведает об этом
Воин тот, что всех древней.
Строгий у девицы вид,
Но в душе она хранит
Милосердье и страдание,
Хоть о том не говорит.
Серым цветом гор одета,
Светлый волос с завитком,
Блещет красками рассвета
Ум под тонким ободком.
Станешь помощью и другом,
Не слугой и не охраной.
Ей грозит тяжелой раной
Стать желавший ей супругом.
Но раскроется потом
Тайна низкого в великом.
Младший брат с красивым ликом,
Лжец с предательским клинком.
У кинжала и меча
Рукоятки равной силы.
Лезвий тех края остры.
Берегись сестра сестры.
— В первых — путь, в последних суть, — повторил Мейхил. — Ты вспомнил первую часть. А когда мы пришли к храму, появилась суть. Что за три приметы?
— Волосы с ободком, сапоги и меч. Мне сообщил их Мелион. Самый старый воин. Сначала Арьес перевел ее имя. Милосердие и страдание, "хоть о том не говорит". Она ведет себя строго, независимо, но будет биться за каждого из нас. Станешь помощью и другом, не слугой и не охраной. Хоть Мелион вменил мне охранять ее, но она ведет себя так, словно мы равны. Я чувствую себя ее помощником. Так и есть.
— А дальше! — воскликнул капитан. — Стать желавший ей супругом. Рана. Я знал, что он появится. Я чувствую, что увижу того, кого она не может забыть. Он придет мстить.
— Постой. Я не уверен. Там упоминается младший брат с красивым ликом.
— Это мог быть тот высокий. Он из четвертого мира. — Мейхил вдруг остановился. — Почему ты не сказал раньше? Он как-то особенно заискивающе смотрел на нее. О, небеса.
Мейхил сорвался с места и бросился бежать назад.
— Стой! — крикнул Эйлифорим. — Безумец.
Он жестом указал, кто его замещает, и стал бросился догонять капитана. Мейхил проявил такую резвость, что Эйлифорим не успевал за ним. Капитан остановился, завертелся на месте, точно искал что-то. Так Эйлифорим догнал его и уже не отставал. Шансов изложить свою трактовку стихов ему не представилось. Мейхил рухнул у камней, потеряв силы и свою способность.
Он смотрел на свои руки и стонал.
— Я не вижу ее. Не вижу! Как же я невежественен и глуп. Я мог бы догадаться и раньше. Эти ее знакомые. Эти ее знания. Сила, гордость. Одного взгляда на колдуна или того другого довольно, чтобы догадаться, что они все из одного произошли. Она одна из них. И мы идем к северной двери. Она говорила, что с севера. Она их не боится потому, что все о них знает.
Эйлифорим не мог отдышаться, потому не возражал, подавал знаки, что капитан не прав, но Мейхил не смотрел на него.
Рядом внезапно вырос их проводник.
— Что за погоню вы затеяли? Вернитесь к своему отряду, — настоятельно посоветовал он.
— Я не вернусь, пока ее не найду, — не согласился Мейхил.
— А вы и не найдете. Вы просто отстанете от остальных, если не заблудитесь совсем, — сказал проводник.
— Он прав, — с трудом выговорил Эйлифорим. — Я клянусь, что с ней ничего не случится. Там мой брат. Он не допустит, чтобы она пострадала. Да и Шейси, хоть мал, да прыток.
— Что они могут? Безоружный служитель и маленький слабый колдун? — сокрушался Мейхил.
— Твой разум слишком занимает ревность. Это не способствует гармонии между вами. Эл не нуждается в нашей защите.
— В той песне нет ни слова обо мне, — заявил Мейхил.
— Конечно, строки предназначались для меня, — рассудил Эйлифорим.
Проводник терпеливо ждал, когда они примут решение.
— Эл безоружная — опасный соперник, а если с оружием, то лучше не подходи, — успокаивал Эйлифорим.
— Речь шла о предательстве! — воскликнул Мейхил. — Он не станет враждовать открыто, он убьет ее подло.
