Книга 7 Пять новелл для принцессы

— Малиновская Майя

— книга 7

— Пять новелл для принцессы

— Новелла 1 Два полюса

— Глава 1 Пленница

Браззавиль наблюдал, как она сидит на ступенях лестницы, ведущей на террасу дворца. Одна и та же поза, одна и та же картина. Она едва шевелилась.

Господин его исчез. Браззавиль не видел владыку с момента, как завершились состязания наследников. Победитель не был назван, владыка не счел дальнейшее интересным. Лишь ее одинокая фигурка на ступенях напоминала о драме, которая разыгралась здесь недавно.

Эл появилась впервые, как гул колокола. Браззавиль уловил особенный, неизвестный ему звук, пришедший от места входа в этот мир, который сообщил о появлении незнакомца. По долгу слуги владыки он был обязан встретить гостя. Тем более странным показался ему визит, когда он увидел двоих гостей. Второй был тих и незаметен, как ему и полагалось. Браззавиль знал его хорошо, это был сын владыки по имени Лоролан — младший, изгнанник, нарушитель отцовской воли. Это не он принес звук, а его спутник. Точнее спутница. Браззавиль ощутил дрожь в теле и странное возбуждение. Он знал ее лицо. Она отдала оружие без протеста, жестом существа сильного. Браззавилю понравилось это смирение и изящество. Она выказала уважение к законам этого места. Скоро стала известна причина ее появления — Лоролан решил выставить ее вместо себя на состязание! Браззавиль улыбнулся этому известию.

Браззавиль не знал, что произошло за границами этого мира, какими были состязания наследников. Исход был простым и ожидаемым, она не принесла Лоролану победы, она вернулась с середины пути. Ей потребовалось несколько испытаний, чтобы понять, что таким образом право на наследство получить невозможно. Ей оставалась одна дверь до победы. Она отказалась!

Браззавиль лишь по последующим событиям догадался, какая драма разыгралась по ту сторону дверей. Ее было жаль. Спасая любимого, она стала пленницей владыки.

Теперь она сидела на ступенях, скованная отчаянием. Сколь не печальны обстоятельства, Браззавиль был рад видеть этот силуэт. Во время осмотра дворца он проходил мимо, кланялся ей, не получая ответа, продолжал свой путь. Потом возвращался, чтобы вновь взглянуть на нее. Потом он торопил время до нового обхода, чтобы опять увидеть фигурку на вершине лестницы.

Вдруг она пропала. На душе у Браззавиля стало неспокойно. И пусто. Обход дворца превратился в поиски. Ее нигде не было. Он встревожился. Что делать? Позвать владыку? А если она сбежала? Дать ей время.

— Полно метаться, Браззавиль, — мягкий голос владыки заставил слугу вздрогнуть, — Она не нарушит обещания. Честна. Где ты еще не был?

Браззавиль быстро сообразил. Потайные помещения под дворцом не пропускали ничего, кроме слабого света. Он поспешил туда. Было тихо, ни звука, ни шевеления воздуха.

Она сидела в одной из полуовальных ниш, где не так давно томился загадочный пленник, а там по другую сторону коридора был заточен ее возлюбленный. Он обманом был вовлечен в состязание старшим сыном владыки. Эти трое непостижимым образом встретились здесь, словно прошлое, настоящее и будущее сошлись воедино. Они много значили для нее и друг для друга. Они ушли, а она осталась. Такова была цена их свободы.

Она сидела на каменной скамье. В темноте ниши ее выдавали только светлые волосы, ловившие отблески скудного света. Заметив ее, Браззавиль с облегчение вздохнул и вошел в нишу.

— Зачем вам здесь сидеть? Вы не пленница, — сказал он.

Он ждал в тишине. Она не ответила, по-прежнему смотрела перед собой. Ее взгляд не был пустым, не был безумным. Созерцая ее издали, Браззавиль принял оцепенение за отчаяние. Но в ее глазах не было отчаяния. В них было безразличие. У Браззавиля было достаточно времени, он присел напротив, на небольшой выступ стены, и просто смотрел в ей лицо. Он не надеялся вызвать ответную реакцию, ему ни к чему было беседовать с нею. Он созерцал формы лица, потом волосы, потом осматривал ее всю целиком. Ей может быть неприятно его пристальное внимание, но Браззавиль не мог отвести глаз от нее. И вдруг он понял, что улыбается. Она тут. Она нашлась.

Этого было довольно. Браззавиль встал и покинул подземелье. Ей было необходимо одиночество.

Уже в саду он столкнулся с Лороланом.

— Она сбежала? — в его вопросе слышались слуге тревога и надежда.

— Нет. Она избрала уединение, — ответил Браззавиль.

— Где же? Я не чувствую ее присутствия.

Губы Лоролана слабо растянулись в усмешке. Браззавиль молчал.

— Ты не ответишь? — не дождавшись ответа, спросил Лоролан.

— Владыка разрешил вам посещать дворец и пользоваться всеми благами его гостеприимства, — с достоинством сообщил Браззавиль.

— Гостеприимством? Я что? Здесь гость?

— Не более того, — с почтительным поклоном ответил слуга. — Вам нельзя посещать верхние ярусы дворца, башню и скалу. Более ни в чем вы не ограничены.

— И я могу с ней встречаться?

— Как будет угодно вам обоим.

— Мне угодно, — передразнил Лоролан, — видеть ее.

— Она в подземелье.

И Браззавиль двинулся дальше через сад. Он знал, что этот "гость" никогда не войдет в подземелье. Силы на то у него нет.

Лоролан равнодушно пожал плечами.

Прошло еще время. Браззавилю не хватало ее присутствия, поэтому он навестил подземелье. Она лежала на спине на каменной лавке и повернула голову, когда он вошел.

— Я нарушил ваше уединение, госпожа. Простите мне эту дерзость. Я хотел увидеть вас.

— Какая я госпожа? Что мне делать, Браззавиль? Посоветуйте, — раздался из сумрака слабый голос.

Она медленно, словно лениво, села, не спуская ног со скамьи, и мягким жестом предложила ему место рядом.

Прежде он не чувствовал робости перед нею, были трепет и радость, а теперь Браззавиль смутился. Отказаться от приглашения не смог, сел.

— Что же мне ответить? Что советовать? Я только слуга.

Он не видел лица в сумраке, и сидела она к нему спиной. В тоне голоса слышалась мука.

— Что все это значит? Почему он меня не казнил?

— А вам хотелось? — спросил он, уловив решимость в вопросе. Она рассчитывала умереть?

— Я хотела.

Ей было трудно говорить. Ее голос звучал хрипло, затихал до шепота.

— Это от жажды. В горле пересохло. Я чувствую вас. Вашу тревогу. — Она тяжко вздохнула. — Не нужно уделять мне столько внимания. Я того не стою.

Браззавиль ушел и вернулся с красивым из прозрачного камня бокалом, в котором покачивалась в такт его шагам такая же прозрачная жидкость. Он протянул напиток ей. Она отпила глоток.

— Это вода, — сказала она. — Спасибо.

Она протянула обратно пустой бокал.

— Пусть останется здесь. — Браззавиль нежно отстранил ее руку. — Он будет полон снова, едва вы захотите.

Она посмотрела на бокал, он поймал осколок тусклого света и блеснул в ее руках.

— Прежде, я непременно попыталась бы узнать, как он наполняется, а теперь мне безразлично, — произнесла она.

— Вы много скитались, — заключил слуга.

— Достаточно, чтобы потерять всякий интерес к новшествам, — пояснила она.

— Это усталость. Трудный путь через миры утомил вас.

— Скорее невозможность их покинуть отняла мои силы. Почему он не убил меня?

— За что? Вы совершили проступок достойный жестокого наказания?

— Нет. Я ничего не нарушила. Я защищала тех, кто мне дорог.

— Вы их защитили. Они ушли, — стал рассуждать Браззавиль. — Это осмысленный и достойный поступок. Вас печалит другое. Поверьте, владыка мудр, он оставил вас здесь не случайно. Будь вы здесь лишней, он избавился бы от вашего присутствия.

— Я не стану ему служить, — тихо, но твердо сказала она.

Браззавилю нечего было ей сказать, он не знал планов хозяина этого мира.

А вот и он сам. Высокая фигура тихо, мерно шагнула в арку входа.

— Я решаю кто, когда и кому служит. Не тревожься Элли, от тебя я не потребую службы, — произнес он.

Эл подняла на него вопросительный взгляд.

— Ты отдала свою свободу, а взамен получила свободу для пленников, — напомнил владыка.

— У меня не было выбора. — Она свела брови.

— Хм. Почему не было? У тебя было столько вариантов, сколько ты могла вообразить. Ты тоскуешь о свободе? Но что ты знаешь о ней?

— Не нужно играть со мной в игры ума. Нельзя объяснить логикой веление сердца, — с упрямством заявила она.

Владыка подал Браззавилю знак, слуга удалился. Он внимательно посмотрел на девушку. Его взгляд был ласковым, Эл в ответ подняла брови.

— Как долго ты намерена тут быть? — спросил он.

— Я не вижу для себя иного места. Ваш дом. Ваш дворец — тюрьма для меня, — ответила она.

— Ты считаешь, что это темное углубление в стене вполне тебе подходит? Ты вольна быть, где тебе удобно в пределах моего мира.

Эл вздохнула в ответ.

— Почему ты спросила у слуги то, что должно спрашивать у меня? Почему я тебя не убил?

— Я не стану вам служить, — заявила она.

— Прежний опыт подсказывает? — спросил он, и хитрая улыбка осветила его спокойное лицо.

Эл насторожилась. Этот тон отеческой заботы заставил ее внимание напрячься.

— Вам известен мой прежний опыт, — с усмешкой констатировала Эл.

— Известен. И ты не удивилась.

— Я знаю, на что способны ваши отпрыски.

Он не дал ей договорить остановил плавным жестом руки. Эл умолкла.

— Ты полагаешь, что способна составить обо мне представление таким образом? Не торопись. Как только тебе наскучит этот каземат, поднимись наверх, я желал бы беседовать с тобой.

— Зачем я вам? Я хочу знать. Имею право.

— Ты узнаешь. Обещаю. Но не ранее того срока, когда будешь способна понимать. Отдыхай.

Он бесшумно удалился, ушел, а ведь мог просто исчезнуть.

Эл вдруг вспомнила его гнев, когда он застал ее беседующей здесь, в тюрьме, со стариком Махали. Он сильно напугал ее, его мощь виделась ей сокрушительной.

— Да, я разгневался, — услышала она. — Ты и это узнаешь.

Она сидела в одиночестве, с уходом слуги и владыки образовалась долгожданная пустота. Ее заполняли мысли об Алике, о желании быть с ним рядом, о тяжести собственного выбора. Она сама определила свое наказание, освобождая пленников. Тоска терзала душу. Он был тут, сидел на такой же скамье, тосковал и сожалел, как она сожалеет теперь. Тяжко обрести надежду и шанс на возвращение домой и опять потерять так стремительно.

Эл сжала кулаки.

— Я все равно найду способ вернуться. Знать бы ту заветную дверь.

Она сидела в одиночестве, как много раз раньше, теряя ощущение времени. Перед ней проходили воспоминания. Много раз она пыталась увидеть его, как видела на острове. Там она умела вызвать видение, здесь мелькали бледные отблески старых картин и таяли, удержать их оказалось трудностью. Она устала, легла, не открывая глаз. Заснуть бы, но сон не шел.

Боль от одиночества сменила тревога. Стали возникать вопросы. Она вспомнила взгляд Махали, он словно открыл глаза после вековечного сна. Память ярко воспроизвела увиденную картину. Она стала анализировать это яркое, в отличие от прежних, воспоминание. В этом взгляде не было удивления, радости, но и равнодушия не было. Он постарел, детские воспоминания хранили иные очертания его лица и фигуры. Нынешний Махали казался древним. У них было ничтожно мало времени для контакта. Она не составила представления, она воспринимала его ограниченными человеческими чувствами, не успев войти в иной контакт. Почему владыка так яростно отогнал ее от старика? Обещал ответить.

После визита владыки изменились ее ощущения.

* * *

Браззавиль не стал навещать девушку, решив, что владыке не по нраву его намерения. Браззавиль чувствовал радость от простых мыслей о ней, и потребность заботиться о добровольной пленнице росла день ото дня. Он решил испросить разрешения у господина.

Когда тот прогуливался по одной из открытых галерей дворца, Браззавиль поспешил с просьбой, но вместо ответа услышал вопрос.

— Она временами испытывает ко мне неприязнь. Почему? Я не был несправедлив к ней.

Браззавиль не часто слышал вопросы владыки, несвязанные с его конкретными обязанностями слуги. Вопрос его удивил, но слуга поспешил ответить.

— Вы разлучили ее с любимым существом, она тоскует. Такие узы может уничтожить лишь забвение смерти. Вы оставили ей жизнь.

— Глупо звучит. Такие узы разорвет ни забвение и ни смерть, а обычное время. Такова любовь в понимании смертных. Он обманщик, его силы любви не хватило, чтобы увести ее отсюда.

— Этот союз существует помимо вашей воли и власти, мой владыка.

Владыке ответ слуги не понравился, и Браззавилю пришлось смиренно склонить голову.

— Мы оба знаем, кто она и чего достойна, Браззавиль. Хочешь заботиться о ней? Изволь. Я поручаю ее твоей жене, она справиться с заботами лучше тебя. Наша гостья требует особого ухода. Запомни мой строгий приказ: тебе запрещается обсуждать с ней вопросы о том, кто она такая и почему находиться здесь. Ее предназначение в этом мире тебя не касается.

— Я исполню ваш приказ, — смиренно согласился Браззавиль.

И опять тянулось ожидание, терпение было его достоинством. И вот, нижней галерее Браззавиль увидел знакомый силуэт. Слуга возрадовался. Она вышла из добровольного заточения раньше, чем он предполагал. Он надеялся, что она скоро покинет подземное убежище, ее активная натура не позволит ей бездействовать долго. Печаль и чувство одиночества, потерянность, которые он почувствовал во время своего последнего визита, она заглушит действием.

Браззавиль улыбнулся, он медленно, умышленно медленно, проследовал в галерею. Она созерцала сад, опираясь локтями о перила. Он проследовал мимо, поклонился, поскольку счел невежливым тревожить ее разговорами. Она ответила ему приветливым кивком, поддержав тем самым ритуал.

Так он начал обход дворца раньше срока. С верхних ярусов он разглядел ее уже в саду, она брела между деревьями. Наперерез ей издалека спешил Лоролан. Эта встреча не будет ей приятна. Браззавиль вспомнил про поручение владыки. Самое время ограничить Эл от внимания Лоролана.

Супруга мгновенно восприняла его желание. Лоролан едва успел заговорить с Эл, как силуэт Милинды, жены Браззавиля, показался на другой стороне тропинки, по которой только что прогуливалась Эл. Слуга продолжил наблюдать. Он помнил, как Милинда робела в присутствии гостьи. Увести Эл от контакта с Лороланом, которого она опасалась, станет испытанием для нее.

Милинде потребовалось некоторое время, завязалась беседа, в результате Эл осторожно взяв ее за руку, отвела в сторону и убеждающим жестом положила ей руки на плечи. Потом Милинда смиренно удалилась. Эл вернулась к Лоролану, но продолжить беседу им не удалось. В дальнем углу сада, на широкой из белого гравия дорожке возник владыка, что заставило Лоролана незамедлительно оставить Эл в одиночестве. Эл не почувствовала появления хозяина этих мест, Браззавиль догадался по тому, как она оглядывалась вокруг, исчезновение Лоролана ее озадачило. Владыка исчез и возник опять на ступенях дворца — это был его обычный ритуал возвращения. Он неизменно совершал подъем по одной из четырех одинаковых лестниц, выходивших на четыре стороны дворца. Браззавиль остался стоять на своем месте, ожидая, не потребуется ли от него какая-нибудь работа. Владыка после подъема повернул в другую сторону, и Браззавиль снова обратил внимание на сад. Девушка скрылась среди деревьев.

Браззавиль продолжил обход и завершил его поздней обычного. Он случайно стал свидетелем того, как владыка посетил одну из комнат, двери которой были всегда заперты для всех без исключения. Браззавиль знал только ее расположение и понятия не имел, куда ведет дверь. Она не открывалась с тех пор, как был изгнан Лоролан. Он изменил обычный маршрут обхода, чтобы не встречаться с владыкой, тревожное состояние, которое охватила слугу, непременно замечено хозяином, а Браззавилю совсем не хотелось быть причиной его недовольства. Он спустился в сад с намерением отдохнуть, где-нибудь под деревом, но покой его был нарушен призывом жены. Она встретила его на пороге дома и озабоченным видом указала на сад.

— Что-нибудь произошло, прелесть моя? Я наблюдал вашу встречу, она не пошла с тобой? Лоролан позволил себе дерзость? — обратился он к супруге.

— Нам следует поселить ее где-нибудь в достойном месте. Она спит в саду, как чужая, — с тревогой в голосе произнесла Милинда. — Бедное дитя. Она совершенно истерзана. Куда владыка позволит ее поместить? Ей место во дворце.

Браззавиль улыбнулся и успокоился. Милинда нашла спящую Эл в саду, и такое положение возмутило ее возвышенную натуру.

— Она не станет там жить. Сейчас дворец не видится ей столь прекрасным, как впервые. Ей будет в тягость быть там. Я намеревался предложить ей твой любимый грот. Согласишься ли ты пожертвовать этим милым местом в пользу Элли?

— Да. Безусловно, — решительно согласилась Милинда.

Эл не проснулась, когда Браззавиль заботливо поднял ее на руки. Она была пропитана духом подземелий. Энергии сада оглушили ее, как в первый раз. Милинда не знала о наличии тайных подземелий и сил с ними связанных, мрачные переживания Эл усилили впечатление Милинды, которая была убеждена, что девушка больна. Только Милинде было под силу окружить ее доброй заботой, владыка мудро рассудил это.

Грот представлял собой неглубокую и обширную нишу в белой скале. Залитое светом пространство было открыто в сад. В нише свободно могли жить двое. Милинда обожала это место, у нее были свои правила жизни, и этот грот служил ей местом уединения. Браззавиль не знал, чему она посвящает время проводимое здесь. Пребывание в гроте служило Милинде отдыхом и поднимало настроение. Отсюда она возвращалась к своим обязанностям супруги с вдохновением и умиротворенностью. Она с радостью уступила грот Эл, очевидно зная ценность этого места. В этой части сада не будет посторонних, сам Браззавиль не посещал его и спрашивал разрешения для визита, считая его местом Милинды.

* * *

— Новый день, — услышала Милинда голос девушки.

Она смотрела на сад. Краски в этой части изменились, стало больше голубых и синих тонов, свет стал слегка приглушенным. Милинда объяснила себе эту перемену появлением Элли. Она отвлеклась, разглядывая новые оттенки, и пропустила момент пробуждения. Милинда обернулась.

— С пробуждением, — приветствовала она.

Эл лежала на спине, повернув голову на бок, тоже смотрела в сад, глаза ее были сонными и туманными. Она не пыталась подняться, даже после продолжительного сна читалась усталость в ее лице.

— Красиво. Спасибо, что принесли меня сюда. Сад. Я забыла, что первый раз его сила свалила меня с ног. Вот и теперь. Здесь могучие энергии. Но мне не кажется, что я потеряла сознание, я просто потеряла ощущение себя.

"Может так и есть", — подумала Милинда. Она не ощущала ее присутствие, как чувствовала Лоролана или мужа, как прочих редких обитателей этих мест. Эл казалась нереальной в этой атмосфере, так было с первого момента, Милинда почувствовала ее только тогда, когда утомленная путешествием Эл принесла с собой силы нижних, более грубых миров.

Эл скосилась, не поднимая головы, осмотрела постель. Она лежала на возвышении, устеленном тонкими тканями, гладкими словно шелк, с нежным ароматом. Эл приподняла руки и уронила их. Грубая одежда, которой снабдили когда-то, хранила следы пепла и дорожной пыли.

Супруга Браззавиля догадалась о ее мыслях.

— Я хотела бы предложить вам другой наряд, — сказала она.

Эл медленно села, свесила босые ноги.

— Я позволила себе избавиться от вашей обуви. Она была ужасна, — добавила Милинда.

— Я, вероятно, оскорбляю своим видом ваши утонченные чувства? — спросила Эл. — Едва ли одежда что-то изменит. Эта почти пришла в негодность.

Она размышляла вслух, теребя пальцами рукав порванной в драке куртки. Ткань была грубой и поэтому еще прочной. Просунув указательный палец в другую дырку, повертев им, Эл подняла глаза на женщину и мило, даже снисходительно улыбнулась.

— Я сменю ее на что-нибудь менее истерзанное. — Она утвердительно кивнула, но увидев, как женщина разворачивает практически королевский наряд, замотала головой.

— Он вас украсит, — заверила Милинда.

— Я не привыкла носить подобные вещи.

Тон Эл был настойчивым, Милинда смутилась, не смея и не зная как возразить.

— Я настаиваю, — раздался рядом голос владыки. — Едва ли одежда что-то изменит.

Эл в мгновение ока оказалась облачена в длиннополое темно-синих тонов платье, сложное по конструкции, но едва ощутимое на теле из-за невероятной легкости ткани.

Она вскочила, увидев владыку, ее взгляд утратил томную полусонную окраску и стал колючим и жестким.

— Не стоит меня ненавидеть за то, что я помог Милинде, привести тебя в надлежащий вид, — заметил владыка.

Супруга Браззавиля стояла, в почтении склонив голову. Владыка подошел и покровительственно положил руку на ее макушку.

— Смирись, Милинда, заботы о ней не так легки и торжественны, как тебе казалось. Элли, — обратился он к девушке, — у каждого в этом мире есть круг обязанностей, вверенных мной. Милинда наилучшим образом сможет позаботиться о твоих нуждах. Она объяснит, как подобает вести себя, что следует делать и как не следует поступать. Она служит тебе, но это моя воля. Моя воля — закон для всех обитателей моих миров, включая тебя. Если твоя гордыня вопиет оттого, что кто-то собирается заботиться о тебе, то напомни ей, что уважать чужое служение — достойно. Привычки солдата не помогу в твоем нынешнем положении. Воевать тут не с кем.

Эл склонила голову в знак согласия, но не сводила с владыки глаз, взгляд ее был как прежде суров. Боль сдавила виски. Она зажмурилась, чтобы избавиться от нее. Боль прошла, а владыка тем временем исчез.

Милинда все еще стояла склоняясь. Эл села обратно на постель и тяжело вздохнула. Она стала рассматривать подол юбки, перебирая пальцами льющуюся ткань. Милинда грациозно выпрямилась.

— Не стоит перечить владыке. Ни в чем. Он всегда прав. Он неизмеримо выше нас, — мягко произнесла Милинда.

— Благодаря ему, я теперь знаю ваше имя, Милинда. Он обязал вас заботиться обо мне?

— Эта скорее не обязанность, а потребность. Вы истерзаны страданиями, нуждаетесь в лечении, заботе и ласке. Доверьтесь мне. Я смогу излечить вас.

— От моих недугов есть одно средство, надежное и безотказное — это свобода, сладостно протянула Эл. — Как раз этого эликсира у вас не найдется.

— Но вы свободны! — воскликнула Милинда в полном изумлении.

Ее искренность заставила девушку широко улыбнуться, а потом засмеяться. Эл сказала сквозь смех.

— Я не пленник, я — заложник чести, — Эл многозначительно подняла палец вверх, — будь она не ладна.

— Сияние небес! Что вы говорите! Этот мир — ваш дом. Полюбите его и вы поймете, какую ценность приобрели, отыскав путь сюда.

— Звучит так красиво и убедительно. — Эл не переставала улыбаться. — Предложи мне завтра кто-либо сбежать отсюда, жизнью бы рискнула. Несколько мгновений за пределами этого милого места и глоток свободы перед смертью вполне устроили бы меня.

Тут Милинда кинулась к ней, обняла так крепко, как Эл не ожидала.

— Умоляю, молчите! Нет, только не уходите! Умоляю. Я исполню любую прихоть, но я не хочу, чтобы вы покинули нас. Вы — надежда этого мира!

Милинда выказала испуг и смятение, Эл высвободилась из объятий и осторожно взяла в руки ее гладкое без морщинок лицо, ставшее каким-то молодым от испуга, сказала с иронией:

— Успокойтесь, вы почти выболтали мне местную тайну, за это вам грозит наказание. Чего доброго, вам не будет дозволено опекать меня.

— Так вы согласны?

— Не сбегать или принять ваши заботы? — Ответа Эл не дожидалась. — А куда мне деваться?

Милинда схватила ее за кисти и положила их себе на голову.

— Госпожа моя, — прошептала она.

— Никаких обращений, вроде, "госпожа". Зовите меня по имени. Заботьтесь, лечите, делайте, что вам вздумается. Да будет так! — провозгласила Эл.

* * *

С тех пор Эл с уважением принимала заботы Милинды. Все ее ухаживания напоминали ритуал. Эл в шутку сравнивала себя с китайским мандарином. Милинда окружила ее своеобразной заботой, не слишком навязчивой, но временами для Эл непонятной.

Милинда готовила для нее особенные настои и поила буквально по часам. Эл не препятствовала ее стараниям, новая знакомая совершала свои "ритуалы" с полной убежденностью в их значимости и со знанием дела. Все ее манипуляции не причиняли неудобств Эл, скрашивали однообразие местного покоя. Деятельность Милинды спасала Эл от ощущения безвременья.

Никаких особенных занятий или обязанностей у Эл не было. Владыку она видела изредка и издали, что Эл устраивало. Всякий раз его присутствие вызывало сильное напряжение и неприязнь. Эл ожидала, что со временем сознание окрасит ее отношение к владыке иными красками, воспоминаниями о потерянной свободе, тоской по дому, напряжение схлынет, уступит место чему-то иному. О времени тут говорить было трудно, всякий раз, когда в поле зрения попадал высокий силуэт, Эл невольно останавливалась, как добыча на охоте и замирала, чтобы стать незаметной, едва ли ей это удавалось, поскольку владыка деликатно уходил от нее. Эл старалась обходить дворец стороной, чтобы не оказаться поблизости от владыки. Ей, для прогулок и удовлетворения скромного любопытства хватало сада.

Первое время она теряла сознание, сад по-прежнему действовал на нее оглушительным образом. Заботливый Браззавиль находил ее и приносил в грот.

Наконец, Эл стало интересно, какими настоями потчует ее Милинда.

— Что на этот раз? — спросила Эл, принимая из рук женщины кубок с прозрачной жидкостью.

— Раньше вы не спрашивали, — заметила Милинда.

— Мне было неинтересно, — сказала Эл.

— Проявление интереса — это первые признаки улучшения. Я очень рада вашему вопросу. Я собираю в саду особенные цветы и плоды, которые появились в вашем присутствии, я составляю напитки из их соков и растворяю их в этом бокале. Браззавиль принес мне его и сказал, что он ваш.

— А как вы узнаете, когда давать мне питье?

— Когда бокал наполняется, — ответила Милинда.

— Да, действительно, вы его приносите как раз, когда я хочу пить и ни разу не ошиблись, — заметила Эл.

— Вы наблюдательны, а кажетесь безразличной.

— Это тренировка.

— Вы тренируете наблюдательность? Зачем?

— Нет. Она уже тренирована. Я просто замечаю.

— Расскажите мне, что вы замечаете, и как это происходит?

Милинда выказала не просто любопытство, Эл почувствовала, что она будто бы экзаменует ее.

— Здесь не бывает ночи, но есть период слабых сумерек. В это время вы оставляете меня одну. Всегда. Браззавиль совершает обходы дворца через одинаковые промежутки времени. Я хочу пить в определенные часы, в этом мире у моего тела появился ритм, я полагаю, его выработали вы, Милинда. Вы помогаете мне настраиваться на дыхание этого мира. Не так ли? — Эл искоса посмотрела на нее. — Мне продолжать?

— И все эти выводы спонтанны? — в свою очередь спросила Милинда.

— Нет. Это наблюдения, — подтвердила Эл.

— Я никогда не спрашивала, кем вы были прежде, — с грустью сказала Милинда.

Эл догадалась, что Милинде интересно ее прошлое, но спросить она не смеет.

— Мы как-то говорили о плене, о моих ранах. И не пришли к пониманию. Моя прежняя жизнь не была простой и была полна жестокости. Вы слишком далеки от моих реалий, пусть так и остается. Я не хочу тревожить вашу утонченную натуру рассказами о моих не радужных похождениях. Мне известно, что владыка осведомлен о них. Довольно и того. Вам не трудно со мной? — сказала девушка.

— Да, некоторые из ранений весьма сложны, но излечимы.

— Я не о ранах. Значит, я только ваш пациент? — с улыбкой спросила Эл.

— Нет, не только.

— Тогда что еще?

— Есть некоторые устои, которым я должна вас обучить, — неохотно ответила Милинда.

— Один мой знакомый утверждал, что у меня варварское, то есть довольно грубое, воспитание. Ваши впечатления похожи?

— Должна сознаться, что да.

— Вы будете учить меня изящно ходить, носить платья, опускать невинно глазки и падать ниц при появлении вашего повелителя? — Эл с трудом сдерживала улыбку, потому что Милинда при этих ее словах приняла торжественную позу, лицо ее стало похоже на ритуальную маску. Милинда дала понять, что речь идет о серьезных вещах. Эл сжалилась. — Простите, это я шучу. Я не гожусь на роль придворной дамы.

Милинда опустила глаза, ее лицо стало печальным.

— Неужели вы никогда не представляли себе более чистой и возвышенной жизни, чем та, которую вы вели прежде? — голос ее был печален под стать лицу.

— Вы едва ли поймете меня. Мы из разных миров. Вы давно стали супругой Браззавиля? Вы помните, какой вы были?

— Это произошло давно. Очень давно.

— Вы были молоды?

— Я не знаю, что такое возраст.

— Вы бывали в мирах после того, как вышли замуж?

— Нет. Это подразумевало оставить все, и все забыть.

— Но я то не забыла.

— Вы сильны, вам достаточно только пожелать, — Милинда сказал это с присущей ей уверенностью, словно правильно лишь так и никак иначе. Потом встрепенулась. — Муж запретил мне такие разговоры. Только вы решаете, какой станете.

— И он прав. Не пытайтесь переделать меня исподволь, у вас ничего не получиться. Вам удалось с помощью владыки надеть на меня платье, едва ли оно что-то изменило во мне. С моими ранами мне не хочется расстаться. Это мой опыт, который я не собираюсь забывать, иначе опять наделаю глупостей. Я не знаю, для каких нужд вы собираетесь меня воспитывать. Я испытываю уважение к этому месту, и хотела бы вести себя так, чтобы мое присутствие никого не оскорбило. Но не более того. Служить здесь я не буду.

Лицо Милинды стало мраморным, он вскочила и бросилась бежать.

Миновали одни сумерки, потом другие, третьи. Милинда не возвращалась.

Эл разыскала Браззавиля. Ей пришлось подняться по одной из лестниц дворца в галерею. Браззавиль совершал свой обход.

— Я, кажется, обидела вашу супругу, передайте ей мои извинения, — начала она разговор. — Могу я пройтись с вами по первому ярусу?

— И не только по первому. Мне странно, что вы не осматриваете дворец. Точно вам известно, как он устроен изнутри, — ответил Браззавиль.

— Да, я отчасти знаю устройство дворца, я видела такой в одном из нижних миров. Или вы тоже не помните о мирах?

Эл заложила руки за спину и шла рядом с ним.

— Я знаю о мирах, — равнодушно ответил Браззавиль. — Милинду вы ничем не обидели. Она печалиться оттого, что не понимает вас. Вы желаете, чтобы она вернулась к своим обязанностям?

— Нет. Пусть отдохнет.

Эл захотелось побеседовать с Браззавилем, прогулка с ним доставляла ей удовольствие.

— Она привыкла служить. Она долгий срок служила принцессе Фьюле, забота о ком-то — потребность для Милинды. Вы, как я заметил, совсем не прихотливы и просты в обращении с другими. Милинде нравиться ухаживать за вами. Позвольте ей вернуться.

— А я ей не запрещала, — улыбнулась Эл.

Тут они дошли до конца галереи, и Браззавиль указал ей на узкую лесенку. Он вступил на нее первым, Эл — следом, во время подъема они не говорили. Следующий ярус галерей был уже нижнего, декор отличался тонкими линиями и витиеватостью. Браззавиль подождал, пока девушка осмотрится, и продолжил путь чуть медленнее обычного. Он наблюдал за ней и подметил, что старания супруги не были напрасны. Он видел интерес в темных глазах гостьи, непринужденность, которой не было прежде. Эл не заметила тонкой перемены. Браззавиль довольный своими наблюдениями указал на сад.

— Краски сада отсюда смотрятся особенно хорошо, — заметил он.

Эл подошла к перилам. Они были много уже и ниже перил первого яруса, что не требовало перегибаться, чтобы увидеть сад. Эл смогла положить на них локти и с высоты взглянуть на великолепие внизу. Сад сиял и манил перламутровыми переливами.

Браззавиль заметил приближающегося владыку. Девушка увлеклась наблюдениями и не видела его. Браззавиль бесшумно удалился, а владыка занял место за спиной Эл. Он выдержал паузу и спросил:

— Тебя больше привлекает сад, чем дворец?

Эл вздрогнула и резко повернулась.

— Я попросил Браззавиля уйти. Это не уловка.

— Здесь бывают случайные встречи?

Как она изменилась. Только что от нее веяло безмятежностью, она любовалась красотой внизу, теперь вытянулась в струну. Эл не заметила его присутствия, поэтому сильно напряглась.

— Тебе тяжело мое присутствие? Я строг, но можешь ли ты упрекнуть меня в намеренном насилии? — спросил он.

— А старик в тюрьме? — намекнула Эл.

— А ты знаешь, почему он туда попал?

— Очевидно, нарушил вашу волю, то есть ваши законы, — ответила Эл.

— Да, Элли.

— Значит, я, освобождая его, тоже их нарушила?

Строгое лицо владыки расцвело улыбкой.

— Ты поступила благородно, он был близок тебе. И пусть это был отчаянный порыв, зато, от души. Пусть так будет. Ты ничего не нарушала. Если тебе тяжко мое присутствие, ты можешь уйти.

— Зачем я вам? Вы обещали ответить. Из забот Милинды я сделала вывод, что она готовит меня к чему-то.

— Ей непросто объясняться с тобой, в силу моих запретов. Поэтому не спрашивай ее. Ты дала понять, что разница между вами слишком велика, чем безмерно ее огорчила. Разница действительно велика, безусловно. Ты неосторожно это подчеркнула. Опыт — это еще не мудрость, девочка моя. Мудрость — это способность пользоваться опытом. Что ты ответишь, если я предложу тебе учиться?

— Я опять спрошу: зачем?

— Умно. Я с первых мгновений твоего появления я понял, что ты не признаешь никаких ответов, кроме действительно искренних. Вот мой искренний ответ. Ты долгое время искала ответ на вопрос: кто ты такая? Я знаю ответ. И если ты желаешь знания, так возьми его.

— А что взамен? — не задумываясь, спросила она.

— Кто научил тебя торговаться? — не без возмущения и иронии спросил владыка.

— Ваш сын.

— Кикха, — по отечески тепло протянул владыка. — Когда ты появилась, он пытался ссориться со мной, почти на этом самом месте. Он требовал, чтобы Лоролан шел сам. Он не хотел твоего участия. Мотивы его ясны, он изначально усмотрел в тебе соперника, каких не было среди других. Кикха опытен более остальных, в былые времена я желал видеть его моим преемником.

— Я знаю эту версию с его слов.

— Первоисточник тебе не интересен?

— Меня чужие междоусобицы не волнуют. Я жалею, что не послушалась его.

— А я благодарен ему. И Лоролану. Обоим неприятно было узнать, что я помиловал их благодаря тебе.

Слова звучали тепло и искренне, он рассказывал как хозяин лозы о хорошем урожае. Эл не могла понять, отчего ей трудно поверить ему? Она внимательно посмотрела не владыку, но как прежде, не могла выдержать долго, виски сдавило, потом ощущение усилилось, голову сковало обручем. Боль нарастала, пока она не отвела глаза.

— Не сердись. Я не допустил Кикху до окончательно разрешения состязаний, он опять намеревался препятствовать моей воле. Между прочим, именно его неосторожный совет повлиял на твое шаткое решение. Я вынужден напомнить, что намерения его были корыстным, он жаждал удалиться из миров, наибольшим образом навредив мне. Отправить тебя в неизвестность — стало бы личной победой для него.

— Вы хотите сказать, что боролись за меня? Неужели я представляю для вас ценность? — спросила Эл с усмешкой.

— Представляешь. Я объясню тебе потом, когда-нибудь.

— Когда я буду готова?

— Когда ты перестанешь воспринимать этот мир, как тюрьму, а меня как тюремщика.

— Милинда что-то говорила про дом родной и про надежды, — иронизировала Эл.

— Она наивна в своей убежденности, что ты тут должна быть счастлива. — Владыка добродушно улыбнулся. — Ты самостоятельно можешь осматривать дворец, если двери не открываются тебе, значит, ты не должна их открывать. Дворец для тебя не чудо, не диковинка, ты умеешь здесь ориентироваться, пока я не спрашиваю, откуда тебе понятно сложное устройство галерей. Быть может, ты станешь больше доверять и расскажешь мне сама. А теперь иди.

Эл охотно удалилась в сад.

* * *

Она неторопливо осматривала дворец, ярус за ярусом. Он оказался слишком обширен, так что ей пришлось тщательно выбирать и запоминать маршруты. Бывало, она путалась и плутала по галереям. Ее находил Браззавиль и помогал выйти. В отличие от его собрата на острове, который менялся день ото дня, его обширный собрат был стабилен, пространство тут не трансформировалось, не двигалось.

Милинда вернулась к своим обязанностям, и уделяла Эл еще больше времени. У Милинды появилось новое занятие. Она убедила Эл, что ее волосы следует разбирать и тщательно причесывать. Милинда была настойчива, и Эл сдалась под напором ее убеждений. К ежедневному ухаживанию добавился еще один ритуал. Милинда очень мягко разбирала пряди, немного распрямляя упрямые кудряшки, укладывая их в соответствии с собственными эстетическими воззрениями. Эл долгое время не интересовалась, какие прически сооружает Милинда, даже умышленно не обращала внимания, в надежде, что женщине наскучит это занятие или, что равнодушие Эл ее разуверит в необходимости тщательно ухода за непростой шевелюрой. Не тут то было. Милинда все действия превращала в ритуал служения, скоро Эл пожалела, что не совершала ответный "ритуал протеста". Само по себе ухаживание за волосами, хоть и чрезмерное временами, нравилось Эл. Она впадала в транс от умиротворяющих прикосновений Милинды, засыпала и видела красивые картины, словно бродила где-то за пределами сада, дворца и даже этого мира. Однажды ей привиделось, что она стоит на высокой скале, смотрит с нее в даль, но вместо пейзажа видит картины жизни местных обитателей. Кто-то из них жаловался собеседнику, что рассветы стали тусклыми, словно солнце не спешит всходить по утрам. Собеседник был согласен с ним, они сошлись во мнении, что мир потускнел. Разговор напоминал то, как старики жалуются, что жизнь прежде была лучше.

Эл проснулась с улыбкой. Милинды рядом не было, наверное, удалилась для приготовления очередного напитка. Эл сладко потянулась и зевнула. Она видела самый яркий за последнее время сон. Эл привыкла к тому, что ее сны не бывают просто картинками, она видела существующую реальность. Не мешает спросить у Милинды, видит ли она сны. Тут Эл задумалась, в моменты забытья в саду она не видела никаких картин, проваливаясь в пустоту, а потом ощущала непрестанное кружение, словно пространство растворяло ее как соль в воде, и сил очнуться не было. С каждым разом она теряла ощущение не так резко, реже, и время забытья уменьшалось. Сны, навеянные Милиндой, другого свойства. Они более походили на реальность.

Милинда вернулась с кубком. Эл сначала приняла ее подношение, а потом сообщила:

— Я видела сон.

— Сон? — переспросила Милинда и внимательно посмотрела на девушку. Она приблизилась и едва уловимым движением поправила локон в прическе.

— Я видела, как двое людей сокрушались, что рассветы стали тусклыми. Забавно, — сообщила Эл.

— Где вы видели людей? Людей? Здесь? — Милинда удивилась.

— Вот я и хотела спросить, видите ли вы сны, Милинда? И какие, если не секрет?

— Для меня самой странно, что вы теряете ощущение реальности и будто уходите куда-то, я перестаю вас чувствовать. Сначала я пугалась, но владыка успокоил меня, он объяснил, что так вы отдыхаете.

— Так вы не видите снов? Вы вообще не спите?

— Нет. А что происходит с вами?

— Это качество той эволюционной ветви существ, к которым я принадлежу, — стала пояснять Эл, но увидела в лице Милинды недоумение и непонимание. — Я из другого мира, вы словно забыли об этом.

— Это мешает вам стать частью этого места? — с любопытством спросила Милинда и смутилась, сочла, что снова задает недозволенные вопросы.

— Я должна опять вам напомнить, Милинда, что я не являюсь частью этого мира, я здесь временный элемент, как посторонняя частица. Волей случая и вашего владыки я поселилась здесь, но не устаю утешать себя мыслью, что однажды я вернусь домой, — продолжила объяснения Эл.

Милинда отчаянно замотала головой в знак протеста. Этот способ выражать несогласие она переняла у Эл, которая часто протестовала таким же образом.

— Почему вы не хотите остаться? Почему? Разве здесь вам плохо? — этими вопросами она скорей умаляла, чем требовала ответа.

— Мне здесь — никак. У меня нет интересов.

— Вы изучаете сад и дворец.

— У меня нет иных занятий, так я коротаю время. К счастью, дворец огромен, и мне этого занятия хватит на очень долгий срок. Сад прекрасен, мне нравиться здесь гулять, но я его не исследую, я только получаю удовольствие от созерцания его красоты, без всяких иных целей.

— Во сне вы уловили дыхание нашего мира и сочли его забавным. Спросите у владыки, что означало ваше забытье, и что вы видели. Спросите непременно.

— Я спрошу, не волнуйтесь так, Милинда. Я могу понять заинтересованность владыки в моем присутствии, но в чем ваша заинтересованность? Прежде меня не было здесь, кому вы служили.

— Я служила наследнице Фьюле.

— А владычице? Ее существование никогда не упоминалось, но я знаю происхождение, по крайней мере, двух наследников от смертных матерей, — поинтересовалась Эл.

— Мне запрещено говорит об этом. Это таинство.

— Простите за любопытство, — извинилась Эл.

Она заметила, что Милинда стала печальной и спросила:

— С Фьюлой было легче, чем со мной?

— Да, она хорошо соблюдала устои, воля отца неукоснительно исполнялась ею. Вы иная, я часто не понимаю ваших порывов. Вы производите такие колебания, которые приводят меня в смятение. Вы меняете этот мир и ведете себя так, словно ничего не случается, — призналась Милинда.

— Я меняю что-то? Действительно не замечала.

— Цветы сада меняют оттенки, когда вы проходите мимо, они меняют форму, я нахожу такие листья и плоды, каких не видела никогда. Я не знаю их назначения.

Милинда извлекла из складок платья горсть цветов. Эл склонилась к ее ладони и втянула ноздрями запах.

— Это яблоня, — с улыбкой сказала Эл. — Однажды я думала о яблоках, о цветущем весеннем саде, о том, как безумно давно я не видела этих цветов. Должно быть, игра моего воображения отразилась на саде. А я думала, что тут ничего не меняется.

Эл взяла соцветия пальцами, и они мгновенно рассыпались в ее руках.

— Да, я права, стоило подумать, что они не существуют — и вот результат. Быть может, это ваши снадобья так влияют на меня? Признайтесь, Милинда, что вы такое особенное там готовите? — Эл скосилась лукаво и потрепала рукав Милинды. — Ладно. Ладно. Колдуйте себе. Вас радует улучшение моего настроения, и пугают перемены, которые я произвожу. Так что же лучше?

Милинда присела рядом на постель и осторожно коснулась ладони Эл.

— Идеальным я бы считала сочетание вашей жизненной силы и равновесие ее, тогда вам станет доступно ощущение здешних сил, и вы не будете своими спонтанными проявлениями нарушать местный порядок.

— А мне казалось, я достаточно себя контролирую, — заявила Эл.

— Достаточно для вашего прежнего существования и недостаточно для нынешнего положения, — назидательно объяснила Милинда.

— Вы опять что-то собираетесь сделать, да? Когда вы переходите на этот тон, значит, у вас намерения воспитывать меня.

— Вам следует переодеться.

— Смилуйтесь, Милинда. Третье платье за день!

— Владыка желал вас видеть. Этот наряд часть этикета.

Эл безропотно облачилась в новую одежду и отправилась во дворец.

Она нашла владыку в той самой галерее, где они коротко беседовали в прошлый раз.

— Ты не пыталась перемещаться более стремительно? Я не столь свободен, чтобы ждать пока тебя пригласят. Тебе достаточно проявить свою чувствительность, чтобы улавливать призывы окружающих, — сказал владыка покровительственным тоном.

— Не предполагала, что могу срочно понадобиться.

— Тебе скучно без цели бродить по дворцу. Мне известно содержание твоих бесед с Милиндой. В прошлый раз я просил не ставить ее в тупик вопросами, теперь я вынужден требовать, не говорить с ней о твоей прежней жизни и отношениях. Ей незачем знать о твоем прежнем опыте, это пустое занятие не принесет ей ничего кроме беспокойства. Если у тебя возникают вопросы, я говорил, что готов ответить на них, если настало время. Ты по-прежнему избегаешь меня. Я обещал уделять тебе время.

— Я становлюсь частью местного этикета? — поинтересовалась Эл.

— Я не утруждал тебя подобными заботами. Тебе ведома дисциплина, ты не нуждаешься в твердом регламенте. Мне приятно твое любопытство, а особенности цветов в саду меня совершенно не тревожат. Тебе свойственно созидать, это лучшее из твоих качеств.

— Мне снятся сны. Милинда советовала поговорить с вами.

— Видения. У тебя способность видеть, Элли. Идем. Я тебе кое-что покажу.

Они переместились к скале, где-то недалеко был грот. Эл бродила тут иногда, но никогда не поднималась наверх, подниматься туда в длиннополом одеянии она считала неудобным. Мгновение, и они стояли на вершине. Эл ощутила движение, сначала приняв его за ветер, но позже, втянув полные легкие тугого воздуха, узнала ощущение.

— Двери, — едва выговорила она.

— Не совсем. Перестань думать и оценивать. Представь, что ты спишь.

Поток ощущений увлек ее прочь. Не чуя тверди под ногами, не чуя даже самих ног, она, увлекаемая грозным течением, устремилась куда-то прочь от скалы и прекрасного обиталища владыки.

Она увидела миры. "Видеть" едва ли подходило к происходящему. Она очутилась в тысяче мест сразу, по собственному желанию она могла уделить внимание любому из них. Персонажи ее сна были заняты каждый своим делом и направлялись своими путями. Они были реальны, они существовали.

— Теперь тебе стало понятнее, что ты сочла сном?

Владыка стоял по левую руку от нее, положив ладонь ей на плечо. От прикосновения стало тяжело, сдавило грудь, а потом заныло сердце. Ее качнуло, владыка плавно отстранил ее от себя, ноги стали слишком ощутимы, налились свинцом, она должна была упасть.

— Я видела один из миров.

— Не поднимайся сюда без меня. Тебе опасно находиться в таких местах, ты не достаточно готова, — пояснил владыка.

— Вы показали мне двери. Странно. Зачем?

— Это не двери, отсюда ты не шагнешь ни в одно место моих миров, ты просто могла видеть их. Всего лишь созерцание, соприкосновение, но не переход. Отсюда ты не почувствуешь духоты и опасности темного мира, не встретишь причудливых тварей другого, не сможешь заботиться о нуждах смертных. Ты только созерцала.

— Это ощущение больше, чем смотреть.

Опять перемещение, снова галерея дворца.

— Тебе следует освоить этот способ перемещаться, — заметил владыка.

— Мне не куда торопиться, — ответила она.

— Скоро у тебя появиться достаточно занятий. Я обещал учить тебя.

— Вы не объяснили зачем.

— Элли, я хочу развеять твою надежду на возвращение туда, откуда ты пришла. Ты здесь пробудешь столько, сколько пожелаю я. В нашем договоре нет условий времени. Ты умна и дипломатия тебе не чужда.

— Не продолжайте, — перебила его Эл, — я поняла намек. Даже обещанием страшной смерти вы меня не напугаете.

— Да, Кикха опять был прав, сказав, что твои отвага и безрассудство откроют любые двери. Я не пугаю тебя обещанием страшной смерти, зачем мне тогда было оставлять тебя здесь. Я пообещаю тебе долгую и спокойную жизнь, такую как теперь, и ты первая запросишь службы, — в голосе его не было тени гнева или недовольства, это был иронический тон, которым разговаривают с глупыми детьми.

— Этим меня тоже нельзя напугать. Моя жизнь была весьма разной.

— Могу я обратиться к тебе с просьбой? — спросил он тем же тоном.

— Ко мне? Что я могу сделать для великого владыки?

— В твоем сознании я выгляжу как враг, избавься от этого заблуждения. Я не требую ни благоговения, ни даже уважение, подобные чувства не рождаются сами по себе, они приходят заслуженно. Я поступил строго в отношении тебя, но того требовало соблюдение законов. Милинда была права, когда сказала, что качество твоего пребывания здесь зависит от того, какой ты увидишь себя, Элли.

От этих слов Эл почувствовала угрызения совести, трудно ему возразить.

— Я попытаюсь, — кивнула она.

— Будь внимательна к тому, что видишь в своих снах. Они реальны.

— Глава 2 Принцесса

Беседы Эл и владыки стали продолжительными. Браззавиль издали наблюдал их прогулки по галереям. Со стороны беседа казалась непринужденной. Напряженная сдержанность Эл сменилась сначала холодным уважением, потом стала напоминать доверительное внимание, и вот теперь ее отношение стало добродушным. Владыка достиг цели, приручив девушку.

Милинда по-прежнему ухаживала за ней, Эл совершенно смирилась с распорядком ухаживаний, предоставляя себя заботам Милинды, как неизбежному дополнению пребывания здесь. Эл перестала замечать ее заботы, от чего Милинде явно стало не по себе. Она делилась с супругом своими наблюдениями, подмечая, что девушка стала мягче, изящней, что сила играет в ней не так бурно и яростно, что так пугало Милинду прежде. Эл и до сих пор представляла для Милинды загадку. Запрет владыки — не вызнавать о прошлом Эл — не позволял Милинде спрашивать, но она часто замечала, что Эл демонстрирует не совсем верные, с точки зрения Милинды, свойства натуры, что такому существу, как Эл, не престало иметь такое воспитание. Браззавиль утешал жену тем, что у Эл достаточно времени, чтобы постичь ее, Милинды, точку зрения и измениться.

В возможность этих перемен Браззавиль не верил. Он, как и сам владыка, понимал, кто такая эта гостья.

Стоя у края белой дорожки, рядом с точкой прохода в другой мир, где владыка не уловил бы его чаяний, Браззавиль думал о том, что Элли себя еще проявит с присущей ей неожиданной дерзостью. Она мудро поступила, когда согласилась с условностями нового места обитания, но кем еще она себя покажет, если вступит за границу этого мира. Браззавилю нравилось думать, что однажды она ее пересечет.

После очередной беседы владыка исчез, такое бывало прежде, но вдруг отсутствие затянулось.

Эл ожидала его возвращения в галерее. Браззавиль, как много раз прежде, прошел мимо с почтительным поклоном, заметив возбуждение девушки, остановился.

— Вас тревожит его отсутствие? — спросил он.

— Нет. Меня тревожат собственные ощущения. Я давно не встречала здесь Лоролана, я уже заподозрила, что он покинул мир отца. А сегодня ощутила его. Трансформация происходит стараниями Милинды. Так? — сказала она.

Вопрос был задан таким тоном, что требовал только утвердительного ответа.

— Так. — Браззавиль охотно подтвердил слова кивком. — Все идет, как должно идти. Пребывание здесь меняет ваши ощущения. По моим наблюдениям в саду больше не происходит бурной смены оттенков, листва не трепещет вслед вашим порывам. Это говорит о том, что вы стали понимать производимые вами явления.

— Были времена, когда мир гудел для меня, как взбесившийся орган. Мне не хочется возвращать эту чувствительность, — сказала она.

— Я не знаю, что такое "взбесившийся орган", очевидно, это слишком яркое проявление ваших ощущений мира. Вы всегда можете найти место, где сможете отдохнуть.

— Грот, мне не помогает, единственное место, которое я знаю, — это подземелье.

— Если вы сочтете нужным, я укажу вам пригодное место. Оно есть здесь, во дворце. Могу ли я спросить?

— Спрашивайте?

— В своем прошлом опыте, вы пытались контролировать ваше мироощущение?

— Скорее оно контролировало меня, — призналась Эл.

— То, что вы ощутили Лоролана, не означает, что чувства станут бесконтрольно обостренными.

— Если бы дело было только в Лоролане. Они касаются и вас, и Милинды.

— А господина?

— Меня тревожит его внезапный уход, без всякой закономерности. Но пока я ни разу не ощутила его исчезновений и появлений.

— Значит, сегодня — не первый случай.

— Нет. Просто Лоролан отчаянно желает меня видеть, гордость не позволяет ему выйти сюда. Он видит меня в галерее и терзается, а я это чувствую. Мои прежние всплески немало задевали Милинду и вас, как я теперь ощущаю.

— Милинду задевали, но не меня.

— Вы давно служите здесь, владыке?

— Я служу не владыке, Элли, я служу этому месту. Я храню дворец в порядке и наблюдаю за садом и окрестностями. Я здесь тружусь полтысячи лет, мои предки служили здесь с незапамятных времен, мне передан опыт рода, это означает — опыт всех поколений.

— Странно, я слышала, как владыка вам приказывал.

— Владыка обращается ко мне с просьбами, но только я решаю, исполнять их или нет. Приказы же касаются сиюминутных изменений, а не порядка в целом.

— Слуга миру, но не слуга владыке. Странно.

— Ничего странного. Со временем и вы постигните эту несложную истину. Он так и не ответил, для чего вас оставил?

— Я намеревалась получить ответ сегодня. Я волнуюсь. Лоролан мечется. Я не часто испытываю волнение такого свойства, обычно, перед важными событиями.

— И я не часто ошибаюсь, я предположил, что вы с этим волнением ожидаете владыку, — заключил он.

— Отчасти.

— Я не имею права спрашивать о содержании ваших бесед, но заметил, что вы смягчились и стали доверять владыке.

— Так нам проще контактировать. Я испытываю напряжение в его присутствии, поэтому дружелюбный тон помогает мне не слишком концентрироваться на своих ощущениях.

— Элли, если вам потребуется совет, как держать себя, то вы можете спрашивать не только у Милинды, но и у меня. Я потороплюсь дать вам совет, пока владыки нет здесь. Скоро он предложит вам службу, не отвергайте ее. Это приблизит вас к пониманию своей роли и отчасти поможет этим мирам. Если мои слова вызвали у вас новые вопросы, не торопитесь решать их сами или просить об ответах. Просто наблюдайте, это качество развито у вас в достаточной для нынешней ситуации мере.

— Расскажите мне о Кикхе, Браззавиль. Слишком много противоречий скрыто для меня в этой фигуре. Если вы такой древний, то должны бы знать о нем.

— Он древнее меня, но я о нем знаю. Я рискую нарушить некоторые запреты владыки, если стану говорить о любом из наследников. Кикха действительно противоречив настолько, насколько вы смогли сами это уловить. Я испытываю притяжение к нему, потому пристрастен. Если кто-либо претендовал на право именоваться великим, то этот из тех, кто достоин такого звания. Заслужить его расположение — сложная задача, вам это удалось.

— Я до сих пор не могу решить, пытался ли он помочь мне или способствовал провалу, потому ни врагом, ни союзником его не считаю. Владыка придерживается мнения о том, что он пытался решить свои задачи, а мое участие им способствовало, — сказала Эл.

— Владыка точен в определении. В своих действиях Кикха беспристрастен, он имеет цели и использует подходящие события и персонажей. Вы были подходящим персонажем.

— Порою, он не казался мне хладнокровным, теперь я понимаю, что в те моменты его мог заменять мой друг.

— Вы откровенны со мной и не скрываете печали по вашему несчастному другу. Я уважаю ваши чувства. Быть может, вам будет приятно узнать, что когда я провожал его, он твердо был уверен, что вы вырветесь отсюда, или он найдет способ вернуть вас.

Она слабо улыбнулась, потом снова стала печальной.

— А у меня есть шанс вырваться? Вы должны бы знать, если так давно служите тут.

— Весьма сложный для меня вопрос. Я имею право посещать миры, но мне никогда не хотелось покинуть их пределы, потому способов я не искал. Вы искренни, я тоже буду искренним, я не хочу вашего ухода. Не спрашивайте почему. Примите как возможный ответ, мою симпатию к вам.

— Что во мне такого Браззавиль, что вы и Милинда слово в слово повторяете друг друга?

— Это тайна, — с улыбкой ответил Браззавиль. — Вы любите тайны?

— Обожаю, — улыбнулась в ответ Эл.

— Тут их много. Вам будет интересно.

— Интригуете?

— Мне нравиться ваш взгляд, при обещании тайн.

Девушка рассмеялась.

— Навестите Лоролана, — посоветовал Браззавиль. — Ему необходимо ваше внимание. Любовью это назвать нельзя, но это, определенно, притяжение, которое ему трудно преодолеть.

— Он знает законы, — напомнила себе Эл, не удостоив вниманием замечание о притяжении.

— Поговорите с ним, — повторил Браззавиль.

— Уже иду.

Лоролан находился недалеко от грота, появление Эл не удивило и не обрадовало его.

— Ты хотел меня видеть, — сказала она и мягко склонила голову в знак приветствия.

— Почувствовала, — с грустью сказал он. — Ты изменилась. Я даже признаюсь, что ты прекрасна в этом наряде и новом качестве.

— Спасибо. Мне стало казаться, что тебя нет здесь.

— Меня не было. Я навещал миры. Отец снизошел до того, чтобы мне это позволить.

— Быть может, он желает какой-нибудь службы от тебя?

— А от тебя?

— Я об этом ничего не знаю.

— Он обласкивает тебя своим вниманием. Меня коробит от его пристального внимания к тебе. Меня так терзает ревность, что я готов убить тебя, если бы знал как. Видишь, я даже ненависть не в силах скрыть.

Мука отразилась на его холодном, бледном и красивом лице.

Эл осторожно взяла его за кисть, его рука, как она помнила мягкая, напряглась, чтобы высвободиться, и Эл пришлось сжать ее.

— Что с тобой? Где тот Лоролан, которого я встретила впервые?

— Я создал иллюзию, которая тебе так подошла в тот момент. Я догадался, что тебе нужно.

— Неужели? Я не верю тебе. Я помню и другие наши встречи. Ты был близким мне существом, пока не задумал вернуться сюда. Я бы учуяла ложь, я была истерзана, но далеко не глупа, мой дорогой Лоролан.

— Как ты умудряешься не испытывать ненависти? Ты простила даже Кикху.

— Ты же знаешь мою историю. Моя ненависть принесла победу моему врагу, а мне страдания. А что касается тебя, то ты мог бы искупить свою вину передо мной, при том не без выгоды для себя, — Эл хитро подмигнула ему. — Убивать меня не придется. Помоги мне выбраться отсюда. Ты знаешь законы. Найдутся ли такие, которые позволят мне безнаказанно уйти отсюда?

Лоролан внимательно всмотрелся в ее лицо.

— Поклянись, что тут нет промысла отца, — переходя на гневный шепот произнес он.

— Клянусь своей свободой, — уверенно заявила Эл. — Помоги.

— Элли, я с трудом верю в твою искренность, хоть и не вижу оттенков лжи. Ты, претендующая именоваться великой, заявляешь о том, что мыслишь о побеге? Ты отдаешься в мои руки, признаваясь в этом. Что это? Отчаянное безрассудство или умысел?

— Не обойдется ни без одного, ни без другого. Так, ты сможешь найти способ? Я уверена, что Кикха знал его. Он должен быть.

— Элли, ты... Уйти? Так просто! Я же могу потребовать неимоверную плату!

— Если эта плата не моя жизнь, я сама или моя свобода, то я готова рассмотреть твои требования.

— Отец уничтожит меня, если узнает, что я вступил в сговор с тобой. Тебя-то он помилует. Ты у него в чести. Только почему? Почему? — Лоролан взвыл. — Я и ненавижу тебя, и восторгаюсь тобой. Знаю, что ты просишь о безумии, но готов согласиться и рискнуть всем. Мне нужны миры, Элли. Я хочу быть наследником.

— Они не мои.

— Элли, не будь наивной. Замыслы отца на твой счет в сравнение не идут с той ролью, к которой готовил тебя твой бывший хозяин — Нейбо. Я заметил ваше сближение. Он чему-то учит тебя.

— Я не давала повода владыке считать его моим хозяином.

— Я не сомневаюсь в том, что он найдет для тебя службу, и что ты согласишься ему служить. Он даже пообещает тебе будущую свободу. Не торопись отказываться.

То же самое сказал недавно Браззавиль. Эл задумалась, а Лоролан пристально вглядывался в ее лицо. Он все это время следил за ней исподволь, ему становилось горько от того, каким доброжелательством окружили ее здесь. Да, перемены очевидны. Он не солгал, назвав ее прекрасной. Ее ровное состояние напомнило ему короткие встречи в том месте, которое она назвала "остров". А она совсем не понимает смысла этих перемен, всех последствий. Где ее чуткая настороженность, способность взвешивать события? Владыка усыпил в ней сомнения и остроту восприятия, а взамен внушил ореол защищенности и умиротворения. Но то все иллюзии. Нет рядом владыки, и она пожелала бежать. Что станется, когда она уйдет обратно в мир своих тревог и бед, из которого он, Лоролан, увел ее. Он тайно считал ее своей. Она сейчас ощущает, как притягательна для него, как он терзался и боролся, чтобы искоренить это притяжение. Лоролан не удержался и поправил выбившийся из прически локон. Его взволновало легкое движение, с которым она отстранила его руку.

Она склонила голову на бок и спросила:

— Как там, в мирах?

— Тебе интересно? Зря любопытствуешь. Любопытство приведет тебя прямиком к службе отцу. Поэтому лучше не спрашивай меня о мирах.

Она улыбнулась.

— Ты полон противоречий. Прежде ты казался мне таким возвышенным, утонченным, речи твои были нежны или уверено весомы. Ты здесь поразительно иной.

— А ты сама! Взгляни, во что тебя превратила эта милая женщина! Очнись, воин! Где ты? Хочешь увидеть себя истинную?

Лоролан схватил ее за руку, и они стояли в незнакомой комнате, где-то во дворце. Эл обомлела, очутившись в гардеробной подобной той, что была на острове, только обширнее, светлее и с большим разнообразием роскошных нарядов. Так же в глубине виднелось зеркало. Эл метнулась в сторону, чтобы избежать встречи со своим отражением, но Лоролан проявил силу и заставил ее остановиться напротив прозрачной поверхности. Эл застыла, ожидая, когда изображение колыхнется, произойдет то, что она увидела на острове.

— Элли-Элли, вот так выдаются секреты. Ты, оказывается, знаешь о силе зеркал. Не бойся, оно не настоящее, — упиваясь своей маленькой победой, пропел Лоролан. — Оно не выдаст твою тайну.

Он отпустил ее. Эл тут же обернулась, ее глубокий вздох нарушил наступившую тишину. Ее взгляд стал печальным. Лоролан отшатнулся, а потом нагнулся и приблизил свое лицо к ее лицу, почти касаясь его губами. Он шепнул неровным голосом:

— Не доверяй мне, Эл. Я предам тебя при первой удобной возможности. А что до твоей просьбы, то способ ты придумай сама, а я могу лишь сказать, насколько он соответствует законам. Ничего иного я для тебя делать не стану.

Она осталась стоять одна. Взгляд потемнел, она медленно обернулась к зеркалу, не увидев там ничего, что отличало бы ее от теперешнего облика. Она вновь вздохнула тяжело, сбрасывая напряжение, опустила голову.

Кто-то положил ей руку на плечо, прикосновение было мягким, успокоительным. Эл подняла голову, рядом стоял Браззавиль.

— Владыка вернулся, он ждет на прежнем месте, — сообщил он.

Эл вышла следом за Браззавилем, молча, ступая следом как провинившаяся, пойманная на краже. Ей стало не по себе, и хотелось отсрочить встречу с владыкой. Но как отказать ему. Она силилась обрести равновесие, сосредотачивая мысли на шаге и дыхании, чтобы мысли не скользили и не выдавали волнения и напряжения. Браззавиль молчал, словно осуждал ее. Так в полном молчании они дошли до галереи.

Владыка показался Эл выше и мощнее, или это она сама стала меньше. Откуда это чувство вины, она смущалась и прятала взгляд, что совсем ей не свойственно.

— Подойди ближе. — Владыка поманил ее величавым жестом. Эл повиновалась. — Ты не увидела в зеркале то, что ожидала? Я не спрошу, откуда тебе известны тайны некоторых зеркал. Я удивлен, сколько ты успела узнать за свою малую жизнь, столько таинств. Зеркала, только инструмент. Отражение — вот что действительно важно. Я тебя утешу, отражение можно изменить. То — тяжкий труд, на который может уйти вся жизнь. Но чтобы изменить облик, нужно им овладеть. Ты, надеюсь, заметила, в какие именно моменты он проявляется? Ответь себе на этот вопрос.

Он помолчал.

— Я видел тебя иной. Воин в храме проклятого города возник не спонтанно. Ты вызвала его сама, тем самым, сделав первый шаг к познанию этой сущности. Мне по нраву тот налет умиротворения, которым облеклась здесь твоя душа. Соблюдая равновесие, ты можешь достичь всего, чего пожелаешь. Баланс важен всегда. Нам обоим ясно, что все, что сотворила Милинда — тонкая иллюзия, которая рассыплется в ничто, как диковинные цветы в твоих руках, стоит возникнуть ситуации требующей воли. Так же и я могу переменить отношение к тебе. Сговор с Лороланом может дорого обойтись вам обоим. Не он станет жертвой моего гнева, но ты можешь пострадать от его коварства. Он изменит любому обещанию, как только ощутит, что над ним нависла угроза, или обстоятельства переменились. Жажда завладеть моими мирами может привести его к самому низкому падению. Тебя привлекли его страдания, а он хотел вызвать твою ненависть ко мне, и мой гнев в отношении тебя. Ревность застилает ему путь к пониманию происходящего. Я вынужден вырвать у него то жало, которым он намерен тебя ужалить.

Владыка опять сделал паузу.

— Вы накажете его?

— Нет. Он совершил поступок, за который я могу простить ему и его происки, и даже еще одно предательство. Говорю об этом во всеуслышание.

Он сказал пару фраз, а у нее сердце забилось чаще, как в предвкушении открытия. Он опять замолчал, Эл пришлось уточнить:

— Как-то странно все это. Другие наследники презирали его, считали изгоем. И вдруг такое покровительственное отношение. Я не понимаю.

— Я хотел сказать тебе сегодня, я передумал, поскольку, от пережитых прежде потрясений, ты до сих пор быстро приходишь в возбуждение. Я рискую вызвать твой гнев, вместо осознания и понимания. Успокойся, Элли. Мы будем еще беседовать. Позднее.

— Нет уж! Хватит! Вам известно, что я буду искать путь отсюда. Я найду способ. Я здесь не останусь. Лор мне необходим не как заговорщик, как знаток законов, которые я намерена соблюдать, чтобы вы не играли мной в угоду себе. Довольно. Я с места не сдвинусь, пока не услышу внятное объяснение того, почему вы так мне благоволите, и что за службу вы придумали для меня. А не то, я запрусь в тюрьме и буду сидеть там, как Махали, пока не истлею!

— Поразительное упрямство. — Владыка даже воздел руку к небесам.

— Да! И порой я жалею, что тут нет моего самого упрямого друга, чтобы еще и у него позаимствовать!

Эл повысила голос, привстала на носки. Она стояла в пол-оборота спиной к саду и не видела, как ветви деревьев трепещут от резких порывов ветра. Владыка некоторое время бесстрастно наблюдал смерчи, гонявшие листья по саду.

Браззавиль оказался у одной из лестниц и собирался взойти в галерею, но владыка остановил его.

Он сделал шаг на встречу девушке, взял ее за плечи, и Эл стиснула зубы от боли, но не стала отводить глаз, которые стали наполняться влагой.

— Да, успокойся же ты! — строго произнес владыка. — Хочешь знать? Изволь! Я простил бы Лоролану так много только за то, что он нашел тебя и вернул сюда. Вернул ту, которую я считал утерянным фрагментом этого мира. Ты мне дочь, Элли, я создал тебя и потерял! Никакая сила не заставит меня отпустить тебя снова, девочка моя!

Он отпустил, и Эл застонала от боли, слезы брызнули из глаз, она зажмурилась и скорчилась, сжимая ладонями виски.

— Прости, дитя мое. Я жалел тебя, потому молчал. Ты боишься своего могущества и величия. Тебе придется привыкнуть.

Владыка исчез, но его место немедленно занял Браззавиль. Он легко обнял Эл, и они оказались не в гроте, а в его доме. Милинды не было. Браззавиль уложил Эл на овальную скамью, сам сел в изголовье, поместив ее голову себе на колени. Она с трудом дышала.

— Это правда? — спросила она сдавленно. — Вы должны знать.

— Да, я знал, что вы наследница миров, — подтвердил Браззавиль. — Я повторю то, что говорила Милинда. Только в вашей власти стать здесь кем-либо. Только в вашей.

* * *

Эл сидела одна на ложе грота, печальная с пустым взглядом. Она опять впала в оцепенение подобно тому, из которого ее старательно вызволили совсем недавно. Листья сада в округе осыпались, а стволы стали коченеть. Браззавиль не подпускал к ней Милинду, которая была озабочена столь острой впечатлительностью девушки, намеревалась убеждать Эл в значении ее величия, чем окончательно заставила бы замкнуться.

Потом Милинда вдруг заявила, что воля девушки достаточно крепка, что скоро она поднимется по ступеням дворца, чтобы занять свое место. Милинда не просто проговаривала желаемое, она вещала с уверенностью всевидящей. Браззавиль ей поверил. Они договорились ждать.

Владыка не звал Эл для встреч, позволяя ей свыкнуться с известием.

Однажды ее навестил Лоролан, пришел сам, встал напротив.

— Значит, я привел сюда одну из нас. Какая ирония. Я сам тебя разыскал. Сам привел тебя к состязаниям. Элли, какая сила осенила тебя уйти из миров, тебя отделяли одни двери от абсолютного триумфа. Так вот, что почувствовал Кикха! Я принял твою силу за игру природы, способность смертной, преодолевшей более сильную волю. Кикха увидел больше. Сродство. Вот почему он так неистово желал вывести тебя из миров. Тайная соперница! Нас было семеро, а наследников девять. Где-то бродит еще один на нашу беду. Я считал тебя бледным отблеском, а ты оказалась старшей из нас. И это я тебя привел. — Он присел рядом с ней. — Сестрица Элли. Мило звучит.

Он стал язвить. В ответ услышал вздох. Ее не задевала издевка, она ни разу глаз на него не подняла.

— Ты прав, лучше бы нам никогда не встречаться. Какая же я настырная дура. Говорили, предупреждали, чувствовала. Будь проклято мое чувство долга.

— Святые небеса! — воскликнул Лоролан. — Ты думаешь о том смертном.

— Заткнись, Лор, или я тебя ударю. Можешь издеваться над чем угодно, но не вздумай звука произносить о моих друзьях. Уйди, добром прошу.

Она осталась одна, но не надолго. Ее уединение нарушил Браззавиль.

— Госпожа, — позвал он. — Извините, но я должен теперь так вас называть. Владыка приказал поселить вас во дворце.

— Он же вам не приказывает, — заупрямилась Эл.

— Я согласен с ним. Вы убиваете сад, а с дворцом вы ничего не сделаете. Если угодно, я провожу вас снова в помещения под дворцом.

Эл подняла глаза.

— Браззавиль, с моего первого появления вы узнали меня. Вы древней меня.

— Нет, но я уже рассказывал вам. Я полагал, что известие потрясет вас, но не предполагал отчаяния, свойственного смертным.

— Я и есть смертная, пока не стала тем, что все мыслят здесь для меня. — Тут она усмехнулась. — Я размышляла над своей жизнью, о тех безрезультатных поисках себя. Многие, и я в том числе, ломали голову над природой моих возможностей, видели в этом весь спектр от уродства до дара.

Она умолкла, продолжая размышлять в молчании. Она переосмысливала себя заново. С трудом приходили новые открытия, старые убеждения сдавали свои позиции. Браззавиль возликовал. Еще немного и старый мир ее представлений рухнет, уступит под напором нового. Тогда почему ее душа погружается в темноту печали? Что-то тяготит ее. Тот пленник. Ответ стал ясен Браззавилю, как будто она сама ответила ему.

— Разве отчаяние достойное состояние, — укоризненно произнес Браззавиль. — Будьте внимательны к своим порывам. На фоне того происходящего, что знаю я, ваша печаль не стоит и пылинки.

Эл подняла глаза, и осмотрелась вокруг. Листья сада потемнели и опали, стволы казались мертвыми, застывшими. Браззавиль прав.

Она поднялась и кивком головы дала согласие следовать за ним.

Он привел ее на третий ярус дворца, встал посередине галереи и сказал:

— Это ваше пространство. Я пришлю Милинду.

— Ей нельзя находиться во дворце.

— Можно, если у нее есть госпожа.

Она снова кивнула. В ее смирении чувствовался надлом. Браззавиль оставил ее одну. Потом он объяснит ей порядок своего обхода, она будет нуждаться в более доступном собеседнике, чем владыка, эту роль Браззавиль принял на себя. Ее шаткое состояние может обернуться ненавистью, что крайне опасно для нее самой. Из произошедших событий Браззавиль сделал вывод, что она не смириться и не успокоиться.

* * *

Тени от переплета окон не двигались. Свет здесь просто затухал, выдавая недвижный источник. Эл рассматривала пол комнаты и была заинтригована рисунком. Черный пол был изрезан символами цвета охры и золота. Рисунок что-то означал, эти символы она видела на острове, точнее в видениях того зала, где видела Алика. Комната была круглой и разделялась нишами на двенадцать частей, три из которых занимали огромные окна. Эл выбрала дверь сюда без умысла, толкнув ближайшую из дверей, выходивших в галерею. Так она поступала на острове. Не бывает здесь случайностей. Это место разом связало ее с островом и с ним. Она не может вернуться, и ее не посещают желанные видения, так пусть комната будет связью с прошлым.

Она когда-то сравнивала свою жизнь с мозаикой, рисунок которой был нарушен чьею-то безжалостной рукой. Для осознания себя частью любого мира, где она оказывалась, ей не хватало понимания собственного места в нем. Теперь ей прямо указали это место, едва ли это ловушка или обман. Все походило на жестокую правду. Эл страдала оттого, что ее надежды снова рассыпались, ей уже казалось, что путь к тому, что она называла домом, отрезан. Этого нового будущего она не желала, даже того великого, каким его можно было представить. Она опять созналась себе, что немедля исчезла бы отсюда, появись только лазейка.

На ум пришел Нейбо с его варварским планом заменить себя ею. Холодно становилось от этих мыслей. Эта старая схема возможного пугающего могущества мешала ей, отпугивала от сложившегося теперь положения. В свое несовершенство Эл верила больше, чем в свои возможности. Лор прав, она позволила уснуть своей бдительности.

Она нашла покрывало, закуталась в него и скоро забылась. Милинда застала ее спящей на обширном сидении. Ей придется ждать пробуждения новой госпожи. Она смотрела на спящую Эл и увидела, как судорога прошла по ее лицу. Лицо отразило страдание. Милинда без боли не могла смотреть на это, быстро вышла и увидела в галерее владыку.

Он жестом велел ей подойти.

— Ты хотела видеть меня, — сказал владыка тем самым, разрешая ей говорить.

— Ей опять потребуется забота, мой господин. Прежние средства, боюсь, не помогут. Столько ран нельзя залечить сразу.

— Не все раны следует лечить. Я укажу, какие из них не нужно трогать.

Милинда удивилась, но послушно кивнула.

— Кикха в свое время получал не мало ран, ты лечила его и знаешь, что необходимо. Не медли, теперь она знает, кто такая, и будет сговорчивей.

— Она не Кикха, — усомнилась Милинда и смутилась.

— Да, — согласился владыка, но не пояснил свое утверждение. — Возвращайся к ней.

Милинда выполнила приказание, снова открыла массивную дверь комнаты, та легко открылась. Эл спала, на этот раз лицо ее было спокойным. Милинда коснулась покрывала, намереваясь его поправить.

— Не нужно. Я уже не сплю.

Милинда сначала вздрогнула, потом, когда Эл открыла глаза, поклонилась.

— От меня опять требуется сменить наряд? — спросила Эл.

Замечание отозвалось болью в сердце. Милинда наклонила голову, чтобы скрыть разочарование.

Эл вдруг взяла ее за руку, Милинда заметила вернувшуюся жесткость этой руки.

— Я обидела вас. Извините.

— Я чувствую себя лишней, всякий раз, когда пытаюсь заботиться о вас, — печальным голосом произнесла Милинда.

Этот тон отчаяния напомнил Эл королеву проклятого города, ясноглазую и легкоранимую Алмейру. В первую встречу Эл сравнила супругу Браззавиля с королевой, а потом мало вспоминала об этом обстоятельстве.

Эл поднялась и снизу вверх посмотрела на Милинду. Та растерялась, не угадав ее намерений, а Эл с лукавой улыбкой обняла ее.

— Не печальтесь, просто позвольте мне быть собой. Я не гожусь для ваших ритуалов, — полушепотом сказала Эл.

Прежде Милинда возражала, но теперь она была захвачена необычными ощущениями от объятий дочери владыки. Милинда поняла ее чувства, они в полной мере передались и ей. Это можно было сравнить с сосудом невыплаканных слез, с обреченностью. Ни ее положение, ни будущее величие не пленяли сердца девушки, она еще сильнее тяготилась пленом этого мира. И Милинда впервые согласилась с ней.

Позднее, покинув дворец, она делилась впечатлениями с мужем, а Браззавиль смотрел на нее с добротой иронией во взгляде.

— Она иная, любовь моя. Мне приятно слышать, что ты с этим согласилась, — успокаивал он.

— Но я? Чем могу я служить ей? Я служила всем наследникам, потому что мы обоюдно считали долгом мое служение, она же не приемлет того, чтобы ей служили. Если бы это было невежественное сопротивление! Здесь же иное. Как мне постичь, что ей нужно?

Браззавиль все улыбался той же улыбкой.

— Эл — сокровище, которое не нуждается в том, чтобы его хранили, лелеяли, прятали. Она должна употребить себя для служения, только так она обретет равновесие и сможет утолить свою боль. Надеюсь, она меня услышит.

И опять он один обходил дворец, в ожидании встречи. Однажды Браззавиль встал у ее двери и мысленно попросил выйти к нему. Дверь отворилась не сразу. Она словно ждала, что он уйдет.

— Возвращайтесь, когда закончите свои дела, — произнесла она с покровительственным кивком головы. Потом дверь закрылась.

Он исполнил все поручения владыки и еще раз обошел дворец, прежде чем вернуться на третий ярус. Галерея была пуста, дверь опять открылась, и Эл рукой пригласила его войти.

Браззавиль склонил голову, как делала она, за тем, чтобы скрыть улыбку. Он вошел в комнату. Никакого беспорядка, комната осталась такой, как раньше, ничто не сменило места, не исчезло и не появилось. Браззавиль счел это обстоятельство странным. Точно ее здесь не было.

— Вы не покидаете комнаты, — сказал Браззавиль. — Я стал скучать без вашего присутствия. Простите мне нарушение вашего уединение.

Он услышал вздох, она хотела ответить ему, но Браззавиль продолжил свою речь.

— Вы умеете быть невидимы, когда пожелаете. У меня возникла, вопреки предостережению владыки, потребность говорить с вами.

Ему было не безразлично содержание будущей беседы, он должен сказать нечто важное. Пока он молчал, ему было довольно созерцать девушку. Она почувствует, что его визит важен им обоим.

— Кто выстроил этот дворец? — вдруг спросила она.

Браззавиль вздрогнул.

— Я только храню его в надлежащем виде, но не могу ответить на ваш вопрос. Что побудило вас его задать?

— Браззавиль, вы бывали в мирах? Там есть подобные дворцы. Я даже слышала, что дворцы всех правителей устроены одинаково. Кто этот единый архитектор?

— Да, я вырос вне этого мира. Я смертный. Я видел другие дворцы. Я начинал свой путь служения хранителем именно такого дворца. Я не уверен, что все их выстроил кто-то один.

— Я имела в виду высший замысел, а у таких идей бывает один источник, как мне подсказывает мой скудный опыт, — сказала она. — Пройдемся.

Прозвучал то ли вопрос, то ли приглашение. Она первой двинулась прочь из комнаты, Браззавиль последовал за девушкой. Она уже хорошо знала устройство дворца, Браззавилю стало любопытно, куда она его заведет.

Она направилась прямиком к башне. Браззавиль похолодел.

— Вы поднимались туда? — спросила она, не останавливаясь.

— Я не был на верху, — признался Браззавиль. — Не уверен, что вы туда взойдете.

— Проверим.

В этом слове он уловил вызов. Ему понравилась ее решимость. Пусть идет.

Он отстал уже на трети пути. Грудь сдавило так сильно, что он начал задыхаться. Он сел на ступень, чтобы собраться с силами. Она тоже скоро вернулась. Села рядом, от напряжения в ней пульсировала сила, она с трудом перевела дыхание.

— Что нужно, чтобы туда подняться? — спросила она.

— Я не знаю, госпожа, это не мое дело.

— Есть еще дверь, куда вы не заходите. Никогда, — стала рассуждать Эл. — В этом дворце есть закутки, куда даже такой гений места, как вы, проникнуть не может. Или не ходит умышленно. Кто тогда поддерживает порядок там?

— Сам владыка.

— Он туда тоже не заходит. У меня было время для наблюдений.

Браззавиль посмотрел на нее удивленно.

— Сами желали, чтобы я стала чувствовать и видеть. Я вижу, слышу и понимаю. Для этого не нужно было поить меня настоями.

Браззавиль рассмеялся.

— Вы полагаете, я был сторонником таких мер. Вы не нуждаетесь в развитии способностей, они у вас врожденные, — ответил Браззавиль, а потом добавил. — В отличие от других наследников.

— Все мы родились здесь? В этом дворце? — спросила она.

— Говорите об этом с владыкой, госпожа.

— Объясняйте, как вам позволено. Я у вас прошу ответа. Если мы нарушим запреты, владыка сам нас остановит. Его же нет поблизости. Его сейчас вообще нет.

Браззавиль так и замер.

— Вы чувствуете его. Когда это случилось?

— Это башня. Она усиливает способность чувствовать. Интересно, она вызывает видения? Впрочем, вы там не были.

— А внизу? Внизу вы чувствуете иначе?

— Да. Внизу — иначе. Так как же я родилась?

— Госпожа, вам рано это знать. Послушайтесь меня. Оставьте на потом выяснения, — слуга умолял ее.

Никогда раньше она не видела мольбы, так ярко отразившейся и в лице, и в позе Браззавиля. Он предостерегал ее.

— Потом. Когда-нибудь потом. Но не теперь, — добавил он.

— Хорошо. Пусть будет по-вашему. Есть тайны, которых лучше не знать — согласилась она.

Она подвинулась ближе, ее плечо не доставало плеча слуги. Она положила свою ладонь на его руку.

— Я вам доверяю. А владыке — нет. Почему так? Должно быть иначе. Он действительно отец мне? Меня можно ввести в заблуждение, обмануть, только не надолго. То, что мне нужно, я узнаю. Рано или поздно. А то, что не хочу узнавать, неким немыслимым образом выясняется само. Вы предлагаете подождать. Я соглашусь. Только будьте добры, Браззавиль, не доводите дело до того, чтобы я перестала доверять и вам.

— Значит, вы не поверили владыке? — уточнил Браззавиль.

— Я бы спросила, почему он до состязания не признался в том, кто я? Только вы на этот вопрос не ответите.

— Как раз отвечу. Он хотел показать вашим соперникам, что всегда найдется сила, которая сильнее их. А Лоролана он наказал за хитрость.

— Пусть так. В моем народе есть поговорка: яблочко от яблоньки недалеко падает.

Эл подняла руку, круглый плод скатился по ступеням, демонстрируя ее слова, ударился о последнюю в поле видимости ступень и исчез. Браззавилю понравилась ее шутка, и он улыбнулся.

— Вас не тяготят новые силы?

— Мне не привыкать.

— Могу я пригласить вас в мой дом? Мне хотелось бы отдохнуть и побеседовать с вами. Надеюсь, не откажете, — спросил Браззавиль.

Ему хотелось скорее покинуть башню и дворец.

— В гости? С удовольствием, — согласилась она.

Они были утомлены после прогулки в башню. Браззавиль разминал руки, которые казались тяжелыми. Через сад они прошли пешком. Эл вздыхала, а он присматривался, стараясь уловить новые оттенки ее существа. Казалось, что ее глаза искрятся, а волосы ловят отблески этих искр. Переживания вернули ей тот живой острый взгляд, который понравился ему в первую встречу.

Прежде чем войти в дом, она еще раз поблагодарила за приглашение. Браззавиль сам подал ей воды, не дожидаясь прихода Милинды. Она появиться, как только поймет, что Эл навестила их дом.

Эл ходила по невысокой, уютной зале бесшумными шагами, с изящной грацией. Она остановилась напротив сундука прислоненного к стене.

— Откройте, — кивнул Браззавиль.

Она легко подняла крышку.

— Мое оружие, — констатировала она.

— Вам хотелось его открыть.

— Да. Я не вижу ничего удивительного. Значит, оно хранится у вас.

— Да, — улыбнулся ей Браззавиль. — Владыка настоял.

Она опять обошла зал.

— Милинда идет, — со вздохом сказала она и была права, Браззавиль приветствовал вошедшую супругу.

Они обменялись с Эл ритуальными любезностями.

Браззавиль заметил, что здесь, в доме, Милинда ведет себя иначе, словно не испытывая нужды в традиционных жестах и ритуалах.

— Я никого не вижу ни в саду, ни во дворце. Кроме меня, вас, Лоролана и владыки тут, как будто, нет больше обитателей, — заметила Эл.

— Есть, — кивнул Браззавиль. Здесь бывают гости. Редко. При крайней необходимости. Ваше присутствие требует уединения, — ответил Браззавиль.

— И как долго так будет?

На этот раз ответила Милинда.

— Пока вы не определитесь со своей ролью. Или пока владыка ее не назначит.

— Вы в его власти. Теперь вы знаете больше и должны бы уже понять, что условия вашего тут пребывания будут регламентированы согласно законам. Любой, не зависимо от ранга, имеет тут свое место. Наступит момент, и владыка уже не предоставит права выбирать. Граница между выбором и долгом станет очевидной. Я хотел говорить с вами о выборе, — сказал Браззавиль.

— О каком выборе? — уточнила Эл.

— Ваша судьба не определена, госпожа, — произнес слуга.

— И в чем же будет мой долг? Кто определит мою судьбу? Какой мне ее прочите вы? — спросила Эл.

— На усмотрение владыки.

— Вы все ждали, когда я пропитаюсь силами этого мира, перестану влиять на него, стану остро чувствовать, чтобы узнать на что я способна, а потом употребить мои возможности. Вот о какой службе все твердят.

— Умоляю, предложите услуги владыке. Пока он не сделал встречного предложения, — сказала Милинда своим обычным умоляющим тоном.

Браззавиль сделал строгое лицо, даже нахмурился немного.

— Взамен требуйте для себя чего-нибудь. Все что вы сочтете благом, кроме требования отпустить вас. Иначе, получите твердый отказ.

Эл прищурила один глаз.

— Это совет?

Супруги дружно кивнули.

— Любая маленькая привилегия, Эл, — это степень свободы, — добавил Браззавиль, неожиданно назвав ее по имени.

— Обложили со всех сторон. Как все здесь единодушны, — Эл опять прищурилась и усмехнулась.

Браззавиль и Милинда переглянулись.

— Служить миру и не служить владыке — невозможно, — сказала Милинда.

— Важно чему служить в первую очередь, — сказал Браззавиль.

— Как сказал Кикха: "Даже владыка повинуется законам". Нужно знать законы, — добавила Эл.

— Нужно учиться, — произнес Браззавиль и так же, как Эл, прищурил глаза.

— Тогда Лоролан не сможет ввести вас в заблуждение, — в свою очередь сказала Милинда.

— Знать законы и повиноваться им, означает ничего не нарушать и предполагает... — Браззавиль не успел договорить.

— Еще одну степень свободы, — перебила его Эл. Она помолчала. — Я подожду, что предложит владыка. Ему виднее, на что меня употребить.

— Вы нужны ему. Я много раз вам повторяла. Владыка великодушен. Он благоволит вам. Доверьтесь.

Браззавиль остановил увещевания жены, взяв ее за руку.

— Доверие не рождается из пустоты, — сказал он. — У доверия разные степени. Начните с малого.

Эл покивала.

Владыка вернулся. Она поняла это по тому, как изменился тон ее собеседников.

Эл прошлась по зале и села на уже знакомую овальную скамью, давая понять, что уходить ей еще рано.

— А куда делась моя старая одежда? — Она посмотрела на Милинду. — Я рассержусь, если вы уничтожили ее.

Ее строгость была наигранной, но Милинда неожиданно приняла ее в серьез.

— Вы были в комнате, где довольно всевозможных нарядов. Вы вольны выбрать, что пожелаете, — виновато проговорила Милинда.

— Раз вы намерены мне служить, то приготовьте мне наряд похожий на тот, который был на мне прежде. Эти балахоны мне уже надоели, я чувствую себя бесплотным привидением. И вопрос к вам, Браззавиль, могу я взять оружие? На время. Для тренировки.

— Я не понимаю, к чему, госпожа? — удивилась Милинда так искренне, что Эл сменила строгую маску на улыбку.

— Я намерена быть собой.

* * *

Браззавиль замедлил шаг, заметив владыку на верхней ступени лестницы.

— Что-то она долго сегодня? — спросил владыка.

В его взгляде читался интерес. Он произнес то, о чем подумал Браззавиль, приближаясь к лестнице. Последнее время Эл попадалась ему на встречу, перед каждым обходом. Он поднимался, она спускалась, иногда торопливо. Ее целью был сундук в его доме. Она забирала оружие, когда Браззавиль уходил. После обхода он заглядывал домой и находил меч на месте. Он спросил о причине ее действий, и Эл пояснила:

— Пока вы во дворце, владыке ничего не грозит. Вы остановите меня, как только я вознамерюсь вступить с оружием на первую ступень одной из лестниц.

— Разве вы угрожаете владыке? — спросил он.

— Кое-кто убежден, что я способна его убить, — ответила она.

— А вы способны?

— Да.

— Мне трудно поверить.

— А вы поверьте.

Она играла или нет? Браззавиль не распознал в ее тоне ни угрозы, ни хвастовства. Тон был весьма неопределенный, будто она невзначай утверждала всем известную истину. Теперь Браззавиль не из любопытства проверял наличие оружия в сундуке.

Она оказалась в галерее еще до того, как Браззавиль поднялся наверх. Милинда который раз успевала облачить ее в подобающий наряд. Эл лишалась брюк и сапог еще до встречи с владыкой. Милинда была непреклонна, не позволяя Эл разгуливать по дворцу в походной одежде. Владыка жестом попросил Браззавиля задержаться. Браззавиль осмотрел девушку. На ней было легкое платье, и она была явно этим недовольна. За ней мерно и с достоинством, но довольно быстро шагала Милинда.

— Ты избегаешь меня, Элли, — произнес владыка. — Наличие свидетелей нашей беседы внушит тебе чуть больше доверия ко мне? Доверия, которого я так и не заслужил по воле твоей гордости.

Вместо ответа владыке Эл обернулась к Милинде и кивнула в сторону головой, и ее кивок был неучтив.

— Могли бы сказать, что меня ждут, — сказала она.

— Простите, я думала, что тогда вы уйдете к себе и опять уединитесь, — объяснила Милинда, при этом она не сводила глаз с владыки, который выказал недовольство поведением девушки.

— Мне приказать? Тебе нужен мой приказ? — спросил он у Эл.

— А что вы со мной сделаете, если я ослушаюсь вашего приказа? — спросила она наглым тоном.

Браззавиль заметил, как Милинда оцепенела.

— Это весьма интересный вопрос. Я предоставляю тебе право самой пофантазировать. Я звал тебя не за тем, чтобы ты испытывала всеобщее терпение.

Эл обвела всех своим колючим взглядом.

— Я не буду вам служить, — своим обычным тоном произнесла она.

— А разве я говорил о службе? Ты ее недостойна. Как я могу доверить службу существу, которое презирает свое собственное происхождение и подчеркивает свою низость в глазах других. Такой слуга мне не нужен.

Эл приподняла бровь, и удовлетворенно кивнула. Владыка продолжал:

— Я имел надежду, что ты сама догадаешься, что игры с оружием тут не уместны. Ты не просто берешь его, ты добавила забот Браззавилю, которых у него достаточно. Свист меча нарушает мир и равновесие. Ты должна бы уже чувствовать подобные колебания. Я приказываю — не прикасаться к оружию. И в наказание, о котором ты заговорила первой, я велю тебе, едва начнет светать, выходить на балкон, который укажет тебе Милинда. Каждый раз ты будешь надевать новый наряд. Увидим, по плечу ли тебе такое наказание.

— Вы издеваетесь? — опешила Эл.

— Тогда придумай себе иное наказание. Я исполню все, что ты придумаешь, кроме смерти, конечно.

— Сошлите меня в миры, — выпалила Эл.

Браззавиль не выдержал и улыбнулся, а на бледном лице Милинды появилась гримаса испуга.

Тишину нарушил смех владыки. Он сложил руки на груди и почти пропел:

— Ты прелестна в своей наивности, дочь моя. Я говорил о наказании, а ты просишь награды.

Он стал уходить вглубь галереи, и смех его катился следом. Уже из тихой глубины раздалось:

— Мы еще поговорим об этом, когда будем больше доверять друг другу.

Милинда в изнеможении оперлась на перила. Браззавиль все еще улыбался. Эл посмотрела на него и спросила:

— Я выглядела глупо?

— Вы... вы, — Браззавиль расхохотался, совсем как владыка, — Вы, были прелестны.

— Вы, что? Сговорились? — возмутилась Эл.

— Вы стали забывать, с кем рядом находитесь, госпожа, — пряча улыбку, сказал Браззавиль. — Вы воспринимаете его, как нечто вам равное.

— Это не так. Со стороны, может быть и так.

Браззавиль приблизился и посмотрел ей в глаза, слегка склонившись, чтобы сравняться ростом.

— Я рад ошибаться.

Эл подмигнула ему.

— Но ход хорош.

— А как же наказание?

— Оно странное, ну да там увидим.

— Это вам не мечом махать. Посложнее будет, — предупредил он.

Что такое "посложнее будет", Эл узнала к следующему так называемому рассвету. В сумерках Милинда пришла за ней. Эл послушно проследовала в комнату увешанную нарядами.

В царившем полумраке Эл заметила, как Милинда старается снять с подобия вешалки нужный наряд, и намеревалась ей помочь.

— Это должна делать я, — остановила ее Милинда.

— Он какой-то замысловатый, — заметила Эл. — Вы с ним справитесь в одиночку?

— Обычно мне не трудно.

Эл приподняла рукав, чтобы хоть чем-то ей помочь и едва выдохнула.

— Он тяжелей брони.

Эл намеренно обхватила наряд за предполагаемую талию и вместе с платьем оказалась на полу, тяжесть свалила ее с ног.

— Разве такая участь тяжела для воина? — спросила Милинда.

Эл встала и уже открыла рот, чтобы ответить ей, но так и замерла. Милинда чинно наклонилась, с присущей ей грацией подняла платье и немного его встряхнула.

— Для первого раза оно подойдет.

Это одеяние было сложнее всего вместе взятого, во что Милинда облачала ее раньше. Многослойный наряд ложился на плечи грузом. К концу церемонии одевания Эл едва могла дышать и с трудом шевелилась, а еще предстояла идти на какой-то балкон. А вдруг попадется лестница?

— Вы привыкнете, — заверила Милинда, поправляя ее волосы. — Сегодня можно выйти без убора, подождем немного.

— Уж будьте добры, — прошептала Эл, едва сделав вдох.

Эл вспомнила видение, в котором она поднималась по ступеням лестницы дворца навстречу владыке, каким неимоверным грузом тянулся сзади плащ. Воспоминание помогло ей сделать первые шаги. За дверью к ее удивлению стоял владыка. Усердно боровшаяся с тесной и тяжелой одеждой Эл даже не смогла приветствовать его хотя бы кивком головы, только скосила глаза.

Владыка протянул ей руку.

— Обопрись. Тебе будет легче.

Действительно стало чуть легче. Ее рука показалось маленькой в ладони владыки.

В жизни она не переживала ничего подобного. Эл не любила церемоний, всегда чувствовала себя, как говориться, "не в своей тарелке". На этот раз ее душа отозвалась на мерное шествие, словно огонек зажегся в груди. Она с трудом передвигала ноги, но по мере движения поймала нужный ритм и массивные складки перестали ей мешать, а инерцию колеблющихся одежд использовала, чтобы сделать следующий шаг. Ей пришлось изменить походку и встать на носки, так оказалось легче идти. Она вся вытянулась в струну, чтобы дышать хотя бы через раз. Она увлеклась этой борьбой и потеряла ощущение реальности. В момент остановки, она почти потеряла равновесие и рухнула бы со всей этой массой, если бы не твердая рука владыки. Тугой воротник врезался в горло, слегка ее придушив. Голова пошла кругом и мир вокруг тоже. Стало жарко.

Ей привиделось восходящее солнце, жарко пульсирующее над горизонтом. Оно поднималось с грохотом и гулом, с пением тысяч и тысяч голосов. Голову снова сдавило тем обручем, что причинял только боль. Мелькнула мысль, что это от прикосновения владыки. Она высвободила руку и из его ладони, ощутила это очень реально, а потом видение продолжилось, унося ее ввысь вместе с восходящим светилом, а пение голосов оставалось внизу и затихало, затихало, затихало...

Издали она услышала знакомый голос, того самого смертного, который сетовал на восход.

— Экое ди-во, — прошептал он.

Эл очнулась от собственного глубокого вздоха, возможность глубоко дышать казалась столь же не реальной, как все происходившее до этого. Ей было тяжело шевелиться. Мягкое прикосновение. Кто-то убрал волосы со лба и приложил мокрую ткань.

— Ми-ли-нда, — выдохнула она. От усталости она не могла открыть глаза.

— Вы очнулись. Это хорошо. Хорошо для первого раза.

— У меня все болит, словно меня колотили палками, — пожаловалась Эл. — Но бывало и хуже.

— Браззавиль ждал, что вы сойдете в сад. Вы все не могли очнуться. Я сказала, что вам не до прогулок. Скоро сумерки.

— Что? — В памяти всплыло шествие, гром, гул и солнце. — Уф.

— Вы сможете встать? — спросила Милинда.

Эл уловила вызов в ее словах. Она поднялась с рыком, с трудом села, не открывая глаз.

— Мне встать? — спросила она.

Милинда приложила к ее гудевшей голове прохладную ткань. Ее прикосновения, казались мягче пуха. Эл не открывала глаз, зато чувствовала любое колыхание воздуха в комнате и шелест платья Милинды, отозвался в ушах шумом лавины.

— Бедное дитя.

Милинда села рядом, обняла ее и стала тихонько покачивать, будто то самое бедное дитя. От ее объятий стало много легче, тело перестало ныть, а покачивания заставляли напряжение рассеиваться. Эл обреченно повисла у нее на руках. Милинда уложила ее голову себе на плечо и опять приложила прохладную ткань.

— Я смогу, — упрямо выдохнула Эл.

— Сможете, госпожа моя. Быть дочерью владыки не привилегия, а тяжелый труд. Вы сможете. Вы сильнее многих.

— Я смогу надеть это чертово платье, Милинда. Еще и еще раз, столько, сколько потребуется.

— Вы упрямы. Это глупое упрямство пройдет. Не ищите смысл в том, что делаете. Делайте.

— Я исполняю наказание.

— Превратите его во благо.

Она не пыталась считать, сколько раз просыпалась на руках Милинды. Понемногу она привыкала к тяжести одежд.

— Почему вы обращаетесь с ними так легко, а для меня они тяжелый груз? — спросила она однажды.

— Вы сопротивляетесь своей участи. Вы ведете себя так, словно заключили сделку с владыкой. Вы не пытаетесь иначе представить свое положение. Вы прежде не раз говорили о свободе, о ее утрате. Так превратите в свободу то, что имеете. Я не ошибусь, если скажу, что, очнувшись, вы удивляетесь, как пережили еще один рассвет.

— Да, — вздохнула Эл. — Моя жизнь стала бесконечными походами на балкон.

— Когда-нибудь вы выйдете с легкостью и проживете эти мгновения от начала до конца. Вы испытаете великое удовольствие.

— Удовольствие? И кто до меня испытывал такое удовольствие?

— Принцесса Фьюла исполняла этот обряд с достоинством.

— Фьюла?

Эл вспомнила, как в темноте и тяжести одного из миров Фьюла шагала с грациозным достоинством. Она продержалась на ногах дольше других наследников. Как знать, может оттого, что тренировалась в этих походах на балкон?

— А что происходит, когда я иду туда? — спросила Эл.

— Однажды вы сами догадаетесь. Или владыка объяснит вам, я же не в праве, — ответила Милинда.

— Однажды. Это ваше однажды звучит, как вечность. А мне и кажется, что прошла вечность. Ни дня, ни ночи. Я хочу увидеть такую малость, как восход. Обыкновенный восход, а не ту громогласную феерию, какую мне доводиться лицезреть. Я хочу домой, на Землю. Хочу сесть у моря и смотреть, как диск нашего Солнца поднимается над горизонтом.

— Вы опять за свое. Здесь ваш дом.

— Убеждайте в этом себя, Милинда.

Тут Эл поднялась на ноги. Впервые за все время. Она стояла твердо, оглядывала свою комнату и удивлялась. Откуда взялся неожиданный прилив сил? Из воспоминаний? В тот момент Эл решила, что догадка верна, что простая мысль о доме вернула ей способность жить и чувствовать. Едва дыша, она добралась до сада. Она заметила недалеко Браззавиля, беседовавшего с Лороланом. Он заметил ее раньше слуги, всмотрелся пристально и кинулся навстречу.

— Что ты делаешь, Элли?! — воскликнул он. — Глупая.

Он подхватил ее на руки и хотел нести во дворец, но Браззавиль указал Лоролану в сторону своего дома.

Эл была рада прохладе зала и гостеприимству. Несколько глотков из знакомого бокала освежили ее, думать стало легче. Она сидела на скамье, а на нее сверху смотрели два почти забытых лица. Строгое и резковатыми чертами лицо Браззавиля и сиявшее радостью красивое и мягкое лицо Лоролана.

— Чему ты так рад? — спросила Эл. — Ты, кажется, ненавидел меня.

— Я слишком давно тебя не видел, и думал, что уже не увижу.

— Тогда мое появление должно было бы огорчить тебя.

— Напротив, я рад, что ты выбрела из дворца. Ты действительно великая!

Эл посмотрела на Браззавиля.

— Его подменили? — спросила она.

— Он рад тому, что наказание владыки сделало вас немного сильнее, — был ответ.

— Да. Я этому рад, — сознался Лоролан. — Я рад тому, что ты еще не вступила в союз с ним, не стала служить. Ты борешься, и твой воин не спит.

— Спит большую часть времени, — улыбнулась Эл.

— Что выгнало тебя в сад? — спросил он.

— Не могу сказать точно. Кажется, воспоминание о родной планете.

— Найди такое состояние, в котором ты будешь черпать силы. Пока ты их только тратишь. Найди такой источник, Элли. Тебе уже не будет так трудно. Если бремя тяжело, и ты не можешь его стряхнуть, то вырасти свою силу, — твердо заявил Лоролан. — Если ты с легкостью выйдешь на балкон, он позволит тебе что угодно.

Эл заметила, как Браззавиль уверенно кивнул в подтверждение этих слов.

— Легко говорить, — заметила она.

— Ты уже смогла. Ты здесь! — выкрикнул Лоролан. — Это не наказание, это долг, который ты на себя приняла безропотно, он устранил меня от той встречи, потому что я возразил бы ему. Это не наказание, Элли, это служба, о которой тебе говорили, которую он не огласил. Это служба. Сможешь ее выполнять без труда — требуй награды.

— Я не привыкла просить для себя награды, — возразила Эл.

— Имеешь право. Требуй! — уверял Лоролан.

— Слушайте его. Он знает, что говорит, — подтвердил Браззавиль. — Он не обещал вам прямой помощи, но его совет имеет законное основание. Только не торопитесь. Вы еще слабы, чтобы подавать голос.

Эл протянула Лоролану ладонь, он протянул свою, и она ее пожала.

— Спасибо.

— Благодари Браззавиля, он во время поделился своими наблюдениями. Ты появилась во время. Отца нет, и наш разговор никто не прервал. Что сказано, то действует. Закон.

— Он отошлет вас, — сочувствующим тоном заметил Браззавиль Лоролану.

— Пусть, — заявил Лоролан. — Отправит исполнять очередную его волю. Я уже достаточно пробыл в мирах. Мне уже не трудно. Видишь, Элли, я тоже учусь, как ты.

— Мне не по душе, что вы пытаетесь сделать госпожу орудием противодействия владыке. Вы себя погубите этим, — сказал Браззавиль печально.

— Сестрица Элли не так уж малоопытна, сама догадается, куда не стоит вмешиваться. Что проку в силе, если ее не использовать, где следует, — Лоролан добродушно улыбнулся Эл.

Его живость, отсутствие в словах намека на сарказм, уверенность действовали на Эл подкупающе. Лор что-то понял, что-то знает, до чего не дотянулась она. Он был рад этой ее маленькой победе. Их интересы неожиданно совпали. Эл уже не рассчитывала на этот союз.

Она подняла кубок с прозрачной влагой, в знак согласия и осушила его. Винный аромат ударил в ноздри, словно вместо воды в бокале было вино. Эл с удивлением увидела на дне рубиновый след, а во рту явно чувствовался привкус винограда.

— Это вино, — констатировала она.

— Что хотели, госпожа, то и испили, — сказал Браззавиль.

Эл кашлянула.

— Я имела в виду символическое действие.

— Здесь все обретает истинный смысл, госпожа. Особенно в теперешнем вашем состоянии. Я полагал вы догадались о свойствах этого кубка.

— Представляете, — Эл хлопнула себя по лбу и театрально отвела в сторону руку. — Забыла. Странно, что я вообще помню, как жить, что существует что-то еще кроме сумерек, груза на плечах и...

Браззавиль жестом показал ей, что лучше промолчать.

— Ну да мы это поправим со временем, — закончила она.

Эл ничего не почувствовала, но по поведению Браззавиля догадалась, что вернулся владыка. Лоролан исчез из дома, а слуга подал ей руку, подвел к сундуку и спросил:

— Хотите взглянуть на меч?

— Зачем?

— Я подумал, что вы по нему соскучились.

Эл улыбнулась.

— Эх, Браззавиль, вы же такой наблюдательный. Как же вы не догадались, зачем я брала его. Лоролан-то прав. Дело в силе и ее приложении. Действие-противодействие, — Эл подмигнула Браззавилю. — Тоже закон.

— Глава 3 Гости

Чудился шум утреннего ветра, зеленоватые, бирюзовые с причудливыми переливами тона неба сопровождали это утро. Слышалось мерное пение, ласкающие слух звуки, не такие резкие как много раз прежде.

Это был первый выход, который она пережила от начала до конца. Она ярко представила земной восход, как, оказывается, мало хранила память о восходах на Земле. Вроде бы малость — восход, а из восходов, видимых ею с детства до этих дней, она ярко вспомнила только один. Тот самый, в горах, когда рядом на скале сидел измученный ночным разговором Игорь, единственный на то время человек, который не осуждал ее, а тяжко переносил ее откровения о плене.

На глаза навернулись слезы. Лицо горело, тело ныло тупой болью, но эти слезы оказались живительными. Стало легче дышать, немного легче стоять. Впервые в этот выход она развернулась и сама ушла с балкона. Потом она смотрела на себя в зеркало, пока Милинда торопливо высвобождала ее из одежд. На теле виднелись синяки, значит, ее ощущения не иллюзия, все реальность. Потом Милинда растирала ее тело душистым бальзамом. Эл вспомнила о ранах, полученных прежде. Милинда проводила по коже, ее прикосновение было легким, а от Эл требовалось усилие воли, чтобы терпеть их.