— Да с чего ты взял, что она умрет! — не выдержал Эйлифорим. — Ты, дружище, чем дольше находишься рядом с ней, тем больше чудишь. Я понимаю, тебе трудно владеть новыми силами, но ты сам их вызвал. Призови себя к благоразумию и успокойся. Ты сам можешь стать слабым местом. Ты едва ли не вслух заявляешь права на нее. Я убежден, что ты сам желаешь стать ей супругом. Не о тебе ли те слова! Вставай, мы возвращаемся. Если ты часть моего отряда, я приказываю тебе.
— Ты считаешь меня слабым местом?! Ты сам смотришь на нее мечтательным взглядом. Ты завидуешь, что она выбрала меня!
Эйлифорим подбросил в воздух камушек и с иронией заметил:
— Да. Она тебя выбрала. Но в качестве кого? Я и мысли не имел претендовать на нее. Я просто удивляюсь, что в таком с виду обычном существе, сошлось столько всего сразу. Не увидишь, не рассмотришь. Нужно быть Арьесом, а лучше не быть, чтобы не начать обожать ее. И пусть в ярости она способна разнести все в прах, она все равно женщина, сколь бы не пыталась быть строгой. Перестань мучаться, капитан, срок исполнения еще не пришел. Окончание стиха тому порукой. "Берегись сестра сестры". Может быть, Эл стоит опасаться самой себя.
Мейхил, кажется, одумался. Он, пошатываясь, встал. Эйлифорим последовал его примеру, и оба устало побрели за проводником.
Догнав отряд, они застали уже всех вместе. Эл раздавала собранные камушки, делила поровну. Остановка стала поводом для урока стрельбы. Горы гулко отзывались на выстрелы. Эл во время прекратила трату припасов. Результативность выстрелов оказалась ничтожной. Способности к стрельбе проявились только у одного из отряда Эйлифорима, он первым сообразил, как верно целиться. Юноше, сопровождавшему их, пришлось подстраивать самострелы один за другим.
Эл установила несколько камушков, как цели и ловко сбила все.
— Кто сказал, что не возможно, — ответила она на многочисленные уверения, что точно стрелять нельзя.
— И как долго ты тренировалась? — спросил Шейси.
— Какую-то часть своей жизни, — рассмеялась она. — Но не отчаивайтесь. Ваша цель не камень на дороге, а понимание, зачем вы стреляете. Это поможет.
Мейхил вызвался поупражняться, и на третий раз попал. Эйлифорим склонился к Эл и шепнул:
— Не спрашивай, кого он представил.
— Он помчался за мной?
— Да. Я вспомнил окончание той песни и поведал ему.
— Мне сообщишь?
— Ты не веришь предсказаниям, — заметил Эйлифорим.
— Это не совсем предсказание. Певцы пользуются моим доверием.
Он отвел ее подальше и пересказал песню снова.
Эл сложила губы трубочкой, похлопала глазами.
— Чем дальше, тем очевиднее. Вот и третья сила, про которую твердил мне Шейси. И Арьес мрачен, думает, я не спросила, значит, не заметила. Но, впрочем, я не ждала, что это свидание будет простым.
— Может быть, отпустить ее.
— Даже не подумаю. Если есть желание, расспроси о последствиях моего высокого бледного знакомца. Он зол на меня и расскажет во всех подробностях, что ей грозит. Но дело не в ней самой. Сила, Эйлифорим. Ты смутился поведением Мейхила. Он искренен, сила бурлит в нем, но любовь и высокие чувства не дают ходу темному потоку его души. Убери добродетели и увеличь масштаб — последствия станут страшными.
— Я понял тебя, — кивнул Эйлифорим. — Научи меня целиться.
— Глава 7 Обитель
Этот мир не знал крепостных стен, никто их не умел возводить, за ненадобностью, потому и Обитель Хранителей двери оказалась первым и единственным и своеобразным крепостным сооружением, возведенным на случай нападения. Она занимала узкий проход между скал таким образом, что иного пути как через нее здесь было не найти. Безрассудный смельчак, стремящийся к двери, мог бы попытаться штурмовать высоты вокруг, спуститься к ней по крутым склонам, на маленький пятачок, где всего лишь два и редко три раза за год возникал проход между мирами, именуемый дверями. Искусство обращения с горами при такой попытке должно было быть исключительным. Но и тогда он встретил бы отпор тех, кто, опередив его, вышел из обители к двери.