— Они не были достаточно излечены, потому вы чувствуете их. На теле ран не видно, но они существуют на более утонченных уровнях, — виновато говорила Милинда.

— Я знаю. — Эл чуть кивнула.

Милинда накинула ей на плечи невесомое платьице, чтобы телу было легче.

— Как, госпожа желает провести день? — Милинда склонилась в величественном поклоне.

— Я пойду к себе. Мне необходим отдых.

— Могу ли я побыть с вами?

— Нет. Хочу одиночества.

Эл направилась не в свою комнату. Мысль об уединении привела ее а в темноту подземелья. Она присела на лавку в знакомой нише и провела рукой по шероховатой поверхности, пальцы покалывало, через тонкую ткань она чувствовала грубость камня. Она оперлась спиной о стену, по спине пробежали мурашки, Эл поводила плечами, дождалась, пока привыкнет, скоро тело смирилось с прикосновением, а потом ощущения совсем изменились, точно она сидела обложенная подушками. Эл стало уютно, какое-то время мысли не посещали ее, потом сам собой вспомнился этот рассвет и Игорь. Как знать, может быть, воспоминания лучшего, что с ней случалось, даже с печальными оттенками, станут теми состояниями, которые позволят ей выдержать утренние хождения.

Потом она забылась сном, а проснулась от тревоги. Браззавиль сидел рядом. Едва она подняла веки, сказал:

— Владыка пожелал видеть вас.

А потом он улыбнулся и добавил:

— С возвращением.

— Как странно. Я ушла оттуда сама. Ни радости. Ни чувства победы.

— Вы знаете, что это только начало. Еще будет трудно.

— Я всегда себе это повторяю, потому перестала радоваться любому достижению. Хорошо это или плохо.

— И хорошо, и плохо. Желаете, чтобы я помог вам выйти отсюда? Вы первая, кто испытывает к этому месту симпатию. Мне тут душно и холодно, — сказал Браззавиль.

— Все дело в отношении. У меня с этим местом связаны яркие воспоминания. Здесь я чувствую одиночество и покой. Хорошо. Идем.

Браззавиль помог ей выйти и подняться по лестнице, у нее сбивалось дыхание, подъем дважды прерывался.

— Вы слишком слабы, госпожа. Не ходите больше туда, не тратьте силы.

Эл не ответила, она старалась отдышаться.

Браззавиль повернул назад, как только они достигли верхней ступени.

— Ждите, — сказал он уходя.

Она уже забыла, как красива нижняя галерея. Эл дошла до внутренней стены и провела по ней рукой, рисунок стены шелохнулся от прикосновения, маленькая волна пробежала и угасла. Она тронула поверхность, ожидая, что рука пройдет сквозь нее.

Она услышала звук, доносившийся из сада. Звук был незнакомый и странный, звук шагов. Чужих шагов. Эл хотела посмотреть, кому они принадлежат, но краем глаза заметила владыку. Она склонила голову в знак приветствия, сделала вид, что идет на встречу, успела взглянуть на сад, но не увидела никого.

Владыка дождался ее приближения. Он молчал, внимательно изучая ее, его внимательный взгляд, заставил Эл напрячься так, что мурашки пробежали по спине. Она смотрела в ответ так же внимательно, словно ожидая от него неких угрожающих действий. Потом заставила себя расслабиться и вгляделась в его лицо. Он не передел своим наследникам своих черт, лица их были другими, она много раз рассматривала его прежде, но никогда ранее не улавливала чего-либо знакомого, а на этот раз уловила. Может быть утро, мысли о Земле, попытка вызвать ценные воспоминания привели ее к подобным аналогиям. Эл констатировала, что выразительное лицо, даже более торжественно — лик, напомнили ей Алика. Эл чуть хмыкнула от такого сравнения и неожиданно спросила, вопрос вырвался спонтанно:

— Вы действительно отец мне?

— Это хороший вопрос. Ты задала его поздней, чем я полагал. Ты хочешь узнать, или опять боишься? Столь пугающая правда может окончательно разъединить нас. Мне печально видеть, что в тебе растет неприязнь, помимо всяких моих усилий и увещеваний прочих. Но есть трудно преодолимые состояния Элли, ты в плену одного из них.

— Я хочу услышать правду или ее часть. Вы предпочитаете делить такие блюда на порции, — высказалась Эл, откровенность владыки насторожила ее.

— На этот раз ты услышишь короткий, но емкий рассказ. Начнем со старика, которого ты освободила, ценой своей свободы и своим великодушием. Я знаю, что вы знакомы, еще бы. Он является ключевой фигурой в твоей судьбе. Тот, кого ты называешь Махали был моим пленником заслуженно. Запомни мое утверждение, а пока я перескажу твою историю сначала. Я постараюсь быть предельно понятным. Повторять этот рассказ дважды я не стану.

Ты хоть и получила воспитание весьма отдаленное от желаемого мною, но ты достаточно образована по части различных видов существования. Двуполость не редкость в системе мироздания. В мои мирах женские и мужские существа имеют равную силу. Само творение строиться на обоюдном участии мужского и женского начала. Ты кое-что узнала о происхождении Фьюлы и Ратоборта. Их матери были частью моих миров. Их мы оставим без внимания. Твое происхождение совсем иного порядка. Когда-то рядом со мной правила великолепная владычица, она стояла у основания миров. Ее почитали наравне со мной. Ты знаешь о разных способах деторождения, в моих мирах ты еще сможешь найти отголосок общего механизма. Это позже. Ты не родилась по законам народа, который считаешь родным. Ты наверняка должна знать, что ты — найденыш. Верно?

— Верно, — уверенно и твердо сказала она.

— Я не стану спрашивать, как тебя нашли. Мне не интересно. Продолжу. Я и моя супруга должны были создать потомков нашей династии, которые бы заняли места правителей, по окончании наших времен. Мы призвали на помощь стихии и силы, те состояния материи, из которых возникли бы достойные. Подлинно великие. Я был усыплен величием моей супруги, ибо она — пример совершенства. Не могу сказать тебе, в какой момент она изменила решение. По закону создается мужская сущность, а равная ему женская призывается и является в последствии. И у владык бывают трудные времена. Когда все было готово для творения, она создала существо женского порядка. Я подозреваю, лишь подозреваю, что этот совет дал ей мой бывший слуга, которого ты уважаешь и называешь Махали. Его старое имя Тиамит.

Владыка остановился и вздохнул. Эл показалось, что ему сложно сохранить величественную осанку и достойное равновесие, он даже выглядел старше, словно рассказ был мучителен для него. Эл знала, какими тяжкими могут быть воспоминания. Он переживал события вновь, хоть и создавал видимость покоя.

— По закону, как владыка, я должен был исправить ошибку, уничтожить то, что создано, и создать новое. Но момент был упущен, я промедлил и пережил предательство, которому не было равных в моем бытии. Владычица перестала быть владычицей. Она исчезла из миров вместе со слугой и собственным порождением. Это еще не было существо в твоем понимании, это была лишь потенциальность способная облечься в любую гармоничную ее вибрациям форму. Я потерял все. Супругу, верного служителя миров и то, что должно было дать наследника.

— Это я.

Владыка молчал. Эл заметила борьбу в его лице. Он изменился, уже не был недосягаем, возвышен, строг, непостижим.

— Это я? — повторила она.

Он опять промолчал.

— Остальное, я расскажу потом, — сказал он, развернулся и стал уходить.

Ему было тяжело! Эл всем чутьем ощутила напряжение. Он ушел, а она вдруг стала метаться по балкону. Она не могла разобраться, какой букет чувств испытывает, что тут более ярко — впечатление от полученного ответа на вожделенный вопрос или сомнение в его истинности. Едва ли лгут в признаниях такого уровня. Эл села прямо на пол у резной балюстрады, лицом в сад, уперлась лбом в край дугообразной прорез и замерла, глаза ее остекленели, как бывало в моменты глубокой задумчивости. Все из того, что она услышала, хорошо встраивалось в картину ее жизни.

— Это правда, — безрадостно произнесла она.

Ее стала колотить нервная дрожь, одна ее часть готова была кричать, что все — неправда, вымысел, уловка, но другая, более суровая и опытная односложно твердила: "да". Дрожь в теле усиливалась, вызвав головокружение. Чувства напряженные как струна отзывались на малейшее колебание листа в саду. Все во всем.

Тогда она ощутила, заметила, увидела гостя.

Какими чистыми ей показались эти чужие звуки. Эл вышла из оцепенения и стала смотреть на сад. Ей хотелось глазами увидеть незнакомца.

Мягкая рука Милинды легла ей на плечо.

— Госпожа, поднимитесь к себе. Нужно готовиться к следующему дню.

Эл еще десяток раз удалось пережить рассвет, она проводила процедуру, переодевалась, потом бродила по дворцу. Милинда опекала ее, скорее не отходила ни на шаг. На вопросы о гостях и постороннем присутствии отвечать оказалась. За это время Эл неоднократно замечала присутствие. Если раньше бывали подобные ощущения, то они быстро таяли, этот задержался во владениях. Эл все чаще и чаще ощущала его присутствие.

Она ни разу за время появления гостя не встретила Браззавиля, это обстоятельство само собой связалось в ее мыслях с присутствием чужака. Она ждала встречи, Эл была уверена, что гость проявит себя. Это заставило ее прогуливаться по нижнему ярусу и чаще выглядывать в сад.

Ждать долго не пришлось. Однажды она вышла в нижнюю галерею и приблизилась в плотную к той части перил, которая доходила ей до талии и слегка склонилась вниз.

Он стоял внизу, высота была приличной, он находился недалеко от стены, чуть наискосок справа. Рослая фигура была хорошо видна на фоне куста с синими листьями, его одежда, такая же, как у Браззавиля, не ввела Эл в заблуждение. Это был не Браззавиль, а юноша с бледным лицом, с чертами приятными и знакомыми.

Он испугался, вероятно, оттого, что был замечен. Он смотрел на нее не отрываясь, как смотрят на чудо.

Эл склонила на бок голову, чем выдала свой интерес, потом кивнула ему медленно. Будет нелепо, если парень падет ниц, кажется, он был к тому готов. Она размышляла, стоит ли ей подавать голос. Решилась.

— Ты кто? — спросила она.

Он очнулся от оцепенения, вскрикнул и исчез за кустом. Эл ощутила его испуг, это был не страх перед ней, он испугался владыки.

— Хм-м, — выдохнула Эл. — Кто бы объяснил. Вполне реальное существо мужского пола и юных лет бродит по саду. Такого я раньше не видела.

Эл мысленно позвала Браззавиля, и сделала это намеренно настойчиво. Он незамедлительно возник в галерее.

— Ваше любопытство, госпожа, довольно праздное, я не хотел бы объясняться, — сказал он без приветствия.

— А придется, — настаивала Эл.

Непоколебимое спокойствие Браззавиля смутило бы ее прежде, но Эл проявила настойчивость, посмотрела на него заискивающе.

— Это наш сын, госпожа. Ежегодно, он проводит тут определенное время. Я готовлю его к службе, как своего приемника. Он не должен был показываться вам на глаза. Это моя ошибка. Он увидел вас в галерее, теперь сам не свой. Вы обладаете для него притяжением. Владыка грозился изгнать его, если он не справиться со своей страстью. Боюсь так и будет. Он не должен видеть вас.

— Что, простым смертным уже запрещается общаться со мной? — усмехнулась Эл.

— В его случает это так. Мне стыдно говорить вам, но он возомнил, что любит вас. Настоящая беда.

— Не беда. Один разговор — и его влюбленность, как рукой снимет.

— Я умоляю, госпожа. Ни слова. — Браззавиль перешел на шепот. — Делайте вид, что не видите его, что он не существует для вас.

— Какие сложности. Поступлю, как владыка. Не стану больше задавать вопросов. Если это ваши заботы, разбирайтесь сами.

Эл фальшиво пожала плечами и удалилась. Вряд ли ее театральный уход убедил Браззавиля, но его просьбу она исполнила. Эл не выходила в нижнюю галерею, не смотрела в сад, когда улавливала взгляд, устремленный на нее. Только взгляды эти Эл стала ловить часто, и у нее возникло опасение, что юноша подвергнется наказанию. Она посоветовалась с Милиндой. Та в ответ расплакалась. Ситуация стала тупиковой. Не прятаться же ей в комнате, только потому, что вдруг обнаружился воздыхатель. Эл было его искренне жаль, но как ему помочь она еще не придумала.

Совсем некстати владыка вызвал ее для разговора и назначил беседу в злополучной галерее. Эл держалась подальше от открытой части, из сада ее было невозможно увидеть. Она прохаживалась вдоль стены, владыка задерживался. Эл чувствовала себя неуютно.

Вот уж действительно беда! Она заметила, как от лестницы крадется уже знакомая фигура. Первым порывом было уйти, избежать встречи, но его немая мольба остановила Эл. Она повернулась к нему лицом и сказала:

— Глупо прятаться. Вас трудно не заметить.

Он замер, как воришка, пойманный с поличным. Он прятал глаза, долго молчал. Эл ждала продолжения. Потом решилась его прогнать, но пока подбирала резкую словесную формулу, юноша поднял голову. Она теперь могла ближе видеть его привлекательное лицо с чертами обоих родителей, потому оно казалось знакомым. Пока она разглядывал его, упустила момент. Он сказал первым:

— Я пришел признаться, что люблю вас. Я прах перед вами, но молчать я не смею.

Эл от удивления открыла рот.

— Позвольте мне хоть мгновение видеть вас. Не скрывайтесь. Или я умру.

Он сказал со всем пылом присущим влюбленному, от чего Эл потеряла дар речи.

— Более мне ничего не нужно. Я теперь знаю единственную мою цель — служить вам каждым вздохом.

Он говорил, его слова звучали как молитва, тем временем глаза Эл расширялись.

— Скажите мне хоть слово, я сохраню его в глубине своего существа. Только слово, — умолял он.

Эл приблизилась и уверенно положила руки ему на плечи.

— Пусть будет мир в твоей душе, мальчик.

Его вспыхнувший взгляд напомнил Эл город проклятых и восторженные глаза Хети, нареченного брата Алмейры, и взгляды многих, кто провожал ее из города назад, сюда.

Ей так хотелось спросить: не оттуда ли он, что слышал, что знает? Эл воздержалась от любопытства. Случилось худшее, чего боялся Браззавиль, ее вопросы могут погубить его.

— Иди, — твердо сказала она.

Он безропотно ушел, а после следующей церемонии Эл не обнаружила его присутствия. Браззавиль вернулся к своим традиционным обходам, ритм которых был прежде нарушен, а Милинда слова не произносила при Эл. Эл не стала терзать их вопросами и обратилась напрямую к владыке:

— Зачем вы прогнали его? Вы назначили мне встречу и не пришли намеренно. Вы знали, что он не выдержит и заговорит со мной.

— Ты правильно поняла. Ты позднее поймешь почему. Сейчас твоя душа сопереживает его чувствам. Чувства преходящи.

— Не поверю, что вы так холодны.

— Я справедлив. Я не испытываю гнева или ревности. Я исполняю начертание закона.

— Есть такой закон — наказывать за любовь изгнанием? Жаль Лора нет по близости.

— Дело здесь не в чувствах, а в неумеренности. Он нарушил мои условия. Что же касается Лоролана, то я разрешаю узнать у него тонкости этого вопроса.

— Спасибо, — фыркнула Эл. — Могу ли я узнать, какому наказанию вы его подвергли?

— Он вернулся на свое прежнее место. Я подверг его простой форме забвения, он не помнит о моем мире и о том, что здесь пережил. Он только смертный.

— Он наследник Браззавиля.

— Я подумывал о смене династии слуг. Браззавиль только один из.

— Едва ли. Таких как Браззавиль больше нет, — резко ответила Эл и стала уходить.

— Вернись, — услышала она приказ.

Эл обернулась и сделала два шага назад.

— Не смей дерзить мне. У тебя есть круг обязанностей, займись ими. А попутно думай о своей действительной роли в происходящем. Быть может, отыщется и твоя вина?

— Я подумаю, и отыщется.

— Ты поймешь позднее.

— Ничто не убедит меня в том, что наказание за его поступки было адекватным.

— Ты все знаешь о поступках и их ценности?

Эл улыбнулась и сказала:

— Говорить абстрактно, не значит быть убедительным. Но намек я поняла. Могу уйти?

— Коль скоро к тебе возвратилась способность возражать, то я желаю возобновить наши беседы. Ты готова узнать больше, а я готов учить тебя.

— Мое согласие не требуется?

— Ты знаешь о себе, ты давно осознала, что большие возможности влекут за собой соответствующую ответственность перед всесущим, потому считаю, что убеждать излишне.

Эл смягчилась и задала вопрос, который раньше задавала только Милинде:

— Трудно со мной?

— Нет. Трудность — вымышленная категория, она для смертных. Границ нет, Элли, если только ты их желаешь. Я достаточно абстрактно выразился?

— Вполне конкретно.

— Ступай.

Она отправилась прямиком к Лоролану. Он дал понять, что ждал ее. Он вдруг протянул ей руку.

— Могу я пожать твою?

Эл в знак согласия протянула ладонь и ощутила легкое рукопожатие.

— Это в знак уважения за твою силу. Ты оправдала надежды всех постоянно присутствующих здесь. Нам позволили беседовать. Жаль мальчишку? Мне тоже. Забавно было наблюдать его пыл. С твоей помощью, Элли, я стал присматриваться к смертным и еще чуть лучше понимать их.

— Я хочу понять, по какому такому закону его так наказали? И в чем моя вина?

— Ты считаешь приговор строгим.

Эл кивнула. И села рядом с Лороланом.

Он посмотрел на нее и произнес:

— И как тебе, после всего, что с тобой происходит, удается оставаться такой непринужденной? После твоих мучительных выходов и ваших излияний в галерее, ты ведешь себя так, словно только что в двери вошла. Хоть для виду проявила бы превосходство.

Эл прикрыла рот рукой.

— Я забыла... Нас слышали.

— "Да, будет мир в твоей душе", — процитировал Лоролан. — Что за глупая фраза. О чем она? Что ты пыталась этим сказать?

— Я пыталась успокоить его.

— "Более мне ничего не нужно. Я теперь знаю единственную мою цель — служить вам каждым вздохом", — продолжил Лоролан.

— Перестань. Я помню, что он сказал.

— Ты не пришла бы ко мне, если бы поняла всю серьезность этих слов. Он ни на йоту не покривил душой.

— Я знаю.

— Знать и ценить не одно и то же, милая сестрица Элли. Он присягнул тебе, чем и подписал себе приговор. Он — будущий слуга владыки, хранитель дворца — присягает существу много ниже рангом, вообще непонятно какого ранга. Чудовищная глупость! И это притом, что ему дали четкий приказ, уточняю, приказ, как себя вести в отношении тебя. Но что ему до приказов владыки, ему был важней мимолетный порыв!

— Он молод. Порыв — свойство молодости. Мы почти ровесники. Ни что не убедит меня, что изгнание и забытье — это правомерное наказание. Он просто влюблен, и я его понимаю.

Эл умолкла, Лоролану лучше не говорить, на сколько глубоко Эл понимала поступок молодого человека.

— Что бы ты делала с его любовью? Ты просто жалела его, но ответа в тебе не было. Да и что он знает о любви? Увидал красавицу и воспылал. Не буду спорить, чувства возвышенные, только вот предмет его страсти — всего лишь прелестная оболочка. Едва ли он так же страстно смотрел бы на тебя, если бы ты разок махнула мечом перед его пылкими очами или убила бы на его глазах. Что бы тогда стало?

— Ну и что? Что дурного в том, чтобы ценить то, что приятно на вид? И это тоже свойство молодости.

— И это говорит великая капитан Эл! Которая за личиной мерзкого монстра разглядела величие и глубину существа. Я о твоем друге Зенте говорю. Его внешность тебя не смущала.

— Да я без чувств рухнула, когда впервые увидела его. И он мне не друг. Я потом билась с ним почти на смерть.

— Это не ты билась, а другой такой же монстр, который поселился в тебе. Я не намерен пересказывать эту историю. И до того ты не гнушалась влезть в шкуру менее приятную на вид, чем твоя. Не пытайся меня убедить, что ты ценишь внешнюю оболочку.

— У меня иной опыт.

— И он не для каждого.

Эл отмахнулась.

— Теперь бесполезно выяснять мотивы его влюбленности. Он меня уже не помнит.

— Хвала владыке, что не помнит. Представь, что кроме Милинды и Браззавиля у тебя появился бы еще один ревностный почитатель. Он не просто вздыхал по тебе, он принес клятву служить тебе, Элли.

— И был изгнан. За это?

— Ну, наконец-то. Прониклась пониманием?

Эл схватилась обеими руками за лоб, который стиснуло тем самым обручем, который она чувствовала при появлении рядом владыки. Эл даже огляделась, не маячит ли рядом его силуэт. Значит ли это ощущение, что догадка верна?

Лоролан с серьезным лицом изучал ее. Они сидели близко, как в былые времена. Как легко она забывает кто друг, кто враг, если вообще не утратила способности их различать.

— Я не возразила ему. Не успела. Я хотела его прогнать.

— Нужно было показать ему гнев или напугать. Что тебе стоило прикинуться мерзким чудовищем?

— Мне и в голову такое не пришло.

— Тебе напомнить, как именем капитана Нейбо, то есть твоим, пугали добропорядочных смертных на несказанно огромной территории. Ты ли это?

— Не я. То есть, не я настоящая. Я просто исполняла чужую волю, которую приняла за свою. Это прошлое, возвращаться в него я не намерена. Что сделано, то сделано. Я поняла свою вину. Сокрушаться теперь поздно, парня не вернуть, но есть его родители. Владыка намерен найти замену Браззавилю.

— Это не твоя забота.

— Я к этому причастна.

— Элли, не вмешивайся. Браззавиль просил тебя. Ты могла бы уйти, но не ушла, могла смолчать, но не смолчала. Молчи теперь.

— Ты можешь узнать, где он и что с ним? У тебя есть доступ в миры.

— У тебя тоже. Поднимись на скалу, сосредоточься. Но реши прежде, насколько сильно ты желаешь знать о его судьбе. Странно, что просишь о нем ты, не Браззавиль и Милинда, а именно ты. Или я упустил из виду, что он симпатичен тебе?

— Он мне интересен, потому что пострадал из-за меня.

— Не впервые же! От чего вдруг эта забота. Не мало есть существ, кого ты задела, проходя мимо, Элли. Он только один из них, а будут и другие. Так что проку сокрушаться о нем.

— Сейчас ты говоришь как великий, в самом превратном моем понимании них.

— Да, Элли, мы с тобой такие. Привыкай, ради больших целей или ради познания, тебе еще не единожды нужно будет кем-то жертвовать. Раньше ты совершала такие жертвы без понимания их цены, так научись их видеть и осознавать. Отец учит тебя этому изначально. В том, как он поступил с мальчишкой, найди урок, прежде всего, для себя. Не одаривай покровительством тех, кого не в силах защитить. Тебе понравился его порыв, и ты приняла его речи и присягу. Бездумно, что на тебя не похоже. Ты сотню раз давала понять, что слуги тебе не нужны. Все что тут произноситься имеет силу. Он отказался от своего изначального долга, и лишился доверия владыки, а ты, приняв его клятву, не вменила ему нового долга, не указала, куда и зачем ему следовать. Теперь ты знаешь, и в следующий раз будешь вести себя мудрей. Ты быстро научишься.

— Слишком высока цена за обучение. И кто я такая, чтобы указывать, кому и куда следовать, ставить условия. Мне не однократно давали понять, что я не управляю ситуацией, скорее она управляет мной.

— И это верно. А помнишь, как ты ставила мне условия? Ты так четко высказалась, что не станешь нарушать своих принципов во время состязаний, что не пойдешь на сделку с совестью. Тогда сообразила.

— Тогда. Мне уже кажется — вечность прошла. Тогда. Я хотела давно спросить, как ты меня разыскал? Что такое во мне есть, что притянуло тебя? Ты смущался, когда меня нашел.

— Элли. Я один раз тебе расскажу, а потом никогда не стану этого повторять. Ладно? Отец позволил мне остаться, если я не стану повторять эту старую ошибку — пытаться использовать тебя против него. Ты еще не забыла, как важно мне находиться тут?

— Да, я помню, как ты стремился сюда. Ты слишком коротко объяснил мне причину моего появления тут. Если рассказ не будет повторяться, то я хотела бы услышать эту историю во всех подробностях.

Лоролан смутился в точности так, как в их первую встречу. А Эл снисходительно улыбнулась.

— Эл, я не хотел бы ненависти с твоей стороны. Я рассказываю потому, что хотел бы направить твои мысли прочь от истории с мальчишкой, я готов объяснить, но опасаюсь твоего гнева, — признался он.

— Я не злопамятна. Основной мотив я знаю, как видишь, я снесла этот удар, не приняв его за оскорбление. К моему сожалению, я верю, что способна проявлять силу, но управляться с ней не научилась. Твой рассказ поможет мне кое-что вспомнить и быть осторожной. Начни издалека, у нас много времени до следующей церемонии.

— Пожалуй. Издалека. — Лоролан посмотрел перед собой, Эл вежливо отвела глаза и отвлекла свое внимание разглядыванием ближайшего дерева, ей не хотелось ловить его сиюминутные размышления, даже если он решился на избирательный рассказ. — Рано или поздно ты достигнешь такой степени развития, что правда сама станет тебе очевидна. Пусть ты услышишь от меня.

Он помолчал.

— Ты задавалась вопросом: откуда я столько о тебе знаю? Наверняка. Поток сил привлек меня в те области, где ты находилась, гораздо раньше нашей встречи. Мое страстное желание отомстить отцу за изгнание вызвали такое колебание сил, что волна их принесла меня туда, где была ты. Я чувствовал твое течение жизни, я наблюдал издали, поскольку ты была увлечена борьбой с Нейбо.

— Когда ты уловил первый импульс?

— Угадай. Ты должна понять сама.

— Моя попытка умереть.

— Да. Один из тех интересных моментов. Сила особенно ярко проявляется в пограничных областях, переход из одного состояния материи в другой — яркий пример. Что ты и пыталась сделать. Ты просто путешествовала, меняя форму, и не учитывала, сколько ты на это тратишь. Твои силы уходили на адаптацию к условиям, ты считала, что это разумное вложение сил, не догадалась, что нужно не зависеть от условий. Такое понимание не приходит быстро. Я сам тому подтверждение — не везде могу находиться. Ты иное существо, ты могла бы быстрее освоить переходы, ты так устроена. Те, кто тебя учил, не рискнули обучить тебя, слишком рискованно было для них потерять над тобой контроль. Понимаешь меня?

— Да понимаю. А Нейбо рискнул.

— Нейбо был прирожденным экспериментатором, он не боялся ошибок и трагических последствий. Я рискну заявить, что он сделал для тебя более, чем кто либо, его изуверские способы подчинения заставили тебя задуматься над правомерностью его власти и твоим предназначением. В твое существо вплавлены такие силы, которые способны удержать тебя от неверного выбора, поэтому ты чуешь ложь, нарушение равновесия и гармонии, расстановка сил — первое, на что ты обращаешь внимание, когда вмешиваешься в ситуацию. Но это пока к нашему разговору относиться лишь потому, что ты проявила специфическую способность. Так я тебя нашел. Ты была подобна вирусу, который, попав в кровь жертвы, меняет все существо. Так было с Нейбо и его империей.

— Ты наблюдал за мной, как зритель в театре. Желания, вытащить меня из того кошмара, у тебя не возникало?

— Элли, ты уже знаешь мою изначальную цель, твое спасение из плена — не моя забота.

— Тебе нужна была моя сила.

— Именно. Но она не достигла пика, поэтому я ждал. Ты должна бы прямо сейчас заявить, как заявляла Кикхе, что я черствый мерзавец.

— Я этого не сделаю, поскольку уже имела честь познакомиться с вашим образом мышления. Что изменит мой гнев?

— Верно. Продолжаю. Как ты можешь догадаться, я жал единственного заветного момента.

— Гибели Нейбо.

— Прости, что напоминаю, я ждал именно момента убийства.

— Дождался. — Эл с насмешкой покивала головой.

— Хм. Я был страшно разочарован. Я не предполагал, что вместо могущества нового повелителя пиратов увижу крах всех стараний его предшественника. Я должен был признать, что ошибался. То была победа, безусловно. Твоя победа, но не над Нейбо, над собой. Ты смогла разглядеть, отделить приобретенное при Нейбо низкое существо от бесстрастного, изначального и потому неуничтожимого начала. Ты стала понимать ради чего стоит жить и ради чего умирать. Ты обрела могущество управлять собой. Тебя удивила наша первая встреча. Меня она удивила не меньше. До того момента я не знал, в какой форме ты пребываешь. Я чувствовал только силу, но никогда не видел тебя воочию. Я даже сомневался, что у тебя есть полярность. То есть пол. К моменту нашей встречи твои силы были таковы, что я не мог их использовать для своей цели. Но любопытство заставило меня разыскать существо, которое занимало меня столько времени. Я пришел посмотреть. Остальное ты видела. Я заметил наше сходство, но счел его игрой природы, случайностью. Ты оказалась такой притягательной, казалась беззащитной и истерзанной. Ты покорила ту часть моего существа, которое умеет ценить высокие качества силы, увы, бесполезные для мести. Я проявил не свойственное мне сострадание и решил помочь тебе уйти. Я знаю закон — сила либо привлекается на службу, либо разрывает обладателя. Тогда ты выбрала гибель. Я знал, что рядом с мирами отца есть пространство-сателлит способное разрушать подобные тебе силовые структуры. Мне показалось, что исчезнуть — достойный конец для истерзанного жизнью воина, вроде тебя. И опять меня ждала неожиданность. Ты не исчезла. А вот теперь самое трудное. Я увидел новый расцвет твоего существа, уже не воина, это было качество существа способного созидать. Я внушал тебе симпатию, ты видела во мне друга. Мне было совсем не сложно поддерживать эту иллюзию. Я тогда мечтал о победе и о владычице. Я не лгал, когда звал тебя. Ты откликнулась на зов. Я не раскрыл тебе истинных причин моего интереса, о чем теперь жалею, но тогда ты бы не пошла со мной. Я не смог устоять перед искушением, заполучить такого союзника как ты. Как говорил отец, я применил неподходящие категории. К тому моменту я получил весть от отца, шанс вернуться. У меня не было времени изучить тебя снова. Я сделал тебя доверенным. Я сам вложил орудие победы в твои руки. Мне не хватило опыта, чтобы задаться вопросами: почему мы встретились? почему мы похожи? кто из нас кого притянул? Я приписал себе победу раньше времени. Моя беда в том, что я думал, что знать законы — уже достаточно, а нужно еще учесть, что их работа так обширна, что порой невозможно усмотреть все нюансы. Такие существа как ты не рождаются малоразвитыми расами, они созидаются существами высшего порядка. Но родиться в объективной форме — это еще не значит соответствовать заложенным принципам. Теперь я убедился в этом.

— В том, что... Как это ты сказал? Силовые структуры. Мои. Созданы здесь. Но я выросла в другом мире и потому у меня проблемы с адаптацией тут. Я могу оказаться не тем, что во мне видят.

— Ты не поверила? Не поверила владыке? — в голосе Лоролана слышалось неподдельное недоумение.

— Я не могу верно сформулировать свое впечатление...

— Ну, так формулируй скорее, — перебил ее Лор. — Ты получила от отца самый откровенный ответ, на какой даже не могла рассчитывать.

— Сидит внутри что-то такое, что мне мешает безоговорочно верить. А теперь, еще изгнание несчастно влюбленного, замена Браззавиля. Есть отец, но была еще мать.

— Я не могу говорить о ней. Я бы и тебе не советовал, если хочешь заручиться доверием отца, оставь попытки узнавать о ней. Время наступит, ты узнаешь, когда будешь готова. Ты воспитывалась вне миров, тебе сложно освоиться со своим положением. Время упущено, кое-что совершенно нельзя исправить. Но я вижу, что владыка делает возможным твое возвращение, доверься ему и ты станешь собой.

— Один лишь вопрос. Ты знал ее?

— Нет. Элли. Никто ее не видел кроме...

— Браззавиля.

— Элли, — строго сказал он, — тебе мало одной жертвы?

— Не продолжай, я поняла. Ты интересный субъект. Тебе не выгодно, чтобы я обрела силу, знания, величие. Я нужна была тебе в ином качестве. Но сейчас я чувствую твою заинтересованность мной. Я могу узнать теперь или мне дождаться тех времен, когда я сама начну все понимать?

— Элли, ты..., — Лоролан приложил изящную ладонь ко лбу. — Ты как дитя. Сама невинность. Этот твой смертный, я, Кикха, Дорон, Радоборт, Браззавиль, его сын. Тебе не достаточно этого списка. Мужское существо способное ощутить животворящее воздействие женской силы тянется к тебе, как металл к магнитной породе. Я ясно выражаюсь, чтобы ты, наконец, поняла. В нашем семействе твое появление вызвало брожение. Я думаю, что было достаточно других малозначительных особей, которые выражали свои чувства примитивным почитанием твоей персоны.

— Ты хочешь сказать, что это происходит, потому что я женщина?

— Для меня унизительно объяснять тебе столь элементарные вещи. Отправляйся к Милинде.

— А будь я твоим братом, к примеру?

— Тебе не жить. Признаться, если бы не защита владыки, я с радостью станцевал бы на твоей могиле.

— Ты так и считаешь меня соперником.

— Ты оставила мне только право прибывать тут. Ничего больше.

— Достаточно, чтобы жить в довольстве, а не странствовать в поисках силы, которая продлила бы ваше существование, — услышали они строгий голос.

Эл не сразу догадалась, что он принадлежит Милинде. Она бледная и суровая появилась в поле их зрения. Эл и Лоролан, не договариваясь, поднялись ей навстречу.

Лоролан кивнул Эл и пропал, ей же пришлось остаться и созерцать печальную, строгую в своей холодности Милинду. Так выглядел траур, глубокое материнское горе.

— Я пришла сказать, что не в силах исполнять свои обязанности. Мое горе не позволяет далее служить вам. Я более не поднимусь во дворец.

— Милинда, я не смею оправдываться. Лоролан объяснил мою вину.

— Ваша вина не в том, что вы не приняли его служения, а в том, что упускали возможности познавать правила жизни здесь. Я удаляюсь с горьким осадком, что не смогла научить вас. Я умоляю вас не тревожить меня, ни присутствием, ни мыслями.

— Последнее будет трудно.

Милинда исчезла.

Эл села под деревом, запрокинул голову. Заплакать бы. Но что слезы?

Она просидела в саду до сумерек, потом сама проследовала в гардеробную, выбрала тот из нарядов, с которым могла справиться сама. Это был первый выход без Милинды, она вышла одна, в безмолвии владыка протянул руку. Она мысленно посвятила его изгнаннику. Потом не чувствуя ничего бродила по галереям, вернулась к себе, и тут поняла, что не сняла наряда, пришлось вернуться.

Эл стояла перед зеркалом, рассматривая себя. Отражение показалось ей обычным и даже заурядным. Ей пришлось задуматься о том, во что облачить этот сгусток материи. Милинда отучила ее от таких забот. Эл обошла гардеробную несколько раз и нашла то, что Милинда не считала достойной одеждой.

Браззавиль, заметив на ступенях фигуру, принял ее за Лоролана, собравшегося исполнять волю владыки. Фигура торопливо стала сбегать по лестнице, подскакивая при каждом шаге, Лоролан не стал бы бежать, сколь неотложным бы не было дело. По мере приближения он узнал Эл. Ее энергии изменились с тех пор, как она совершала свои выходы, Браззавиль едва различал ее присутствие. Эл заметила его и остановилась. Он следовал своим маршрутом, им не разминуться. Он полагал, что Эл уйдет с его пути, сочтет, что ее присутствие неприятно ему. Он помедлил, позволяя сделать выбор ей. Эл двинулась ему навстречу и тут же на ступенях встала на колени.

— Знаю, мои слова о прощении будут звучать глупо и легковесно. Я просто не знаю иного способа и потому прошу смягчить ваше недовольство и гнев.

— Разве я гневаюсь? — спросил Браззавиль.

— Вы утратили сына, и владыка пожелал сместить вас, я не могу исправить первое, но могу исправить второе. Не вы должны, я должна. Я в долгу перед вами. Потому я вменяю в обязанность себе защищать вас, как могу и как умею. Располагайте мной, как верным другом, Браззавиль.

Браззавиль покачал неопределенно головой.

— Я принимаю твои слова, твой долг и твою службу и обещаю относиться к тебе так, словно обрел дочь.

Он поднял Эл с колен, вытер слезу на ее щеке и обнял крепко.

— Ты плохо понимаешь глубину своей присяги, но ты поступила мудро. Я последний на всем пространстве этого мира, кто стал бы осуждать тебя. Отныне я обязуюсь служить тебе. Какой долг ты мне вменишь?

— Исполняй свой прежний долг при мне или без меня до последнего вздоха, словно я его тебе и назначила. Да будет так, — подтвердила она. — И говори мне "ты", мне будет приятно.

Браззавиль отстранил ее и посмотрел в лицо. Как легко она смутилась сейчас. Он осмотрел ее наряд, который состоял из рубашки, брюк и высоких сапог, голенища которых она спустила гармошкой на голень. Он не видел ее в таком обличии давно и уже запамятовал, что так она выглядит жестче и увереннее, только не теперь. Лицо было по-детски смущенным, взгляд растерянным.

— Что случилось, то случилось, — успокоил он. — Милинда была очень привязана к сыну, если она любит и почитает, то беззаветно. Она вернется, дайте ей время. Не ходите к гроту, она будет там жить в уединении. Так было уже, когда нас покинул Кикха и потом, когда был изгнан Лоролан.

— Браззавиль, ты все знаешь. Я догадываюсь, что ты обязан хранить тайну, поэтому не стану допытываться, как случилось, что любимец отца изменил ему. Да и не время теперь выяснять.

— Могу я рассчитывать на полную искренность, если задам деликатный вопрос?

— Зависит от вопроса.

— Какие чувства ты испытываешь к Лоролану? Чтобы было проще, я объясню, что имел в виду. Ты лояльна к нему, даже после его откровенных признаний в своей неприязни. Но я помню, как напряженно ты воспринимала Кикху. Зная его натуру, пусть и не слишком глубоко, я наблюдал его интерес к тебе и участие. Осмелюсь заявить, что он догадался о том, кто ты.

— И владыка это подтвердил, — кивнула Эл.

— Важное замечание. Я случайно узнал, что Лоролан обвинял Кикху в своем изгнании. Я бы сказал, что было совсем наоборот. Это Лоролан повлиял на Кикху таким образом, что лучший из наследников отрекся от своего предназначения. Вы его видели, разве он отказался бы править мирами отца?

— Я была уверена, что его заверения — блеф. Кикха часто блефовал и успешно.

— Я хотел бы знать, давала ли ты какие либо обещания им обоим?

— Кикхе — никогда, а Лоролан имел на меня весьма конкретные виды, но я не ответила ему. Не было обещаний.

Браззавиль изобразил удовлетворение.

— Кто из них больше нравился тебе?

— Лоролан. Есть в культуре, где я выросла богатая мифология, один из мифов рассказывает об интересном персонаже. Его звали Локи. Хитрец, манипулирующий другими ради достижения своих целей.

— Как точно замечено. И все же нравится.

— У Лоролана еще есть шанс не стать причиной новых бедствий, затем он и вернулся. Я кожей чувствую, что он все сделает, чтобы выдворить меня из миров, но явного зла он мне не причинит. А Кикха убил бы, если бы не запрет отца.

Браззавиль снова неопределенно покачал головой.

— А в тебе я тоже вижу долю коварства. Наш договор защищает меня, но кто защитит тебя?

— Я фигура, которой в этой партии пожертвуют не сразу. Владыка идет и нам обоим предстоит посмотреть ему в глаза.

Владыка игнорировал присутствие Браззавиля, тот воспользовался презрением и продолжил осмотр дворца. Эл же пришлось вынести длительную паузу, в ожидании первых слов владыки.

— Переманиваешь моих слуг? — очень мягко и с улыбкой спросил он. — И о какой партии шла речь? Мне очень хочется, чтобы ты объяснила мне свою позицию.

— Я полагала, вы все без объяснений знаете, заранее.

— Мне часто приходится наблюдать необдуманные поступки вверенных мне существ. Ты ответишь мне? Ответь, пожалуйста.

— Я вас просто не понимаю. Вы наделены такими силами, какие недоступны...

— Постой. Ты не произнесла одно важное слово. Ты не называешь меня..., — Он вопросительно посмотрел на нее, Эл избегала его прямого взгляда.

— Богом? Нет, не считаю.

— Поясни.

— Бог создает законы, а вы им подчиняетесь.

— Ха-ха-ха! Фраза достойная великого! И ты права, девочка моя. Действительно, я управляю миром.

— Но вы его не создавали, — убежденно сказала Эл.

— Ты мало знаешь о творении такого рода, рассуждать об этих категориях не имеет смысла. Я хотел бы вернуть тебя к существующей реальности. Итак, зачем ты заключила договор с Браззавилем?

— Вы сказали, что сместите его.

— Это твоя выдумка. Я говорил о смене династии слуг. Браззавиль до конца останется в круге своих обязанностей. Он отозвался на твой порыв. Пусть. Совсем не важно под чьим началом он будет здесь служить. А ты решила возместить ему потерю, и проявить покровительство. Я слышал слово "игра". Ты считаешь происходящее игрой? Поведение окружающих актерством? А управляю событиями я? Все кругом бездушные фигуры?

— Каждый тут и игрок и фигура.

— Не могу с тобой не согласиться. И ты безоговорочно права, заявляя, что ты весомая фигура. Я рад, что ты понимаешь, но у тебя от этого появляется азарт испытывать мое терпение. Ты предполагаешь, что моему терпению придет конец, я либо уничтожу, либо прогоню тебя. За этим ты брала меч, демонстрируя всем свою готовность сражаться и намекая на свою способность причинить вред владыке. Я развею эту иллюзию, ни одним оружием, которым ты владеешь меня убить нельзя. Это верно как то, что тебе дана сила. Кто-то убедил тебя в том, что она разрушительна. Ты сама убедилась, что она разрушительна для тебя. Я же скажу, что ты безграмотно с ней обращаешься. Разрушение и созидание — тесно связанные силы в круге мироздания. Тут ты истинный игрок. Ты можешь стать одним полюсом или другим, или синтезом полюсов. Тебе безуспешно твердят об этом Милинда, Браззавиль, Лоролан, теперь и я, потому что намеков ты не понимаешь, приходится сказать. Ты привыкла жить на гранях, на острие событий, тогда ты чувствуешь направление, твое существо внимательно и гибко, потому что рядом грань, которую переходить опасно. И вдруг. Ты оказалась в ситуации, когда обласкана вниманием и заботой. Тебе нет нужды сражаться, ждать опасности, цепляться за жизнь или жертвовать ею. Ты получила шанс остановиться, найти себе иную, может быть более возвышенную роль. Нет. Ты продолжаешь искать врага. Ты избрала меня. За что? Только потому, что я вернул тебе право оказаться дома. Там, где тебе суждено быть изначально. Я знаю, что ты возразишь — тебя не поставили в известность. Скажи я об этом до состязаний — ты ушла бы немедленно, вернулась бы в мир, где из тебя пытались слепить непонятно что. Скажи я после твоего возвращения — ты бросилась бы размахивать оружием, лишь бы отвоевать мнимую свободу своему другу, окружившему себя обманом, потому что у него не хватило смелости заявить о себе и своих чувствах открыто. Чем он лучше Лоролана? Но он тебе дорог, он твое прошлое, вы вместе прошли трудный путь, в твоих глазах его поступок оправдан. Я это понимаю. Меньше всего мне бы хотелось, чтобы ты вновь стала воевать, какой бы благородной не казалась бы тебе причина. Ты лучшее из моих творений, ты полагаешь, я позволил бы тебе опуститься до очередного убийства или уничтожил тебя? Я не сделал этого однажды. Умение ждать момента, видеть сроки — величайшая мудрость. Я ожидал, что мое признание заставит тебя измениться. Напротив, тебя снова тянет смертная натура. Что ж я дам тебе возможность наиграться вволю. Делай, что тебе вздумается, не стану тревожить тебя своим присутствием и беседами, я отказываюсь учить тебя. Единственное, о чем прошу, не требую, не приказываю, а прошу, продолжай свои выходы. Мне нужно видеть, что от тебя есть хоть малая польза. Ты можешь даже ходить в башню и на скалу, если сможешь.

— Смогу.

— И не затевай больше интриг. У меня есть чувство юмора, когда я наблюдаю за твоей игрой, но твои партнеры делают ходы, которые не кажутся забавными.

— Что вы сделаете с Браззавилем?

— Ничего. Он твой слуга. Твоя забота. Ты учла прошлую ошибку, но она не последняя.

— Вы мне угрожаете?

— Нет такой нужды. Ты сама орудие против себя.

Эл осталась в галерее до сумерек. Наступило необычное облегчение, словно в горла сняли сильную хватку. Никогда раньше она не ощущала такую легкость. Все эти слова о свободе, силе — видимость, но иллюзия была сладкой и Эл с удовольствием погрузилась в эти ощущения. Не нужно ждать Милинду с новыми назиданиями, не нужно ждать владыку и замирать в его присутствии, как пойманный зверек. Ее посетила мысль о свободе. Сейчас она чувствовала себя свободной. Ум стал ясен и пуст, тревоги развеялись.

Она отправилась одеваться еще до времени сумерек и выбрала самое невероятное одеяние, готовая с упорством надеть его. Наряд ожил, когда она коснулась его. Ткани заколыхались, создавая иллюзию дуновения ветра, они искрились, как блики на поверхности. Эл пришло в голову не надевать наряд, а войти в него, потому что он создавал ощущение нереального и бесплотного. Он оказался невесом и завораживающе колыхался при движении. Она чувствовала себя так, словно погрузилась в экстаз притягательный и опасный. Она словно плыла в волнах ткани, не испытывала ни малейшей трудности в движении. Окрыленная этой легкостью она вышла в коридор, но не встретила там по обыкновению владыку. Эл сочла, что он отказал ей и в этой помощи, только теперь она ей не нужна.

При ходьбе платье создавало звуки, подобные трелям маленьких колокольчиков, такие проникновенные, что она намеренно шевелилась. Наряд звучал и пел, впервые ей стало жаль, что ее не видят и не слышат. Да почему же! Она проследовала знакомой дорогой, наслаждаясь тем, что скоро наступит великолепный момент. Она не вспоминала рассвет, она живо представила его во всех деталях, пустила в ход свою фантазию, ни мгновения не стояла на месте, двигалась, чтобы не прекращались упоительные трели. Ее выход превратился в танец.

Эл остановилась, когда исчезло желание двигаться. Тишину разбивали звоны, хотя она уже не шелохнулась. Иллюзии звуков распались и уносились далеко. Эл взглянула на сад и задохнулась от его красоты, он расцвел невероятным числом оттенков, даже самый великий художник не нашел бы столь изысканных тонов. Пространство, на сколько хватало глаза, сияло и искрилось.

Она разглядывала эту красоту, едва касаясь пальцами перил. Взгляд упал на собственную кисть, наполовину видневшуюся из-под сиреневой ткани рукава. Эл тут же припомнила видение, которое возникло в самом начале ее появления на острове. С того момента началось ее маленькое возрождение, обретение себя в новом качестве. Она видела именно этот сад, этот фрагмент жизни. Нет, там она был другая, словно не она совсем. Эл хорошо запомнила не только увиденное, но и пробуждение. Как почувствовала разницу между дамой из видения и собой. Тогда же впервые она увидела галерею будущего дворца. Эл осмотрелась. Окружающее не повторяло в точности картину видения. Сюжет похож, но там было другое, словно картина невероятной древности. Не слишком уверенная в сходстве этих двух реальностей, Эл стала думать, как проверить себя еще раз. Ее грела надежда, что если она приблизительно воспроизвела сюжет видения, то за ним можно повторить и другие.

Она подумала о скале. Место обладает способностью воздействовать на нее. Она решила, что оказаться там самое время.

И оказалась. Впервые ее перенесло в другое место мира. После пережитого на балконе танца она еще находилась в восторженной эйфории. Волна силы подхватила ее как щепку и Эл, не приложив усилий, увидела миры. Ее носило от картины к картине, мгновения хватало, чтобы воспринять мир, его обитателей, заботы и трудности их жизни, их чаяния и надежды.

— Как красиво было утро сегодня, — говорила девушка своему возлюбленному. — Может оттого, что я так безмерно тебя люблю.

— Мудрецы говорят, что так сияет наряд покровительницы мира. Она благоволит влюбленным, — отвечал он.

— Она благословила нас?

— Да, я уверен, что так.

А потом была другая картина.

Старик присел у края тропы, перебирая свои нехитрые пожитки.

— Ты, сегодня была особенно хороша. Таких прекрасных зорь я не созерцал, сколько живу на этом свете. У меня даже возникло желание помолиться, какого я не испытывал прежде. А когда-то я давал обет служить тебе. Да забыл с годами. Ты уж меня прости. Сегодня мне особенно хочется жить.

Эл ощутила комок в горле. Она видела много картин трогательных, наполненных добром.

— Они видят рассвет. Все говорят о рассвете. О новых надеждах. Приносят клятвы или грозят врагам, что те будут наказаны с новым рассветом.

Стоило ей погрузиться в размышления — она перестала видеть. Лишь изредка до нее доносились чьи-то отчаянные призывы. Она прогнала мысли, чтобы увидеть конкретную картину. Ей очень хотелось разыскать сына Браззавиля.

Молодой человек очень похожий на того, кто присягнул ей, сидел у края придорожного колодца. Он всматривался в краски рассвета, очарованный, как многие, кто попал в поле ее зрения. Он прибывал в безмятежном состоянии, свойственном существу не обремененному воспоминаниями. Он не знал, куда ему идти, потому никуда не торопился. Мимо следовала повозка, груженная всякой всячиной, хозяин не вел животное в поводу, оно совсем не сходное с земной лошадью, более могучее и сильное, следовало за ним послушно, ему нравилось тянуть этот груз.

— Эй, ты что тут сидишь один? — спросил хозяин повозки.

— Новый день, — поздоровался молодой человек.

— И тебе, — смутился другой своей неучтивости. — Куда направляешься?

— Никуда. Я смотрел на рассвет.

— Хм. Что-то сегодня все взбудоражены этим рассветом. Наверняка, диво. Да я подслеповат, могу только порадоваться вместе со всеми. Моя семья с утра шумит, поэтому поводу. Я не уверен, что они прочно закрепили груз. Не развалился бы по дороге.

— Как же ты идешь один?

— Мой тужа ведет меня. Он знает дорогу, я слышу, как он старательно пыхтит, чувствую его упорство и иду рядом.

— Помочь тебе? Я ни чем не занят.

— Дай слово, что ничего не стащишь?

— Даю слово.

— Тогда проверь, крепко ли привязано и ступай по другой бок. Я накормлю тебя, когда прибудем на торг.

— Спасибо.

Молодой человек поднялся на ноги и старательно проверил узлы и натяжение тросов. Потом они двинулись дальше.

К их дальнейшей беседе Эл не прислушивалась.

Парень оказался как раз в третьем мире, где достаточно добродушных и отзывчивых людей. Он жив.

Она сошла со скалы в сад, обогнула место с гротом, чтобы не встретиться с Милиндой, добрела до белой дорожки. Там, где была дверь Эл, увидела еще одного незнакомца. Он стоял далеко, заметил ее и сделал подобие реверанса, выказав всем существом почитание. Эл не ответила ему.

— Я принес владыке весть о сегодняшнем утре. Тебе, добрая дева, поклон от моих братьев.

— Тебе дозволено говорить в моем присутствии? — спросила Эл с серьезным видом.

Гость не смутился.

— Я жрец, мне не впервые видеть дочь владыки. Но прежде я видел ту, другую. Твое присутствие наполняет меня другими силами, и твое присутствие больше мне приятно. Потому сегодня стану лучше исполнять свой долг.

— Ты что, чиновник?

— Нет, я жрец.

— А говоришь, как чиновник.

Он снова почтительно жестикулировал.

— Ненужно, оставь свои телодвижения. Ты пришел или уходишь?

— Ухожу, госпожа.

— Иди.

Жрец исчез в дверях.

— Он мне тоже не нравится, — услышала Эл голос Браззавиля.

— Новый день, — приветствовала Эл.

— Не слышал этих слов давно.

— Я нашла его. Я его видела. Он жив, Браззавиль. — Эл забыла о жреце, вспомнив о сыне Браззавиля.

— Тебе не тяжело в этом наряде? — спросил Браззавиль.

— Нет, я его не чувствую. Совсем.

— Он необыкновенно тебя украшает.

— Теперь я не скажу, что не умею носить роскошных нарядов, — рассмеялась Эл.

— Мне кажется, или ты поняла их назначение.

— Немного, — подмигнула Эл.

— Тебе интересен жрец, но спросить ты не смеешь, — заметил Браззавиль.

— Еще как интересен. Он, можно сказать, тут беспрепятственно разгуливает и пользуется дверьми.

— Он из мира, где вы не были. Там такое искусство известно. У него особые отношения с владыкой.

— Он такой не один. Я знавала жреца, у которого тоже были особые отношения.

— Любой житель миров может обратиться напрямую, если узнает великого или самого владыку под обликом смертного.

— Любой?

— Любой. Тебе нужно быть внимательной к тому, что ты видишь на скале. Осторожно относись к тем, кто распознает твое присутствие. Если ты видишь их, означает, что и они могут ощущать тебя.

— Взаимодействие сил.

— Да. Поэтому отойди подальше от дверей.

— Ты пришел, чтобы...

— Искушение может быть велико, особенно после этого утра. Возвышенные чувства хороши в своем роде.

— Ты подумал, что я уйду.

— Да, я так подумал. У меня есть для вас кое-что.

Браззавиль неизвестно откуда добыл красный мешочек на цепочке.

— Мой...

— Тихо. Ваш. Если владыка до сих пор не спрашивал о нем, то я счел возможным вернуть его.

— Я считала, что потеряла его в драке.

— Один из ваших соперников сорвал его. Терять такие вещи неосмотрительно. Жрец принес его и передал мне.

Эл была готова взять мешочек в руку.

— Нет. Постой. Положи его к мечу.

— Вам нужно носить его при себе. Всегда. Он может быть для вас единственной защитой.

Эл забрала у Браззавиля свой медальон и набросила цепь на шею.

— Странно. До сегодняшнего дня я даже не вспоминала о нем. Почему?

— Многое ли в вашей памяти связано с этой вещью.

— Я хранила его как память, и знаю о его свойствах со слов старика, что был тут в плену. Это его подарок.

— Давно он ваш?

— С детства. Я признаться не придавала ему большого значения.

Браззавиль улыбнулся.

— Его даритель на это и рассчитывал. Если вы когда-нибудь будете беседовать, обязательно узнайте у него, какую цель он преследовал.

Эл кивнула, и они молча пошли по белой дорожке в направлении дворца.

* * *

Эл проводила много времени на скале, а подъем на башню ей так и не дался. Она бросалась штурмовать эту загадочную высоту, но едва ли продвинулась выше, чем впервые, когда ее сопровождал Браззавиль. Попытки отнимали много сил, и Эл сочла, что будет разумно беречь их.

От визитов на скалу она стала терять ощущение себя, наблюдения за жизнью миров увлекали ее так, что она едва успевала на свои церемонии. По прошествии времени Эл заметила, что ни разу не видела картин принадлежавших, хоть намеком к миру четвертому. Браззавиль не удовлетворил любопытства исследовательницы, а спрашивать у владыки Эл не решилась. Он не жаловал ее вниманием. Лоролан сообщил, что даже Кикха избегал общения с обитателями закрытого мира, что будто бы они довольно сильны, чтобы справиться с силой великого, что Эл лично пришлось убедиться в их способностях, поэтому разговоры о них излишни. Проникнуть к ним можно только под руководством отца. Эл проявила беспокойство на счет Фьюлы, которая должна была пересечь границу довольно давно. Лоролан ответил колкими замечаниями на счет такого участия Эл в судьбе сестры. Тем разговор и завершился.

Эл прервала на время посещения скалы, но видения не оставили ее. Во время сна она часто видела обитателей мира третьего.

Потом наступил период одиночества. Выходы на балкон больше не причиняли неудобств. Общения с Милиндой Эл избегала. А Лоролан, занятый новыми заботами, не стремился нарушать ее одиночество. Эл не тревожила без нужды Браззавиля, наведываясь в его дом только по его зову. Их беседы были задушевными. Слуга с особым интересом слушал ее рассказы о прошлой жизни, о Земле, о ее беспокойном детстве. Он не высказывал никаких мнений по поводу ее приключений и злоключений. Участливо кивал, но на его лице не отражалось ни радости, ни грусти, только интерес. Сам он крайне редко делился своими воспоминаниями. Эл не покидало ощущение, что он так скуп в беседах, потому что старается не сказать лишнего, словно знает нечто, что она знать не должна.

К счастью личный опыт Эл подсказывал, что не следует узнавать то, чему время не пришло. Частые упоминания владыкой этого правила убедили девушку строго его соблюдать.

Браззавиль видел ее новую перемену. Эл стала представлять собой некое подобие местной правительницы. Ее увлечение мирами говорило о том, что любопытство переросло в участие. Он все чаще слышал от замечания на счет форм правления и уклада жизни, то сетования на религиозные культы. Он слышал суждения весьма зрелые.

Было еще одно обстоятельство, которое он подметил. Она терялась в этом мире, он временами переставал ощущать ее присутствие. Она освоила мгновенные перемещения, что сделало ее неуловимой для него. В чем он искренне сознался.

— Позовите меня. Я буду рядом, — ответила она так, словно говорила о шалости, о незначительном событии.

Браззавиль же с некоторой грустью констатировал, что ее раскрывающиеся способности, все больше отдаляют ее от окружающих. Скоро она станет воспринимать силы, которые свойственны владыке и уйдет на уровень, который ему, слуге, недоступен.

Так прошло еще время.

В дом возвратилась Милинда, безучастная, не разговорчивая, погруженная в себя. Печаль по сыну убила в ней желание жить в происходящем. Он окружил ее заботой, но Милинда принимала его ухаживания как должное, а не как приятное.

Браззавиль ощутил безысходность, чувство, в котором отсутствовала всякая надежда. Прежде незнакомое состояние озадачило и его самого, и чуткую Эл.

— Я пойду к владыке, — заявила она.

— И о чем вы станете его просить? — поинтересовался Браззавиль.

— Я спрошу совета.

— Что ж попытайтесь.

Она вела себя, как истинная дочь владыки. У Браззавиля холодок прошел по спине. Это не та девушка, в судьбе которой он и все присутствующие принимали такое живое участие.

Эл пошла исполнять обещанное. Владыка вышел к ней сам, осмотрел с головы до ног и с удовлетворением улыбнулся.

— Спрашивай, — кивнул он.

— Меня волнует состояние Милинды. Мне необходим ваш совет.

— Почему тебя заботит Милинда? Она не служит тебе.

— Я виновата в ее горе.

— И что подсказывает тебе твой разум?

— Мой разум ничего не подсказывает, а сердце говорит, что нужно предпринять попытку вернуть ей равновесие.

— Как можно одарить чем-то или вернуть то, что существо утратило само. Я утверждаю, что здесь Милинде поможет сама Милинда.

Эл молчала, опустив глаза.

— Тебе не скучно? — спросил он.

Эл вдруг стала смотреть на него внимательно. Она увидела лицо с чертами отличными от всех лиц, что видела тут. Ни один из его отпрысков не повторил черты отца. Даже странно было бы назвать его отцом. Он выглядел чуть старше Кикхи, но был более могуч, чем его сын. И могущество это скорее скрытое, внутренне и трудно уловимое, когда смотришь так пристально и стоишь так близко.

— Голова не болит? — спросил он и хитро улыбнулся.

Эл опешила. Голова действительно не болела, и состояние разительно отличалось от того, к чему Эл привыкла. Ни смущения, ни неприязни, ни напряжения. Между ними возникла связь не ощущаемая прежде.

— Мне всегда нравилось, как ты удивляешься. Твоя искренность покорит любого, даже мудрого. Я благодарен судьбе, что она научила тебя узнавать истинные ценности. Ты завершила круг и мне радостно видеть рядом существо достойное лучших похвал.

— Это вы обо мне?

Он рассмеялся.

— Могу я задать тебе вопрос?

— Что я могу сказать владыке, чего он не знает.

— А где же твое: я не буду вам служить.

Эл улыбнулась в ответ.

— Ты почти поселилась на скале. Я не вижу в этом ни рвения, ни утоления любопытства. Ты увлечена смертными, больше чем кто-то из твоих предшественников побывавших там. Как ты объясняешь этот интерес?

— Меня преследует догадка, точнее она превратилась в гипотезу, подтверждения которой я нахожу в моих наблюдениях.

— Продолжай.

— Миры. Они нестабильны. И это не есть процесс трансформации, совершенствования, перехода от малого к великому.

— Скажи точнее. То, что действительно ощутила.

— Они... распадаются. Рушатся. Страшно такое говорить.

— Тебя это пугает?

— Нет. Я видела катастрофы. Стремительные. Неотвратимые. Может быть, потому и обратила внимание, что прошлый мой опыт связан с катастрофами.

— Прежде ты изумлялась, что тебя тянет именно в те области, где непременно случается сбой, нарушение, резкая смена состояний. Тебе хотелось вмешаться. Тебе хотелось стать преградой, остановить, предотвратить.

— Или смягчить, — добавила Эл.

— Элли.

Эл снова внимательно посмотрела на него. И вдруг произнесла:

— Да, отец.

— Так иди и исправь, если найдешь способ.

Эл не сводила с него глаз.

— Только одно условие. Ты должна вернуться к церемонии. Время относительно, но ты умеешь чувствовать сумерки. Успеешь вернуться, я подумаю о том, чтобы сделать это ежедневной привилегией.

Эл глазом моргнула и ощутила перемену, на ней была другая одежда взамен изящного длиннополого платья. Чтобы убедиться, она согнула ногу в колене и хлопнула перчаткой по голенищу сапога. При этом она не сводила с владыки взгляда.

— Вы отпускаете меня? — осторожным шепотом спросила она.

— В границах миров. Ты теряешь ценное время, — копируя ее тон, сказал владыка. — Не забудь, что у двери можно оказаться простым перемещением.

— Новелла 2 Сюжеты для героя

— Глава 1 Отзвуки беды

Близились сумерки. У кромки белой дорожки Браззавиль ожидал Эл. Теперь он совершал обходы быстрее, дворец приводился в порядок задолго до наступления сумерек.

Браззавиль не знал, что значит — терзаться ожиданием. Он мирно ждал возвращения госпожи.

Едва завершалась церемония, Эл стремительно рвалась к двери. Преобразиться на ходу у нее не выходило, поэтому она пользовалась простым способом переодевания. Величественный наряд сбрасывался без сожаления, сменялся потрепанным одеянием. Случалось, она на бегу накидывала куртку, поправляла сапог, смешно спотыкалась. В подобных сценах она утрачивала налет величественности и выглядела забавной, наивной, увлеченной предстоящим событием.

К этим дням костюм стал поношенным, но дочь владыки упрямо не желала его менять, утверждая, что потертый вид хорош для путешественника, не привлекает внимания. Браззавилю разрешалось почистить его, если она возвращалась в грязном виде.

Слуга помнил каждый уход и возвращение, но не знал, как она проводит время за границами обиталища владыки. Эл накануне находила поле деятельности, ее действия не были поиском приключений, она обстоятельно беседовала с отцом или расспрашивала Лоролана, прежде чем совершить очередной уход. Она сама вела счет победам и промахам. Лишь следы на одежде рассказывали слуге об очередном странствии. В исключительных случаях она делилась впечатлениями, преимущественно, когда буквально вваливалась в двери, не в силах удержаться на ногах от изнеможения. Она не осознавала, что вернулась и грезила пережитыми событиями, пока сам владыка не приводил ее в чувства. Браззавиль несколько раз находил ее без сил на этом самом месте. Он счел, что ждать ее тут полезно, она может возникнуть в последний момент, и он поможет ей не опоздать к церемонии. Ей удавалось возвратиться в срок.

Браззавиль распознал движение в проходе. Эл вошла, слуга поспешил навстречу.

— Ничего. Стою сама, — отмахнулась девушка.

Она была сильно изранена, плечо было повреждено так, что казалось одной большой раной. Она вернулась раньше, чем всегда.

— Не могу идти на церемонию в таком виде, — сказав так, она застонала.

— Мой дом или грот? — спросил Браззавиль.

— Дом. Ближе.

Он хотел отнести ее, Эл запротестовала.

— Не трогай. Я один сплошной кровоподтек.

Она шагала прихрамывая.

— Кто тебя так? Боюсь недовольства владыки, — заметил Браззавиль.

— Животное. Что с него требовать. Сама виновата. Зарекалась уже лезть в эти горы.

— Потребуется много сил, чтобы привести тебя в должный вид, — осматривая Эл со спины, заметил Браззавиль.

— Сомневаюсь. Этот день может быть последним.

Тем не менее, она сама дошла до дома слуги. Лишь здесь Браззавиль почуял убийственный запах, просторная комната быстро наполнилась смрадом.

— Я думаю, что всей моей одежде пришел конец, придется уничтожить этот наряд, — бормотала Эл. — Да простят меня утонченные обитатели этого светлого места. Жуткий запах. Лучше я выйду наружу.

Браззавиль не возражал. Он принес заранее приготовленную одежду, как раз для такого случая.

Его госпожа тщетно пыталась снять присохшую к телу рубашку. Кровь на ранах запеклась, Браззавиль представил, что ему придется причинять ей боль, извинился про себя и решил помочь.

Вдруг мягкий голос Милинды остановил его.

— Нужно много жидкости.

В ее руках была большая неглубокая чаша. Она поставила ее у ног озадаченной Эл и, окунув руки, набрала жидкость в ладони. Она плеснула ее на спину Эл. Проделав эту манипуляцию несколько раз, Милинда высвободила стонущую Эл из рубахи.

Браззавиль поджал губы и изобразил недовольство.

— Большое, наверное, было животное, — сказал он.

Ран было много, плечо сильно разбито, эта рана самая большая кровоточила до сих пор.

— Ступай, — сказал Милинда. — Я умою ее.

Браззавиль повиновался. Милинда сделала первую с момента разрыва попытку помочь Эл. До этих мгновений она выглядела отстраненно, не проявляла интереса к нему и дочери владыки. Браззавиль удалился в дом, запах улетучился быстро, пыльные следы и кровь — все, что напоминало присутствие Эл. Браззавиль взмахом пальцев устранил непорядок.

Вошла Милинда:

— Какая жуткая рана. Ее тело горит, оно исцарапано так, словно ее рвани на части. Сумерки настанут, но она не сможет надеть наряд. Где она была?

— Во втором мире, полагаю, — спокойно заметил Браззавиль. — Я провожу ее до дворца. Она геройствует, но плохо стоит на ногах.

Он снова увидел Эл умытую, с мокрыми волосами, укутанную в покрывала и трясущуюся, как от холода, щеки ее стали ярко розовыми, а в глазах была видна обморочная отстраненность.

— Я сам перенесу тебя, — сказал Браззавиль.

— В грот, — попросила Эл. — Пожалуйста.

— На этот раз я не стану слушаться, — возразил Браззавиль, — силы дворца помогут быстрей. Поверь.

— Делай, что знаешь, — смирилась Эл.

Они уже были в ее покоях, но выяснилось, что бедная девушка не может лечь. К счастью явился владыка, и Браззавиль оставил Эл на попечение ему.

Владыка привлек дочь к себе, ослабленная Эл послушно приникла к нему, он сомкнул объятия.

— Не надо лечить меня. Пусть будет уроком. Я не могу изменить то, что сотворили Дорон и Вейер, и Фьюла в придачу. У меня нет таких сил.

— Ты попыталась. Идея дерзкая, но не бесплодная. Ты разделила большой клан животных на малые, если выживут четыре группы, этот вид сохранится. Мне жаль, что тебе пришлось убить вожака.

— Слишком велика его агрессия. Не смогла смириться, что передо мной тупое животное, не смогла его вразумить.

— Ты не напрасно пострадала, но такие жертвы действительно неоправданны. Я не стану запрещать тебе такой риск, просто проявляй больше терпения и осмотрительности.

— Ты не называешь это ошибкой, отец.

— Нет, девочка моя, назову необходимостью. Отдыхай. Я освобождаю тебя от церемонии. Нет больше нужды испытывать тебя.

— Сегодня. Мне не трудно.

— Я хотел отпускать тебя на более продолжительный срок. У меня есть для тебя поручения. Я не называю их службой, если твоей натуре не противно выслушать меня, я расскажу, когда ты поправишься. А теперь спи.

Эл повисла на его руках. Он опустил ее на ложе, набросил покрывало и ушел.

* * *

— Почему ты просто не зарастишь свое плечо? Для Милинды сущий пустяк лечить тебя, — говорил Лоролан, прогуливаясь с Эл по саду.

— Чем медленнее зарастает рана, тем меньше она тревожит меня потом. Мое тело должно справляться само. — Эл погладила руку на перевязи. — Это останавливает меня от прогулок по мирам. Я слишком рьяно взялась за дело, я не могу отследить последствия деятельности. Нужно подумать.

— Скажи себе, что экспериментируешь.

— Это не эксперименты, Лор.

— В основе ты ничего изменить не сможешь. Много раз тебе повторял, и не устану повторять. Ты просто ребенок, ощутивший силу, ты играешь ею, как игрушкой. Когда тебе надоест эта забава, ты найдешь другой способ развлечения.

— Ты так уверенно говоришь про игру и развлечения. Может быть, ты играешь. Я — нет.

— Ты слишком увлекаешься событиями, тебя затягивает их череда, ты им следуешь, балансируешь, стараешься течь в них. Тебе дозволено все менять одним движением. Точно, в соответствии с законом.

— Удобно рассуждать тут, а ты пробовал сделать в мирах? И без нашей деятельности довольно разрушений. Сам ты никогда не делаешь, ты манипулируешь разумами, чтобы они исполняли твою волю. Я считаю подобный способ насилием.

— Вот поэтому ты и ходишь с разбитым плечом. Ты не можешь все делать сама.

— Я не делаю сама, я вмешиваюсь, если проблему некому решить. А на счет первооснов соглашусь. Все меры, что я предпринимаю, подобны латанию маленьких дырок в тонущем корабле. Отец обходит в беседах тему первопричин.

— Ну, еще бы, — Лор состроил многозначительную гримасу. — Первоосновы не в твоей вотчине.

— Лор, что ты знаешь о странниках?

— Этот вопрос не дает тебе покоя со времен состязаний.

— У меня много вопросов. Я видела смерть, но не присутствовала при рождении, даже в видениях я не созерцаю появление на свет новых смертных.

— Она не созерцает, — передразнил Лоролан. — Я не хочу говорить о странниках, и тебе советую избегать этой темы и их самих. Встреча с одним из них может резко изменить течение твоей жизни или сделает тебя несчастной.

— Так трагично?

— Тебе не дано их узнавать, что обезопасит тебя и от их влияния и от недовольства отца. А с рождениями ты еще столкнешься. Не торопись. Пока я замечаю лишь твое любопытство, но не вижу ни малейшего желания участвовать в процессе.

Эл нахмурилась, Лоролан рассмеялся.

— У тебя своеобразный юмор, — заметила она.

— А знаешь, что я заметил. Ты никогда не называешь меня братом. Значит ли это, что ты меня не считаешь братом?

— При такой проницательности мог бы не спрашивать.

— Мне не нравится, что ты считаешь меня другом. Я вообще не могу им быть.

— Повторю слова одного моего действительно друга. Я терплю тебя.

— Это не так. Твое терпение давно переросло в созерцание, в любопытство, даже в участие. Эл, мне всегда нравилось, как ты проявляешь страсть.

— Страсть опасна.

— Даже великие не избавлены от нее. Я припоминаю, как Кикха преодолевал притяжение к тебе. В мире смертных форм страсти особенно хорошо проявляются. Я с наслаждением любовался его муками.

— Кикха? Ко мне? Это был не он. Я ему интересна как соперник.

— Тем не менее, Элли. Тем не менее.

— Все эти страсти затерялись в потоке времен. Они дымка над горизонтом.

— А тот смертный тоже дымка? — Лоролан улыбнулся. Ответ ему не нужен, достаточно видеть ее сейчас. — Он в большей мере, чем я называется другом. Нет, Элли. Это ты стараешься думать о нем в таком качестве. Эту дымку над горизонтом ты не торопишься развеять.

Она замолчала.

— Напоминать о нем тебе тоже доставляет удовольствие, — сказала она, не поднимая глаз. — Думаешь, что напоминания укрепят наши отношения.

— Мне интересно наблюдать, как ты стремишься развеять одни иллюзии и усердно хранишь другие. Пойми, наконец, чем выше ты ступаешь, тем больше пропасть между вами, ты шагаешь дорогой, у которой нет возврата. Скитание по мирам научит тебя быть бесстрастной. Скоро заботы смертных перестанут быть твоими заботами, когда ты сольешься с новыми ощущениями, верней избавишься от них, ты станешь истинной дочерью своего отца.

— Я всегда считала, что задача сильного покровительствовать слабым, быть им опорой, разделять их страдания.

— Это философия смертных, Элли.

— Тогда оставайся наедине со своей философией.

Эл резко развернулась и исчезла из сада. Потом она открыто негодовала в доме Браззавиля.

— Как можно быть таким черствым! Я скорей позволю растерзать себя, чем стану такой! Это правда, Браззавиль?

— Что тебе повторяли чаще всего? Стань тем, кем пожелаешь. Бесполезно вести подобные беседы, Лоролан — это другой опыт, подчас, противоположный твоему.

— Он намеренно сердит меня.

— Тот, кто не испытывает страстей, не станет говорить о них, — заключил слуга. — Я смею советовать. Старайся не думать о твоем молодом дерзком друге.

— Ему ставят в вину, что он себя скрыл. Я тоже пришла от его поступка в ярость. Тогда. Если бы у меня хватило здравого смысла уйти с ним.

— Последствия стали бы непредсказуемыми. Ты обнаружила свое существование. Владыка нашел бы средство вернуть тебя.

Она была печальна. Рана пробудила в ней прежний букет чувств. Такой она Браззавилю нравилась больше.

— Ты не выходишь на балкон, — заметил он.

— Владыка сказал, что испытание окончено, — ответила она.

— Ты не испытываешь желания продолжить?

— Когда плечо заживет.

Браззавиль улыбнулся.

— Милинда готовит тебе новый наряд для путешествий.

Эл вздохнула.

— Он будет похож на прежний. Я прослежу.

— Пожалуйста.

— Мне не приятно делать тебе замечание, но ты не берешь оружие.

— В моих руках камень или дубина легко станут оружием.

— Ты избегаешь брать меч. Намеренно.

— Да. Искушение пустить его в дело велико для меня.

— Кто учил тебя сражаться?

Эл улыбнулась.

— Мое пояснение будет состоять из массы незнакомых понятий.

— Мне интересно, — настаивал слуга. — Скажи просто.

— Я была ребенком, когда впервые взяла в руки оружие. Опытный воин показал мне несколько нетрудных приемов обращения, наиболее эффективных в бою. Стрелять я училась сама. Потом был курс в Академии Космофлота. Я пересекла время, чтобы полететь к звездам. Эта затея стоила мне очень дорого, но я стала тем, кто я есть теперь. Учителя были самыми разными, как оружие и способы обращения. Гордиться мне особенно нечем, для самообороны моих знаний предостаточно. Лучше совсем не затевать конфликтов.

— Культура, в которой тебя вырастили, агрессивна. Не обижайся, я наблюдал твои проявления. Немного дико.

— Я знаю, — кивнула она. — Знаю, Браззавиль.

— И все же тебя влечет назад.

Эл засмеялась.

— Первое, что со мной случилось еще во времена состязаний, когда я оказалась в третьем мире, была хорошая драка. Я весьма подхожу для мира смертных.

— Он похож на твой родной, поэтому тебя влечет туда?

— Мой мир более развит и изощрен, как в хорошем, так и в плохом, — она вздохнула. — Я видела иные сущности, разумы, формы и не чувствовала себя чужой. Границы существуют, если цепляться за форму.

— Это правда, что ты меняла облик?

— Да.

— И каково быть в другой форме?

— Не скажу, что просто. Трудно изменить себя в одну сторону, и невозможно вернуться в изначальное состояние.

— Поэтому ты понимаешь других.

— Да, привыкла наблюдать, не натягивая на ситуацию известных мне схем, так меньше бывает ошибок. Эксперименты, в которых я участвовала, несли идею помочь цивилизациям. Идея грандиозная. Правда она имела морально-этическую подоплеку. Опыт в последствии показал, что система сама себя создает и регулирует, а постороннее вмешательство бывает более опасно, чем благотворно. Я за свою практику не видела ни одного безоговорочного результата, всегда много было отрицательных явлений.

— Там тебя тоже рвали на части?

— Еще как! — она снова засмеялась. — Твое любопытство непраздное, Браззавиль. Почему ты спрашиваешь?

— Потому что меня удивляет подобное занятие.

— А я не к этому готовилась. Меня увлекала космическая разведка. Полеты к звездам, другие цивилизации. Нереальные мечты моего времени стали реальными в будущем. Я не знала простой, но безоговорочной истины — все секреты мироздания повторяются на микроуровне. Прежде чем влезать в чужую шкуру, нужно досконально знать свою, прежде чем пожать конечность представителю другой цивилизации, нужно осмысленно и с уважением подать руку собрату. Не единожды мне доводилось ловить в ваших умах недоумение относительно моего поведения — величие и варварство одновременно или с расстоянием в миг. Чтобы забраться на ту высоту, какую мне тут прочат, нужно пройти все ипостаси, не минуя ни одной. Я же появилась здесь с налетом своего прежнего существа. Я не гожусь для целей отца. Из меня выйдет слуга, но не господин.

— А вы знаете его цели?

— А кто их знает? То, что твориться в мирах имеет под собой глубокую основу, я осмелюсь предположить, что вижу отголоски некоей роковой ошибки.

— И как же выражается ошибка?

— Я не могу тебе объяснить, Браззавиль, не уверена, что мои слова понравятся владыке.

— Ты говорила с ним?

— Он знает о моих сомнениях. К счастью события не мелькают стремительно, у меня есть время взвесить и осмыслить их.

— Элли, есть закон, который я тебе напомню. Если ты сделала вывод и желаешь подтверждения, задай простой и правильный вопрос с односложным ответом. Задай его тому, кому доверяешь. Ответ будет либо "да", либо "нет", ложь в ответе наказуема.

— Это может быть догадка?

— Может. Важен правильный вопрос.

— Миры рушатся из-за ошибки владыки?

— Нет.

— Я могу изменить положение?

— Да.

— Я могу привлечь Лоролана?

— Можешь.

Она пожала здоровым плечом.

— Я догадывалась, что роль оракула тебе подходит больше.

— А я догадывался, что трудности миров вернут тебе здравые размышления. Прежний опыт ценен для тебя, он ценнее многих советов и наставлений, поскольку он заработан тобой в трудностях. Я заметил смятение в твоем существе, значит пришло время открытий, которые ты совершишь сама.

* * *

Рана заросла, и она продолжала свои скитания. Все шло довольно мирно до следующего маленького кровопролития.

С расцарапанным лицом в пыли Эл оказалась на дороге и опустилась на колени. Браззавиль хотел поднять ее, но Эл отмахнулась от помощи, растянулась на песке, перекатилась на спину и начала громко хохотать.

— Кто тебя изранил на сей раз? Не крупный зверек, я полагаю, — спросил Браззавиль, убедившись, что экстренная помощь не требуется. Его занимало ее веселье.

— Какая глупость! Умора! Но мне нужно немедленно готовиться к церемонии.

Она стала подниматься на ноги, потирая колено, выпрямилась.

— Одно дело смотреть, как они вздорят, созерцать их перебранки со скалы, совсем иное вразумить их, и получить десяток подзатыльников. Идем, я расскажу по дороге. Если любопытно.

Она снова стала смеяться, прихрамывая, двинулась по дорожке к белой лестнице дворца.

— Мой интерес вращается вокруг тебя, а не вокруг поступков смертных, какими бы нелепыми вам они не казались.

— Так слушай. Я решила осмотреться. Никаких значительных дел я не планировала. Мне хотелось посетить некоторые обители, узнать наяву смысл их верований. Напоследок, чтобы напиться местной вкусной воды, я забрела в деревню. Приятная деревенька на вид. А там! Шум, драка, одним словом война местного характера. Соседняя деревня совершила на них набег. Было ощущение, что они перебьют друг друга. Странновато для тех мест, подобные конфликты там редкость. Я не сразу смогла понять суть раздоров. На удачу меня приметил местный житель. Чужак, то есть я, ему не понравился. Он взял меня в плен с целью обратить в свою веру. Сначала наша беседа походила на разговор идиотов. Пришлось выслушивать его и молчать, я ждала, пока его пыл угаснет. Не дождалась. На нас напали снова, мы перекочевали в другой плен. Там меня снова не приняли за свою и учинили допрос. Убедившись к моей непричастности к конфликту, мне был задан весьма странный вопрос: кому я поклоняюсь?

— И что вы им ответили?

— Я предвкушаю твое удивление. Но тут нельзя ответить неправильно. Я заявила, что поклоняюсь рассвету.

Браззавиль рассмеялся.

— Ага. Забавно, только отчасти. Не описать словами, что там началось. Меня обвинили в невежестве, я стала посмешищем. Но. Ради того чтобы все могли убедиться в моем существовании, они объявили перемирие. Мне предстояло ознакомиться с их убеждениями и принять одну из сторон, поскольку они, как существа просвещенные не могли оставить меня в плену невежества. Я была ознакомлена с двумя учениями о строении их мира и о силе высшей власти в нем. И тут я поняла всю серьезность религиозного конфликта. Одна деревня поклонялась силе владыки, другая силе владычицы. В целом они жили мирно. Поклонники владыки снисходительно относились к заблудшим с другого берега реки, помогали в неурожайные годы. Как я выяснила, поклонникам владычицы действительно не сильно везло. Но я думаю, что кто-то специально вел счет их неудачам, чтобы принизить смысл их существования. Так было до тех пор, пока солнце на восходе не стало окрашиваться особенно ярко. Поклонники владычицы воспаряли духом, возвели большой молельный дом, и урожаи у них вдруг стали обильными. Как ты сам догадываешься, их противникам удачи соседей не пришлись по душе. После длительного периода раздоров произошел конфликт. Во время церемонии бракосочетания жених и невеста из общины поклонников владыки избрали уход в общину поклонников владычицы. Так начались военные действия, в самый разгар которых появилась я. И знаешь, на какую мысль меня натолкнул этот случай — по всему третьему миру найдется немало таких деревенек.

— Как тебе удалось уйти?

— Мне стоило просто раствориться. Я осталась. Потому что почувствовала странное присутствие. Не могу объяснить внятно, я ощутила веяние, — Эл провела руками вокруг себя, — как некий ореол, чуть ощутимый, но он будоражил их сознание, затрагивал не самые лучшие стороны их душ. У меня было мало времени. Мне удалось не слишком талантливыми речами убедить их обратиться к своим покровителям, к тем в кого они верят. Думаю, здесь не слова сыграли роль.

— Твое обаяние.

— Да, я прибегла к этой способности. Мне удалось сделаться посредником между ними и их патронами. Я должна до церемонии посоветоваться с отцом, как без кровопролития уладить этот конфликт.

— Что же тебя так развеселило?

— Я смеялась, потому что мои убеждения возымели действие, они растрогались, стали мириться, просить друг у друга прощения. Они вели себя как дети. Честное слово. Я не смогла удержаться от приступа хохота. Конфликт исчерпан до первого рассвета. Я обещала, что заря будет именно тех оттенков, которые они приписывают своим покровителям. Цвета разные, но я видела наряд, который точно соответствовал требуемым оттенкам. Я заручусь согласием отца.

— Эл, ты берешь ответственность за их судьбы.

— Нет, я хочу только помирить их. Я не могу думать и верить за них.

— Желаю, чтобы твой план удался, — сказал Браззавиль и повернул в сторону дома. — Позову Милинду на помощь.

Эл справилась с болью в колене и предстала перед владыкой в запыленном, но здоровом виде.

— Вы знаете, что я попрошу.

— Ты внимательно слушала слугу? Ты пожелала вмешаться в старый и сложный конфликт. Результат может огорчить тебя.

— Позвольте мне.

— Я не стану препятствовать, если ты готова более внимательно относиться к заблуждениям смертных, подчас они граничат с нарушением закона.

— Да, я понимаю, что мое решение выглядит ребячеством. Я не нашла другого.

— Иди.

— Спасибо, отец, — Эл искренне поклонилась.

— Глава 2 Скитания

Сумерки едва рассеивались. Мелион, главнокомандующий сил левого берега, застыл в ожидании. Он не шевелился, его поза была торжественной, он созерцал первый луч рассвета, который упадет на высокий шест, воткнутый посередине поля. Это послужит сигналом к атаке, он двинет своих воинов на врага. Солнце в этих краях всходит быстро, еще до его полного восхода он намеревался сокрушить неприятеля.

В его стане стояла тишина, подобно своему полководцу солдаты ждали луча рассвета. А в стане противника возникло шевеление, кажется, им хватит коварства, чтобы нарушить вчерашний уговор.

Горстка невооруженных врагов отделилась от рядов противника и направилась на противоположный край поля, где стоял он.

Враг сдается? Внезапный визит его рассердил, он не намерен разговаривать с ними. Довольно разговоров. Битва будет.

Они все надвигались и надвигались, на переговорщиков не похожи. В сумерках плохо различались фигуры, он ждал, когда четверо приблизятся достаточно, чтобы рассмотреть их.

Они сбили настрой перед битвой. Мелион заметил, что утро прохладное. Он презрительно вздрогнул. С неудовольствием оглядел зашумевших солдат. Тем временем четверка переговорщиков торопливо приближалась, он уже хорошо различал лица и фигуры.

Впереди шагал некто странный, в серой одежде, с незащищенной головой. По плечам длинными пядями свисали завитки волос, каких Мелион не видел раньше. Редкостный экземпляр заинтересовал и всех окружающих.

— Где они добыли этого призракоподобго, в их родах таких не бывало, — заметил один из оруженосцев Мелиона.

— Он горец, живут там такие, — отозвался кто-то из строя солдат. — В обителях в горах, где поклоняются владычице.

— Отшельника призвали, — ворчал кто-то. — Будто он им поможет.

— А странный, красивый, а может дева?

— Что бормочете. Умолкните, — строго скомандовал Мелион.

Странный визитер остановился шагах в пяти от Мелиона.

— Тебе весть от владыки, воитель. Войны не будет, — сказал он так, словно знал исход всего заранее.

Мелион смерил его взглядом несколько раз. Смотрел строго, а сам не мог собраться с мыслями. Пока он размышлял, зашумели ряды, слова посланника катились от ближних к дальним, потому что сказал он негромко. Главнокомандующий молчал, пока его взор не упал на вершину шеста.

— Сила владыки, точно дева, — сказал сзади молодой голос.

— Угадал, солдат, — подтвердило беловолосое создание и улыбнулось всем.

Эл заметила, как Мелион пристально смотрит на шест. Упрям. Она повернулась, прошлась шагов семь, подняла небольшой камень, подкинула, взвешивая в руке, прицелилась и запустила в шест. Камень ударился в древко шеста, шест качнулся и упал. Одобрительные возгласы понеслись из стана неприятеля. Они ликовали, точно случилось чудо. Она опять повернулась к Мелиону и, покачав головой, уже с оттенком предостережения повторила:

— Войны не будет.

Мелион приготовился отдать команду к атаке, пока стан неприятеля, теряя строй, ликовал от выходки нового союзника.

Тем временем трое, сопровождавших девушку, разгадали намерение Мелиона и попятились.

Она тоже развернулась спиной к солдатам и, плавно вышагивая по изумрудной в лучах утра траве, пошла обратно.

— Вперед, — рыкнул Мелион. — Медленно, пусть страшатся трусы.

Она шла быстрей рядов солдат за спиной, навстречу двинулись ряды их соперников, не намеренные больше ждать. Она оказалась между двумя армиями. Дойдя до поваленного шеста, Эл остановилась. Она подняла длинное, не слишком тяжелое древко и повернулась боком к сходящимся противникам.

— Замрите все! Или я применю силу! — крикнула она.

Мало кто услышал ее голос, потонувший в шуме наступающего сражения, а кто слышал — улыбнулся.

Она опустилась на колено и воткнула шест обратно, разорвав покров травы. Шум шагов стих. Его заменил шум порыва ветра, пронесшийся по полю и разметавший волосы девушки.

— Смотрите рассвет! Обещанный рассвет! А потом бейтесь!

От синего до бело-голубого, от красного до бледно-розового заиграли краски неба, переплетаясь причудливыми, узорчатыми переливами. Выплыло в белом пламени светило. Армии замерли, торжество света очистило их души от гнева.

— Грех воевать в это утро.

— А помните, странник обещал этот рассвет?

— Точно. И верно. Что делить?

— А где ж она?

— Это же было явление. Знак.

Они шумели и придумывали объяснения происшествию, предвкушали будущие рассказы.

К Мелиону подошел его главный соперник и приветствовал ритуальным поклоном.

— Как считаешь, смогут они воевать после такого чудесного восхода? — спросил он.

— Не верю я в чудеса! Да, какая тут война! — с досадой заметил Мелион. — Чего хуже, если покарает владыка.

— А беловолосая — хороша, одета бедновато, на посланницу владыки очень не похожа, а с шестом в миг управилась. Сила, она и есть. Ты не сожалей, я ей тоже не поверил.

— Как твоя семья? — смягчая досаду, спросил Мелион.

— Младшая замуж просится. Найди мне, говорит, мужа. Со всеми этими раздорами никак не займусь.

— Твоя, хоть, слушается, — пробормотал Мелион. — Есть у меня тут один парень, идем, покажу.

Ряды бывших соперников смешались, люди делились впечатлениями и обменивались дарами в знак примирения.

* * *

— Ты смогла спроецировать свой образ? — недоверчиво переспросил Браззавиль.

— Да! Я не успела бы пройти к ним, — Эл остановилась, задумалась.

Она догнала его во время обхода, шла рядом и пересказывала пережитое событие. Ее торжество выражалось в бурной жестикуляции, она махала просторными рукавами своего платья, они развевались как торжественные полотнища. Возбужденная Эл производила на слугу впечатление, какое производил некогда сын, ликовавший от нового открытия. Он по-отцовски нежно воспринимал ее победу, необычным было лишь то, что радостью она поделилась с ним, а не пошла к владыке. Браззавиль полагал, что она вполне смирилась с ролью дочери. Эл прервала его размышления.

— Вот только. Как они за ночь умудрились собрать столько народу. В драке участвовало десятка три, а там было сотен пять или шесть.

— Если вернешься туда, они узнают тебя. Оставь их в покое.

— Мне нужно пробыть там дольше. Делать нечего, я пойду к владыке.

— Ты собралась просить службу?

— А разве я не служила до сих пор?

— То была его воля.

— Я опасаюсь, что мне придется руководствоваться некоторым кодексом великих. Мне не хочется изображать из себя подобие Кикхи или Радоборта. Мне не удастся равнодушно относиться к окружающему.

— Эл, у тебя есть могущественный наставник. Почему ты советуешься со мной? — задал Браззавиль свой вопрос.

Эл ответила сразу.

— Ты ближе к смертным. Ты мне близок. Мне проще обсудить с тобой вопрос, на который ты заведомо можешь не знать ответа, чем говорить в пустоту, знать, что решение давно существует, оно принято. Или слышать абстрактные замечания вроде ребуса. Конечно, потом придут подтверждения, живые демонстрации. После бесед с отцом у меня возникает чувство, что от меня мало что зависит, словно все предрешено на столько, что другого исхода не будет. Я не отрицаю механизм судьбы. Просто я не верю, что предрешено абсолютно все.

— Ты смутно представляешь свое положение здесь, потому еще задаешь такие вопросы. Я не имею права торопить тебя, наставлять, делать замечания. Мои скромные советы сиюминутны. Мне приятно, что ты делишься со мной своими наблюдениями и заботами, но в сложной ситуации я не в силах помочь тебе.

Эл осталась у входа в галерею, где обычно беседовала с владыкой. Он уже ожидал ее.

— Ты все еще бродишь по саду и дворцу. Тебя привела тревога. Новая встреча со старыми знакомыми не кажется тебе забавной? — спросил он с обычным отеческим участием в голосе.

— Да. Я заметила значительное смещение во времени. Там уже не драка местного характера, а целая война.

— Мне понравилось твое решение. Ты произвела именно то впечатление, которое ожидала.

— У меня обширный опыт по части впечатлений. Мне повезло, что большинство не хотело яростной схватки. Примечательно, что пока меня не было, конфликт разгорелся до таких размеров. Я вынуждена задать вопросы.

— Спрашивай.

— Мне не показалось, что между обитателями третьего мира существует явное противостояние. Оно продиктовано их верованиями. Они верят во владыку и владычицу, хотя последней не существует. Вы в одной ипостаси. Какая сила держит их в неведении.

— Моя.

— Но зачем?

— У них есть право верить, во что хотят, правы они или не правы, в сущности, — не моя забота. Они развивают свое мировоззрение сами.

— Это право даровано вами или законом?

— Я и есть оплот закона, суть одно и то же. Ты недовольна противостоянием. Ты намерена их примерить или обратить в одну веру?

— Мне такое не под силу.

— Хм. Великая Элли признается в бессилии.

— Я ожидала бы такую фразу от Лора, но не от вас. Последний вопрос. Они знают, что вы один, что владычицы — нет?

— Я подожду с ответом и спрошу сам. Где ты получила знания, что питают твою убежденность?

— Наблюдения.

— Ты лукавишь. Я не настаиваю. Отвечаю. Некоторые могут только догадываться. Культы сложились так давно, что единицы могут объяснить, откуда взялась их вера. Развенчать их убеждения означает причинить им боль, пусть сами постигают истину, если смогут. Ты не задала еще один вопрос.

— Что происходит во время рассветов? Почему вам нужна я?

— Ты нужна, что бы могла постичь смысл этой церемонии. Ты говорила с Браззавилем о службе. Ты желаешь ее? Или предпочтешь находить себе заботы самостоятельно? Твои опасения, что я скую твою волю кодексом — напрасны. Ничего не измениться, кроме смысла поручений.

— Смогу я посетить мир, который скрыт.

— Нет. Но ты будешь туда стремиться. Я счел возможным удовлетворить твое любопытство. Его цивилизация, как ты бы ее назвала, много превосходит все тебе здесь известные. Для них открыты пути творения, владения стихиями, влияние на события. Они владеют тайнами дверей и без напряжения посещают другие миры. Они изучают и вмешиваются в ход истории. Будь моя воля, они проникли бы сюда. Некоторые проникают.

— Как тот жрец.

— Да, он мой посредник. Я не допускаю их сюда в силу их тяготения нарушать законы. Но окажись ты там, их мир пришелся бы тебе по нраву. Изобретения. Полеты. Дисциплина. Чины. С некоторой оговоркой. Они приспособили бы тебя для своих нужд. В свое время Кикха сильно пострадал, я вмешался, чтобы ему помочь.

— Вы опасаетесь, что они мне навредят.

— Не опасаюсь. Навредят точно.

— А Фьюла?!

— Радоборт правильно объяснил, что случится. Она забудет кто она. Ее может ждать завидная участь. Фьюла рождена, чтобы править. Она найдет исполнителя своей воли, проявив должное покровительство.

— Почему вы не вернете ее. Так просто.

— Она ненавидит тебя. С первого мгновения вашей встречи. Она единственная, кто стремился убить тебя вопреки моему запрету. Ты сама можешь вспомнить, что все козни шли от нее. Выбирая между ней и тобой, я выбрал тебя. Если ты изъявишь желание вернуть ее — мешать не стану. Пока ты не достигнешь достаточной зрелости, путь в последний мир закрыт и для тебя.

— Я уже жалею, что повернула назад.

Владыка улыбнулся.

— Ты прошла бы и там. С твоей амбицией добиваться победы ты снискала бы славу среди моих самых высоких по развитию и весьма разумных слуг. Для большинства из них двери сюда заперты прочно, ты из тех немногих, для кого они открываются. Ты не знала, кто ты есть. Это обстоятельство уберегло бы тебя от их корыстных интересов. Но ты победила бы безоговорочно.

— Правильно, что повернула назад, — сказала Эл.

Он опять рассмеялся добродушно, положил руку ей на плечо.

— Мне нужен посредник, посланец в третьем мире. Ты могла бы исполнять эту роль. Занятие не требует много времени и дает тебе повод находиться в мирах и изучать их. Интересно наблюдать, как ты пытаешься успеть к очередной нелепой стычке смертных, а потом торопишься назад к церемонии. Но было бы полезнее просто наблюдать, давая событиям течь по заданному руслу.

— Значит, вы берете меня на службу?

— В той мере, в какой ты сама ее приемлешь.

— Я попробую.

— Ты готова к продолжительным путешествиям. Я не стану ограничивать тебя ни в чем. Прошу будь осторожнее. Ты ценна живой и здоровой, а не полумертвой на руках Браззавиля. Еще я уверен — ты знаешь двери ведущие отсюда. Искушение уйти может стать испытанием. Я должен буду настигнуть и казнить тебя. Ты скована со мной обещанием, а не родственными узами, как мне этого хотелось. Увы, я смог оставить тебя здесь, но не смог заручиться простым доверием. Иди.

Эл захотелось сказать, что в недоверии виновата она, но он не дал ей произнести ни слова, указал рукой к лестнице.

— Иди, — повторил он.

— Глава 3 Мир смертных

Утро было ясным и ярким. Рассвет в полнеба. Эл сидела на краю дороги. Недалеко с шумом бил родник — редкость в этих местах.

Несколько местных месяцев она не вспоминала о доме — о дворце. Она способна скучать.

Потрепанные сапоги вчера пришли в негодность, в одночасье прямо на дороге отвалилась сначала одна подошва, а потом другая. Сапоги теперь стояли рядышком, а Эл сидела босая, закатав до колен штаны. Как босяк. Она улыбнулась своим мыслям: "Эх, сейчас бы пару бортовых ботинок с магнитными ловителями — сносу бы не было". Эта самая прочная обувь известная ей.

Ее внешний вид и так смущал смертных. Ходило поверье, что так одеваются две категории — отъявленные разбойники и странники. Кто попадает в категорию последних, Эл старалась выяснить, но оказалось, что точного объяснения не существует. Все слышали, но никто не видел. Единственным отличием разбойника и странника был плащ из легкой ткани. Свой плащ, принесенный в дар Милиндой и Браззавилем, она подарила Алмейре — королеве проклятого города. Лишившись сапог, она и под определение разбойника уже не попадала. Но эти праздные рассуждение — ничто — по сравнению с задачей добыть себе новую обувь.

В городах не торговали — закон запрещал. Торговали в специально отведенных местах. Такие рынки располагались в двух-трех днях пути от городов или крупных поселений, дни для торгов строго соблюдались. Найти торг — не проблема, потом нужно ждать торгового дня, а пора таких же сапог — редкость. Эл согласилась с тем, что приобретет добротную обувь любой формы, лишь бы удобная. Здесь не знали денег, товары обменивались. Хоть тут не будет сложности. Эл нашла универсальное средство расплаты — прозрачные как слеза кристаллы, которые можно было найти в горах по пути в проклятый город. Еще во времена первого путешествия Эл открыла в себе способность находить их. Теперь недостатка в универсальной "валюте" не было. Крохотный кристалл позволял приобрести массу полезных вещей. Эл залезла в горы, отыскала пару крупных, потом разбила на части.

Эти месяцы она слонялась без цели. Прежде знала, где следует оказаться, как вмешаться в события, потому что у нее был доступ к скале, откуда хорошо просматривалась "почва для деятельности". Отпустив ее сюда, отец явно усложнил задачу. Она погрузилась в наблюдения, мир жил, события развивались мирно. Эл нашла прелесть в том, чтобы ни во что не вмешиваться, наступил, наконец, такой период в ее жизни, когда она не рвалась действовать немедля.

Утрата сапог стала ярким событием последнего времени. Она решила оказать погибшей обуви достойные почести — сложить над ними каменный холмик. Осталось найти для траурной церемонии подходяще место.

Ей понравилось поле с дорогой и родником, кругом достаточно мелких камешков. Эл поднялась, прихватив сапоги за голенища. Осмотрелась. Ее планы были нарушены появлением на дороге мужчины в летах, уже скорей старика по виду, но не по походке. Он шагал без намека на усталость, нес тощую суму, закинутую за плечо. Он поравнялся с ней, остановился и осмотрел внимательным оценивающим взором. Эл тоже не сводила с него глаз. От него шла сила, удивительная для человека его возраста, для путешественника прошедшего долгий путь. По этой дороге сутки пути до ближнего жилья в любую сторону.

— Новы й день, — сказал он и отошел к роднику.

— Новый день, — кивнула Эл.

Он умылся.

— Хорошее утро, — он сел со вздохом усталости. — Одеяние владычицы сияет сегодня особенно.

— Утро, как утро. — Фраза старика смутила ее, вызвав внутри противоречивые чувства. Эл пожала плечами.

— Ты так говоришь оттого, что молода и не ценишь жизнь в любом ее мгновении. Скажи мне, ты умеешь драться?

— Спасибо, что не спутали меня с парнем, — усмехнулась Эл. — Я умею драться. А зачем?

— Мудрено спутать. Будь ты в сапогах, — он добродушно кивнул на ее ноги. — Я иду к торгу, мне нужен спутник и защита. Взамен найду тебе обувь.

Эл подняла одну бровь. Потом села обратно. Подумала.

— Предложение хорошее. Я соглашусь, если найдутся такие же сапоги.

— Если подождать — найдутся. Я знаю, где их можно приобрести, я даже знаю день назначенного торга. Самый большой торг перед чередой весенних гуляний. Согласишься ли ты свернуть с этой дороги и отправиться со мной?

— Да. Что эта дорога, что другая.

Эл снова внимательно его рассмотрела. На вид — он стар, голос мягкий, завораживающий, теплый, не дребезжащий, как у старца. Она вспомнила его походку.

— Вы не так уж стары, и с виду не больны. Не припомню, чтобы в этих местах грабили, народ здесь честный. Зачем защищаться и от кого?

— На торгу всяких много. Ты-то как раз из того сословия, которое стоит бояться. Я лучше найму тебя, чем потерять свое имущество.

— Что-то я вам не верю, — усомнилась Эл.

— Верно. Есть одна тайная причина. Не гадай зря, она такая простая, что придет в твою голову последней.

— Скучно?

Старик рассмеялся.

— Именно. Мне нужен собеседник и спутник. Если тебе все равно, куда направиться, составь мне компанию.

Эл тихо засмеялась в ответ.

— Составлю. Я сама найду себе обувь. Мне нужно ее поменять. Я иду на торг.

— Я не отменю свое решение. Я стар и упрям. Мне нужна защита. Я найму тебя и найду сапоги.

Эл не хотела спорить.

— Ваше право. — Она пожала плечами. — А вдруг я плохо дерусь.

— Ты из тех, в чьих руках камень и палка — оружие. Я видел, как ты стоишь. У тебя внимательный взгляд, ты быстро мыслишь. Ты умна и опытна. У тебя редкая внешность для этих мест, я только не скажу, к какому народу ты принадлежишь. Путь сюда был не близкий.

— Как я, оказывается, красноречиво стою, — заметила Эл.

— Тебе надоедает мое бормотание. Прости старика. Помоги мне подняться, и мы пойдем уже.

Эл подала ему руку. Он встал с трудом, он был неожиданно тяжел, хоть и ростом едва выше ее самой и не грузен на вид. Они двинулись по дороге, прошли шагов пять, и он остановился.

— Ты оставишь их здесь? — спросил он, указывая на сапоги.

— Да. Хотела закопать. Передумала.

— Бери их с собой. Найдем, на что их поменять.

Эл не стала спорить, спрятала сапоги в дорожную суму. Они двинулись по дороге, дошли до развилки, где старик повернул налево.

Эл сочла их встречу везением, он знал куда идти, а она — нет. Дорогой они болтали о пустяках, он умел веселиться и смешил ее, изображая забавных людей, которых встречал. Он не лез с расспросами о том, кто она и откуда, что Эл устраивало. Так они подружились.

* * *

На краю холмистого поля стоял ряд хижин, сложенных из местного камня, травы и разновидности скрепляющего раствора. Это не деревенька и не улица, домики были разбросаны в беспорядке. Их сложил на днях прибывший на торг крестьянин, чтобы разместить товар и помощников. Эти хатки были пока единственным местом обитания на всем пространстве будущего торга.

Весна выдалась сухая, ветреная. Эти земли не знали снега или обильных дождей. Оказавшись здесь, Эл почувствовала дыхание этого мира. Обширное пространство словно созидало себя для нового летнего сезона. Далеко отсюда простиралось море, потому воздух был влажный.

Старик отправился искать пристанище на ночь, а Эл остановилась далеко от домиков, повернулась спиной и созерцала открытое пространство. За несколько следующих дней здесь раскинется низенький торговый город, а потом люди уйдут, оставив за собой перерытую и вытоптанную пустыню.

"Может учредить постоянные торговые места? Или подождать пока сами догадаются? Не знаю, к чему приведет эта затея", — размышляла Эл.

За ее спиной уже поселился управитель торга избранный заранее, готовый организовать течение жизни в будущем человеческом анклаве. На днях явятся блюстители порядка, судьи и прочие, и прочие. Эл не хотелось глубоко погружаться в человеческое море. Добыть бы сапоги и отправиться куда-нибудь.

Эти спокойные месяцы заставили ее, с одной стороны погрузиться в себя, с другой взглянуть на себя же со стороны. Эл заметила перемены и удивилась самой себе. Ощущения стали другими, ее отношение к миру изменилось. Она называла обитателей этого мира смертными и не тяготела к тесному общению с ними. Она находилась среди них и была одна. Все по-другому, все не так как в первый раз, когда рядом были Радоборт и Кикха, которые представляли собой яркий контраст с окружавшими их существами. Она стала как они. Эл поняла, что определение "великая" прозвучало бы в ее адрес уже без иронии.

Владыка никак не проявлялся. Эл уже знала признаки его присутствия. Понятие "присутствие" — лучшее определение. Еще одна перемена — она чувствовала владыку. Сила его так мощна, что вызывала в Эл чувство, будто за ней наблюдают тысячи глаз одновременно. Мурашки бежали по спине, как много лет назад от большого количества датчиков слежения. С их воздействием можно было смириться, привыкнуть, тут было присутствие живого, мыслящего, могущественного повелителя мира. Эл хотелось замереть, перестать существовать. От владыки не укрылось ее напряжение, он был очень деликатен и берег дочь от подобных переживаний. Собственно это обстоятельство заставило Эл с удвоенным почтением и искренностью относиться к нему. Она мысленно приучала себя называть его отцом, невзирая на бунт внутри.

Вдали показалась большая группа торговцев с неизменными тележками и заплечной ношей, утомленные дорогой они не прибавили шагу в ожидании конца пути. Они нарушили ее уединенное созерцание, и Эл на сей раз повернулась спиной к ним, зашагала к домиками, надеясь, что старик уже договорился о ночлеге.

К вечеру прибыло больше сотни разного люда, склон холма заполнился повозками, они шумно готовились к ночи, шуршали в темноте. Эл никак не могла уснуть, а прислушиваться к ночной жизни было уже не интересно. Она ворочалась на постели и завидовала старику, который охотно проводил ночь в разговорах с новоприбывшими. В отличии от нее они не нуждались в сне. Воздух остывал, потянуло сыростью, босые ноги замерзли. Эл сняла куртку, чтобы их укутать, но ближе к утру совсем продрогла. В какой-то момент сон все-таки сморил ее.

Было тепло, свет пробивался сквозь щелки в кладке. Эл очнулась укрытая большой шкурой, такой, что укрывала ее всю. Она здесь никогда не видела животного подобного размера. Она села и водила рукой по шкуре. Сердце замерло, ощущения были очень знакомыми. Эл вскочила и втащила шкуру за собой из домика на свет. Щурясь под утренним солнцем, она еще раз ощупала и осмотрела это покрывало.

— Этого не может быть, — произнесла она.

У ее ног лежала шкура зверя, который не водился в этих местах и даже в этом мире. Он — редкость даже в мире предшествовавшем этому. Сердце сдавило, Эл стиснула зубы в поисках любого, кто мог ответить на все возникшие вопросы. На удачу рядом возник ее спутник.

— Я думал ты заболела, когда нашел тебя окоченевшей в доме. Что было с тобой?

Эл не ответила. Спросила, указав пальцем на шкуру:

— Откуда это?

— Это я укрыл тебя, ты была очень холодная.

— Я спрашиваю, где ты это взял? — переходя на крик, повторила она вопрос.

Старик изобразил недоумение.

— Мне дал ее хозяин дома. Мы решили — ты больна. Он утверждал, что этот мех излечивает недуги.

Объяснение произвело на девушку такое впечатление, какого старик явно не ожидал. Она не скрывала раздражение, готовое перейти в гнев. Схватив нелегкую шкуру одной рукой, она потащила ее к домику хозяина. Войти туда так рано было бы не прилично. Старик хотел заметить ей, но не успел. Она рванула покрывало, прикрывающее вход, то, не выдержав приложенной силы, рухнуло на землю, и она вошла внутрь, загородив собой проем.

— Откуда это? — угрожающе спросила она.

Он не мог расслышать внятных ответов из-за шума голосов. На крик стали сходиться люди со всех концов.

Слышны были настойчивые требования Эл объяснить происхождение шкуры и невнятный лепет в ответ.

— Ах, так! Ну, так я объясню! — крикнула она.

Эл снова возникла в проеме со шкурой в одной руке и пылающей головней в другой. Она швырнула шкуру на землю и сверху бросила головню, а потом, добыв из-за пазухи какой-то камушек со злостью кинула в едва разгоревшийся огонь. Пламя полыхнуло так, что собравшиеся зеваки кинулись врассыпную, а хозяин шкуры с воплем кинулся к огню.

— Ей цены нет, разбойник! — завопил он. — Отдай, разоритель!

— Назад! — рявкнула она и ударом в грудь повалила его на землю.

К пламени подскочило еще трое смельчаков, надеявшихся вытащить обгоревшую порядочно шкуру, но она отогнала и их.

Старик с удивление покачал головой. Его защитница едва ли представляла пугающее зрелище. Чумазая от пепла, с грязными от дорожной пыли ногами, без куртки, в одной рубашке, высокая, худая, совсем не сильная на вид, она умудрилась напугать окружающих так, что никто больше не приблизился к огню. Шкура догорела без остатка, подняв в воздух клубы темного дыма и распространив по округе приятный, умиротворяющий аромат.

Затишье длилось совсем не долго, привлеченные шумом и дымом вернулись сыновья хозяина в компании новых друзей. Обиженный отец коротко и ясно, но с причитаниями изложил свою обиду.

— Ты, паршивое животное! — крикнул один из сыновей. — Заплатишь ты мне! Все отработаешь!

Он приблизился, ухватив Эл за плечо, а следом еще пятеро молодцов подоспели желая доказать обидчику его неправоту самым доходчивым способом — побоями.

— Ой, не трогайте вы его! Лучше просите, зачем он спалил вашу дорогую вещь! — крикнул спутник Эл.

— Помолчи, дед, не то разделишь с ним тумаки. Только я их на вас удвою, — крикну ему другой.

Эл оказалась в кольце соперников, а потом незаметно вне кольца. Стоявший к ней спиной получил пинок ногой в спину и своим грузным телом завалил сразу двоих.

— Давайте, ребята! Едва ли я доставлю себе удовольствие, расталкивая ваши неповоротливые туловища! Так хотя бы злиться перестану! — орала она.

Она выкрикнула пару местных ругательств и ринулась на еще стоявших. Схватив за шиворот ближайшего соперника она швырнула его в сторону и бедняга, угодив головой в стенку домика свалил ее оказавшись внутри.

Недоумение в толпе зевак быстро сменилось весельем. Драки на торге не редкость, а тут — торговать не начали — уже дерутся.

Тем временем трое поваленных молодцов поднялись на ноги невредимые, и Эл достались первые обещанные тумаки. К ним присоединились двое, из домика вылез шестой, и они всей оравой набросились на виновницу происшествия. Скоро Эл высвободилась из их объятий в разорванной рубахе с расцарапанным плечом, расшвыряв противников, она заняла оборонительную позицию, для отражения атаки, нападать самой ей расхотелось, впрочем, как и драться.

— Все великие вместе взятые! — громко сказал кто-то из ряда зевак, — это же женщина!

Это была единственная фраза, которую Эл расслышала перед следующим нападением.

— Что ж вы все разом, вояки, — проговорила она, наблюдая, как все шестеро ринулись на нее.

Маневр был прост, Эл кинулась им под ноги, спотыкаясь о нее, награждая больными пинками они все разом рухнули и Эл едва удалось увернуться от их общей массы.

Но тут соперников стало больше. Кто-то ловко сжал ее, захватил руки назад и оттащил в сторону. В драку вмешалась охрана торга. Дерущихся растащили в разные стороны.

Посреди образовавшегося пятачка встал главный и, осмотрев всех разом, прошелся вокруг.

Со стороны было видно, что девушка пострадала сильней. Он подошел, потрепал ее порванный рукав, осмотрел царапины на плече. Она стояла смирно, всего один воин держал ее. Главный смерил Эл взглядом и вдруг улыбнулся. Дал помощнику знак ее отпустить. Он молча отошел в другой конец, где охрана сдерживала разгоряченных драчунов.

— Что это вам взбрело в головы драться с ней? Переломала бы вас всех напополам, идиоты вы этакие, — заявил главный с насмешкой.

Это был Мелион. С первого взгляда он узнал девушку, остановившую сражение, которое принесло бы ему победу, но не принесло бы удовлетворения. Он в утешение отпраздновал свадьбу дочери своего соперника с солдатом его войска, жил с семьей, потом подался город и стал военачальником там. Служил королю. По его приказу оказался здесь, его сюзерен собрался посетить торжище ради подарков. И вот, не приведи владыка, разнимает драку своей знакомой с разудалыми местными молодцами. Вот так событие!

Он опять посмотрел на беловолосую красавицу, а та подмигнула ему.

— Я не спрошу, каким потоком занесло тебя сюда, воин, обратился он к ней. Только зачем? Ответь.

— Мне обувь нужна. Старая прохудилась совсем, — ответила Эл.

Толпа ответила смехом.

— Вам всем смешно! — закричал обиженный хозяин шкуры. — А я в большом убытке!

— Верно. Верно, — подержали его из рядов зевак. — Она спалила его шкуру.

— Я еще не выяснила, откуда она взялась! — крикнула им Эл и голоса смолкли.

— Разошлись бы вы все! — грозно сказал Мелион. — Я разберусь. День наступил. Начинайте торги!

Это были заветные слова, которых все ждали. Место стычки опустело. Воины Мелиона отпустили шестерых молодцов, трое из них помчались по своим делам, дальше от места происшествия, поскольку терять время на объяснения не желали. Трое сыновей со своим обиженным отцом набросились на Мелиона с требованием взыскать с обидчицы плату за шкуру.

— Я не судья. Я просто не дал вас побить, — возразил он.

— Нас больше. Не видно, чтобы она была сильной. Позоришь нас, солдат, — обиделся глава семейства.

— Ты решил, что я пошутил? — добавив угрозы в голос, спросил Мелион. — Если бы не служба, объяснил бы я тебе, дурак старый, с кем ты вздумал тягаться.

— Оставь его. Пусть объяснит мне, где взял шкуру. Не отстану, пока не признается. Добром прошу. Разорю иначе, всех отсюда отгоню, — грозила девушка.

Мелион состроил в подтверждение ее требований убедительную гримасу.

— Я ее выменял, — сказал он и умолк.

Ответ не удовлетворил ни Мелиона, ни Эл, они ждали продолжения.

— Мне ее король преподнес, — продолжал хозяин шкуры. — Моя дочь стала хорошей служанкой королеве. В благодарность мне поднесли шкуру в дар. Если хотите узнать больше, спрашивайте у правителя трех земель.

Мелион взял девушку за рукав и отвел в сторону.

— Не тронь его. Он не лжет. Я сам узнаю у короля про шкуру. Он мой сюзерен. Собирай свою поклажу и иди со мной. Ты тут сильно нашумела. Рядом со мной тебя не тронут, — сказал он.

— Мне нужны сапоги, а не покровительство, — с досадой заявила она.

— Упрямство — отличительная черта великих, — усмехнулся Мелион. — Я узнаю, откуда шкура. Пошли со мной.

— Дождись меня, — кивнула она в ответ.

Она возвратилась облаченная в серую куртку, опоясанная широким ремнем. Под ней она спрятала рваную рубаху. Мелион вспомнил, что именно так она была одета в то утро битвы. Она шагала босая, но добавь те самые сапоги к ее наряду и будет в точности, как в тот день, словно и времени не прошло.

Она запустила руку в поясную сумку, добыла оттуда прозрачный кристалл и бросила хозяину шкуры.

— Это тебе за разорение, — сказала она, не глядя на него.

Он охнул, стал вертеть кристалл в руке, подставляя лучам света.

Эл поравнялась с Мелионом, он пошел рядом.

Он по-походному расположился со своими воинами под навесом. Сюда он и привел Эл. Сам нашел удобное место, усадил, напоил и велел ждать.

Эл сидела хмурая, люди сторонились ее. Потом к ней приблизился ее недавний спутник.

— Позволь ухаживать за тобой. Покажи плечо. Покажи. Не упрямься.

Намек на упрямство заставил Эл смягчиться, она расстегнула ремень и сняла куртку с раненого плеча.

Старик промыл рану, смешно приплясывая вокруг нее. Он двигался легко, мелкими шажками. Смазал плечо липучей темной смолой и залепил сухим листом.

— Пустяковая ранка. Быстро заживет, — сделал он вывод. — Я уже обменял свой товар и больше не задержусь здесь. Я пока не нашел тебе сапог.

— Мне не обязательно нужны именно сапоги. Дождусь Мелиона, потом подберем мне обувь, и ты — свободен, — сказала она так же хмуро.

— Я думал, что ты согласишься идти дальше. — Он был явно разочарован тем, что им предстоит расстаться.

Эл слабо улыбнулась ему, чтобы ободрить.

— Ты вернешься к семье. А у меня появилась цель, — сказала она.

— Моя семья очень далеко. А цели у тебя не было еще вчера. Неужели дело в той злополучной шкуре?

— Это могла быть шкура моего друга. Я хочу это выяснить.

Эл совсем не хотелось делиться своими планами. На удачу быстро вернулся Мелион. Глянул на залепленную рану и в знак благодарности кивнул старику.

— Я узнал, откуда шкура. Ее преподнес королеве некий необычный гость. Шкуре, верно, — цена не малая. Уходи с торга, пока хозяин шкуры не передумал. Если он захочет засудить тебя — засудит.

— Ты видел, что я ему дала? — спросила Эл.

— Камень. Что в нем проку?

— Не знаешь что это? — Эл добыла еще один кусочек кристалла, сняла с пояса старика кувшинчик для воды и бросила кристалл туда.

— Нет, не знаю, — подтвердил Мелион.

— Это тебе. Заболеешь, устанешь, будешь ранен или при смерти — отпей из фляги и силы вернуться к тебе.

Мелион взял кувшинчик в руку и потряс. Слышно, как вода булькает, но не слышно, как камень бьется о стенки. Кристалл растворился.

— Хм. Неужели такое бывает? — искренне удивился Мелион. — Спасибо. Я не все сказал тебе, но при свидетелях не могу продолжать разговор.

— Погуляй, старик. Я поговорю с воином, — сказала Эл.

— Не здесь, — возразил Мелион. — Идем, тебе нужно вернуть достойный вид. Я нашел тебе сапоги.

Лавки на торге вырастали с невероятной скоростью. Вчерашняя, крохотная деревушка за ночь потерялась в кварталах торгующих. Мелион проводил Эл в обширную палатку, где расположился для торговли его знакомый. Он договорился заранее, что гостье окажут некоторые услуги. Ноги Эл были тщательно отмыты слугами, царапины смазаны, рубаху сменили на новую, даже волосы причесали. Потом поднесли новые сапоги. Мелион с удовольствием осмотрел девушку. Ему нравилось то, что он видел. Еще немного и он узрит тот сияющий ореол, который наблюдал в утро битвы. Ореол он не увидел, как не старался. Им подали два сидения, напитки и оставили одних.

— Спасибо за заботу. — Она явно смягчилась. Села и посмотрела с ожиданием. — Я жду продолжения беседы.

Он сел напротив.

— Эту шкуру действительно подарили. А причина совсем не в доброй службе. Погибла девушка. Вот и одарили старика. Словно девушку выгодно отдали замуж, а шкура — подарок от самой королевы. Мне стыдно сознаваться, но мой король солгал.

Он помолчал, явно для того, чтобы не высказать еще больших обвинений. Эл ждала, пока он справиться с собой. Он заговорил снова в след размышлениям:

— Я не знаю, какому зверю принадлежала шкура. Шкуру я видел однажды. Я решил, что шкура тебе уже не интересна, но будет интересен охотник. Это человек из тех, кто живет по ту сторону дверей. Как и обладатель шкуры. Рассказывают, что зверь не любит встреч, он очень страшный. Наши поверья так же утверждают, что великие ему не страшны. Не ищи его. Едва ли добром кончится такая встреча. Но мне не нравиться, что те другие, используют нас, как будто мы им служим. Будет добром, если ты избавишь нас от их влияния.

— Люди с той стороны здесь не редкость? — спросила Эл.

— Редкость или нет — я ни одного не встречал за всю жизнь. И желания такого не имею. Они сами выбирают, с кем встречаться. Это они разделили наш мир на тех, кто верит и не верит в могущество владыки.

— Вашей королеве один из них оказал такую честь, — заключила Эл.

— Я не знаю, кто кому честь оказал. Это было до моей нынешней службы. Ответь мне, ты великая?

Эл осуждающе глянула, мол, вопрос не уместен.

— Должна бы знать закон. Ответь мне. Если я прав или не прав.

Эл вспомнила, как пытала Браззавиля. Теперь она на его месте.

— Нет, — ответила она.

— Ты служишь владыке?

— И да, и нет.

Он удивился.

— Бывают такие ответы?

— Бывают.

— Ты пришла к нам, чтобы навести порядок?

— Не-е-ет, — протянула Эл. — Это не в моей власти.

— Тогда зачем ты тут?

— Я ищу охотника, который добыл шкуру.

— Его нет тут. Не у нас его нужно искать. Неужели тебе нужны были только эти сапоги, — с его голосе читалось глубокое разочарование, переходящее в презрение.

Эл подумала, как ответить, и сказала, пожимая плечами:

— Не-а.

— Не поймешь вас великих, — с досадой заметил он.

— Я уже ответила тебе. И много ли ты видел великих, — она сказала с тем же презрением, хоть и наигранным.

— Я их никогда не видел, если только ты не обманываешь, или наша королева возомнила себя такой.

— А как имя вашей королевы?

— Фьюла.

Ее взгляд пронизал его насквозь. Мелион чуть вздрогнул, не предполагая, что последует. Он не мог понять ее взгляда.

— Так, — коротко сказала она и снова замолчала. Наконец, она спросила. — Скажи мне воин, кто из вас слышал о том, что существуют так называемые проходы между мирами?

— Какой пустяк! Любой в здравой памяти знает это.

— И сколько дверей?

— Да рассказывают будто три.

— Три? Сразу три? В одном месте? — с недоверием спросила она.

— Нет. В разных местах.

— В ваших землях? Сразу три.

— Ты подшучиваешь надо мной. Я понимаю. Я неуч. Лишь король знает, где двери.

— Он ими пользуется?

— Не знаю.

— Ты служишь ему.

— Я его сопровождаю. Двери — тайна, которую он хранит.

— А кто-то проходит в эти двери, и во вторые, и в третьи. Дарит королеве бесценные шкуры, которые королева раздаривает отцам загубленных служанок. И об этом знают все?

— Нет. Такое знают немногие. Зачем простому люду такие заботы.

— Она совершила убийство. Или с ее ведома погибла девушка. И никто не призвал ее на суд? Даже король.

— Он обожает свою королеву. Он изменился с той поры, как она вошла в его жизнь. Но это я знаю по рассказам. Он хороший правитель, но у него есть одна большая беда — королева. Если ты великая, если служишь владыке, если хотя бы знаешь, как сказать ему, избавь ты нас от нее.

— Не могу. По закону король избрал ее супругой. Пусть сам разрешит эту дилемму.

Мелион вздохнул.

— Верно, говорят, от великих помощи не жди.

Эл посмотрела на голенища сапог. Да, интересная история из-за них завязывается. Вот она — Фьюла — рядом, однако, без одобрения владыки она не сможет вмешаться. Ибо только он в праве решить судьбу дочери. Чтобы советоваться, нужно посетить мир отца. Эл не хотела возвращаться. Есть более реальная задача, которая ей по силам.

— Если ты не имеешь вопросов, я уйду. Не желаю видеть ни вашего короля, ни королеву. Но эту встречу я не забуду. Если мне случиться посетить ваш город, то я припомню и служанку, и шкуру, — заявила Эл.

— Если я встречу тебя еще раз, и такой же, то жить я верно буду долго, — иронизировал в ответ Мелион.

— Будешь, если зелье не прольешь.

Она подмигнула ему в точности, как после драки.

— Забери этого, своего попутчика, — сказал он. — Тяжел у него шаг, да ум легок. Приторговал металлом для оружия, думал я не замечу. Не знаю, где он получит свои мечи, но передай ему, что если я поймаю его — казню на месте. Компания великой ему не поможет. Ведь ты знала, что он несет под одеждой, если взялась охранять. Неужели правда, что вам нужны наши раздоры? Ты то останавливаешь распри, то участвуешь в них. Странная у тебя служба.

Эл хмыкнула в ответ, не прощаясь, вышла из лавки.

Обман старика не казался важным по сравнению темой их разговора. Эл еще терзалась желанием остановить дочь владыки, творившую зло столь беззастенчиво. Эл старалась кратчайшим путем уйти с торжища, потом заметила слежку и вынуждена была плутать между лавками.

Преследователь сам нагнал ее. Все тот же старик.

— Зачем ты преследуешь меня? — спросила она.

— У меня странное чувство, будто ты готова сотворить глупость, как со шкурой, — сказал он.

— Не нужно воспитывать меня, — возразила Эл. — У меня другое странное чувство, будто бы я тебе нужна. У нас разные пути.

— Я не знаю, как убедить тебя не прогонять меня. Поверь, я стану тебе нужен очень скоро, — с хитрым намеком сказал он. — Я узнал, что ты великая. Случайно. Я могу оказать тебе услугу.

— А я случайно узнала, что ты принес для обмена. Мой старый знакомый посоветовал тебе исчезнуть, иначе тебя ждет наказание.

— Я принес металл для оружия. Если бы ты спросила, я бы честно признался. Ты не спросила, потому что для тебя мои заботы — мелочь.

— Ты заказал оружие — уже не мелочь.

— Я заказал меч из редкого металла, с редкими качествами. Его не скоро сделают. У меня много времени, которое я готов потратить на тебя.

— Зачем тебе меч? Ты стар для боев. А я не стремлюсь занять твое время.

— Меч нужен тебе. Я знаю, как выследить нужного тебе охотника. Выследить я могу, а накажешь ты. И только в бою, другой способ не подействует. Наши желания совпадают. Или нет?

Эл не ответила. Подозрительная осведомленность старика смутила ее. Не новость, что смертные иногда распознают визитеров, из какого бы мира они не явились, старик дал понять, что ему известно больше, чем ей. Трудно усмотреть умысел, но он есть.

— Давай для начала уйдем с людного места, — решилась она на ответ.

Они покинули торг. Оказавшись в чистом поле Эл почувствовала облегчение. Старик не отставал, он шел сзади. Его присутствие не вызывало никакого напряжения. На время Эл забыла о нем, наслаждаясь покоем безлюдья. Потом он устал, шарканье его ног привлекло внимание Эл. Оказывается, они давно шли по дороге, истоптанной теми, кто спешил к торгу, а само место торгов скрылось за горизонтом. Эл, увлеченная раздумьями, шла не останавливаясь. Видимо прошли они не малое расстояние, ее спутник тяжело сел у края дороги, едва она остановилась и обратила на него внимание.

— Ты хотела, чтобы я оставил тебя одну? Ты могла сказать об этом,— с упреком сказал он.

— Я забыла о тебе. Прости, — извинилась Эл и села рядом.

Она посмотрела на старика снова и повторила.

— Прости, старик.

Она попросту забыла о нем, чего никогда не позволила бы себе раньше. Она заставила пожилого человека проделать не малый путь.

Он отдыхал с удовольствием.

— Я забыла о тебе.

— Твои размышления были очень важны, если ты перестала замечать окружающее.

— Я много времени провела в одиночестве, у меня не было спутников, ты шел сзади.

— Неужели ты меня не чувствовала? Говорят, что великие чувствуют все и всех.

Эл улыбнулась.

— Я не великая. Солдат ошибся.

— Он не солдат, — возразил ее спутник. — Его знают слишком многие. Это самый известный воин во всех этих землях. Это же Мелион. Он участвовал в сражении при Гирте, когда явилось большое чудо. Мне казалось, вы очень хорошо знаете друг друга.

— А где эта Гирта? — осведомилась Эл.

— Не Гирта, а Гитр. Пограничный город. У реки, что разделяет наши земли и земли проклятого города. Перестань меня дурачить, — старик обиделся.

— Я не была в Гирте. Никогда, — возразила Эл.

— Я и не подозревал, что у тебя такое тонкое чувство юмора. И ты не знаешь о чуде при Гирте?

— Это та легенда, в которой говориться, что якобы какой-то необычный рассвет остановил сражение! Я не знаю вашу Гирту, но я знаю этого вояку. Удержать его от хорошего сражения не может даже чудо.

— Ты невежа. Наподобие всех ныне молодых. Мелион командовал войском, и его войско действительно не стало воевать, — говорил старик с намерением убедить ее.

— Ага, — ерничала Эл. — Кто-то там им явился!

— Не кто-то! А прекрасная дева! — старик снова обиделся.

— Ага. В белых одеждах. И при шаге она издавала трели, что и заставило вояку Мелиона побрататься с врагом. Большего бреда я не слыхивала.

— Ты! Ты никакая не великая! — завопил старик. — Ты неуч. Невер. Еще скажи, что во владыку не веришь, и я прокляну тебя!

— Ладно. Угомонись. Верю я во владыку. Даже в деву твою поверю. Не ори только, а то лопнешь с натуги. Я из других земель, я плохо знаю вашу историю.

— Мне больше вериться в то, что ты просто шутишь. Не совестно подшучивать над стариком? — ехидничал он.

— Не тебе говорить мне о совести, контрабандист старый.

Словесная перепалка на том и закончилась. Они сидели рядом. Старик наслаждался отдыхом, и Эл по его примеру решила отдохнуть. Она растянулась на земле во весь рост, закинула руки за голову и смотрела в небо. Так она могла ни о чем не думать, кроме приятного. В эти мгновения она скучала по полетам. Чертог владыки не навевал подобных мыслей, там ее увлекала обстановка, обитатели, течение событий, заботы. Здесь старая страсть проснулась вновь. Пусть ее путают с великими, в душе она все еще капитан, пилот, пират. Мир существ, близкий к ее родному человечеству и внешне, и в эволюции сознания заставлял ее возвращаться к прежним временам. Верна поговорка — "меньше знаешь — лучше спишь" — там она спала, металась, делала невообразимые вещи, была собой, не была собой. Сейчас она приблизилась к границе понимания, кто она такая, с точки зрения владыки. Эл стало тоскливо при мысли, что однажды ее совсем перестанут заботить нужды таких, как старик, что сидит рядом. Стоило ей подумать о нуждах, и он заговорил.

— Мы должны были переговорить, — напомнил он.

— Это ты приставал ко мне с разговорами, — не удержалась и возразила она.

— Все же ты великая, — он погрозил ей. — Я объяснил тебе, о чем хочу говорить. Но если ты упрямишься, я расскажу тебе о своих соображениях.

— Расскажи, — снисходительно согласилась она, — иначе не отстанешь.

— Может быть, ты выследишь охотника, но, насколько я заметил, в бою ты — самоучка. Ты умело избегаешь атак, удар твой хорош. Этого мало. Не будь у тебя явно врожденной способности, особой силы и молодости тебя побили бы не один раз. Тебе нужно учиться управлять своей силой.

— Это ты тоже по моей стойке вычислил. Я хорошо владею приемами боя, старик.

— Со смертными, — уточнил он. — Перед тобой встанет другой противник. Оттуда не приходят просто так. У них особая сила. Тебя ждет поражение, если не станешь меня слушать.

— Ты с ним знаком? — уже с интересом спросила Эл.

— Я слишком долго пытаюсь противостоять им.

— Ты сражался с ним?

— Я не сражался с ними, я готовил воинов, которые могли им противостоять.

— И удачно?

— Вполне. Есть всего три двери, через которые они способны проникать в этот мир. Всего три.

— Ты учил их рушить проходы?

— Хм, хорошая мысль. Полагаю, что тебе это удастся.

— Ты знаешь, где двери? — Эл удивилась, даже села.

— Да, я из тех немногих, кто не только знает о дверях, но и знает, где они.

— Вот как. Еще скажи, что нашел меня специально.

— Нет. Не специально. Но я знаю, что будет потребность в моем участии и прихожу. Просто ты испускаешь достаточно силы, чтобы привлечь мое внимание. Я понял, когда увидел, как ты стоишь.

— Далась тебе моя стойка. Я встала, чтобы рассмотреть тебя.

— Хорошо, я больше не стану упоминать о стойке. Будешь учиться?

— Буду.

* * *

— Я думал, что ты безумно упряма, как тягловое животное. Что учить тебя будет испытанием более терпеливому наставнику, чем я. Ты удивительно подвижна, совсем как твой ум, — говорил он, отражая ее атаку. — И зачем ты грубишь смертным? Ты же великодушна.

Эл засмеялась и увернулась от его нападения с изяществом молодой девушки. Глаза старика искрились удовольствием и одобрением.

— Это чтобы ко мне меньше приставали. У меня способность притягивать смертных, как магнит. Я пользуюсь грубость, это отпугивает очень многих. И вовсе я не великодушна, особенно если меня злить.

Они провели вместе два местных месяца. Старик оказался прав, его методы борьбы были не для тела, а для управления энергией. На днях она смогла повторить то, что однажды сотворил Радоборт. Из его ладони легко выскакивал маленький огненный шарик необычно разрушительной силы. Старик не позволил ей ничего разрушить. Шарик вернулся в ее тело, оставив слабый ожог на ладони. Эл несколько раз повторяла это упражнение, пока кожа не покрылась волдырями, за что старик назидательно ее отчитал. Это был способ выброса излишков силы, которая копилась в ней.

— Отдыхай, — разрешил он.

Она легла на пол пещеры. Старик подошел и наступил ей на живот.

— Не собирай силу. Отпусти ее. Достаточно. Тебе не нужно копить, у тебя ее и так не в меру.

Эл закряхтела. Старик причинил ей боль, но не думала возмутиться. Его поступки имели смысл. За всю жизнь у нее не было более мягкого наставника, с которым они сдружились как дети.

— Завтра пойдем и заберем оружие. Пора его забрать. Тебе достаточно моих уроков, — заключил он. — Мне будет печально расстаться с тобой. Мне порой казалось, что ты должна меня придушить за строгое обучение. Ты хороший ученик, покладистый. Я прежде усмотрел в тебе гордыню, но понял, что заблуждался.

— Кто меня только не учил, ты не самый злой. Мы вовремя повстречались, я уже начала презирать простых людей, ты исправил положение.

— Ты как дитя, порой. Ты великая, имеешь право презирать смертных.

— Я такая же смертная, как многие здесь.

— А ты пыталась погибнуть? Спорю, что так просто у тебя не получиться, — возразил старик.

— Правда. Я живуча до неприличия. Но мне в голову не придет намеренно переступить эту черту, меня нужно сильно доконать.

— Значит, было такое?

— Да.

— Не вышло. Я вижу цветущее существо.

— Да. Оба раза мимо.

— Оба раза?

— Да, я дважды пыталась умереть сама, сколько раз меня пытались убивать, я уже не вспомню, с десяток.

— Ух ты. У тебя тут богатый опыт. Он тебе пригодиться. Значит, смерти ты не боишься, не потому что великая, а потому что у тебя с ней особые отношения.

— Я скажу странные для тебя слова. Ты стрик, а старики особенно ценят жизнь. Я не нашла достойного способа умереть. Можно было пропустить разряд из оружия, которое нацелено в мою голову. Взорваться. Попасть под суд, который гарантировано решил бы уничтожить меня. Мне не казалось, что способы достойные. Я убеждена, что если гибнуть, то от руки сильных обстоятельств или противника, не подставляясь под удар намеренно. Когда-то мой молодой и еще совсем неопытный друг сказал замечательную фразу: "приперся в этот мир — живи". Она часто всплывала в моей голове.

— А сейчас тебе умирать не хочется? Это я спрашиваю потому, что хотел бы дать совет. Если ты решила умереть, он тебе не пригодиться, — поинтересовался старик.

— У меня иные заботы.

— Ты будешь и охотником, и добычей. Они охотятся группами. Тебе под силу справиться с одним. Не спеши сражаться с несколькими. Твоя задача не победить, а доказать, что они не могут безнаказанно нарушать границы. Тебе предстоит родить новый миф о том, что у мира есть хранитель, и что возмездие неминуемо. Пусть даже ты сотворишь иллюзию, видимость. Обязательно найдется кто-то, кто захочет ее опровергнуть.

— Напугать, а потом закрыть двери. Нужно прекратить их сафари раз и навсегда, — решительно заявила Эл.

— Сила управлять дверями есть только у владыки. Быть может, он займет твою сторону, а может, и нет. Готова убивать? — спросил он испытующе. — Ты любишь защищаться и защищать.

— Если будет крайняя нужда, придется убивать. Снесу пару голов, глядишь, третья одумается.

— Теперь совет. Достала оружие — применяй. У меча будет твоя сила, пропустишь момент — он обратиться против чего угодно, даже против тебя. Случиться сражаться на смерть — береги свою шею. Твоя голова ценнее звериной шкуры.

Эл закивала часто. Он молча смотрел на нее, словно "сканировал", потом тоже кивнул.

— Пора забрать твое оружие, — заключил он.

Они прожили это время в предгорьях. Ландшафт тут подходил под условия второго мира. Эл предстояло пережить переход, который труден из этого мира в тот, наоборот было бы проще. Они осторожно спускались в долину. Эл помогала своему престарелому наставнику, ей все время казалось, что он притворяется, будто бы силы покидают его. Когда он начинал учить ее, совершенно забывал о своих летах и был крепок и силен.

— Мне хочется спросить, откуда у тебя эти познания в фехтовании, борьбе, тайных силах? Кто тебя учил? — задала она вопрос. — Мне не хочется оставаться в неведении.

— А почему именно? Дело же не в любопытстве. Ты любопытна лишь тогда, когда вопрос кажется тебе глубже, чем видится сначала.

— Да. Хорошо. Я объясню. Ты обладаешь силой, которую можно увидеть в очень развитом создании. Ты не боишься тех, кто приходит в этот мир без спроса. Повстречай ты великого, и он не заставил бы тебя смутиться. Хотя великие — размытое понятие, я не стала бы их превозносить. Я бы сказала, что они наподобие иллюзии, что мне придется создать.

— Это ты напрасно говоришь. Есть очень достоверное описание подлинного великого. Верно, что со времен зарождения местной истории этот титул низвели до уровня этакого божественного вельможи, которому все обязаны оказывать услуги, которого принято бояться. В глазах простого люда — это всегда слуга владыки и приход его сулит беду. Заблуждения, заблуждения. Подлинный великий — это столп в нашем мироздании. Когда потребуется — кара, когда надо — наставник, когда боль и страх — утешение. Попробуй избавить нижний мир от разорения, и ты вполне заслужишь этот титул, ты почувствуешь иное течение жизни.

Эл улыбнулась ему и понимающе кивнула, откуда знать старику об ее истинном положении.

— Но есть еще множество аспектов величия, они забыты миром. Однако, есть описание всех свойств великого. Оно храниться в какой-то обители, тут я запамятовал в какой именно. Но оно есть. Теперь о том, как я постиг искусство боя. Я стар, как видишь, а это означает не малую жизнь. Я был многим, проще сказать, кем я не был. О моей истинной стезе я не стал бы рассуждать, это очень личное. А учился я в обителях, где практикуют такое искусство. Я никогда нарочито не использовал силу, это опасно. Потом, учить мне приятнее, чем биться. С годами я могу позволить себе привилегию не вступать в бой совсем, а найти себе защиту. Тебя нанять за сапоги. — Он рассмеялся. — Сила проявится сама, когда нужно. Не всякому дано поверить и постичь силу. Ты благодарная почва, которая откликнется со временем на труды в нее вложенные и даст удивительные всходы. А источник силы я объясняю просто — я такими родился. Я таков есть.

— Так просто, — усомнилась Эл.

— Мне ни к чему другое объяснение. Меня это устраивает.

— Ты лукавишь. Ну, да ладно.

Восемь дней пути пешком измотали старика. Эл решила, что он сляжет раньше, чем доберется до заветного места. Они обогнули хребет, прошли краем узкой долины и оказались снова в горах. Эл была известна местная культура, весьма суровая и в законах, и в дисциплине. Тем удивительнее казалась Эл история с контрабандным металлом для меча.

К вечеру восьмого дня ее спутник выбился из сил. Эл оставила его местному доктору, а сама по настоянию старика отправилась дальше одна, чтобы забрать оружие. Старик рассказал, как добраться до мастера, как представиться. В довершение он заявил, что расплачиваться придется ей, если из того металла ничего не осталось или кузнец слукавит. Эл простила ему эту хитрость и в сопровождении местной женщины пробиралась среди скал в указанном направлении. Ее спутница все время молчала, косилась на Эл очень подозрительно. Потом Эл обнаружила, что во время сна ее вещи были обследованы, но ничего не пропало.

— Долго еще идти? — спросила Эл.

— К вечеру придем, — неохотно ответила женщина.

— Ты умеешь ходить по горам в темноте? — спросила Эл.

— А ты не умеешь, если страх сковал тебя так, что ты пошевелиться не могла.

Эл догадалась, что женщина ее не обыскивала, скорее, пыталась проверить, жива ли она, а если обшарила ее, то побоялась что-то снять или стащить.

— Это я так отдыхаю, — пояснила Эл. — Мы долго шли со стариком, я покрепче, но и меня усталость свалила с ног.

— Впервые слышу такое. Из какого ты народа?

— Я с севера, — Эл всегда так говорила неопределенно и убедительно.

— Никогда не встречала таких, как ты, — заметила женщина.

Эл состроила недовольное лицо.

— Я тоже не видела таких, как ты.

Больше она не говорила с Эл.

Женщина завела ее на большую высоту, во-первых, и в трудно проходимый район, во-вторых. Проход в пещеру оказался узкой трещиной, внутри она увидела светящиеся шары, которых не знал никто кроме людей проклятого города. Они освещали искусственный коридор, стены которого были выложены декоративным орнаментом. Это оказались подземные мастерские, от которых веяло сказкой. Ореол загадочности заставил Эл напрячь внимание. Женщина шепотом сказала, что дальше Эл идет одна, что свернуть некуда, и она не заблудиться. Она призналась, что боится тех, кто обитает в этих пещерах.

Ей не долго пришлось шагать по коридору в одиночку, навстречу двигался молодой человек. Он шел бесшумно и выглядел галантным. Он поклонился ей, Эл ответила сдержанным и вежливым, с ее точки зрения, кивком. Он повернулся, не приглашал ее следовать за собой, Эл пошла за ним сама.

Зальчик с невысоким потолком был отделан так же как коридор, цвет камня отливал лиловыми и синими тонами, шаров тут было больше. Они заливали пространство ровным умиротворяющим светом. К молодому человеку присоединились двое. Они обменялись парой фраз шепотом, и только потом один из пришедших поклонился Эл.

— Покажи мне знак, — попросил он.

Эл сложила пальцы в знак указанный стариком.

— Ты владелец меча, — констатировал он. — Ты молода, чтобы им владеть. Надеюсь, он знал, что делает. Я догадываюсь для чего это оружие.

— Вы давно знакомы с моим наставником? — спросила Эл.

— Нет. Водить с ним знакомство — опасно. Я говорил с ним на торге, поскольку он знал мое тайное ремесло, смысла врать не было. Однако, он не описал владельца меча.

— Я видел ее. Она дралась из-за шкуры, — сказал другой. — Довольно дерзко. Ее знает Мелион, он надежный знакомый. Они ходили по торгу вдвоем. Мелион, как ты знаешь, не водит грязных знакомств. Сплетники говорили, что она великая.

— Это так? — спросил первый.

— Не совсем.

— Ты служишь владыке?

— И да, и нет.

— Странный ответ. Впрочем, как и оружие.

Он дал знак молодому человеку. Скоро тот вернулся со свертком. Он держал его бережно, на лице его была торжественная умиротворенность, а может быть, Эл показалось из-за света шаров.

— Тебе известно, кто мы? — спросил ее первый собеседник.

— Нет. Я не знала о вашем существовании.

— Это хорошо. Забудь нас, как только распрощаемся. Мы выведем тебя другой дорогой. — Он принял завернутое в ткань оружие в руки. — Сначала узнаем твои возможности.

Он осторожно развернул ткань. Меч был облачен в простые, без украшений заплечные ножны. Мастер заметил, что взгляд гостьи прикован к оружию и протянул его ей.

Рука девушки взяла ножны посередине. Она взяла их без колебания и вежливо кивнула, вторая рука легла на рукоятку. Она вопросительно осмотрела троицу, те согласно кивнули.

Лезвие блеснуло в свете шаров неестественно ярко. Меч отличался необычной легкостью. Он ловил свет и отражал его вне законов оптики.

— Удивительное лезвие, — произнесла Эл, она водила рукой над клинком, не касаясь его.

— Он твой. Оружие отзывается достойному владельцу. Ты, скорее всего, не знаешь всех его свойств, мы не обязаны тебе рассказывать. Мы не знаем, на что ты употребишь его.

— Он будет служить достойным целям. Ручаюсь.

— Я верю тебе.

Эл сделала жест, чтобы вложить оружие назад в ножны.

— Подожди. Он не знает крови. Пусть первая кровь будет твоей. Не боишься? Рана не заживет сразу.

Эл кивнула понимающе.

— Порезать палец — не достаточно? — спросила она, заметив любопытство троицы.

Она расстегнула манжет куртки, который до середины предплечья стягивал руку, закатала рукав рубашки и провела лезвием по внешней стороне левой руки. Порез оказался очень болезненным. Эл свела брови, а державший ткань мастер ловко завернул рану этой же тканью. Эл вытерла лезвие о край и вложила меч в ножны. Мастер кивал удовлетворенно.

— Не доставай его без нужды, — напутствовал он.

— Старик сказал мне.

— Мы поможем застегнуть ножны. И еще. Могу я оставить ткань с кровью себе?

— Вам нужна моя кровь?

— Не каждый день суда приходят великие. На память.

Эл размотала руку, протянула ткань. В ответ он достал баночку, открыл крышку и одним движение замазал рану той самой смолой, которой пользовался на торге старик. Потом протянул баночку ей.

— Возьми в подарок, тебе пригодиться.

Эл вспомнила, что еще не расплатилась. Она достала из сумки все кристаллы, которые там были, и протянула троим. Каждый взял по одному.

— Забирайте все, — сказала она.

— Они тебе нужней, — сказал ее единственный собеседник. Двое других не нарушили молчание.

Потом они помогали ей пристегнуть ножны.

— Теперь мне понятно, почему он заказал заплечные ножны. Мужчины предпочитают носить оружие сбоку. Он и в размерах не ошибся. Глаз у старца верный. Если станешь носить плащ, надевай его поверх ножен, — посоветовал он.

— У меня нет плаща, — ответила Эл, проверяя пальцами крепление.

— Будет когда-нибудь, — улыбнулся он. — Удачи в твоем деле. Береги оружие. Не теряй. Такой клинок трудно повторить. Словно мной водила древняя рука Амалика.

— Это мастер?

— Очень древний мастер, — с той же улыбкой сказал он.

Ее проводил тот же молодой человек, вывел наружу. Еще не совсем стемнело, но в тоннеле свет был ярче, Эл погрузилась в сумерки, и ей стало казаться, что все происшедшее не было реальностью, оно напоминало одно из видений, словно Милинда расчесывала ей волосы. Эл закинула руку за плечо и убедилась, что меч на месте.

Тем временем двое в зале вели тихую беседу.

— Полагаешь, это она, та самая? — спросил тот, что все время молчал.

— Она похожа на владычицу, — ответил первый и снова улыбнулся загадочной улыбкой. — Только белая. Клинок сиял, она не ощутила его веса. Визит неожиданный. Старик никогда не узнает, что его металл не пошел в дело.

— Нам остается ждать ответа владыки.

— Жаль. У нас нет возможности сообщить совету одиннадцати, что дела не плохи. Когда-то у нас был Ладо. Но его нет. Вера в везенье — ненадежная вера. Да как иначе.

Второй закивал, соглашаясь с ним.

— Она показалась мне... самоуверенной, — заметил он. — И на имя она не отозвалась.

Первый опять улыбнулся.

— Она не знает, кто такой Амалик. Но скоро узнает, кто такой Валкар. История заходит на следующий круг. Не будем спешить. Мы долго ждали. Подождем еще.

— Дело сделано. Нам предстоит совершить достойное паломничество в обитель, — засмеялся второй в голос. — Там с удовольствием узнают, что нареченная дочь владыки беспрепятственно шатается по миру и братается со смертными. Я видел, как она порезала себе руку. Мне никто не поверит. Но у нас есть ткань. И это она окрасила зарю! Дружище, как сложно в это поверить!

— Знаешь, что мне понравилось? Она прозрачна как этот кристалл. Ни капли лжи.

— А если кристалл помутнеет?

— Она сломает меч.

А Эл тем временем снова встретила свою провожатую, которая вынырнула из-за скалы и сама не ожидала встретить Эл. Женщина громко вскрикнула, но бежать было некуда.

— Все хорошо, — отозвалась Эл. — Это я.

— Откуда вы взялись, — возмутилась женщина.

— Меня вывели другой дорогой. Я скорее всего заблужусь одна.

— Я уговаривалась проводить сюда, про обратную дорогу разговора не было. И зачем возвращаться?

— Я там старика оставила, — намекнула Эл.

— Он уж умер, я так думаю, — усомнилась женщина.

— Я так не думаю, — возмутилась Эл.

А зря. По возвращении Эл узнала, что дела плохи. Доктор, что взялся ухаживать, откровенно заявил, что старик уже не встанет. Эл упрямилась и не хотела ему верить. Больной лежал с умиротворенным лицом.

— Я хотел убедиться, что ты достигла цели. Я сделал все что желал. И могу уйти без угрызений совести.

— Зачем ты так. — Эл присела рядом. — В кои то веки у меня завелся друг.

— Если бы ты знала обо мне больше, наивное дитя. Я умираю, а откровенничать совсем не хочется. Мне приятно, что у тебя останется добрая память. Хороший меч? Тебе понравился?

— Лучший из всего, что я держала в руках. Он великолепен.

Эл боролась с подступающими слезами.

— Оставь глупую печаль. Ты же видела смерть. Она не может тебя напугать. Совсем иное познать, что такое рождение.

— Рождения я как раз не видела, — призналась Эл.

— Ты еще молода. Ты еще сама сможешь поучаствовать в этом таинстве, — он улыбнулся, улыбка показалась Эл отсутствующей. — Я хотел, чтобы ты не возвращалась. Но ты такая упрямая, а если привязываешься к кому, так и жизнь за него отдашь. Иди. Я не хочу, чтобы ты созерцала, как я таю. Тут есть, кому меня проводить. Вернись туда, где мы встретились. Я научил тебя владению силой. Двери отыщи сама, тебя не нужно этому учить.

— Я не хочу, чтобы ты уходил. Будь у меня сила, я вернула бы тебе жизнь.

Эл едва сдерживала слезы. Она смотрела на умирающего, и ей казалось, что с его уходом лопнет тонкая струна, что связала их так прочно. Мир смертных, благодаря этому старцу, стал таким же реальным, как все, чем ей пришлось жить прежде. И Эл заплакала, схватила прежде упругую ладонь и ощутила ее невесомость. Он уходил.

— Да иди же. Я прошу тебя. Опоздаешь.

Это были последние слова. Он угасал на глазах. Эмоции захлестнули ее, воспоминания потекли неудержимым потоком. Еще одна потеря, еще одна боль. Какая острая!

Она очнулась далеко от маленькой горной деревушки. Словно пережила затмение. И был яркий день, теплый и ласковый. Она вспомнила шары в горной мастерской и странную троицу, потом лицо старика с благостной улыбкой смерти. Он был рад то ли ей, то ли ее уходу. Эл не ждала, что все так кончиться, что первое длительное пребывание в этом мире принесет ей страдание и вернет способность страдать так, как она страдала раньше. Как ребенок, который рыдает над сломанной красивой вещью не в силах вернуть ей целостность и красоту, как рыдает влюбленный, потерявший любовь. Эл осознала свое бессилие изменить ход событий, которые предрешены самой жизнью.

— Глава 4 Нарушители границ

Старый наставник переоценил ее. На поиски прохода ушли месяцы. Эл жалела, что оставила медальон под охраной Браззавиля, благодаря этой вещице, она могла бы найти двери. Она опять боролась с искушением вернуться назад, на сей раз, чтобы забрать медальон. Но вот что было странным, едва Эл решалась, как чувствовала опасность, что владыка остановит ее. Он мог бы остановить ее странствие в любой момент, но в этом мире Эл ощущала себя спокойнее, чем рядом с отцом. Ей казалось, что невозвращение даст ей право на большую свободу действий. Повинуясь интуиции, Эл твердо решила не возвращаться. Пусть неудача, пусть горькие уроки. Благополучие отцовского дворца не прельщало ее ничуть. Как знать, возможно, этой твердой решимости не хватало для того, чтобы внутри ее существа щелкнул некий потайной замок, что сковывал способность чувствовать двери.

Все случилось в одночасье. Сон или видение точно указали место, а потом и ее потенциальных соперников. В забытьи она плохо их видела, но знала число — пятеро. Они не походили на ее давних соперников, которые явились, чтобы помешать выжить проклятому городу. Свидание с ними стало прошлым, за давностью Эл стала забывать, как тяжело ей далось противостояние.

Картинку она видела. А время? Пошлое или будущее? Искать проход или пятерку? Эл согласилась с тем, что они не единственные визитеры, не первые и не последние, а если вошли, то пойдут назад. Оставалось караулить у двери. И тут она вспомнила слова старика: "Вернись туда, где мы встретились". Это было подножье холма, не далеко от дороги и родника, где Эл нанялась в охрану. Холм в то время был у нее как раз за спиной.

Дверь ожила с рассветом, видение повторилось в точности. Не четким оно было потому, что в это утро стоял туман. Холм был единственной высотой на большом просторе равнины, укрыться кроме как за ним — негде. Помог туман. Видение будущего превратилось в настоящее.

Эл умела наблюдать, выслеживать и остаться незаметной. Действия пятерки оказались слаженными. Явно тренированные они перемещались без остановки до самой темноты, а следом Эл, ставшая на время тенью. Они остановились под утро, а потом исчезли. Эл ринулась следом, взвешивая, каковы шансы натолкнуться на них после перехода. Волна перемещения втянула ее, но Эл оказалась в пустом пространстве горного плато одна. Так во всяком случае ей показалось. Переход отнял силы. Легче выйти из этого мира в третий, менее оглушительный эффект. Эл вынуждена была искать временное укрытие, чтобы лечь на камни. Дыхание сбивалось, от тяжести местного воздуха. Она не рассчитывала на стычку до того, как придет в себя, а такого соперника Эл не ждала совсем.

Шорох был едва слышен, она села и потянулась за мечом. И тут на нее налетела, откуда не возьмись, могучая махина звериного тела. Эл спасла от гибели хорошая реакция и невеликие размеры по сравнению со зверем. Ей удалось только на мгновение опередить охотника. Меч по рукоять вошел в плоть, без усилия, легко, как она не ждала от себя ослабленной переходом, и так же легко она извлекла его обратно. Она изо всех сил на четвереньках поползала в сторону. Зверь взвыл и рухнул на камни, а Эл закашлялась от характерного запаха. Пара минут, и она озвереет, смрад вызывал агрессию. Эл встала на ноги, зажала рукавом нос, бежать не было сил, она отходила как можно дальше от поверженного врага. Это было везение. Она взглянула на клинок, он был чистым, словно не знал убийства. Эл придирчиво осмотрела лезвие, оно блестело до рези в глазах. На всякий случай она вернула его в ножны. Зверь издал последний, пронзительный стон, громкий, огласивший на всю округу его смерть. Эл сообразила, что теперь это место станет более чем обитаемым, и что к полчищу зверей, которые непременно придут на зов сородича, присоединяться незваные гости. Ей бы удрать подальше, не сложно стать добычей в будущем пиршестве, но догадка на счет пришельцев показалась Эл разумной. Она рискнула остаться. Скоро она пересекла плато поперек, тут по-прямой всего тысяча шагов. Выше существует слабое движение воздуха, туда запах не распространиться. Потом она карабкалась на скалу, выбирая удобный уступ, как площадку для наблюдения и уговаривая себя, что там ее ждет отдых. Она нашла удобное место и устроилась отдыхать, ее тряс озноб от напряжения и стремительной стычки, кружилась голова от тяжелого воздуха. Эл легла, ближе к краю, пространство стало покачиваться. Ей казалось, что она чувствует запах трупа, и ее мутило. Она старалась найти нужный ритм дыхания. На всякий случай она отстегнула меч и положила ножны рядом. Лежать не шевелясь — то, что нужно. Ей нельзя спать, но сутки пути, переход и короткая, но схватка унесли все силы. Эл уговорила себя, что легко проснется от шума, скорее всего она не будет видеть сны, она будет видеть пространство вокруг свободная от тела. Так было. Отчего не погрузить тело в сон. Она отпустила себя на свободу. Ей мерещилась сцена охоты. Сознание уцепилось за нее из-за чистого клинка, ей на мгновение стало любопытно, почему так случилось, теперь сознание решало задачу, многократно повторяя ситуацию. Эл силилась переключиться на созерцание окрестностей, но снова и снова видела момент удара клинком, то медленно, как будто время стало резиновой лентой с бесконечной способностью к растяжению, то удара сердца не хватало, чтобы совершилось убийство. Эл не чувствовала угрызений совести, не морализировала о своем праве, ее сознание с бессмысленной холодностью повторяло эту сцену.

Ее вырвали из этого круга два глаза песочного цвета. Взгляд пронизывающий, строгий, осмысленный, а глаза большие и знакомые, очень знакомые. Зверь!

Эл очнулась, но шевелиться не могла. Круглая голова почти упиралась ей лоб, а глазищи с недоброжелательным взглядом слишком близко, чтобы увидеть оба. Эл всмотрелась в один глаз и увидела свое заспанное, взлохмаченное и слегка напуганное отражение. Здоровая лапа лежала у нее на груди и давила, пошевелиться было бы опасно.

— Дружище, я тебе не враг, — проговорила Эл, не сводя взгляда с глаза.

В ответ раздалось неободрительное:

— Фыф.

— Угу. — Эл слабо кивнула.

В ее голове снова мелькнула сцена схватки.

— Он сам напал. Или я, или он, — аргументировала Эл.

— Фыф.

— Тебе хорошо. Ты для них не еда.

Аргумент подействовал. Эл оказалась свободной и села.

Лобастая морда смотрела с вниманием, требуя продолжения. Эл смотрела на это чудо местной природы с удовольствием и радостью. Это был похожий зверь, не тот ее знакомый, другой. Ни один прежний визит не принес ей подобной встречи. Она даже звала его на помощь, когда попала в западню к местному, хитрому хищнику, что разодрал ей плечо и едва не сожрал. Пустив в ход силу, она одолела его, но рана стала уроком. С тех пор Эл не появлялась тут, она не в силах исправить ошибку, так что ей здесь делать.

Зверь продолжал ее изучать.

— Я пришла по делу.

Эл потянулась за ножнами и тут раздалось грозное:

— Уоу!

Удар лапой сам по себе оглушительный имел и другое действие. Эл поняла, что лишилась с трудом накопленных сил:

— Что ты наделал, — прошептала она, теряя сознание.

* * *

Она очнулась под пристальным взглядом круглых глаз. Они остались на том же уступе, зверь никуда ее не уволок. Правда, ее меч был едва виден за камнем, шагах в пяти от нее, у самого края уступа, того гляди свалиться вниз.

— Ты из-за оружия? Оно не против тебя.

— Фыф.

Эл перекатилась на живот и могла увидеть, что твориться внизу.

— Бог ты мой, — выговорила она. — Я могла это предотвратить, дубина ты этакая.

Картина жуткая, по всему плато тела животных.

— Они здесь были, — заключила Эл.

Зверь вниз не смотрел, он смотрел на нее, в круглых глазах отразилось понимание, Эл захваченная картиной внизу не могла видеть этого взгляда. Когда она обернулась, то увидела тот же внимательный, выжидающий взгляд.

— Я хочу знать, как такое случилось. Ты мне это покажешь. Умеешь. Я знаю. Я пришла, что бы им помешать, чтобы один из вас избежал стать шкурой, ковриком у ног вельможи. А теперь у меня нет силы, чтобы их одолеть, — с укоризной говорила она.

Зверь поднялся и стал уходить.

— Только попробуй уйти, тюфяк плюшевый! — крикнула Эл.

Она опять смотрела в два круглых глаза, а мощная лапа готова была нанести новый удар. В ответ Эл размахнулась первой, и лобастая морда получила оплеуху. Лапа остановилась в воздухе, глаза внимательно смерили Эл.

— Я помочь пришла. Вам всем, — объяснила Эл свой поступок.

— Фыф.

— Да-да. Где я теперь их найду, если ни черта не чувствую. Помогай теперь.

Зверь запыхтел, отошел на пару шагов и вальяжно развалился.

— Ага, значит, мы поговорим? — спросила Эл.

Способ общения весьма прост, если есть способность его слышать, но стычка с ним стоила Эл не только меча, но и способностей. Пусть временно, но ей не дано понять его, пока способность не вернется. Зато он понимает ее без затруднения.

— Озеро, — твердо сказала Эл. — Водопад и вкусные кристаллы.

Зверь чавкнул слишком красноречиво.

— Обжора.

Эл сосредоточилась, чтобы передать ему картинку.

* * *

Она выкупалась с огромным удовольствием. Покинуть плато, где запах смерти стал действовать на нервы, было наградой. Зверь знал озеро. Эл в знак примирения достала со дна четыре кристалла. Один оставила себе, а тремя угостила нового знакомого.

Озеро возвращало способность видеть и восстанавливало силы. Но о схватке даже думать не стоит. Эл купалась, пока по телу не пошла нужная вибрация, начался процесс привыкания к местности. Потом долго сидела на камнях и смотрела в воду, пока на водной глади появились смутные картины. Эта нехитрая процедура позволяла телу пропитаться местными энергиями, она освоится с быстрым перемещением, сможет понимать зверя. Она измениться внешне, скоро на теле появятся пятна, кожа сменит цвет, нечто среднее между голубым и кровоподтеком. Ее красная кровь станет фиолетовой, и вид ее утратит прелесть. Эл надеялась, что такой эффект подействует на гостей устрашающе.

Зверь наблюдал за ней с упорством любопытного ребенка. Он слопал камни, улегся на берегу в одной позе и занимался только наблюдениями. С момента, как она стала чувствовать взгляд, процедуры можно прекратить, она поднялась и стала одеваться. Она набрала воды в плоский небольшой сосуд, достала кусочек камня, собралась растворить в воде, но вспомнила, что это не третий мир, камень и вода есть, но раствора не получиться. Зверя привлекло это действие, он поднялся, подошел и осмысленно осмотрел сосуд и камень. Он несколько раз перевел взгляд с одного на другое, его морда выразила озабоченность. Эл хихикнула.

— Нет. Этого не произойдет, — подтвердила она. — Давай-ка, я надену сапоги. Пора делом заниматься. Верни мне оружие. Оно осталось на уступе.

Зверь с равнодушием отвернулся.

— Я должна, как минимум, выдворить их отсюда. Я не могу на них настроиться, временно. С тобой или без тебя, я справлюсь с ними. Мне нужно это оружие.

— Фыф.

— Я найду уступ.

Эл отошла от воды, для первого перемещения нужен настрой. Тут она остановилась и обернулась.

— Я понимаю, что ты ошибся. Рада, что до тебя дошло... Ах, ошиблась. Ты, значит, дама. Извини, я знавала одного из ваших, но в подробности не вдавалась...Он сам меня нашел, как ты, но сил меня лишил другой великий... Как это я должна уйти отсюда? Здесь пятерка браконьеров... Очень даже нужна. Я останусь...... Какой смысл лишать меня силы, если я пришла на помощь... Меня привела сюда шкура. Такая, как твоя. Ты знаешь, кто ее добыл на охоте?... Да, я одна из тех, кто однажды странствовал по этому миру...... Да, первая трагедия относится к тем временам...... Я на вас не охочусь...... Охота ради забавы мне противна... Я не ем животных, только если речь идет о моей жизни...... Тебе известно кто я?... Причем здесь мое положение?

Обе умолкли. На вид ее новая знакомая не отличалась от ее давнего друга, правда тогда она не интересовалась, есть ли у него сородичи и имеют ли они пол.

— Вы передаете узнанное друг другу? — спросила Эл.

Ответ стал откровением. Лапа легла Эл на грудь, и она увидела себя времен состязаний наследников. Таким видел ее зверь, первый знакомый из этого вида. Бледность, взгляд отрешенный. В этом облике Эл уловила что-то неземное, легкое как сияние, что окружало ее. Ее отражение что-то говорило, жестикулировало. В движениях не было силы, были легкость и обаяние. А потом возникла она же, лежащая на уступе, что-то бормоча. Потом отражение повернулась. Тогда Эл ощутила разницу. В новом отражении читалась сила, взгляд был строгим и холодным, как у Кикхи когда-то. В нем сквозила самоуверенность. Ее окутывал огненный ореол, а не прежнее легкое сияние.

Видение исчезло.

— Большая разница. Я понимаю, — согласилась она. — Это плата за обитание здесь. Я пришла другой и действительно не знала бы разницы. Там была Эл, а теперь дочь владыки...... Что значит, не так? Я не его дочь.

В ответ Эл увидела Фьюлу.

— Она. Да, она его дочь. А я? Ты можешь сказать кто я?... Я бы с радостью навела справки о себе, если бы знала, у кого спросить... Не станешь показывать, потому что я стану вам врагом? Никогда.

Эл снова увидела себя в двух ипостасях. Намек прозрачен.

— Ты считаешь, что я изменюсь...... Изменюсь непременно...... Это потом. А сейчас союз между нами не возможен?... Я — враг? Ты не убила меня... Потому что пока я ничего вам не сделала... Кто-то из моего рода на вас охотился. Я помню одну мою беседу с братом.

Эл впервые назвала Кикху братом, и собственное признание смутило ее. Она уже поставила себя на один уровень с ним.

— Фыф, — презрительно прозвучало в подтверждение ее мыслям.

Эл кивнула.

— Знаешь, мне сейчас не до чувств. Если я стану анализировать себя, я не сделаю то, зачем пришла. Я тоже упряма. Меч я верну. Я не хотела бы ссориться, наоборот, буду рада союзнику... Поможешь найти? Отлично... Наблюдай, если интересно.

Зверь внезапно пропала, прямо на глазах, потом появилась снова. У ног Эл теперь лежали ножны.

— Значит, мы договорились. — Эл наклонилась, чтобы поднять оружие. Лапа накрыла его раньше. — Поклясться? Клянусь, что никогда не стану охотиться ни на одного из вас... По приказу или без приказа, мне в голову не придет такое. Ручаюсь.

* * *

— Куда она зашла? Я не могу ее увидеть. Смин — опытный охотник, не новичок, как Пин, если мы и ее лишимся, то не оправдаемся перед ее отцом и дядей. В ее пропаже обвинят нас и припишут этому политическую окраску, — рассуждал молодой жрец храма владыки.

Охота перестала быть удовольствием. Два дня назад курсант Пин был сожран хищником еще до наступления темноты. Смин, которая была его наставником, расстроенная до злобы этим обстоятельством решила отомстить и поохотиться в одиночку на опасного хищника днем, пока он мог спать в берлоге. Их осталось трое: жрец храма по имени Исмари, стрелок Бадараси, и жених Смин — Кумон. Ему-то и отвечал жрец. Его товарищ тревожился о будущей супруге. Эту охоту они приурочили к свадьбе. Смин — женщина самостоятельная, потеря курсанта раззадорила ее, и Кумон согласился с ее доводами, отпустил одну. Она обещала найти логово и вернуться до заката. Вот наступил новый день, опознавательные сигналы не работали с середины ночи. Кумон проклинал себя за беспечность. Исмари прибег к своему опыту жреца, но видел только свечение, соответствовавшее тому, что Смин жива.

Страдания жениха не занимали Исмари, исчезновение женщины его никогда бы не озаботило. Смин — дочь высокопоставленного чиновника, а дядя наставник в его храме. Ему лично придется отчитываться за неудачную охоту. Старое поколение не разделяло этой забавы, в них жил религиозный страх перед могуществом владыки. Но с тех пор, как открыли энергию дверей, посещение миров перестало быть храмовым таинством возвышенным и запретным. Исмари был убежден, что доживет до времен, когда сменится поколение, и они — новые правители мира, к которым по рангу он будет принадлежать, -станут править всеми мирами. Он не любил охоту, считая эту забаву тренировкой нервов хорошей для самомнения и плохой для пользы правления. От посещений миров он не отказывался, поскольку предпочитал знать их не по книгам и видениям, а по личному опыту. Так Исмари оказался в компании охотников, сам не будучи охотником. Он не прочь тренироваться в стрельбе и ловкости, это полезно телу. Он не стал убивать животных потому, что его компаньоны изменили заранее оговоренную тактику охоты и кинулись бить столпившееся стадо. Их забавляло такое везение.

Пин по молодости сильно испачкался в крови. Он гордился этим обстоятельством, считая, что так он смотрится мужественно. Бедолага не учел, что запах мог бы произвести хорошее впечатление на таких же, как он, курсантов, но в этом мире он стал причиной его смерти, сделав его добычей. Как не предупреждали его, он не нанес на одежду уничтожитель запаха, поскольку через систему искусственного дыхания он его не чувствовал, анализатор зашкаливало, вызывая у Пина гордость бывалого охотника. Увещевания Смин не действовали, они вне службы, Пин относился к ней, как к сестре и шутил по поводу свадьбы, чем сердил Смин. Она ослабила наблюдение за ним, а потом готова была выть от отчаяния, когда отгоняла хищника от останков тела. Зверь сбежал, что ввело Смин в пыл погони.

Кумон не смог уговорить осторожного Бадараси приступить к поискам. Стрелок отказался, опыт старого охотника подсказывал, что Смин ждала участь ее ученика. Половина слов Исмари была адресована стрелку. Но Бадараси сидел на своем камне, перебирая добытые кости, жилы и куски шкур. Кумон стал доказывать ему, что стрелок не прав, что он сомневается в своих силах. Исмари улыбнулся про себя этому методу. Кумон был легионером его высочества правителя. Намеки на трусость в ходу лощеных легионеров, которые покидают столицу ради развлечений, а для полевого бойца Бадараси, которого унижали с малолетства, намеки, что дыхание ветра. Бадараси задал Кумону вопрос, который Исмари счел умным:

— Кто убил первое животное?

— Я не думаю, что его убил кто-то. Оно сдохло само, — ответил разгоряченный Кумон.

— Охота была интересной. Жаль, что короткой. Я пришел охотиться. Если тебе нужна невеста — ищи ее сам. Мне скоро на службу, я обещал дочке шкуру для рукоделия. Искать Смин, будь она принцессой, — не моя забота.

— Я же не могу вызвать сюда легион.

— Твоя Смин не стоит вызова легиона. Она, конечно, не воин, но она не такая глупая — в пасть хищнику не полезет. Могло случиться другое. Ее настиг тот, кто убил первое животное, а бойня была ловушкой. Тогда легион не поможет.

— Что за бред. Здесь не может быть других. Сейчас сезон отдыха, а не охоты. Ты ничего не смыслишь в развлечениях. Я собирал всех, кто желал бы охотиться, ради Смин, вы были теми, кто откликнулся. Мы хотели большую охоту, а потом большую свадьбу.

"Ни того, ни другого", — подумал Исмари. Бадараси посмотрел на жреца, жрец догадался, что стрелок думает так же.

— Она жива, — сказал Исмари.

Кумон подошел к нему с почтением. Легионеру еще не изменила вера, но скоро он будет валяться у него в ногах, если стрелок надумает уйти обратно один. Кумон сильный, но ночь в горах в одиночку ему не пережить. Исмари предвкушал, что так будет. Он назначит вознаграждение за помощь. Кумон не откажет подарить первенца храму. Исмари счел, что достаточно пары ночей, и Кумон безропотно сдастся на его милость. Совсем иное, если прав чуткий Бадараси, если есть соперники. Найдутся политические силы, которые против союза легиона и разведки. Смин не любит смешивать личные отношения и службу, Исмари уже просил ее однажды и получил категорический отказ. Имея в храме ее первенца можно диктовать ей условия и легиону, и разведке в лице родителей. Если их заманили в ловушку, как полагает стрелок, то разумно предоставить Кумону, искать невесту в одиночку, пока он не выбьется из сил.

— Ты видел ее? — спросил Кумон.

— Нет. Я знаю, что она жива. Просто знаю.

— А другие? Ты видишь других?

— Я немного устал. Этот мир не дает хорошего зрения. Она жива.

* * *

Смин пришла в себя от холодных прикосновений. Ее лицо горело, а дышала она словно в огненной пустыне. Смин открыла глаза. Холодные касания принадлежали странному существу с серой кожей. Смин различила очертания предмета похожего на подошву.

— На меня напал хищник?

— Нет. Я, — раздалась рядом пара четких слов. Смин пришла в себя окончательно, потому что поняла, что слышит их не через аппарат, скорее они звучали эхом в ее голове.

Она лежала ничком, села слишком быстро, поэтому потеряла ориентацию.

— Я не могу дышать, — с трудом выговорила она.

— Сиди ровно.

Смин послушалась, выровняла тело, дыхание восстановилось.

— Будешь заваливаться — пережмешь шланг.

— Что? — не поняла Смин.

— Хочешь дышать — сиди ровно.

Кто-то помог ей сесть более устойчиво, сделав это нарочито грубо. Так Смин поняла, что она крепко связана. В поле зрения возникла серая кожа в складках. Кто-то манипулировал визиром на шлеме, появилось нужное удаление. Теперь Смин могла увидеть нечто сновавшее рядом — это не хищник.

Двуногое, подобное ей самой существо, село напротив и скрестило ноги, охваченные примитивными сапогами с высоки голенищем. Само существование сапог в этом мире не выдерживало критики. Это дикарь из предыдущего мира. Смин успокоилась хоть тем, что это не хищник.

— Я напрасно. Я хуже хищника, — заявил голос в ее голове.

Смин рассмотрела лицо. Ей не понравился взгляд существа, два темных глаза были обрамлены воспаленными веками и пронизывали до дрожи. Смин перестала смотреть в глаза врагу и осмотрела одежду. То, что она приняла за кожу, оказалось тканью с плотным плетением нитей. Куртка была просторной, или ее носитель не подогнал одежду по размеру, одежда была охвачена перевязью и поясом. Перевязь крепила заплечные ножны. Смин рассмотрела рукоятку и застыла. Два темных глаза внимательно изучали ее, пока Смин осмысливала свое открытие.

— Кто ты? — задала вопрос Смин.

— Догадайся.

Смин сообразила, что достаточно думать, а не произносить слова. Она думала мгновение, а потом решилась на крик.

— А-а-а! — смогла выкрикнуть она. — Хр-р-рр!

Для вдоха не было воздуха, ее дыхательный аппарат перестал работать. Смин дернулась, потеряла равновесие. Фигура в сером приблизилась, уложила ее лицом вниз и Смин смогла вдохнуть. Потом она была возвращена в вертикальное положение, а потом ее силой поставила на ноги эта серая фигура, которая оказалась ниже ее ростом и мельче телом.

— Орать — бесполезно, — заключил мучитель. — Они не услышат тебя. Связь испорчена и система дыхания тоже. Дышать ты будешь, если я этого захочу. Вздумаешь брыкаться — перевязь затянет трубку. И все.

Смин скосилась. Трубкой называлась жила, которая соединяла клапан дыхательного аппарата с контроллером за спиной. Эта тварь превратила совершенное устройство в примитивный аппарат. Жилу она добыла из трупа тех животных, что они били на охоте. От омерзения Смин передернуло, она косилась на проводник воздуха и представляла, сколько мерзкой грязи уже осело у нее в дыхательной системе.

Ее поведение вызвало у врага веселье и восторги.

— А ты, оказывается, брезгуешь тем, на что охотишься. Я тебя разочарую, тебе и есть это придется.

Смин с трудом справилась с тошнотой, картина трапезы представилась так ярко, что Смин решила, что никогда не сможет съесть привычной пищи, так отвратительно рисовалась сцена, как она будет поедать труп животного.

А темные глаза смотрели то безжалостно, то с удовольствием.

— Я тебя научу природу уважать, — давясь от смеха, сказала Эл. — Ты желала найти берлогу с хищником, ты ее найдешь.

Толчками она погнала пленную по проходу между камней. Если та упиралась зажим дыхательной жилы гасил сопротивление. Эл подрезала путы и спихнула ее в трещину пинком.

Смин не разбилась благодаря амортизаторам костюма. Они же поставили ее на ноги. Еще Смин обнаружила, что путы больше не стягивают ее. Серый спихнул ее вниз и при этом успел развязать. Смин поняла, что имеет дело с существом достаточно подготовленным, оно владело навыками охоты.

Тут Смин услышала шорох наверху. Лохматая голова показалась у нижнего края трещины.

— Как здоровье? — услышала она фразу на родном наречии.

Голос был громким и звучным. Смин про себя выругалась. Пленившее ее существо могло оказаться наемником, который чтобы сойти за чужака закамуфлировал себя.

— Хочешь совет? Не пытайся что-то исправлять в системе дыхания, а то сдохнешь раньше, чем сюда придет долгожданная добыча. Удачной охоты!

Голова исчезла в трещине. Смин кинулась к стене, убежденная, что найдет выход и выберется наверх. Кто бы ни был обидчик, ему не уйти от мести.

Ее взяли в плен самым подлым образом, ударив так, что она лишилась способности двигаться. Она не заметила приближения врага, поскольку увлеклась выслеживанием хищника, она не рассчитывала, что тут есть другие охотники, не до добычи, а до шантажа. Смин предположила, что Кумон в поисках компании для охоты ославил мероприятие неосторожно широко. Врагам ее отца выгодно, чтобы она не вернулась. Она будет драться до конца и достойно, до последнего вздоха.

Смин не предполагала, что ее решимость растает быстро, скоро свет в проеме погас, наступила ночь. И тогда горы ожили, стали слышны завывания, которые гулом отзывались под сводами берлоги. Смин пережила страшные минуты, пока не уговорила себя, что она здесь для того, чтобы встретить смерть. Шорох сверху предвещал скорый конец, что-то шевелилось и ползло к ней. Она от страха вжалась в дно берлоги, тело задрожало. Как просто признать, что без оружия она бессильна перед мощным зверем. Никакая тренировка не поможет, если он крупней, ее слабая дыхательная система не выдержит схватки. Она решила, что лечь и отдаться смерти — самое правильное средство.

Когда оно набросилось на нее, Смин стала бешено сопротивляться, она старалась не кричать, чтобы не повредить дыхательную систему. Она извивалась, а потом совсем потеряла контроль. Время остановилось, казалось, что все происходит так медленно, что она не дождется быстрого конца, мучения затянулись. Битва была далеко неравной, противник крупный и ловкий, настоящее произведение этого мира. Ее тело сдалось под напором, зверю надоело играть с добычей, он лишил ее всякой способности сопротивляться, потом вцепился в горло, и Смин, дрогнув, затихла.

* * *

Она открыла глаза и удивилась, что дышит. Она явно обожгла дыхательную систему, гортань болела словно ей отсекли голову и приставили назад.

Она опять различила шуршание, скосилась, как могла. Опять серое тело. Она едва могла поднять голову, но разглядела, что серое существо лежит не далеко на боку, лицом к ней. У Смин не было сил ни подняться, ни издать звук. Она всматривалась в мутные черты лица. Это было лицо, синие разводы на скулах и под глазами исказили внешность. Сейчас глаза были закрыты. Смин смотрела и смотрела в лицо напротив, понемногу стали читаться черты. От дурноты или от неспособности нормально думать Смин решила, что лицо знакомо. Она продолжала рассматривать его. Потом ореол волос включился в общий образ лица. Смин опять поймала себя на мысли, что видела этот лик. Она подключила воображение, в таком состоянии оно работало удивительно. Она мысленно убрала синеву с лица, превратив его в равномерную маску. Это лицо подходило бы скульптуре. Гармоничные пропорции хорошо читались бы, если представить лицо маской.

Мысль донеслась как шквал.

— Я жива.

Маска напротив открыла глаза, и Смин вздрогнула. Вчерашняя ночь пробудила в ней способность пугаться. Случилось так, что готовность умереть уничтожила способность контроля эмоций. Смин едва сдерживала дрожь, от этого взгляда. Она отвела глаза первой, чтобы прекратить муку и самоунижение. Она боялась, боялась лица напротив, из образа статуи оно превратилось в лик врага. Лицо напротив закрыло глаза, шевельнуло челюстью и широко открыло рот, издав странный звук.

— А-у! — зевнула Эл.

Зевнув еще раз бесшумно, Эл села и запустила пальцы в шевелюру, почесывая голову, массируя вмятинку от камня, на котором покоилась ее голова. Она шевелила бровями, потом вытаскивала из волос мусор в виде какой-то трухи. Этот нехитрый туалет позволил ей проснуться. Она опять обратила внимание на ночную жертву. Мыслей она не читает, можно думать что угодно.

Этой ночью был разыгран жестокий, но поучительный спектакль. Главную роль жертвы исполнила ее пленница, а они с новой знакомой взяли на себя роль палачей. Зверь поиграла вволю. У Эл в памяти были живы картины ее шуточной борьбы с таким же зверем, тот был моложе и азартнее, зато менее изощрен в играх, потому Эл не получила большого числа шишек, а пару раз даже завалила его. Эту лохматую даму одолеть совсем непросто. Эл спустилась в пещеру вместе с ней, но скоро отстранилась от борьбы, следя только, чтобы урон был поправим. Наигралась зверушка не скоро, раза четыре Эл старалась деликатно оттащить ее от тела, даже потеря добычей ориентации и способности сопротивляться не остановила ее задор. Эл ожидала утра, чтобы осмотреть тело, и даже сомневалась, что женщина выживет, после ночного развлечения лохматой сообщницы. С рассветом забава прекратилась, тело извлекли из берлоги. Злоумышленницы на том простились.

Пленная осознала, что жива, скоро сообразит, что дышит без своего аппарата, что ее костюм порван, что ее тело покрылось пятнами. Эл веселило ее положение, она не сердилась, как вчера. Эл твердо знала, что ее пленница не умрет, пока находится рядом с ней, но знать ей о том не нужно. Эл создала прочный образ врага, собираясь выдерживать свое поведение в том же русле.

Тем временем Смин пыталась шевелиться, она не ощущала боли от ран, она не чувствовала поверхности под собой, движение давалось с трудом. Она продолжала следить за обладателем высоких сапог. Теперь она заключила, что он молод, он двигался легко и стоял, как стоят сильные. Он не снял оружия из-за спины. Он здесь, она жива. Чем кончилась ночь? Где хищник? От воспоминаний у нее похолодело лицо, а потом тело, потом ее кидало то в холод, то в жар. Быть может, это преддверие агонии. Поскольку тело не подчинялось ей, то оно истерзано, а она умирает медленно. Враг наслаждается видом смерти. Следом пришло чувство унижения. Она никогда не рисовала себе картин собственной смерти. Жрецы говорили, что так поступать глупо по отношению к себе. Будто бы владыка удовлетворит мечтателя, если решит прекратить его жизнь раньше времени. Лучше бы она нарисовала себе красивую сцену конца. Смин закрыла глаза, вдруг это существо прочтет ее чувства.

— Тебя разыщут. За меня отомстят, — с хрипом, едва слышно выдохнула она.

— Ложное утверждение, — раздалось рядом. — Хватит убиваться по себе. Ты пока не умрешь.

— Пока?

— Пока.

— Мразь, ты намереваешься управлять моей жизнью.

— Да я не намереваюсь. Я управляю. С успехом.

— Перестань издеваться и унижать. Убей.

— Достойной смерти ты не заслуживаешь.

— Почему я живу?

— Мне наскучило развлекаться, зверю ты не пища, поиграл и бросил. Как думаешь, твои сообщники потащат тебя назад?

Смин еще сильней закрыла глаза. Нет. Нет. Кумон нес бы ее назад, он спасал бы будущую жену. Жрец и стрелок бросили бы, как никто не присмотрел за мальчиком. Они могли силой заставить его отмыть запах, если бы все так решили.

— Не потащат, — прозвучало рядом безжалостное заключение. — Жрец собирается торговаться, а стрелок отказал твоему жениху в поисках. Они ждут еще сутки и уйдут.

— Они уйдут, — выдохнула Смин.

— Хм. Это мне решать.

— Кто ты?

— Я ваш кошмар, — прошептал голос врага.

— Я тебя не боюсь. Я капитан космической разведки. Мне не страшна смерть.

Эл села рядом и подняла брови.

— Как интересно. Давно спустилась с неба?

— Ты знаешь, что такое небо?

— Оно у меня над головой.

— В этом мире нет звезд, — возразила Смин.

— Какое заблуждение.

Смин старалась снова всмотреться в лицо. Лицо приблизилось, потом удалилось, потом повернулось профилем.

— Тебе какой ракурс показать? — спросил веселый голос.

— Кто ты? — повторила Смин.

— Я — капитан космической разведки, — повторил ее враг.

— Тебя кто-то послал.

— Точно. Жители третьего мира просили избавить их от вашего присутствия.

— Тупые недоумки.

— Обдумывай выражения. Есть хочешь?

Смин почувствовала приступ голода, едва была упомянута еда. Серое существо сунуло руку за ближайший камень и вытащило оттуда обещанный кусок мяса.

— Ты будешь это есть?

Смин взвыла от ярости, у нее появилась сила. Она совершила отчаянный рывок в сторону врага. Сапоги отскочили в сторону, Смин растянулась на животе, так она смогла увидеть свои руки в разорванных рукавах.

— А! — вскрикнула она и захлебнулась потоком обжигающего воздуха. Так Смин обнаружила, что полураздета, кожа в пятнах и царапинах, костюм истерзан, дышит она местным жутким воздухом.

Фигура в сером встала над ней и помахала мерзким куском мяса.

— Так что у нас с завтраком?

Тело Смин конвульсивно дернулось, ей удалось сесть и схватить обидчика за ногу. В ответ она получила удар коленом в лоб. Она упала на спину.

— Силы побереги. Тебе скоро своими ногами догонять друзей.

— Ты отпустишь меня?

— Не прозвучало: "отпущу", прозвучало: "догонять".

— Я не понимаю тебя. За меня отомстят. Мой отец......

— Мне совершенно безразлично кто твой отец, если не сказать еще грубее. Это последняя охота — вот что тебе придется понять. Если поймешь, то я оставлю тебя жить, если не поймешь быть тебе пищей, а чтобы доказать это на примере я сделаю кое-что.

Эл достала сосудик с кровью убитого животного и облила пленницу, щедро по всему телу.

Запах ударил в ноздри. Эл кашлянула и стала отходить. Охотница представляла из себя жалкое зрелище. Она стала метаться между камнями, ползала в поисках укрытия, потому что не верила, что может встать. Эл достала из-за камней заготовленный заранее лук и стрелы из кости, осталось дождаться начала представления.

Пара животных грузно спустилась со скал, следом пришли еще. Пленная с воплями отползала от них, когда же сообразила, что стоит от страха на ногах, стала метаться от одного к другому. Ей было не известно, что эти животные не хищники, их привлекает только запах убитого сородича, что они просто затопчут ее, когда на пятачке между скал им станет трудно развернуться.

Эл решила не доводить женщину до безумия. Когда животных стало десятка два Эл вышла на площадку и, лавируя между ними, подошла к женщине. Взгляд той был полон мольбы о помощи. Эл издала стонущий звук, животные повернулись к ней мордами. Эл натянула лук.

— Прочь! Я не жажду вашей смерти! Прочь!

Она повторяла приказ грозным тоном, переходя на рычание. Звери жались к стенам и отходили. Эл подтолкнула женщину к скале.

— Лезь на уступ!

Смин не решалась повернуться спиной ни к отходившим от них зверям, ни к серому существу. Перед животными она испытала беспомощный страх, а перед своим мучителем ужас, граничащий с поклонением.

— Наверх, — повторила серая фигура.

Стрела врезалась в камень над головой одного животного, возникла толкотня. Эл успела подтолкнуть женщину повыше, прыгнула следом на уступ, чтобы ее не зацепило испуганное животное. Потом она вскарабкалась к женщине, которая забыла ненависть и помогла ей залезть на уступ.

— Крепко держи мою руку, — приказала Эл.

Женщина вцепилась в кисть, как в спасение.

Это был первый опыт перемещения в этом мире в паре с кем-то. Эл чувствовала себя, словно ее стукнули по затылку, мир немного качался. Они обе оказались на берегу озерца, Эл, казалось, что она не устоит на ногах, поэтому она оттолкнула от себя женщину, та не удержалась равновесия и упала в воду, поднимая сноп брызг. Крик, поднятый ею, был предвестием истерики. Она кричала, переходя на хрип, била по воде руками, пугаясь своего отражения, но не сообразила выйти из воды. Она выкрикивала невнятные фразы. Эл ничего не оставалось, как вытащить ее обратно на берег, там она не смела сесть, вертелась на месте ожидая нового нападения, из последних сил выкрикивая что-то. Эл прошлась по берегу, умыла лицо водой, сделал пару глотков на глазах у женщины. Она реагировала на действия Эл, как на попытку самоубийства, ее била дрожь.

Эл присела на камень и наблюдала. Жалость ее не посетила. Увы. Урок еще не закончен, в запасе у Эл оставалось рискованное испытание, для этого команду придется воссоединить.

Женщина замерла на одном месте и неотрывно смотрела на Эл.

— Сиди здесь. Я вернусь.

Эл поднялась и исчезла, вернулась к зверю.

Ее сообщница в ленивой позе лежала среди камней. Эл приблизилась, села рядом.

— Не могу сердиться долго, — с усмешкой сказала она. — Сейчас она, поди, ринулась бежать с озера. Если осмелиться, конечно. Что смотришь укоризненно? Я ее только пугала для видимости, а ты растрепала ей одежду, сейчас она покрывается пятнами, травится местным воздухом и пребывает в истерике. Не зря я пиратствовала. Мне ее не жаль. А мы с ней коллеги, между прочим. Космическая разведка. Хм. Абсурд какой-то. Чудовищная затея. А как там троица?... Не ищут... Странно. Я ради издевательства сказала, что они не будут ее искать. Пожалуй, рано ее возвращать.

В ответ раздалось пыхтение.

— А мне приятно изображать гения возмездия? Будь моя воля, я бы просто не пропустила сюда никого. Закрыла бы все проходы. Им известна энергия дверей, они находят аномалии пространства с помощью приборов. У меня способность находить двери и проходить в них, но контролировать эту силу я не умею, так же как энергию дверей... Ты можешь?!... Владыка вас создал хранителями дверей?... Сколько вас?... Тайна? Я служу владыке... Как это я служу не тому. Он один... Хорошо, я не буду расспрашивать.

Эл посмотрела на зверя. Не удержалась и потрепала ее по холке.

— Фыф!

— Я вызываю у тебя отвращение? Не могу с тобой не согласиться. Я не похожа на Эл, которая пришла сюда в первый раз... Я не могу уйти, я дала обещание... Моему наставнику, он из мира людей... Нет. Не обман. Он умер. Ушел... Откуда тебе знать, кто был тот старик... Это не мог быть владыка!...

Вместо ответа могучая лапа легла Эл на грудь и череда видений, отрывков ее прошлого, замелькала, но в ином свете. Представления Эл перевернулись с ног на голову, она увидела много особенностей, словно с глаз сняли завесу иллюзий.

— Он?!!

В ответ раздалось презрительное:

— Фыф!

— Ты с ума меня сведешь... Этот не владыка. Тот владыка. Эта дверь. Не эта дверь. Я другая... Я путаюсь, я не бог... Кто бы слышал... Да. Я не умею вас различать. Не отличаю вас друг от друга. Девочки от мальчика. Ты второй экземпляр, который я вообще вижу. А характеры у вас одинаковые.

— Фыф!

Они не общались какое-то время, сидели рядом. Сердитая Эл не смотрела на зверя, какой прок смотреть, если от тебя с презрением отворачиваются.

Слабый толчок в бок стал знаком примирения. Эл обернулась, два глаза глядели вопросительно.

— Что я могу? Это единоразовая мера. Максимум что могу — устроить им показательную трепку и выдворить отсюда. В другом мире они очнуться, наберутся сил. Это наихудший вариант. Придут другие. Я не могу тут поселиться и пугать каждого. Мне не известны особенности их цивилизации. Если нашли один способ, значит, уже способны изобрести другой... Я это знаю, потому что повидала много развитых существ, разных культур, много чего... Я знаю... Откуда ты столько знаешь? Я готова поверить, что ты существуешь сначала времен... Хм. Почти... Я глубоко раскаиваюсь, что не проявляю уважения. Я испорченная, злая, самонадеянная и невежественная... А. Я просто невежественная. Спасибо. Предлагаю вернуться к проблеме. — Два глаза продолжали внимательно ее изучать. — У меня есть предположение, что существуют, я бы сказала, независимые проходы. Если из этого мира можно оказаться сразу в четвертом, минуя третий, то есть возможность выкинуть их отсюда с большим эффектом. Так чтобы включилось воображение, страх и ужас. А страх заразителен, как инфекция. Сюда приходят немногие, те кто уверен в своем могуществе. Если испугаются они, испугаются и более слабые... Ты предлагаешь помощь?... Отрезать их от дверей. И найти проход прямиком в их мир. Поскольку я едва осваиваюсь с таким искусством, мне необходима посторонняя помощь... Твоя... Вашего сообщества? Что я слышу? А кто говорил, что я — враг... Вам нужно обсудить план между собой?... Будет по-моему? Вот так просто... Да, у меня есть способ их испугать. Я сделаю еще одну попытку. Не удалось в прошлый раз, может, повезет теперь... Я делаю это ради других, эта уверенность удваивает силы... Мне вернуться к озеру? Водяное полотно? Точнее, я не совсем понимаю...

Лапа легла на грудь. Эл замерла, а потом отскочила от зверя.

— Я не могу. Я не стану так поступать. Я сама не знаю, на что способна в таком состоянии...

— Фыф.

Эл прорычала в ответ с недовольством.

— Я тебя слушаюсь... Нет, я не думаю, что у тебя намерение навредить мне... Договорились. Твоя задача — двери, моя — страх.

* * *

У озера ее ждала неожиданность. Пленница не сбежала. Она сидела на другом камне, дальше от воды. Она увидела Эл, испугалась, а потом кинулась к ней. Она распростерлась у ног и молила:

— Спаси меня. Молю тебя. Кто бы ты ни был. Требуй чего угодно, я все исполню. Спаси меня.

Эл присела на корточки и ответила:

— Охота не удалась, и ты готова приносить жертвы. В виде кого?

Смин услышала странные ноты в певучем голосе. Серое существо испытывало ее, смеялось над ней. Смин задумывалась о том, что она может принести в жертву, чтобы умилостивить его, но прозвучал вопрос: "кого?".

— Почему ты не ушла? — спросил голос сверху.

— Я не знаю. Я не знаю, где я.

— Хм. Без этого ты не умеешь тут жить?

Смин осмелилась посмотреть на мучителя. Его кисть ловко играла ее личным навигатором, а на предплечье той же руки были намотаны остатки ее систем связи, как трофей. Она видела врага ближе, чем в мгновения пробуждения после кошмара ночи, тогда при нем не было ее вещей, они появились недавно. Смин опустила взгляд. Перед глазами то же сапог, пошитый грубо, испачканный кровью и пылью, порезанный в одном месте, напомнил ей, что рядом обитатель непонятно какого мира, только не этого.

— Кто ты? — снова вырвался вопрос, не дававший Смин покоя. — Я знаю твое лицо, или мне кажется, что я знаю его. Что в тебе такого, что я тебя боюсь?

— Я — охотник, ты — добыча. Добыче полагается бояться.

— Что ты сделаешь со мной?

— Будет зависеть от того, какие жертвы ты решила принести. Кто умрет вместо тебя?

— Зачем? За что?

— За убийство. Без малого три десятка живых тварей полегло при простой утехе. Кто оплатит долг этому миру? Одного не достаточно.

— Пин. Ты знаешь о нем?

— Разумеется. Если ты полагаешь, что он жертва в уплату долга, то забудь о нем. Если он жертва, то собственных гордыни и глупости. Он не в счет. Кто умрет вместо тебя из вас четверых?

— Ты знаешь, где другие?

— Конечно. Я решу твою судьбу, а потом займусь ими.

— Ты не можешь знать! — выкрикнула Смин, но некое необъяснимое чувство подсказало, что враг знает.

— Со стрелком будет совсем не трудно, он уже покинул компанию и решил в одиночку, — Эл особенно выделила это слово, — вернуться назад. После нашей встречи, он забудется навсегда.

— Пусть будет он! Пусть жертвой будет он! — опять закричала Смин.

— Какое простое решение. Правда? Тебе приходилось убивать таких же, как ты? Кроме глупого Пина, конечно.

— Это дикость — убивать подобных себе. Именем владыки, на уничтожение себе подобных — строгий запрет.

— Но у вас есть люди войны, и жажда убийства горит в вас ровным огнем. А ты думала о владыке, когда убивала животных, и сейчас, когда назначила Бадараси жертвой?

— Я не убивала Пина. А Бадараси тебе не победить. Он победит тебя.

Эл достала из сумки горстку мелких предметов.

— Кажется, это позволит тебе обрести жениха. Попытайся, вдруг он явится за тобой. Не советую далеко уходить от озера. Это единственной место в округе, которое не посещают хищники, по известной только мне причине. Жертва принесена, ты мне более не интересна. Но если твои сообщники по пути сюда убьют еще кого-нибудь, пощады не будет никому. Быть может, Бадараси будет рад скорому избавлению и благодарен тебе за услугу.

Смин лихорадочно подбирала остатки системы связи и прятала в дыры на одежде.

— Вот! Он работает. Они придут ко мне. На мой зов. Они накажут...

Смин поняла, что угрозы сыплются в пустоту, рядом никого нет.

— Глава 5 Изгнание

Бадараси искал дверь четвертые сутки, навигатор много раз показывал направление, но ни одной двери Бадараси так и не нашел. Пища кончилась, к середине четвертого дня он сообразил, что за ним идет слежка. Незримый спутник крался следом. Бадараси бросил поиски дверей, и остаток дня старался понять, где преследователь. Он наблюдал опытным глазом бойца, но противник был хитрее. К закату обозленный Бадараси крикнул в скалы:

— Ты есть! Я знаю! Покажись! Я сражусь с тобой!

Ночь он прожил в напряжении. Утром, едва стихли ночные завывания, злой, голодный и готовый убить любого встречного он вышел в большую долину. По пологим склонам бродили животные, их было несчетное количество. Бадараси отступил. Чтобы не встречаться с ними он повернул назад и увидел за спиной преследователя. Двуногий объект следовал за ним неторопливо, перескакивая с камня на камень чуть выше его дороги. Замеченный остановился, сел на камень и уставился на Бадараси, бросая вызов.

Стрелок быстро преодолел расстояние, ему осталось сделать шага три-четыре, он остановился, потому что вид незнакомца озадачил его. Это не дикарь, одет в неопределимом сочетании, такой формы одежды Бадараси прежде не знал. Из-за плеча торчала странная рукоятка. Этим оружием пользовались в мире примитивных, но едва ли его обладатель оттуда. Взгляда Бадараси упал на пластину ключа.

Эл рассматривала тонкую пластинку серого метала, размером с ее указательный палец. Один край пластины был неровный с тонкими зазубринами, а другой был гладким и прямым. Значки покрывали обе стороны пластины, знаки на обеих сторонах были похожи, но располагались в разном порядке. Эл вертела это чудо техники в руках.

— И этим вы открываете двери. Хорошо придумано.

Этот был крепче недавней пленницы, не только физически, но и морально. К тому же он был уверен, что пропажа женщины связана с третьей силой из его мира. Иной версии у него не возникло за время скитаний. Он желал уйти, но не мог отыскать направление к двери. О том позаботилась ее знакомая зверушка или кто-нибудь из ее сородичей, Эл было все равно. Она следила за ним последние сутки. Ей понравилось, что он быстро заметил слежку. И пока она не придумала, как вызвать в нем смятение, сомнение или страх. Начни его убивать, он их не испытает.

— Знаешь, чей он? — спросила она и потрясла пластинкой.

— Как ты разговариваешь? — Он заметил, что незнакомец шевелит губами невпопад звукам, которые произносит. — Ты как жрецы умеешь говорить мыслями?

— А ты из тех, кто верит в то, что видит, — прозвучал ответ, а странный преследователь не произнес не звука.

— Ты не из наших, — заключил Бадараси.

— Смотря кого считать вашими. Я хранитель этого мира, болван. А ты тот, кто нарушает его законы.

— Хранитель. Не слыхал о таком, — возразил Бадараси. — Откуда у тебя ключ? Подозреваю, что это ты прикончил Смин.

— Так ее звали Смин. Я потребовал от нее жертву за убийство. Она назвала тебя. Ты станешь жертвой. Сзади стадо, которое тебя раздавит.

Его удалось удивить, Эл смаковала его растерянность.

— Почему она назвала меня? — удивился он.

— Умирать не хотела.

— Хм. Кто она такая, чтобы назначать меня жертвой? — возмутился он. — Я не верю ни во владыку, ни в каких-то там хранителей, ни в жертвы. Пусть верят жрецы.

— Напрасно не веришь.

— Я никогда не видел ни владыку, ни кого кто видел бы его. Говорят, он нас боится. Мы превзошли его в знании.

— Примитивное выказывание. Ты оскорбляешь мой слух. Поэтому я продлю твою жизнь настолько, чтобы ты поверил. Поверишь — останешься жить.

Бадараси почувствовал, как тело перестает его слушать, он показался сам себе очень тяжелым. Он еще раз внимательно посмотрел на сидевшего на камне наглеца, а у того в руках оказался яркий шарик, как вспышка света. Шарик полетел в него. Бадараси не смог увернуться, тело не послушалось. Шарик угодил Бадараси в грудь, и мелкие искры рассыпались по ткани его костюма. Бадараси ощутил сразу множество запахов. Потом ему в лицо угодил комок мерзкой жижи и растекся по маске. Бадараси стал очищать визир и дыхательную маску. Он не ожидал, что преследователь перейдет от слов к делу, и пожалел, что не сделал попытки убить его. Действительно, почему?

Последовала атака, Бадараси получил пинок в бок, и упал с камня, на котором стоял. Потом он был обезоружен и толчками выгнан в долину. Он не мог сопротивляться, разряд вывел из строя защиту костюма, удары были точными и болезненными, а потом со знанием дела его враг повредил дыхательную систему, Бадараси понял это, как только упал в очередной раз на спину и не смог правильно дышать. На открытом месте он сумел подняться и был готов оказать сопротивление, но противник исчез.

Эл уходила из долины не оглядываясь, слышала, как поднимается рев за спиной. Скоро этому гордецу будет преподан урок. Едва ли он кинется в погоню, потому что сам станет объектом погони. Он сильный, если он сможет удрать по горам от этого стада, то его найдут другие, нюх у этого вида невероятный. Пару дней охотник проведет в бегах, а если выживет, то и разговор будет другим.

* * *

Кумон заметил Смин первым, она брела им навстречу. Это могла быть только Смин, они не нашли в округе иных живых существ. Этот район точно вымер. Уже сутки они не слышали ночного воя. Некое наитие вывело их к ней. В этой встрече виделось Кумону нечто мистическое. Первые мгновения он всматривался и не верил себе, но им навстречу шла она, он знал хорошо ее походку и эту манеру держать голову. Она явилась в жалком виде, едва он пригляделся, испытал неприязнь. Зрелище неприятное. Ее одежда разорвана, маски нет. Лицо он узнал с трудом, оно распухло, изменило цвет, из дыр костюма виднелось тело в пятнах.

Кумон посмотрел на жреца. Исмари разглядывал Смин с интересом ученого, совсем бесстрастно.

— Я всегда догадывался, что тут можно выжить без нашей защиты. Вопрос в последствиях. Ее тело отравлено, — спокойно сказал он.

Кумон подошел к Смин первым. Она хотела прижаться к нему, но он не сдержал неприязни и отшатнулся от нее.

— Нужно немедленно найти проход, в другом мире ей станет немного лучше, — рассуждал жрец. — У нас некоторая потеря ориентации. Я наметил двери, но сейчас их нет на месте. Присутствует элемент блуждания. Я попытаюсь рассчитать дрейф.

Смин тупо смотрела на него.

— Где Бадараси? — спросила она тихо и хрипло.

— Он ушел. Назад, — ответил Кумон.

— Он умрет. Он убьет его.

Жрец приблизился к ней, посмотрел оценивающе, заглянул за спину.

— На тебя напали? — спросил он.

— Да, — выдохнула Смин. — Он хотел жертву. Я назвала Бадараси.

— Опиши его. Какой он?

— У меня нет сил. Я не осталась там. Там страшно.

— Он тебя отпустил?

Смин не ответила, она очнулась от оцепенения и схватила Кумона за руку.

— Вы убили кого-нибудь? Животное?

— Нет. Еда сегодня кончилась. Пока мы ищем дверь, нам придется голодать, — отвечал Кумон, отходя от нее, но Смин шла следом.

— Лучше голодать, чем встретить его. Он грозил убить нас, если мы еще кого-нибудь убьем, — с испугом говорила она.

Кумон силой высвободил руку. Ему становилось все неприятнее ее присутствие.

— И кто он такой? Он порвал твою одежду? Избил тебя? Почему ты жива? — спрашивал он.

— Да. Расскажи, как ты прожила эти дни, — с любопытством попросил Исмари.

— Я не жила, я умирала. С того момента, как увидела его. Животные его слушают. Он повелевает ими. Он вселяет ужас и повиновение, — отвечала она.

— Опиши его, — снова попросил Исмари.

— Он похож на духа этого мира, и он как живой. Он прикасался ко мне. Он сильный. У него лик статуи, страшный лик.

— Смин, ты бредишь. Здесь нет таких, как мы, — возразил Кумон.

— Здесь даже зверей нет. А он есть, — убеждала она.

— Тебя терзал зверь?

— Он хуже зверя. Он — охотиться за нами, — с дрожью в голосе говорила Смин.

— Кажется, Бадараси верно сказал, за нами по пятам кто-то шел, — заключил Кумон. — Не будем ее мучить. Вид у нее жалкий. Нам нужно помочь ей.

— У меня есть настой. Я дам ей отпить, но едва ли он поможет ей при таком отравлении. Тебе следует немедленно принять решение, Кумон.

— Мы возвращаемся. Она может идти. Пойдет сама. Я не брошу ее тут. Ищи дверь, — резко ответил Кумон.

— Я пытаюсь, мне необходимо время. Пусть она отдыхает, потом мы допросим ее. Мне хотелось бы описания этого повелителя зверей. Они не управляемы. Мне хочется иметь представление о том, кто осуществил над ними контроль, — равнодушно рассуждал жрец.

Они обсуждали способ поиска прохода, а Смин присела в паре шагов от них на камень и погрузилась в себя. Лицо стояло перед ее глазами так явственно, маска без пятен. Она отчетливо созерцала знакомые черты.

— Я знаю его, — шептала она. — Я знаю его.

Скоро жрец дал ей настой. Сознание стало яснее, черты лика становились расплывчатыми, пока они не превратились в очертания камней перед глазами. Тогда Смин подняла голову и поняла, что Кумон старается не смотреть на нее. Она посмотрела на обнаженную часть руки, где костюм был особенно порван. Мертвенные пятна покрывали кожу.

— Он убьет Бадараси. А что будет со мной? Скажи, Исмари, — спросила она.

Исмари подошел, присел рядом на камень, осмотрел пятна.

— Я не могу сказать. Если мы вовремя вернемся, храм займется излечением.

— Я выгляжу ужасно, — сказала она. — Но я дышу. Уже третий день я дышу. Мы сможем уйти, если никого не убьем.

— Если мы станем голодать, то ослабнем. Мы найдем пищу.

— Он запретил убивать.

— Тебе стало лучше, Смин?

— Не знаю. Я чувствую себя немного бодрее. Но я разбита, я повержена. Никогда не чувствовала себя беспомощной. Это унизительно, — говорила она.

— Он был похож на нас? Одет так же?

— О нет. Он одет, как дикарь. Он даже ниже меня ростом. У него на голове странные волосы. Они светлые, как наша желтая река, и так же кружатся. И лицо. У него лицо. — Смин пыталась руками показать форму, увлеклась и коснулась своего, водила рукой, нащупывая собственные черты. — Оно мне знакомо. У него сапоги и меч. Древний.

— Бедняжка Смин, скажи, что он был одет в серое. — Исмари недоверчиво улыбнулся.

— Да. Да. Серое. Я сначала думала, что на нем такая кожа.

— Оставь ее в покое, — вмешался Кумон. — Она переходит на бред. Мне неприятен ее вид и то, как она разговаривает, у нее некрасивый голос.

Исмари посмотрел с наигранной укоризной.

— Она твоя невеста. И вашего первенца ты обещал храму. Смин устала, но не бредит. Если она видела серого человека, то я тоже хочу его видеть. И если этот человек — женщина, то это худшее, что могло произойти. Мы отпустили Бадараси, что довольно глупо, потому что он единственный из нас, кто не верит во владыку и его слуг.

— Причем тут Бадараси и владыка! — рассердился Кумон, он бросил еще один взгляд на Смин и тихо добавил. — Я могу передумать жениться.

— Смин. Давай, восстановим картины твоих скитаний, — предложил жрец. — Как случилось, что вы повстречались? Расскажи мне. Тебе станет легче, переживания не будут терзать тебя с прежней силой, а я смогу составить представление о сером человеке. Начнем с того, могла ли она быть женщиной......

* * *

Озеро встретило ее приятным плеском воды. Подводная река нашла выход из камня на высоте трех ее ростов и падала ровным полотном, образуя водяное зеркало. Эл не бывала там, за стеной воды. Когда-то оттуда вышел Кикха напугав ее, а зверь тогда пришел в неистовую ярость и мгновенно лишил великого сил.

За стеной воды могла быть ниша или грот, где хорошо прятаться.

Эл смотрела на воду и размышляла: входить ли туда одетой или раздеться. В сапоги наберется вода, хуже нет ходить в мокрой одежде. Но с каких это пор она рассуждает по-девчачьи. Эл улыбнулась мыслям и шагнула в озеро. Плыть в мокрой одежде не удобно, и Эл пошла краем по колено в воде. Другого пути не было. По краям водопада спуску мешали два обрыва, какое рядом с ними дно Эл не помнила. Под ногами мелкий камень, дна не разглядеть из-за волнения. Эл обошла озерцо слева, цепляясь за край обрыва, она оставила правую руку свободной, чтобы дотянутся до меча. Ее преследовало чувство опасности, перемешанное с напряженным ожиданием грядущей перемены. Впервые в жизни ей придется осознанно сменить облик на тот, которого она боялась. Проще снова стать монстром вроде тех, что она видела раньше. Но зверь показал ей облик из зеркала, а водопад каким-то образом будет способствовать трансформации.

Полотно воды уже близко. Эл ощущала дрожь в коленях, когда шагнула под него, сильно зажмурила глаза и, нащупывая дно, перешагнула этот рубеж. Струи ударили по рукоятке меча и у Эл возникло чувство словно она зацепилась рукояткой за ветвь дерева такую упругую, что она способна опрокинуть ее на спину. Эл схватилась за рукоять и прижала ее крепко к плечу. За воротник словно потекла горячая струя воды. Эл присела от неожиданности и сделала рывок, преодолевая последнее сопротивление потока.

Теперь она открыла глаза. В сумраке она увидела грот похожий на тот, в котором приютила ее Милинда, место ложа занимал массивный камень, как пьедестал. Эл забралась на него и села передохнуть. Она выливала из сапог воду, не снимая их. Струи стекали с нее на камень. Эл не сразу заметила, что они не текут вниз, что поверхность камня впитывает их, и они тают на глазах. Эл выжала воду из рукава, наблюдая, как тает след на камне. Вода точно испарялась. Камень был прохладный. Эл отстегнула ножны, ей хотелось вытянуться на камне, она легла на спину, держа ножны в руке. Ей необходим отдых. Преследование, переходы, плохой сон, — и вот она уже не находит сил, чтобы встать. Здесь нет никого, никто не придет. Отдых.

Она перешла в сон. Рядом так же падала вода. Узкий поток ловил свет. Этот водопад она уже видела. Так же, во сне. Где и когда вспомнить трудно. Она огляделась. Ей предстоит шагнуть за пелену воды, но это потом. Скалы замыкали пространство в круг, с них свисали вьющиеся растения с листьями разнообразных оттенков. Эл вспомнила, что там за спиной есть проход, так можно войти в это заключенное в круг пространство. Там, снаружи скалы терракотовые и кажутся очень высокими, а отсюда они совсем не высоки. Так, стоя по колено в воде, она сопоставляла один сон с другим, одно видение с другим. В пространство терракотовых скал свалился Дмитрий, ему открылась эта дверь. Эл поискала его глазами и даже заметила шевеление за полотном воды. Она не питала иллюзий, здесь нет друга, нет Димки. Она вздохнула и пошла за границу падающей воды. Повторилось недавнее ощущение, когда по рукояти меча ударила вода. Снова она придержала ее рукой и шагнула с пустоту за водопадом. Тут картина менялась. В узком пространстве за стеной воды ее кто-то ожидал. Она не видела лица в сумеречной пустоте, силуэт был как в тумане. Забыв о предостережении, она вытащила из ножен оружие с красивым звоном. Ее остановило не воспоминание о предостережении, а вид собственной руки в доспехе. Эл повернулась к воде лицом. Но откуда там быть отражению? А оно было. Полоса воды превратилась в зеркало, по которому с медленным изяществом проплывали редкие волны, а в нем четкое отражение. И доспех, и обруч с камнем, охватывающий голову, — все как в зеркале на острове. Только на этот раз она не дрогнула, не захотела убежать. Она всмотрелась в фигуру, а та с гордым спокойствием взирала на свою реальность.

— Теперь я так выгляжу, — сказала она сама себе.

— Ты будешь так выглядеть, и пусть не пугает тебя этот образ. Он такая же иллюзия, как многие другие, что ты создавала. Ты сама выбираешь, какой тебе быть.

Она повернулась к туманной фигуре. А дальше неожиданно для себя самой протянула меч.

— Возьми. Это твой.

Руке стало легко, а на сердце спокойно, как после исполнения давнего обета.

Эл очнулась, нащупывая рукой ножны, они лежали под кистью. Меч на месте. Эл села и потерла глаза. Одежда почти высохла. Казалось, прошло несколько минут, но поток за спиной потемнел. Скоро ночь. Эл поднялась на ноги. Она снова надавила на глаза, шевелила бровями. Ощущения изменились. Она стояла боком к воде, но чувствовала любое ее колебание, словно стояла под струями. Эл коснулась лба и замерла. Пальцы нащупали обруч и камень. Эл ощупала себя. Одежда другая. Она сама другая. Она быстро пристегнула ножны. Проверила рукоятку и провела еще раз по груди и бедрам. Воинское облачение, а нее ее серая куртка. Перемена произошла во сне. Изменился не костюм, изменились ощущения. Они походили на те, что бывали после приступов на Земле, после долгого контакта с Нейбо, мир ее ощущений расширил границы, и не причинял неудобств, она чувствовала себя гармонично и красиво.

Она шагнула из водопада, не чуя под ногами ничего, даже воды. Снова на ум пришел Кикха, который демонстрировал хождение по воде после посещения именно этого места. Она парила над поверхностью и пересекла озеро беспрепятственно. На берег она шагнула сухой, наполненной невероятными ощущениями наступившей ночи.

Этот мир суров, тяжел, и красив по-своему. У озера ей больше нельзя оставаться. Время уже не ждет. Бадараси бешено борется за свою жизнь и недалека грань веры и неверия. Он уже решил для себя, что эти места созданы коварным разумом специально для того, чтобы однажды обратиться против посягательств на спокойное течение жизни в этих местах. Не так уж он не прав. Стоит ему взмолиться о пощаде, и он получит ее. Ему осталось пережить ночь. Где-то жрец обдумывал рассказ Смин о встрече с серым незнакомцем, и смело думал о встрече ней. И его желание исполниться.

Теперь решение проблемы с визитами виделось иначе. Просьба старого наставника и намек Мелиона тут ни при чем, и роль ее не в том, чтобы напугать визитеров и вызвать страх. Нарушение границ и гармонии внутри миров — это нарушение закона жизни, извечной первоосновы существования и развития. Отсюда из этого состояния и чувствовалось острее, и постижение окружающего стало шире. Впервые после катастрофы на Уэст столь давней, но не забытой она чувствовала себя снова механизмом в системе мироздания, проводником ранее не подвластной силы, могучего потока, который проходил сквозь нее, не рождаясь, не умирая. Он тек, и она текла, повинуясь ему. И пока она существует в таком состоянии ничто в этом мире не пошевелиться без ее ведома, даже камень не соскользнет с камня.

Неужели удастся умиротворить бурю, которую неосторожно здесь породили великие. Она не была причинной, но она была наблюдателем и соучастником. И не возник вопрос: имеет ли она право? Она знала, что имеет единственной право — попытаться.

* * *

Измученный ночной гонкой Бадараси встречал рассвет, как спасение, как милость божества. Он надеялся, что ночные хищники оставят его в покое. Только с рассветом он смог найти такой уступ, на который нипочем не вползти алчным тварям. Они упрямы, очень упрямы, однако этой ночью победил он. Он потерял оружие, костюм разорван, но он выжил в этих горах до сегодняшнего рассвета. Раны на спине и плечах саднили тупой болью. Он полез наверх, растрачивая остатки сил. Путь был долгим и тяжелым, стрелок впал в беспамятство едва лег на горизонталь уступа, на живот.

Он очнулся в изнеможении, раны болели, тело отяжелело от усталости. Бедолага Пин чувствует себя гораздо лучше в ином мире. Если он завидует мальчишке, то этот день последний.

Внизу слышалось рычание. Бадараси, забыв об опасности, подполз к краю и посмотрел вниз. Там бродили несколько животных, что гонялись за ним с сумерек до рассвета. Ночь не показалась ему короткой, а тут ночи много короче ночей его мира. На беду он нашел приют над их логовом. Один заполз под скалу, скрываясь в расщелине. Бадараси простонал от отчаяния. Пути наверх нет, а спуск будет стоить ему жизни. Если он сможет спуститься и не потревожит хищников, то они разыщут его в сумерках, раненый он не сможет быстро передвигаться и оказать сопротивление.

Звери внизу бродили и рычали, их что-то тревожило, они никак не заползали в свое логовище, у Бадараси кончалось терпение. Он ждал до тех пор, пока свет стал дневным, а животные не успокаивались и устраивали короткие стычки между собой. Опыт охотника подсказал, что они чуют добычу, и дневной свет не останавливает их, инстинкт сильней. На сколько видел глаз — одни горы, нет других животных, что могли стать пищей. Единственная пища в округе — это он. Как ни ужасно, но он оказался в ловушке, и спасет его, разве что, чудо.

Потом наступил полдень, Бадараси все лежал на скале, но не смотрел вниз. Он думал о том, как лучше принять смерть — лежать и медленно умереть от голода и ран или спуститься и быть растерзанным. Первое было долгой мукой, а на второе нужно решиться. Бадараси лежал, потому что не мог принять решения, не мог встать, потому что болели раны. Есть еще один выход, как он не сообразил раньше, ему нужно подползти к краю и броситься вниз. Он удариться о выступы внизу, их достаточно, и разобьется, есть надежная возможность умереть прежде, чем тебя начнут пожирать. И Бадараси снова подполз к краю.

Если он думал о чуде, то никак не рассчитывал увидеть его. Внизу сидел воин. Прямо посередине площадки перед логовом. Животные с волнением и рыком ходили вокруг, они делали попытки броситься на него, но останавливались и отходили. Зверей было больше, чем он видел раньше, они вылезли из трещины, их было пять, но и пары хватило бы, чтобы в клочья растерзать воина. Бадараси видел таких только в рисунках, в его мире подобные образы жили в легендарные времена, когда владыка посещал их мир и правил. Мысли о владыке напомнили Бадараси обещание серого человека, который стал причиной его борьбы за жизнь. Стрелок на полкорпуса свесился вниз, стараясь лучше его рассмотреть. Глаза не солгали, он не бредил.

Кроме рычания снизу раздавался тихий напев, он затихал и возобновлялся снова, в нем были мелодия и ритм не принятые в его мире, потому необычные на слух. А голос певучий. Бадарси чувствовал, что его тело то стонет, то начинает слабо вибрировать от звуков. Отрывки, что доносились до слуха Бадараси, действовали на него одурманивающе, и он переставал ощущать боль.

Один из зверей дернулся снова, чтобы напасть.

— Тише. Тише, — перешел на шепот мелодичный голос.

Зверь утих, а потом лег в опасной близости от певуна. Бадараси не видел лица, и очень жалел об этом, ему хотелось дотянуться, заглянуть в глаза, увидеть его ближе.

— Если ты пылаешь желанием, спускайся, — позвал голос, а воин запрокинул голову.

Бадараси едва не свалился с уступа. Это был серый, но без пятен на лице. Ни один рисунок, что видел Бадараси не передавал точно черты лица, а порой сходства не было совсем, лишь в деталях верно изображалась его одежда, неизменно меч за плечом.

— Спускайся, к ночи они проголодаются окончательно, ты напрасно надеешься, что они не заберутся к тебе на уступ.

Спуск был трудным и бесконечно долгим.

— Постой там, отдохни, — услышал он совсем близко.

Бадараси смог развернуться на маленьком пятачке и посмотрел вниз. Ему оставалось спрыгнуть, а зверю один прыжок до него. Но звери послушно лежали вокруг воина и только алчно смотрели.

— Ты хочешь свою жертву? Я готов, — сказал Бадараси. — У меня есть просьба — убей меня, прежде чем скормишь этим тварям.

— Тебе не терпится умереть?

Бадараси не сообразил сразу, как ответить, в душу закралась слабая надежда. Он рассматривал одежду и доспех, все еще сравнивая его с картинками из памяти. Особенно долго он изучал лицо, потом посмотрел в темные глаза и почувствовал, как мир качнулся, он подался вперед и свалился с уступа. Сильные руки подхватили его и не дали разбиться, краем глаза стрелок заметил, как один из зверей ринулся на них. Звон такой же мелодичный как голос незнакомца перекрыл рычание зверя. Бадараси сползал по стене, ноги не слушались, и он мог наблюдать, как яркое лезвие целится в голову зверя. Животное замерло и отступило, меч последовал за ним, самый кончик меча рассек кожу на его лбу и тоже отступил.

— Тихо. Тихо, — произнес воин той же интонацией, что уже слышал Бадараси.

Он опять сел, на этот раз у тела Бадараси.

— Ты чувствуешь тело? — спросил он.

— Я не чувствую ни ног, ни туловища, только голову, — смог ответить Бадараси.

— Ты прикоснулся ко мне, и тебя парализовало. Это пройдет, но не без последствий для тебя. Ты уже не станешь прежним.

Бадараси молчал, ему был не понятен смысл сказанного. Тишину не нарушало даже ворчание зверей, они притихли и не смотрели в их сторону.

— День не их время. Они угомонятся и залезут в свою берлогу, — ответил воин на мысли Бадараси.

— Я думал, что ты не существуешь, — сказал стрелок. — Что тебя придумали.

— Забавное убеждение.

— Я также не слышал, чтобы ты требовал жертв. Но я всегда подозревал, что слуги владыки существуют.

— Ты не веришь во владыку.

— А если скажу, что поверил?

— Солжешь. Не поверю, что за столь малый срок ты успел подумать о величии и значении этого мира или других миров, о владыке. Чудес не бывает.

— Я думал о чуде и увидел тебя.

— И поверил?

— Трудно не поверить, если тебя отправляют умирать, а потом спасают. Звери слушают тебя.

— Только до ночи.

— Они могут тебя убить?

— Им все равно, их влечет дурное влияние. Пора найти место для беседы, ты их боишься, вызывая их аппетит.

Ему почудилось, что он был на скале и видел воина. Все было так, словно он потерял ощущение реальности. Теперь наваждение схлынуло, перед ним другой вид, он сидит, опираясь спиной о камень. Одежда разорвана, и тело не слушается. Эти признаки остались от наваждения. Бадараси повернул голову в одну сторону, потом другую.

Воин сидел поблизости.

— Что произошло? — спросил стрелок.

— Ничего особенного, мы переместились в другое место.

— Ты смог освоить навигатор?

— Этот ваш приборчик такого не может, — насмешливо сказал певучий голос.

— Ты молод для подобных трюков.

— Дума й, что говоришь. Твои неловкие слова могут изменить мое отношение.

— Почему я еще жив?

— Это правильный вопрос. Не обольщайся особенно. Твоя участь весьма незавидна. Я отвечу, но позже. Тебе осталось осмыслить совсем немного.

— Ты хочешь, чтобы я поверил во владыку? Ты готовишь мне особенную смерть?

— Нет. Я хочу предложить выбор, между особенной смертью и особенной жизнью. Выберешь или сообщить подробности?

В его словах не звучала насмешка, скорее надежда.

— Какой из меня толк для тебя? Могу понять, если ты поймал Смин, она дочь большого чиновника. Двое других ценнее меня.

— Вы — неприятные создания. Ты предложишь в обмен на твою жизнь жреца или жениха Смин? Ты полагаешь, что я приму такую малость? Ты или тупица, каких мало, или подлое создание.

— Я не торгуюсь, если она назвала меня жертвой, то почему я не могу назвать кого-нибудь другого? Или это потому, что я стрелок, а они вельможи?

— А почему ты стрелок? Вы не убиваете друг друга, но у ваших правителей есть охрана. Зачем? Ты спрашивал себя? Ты воин, но вы не ведете войн.

— Мы будем править другими мирами, не всем наша власть угодна.

— Ага. Звучит весьма дерзко. И с кем вы вступите в войну? С жителями третьего мира? Или с владыкой?

— Я воин, мне все равно.

— Знаешь, в чем твоя беда, ты ограничиваешь свое миропонимание рамками своей профессии. Ты ценишь себя выше других. Тебе скучно тренироваться в своем мире, и ты приходишь оттачивать свое мастерство здесь. Тебе нет дела до других миров, не ты создавал границы, не ты научился их пересекать. Ты пришел тешить свое честолюбие, убивая тех, кто не окажет сопротивления. Можешь мне поверить — это была последняя охота. Ну, да полно рассуждений. Если бы сам владыка стоял бы тут, то он не убедил бы тебя в том, что ты преступник. Я чего доброго рассержусь и выбора не дам.

Бадараси не смел взглянуть ему в глаза, падение с уступа не наваждение. Он в другом месте, а рядом существо, сказки о котором рассказывал ему еще дед. Будучи юношей, он хранил одно редкое изображение такого воина, только тот был крупней, и волосы его были темными. При взгляде на тусклый рисунок он испытывал мистический трепет, ни что более не будоражило его душу. Прошло много времени, теперь он ни во что не верил. Он встретил воина с рисунка, быть может, подобного ему, но не испытал прежних благоговейный чувств. Почему? А почему он рассуждает о детских фантазиях?

— О каком выборе ты говорил? В чем будет заключаться выбор? И как смерть может быть особенной? Она может быть мгновенной или долгой, но что особенного в смерти?

— Есть разница в том, чтобы умереть стариком с воспоминаниями о былых деяниях или быть растоптанным бушующим животным?

— Или быть принесенным в жертву женщиной, которая посмотрела на тебя только потому, что ты годишься в компанию для охоты, — добавил Бадараси. — Я понял тебя. Какую смерть приму я от тебя?

— Я отрублю твою голову.

Бадараси замер, онемел и не смог отвести глаз от воина. И вот он трепет! Юношеский и забытый! Он сказал тихо, замирающим голосом:

— Так умирают великие. Так полагается умирать тебе.

— Ты желаешь этой смерти? Ты боролся за жизнь, убегая от животных, у тебя хватило опыта и ловкости выжить. Ты так же решился сброситься со скалы, чтобы умереть. Это достойно уважения. Я предлагаю быструю и достойную смерть.

— А в чем заключается особенная жизнь? — быстро спросил Бадараси, чтобы воин не подумал, что решение окончательное.

— Ты останешься жить, но никогда не возвратишься в свой мир.

— Но где я буду жить? Здесь? И всю жизнь буду убегать по ночам от хищных тварей? — с ужасом спросил он.

— Нет. Такая жизнь тебе не по силам. Выслушай, прежде чем задавать вопросы. Итак, повторю, ты не вернешься назад, ни одна из дверь тебе не откроется, ни одна хитроумная придумка не поможет тебе. Я проведу тебя в третий мир, который ты считаешь примитивным. Поверь, тебе найдется, чему поучиться у них. Ты отыщешь двери в свой мир, но не для перехода. Отыскать их будет не просто, не всем рассказывают о проходах. Ты станешь стражем дверей, кто бы из твоего мира не явился, ты встанешь у него на пути, не имеет значения его положение — воин, жрец или правитель любого ранга, — все они станут для тебя нарушителями границ.

— Я не могу убить их! Это грех! Как!

— Не тебе говорить о грехах. Недавно ты хотел обменять свою жизнь на другую и не счел это убийством. Я не вижу в тебе жестокого убийцы, а со временем, надеюсь, пристрастие к насилию исчезнет вовсе. Речь не идет о том, чтобы ты карал. Нет. Ты будешь их защищать от этого мира, а третий мир от них. Ты сам изобретешь способы, как остановить бывших соплеменников. Отныне в этом мире не будет беззащитных тварей, любой, кто явится сюда, станет добычей. Ты будешь знать это лучше других. Ты проведешь со мной еще одну ночь и убедишься в этом сам. Ты будешь знать, словно родился с этим знанием. В другом мире, ты начнешь жить иначе, и никто не укажет тебе твое место, кроме тебя самого. Пока ты отыщешь путь к двери, ты многому научишься. Ты прикоснулся ко мне, часть моей силы впиталась в тебя, очень скоро мир перестанет казаться тебе однозначным. Навсегда. Я смогу узнать о твоей жизни все. И если ты решишь нарушить наш договор, я найду тебя и убью. Если ты посмеешь причинить вред жителям того мира, я убью тебя. Если ты расскажешь кому-нибудь обо мне, я притащу тебя сюда снова и отдам хищникам.

Бадараси вжался спиной в камень и остро почувствовал все тело сразу, оно ожило, по коже пошел жар, раны на спине отозвались резкой болью. Стрелок взвыл и повалился на бок. Какое-то время он катался в пыли, боль стала невыносимой.

Эл сжалилась, приложила руку к его голове, и стрелок замер в беспамятстве.

* * *

Следующую ночь они сновали по скалам. С разных сторон доносились шорохи. Бадараси напрягал свой слух и ловил звуки опасности. Все что он видел впереди — тень, за которой без возражений следовал, он ни разу не прибег к помощи, боялся опять прикоснуться к нему и потерять контроль над телом. Утром стих ночной вой и пространство погрузилось в умиротворяющую тишину. Бадараси лежал на животе, усталость уже не мучила его, если ему будет приказано скитаться еще ночь, он вынесет и такое. Ему казалось — силы пришли на те неимоверные усилия, что он прилагал, чтобы спастись. Он снова посмотрел на воина, но увидел рядом серого человека, в потертой одежде, с усталым лицом. На лице не было пятен, как в первую встречу, оно имело ровный, голубоватый в утренних лучах цвет. Он сидел на камне в задумчивости, подобрав под себя ногу в сапоге. И Бадараси показалось, что он знает это лицо.

Когда он немного отдохнул, и ночные завывания перестали ему мерещиться, он услышал тихое шуршание. Бадараси насторожился. И знаком указал, что он слышит шум.

Голова незнакомца склонилась, так он подал ответный знак, очевидно, утвердительный.

— Это шумит река. Необычная река. Дверь там. Отдыхай, а когда рассветет, совсем, я провожу тебя.

— Я готов уже теперь, — сказал стрелок.

— Отдыхай. Когда окажешься там, сил станет меньше. Ты можешь встретить не слишком дружелюбных местных жителей, и тебе попадет, как чужаку.

— Что они сделают мне?

— Побьют или вылечат. Как повезет.

— Тебя лечили?

— И били, и лечили?

— Где воин? Когда вы поменялись?

Бадараси встретил внимательный взгляд.

— Я так пошутил, — смутился Бадараси. — Я понимаю. Ты — это он.

— Я — женщина, стрелок.

Бадараси приподнялся и подался вперед, ему захотелось всмотреться в это лицо внимательно.

— Тихие небеса! Вот почему я знаю твое лицо! — он продолжил шепотом. — Ты — владычица. Старый жрец пугал меня однажды, что когда придет владычица начнется смещение миров, и двери закроются. Ты похожа на изображения в наших старых храмах, где уже не служат. Все твердят, что владыка один.

— Ты заболеешь от собственного бреда, — возразила она. — Я служу владыке. Моя воля не является его приказом. Служба, что ты получил — плата за твою жизнь. Вставай, тебе действительно пора.

* * *

— Почему мы не находим проход? Исмари, что с навигацией? — раздраженно спросил Кумон. — Третий день мы, как проклятые, плутаем здесь.

— Мы и есть проклятые, — пробормотала Смин.

Кумон не слушал ее, она выживает из ума, ведет себя не достойно. Он был зол на всех. На предателя Бадараси особенно. Он не доверял жрецу, тот два дня водил их от прохода к проходу, постоянно ошибаясь. Кумон думал, что умышленно. Он уже сутки сам обозначал направление на проход, после четвертой ошибки он ругал погрешность навигатора, когда ошибся в пятый, то заподозрил, что его прибор испорчен. Он держал его в руке едва сдерживая себя, чтобы не ударить жреца или Смин. Жрец и не думал о возвращении. Смин со своим рассказом лишила его здравомыслия. Три раза на дню Исмари принимался исполнять ритуал призывая серого бандита, который в считанные дни превратил смелую Смин в забитое существо. А Смин бубнила рядом, отговаривая Исмари от затеи. Противно слушать их. Кумон решил, что если жрец призовет негодяя, то поединок будет лучшим разрешением проблемы. Однако, силы таяли. Они оказались в необитаемом районе, одни камни. Пищи нет. Жрец в малых количествах давал им снадобья, скоро кончатся его запасы, наступит голод.

Кумон посмотрел, как жрец устраивается на камнях для своего ритуала. Еще одного сеанса шепота и заклинаний он не вынесет.

— Ждите. Я осмотрюсь. Поохочусь за одно, — сказал он.

Это был предлог, чтобы избавиться от них. Совсем недавно он принял решение уйти один. Сейчас самый удобный момент.

— Нет! — Смин собиралась произнести ту же речь, что Кумон выслушивал не первый раз.

— Прекрати! Мы голодны! Вы двое решили умереть, я — нет.

Он решительно пошел в направлении очередной двери.

Окрики Смин стихли за спиной, она не пошла за ним, чему Кумон был рад. Он ушел далеко от стоянки. Направление совпадало с удобными проходами между глыб. Потом он поднялся по отлогому склону на хребет. Отсюда открывался вид на бесконечную каменную пустыню. Кумон сверился с картой и удивился. Этого района на карте не было. Навигатор отказался работать. Неизученных мест в этом мире достаточно. Куда он смотрел прежде? Будто не видел, куда шел сам и вел других. Он провел картографию видимой местности, а пока был этим занят, пропал ориентир на дверь. Навигатор не в порядке. Он занимался поиском двери, крутился на месте. Вдруг вдали возникло движение. Он увидел могучее животное, как раз подходящее для добычи. Оно мчалось по хребту вдали, а ему наперерез, без труда скользя по камням, взбираясь на склон, двигалось другое животное. Ни в одном описании Кумон не встречал такого зверя. Кумон наблюдал удивительную сцену. Преследователь догнал добычу, но не свалил ее, не стал убивать. Завязалась возня. Неизвестный зверь прыгал вокруг и через добычу, наскакивал на метавшееся животное, которое превосходило его в размерах. Если бы произошла схватка, то более мелкий зверь погиб. Тут было что-то иное. Нападал более мелкий, неизвестный зверь, а более крупный стремился избавиться от него, уходил от нападения. В итоге он не стал жертвой. Неизвестный зверь наигрался и пропал. Пропал! Растаял. А его соперник мирно побрел по хребту навстречу Кумону. Тут было чему удивиться. Он стал свидетелем неизученного факта. Он повернул назад и двинулся в направлении брошенных компаньонов.

Где-то на середине пути, он очнулся. Он забыл об охоте! Кумон опять повернул назад, он все еще шел по хребту, поэтому успеет нагнать добычу. Животное исчезло. Ему некуда было свернуть, склон не крутой, оно не могло свалиться вниз. Где же оно? Он дошел до места потасовки, не нашел следов и понял, что наблюдал мираж. Но тут не бывает миражей, а с другой стороны — район не изучен.

Кумон вернулся к жрецу и Смин. По дороге он уговорил себя, что бросать их не выгодно, что ему не оправдаться перед отцом невесты, пусть она ему больше не невеста. Он застал их в том же состоянии, в каком оставил. Про встречу с животными решил не рассказывать.

— Ты не охотился? — спросила Смин.

— Нет. Мне не повезло. Исмари, очнись. Хватит бормотать. Прямо мы не пойдем, дальше нет ориентиров, там неизученный район. Будем искать двери в другом месте. Нам придется вернуться туда, где мы вошли.

— Там была бойня и полно хищников, — возразила Смин.

— Зато там есть пища, — упрямо возразил Кумон. — Поднимайтесь. Уходим.

* * *

Ночь настигла их шумом и ревом, будто все что могло шуметь и кричать в этом мире объединилось в хор. Они стояли спинами друг к другу. Ни один не сумел сориентироваться, звуки были повсюду. Потом рев стих, и слышалось слабое шуршание, словно кто-то крался в темноте. Они стояли до утра, в ожидании схватки.

— Ни один рассвет не был так желанен, как этот, — сказал Исмари, опускаясь на колено. — Я буду звать его. Этой ночью я чувствовал присутствие. Он близко.

У Кумона не было сил возразить ему, он намеревался отойти от товарищей по несчастью, но Смин, обессиленная больше всех, оперлась на него и не отпускала. Кумон посмотрел на нее с сожалением. Взгляд был пуст, лицо будто высохло. Впервые он подумал, что она не выживет. Тогда он подхватил ее и держал почти навесу.

Сумерки рассеивались.

— Я знаю, где мы, — с трудом сказала Смин. — Озеро. Я была тут. Он тут.

Светало быстро. Среди камней читались мрачные тени, сначала размытые, потом они приняли реальные очертания.

— Святые небеса, — с ужасом прошептал Кумон.

Вокруг них плотным кольцом лежали животные. Хищники и их потенциальная добыча соседствовали друг с другом. Они обернулись на плеск воды, по кромке озера к ним двигался некто.

— Это он.

Кумон сообразил, что голос принадлежит Смин, он звучал затравлено, жалостно.

"Дикарь", — подумал Кумон. Пришедший молчал. Кумон не нашел в его обличии ничего пугающего. Одет просто. За плечом оружие, которое пугало Смин и интересовало жреца, что в нем удивительного. Кумон понял, что жрец замолчал и посмотрел на Исмари. Жрец стоял в полный рост, в его лице читалась сильная усталость, своей позой он пытался выразить достоинство. Он шатался, но стоял. Кумон опять перевел взгляд на незнакомца, тот стоял без движения.

— С какими известием? — спросил Исмари.

— Где Бадараси? — спросила Смин.

— Ты знаешь его судьбу, — прозвучал тихий ответ.

Смин высвободилась из объятий Кумона и побрела навстречу незнакомцу. Кумон настороженно поднял оружие. Наконец, незнакомец обратил на него внимание. Взгляд был пристальным, пронизывающим. Он забыл, что собирался сделать. Кумон дрогнул, жрец мягко двинулся к нему и разоружил. Смин приблизилась к серому и, опускаясь, обхватила его ноги.

— Ты просил жертву. Я назвала. Мы никого не убили. Отпусти нас. Открой дверь, — умоляла она.

Он молчал, переводил взгляд с Кумона на Исмари и обратно.

— Бедная моя Смин, — заговорил Исмари. — Много раз я упрекал тебя за то, что ты не изучаешь внимательно нашу культуру. Знания о звездах не дадут тебе ответов на тонкости наземного бытия, если не знать изящных связей и мелких деталей пошлого опыта. Ты молишь прощения у существа, которое едва ли обладает собственной волей.

Смин почувствовала слабый толчок, серый высвобождался от ее хватки. К чувству страха примешивалось благоговение. Смин поняла, что ее действия не нравятся серому существу, она послушно отшатнулась, посмотрела вверх ему в лицо, которое наклонилось к ней. На лице не было пятен, теперь оно стало ровным, как маска, которую она воображала.

— Я знаю... Я знаю, жрец. Я узнала..., — задыхаясь, сказала Смин. Лицо дернуло бровью. — Ты похожа на статуи в старых храмах. Ты......

— Это женщина, — уверенно сказал Кумон. — Смин, ты говорила, что это он, а это она. Ты не увидела отличия? Это женщина. Ее подослали убить нас?

— Не простая женщина, — вмешался жрец. — Перед нами дочь владыки.

Смин не отрывала взгляда от лица, она не видела ничего кроме темных глаз, мир опять качнулся.

— Ты не умрешь, — услышала она.

— Разве достойно существу с твоим величием и положением издеваться над простыми смертными? Ты довела ее до животного состояния. Тебе доставляет наслаждение созерцать унижение? Я знаю, что ты не просишь жертв, — сказал жрец с назидательной интонацией.

— Ты уверен, что знаешь меня? Мыслишь себя знатоком положения? Ты один из тех, кто понимает, что нарушает. Достойно ли тебе, служителю, уничтожать мироздание не тобой созданное, — с угрозой сказала Эл.

— Нам с тобой одинаково известно, кто создатель, а кто нет. Мне ясен твой замысел. Хочешь завербовать нас в глашатаи своей воли. Тебе не выгодно убивать нас.

Кумон не мог вникнуть в суть, его отвлекали животные, которые послушно лежали вокруг, он то слышал речь, то отвлекался. Следующее, что дошло до его сознания, было:

— У этого мира есть средство против вас. Отныне ни одна жертва не будет безнаказанной. Добро пожаловать сюда, а отсюда дороги не будет.

Наконец, Кумон понял, что жрец спорит, а Смин как один из покорных зверей примостилась у ног незнакомки.

— Смин, иди сюда, — тоном приказа сказал он. Смин не поднялась. — Иди ко мне!

Он повысил голос, ближайший к нему зверь дернулся, Кумон повернулся к нему, достал лезвие для снятия шкуры и приготовился к атаке. Потом он услышал шепот, как заклинание. Зверь остановился. Кумон перевел взгляд на женщину. Она смотрела вниз и шептала. Потом она подняла на него глаза.

— Веди себя тихо, а то они растерзают тебя. Думайте до вечера.

Кумон видел Смин, но не видел больше незнакомца. Он с удивлением перевел взгляд на жреца.

— Это она, — уверенно сказал жрец.

Животные стали подниматься и отступать, никто не сделал попытки броситься на них. Ночные хищники расползались со злобным бормотанием.

Испуганная Смин бросилась в объятия Кумона, но он удержал ее на расстоянии. Ей на помощь пришел Исмари, он прижал Смин к себе.

— Эффектный визит и дурная новость, — заключил он.

Кумон удивился его спокойствию, жрец протянул ему оружие, а Кумон не сразу понял, что нужно его забрать.

— Мы умрем? — спросила Смин. — Она сказала, что я буду жить.

— Я мог убить ее, — опомнился Кумон. — Зачем забрал оружие?

— Ты сам мне его отдал. Ты внушаем, как младенец.

— Перестань грубить и объясни мне, кто она. Я не понял ничего, кроме угрозы нас растерзать.

— Лучше быть растерзанным, чем донести дурную весть нашим властям, — сказал жрец.

— По мне, чтобы не пришлось говорить, лишь бы выбраться отсюда. Она сбивает нашу навигацию?

Исмари посмотрел на Кумона с жалость. От усталости у него плохо с логикой. Он раздумывал над доходчивым объяснением, пока не исчезли все животные. Теперь он не ощущал ничего, кроме присутствия товарищей по несчастью.

— Навигация ни при чем, — начал он.

— Она управляет перемещениями, а значит и дверями может, — высказала вполне здравую мысль Смин.

Кумон и жрец посмотрели на нее. Испуг прошел, она смотрела поверх плеча жреца завороженная событием. Смин переживала последние впечатления. Исмари немного ей завидовал, ей довелось быть поблизости от наследницы, прикасаться к ней. Если бы ему удалось, он оценил бы качество силы и смог бы предвидеть модель ее поступков. От Смин веяло нервозным возбуждением, тело ее вздрагивало в экстатических судорогах. Это только отклик самой Смин на прикосновение. Сродни идолопоклонству.

— Она дала время до вечера. Я готов ответить немедля. Я скажу что угодно и где угодно в обмен на возвращение, — заявил Кумон. — Мне безразлично, кто она, кто ее послал. Мне безразлично. Я вернусь. И еще. Смин, я передумал. Брак между нами невозможен. Я не знал тебя достаточно, чтобы оценить твои изъяны. Я передумал. Я не собираюсь брать ответственность за то, что произойдет с вами. Я уйду один, если она разрешит. Как она именуется, Исмари?

— Я не знаю. Но если ОН представил свое детище в таком свете... Я бы дал ей имя — Возмездие, — проговорил Исмари.

— Что ты знаешь о ней? Что? — спросила Смин.

— Я знаю, что пока владыка представлял себя как единоличного правителя, мы могли рассчитывать на господство в мирах. Но теперь есть она. В древних анналах есть намек на эти времена. Мне хотелось бы быть последним, кто огласит ее появление. Я предлагаю остаться и погибнуть.

— Нет, — испугалась Смин.

— Глупость. Я не понимаю твоих намеков, — возмутился Кумон. — Я решил. Так будет.

— Поверьте мне. Если мы не вернемся, мы задержим хоть ненадолго наступление смутных времен. Послушайтесь меня. Я знаю больше вас.

— Нет. Нет. Нужно сделать, как она велит. Мы спасем других. Любой, кто придет за нами погибнет. Она повелевает животными. Старики много раз предупреждали охотников, что у этого мира есть хранители, — стала возражать Смин.

— С каких пор тебе интересны другие? — усмехнулся Кумон.

Она отстранилась от жреца и для убеждения обратилась к Кумону, но его как раз не требовалось убеждать.

— Хранители, Смин. Именно хранители, повторил жрец, — Это не она. Она, как мы, временно здесь. Возможно, она управляет дверями. И она действительно влияет на животных. И я склонен верить, что под ее влиянием выработается механизм, по которому звери будут видеть в нас добычу или опасность. Ее угрозы вполне правдоподобны. Но ее цель — напугать не нас, а всех кому мы расскажем о нашей охоте. Если вам страшно умирать — возвращайтесь. А я останусь.

— Ты фанатик, — рассердился Кумон. — Умирай. Ты понимаешь больше нас. Но я не вижу угрозы в какой-то там наследнице! Если бы ты не забрал оружие, я убил бы ее!

Смин с печалью вздохнула.

— Не будь глупцом, Кумон. Она убила бы тебя.

— Смин, ты пыталась нападать на нее? — спросил Исмари и в его глазах мелькнул азарт. — Сколько раз она доставала оружие?

— Она сильней меня. Нет. Я не успела бы напасть. Я говорила, как все случилось.

— Поэтому я и спросил. Вечер. Вечер, — он размышлял вслух. — Время до вечера. Полагаю, ночь будет ужасной. Нам придется выжить. Ночь. А утром. Вы вернетесь...... А я....... Я должен размышлять.

Он сел спиной к озеру и замолчал.

Кумон с недовольным видом отошел дальше, ему все более становилось не по себе от поведения этих двоих. Ему не терпелось поскорей двинуться к проходу, к свободе. Он вел себя, как подобает, достойно легионера.

* * *

Эл разделась и отошла от берега, чтобы разбежаться. Ей хотелось броситься в воду. Она ликовала. Троица выслушала ее требования, ей было обещано исполнение ее воли. Она указала им ориентир на дверь. Ей останется появиться в момент их ухода, они не подозревают, что дверь откроется прямиком в их мир. Она совсем недавно думала, что такой проход — гипотеза.

Эл вздохнула, и приготовилась к разбегу. Поблизости раздалось ворчание. Эл разочарованно выдохнула.

— Я только хочу искупаться.

— Фыф.

— Ну, хочешь, я тебе камушек достану? Я же сказала, что не уйду раньше, чем они.

В ответ неопределенное бормотание, а потом из-за камня показалась круглая голова с глазищами-блюдцами.

— Неприлично подсматривать, как девушка купается, — капризно заявила Эл.

— Фыф. — И голова опять скрылась за камнем. Дальше только ворчание.

Эл все-таки разбежалась и бухнулась в воду, брызги разлетелись в стороны, достигая берега. Поднялась волна.

Эл вынырнула с кристаллом в руках. Зверь уже лежал у края воды. Он красноречиво, с большой заинтересованностью смотрел на ее кисть.

— А где твоя подружка? Последний раз вас было двое. — Эл свободной рукой откинула назад волосы и хитро подмигнула зверю.

Второй такой же зверь не вышел, а вылез из большой расщелины и лениво затрусил к берегу.

Эл бросила камень на берег.

— Ныряю еще за одним. — Она понимающе кивнула.

Она вынырнула уже с двумя камнями, но на берегу лежало четыре зверя.

— А-а, — Эл на всякий случай похлопала ресницами. Не показалось.

Когда она вынырнула последний раз, на берегу лежала дюжина зверей. Эл едва ли отличила их друг от друга.

— Не стану спрашивать, сколько вас на самом деле, — заключила она.

Она достала кристаллов на всех. Они завтракали, она купалась. При такой охране, или опеке ей ничего больше не оставалось. Пришла пора выйти на берег, но Эл вдруг смутилась.

— Эй, ребята, ничего, что я без одежды?

Двенадцать голов одновременно отвернулись.

— Спасибо, — рассмеялась она и быстро вылезла из воды. Она одевалась и одновременно оправдывалась. — Я, как известно, невежественна, уж прошу извинить. Я уже десять дней в этих горах. А про ночи, вспоминать страшно. Вот надумала помыться перед уходом. Или я снова нарушила ваши устои? Оружие можно взять?

Меч оказался не под стопкой одежды, где она его оставила, а под лапами одного из животных.

— Зачем мне идти за водопад? — спросила она и обвела всех взглядом. — М-м-м. Я действительно измотана. Не уверена, что у меня получиться... Ну, хорошо... Иду.

Эл оставила меч на берегу и двинулась знакомым путем за водопад. Посередине дороги она обернулась.

— А без меча получиться? Я не уверена...... Иду дальше, — пробормотала она и добавила, — под давлением общественного мнения.

Она вошла за водопад, села на камень, потом легла. Она не могла сосредоточиться, купание наполнило тело силой, ее брожение в теле мешало. Она чувствовала то жар, то холод, но ничего, что в прошлый раз предшествовало трансформации. В прошлый раз поток отразил ее новый облик, быть может, ответ там. Эл поднялась, повернулась лицом к воде. Там блики и тихий шум, вода так тихо втекала в озеро, словно кто-то аккуратно и тихо лил ее сверху. Завороженная этим естественным зеркалом Эл, наконец, успокоилась. Блики складывались в струи, струи в завитки, а завитки в формы. При развитой фантазии, в этих водных узорах можно рассмотреть самые причудливые картины. Сначала образ туманный и смутный напомнил воина, потом опять ее серую одежду. Воин и она в сером много раз смывали друг друга, словно борясь за право остаться отражением. Голову стиснуло обручем. Эл не удержалась и как в прошлый раз ощупала пальцами лоб. Да, он есть. И в следующую секунду она увидела в зеркале воды неожиданный образ. Это было чудесно, словно рука Милинды невидимая и искусная преобразила ее за одно биение сердца. Эл не узнала себя. Волосы были длиннее, вились аккуратными прядями, на лбу искрился кристалл, а наряд совсем не воинский спадал до пят мягким складками. Словно ей предстояло вернуться к старой обязанности и выйти из сумерек в утро нового дня. Вода расступилась, Эл, повинуясь наваждению, прошла путь до берега.

Звери замкнули ее в кольцо. При свете дня она увидела цвет платья, оно совпадало с цветом воды в озере. Она казалась себе нереальной. Один из зверей подошел и потерся о ее руку.

— Это ты? — спросила она и чуть склонилась к нему, проведя рукой по голове. — Мой первый знакомый.

— Уоу, — довольным тоном проревел он.

— Я по разу встретилась с каждым?... Это был способ посмотреть на меня? — Она засмеялась. — Ну, вы и хитрюги. Я не различала вас, а вы этим пользовались. Но сейчас я вас различаю. — Она ходила среди них и гладила рукой круглые головы. — С тобой мы беседовали. Ты трепала Смин в пещере. Ты дурачил Кумона. Я могу перечислить и отличить вас. И с трудом узнаю себя...... Я не понимаю...... Зачем снова лишать меня сил?... Так велит ход событий?... Внятное объяснение...... Если нужно — делайте.

* * *

Эл открыла глаза. Грудь болела. Тупая боль не давала ровно дышать. Она лежала лицом вниз, рядом на камне — меч. Место не у озера. Первым же движением она крепко сжала ножны.

— Не знаю, зачем им моя сила, но они переусердствовали.

Она встала сначала на четвереньки, потом на ноги. Она прилаживала ножны за спиной довольно долго. Пальцы немели, наливались тяжестью. Она сидела на камне и отдыхала. А ощущение сдавленности в груди никак не проходило.

Она осмотрелась. По правую руку от нее, едва заметно искрился воздух, такими бликами, будто лезвие ее меча ловит свет.

— Дверь, — сообразила Эл и как могла быстро отступила. — Еще бы у меня остались силы. Сколько я пролежала рядом с ней?

Ответить было некому. В последние моменты беседы у озера ей дали понять, что ее приняли, как существо этого мира, но поскольку, она замешана в связях с владыкой, то и общение будет коротким. Они показались ей лишь для того, чтобы убедиться, что она не опасна, что не таит коварного плана против них. Ее неожиданно мирный и красивый облик произвел на зверей доброе впечатление. Шкура их товарища, что она безжалостно спалила в третьем мире, стала аргументом в ее пользу. Они поверили, что ради их защиты она пришла сюда. Но силы ее все же лишили, на всякий случай.

Эл не ставила под сомнение, что рядом та самая дверь, что она указала троице. Тут она засуетилась. Утро. Какое утро? Какие сутки? Если проход открыт, то они не прошли в него. Ни один хищник не должен тронуть их по пути сюда. Где они?

Эл обреченно посмотрела на невысокую гору, откуда можно осмотреться. Она нахмурилась и побрела наверх по склону. Отдых потребовался уже на первой трети подъема. Она, которая хорошо ходила по горам, с юности предпочитала тренировки в такой местности, лезла наверх словно старуха, запинаясь и тяжело дыша.

Эл села, упираясь локтями в колени, руками придерживая голову, чтобы рассматривать пространство вокруг.

И, как назло, совсем не вовремя, совсем не к стати, вдали показалась цепочка из троих охотников. Пока они дойдут до двери, она успеет спуститься, она должна спуститься. Неловкость на спуске может выдать усталость.

Эл поднялась весьма медленно, чтобы ее движения происходили не от усталости, а от ленивого ожидания. И также вальяжно, даже вразвалочку, заложив большие пальцы за пояс, она начала спуск. Только бы не споткнуться.

Ворчание рядом выдало присутствие зверя. Один будет свидетелем. Эл уловила боковым зрением шевеление за камнями, прошла мимо, не оборачиваясь. Потом сосредоточила внимание на троице.

Ей повезло спуститься первой. Напрасно она думала, что они могут усмотреть в ней усталость, они сами не чувствовали ничего кроме усталости.

Первой шла Смин, шла сама, истерзанная, полунагая, с багровыми пятнами в местах порезов. Эл сделала суровое лицо, от усталости оно и так мрачное, не много надо труда на притворство. Смин остановилась и всмотрелась в лицо Эл, Эл в ответ одобрительно кивнула. И тут она вспомнила одну мелочь — перед ней коллега по цеху — космический разведчик, во всех известных ей цивилизациях, достигших космоса, эта братия самая живучая. Эл слабо улыбнулась.

Вторым шел вооруженный Кумон. Он не слишком правдоподобно изображал достоинство, делал вид, что готов к решающей стычке.

— Оружие — на камни, — приказала Эл.

— Тебе оно не достанется, — огрызнулся Кумон.

Он с трудом отстегнул снаряжение, бросил его, а потом оружие подальше.

Эл засмеялась.

— Что ж ты раньше этого не сделал? — спросила она.

— Хищники, — пробормотал Кумон, а потом увидел дверь и ринулся к ней.

— Стоять! — рыкнула Эл и сделала движение ему на перерез.

Кумон поравнялся со Смин и остановился.

— Она первая, — пояснила Эл.

— Пусть идет, — сказала Смин.

Эл пришлось приблизится к ним. За время наблюдений она не заметила, чтобы они проявляли сочувствие друг к другу. Бадараси их бросил, Кумон уходил и вернулся только потому, что опасался заблудиться. Жрец не покидал других из корыстных интересов. Хороша компания.

Жрец выглядел бодрей других, приберег остатки своих зелий для себя.

— Жрец пройдет первым, — выбрала Эл.

Исмари послушно приблизился. Он склонился в поклоне и мирным тоном произнес.

— Ты преподала нам урок. Я согласен с твоим гневом. Я не почувствовал тебя. Нет силы — нет отзыва.

Эл стояла к нему боком, он был выше ее, головы на полторы, и ей пришлось поднять подбородок, чтобы заглянуть ему в лицо. Он производил наиболее отталкивающее впечатление, снял маску, намеренно, чтобы показать свою выносливость.

— Да, я привыкал дышать этой атмосферой. Я нахожу ее тяжелой и утомительной для нас, — сказал он, давая понять, что слышит ее. — Когда мой дядя видел тебя в садах владыки, он счел тебя высокомерной и прекрасной. Я полагал, что великие не жертвуют своим величием и достоинством, чтобы наказывать смертных вроде нас. Но ты другого сорта. Меня хорошо учили в наших храмах, поэтому я узнал тебя.

— Полно сотрясать воздух пустыми речами, — прервала его Эл. — Иди первым.

— Я, как служитель своего народа, должен соблюдать его интересы.

— Он намекает, чтобы мы шли первыми, — вмешался Кумон.

Эл, лишенная сил и чутья, не могла применить силу, даже угрозы нельзя себе позволить. Она заподозрила неладное, когда Кумон шагнул к ней. Ей пришлось сделать пол шага в сторону, и этого было довольно, чтобы жрец дотянулся до меча. Лезвие с неестественным визгом высвободилось из ножен.

— Меня хорошо учили. И я помню, как тебя убить! — выкрикнул жрец.

Звук меча рассекающего тугой воздух стал предупреждением. Через мгновение что-то мощное сшибло ее с ног, и Эл кубарем покатилась прочь. Ворчание рядом перешло в рев. Зверь!

— Что это! — кричала Смин. — Вы обезумели!

Эл оказалась в объятиях могучих лап. Зверь окутал собой ее тело, не дал разбиться. Эл почувствовала жар в солнечном сплетении и толчок.

— Спасибо друг, — шепнула она. — Сзади.

В них целился Кумон, подобравший свое оружие. Зверь исчез и возник снова за его спиной. Он кинулся на Кумона и пригвоздил к камням.

Жрец совершил ошибку и бросился к зверю. Настал момент Эл проявить сноровку. Он занес меч, чтобы вонзить его в тело животного. Эл налетела на него, уводя в сторону. Она отскочила, намереваясь ударить ногой по рукояти. Он был ловок. Эл увернулась, чтобы не налететь на клинок, но он порезал ей шею почти у самого плеча. "Береги голову", — вспомнила она. Рукоять была у ее уха. Захват. Рывок. Меч, как вода, перетек в ее руки.

Обезглавленное тело жреца распласталось на камнях, голова откатилась за другой камень. Смин почему-то спряталась за спину Эл, чтобы не видеть жуткого зрелища. Это ее не спасло, она тоже была выше Эл.

— Так не бывает, — послышался шепот Кумона.

Смин стояла за серой спиной и не верила глазам. Лезвие поднялось вверх. На искрящейся глади, не было следа, оно сияло. Клинок проследовал прямо перед лицом Смин в ножны. Рукоять коснулось края, свечение исчезло.

В тот же момент зверь отпустил Кумона.

Эл повернулась лицом к Смин.

— Уходите, — тихо сказала она.

Кумон поднялся, с ненавистью глядя на обеих. И первым прошел в двери. Эл подтолкнула Смин следом.

Потом посмотрела на растворяющееся тело жреца, потом на зверя.

— Знаю. Я тупица. Он предупредил, а я забыла... Что?... Идти за ними?... Ушло пятеро, вернулось трое... Это риск... Выдать себя за разведчика?

— Фыф.

— Меч постережешь?

— Уоу.

— Тогда держи. Проклятье. Шею ломит... Уже иду...

* * *

— Ты кто такая?

— Я — пилот.

— На чем летаешь?

— На всем, что летает.

— Просто таки на всем...?

— Да.

— А если я проверю?

— За тем и пришла...

— Новелла 3 Любовь

— Глава 1 Короткий отдых

Лоролан удивился возвращению Эл. Ему сообщил Браззавиль о время обхода. Браззавиль видел, как Эл искала владыку. Она не заметно миновала слугу, и сам Лоролан ее не почувствовал. Она открыла способ быть незаметной? Он направился в сад, где она очевидно отдыхала.

Эл сидела под деревом распоясанная, в расстегнутой куртке, изрядно потертой. Он привык наблюдать ее изящной от ухода Милинды. Она повернула к нему лицо и приветствовала усталым кивком.

— Ты научилась быть незаметной, — сказал он без приветствия.

— Я учусь этому с детства.

— И в чем секрет?

— Нет силы — нет отзыва.

— Ты была где-то, где так сильно услала? Нет. Постой. Ты пожертвовала силой, чтобы оказаться там, где тебе запрещено появляться. Спорю, что отец сочтет это ненаказуемой выходкой. Нет силы — нет отзыва, — повторил он. — Нет силы — нет могущества и превосходства. Каким образом ты там жила?

— Нанялась на службу. Я — обладатель ценного пилотажного мастерства.

— Ты? Подчинилась приказам некоего смертного? Ты унизила себя до того, чтобы им служить? — недоумение его перешло в неприязнь и брезгливость.

— Зато, я смогла наблюдать их нравы.

— Ты явно довольна наблюдениями. Там была попытка свержения власти. Ты рассчитываешь избежать наказания.

Ее лицо излучало удовольствие, в ответ она рассмеялась незнакомым ему смехом.

— Ты безумная, и я не первый кто так говорит.

Она опять рассмеялась.

— Ты не торопилась вернуться. Я решил, что ты поселилась в мирах. От тебя веет духом смертных, ты изменилась до неузнаваемости.

— Я бы там поселилась с радостью. Но я устаю, это плата за силу, которую я обретаю. Я вернулась, чтобы отдохнуть и побеседовать с отцом. Это важно.

— И ты смирилась с тем, что ты есть? Не верю.

— Я опять ищу ответ на любимый вопрос. Кто я есть?

Она закрыла глаза. Губы ее улыбались. Лоролан читал обаяние и покой в ее лице. Он задался своим еще неразрешенным вопросом, что так влечет его к ней.

— Подозреваю, что состоялось некое открытие. Тебя занимают верования тех, кто в отца уже не верит? — спросил он.

— Да. У них сомнительное мировоззрение. Но они не только не верят, они готовы на большее. Они готовы к захвату миров. Я не могу представить масштаба сил, способных остановить их намерение. Есть один единственный факт, который их удержал. Мое появление на охоте. Меня ждали пугающие открытия. Я видела изображения настолько схожие с моим обликом здесь, что я пряталась, если видела постороннего. Я хочу объяснений. На кого я так разительно похожа?

— Значит, ты осознала, что владыка не так велик и всемогущ, что ты представляешь собой ключевую фигуру местных преткновений. Хм. Ты продвинулась неожиданно далеко, сестренка, твоей прыти позавидовал бы Кикха. Кажется, настал момент, я могу предложить помощь, сестрица Элли. Небескорыстно.

— Что я, создание, не имеющее по убеждениям многих собственной воли, могу сделать для тебя? — саркастично заметила она.

— Ты можешь посулить мне пост. Я имею права на него хотя бы потому, что ты оказалась тут с моей помощью.

— Постой, а я могу с твоей помощью освободиться от своего поста. Проще говоря, удрать.

— Элли, оставь дурную затею. Пора понять, что твое место — здесь. Возвращения не будет, а если оно случиться, то ты придешь к полному падению. К тому от чего ушла. Ограниченность, презрение других, стены непонимания, служба ради идей тех, кто выше тебя по положению.

— А тут этого нет? Хм. Убеждаюсь снова, что говорить с тобой в этом русле — бесполезная трата сил и слов. Итак, вернемся выше. Какой пост?

— Я хочу быть регентом, когда отец лишится власти.

— Тебе обещано уничтожение, за такие сделки.

— Соглашайся, я могу указать тебе самый короткий путь к поискам ответов.

— Нет.

— Ты застрянешь здесь.

— Нет. Ты знал о том, что в четвертом мире назревает бунт?

— С самого начала.

— И отец знал.

— Уверен. Ты нужна ему. Не для того, чтобы их остановить. Они не твоя забота. Пусть даже твой опыт войны трижды ценен, он не заставит тебя воевать. Ты ценность, которую нельзя употребить для войны. Ты, как обоюдоострое лезвие, одинаково опасна, как в добре, так и во зле. И я никогда не считал тебя созданием без собственной воли. Скорей, наоборот, ты ею пользуешься непредсказуемо бездумно. Отец тебя бережет, пока у него есть планы на тебя. Но...

— Лоролан, я устала и не желаю обсуждать планы отца без его присутствия. У нас есть о чем поговорить, кроме войны, моих ошибок и твоих корыстных интересов?

— Тебе кружит голову успех. Придет момент, ты сама заговоришь снова. Отдыхай, герой. Я только хотел убедиться, что ты цела. Ты не желаешь пройтись со мной к дворцу?

— Нет.

Эл осталась под деревом, одиночество ее длилось недолго. Следующий визит нанесла Милинда. Она склонилась над ней, Эл приветливо улыбнулась.

— Вам нужно что-нибудь? — спросила Милинда.

— Умыться, чистая одежда и уединение, — ответила Эл.

— Покажите рану. Я вижу ее.

Эл послушно отодвинула ворот бело-серой рубахи.

— Как была получена рана?

— Порезалась.

— Не шутите.

— Мечом. Мне пытались отрубить голову.

Милинда склонилась еще ниже.

— У вас талант получать трудно излечимые раны. Эта останется надолго, если не навсегда.

— Милинда, вы же не знаете, что такое война, сражение. А откуда столько о ранах?

— Я привыкла к тому, что вы способны задавать странные вопросы. Этот особенно странный. Я обязана вас лечить.

— Я уже стала забывать, как приятно попадать в ваши руки, — заискивающе заметила Эл.

— Я провожу вас во дворец. Поднимайтесь. Если вам трудно, Браззавиль отнесет вас.

— Нетрудно.

Эл встала и снова улыбнулась, потом сняла сапоги, поставила их под дерево, потом туда же положила куртку. Вдруг она услышала тихий приятный смех. Милинда смеялась, отвернувшись в сторону.

— Спасибо, мне будет не так стыдно за ваш вид, — сказала она.

— Это удобно. Меня путают с мужчиной, — заметила Эл.

— Это не достоинство, — ответила Милинда.

Она окружила Эл самой нежной заботой. Эл осознала, что странствие научило ее ценить искренние порывы Милинды. Она снова отпаивала ее настоями, ухаживала за раной, неторопливо приводила в порядок ее волосы и даже сердилась, что Эл безжалостно их укоротила. Эл извинялась на ее замечания и не думала сопротивляться. Заботы Милинды стали удовольствием.

Она проводила в одиночестве столько времени, сколько желала. Жизнь здесь текла в привычном распорядке и первые дни Эл охотно ему следовала. Пробуждение, уход за раной, которая не беспокоила Эл, но беспокоила Милинду, утренний ритуал одевания, потом ритуал причесывания, прогулка по дворцу, потом Эл поднималась на скалу и наблюдала, оставаясь там достаточно долго, беседа с Браззавилем в его доме, обход дворца, и так несколько местных дней. В сумерки Эл уходила, чтобы уснуть. Для сна она устраивалась на полу, у овального окна.

Накануне ей не спалось, вдруг заныла рана, она провела на скале много времени, потом ее захватили воспоминания. Она забылась сном, когда светало.

Эл очнулась с ощущением, что рядом Милинда, которая последние дни ожидала ее пробуждения, сидя в кресле.

— Новый день. Еще мгновение. Трудно просыпаться, если не спалось накануне. Сейчас. Где ваш кубок с зельем?

— На полу у постели, — ответил совсем не голос Милинды.

Эл сделала усилие, чтобы не вскочить. Владыка. Он вернулся накануне. Она села, запустила пальцы в волосы, чтобы откинуть их назад, пальцы запутались в кудрях. Эл так и замерла, вглядываясь в фигуру в кресле.

— Я вторгся в твое пространство. Поверь мне, это вынуждено. Ты хотела говорить со мной. У меня не будет другого времени, но эти сутки я посвящаю тебе, — сказал он.

— Да. Форма визита неожиданная, — согласилась Эл.

— У тебя есть возможность задать вопросы. Поторопись. — Он помолчал. — Ты не пошла на сделку с Лороланом, я благодарен тебе за преданность.

— Это, скорее, мой кодекс чести. Это не потому, что вы владыка или мой отец.

— Я знаю.

— Тогда вам должно быть известно, что играть искренними чувствами другого существа — неэтично.

Эл опустила голову и смотрела в пол.

— Ты сердишься за старика. Мне удалась эта роль, но играл я искренне.

— Я не сержусь. Мне было больно.

— Я сыграл эту роль, чтобы увидеть тебя другой, какой тебя видят смертные. Ты всегда возводишь стену, когда мы общаемся, ты соблюдаешь неизменную дистанцию, — его голос звучал с оттенком горечи. — Как сейчас. Что ты так тщательно бережешь от меня? Можешь не отвечать. Сейчас я наблюдал, как ты спишь. Я много раз наблюдал твой сон, когда мы были вместе в третьем мире. На мгновения я вновь оказался там, где твои искренние чувства проливались на малознакомого тебе человека. Я не требую таких же здесь и сейчас. Разница между стариком и владыкой огромна. Я все еще для тебя тот, кто лишил тебя свободы. А еще я должен признаться, что ты меня удивила. Твое проникновение в четвертый мир оказалось успешным. Ты помешала заговору против меня. Невольно. Да, невольно.

Он дождался момента, когда Эл поднимет голову и взглянет на него. Ее глаза были печальными, губы чуть усмехнулись.

— Я не играю с тобой в отца и дочь. Я удивлен, как воитель, который не давал команды воевать, и выиграл сражение. Не я послал тебя восстановить равновесие, ты приняла решение сама. Я учил тебя владеть силой, но ты решила проблему иным способом. Вместо военных действий на фоне дикого мира, произошли перемены в двух мирах сразу. Твои изящные решения достойны похвалы и награды. Если ты думаешь, что я недоволен твоим проникновением в четвертый мир, то я тебя успокою. Едва впервые зашел о нем разговор, я был убежден, что ты не упустишь случая там оказаться. Нет силы — нет отзыва. Да. Ни один из моих наследников не жертвовал способностями ради любопытства. Итоги твоего странствия весьма похвальны. Ты отчасти исправила положение во втором мире и узнала одну мою слабую сторону. Последнее открытие будоражит твой ум. Я прошу тебя подождать требовать ответа. Ты не готова.

— Если вы не дадите мне ответа, я узнаю сама. Так будет.

— Вспомни, как твой враг, в твоей прежней жизни, в неподходящий час вернул тебе память. Вспомни свои мучения. Они могут повториться. На сей раз масштаб будет значительнее твоих личный переживаний. Не торопись узнавать то, что тебе не под силу осмыслить.

— Верните Фьюлу, если не можете наградить меня правдой.

— Ты беспокоишься о сестре?

— Хм. Нет. Она отравляет своим присутствием жизнь окружающих. Она ссорит земли и планирует завоевание. Она рвется к дверям, потому что все еще участвует в состязании. Король, супругой которого она стала, не желает расстаться с красавицей женой и таит расположение дверей. Эта пара губит свой народ. Если вы хотите наградить меня — верните Фьюлу.

— Каждый получает то, что заслуживает. Она выбрала обман, и теперь обманывают ее. Ты разве заслужила присутствия рядом циничной и завистливой сестры?

— Речь не о ней самой. Просьба смертного — вот что побудило меня просить за нее.

— Я разрешаю. Верни ее.

— Я? Услышать волю владыки из моих уст — это унизительно для нее. Она меня ненавидит.

— Это не моя воля. Я позволяю тебе вернуть ее.

— Вы не заинтересованы в равновесии среди смертных?

— Что есть равновесие, Элли? Что ценнее: равновесие там или равновесие здесь? У тебя хорошее воображение. Вообрази, что Фьюла снова появится здесь, среди нас.

Эл ответила молчанием.

— Именно, — с улыбкой сказал Владыка. — Ты не желаешь высказать то, что видишь. Каждый из них был создан, чтобы исполнять свою долю работы. Но их несовершенства свели мои старания к нулю. Какой бы силой они не обладали — они бесплодны.

— Тоже самое говорят о вас в четвертом мире. — Фраза вырвалась сама собой.

— Придет время, и ты узнаешь на личном опыте, что это не так. Выбор не простой. Я предоставляю его тебе, это не столь масштабно, как жизнь животных или верования смертных. Какое бы решение ты не выбрала, оно не принесет много ущерба. У тебя как у любого из моих детей есть в запасе крайний способ — вызвать соперника на поединок. Кстати, где меч, что тебе вручили? Ты не рискнула носить его с собой?

— Он надежно хранится.

— Этим мечом можно убить великого. Шея не болит? — он тихо засмеялся. — Не сердись, девочка моя. Твой строптивый нрав заставляет меня демонстрировать, что мы не равны. Возможно, ты когда-нибудь меня превзойдешь, и старый владыка лишится головы. Пока тебе такой шаг не под силу.

— Я не убийца.

— Нет. Но порой жестокие решения — необходимость, а необходимости повинуется все без исключения.

Он не исчез, а вышел из комнаты. Эл не успела собраться с мыслями, а он не дал ей возможности продолжить разговор.

Эл сидела на постели погруженная в свои мысли, пока не вошла Милинда.

— Одеваться? — вкрадчиво спросила она.

— Да. Сапоги, куртку, рубашку, штаны, — все, что нужно для ухода. И попроси Браззавиля достать оружие, я возьму его с собой. Нет, я сама его заберу. Оденусь перед уходом.

Милинда присела рядом и поправила ее волосы.

— Вы огорчены?

— Милинда, вы хотите возвращения Фьюлы?

Милинда задумалась.

— Я не имею права решать такие...

— Это будет правильный ответ, — перебила Эл, — а я спросила, хотите ли вы ее видеть?

Вопрос поставил Милинду в тупик. Она снова задумалась. Эл смотрела на нее, пока Милинда не повернула к ней сосредоточенное лицо.

— Если верно, что она не может вернуться сама и ей тяжело среди смертных, то возвращение было бы благом для нее, — холодно, с одной интонацией ответила она. — Я буду как раньше ухаживать за ней, вы стали часто уходить, вы великодушны, не станете сердиться, а у меня будут скромные обязанности.

— Я не слышу в ваших словах чувства, Милинда, того яркого чувства, на которое вы способны. Вам все равно? — настаивала Эл.

— Я буду выполнять свой долг относительно нее, как мне полагается. Я ухаживаю за вами и испытываю радость, я тревожусь за вас. К Фьюле я не испытывала ничего похожего. Мы относились друг к другу, как к данности. К вам я испытываю притяжение, не только как к госпоже, я вас полюбила.

Эл встала и двинулась к двери.

— Госпожа, — позвала Милинда. — Вы пойдете так?

На Эл было легкое платье, оно струилось до пять и больше напоминало ночную рубашку. Милинда привыкла, что Эл подобные вопросы не волнуют, ее вид — последнее, на что она обратит внимание, если мелькнула цель. Милинда подошла и накинула ей на плечи покрывало.

— Рана видна, — сказала она. — Не показывайте ее Лоролану.

Эл кивнула, закуталась в покрывало и вышла.

Лоролан стоял в нижнем ярусе. Эл не успела звука произнести.

— Если ты о возвращении сестрицы, то я бы сказал: "Поостерегись. Отправь ее в четвертый мир. Там ее место".

— Ты против, — констатировала Эл.

— Тебе же неловко решать этот щекотливый вопрос самой, найди того, кто исполнит твое желание. Найдется ли такой исполнитель? Знаешь, что меня смущает. Ты провела в мирах немало времени, но о тебе почти никто не знает. Ты фигура совсем не легендарная и незаметная в местной истории. О тебе что-то слышали и никто тебя не знает. Фьюла же останется в памяти не одного поколения, пусть дурными делами, но зато никто не усомниться, что она — великая.

— Не пойму, к чему ты клонишь?

— Прояви волю и власть. Покажись смертным. Ты взбудоражила четвертый мир, займись третьим. Крепкая рука цениться выше уговоров. Ты можешь ей приказать. Прояви силу. Воспользуйся своим правом. Если ты выиграла состязание, и отец признал тебя, глупо не пользоваться своим положением. В случае с Фьюлой ты удовлетворишь чаяния смертных, что соответствует твоему хваленому кодексу.

Лоролан говорил убежденно, словно ясно видел, что быть иначе не может. Он посмотрел внимательно, заметил изучающий взгляд и добавил.

— Это правильно. От тебя зависит ее судьба, ее положение здесь. Сын Браззавиля и сам Браззавиль, Элли. Вспомни, чем для них обернулось твое покровительство. От мальчишки этот мир избавили, Браззавиль присягнул тебе, а Фьюла станет тебе врагом. Она не отравит жизнь мне, не посмеет перечить отцу, она выплеснет свою ненависть на тех, кто тебе поклоняется.

Эл испытывала сомнение. Лор прав. У нее возникло желание развернуться и отправиться обратно, в покой комнаты.

— Трудно противоречить себе, — сказал он.

Лоролан вдруг улыбнулся и коснулся губами ее лба. Эл резко отскочила. Волна прошла по телу, и рана отозвалась болью.

— Ты великая. Пора этим пользоваться, а ты играешься в пилота и правдолюбца. Этим ты меня просто покоряешь. Я то готов причинять тебе страдания, то готов избавится от Фьюлы сам.

Эл отошла от него, он понял, что она не возвращается, она явно направилась в сад.

— Отец сказал тебе про вызов? Про битву?

— Да. Зачем спросил?

— Хотел напомнить, что всегда в запасе есть крайнее средство. У Фьюлы против такой махины как ты, будет мало шансов на победу.

— Слышать не хочу, — с досадой сказала Эл.

— Отец желает говорить со мной.

Он пошел дальше, довольный этим разговором. Она остановилась и задумалась. Он смог остановить ее.

Лоролан взошел на ярус выше и увидел, что старания его были напрасными. Эл уверенно шла к дому Браззавиля. Он уже показался в проеме овальной двери и ждал госпожу. Так она решилась или нет? Ее влияние слабо, ее присутствие стало сложно улавливать. Лоролана беспокоило это обстоятельство. Он должен знать, что с ней происходит, чем она наполнена, иначе, она станет неподвластна его влиянию.

— Жаждешь превосходства, — голос отца прогнал его мысли. Лоролан встал в гордую позу. — Напрасно. Она недостижима для тебя. Скоро ты не только перестанешь улавливать ее присутствие, но и перестанешь ее узнавать. Едва ли Элли станет чем-то иным, чем она есть. Ты снова пытался торговаться с ней. Когда же ты поймешь, что она выше этого.

— Это до той поры пока она не познает механизмы взаимодействия в твоих мирах и подлинное отношение к тебе многих твоих подданных. Ты не всемогущ. Она уже знает. Без владычицы у этого мира нет перспективы, а она скорее позволит растерзать себя, пойдет на любые муки, только бы не встать на одну ступень с тобой. Элли не что иное, как то, что она есть — истинная правда. И когда она доберется до правды...

— Я больше не позволю тебе даже попытаться. Последуешь за Фьюлой. Запомни, сын, еще одна попытка напомнить ей о матери, и ты лишишься моего покровительства. Стать смертным будет для тебя наилучшим исходом. Слово владыки.

Эл, тем временем, переоделась. Она не спешила. Браззавиль заметил ее борьбу и задал вопрос:

— Вы не хотите ее возвращать?

— Браззавиль, а ты хотел бы ее возвращения?

— Нет. Но она может быть вам полезна.

— Может быть.

— Она оттянет на себя симпатии Лоролана. Вы лишитесь союзника, не столь ценного, зато избавитесь от его домогательств.

Откровенность Браззавиля заставила Эл улыбнуться.

— Лоролан увлечен не мной, а своим возможным возвеличиванием благодаря мне. Он не оценивает, в какой степени он теряет мое уважение.

— Эл, он коварен.

Браззавиль замолчал, чтобы не продолжать.

— Я знаю, что ты имеешь в виду. Он единственный из наследников, не считая меня, кто остался здесь.

— Он бредит мечтой занять место владыки.

— И займет, — с пугающей уверенностью в голосе заявила Эл.

Браззавиль едва не выронил ножны, что держал наготове, пока она переодевалась.

— Миры умрут, Элли.

Браззавиль назвал ее полным именем, что заставило Эл вопросительно посмотреть на него.

— Не так просто. Я подметила удивительные вещи во время моего последнего приключения. Природа, какова бы она не была, не создает однозначных схем. Выживание системы — обязательное условие эволюции. Для этой цели найдется масса ходов и способов. Поверь мне, я слегка в этом разбираюсь. Еще у жизни есть великое качество, — Эл похлопала Браззавиля по плечу и забрала меч, — неуничтожимость.

Он проводил ее, а когда она растаяла на краю белой дороги, он посмотрел в сторону дворца и тихо сказал:

— Я не хочу доживать до времен, когда тебя здесь не станет.

— Глава 2 Капитан

Крик ребенка заставил Мейхила отвлечься от поисков. Что произошло, чтобы мать бросила малыша без присмотра? У него четверо младших в семье, и всем хватает внимания. Он свернул к маленькой площади. Он увидел ребенка, не такого уж несмышленого. С чего он вздумал истошно орать? Он кричал одно слово.

— Капитан! — вопил детский голос.

Мейхил удивился.

Детская головка вертелась из стороны в сторону, испуганные глаза высматривали в толпе знакомый силуэт матери. Какого пола ребенок Мейхил понять не мог. Общинники за пределами столицы одевали детей одинаково. Он приблизился, хотел взять ребенка на руки, тот оказался шустрым и, увернувшись, бросился наутек.

— Капитан! — на бегу кричал он.

Но капитан как раз он. Мейхил был капитаном охраны королевы. Должность не распространенная в столице. Кого зовет ребенок?

Вдруг малыш прекратил крик, резко повернулся на бегу и кинулся к невысокому незнакомцу в серой одежде и высоких сапогах. Мейхил поспешил к нему, тройка воинов выскочила на площадь, увидела Мейхила и пошла навстречу на его знак.

Он подскочил к серому и схватил его за рукав. Удивление его продолжалось. Малышка, а это была девочка, обвила руками ногу в сапоге и вела себя с чужаком как со знакомым. По крайней мере, с таким грузом он не убежит. Кисть незнакомца легла на детскую голову.

— Опять потерялась, — сказал спокойный голос.

— Почему она звала тебя капитаном? — спросил Мейхил строго.

За спиной у незнакомца уже стояли трое воинов, ему не сбежать.

— Легче легкого, — с усмешкой ответил серый и посмотрел так, словно знал о чем думает Мейхил. Его слова словно служили ответом на мысль Мейхила.

— Отвечай на вопрос, — угрожающе потребовал Мейхил.

— Едва ли ты поймешь мое объяснение, — ответил он.

— Ты намекаешь, что я глуп?

Мейхил посмотрел в темные зрачки, но нахал отвел глаза.

Воины подхватили его под руки, один пытался оттащить ребенка.

— Ты будешь заключен в тюрьму. Там тебе объяснят, как следует отвечать на вопросы, — с достоинством объявил Мейхил.

К ним, спотыкаясь, спешила женщина. Она набросилась на солдат, отбирая девочку, попутно стараясь отпихнуть их от серого.

— Что налетели! Это моя дочка! Я потеряла ее! Так заплачу за это! А ее не трожте, она со мной!

Тут серый сделал рывок, да такой сильный, что воины не удержали его. При попытке снова его схватить он толкнул одного и уперся рукой в грудь другому.

— Не дергайся, солдат. Стой тут, — сказал серый.

Воин остановился, словно приказ что-то значил для него.

— Успокой их, — обратился он к Мейхилу. — Не то накостыляю твоим молодцам прилюдно. Вот будет позор.

На площади появились еще две тройки воинов. Мейхил подал знак.

Пока он дел знаки серый поднял девочку на руки и чмокнул в щеку.

— Ну, визгунья, сдала ты меня самым милым способом. — Она протянула ребенка матери. — Держи ее, а то снова удерет.

Потом он оторвал что-то от ворота своей куртки и протянул женщине.

— Заплатишь этим штраф.

— Спасибо тебе. За что тебя могут взять под стражу? — с недоумением спросила женщина.

— В этом городе найдется за что, — ответила Эл. Тут она повернулась к симпатичному и совсем не суровому, хоть он и напускал на себя суровый вид, командиру солдат. — А действительно за что?

— У меня приказ, — ответил он. — Ты выглядишь, как разбойник. Ни один горожанин не выглядит так, как ты. И не носит такие сапоги.

Серый едва на захохотал, сдержался, потом в его взгляде отразилось сочувствие. Мейхил догадался, что предмет сочувствия он сам.

— Нынче путешественников ловят и сажают в тюрьму за сапоги? Экий юридический нонсенс?

— Ты помог сбежать певцам, — добавил Мейхил.

Тем временем к кругу воинов присоединялись свидетели происшествия. По лицам Мейхил читал, что они на стороне серого.

— Кто освидетельствует тебя? — спросил он громко, горожане попятились, как он ожидал.

— Полагаю, королева знает меня, — прозвучал ответ.

— Ты арестован по приказу королевы! — громко произнес Мейхил, чтобы у всех отпало желание защищать чужака.

На его громкий голос в стане наблюдавших послышались смешки. Мейхил почувствовал, как воин, что стоял всех ближе, тронул его за руку и тихо шепнул:

— Это женщина, капитан, приказывай скорей, чтобы уводили, люди недовольны. Ты, капитан, перепутал парня с девушкой, потому смеются. Проводи мать с ребенком к судье, мы сами ее отведем в тюрьму.

Мейхил с трудом понял последние слова. Его взгляд прилип к лицу человека в сером. Она же старалась не смотреть на него, обводя взглядом людей за спинами воинов и кивая, словно видела знакомых.

Он сделал, как советовал воин. Девушка не позволила ни одному из охраны притронуться к себе, так и пошла в кольце. А Мейхил указал женщине с девочкой дорогу к судье. С нее полагалось взыскать штраф за то, что она бросила дитя без присмотра. В столице на этот счет законы строгие. Так боролись с бродягами. Женщина не походила на бродягу.

Она оказалась женой оружейника, который привез оружие на заказ, и взял семью в столицу. Женщина пожаловалась, что девочка очень любопытная и шустрая, уследить за ней трудно, так она потерялась. Мейхил дождался, пока взыскание будет назначено. Судья вызвал оценщика, когда в уплату женщина предложила камень. Возникла заминка. Мейхилу хотелось доложить королеве об исполнении указания. Он мог уйти, поскольку женщина предложила плату, его удержало любопытство, камень ей дала арестованная. Судья этим не интересовался. Но оценщик смотрел внимательно, Мейхилу стало любопытно, что он скажет. В итоге жене оружейника назначили приличную сумму сдачи, чему она сильно удивилась.

— Откуда у тебя этот кристалл? — поинтересовался оценщик.

— Дала его наша попутчица. Мы вместе приехали в город. Она путешествует. Камень от нее, — ответила женщина.

— Она под арестом, — предвосхитил Мейхил следующий вопрос.

Судья и оценщик переглянулись.

— Из-за камня? — поинтересовался судья.

— Нет. По приказу королевы, — ответил капитан.

Двое снова переглянулись.

— Она добропорядочная девушка, — вступилась женщина. — Почему бы ей ни быть богатой? Я верну ей остаток, что вы выплатили мне, когда мы снова встретимся.

— Вы едва ли встретитесь, — отреагировал Мейхил.

— Вот, что скажу я тебе. Молодой ты. Глупый. Не пожалел красавицу, с парнем спутал. И дня не пройдет, как она будет свободна. А если ей сделает ваша королева плохое, то вся наша земля перейдет под власть города проклятых. Так и передай ей и королю ее, — заявила женщина.

Судья и оценщик переглянулись.

Капитан не успел возразить, как женщина схватила на руки девочку и решительно вышла на улицу. Она ворчала тихо, когда он последовал за ней. Потом они разошлись в разные стороны. Мейхил вернулся к королеве.

— Это хорошая новость, — королева Фьюла наградила его холодной и красивой улыбкой. — Глупые слова глупой женщины пусть вас не тревожат. Ее угрозы не имеют силы.

— Когда назначить допрос? — спросил Мейхил.

— Это не ваша забота, когда ее допросят, — сказала королева строго. — Я жалую вам три дня отдыха. Поезжайте к морю.

Мейхил шел домой и вспоминал события этого утра.

* * *

Было пасмурно. Это утро было одним из тех, когда Мейхил вспоминал, что его должность обязывает преодолевать ленивую скуку службы. День предвещал плохую погоду, а значит, часы покажутся бесконечными.

Он стал капитаном охраны королевы два с небольшим года назад. Этой должностью его наградили за то, что он закрыл королеву от ножа убийцы. Должность в большей мере почетная, чем командирская, в подчинении у него всего десяток воинов. Он молод, чтобы командовать большим числом.

Семья не одобряла его службу, а поскольку он жил в отцовском доме, то терпел нарекания родителей до тех пор, пока не позволит себе женитьбу и свой дом. И каждый раз, выходя на улицу, старался забыть разногласия и представлял прекрасный облик королевы.

Он обожал королеву. Взглянуть на нее раз в день он считал хорошим знаком. Она была прекрасна настолько, насколько может быть прекрасно женское существо.

Сегодня она позвала его сама, в свои покои. Он замирал от ее голоса и следил, как она движется.

Сквозь открытые окна комнаты слышалась песня с городской площади.

— Слышишь? — обратилась она.

Она первой подошла к окну. Мейхил наблюдал, как она пристально смотрит вниз. Он осмелился подойти и взглянуть на то, что привлекло внимание королевы.

Под окнами расположились певцы. Они тянули приятный мотив, веселый, совсем не в настроение утра. Слова сплетались в изящные поэтические обороты, но смысл фраз был провокационным. Они пели о лучших временах с явными намеками на то, что нынешнее время лучше пережить где-нибудь в горах, подальше от столицы, "где правит торжествующее лицемерие".

Вокруг собралась стайка ребятишек, и они приплясывали и кривлялись в такт музыке. Мимо проходили горожане, озабоченные делами наступившего дня. Среди беззаботных детей был единственный слушатель, который стоял близко от певцов и никуда не спешил уходить. Мейхилу показалось, что музыканты нарочно выводят свои трели, стараясь снискать его одобрение. Самый голосистый певец без инструмента делал ему знаки, в ответ слушатель кивал.

— Я замечаю, что вам нравиться мотив, — холодно заметила королева.

— Да. Мотив приятный.

Мейхил понял, что его одобрение не нравится королеве.

— Прогнать их? Или арестовать?

— Этих прогонишь — другие появятся. Этих сумасшедших напугать невозможно, они тупо верят, что служат чему-то доброму. Они просто бездельники и бродяги, и нет такого закона, чтобы запрещать им петь, — с презрением сказала она. — Меня интересует другой персонаж. Этот. В сером.

Она указала изящной рукой на человека внизу.

Тот самый слушатель. Мейхил более пристально стал рассматривать его и перестал слышать музыку. Чужак в серой одежде и высоких дорожных сапогах, будто бы заметил взгляд и оглянулся.

— Он странно одет,— заметил Мейхил.

— В чем странность? — спросила королева.

— По утверждениям такая обувь не всем по карману. Носят ее бандиты в горах и редко путешествующие вельможи из иных земель. Обладатель сапог не похож на вельможу, одет скромно, не по местной моде. Признаться, таких костюмов я не видел раньше.

— Арестуйте его, — приказал королева. — Мне нужно, чтобы он оказался в нашей тюрьме, а не городской. И осторожно, он не простой бродяга. И еще. Все-таки, выставьте из города этих певунов. Они мне не нравятся.

На площади — толчея. Десять его воинов пробирались к серому с трудом. Он не двигался с места, ничего не подозревая. Потом Мейхил увидел, как он спокойно подошел к музыкантам, что-то шепнул. Музыка стихла. Среди певунов возникло оживление, а потом они стремительно скрылись. Тут Мейхил догадался, что серый неким образом предугадал его план. Он помог певунам и скрылся сам. Его серая куртка мелькнула уже далеко, в проеме арки на выходе с площади.

Мейхил вернулся во дворец и попросил подмоги. Он не надеялся найти чужака быстро. Потом он совсем не надеялся его найти. Тридцать воинов сновали по городу. Если чужак укрыт горожанами — его не обнаружить.

Ему улыбнулась удача. Крик ребенка привел его к цели. Мейхил усмотрел в этом высшее покровительство.

* * *

Он добрался до побережья к вечеру. Тут было так спокойно, что Мейхил решил посвятить себя только отдыху, забыть о столичной суете. Наконец-то, он один.

Круглый домик для отдыха, который предложил ему местный житель находился шагах в пятидесяти от воды. Хозяин домика любезно сообщил, что можно посмотреть в округе, снабдил его местными лакомствами и принес дров. Было очень тепло. Начало весны. Однако хозяин посоветовал разжечь огонь на берегу и провести вечер у огня, такой отдых — самый лучший.

Мейхил бродил по берегу. Море подступило сюда не так давно, заняв место песчаной пустыни. Берег не обживали, считалось, что вода может подняться и затопить окрестности или, наоборот, отступит.

По берегу далеко друг от друга расположились маленькие временные домики, специально для отдыха. Они повторяли друг друга круглыми формами, купольными крышами, большими окошками и занавешенными тканью дверями.

Глядя на это милый ландшафт, он впервые вспомнил, что наступила весна. Он ловил едва ощутимый ветерок, легкий с запахами моря. Он закрыл глаза и... Ему вспомнилось лицо арестованной. Приказ исполнен, и служебное рвение уступило место удивлению. Если женщина, то очень необычная. Прежде, кроме одежды его ничто не привлекло. Потом он смотрел в лицо, смотрел достаточно долго и внимательно, чтобы его запомнить.

Он отогнал воспоминание. Он уехал из столицы, чтобы отвлечься от службы и ничто не должно его беспокоить.

Он бродил по берегу пока сумерки не начали стирать границу песка и воды, сходил за подаренными дровами и развел костер. Действительно, вечер у костра — лучший отдых. Он любовался огнем просто так.

Он любил смотреть в огонь, но дома у очага сновала мать или сестра, отправляя его за недостающими продуктами, или заводя разговоры о глупостях, а порой намекая, что его служба королеве — сомнительное занятие. Через короткое время ему было не до огня в очаге, огонь обиды полыхал в душе. Он уходил.

Пора подумать о женитьбе. От такой мысли становилось не по себе. Мейхил не желал обычного течения жизни, как дворцовый служащий. Он думал о возможной супруге только потому, что это был повод уйти из семьи, а это, пожалуй, не честно. И не было такой на примете, чтобы ради нее поменять свою жизнь.

Он прогнал эти мысли и всмотрелся в огонь. И в пламени костра сами собой проступили уже знакомые навязчивые черты. Мейхил залюбовался ими, представляя, как от ветра колышутся светлые локоны. Глаза смотрели на него, она не отводила их. И у него внутри возник поток слов.

— Зачем ты ведешь эту жизнь? Какая нужда привела тебя в город? Зачем? И откуда королева знает тебя? А ты знаешь королеву. И пристало ли девушке или женщине облекаться в грубые одежды, выдавая себя за мужчину. Странная, очень странная.

— Спасибо, что зажег огонь, дружище.

Мейхил оказался снова на берегу, плен красивого лица отпустил его. Недалеко стоял низенький человек, при свете костра он походил на бродягу.

— Меня отнесло течением от берега, стемнело быстро, и я мог остаться в море до утра, если бы не твой огонь. Удружил, — говорил он с доброй улыбкой.

— Я не зажигал огня, чтобы кого-то позвать с моря. Я отдыхаю.

— Можно, я погреюсь. Продрог, — попросил маленький человек. — Прости, если отвлек тебя от размышлений. Ты что-то говорил, когда я приблизился, я подумал, что ты ко мне обращаешься. Судя по твоему взгляду, ты меня не видел. Видимо мысли твои были далеки от этих мест. Вечер хорош. Устал.

Он присел, не дожидаясь приглашения. Мейхил заговорил, наконец, не смущаясь пришельца с моря.

— Я думал о девушке, — сказал он. — Я видел в огне ее лицо. Это с ней я разговаривал, а думал, что молчу.

— Она красива?

— Да. Я бы счел ее красивой. У нее приятный овал лица. Волосы очень светлые, у наших женщин не бывает таких, и они лежат кольцами. Но у нее суровый взгляд, и характер как у разбойника.

— Ха-ха-ха, — засмеялся человек. — Прямо дева из чуда при Гирте.

— Что? Откуда?

— Неужели не слышал о такой? По твоим словам будто бы та красавица. В твоем возрасте все молодые люди, выбирая невест, представляют себе образ из легенды.

— Я не знаю этой легенды, — признался Мейхил. — Расскажи мне ее, я не хочу больше думать о той девушке. Расскажи мне про другую, я охотней ее стану представлять.

— А твоя чем тебе не угодила? Или повздорили?

— Она — преступница. Она в тюрьме теперь.

— Да, ну! Так почему ты ее представляешь?

— Она красивая. Да о чем я действительно говорю! Я устал и брежу. Рассказывай свою историю, — решительно попросил Мейхил.

— И верно. История, — согласился человек. — Добрая история. Раз поспорили поклонники владыки с поклонниками владычицы, кто из покровителей больше заботиться о своих подданный. Спор был глупый, однако такие-то споры доводят до драки. И они подрались! Самым позорным образом. Ха-ха-ха! А через ту местность, там текла речка и стояла деревушка Гирта, проходил не то путник, не то странник.

— Так путник или странник? Если путник, то твоя история может оказаться правдой, а если ты станешь утверждать, что там проходил странник, то уж наверняка — сказочка детская.

— Стало быть, в странников ты не веришь. Пусть будет путник. Простой прохожий. Путешественник.

— Эх, не люблю я бродяг, — перебил его Мейхил.

— Да не бродяга, слова не даешь выговорить. Тот был невысокий, какой был — никто не помнит, говорят, носил сапожищи высоченные.

— Значит, это был разбойник.

— Что ты прицепился к слову. Успокойся, его побили, быть может, это тебя утешит.

— Да, утешит. Эта обещала побить моих солдат. Вот нахалка.

— Значит, так! — прикрикнул человек, чем заставил Мейхила замолчать. — Они его взяли в плен, другие отбили, а потом разобрались, что он чужой, пришлый.

— Точно. Только разбираться никто не стал. А я мог.

— Да ничего ты тогда не мог, ты еще не родился. Тому уж два столетия минуло. Умолкни, а то уйду.

— Продолжай. Буду слушать, — согласился Мейхил.

— И попросили они у чужака совета. А тот говорит, мол, когда увидите самый прекрасный рассвет, то обязательно запомните, какие краски в нем будут. Ведь известно, что у владычицы одеяние как лиловое сияние, а у владыки от черноты — до синего и в голубой. Каких цветов больше — таков и ответ. Ждали они долго, кто говорит десять лет, кто и больше говорит. И уже город выстроили, собрали армии, уступать друг другу никак не хотели. Устали ждать и назначили день битвы. Собрались по две стороны большого поля. А одной армией, тех, кто поклонялся владыке, командовал сам Мелион — большой воин.

— Старик Мелион! Тот, что служит нашему королю? Вот уж не подумал бы, что он мог армией командовать.

— Так ты знаешь Мелиона? Ведь ты мог бы у него все узнать.

— Он не любит таких, как я. Я служу королеве.

— Не повезло тебе. Эх, выходит, меня будешь дальше слушать.

— Буду.

— И они уже двинуться друг на друга собирались. Но возникла заминка и будто бы к Мелиону пришла сама дева. Красавица. Одета скромненько, в мужское, как солдат. Низенькая. И заявила она, что битвы не будет. А соперники упрямы, того и глади станут биться. И она приказал им ждать рассвет. Обещанный рассвет. И распахнулось небо такими красками, что забыли спорщики, где они находятся. И в сиянии стояла фигура то ли воин, то ли дева и краски все лиловые с синим. Будто бы от солнечного света та пришелица преобразилась в красивейшую из женских созданий. Чудо, что тут скажешь. Сошлись армии и помирились.

— А дева?

— Говорят, никто ее не видел с той поры, а еще говорят, что если она появляется, то происходят очень странные события. Говорят, что появлялась она еще раз, что она велела стеречь двери, с той поры темные служители другого мира не посещают нас, не берут жертв. Ух, сколько с той поры придумали. Я такие истории слышал, что хоть смейся, хоть злись. Хороша моя история?

— Ты так и не описал лицо. Какое лицо было у той девушки?

— Да откуда же я знаю. Каждый сам себе рисует. У всякого своя красота. А вот Гирта есть.

— Знаю я Гирту. Там большая крепость.

— Как же так? Был в Гирте, а истории не знаешь?

— Был давно, но я не слушаю сказок.

— А меня слушал. Чудной.

— Слушал, чтобы о ней не думать. И все равно думаю.

— Э-э. Ты поди влюбился. Вон глазки горят. Так бы к ней и побежал.

— Не говори глупостей. Я не могу любить преступницу, это выше моего достоинства.

— Ну, пойду. Спасибо за твой очаг. Ночи здесь весной замечательные.

Он поднялся устало и скрылся в ночной темноте.

Мейхил сидел у огня пока тот не догорел. Его мысли блуждали вокруг услышанной истории, и на беду вместо образа девы он видел серую девушку, и ее волосы светлыми локонами колыхались в такт догоравшему огню.

Под утро он принял твердое решение оставить отдых и вернуться в столицу. Чтобы избавиться от наваждения, нужно побеседовать с ней. Он сможет разорвать навязчивый круг мыслей и образов, когда узнает, что она груба, а деяния ее преступны.

* * *

Мейхил спустился в подземный ярус дворца, где расположилась дворцовая тюрьма. Визит он объяснил тем, что желает поговорить с преступницей, которую изловил недавно. Свой интерес он изобразил как служебное рвение, а не как поручение королевы. Его впустили. Смотритель тюрьмы пожаловался, что прошлой ночью здесь была драка с участием его подопечной. Мейхил не удивился. Объяснить причину потасовки и ее исход смотритель не смог, не он дежурил ночью и обстоятельств не знал.

Мейхил сам отворил тяжелую дверь и вошел, служитель опасался пленной. Мейхил осмотрелся. Ей предоставили хорошо освещенную, но холодную комнату. Она сидела на каменной лавке, глаза ее были закрыты. Мейхилу стало не по себе. У нее была разбита губа, поцарапана щека, а кисть одной руки была перевязана подручной тряпицей. Скорее это следы избиения, чем драки, он приблизился и заметил синяк на скуле. На ней не было куртки, она сидела в одной рубахе, опираясь спиной на холодную стену.

Мейхил нахмурился, снял свою теплую накидку и протянул ей.

— Тебя били?

Она поиграла желваками на скулах, но не потому, что злилась, Эл пыталась не улыбнуться, берегла губу.

— Почему тебя раздели? Я прикажу вернуть одежду.

Она кивнула в знак согласия и сказала:

— Буду благодарна.

— Мне не нужна твоя благодарность. Я велю наказать охрану за произвол. Не потому что лоялен к тебе, а потому что так правильно, — сурово провозгласил Мейхил.

— Правильно было бы отвести меня к королю, на крайний случай — к королеве. Меня держат тут третьи сутки без допроса, и терпение мое кончается, — сказала она.

— Тебе придется запастись терпением.

— А какова цель вашего визита, капитан?

Она хитро прищурила глаза.

Мейхила смутил этот взгляд, будто она знает причину и нарочно дразнит его.

Он опять обратил внимание, что она не смотрит в глаза, а куда-то мимо на противоположную стену. Мейхил заставил себя тоже не смотреть на нее, есть в ней нечто, что захватывает внимание.

— Я хотел узнать, зачем ты ведешь жизнь преступника? Что привело тебя к такой жизни?

Ее глаза расширились, и она перевела взгляд на него, взгляд удивленный, словно он сказал сущую нелепицу.

— Кто ты такой, чтобы судить о моей жизни? Или ты читаешь в душах людей? — тон ее не предвещал доброго разговора.

Мейхил не питал надежды, что она немедля раскается и решил хотя бы попытаться внушить ей мысль об ошибочности такого существования.

— Подобает ли молодой девушке бродяжничать и вести себя, как разбойник.

— Это я что ли побила охрану? Святые небеса! Я позволила себя избить, чтобы эти олухи оставили меня в покое. А куртку отобрали, чтобы обыскать на предмет ценностей. Какая мразь у вас служит. А по свету ходят слухи, что у вашего короля наилучшие и благородные воины. Хм. Сомнительно. Давно нужно было навестить ваш город. Вот что, капитан, верни мою куртку, а потом продолжим беседу. А то проваливай, я аудиенций не назначала.

— Ты забываешь, что сидишь в тюрьме, — напомнил он.

— А мне безразлично, где думать. Так как на счет куртки? Ты обещал.

— Ты дерзишь. Извинись или я уйду.

— Хм. Скатертью дорога. Напомни королеве, что на нее наложены некоторые обязательства. У нас с ней непременно состоится встреча.

— Откуда ты знаешь королеву?

Она состроила презрительную гримасу и указала глазами на дверь.

Мейхил резко развернулся и, подойдя к двери, толкнул ее ногой. Служитель стоял за дверью и отскочил.

— Где ее одежда? — спросил он у служителя.

— Я не имею представления, — ответил он.

— Так найди! Приказываю! Здесь место ворам, тут они и окажутся. Найди тех, кто дежурил ночью и передай, что они ответят за насилие.

— Не кипятись, солдат. Они уже кутят на мои камушки, — раздалось у него за спиной.

Она встала и подошла к двери, служитель отошел к противоположной стене коридора.

— Тебе известен некто Неихен? — спросила она служителя.

— Известен, — кивнул он.

— Пошли к нему человека, куртка у него. И передай, что пока я тут живу, пусть в подземелье не суются, а кто сунется щадить не стану, все, что они у меня украли, пойдет на услуги лекарям.

— Я передам. Будьте уверены. Передам, — заискивающе согласился служитель.

Мейхил вышел из комнаты, с грохотом захлопнул тяжелую дверь, мелкие песчинки посыпались с потолка. Он схватил служителя за шиворот.

— Ты! Ты мерзкое животное, позоришь трон. Перед кем ты пресмыкаешься?!

— Ш-ш-ш, — зашипел служитель и вжался в стену. — Не кричи, капитан. Тут, как бы объяснить, слухи ходят, что она не из бандитов. Э-э-э, она может того...

Он посмотрел в потолок.

— Ты обезумел! Это приказ королевы! Самой королевы!

— Так... Э-э. Кого ж она только сюда не отправляла. Ну, люди-то все порядочные. Ты полегче. Она ж разбуянится, покалечит мне моих ребяток. Вон она ночью как повыкидывала и дверь заперла, не отпереть было. Ты бы и верно, отвел ее к королеве, не хочу я за ней присматривать.

— Что ты болтаешь? Кого повыкидывала?

— Ну, э-э, охрану. Они к ней вошли ночью, она лежит будто мертвая. Они ее трясти, насмехаться, заметили камушки под воротником, и забрать хотели. Она очнулась, они принялись ее лупить. Я уж точно знаю, куртку они отобрали, а потом она разозлилась, чуть их не зашибла. Говорят, дверь ими открывала.

— Ты болен! Где ты наслушался таких сплетен! А ну, отправляйся за ее одеждой! Сам! Разжалую, сам здесь поселишься!

Дверь напротив отворилась.

— Что вы орете! Голова от вас кругом. Смертные! Тебя за курткой послали? Топай. Шустро. А ты, капитан, останься. Чувствую, нужно нам разобраться. Заходи, поговорим.

Мейхил обернулся, отпустил служителя. Тот засеменил по сводчатому коридору прочь. Мейхил посмотрел на нее с любопытством. Она стояла в дверях, с его накидкой на плечах, как хозяйка, зазывающая гостя.

Он вошел обратно, закрыл дверь.

Она села на один край лежанки, а ему указала на другой.

— Садись, капитан.

Он остался стоять.

— Почему ты позволила избить себя? — спросил он.

— Я очнулась оттого, что меня бьют.

— Что значит, очнулась? Ты больна?

— Нет. Опустим эту тонкость, долго объяснять. Если я верно догадалась, то ты пришел по своей воле. Ты не на службе, стало быть, визит частный?

— Я не совсем понимаю твои выражения, хотя наш язык ты хорошо знаешь. Откуда ты?

— Я с севера. — Эл прикрыла тыльной стороной ладони рану на губе, она чуть улыбнулась, и стало больно.

— На севере море, — подозрительно заметил Мейхил.

— Я из-за моря. С другого берега. И это совсем не важно. Я даже имени твоего не знаю, капитан. Мог бы из вежливости спросить у девушки, как ее зовут, или королева тебе сообщила?

— Нет. Как твое имя? — Мейхила смутил ее вопрос, были в нем насмешка и нечто неуловимо трогательное.

— Мое имя — Эл. А твое?

— Мейхил. У тебя странное имя. Не слышал даже похожего. Оно подошло бы мужчине.

— У меня есть полное имя, но я его не скажу. Меня коробит, когда меня называют полным именем.

— Оно позорно звучит?

— Что ты сразу в крайности кидаешься. Фыф. То я разбойник, то имя у меня позорное. Тебя не учили этикету?

— Не с пленными.

— А я не пленная. Знаешь, почему я тут оказалась? Потому что так ближе всего до короля и королевы. Пара ярусов выше. — Она указала пальцем в потолок. — Во дворец меня едва ли впустили бы, тут пришлых, да еще с моей внешностью, ох, как боятся.

— Но отсюда ты до них никогда не доберешься, если не будет на то воля наших правителей.

— Мне собственно все равно, кто из них снизойдет до общения со мной, но я бы предпочла короля. У меня к нему поручение. Оно касается королевы, которая, завидев меня на площади, решила избавиться от меня, как от многих тех, кто тут оказывался. Она спрашивала про оружие?

— Я не стану тебе отвечать. Ты делаешь вид, что что-то значишь. Я не верю тебе.

— Послушай меня. Передай королеве, что я хочу разойтись миром. За тем и пришла. Передай ей, раз уж ты ей служишь, что пора ей вернуться назад, такова воля ее отца. Она поймет. Просто пойди и скажи ей это. А с королем я сама поговорю.

— Каким же это образом?

— Если до ночи меня не выпустят, я уйду сама.

— Это невозможно.

— Хорошо. Я назначаю тебе встречу. Этим вечером, после заката, в покоях короля. Скажем, в его любимом зале.

— Откуда тебе известно о любимом зале короля?

— Не разочаровывай меня, я начну считать, что ты глуп. О любимом зале короля, который королева украсила цветами невероятной красоты, знают в этом городе даже дети. Итак, мы выяснили, как меня зовут, что я не преступник, что в городе я по очень важному делу. Так, что еще тебе сообщить, чтобы я стала в твоих глазах более привлекательной натурой?

Эл прочла в его взгляде тоску, даже скорее разочарование.

— Стала в моих глазах? — переспросил он.

Мейхил неотступно думал о том, что пришел сюда, чтобы обличить ее, увидеть в ней зло. Напротив, она выглядела приветливой. То как она разговаривала с ним в начале, как обращалась к служителю, как прикрикнула на них в дверях, — больше подходило бы под образ преступницы. Она заискивает перед ним. Нельзя ей верить. Он верил. Она вела себя так, словно в ее заключении в тюрьму было что-то само собой разумеющееся. Ее заявление о том, что она доберется до короля не выглядело бахвальством. Служитель вел себя так, словно она его сильно напугала. Мейхил поймал себя на мысли, что снова разглядывает ее лицо, а она опять на него не смотрит.

Он отвел глаза. Они молчали недолго. Потом она спросила:

— Мелион еще служит королю?

Мейхил вспомнил человека с моря, что присел к его костру, он тоже говорил о Мелионе. Он не любит охрану королевы, но у Мейхила появилось желание пойти к старому вояке и спросить про Гирту.

— Служит. Он старик уже, — ответил Мейхил. — Зачем тебе Мелион?

— Старый знакомый. Намекни ему обо мне. Вдруг заглянет сюда из любопытства. Его развеселит факт, что меня посадили в тюрьму. Тут тихо и мы могли бы мирно побеседовать. У меня для него хорошая новость. Мне удалось исполнить одну его старую просьбу.

— Откуда ты знаешь Мелиона? Он уже стар, ты не годишься ему в хорошие знакомые.

— Об этом не тебе судить. Ты приятный парень, но лучше бы тебе думать своей головой и поменьше слушать королеву. И вообще, служба у тебя — не позавидуешь, придется тебе искать новое занятие.

— А вот тут не тебе судить.

— Преданность — хорошее качество, если оно уместно. Что-то мне говорит, что надо бы сейчас идти к королю. Но шуму будет. Лучше бы нам побеседовать с глазу на глаз. Я его огорчу. Может быть, позовешь короля сюда?

— Ни за что. Пусть ему доложат о тебе. Ты тут по приказу королевы. Она не будет о тебе вспоминать несколько дней, у нее важный гость.

— Хорошо, упрямишься, значит, буду ждать до вечера, — вздохнула она.

Мейхил приготовился к новой порции обличительной речи, но она знаком остановила его. Стук в дверь возвестил возвращение служителя.

— Открыто, дружище, — откликнулась она.

Служитель вошел и виновато протянул куртку. Эл встала, взяла ее повертела и криво усмехнулась здоровой стороной губ.

— Неихена не было дома, одежду вернула его жена. Она была недовольна его поступком и обещала отругать его, — сообщил служитель.

— Нет лучшего наказания, чем сварливая жена, — вздохнула она и сбросила с плеч на лавку накидку Мейхила.

Она стала медленно одевать свою куртку, Мейхил поспешил помочь, ей мешала замотанная рука. Рукава сужались в предплечье, образуя наручи, он заметил, что они жесткие, словно в них вышита твердая защита. Она с трудом просунула туда перевязанную руку. Он поправил куртку, чтобы она хорошо села на плечах, девушка благодарно кивнула. У Мейхила перехватило дыхание. Голос служителя тюрьмы разорвал этот неожиданный контакт.

— Откуда известно вам, что она сварлива? — удивился служитель. — Оно верно, что она ругает его чаще, чем позволяет мужское достоинство. Вам знакомо семейство Неихена?

— Это было общее замечание, — ответила Эл и отошла от Мейхила на пару шагов.

— Как это? — не понял служитель.

— Он не имела в виду кого-то конкретно, — пояснил Мейхил, справляясь с волнением.

— Э-э. Это как же. Речь-то была о Неихене и его жене. Как это не конкретно?

— Уйди! — не выдержал Мейхил. — Тупица.

Служитель скрылся за дверью. Мейхил почувствовал неловкость, чтобы ее скрыть заговорит с фальшивой твердостью в голосе.

— Мне не нравиться, что ты здесь распоряжаешься. Я прикажу стеречь тебя очень ревностно.

— Зря ты прикрикнул на него. Он раб этого места. Пусть неумный, но он не поленился сходить за моей одеждой только потому, что испытывает ко мне уважение, смешанное со страхом. У этого человека могло быть иное будущее, если бы не королева.

— Ты всякий раз говоришь с неприязнью о моей госпоже. Не смей, — сделал замечание Мейхил.

— У меня есть основания ее недолюбливать, нет, скорее не любить. Да. Именно так.

— Именно поэтому ты в тюрьме.

— Здесь ты прав. Я в этом городе, потому что пришла с важным известием, а в тюрьме я оказалась, потому что ваша королева увидела меня и испугалась. Она вынашивает план, как убить меня, не вызвав всеобщего возмущения.

— Ты не достойна ее имени. Она великая. Она правит нами. А ты? Одного взгляда на тебя довольно, чтобы увидеть, что ты человек, не имеющий определенных занятий, ты водишь знакомство с оружейником и бродячими певцами. Твоя одежда пропитана пылью. Ты скитаешься...

— Остановись, капитан Мейхил. Я не обидчива, но ложно обвинять себя я не позволю. Не вынуждай меня грубо говорить с тобой. За человека, спасибо, мне лестно это определение. Оружейник — хороший спутник, а его дочка помогла тебе меня найти. Певцы тут совсем ни при чем. Я предупредила их, потому что знаю, что их без разбирательств могли обвинить в подстрекательстве к бунту. За песню. Я говорю о них, потому что они понятия не имеют, кто я такая. Я для них попутчица и слушатель. Только и всего. Извини. Тебе придется уйти. Мне больно говорить. Мне нужен отдых после прошлой ночи, и перед следующей.

Мейхил не желал уходить. Он остался бы. Но тут она повернула к нему лицо, он с вызовом посмотрел на нее. Он, наконец, заглянул ей в глаза, увидел темноту, словно его окунули в ночь. Это так подает свет от окна, что глаза кажутся бездонными. Для него пропали разбитые губы и ореол волос, остались глаза. Его стало мутить. Она отвела взгляд и хлопнула его по плечу на столько ощутимо, что наваждение рассеялось. Мейхил вдруг спросил?

— Почему служитель боится тебя?

— У него спроси, — иронией ответила она. — Иди же, капитан. Мне нужен отдых.

Последние слова она произнесла мягко. Мейхил ушел медленно, забыл запереть дверь.

Эл села на лежанку и хлопнула себя по лбу.

— Этого мне только не хватало.

Мейхил разыскал служителя и спросил:

— Почему ты ее боишься? Тебя должны уважать заключенные, а ты ей угождаешь и пресмыкаешься перед ней. Почему?

— Вы уж не сердитесь, капитан. Это как бы, э-э-э, охрана окрестила ее "Гиртской девой". А я с детства эту легенду уважаю. Я поверил, что она на нее похожа. И еще. От нее что-то исходит. Что-то удивительное, просто благоуханное масло на душу, как взглянешь на нее, замирает все внутри, — разоткровенничался служитель.

— Тьфу. Болван, — не выдержал Мейхил.

— Да, вам видней, — сказал ему вдогонку служитель.

* * *

Мейхил прошелся по дворцу и поздоровался с теми, кто дежурил сегодня.

— Тебя же отправили отдохнуть, Мейхил, — удивился дежуривший у покоев королевы другой капитан охраны. Он был старше Мейхила, но они дружили.

— Я не могу без службы, — ответил он и поймал себя на мысли, что лукавит. — Мне бы сказать королеве пару фраз.

— Нет-нет. Не могу тебя пустить. Тебя бы следовало отправить домой, но я то знаю, что ты не можешь ее не видеть.

Мейхил подумал, что он имеет в виду пленную, что его друг знает о его визите в тюрьму.

— Кого? — спросил он и состроил гримасу недоумения.

— Королеву, конечно. Не увидишь ты ее сегодня. Она не отходит от странного гостя, что явился вчера. Они ведут какие-то таинственные беседы. Она королю сегодня едва ли пару фраз сказала. Он сердился, но что ей до его обид.

— Я слышал уже о госте. Важный?

— Скорее странный, прячется от всех. А ты, говорят, отличился. Мои ребята потешались, что ты спутал ее с разбойником. Говорят она очень красивая, как Гиртская дева.

— Что вы заладили! Нет в ней ничего особенного!

Мейхил крикнул довольно громко, чем вызвал недовольство собеседника, тот начал уводить его от дверей со словами.

— Что ты ореш-ш-шь. Она меня накажет.

Дверь в покои королевы скоро открылась, она стояла на пороге недовольная шумом.

— Кто здесь? Узнаю голос. Мой верный Мейхил. Море не радует тебя? Что привело тебя сюда? — ее вопросы звучали с недовольством и угрозой. От ее взгляда Мейхил похолодел.

— Я был в тюрьме, — начал он и замер под ледяным взглядом королевы.

— Я не приказывала навещать ее.

Мейхил почувствовал, как леденеют пальцы.

— Не смей мне лгать, — предвосхитила она первую его мысль в свое оправдание. — Она не дает тебе покоя.

— Она сказала, что у нее важное известие, — выдохнул Мейхил.

— Не сомневаюсь. Где ее оружие? При ней был меч?

— Нет, — ответил Мейхил.

— Значит, она спрятала его.

— Я не знаю. Она хотела видеть короля.

— Меня мало волнуют теперь ее желания. А тебе я придумаю наказание позднее.

Она закрыла дверь сама. Мейхил и его товарищ с облегчением отступили от двери.

— Иди домой, Мейхил. Зачем тебя только принесло во дворец.

— Это все она. Из-за нее, — пробормотал Мейхил.

— Эх, братец. Провинился и сразу заговорил, как все. Королева не любит, когда тревожат ее покой.

— Это она, — повторил Мейхил. — Эл.

— Кто? — не понял его друг.

— Ваша Гиртская дева.

Мейхил ушел из покоев королевы, но не за тем, чтобы покинуть дворец. Он стал разыскивать Мелиона. Но в этот день старого вояку во дворце никто не видел. В душе Мейхила бушевали страсти, он был сильно возбужден, что собственно заставило его направиться к дому Мелиона.

Его встретила молодая женщина, объяснила, что отец не желает визитов. После настойчивых уговоров она поднялась на второй ярус дома, а по возвращении позвала его за собой.

— Что привело тебя в мой дом, юноша? — спросил Мелион хриплым голосом.

— Вы не здоровы, простите. Мне необходимо расспросить вас.

— Хм. Что капитану охраны королевы нужно от меня?

— Расскажите мне про Гирту, — поспешно выговорил Мейхил.

— Ты желаешь, чтобы я тебе сказки рассказывал? Кто из вас молодых теперь в это верит? Не буду рассказывать, я тебе не дядька.

— Вы там были. Вы ее видели, — натаивал Мейхил.

— А ну сядь. — Мелион указал ему на лавку у окна.

— Я не смогу усидеть на месте. Расскажите мне о ней.

— О ком? О битве?

— О девушке.

Мелион посмеялся и закашлял. Мейхил не припоминал, чтобы Мелион болел.

— Подай мне вон тот кувшинчик, — попросил Мелион.

Мейхил заметил на настенной полке единственный потертый временем кувшинчик. Он достал его и протянул старику.

Мелион откупорил горлышко, сделал единственный маленький глоток.

— Кончается, — сказал он задумчиво.

— Это лекарство? Я могу сходить за новым.

— В этом доме есть, кому за мной ухаживать. Только такого лекарства ты не сыщешь.

Мелион опустил руку с кувшинчиком. Мейхил взял его из рук старого воина, закупорил и поставил на место.

— Гирта, — повторил Мелион.

— Я знаю легенду. Меня интересует девушка. Опишите ее.

— Ты что встретил кого-то? — с интересом спросил Мелион.

— Да. Со мной случилось происшествие.

— Ты перепутал девку с парнем, об этом твоем происшествии судачит вся охрана во дворце, — со смехом сказал Мелион.

— Это так, — с обидой сказал Мейхил.

— Она не показалась тебе красивой?

— В первый момент — нет. Но сегодня я был у нее. Все называют ее Гиртской девой.

— Это не повод приходить ко мне. Ты будто бы влюбился, — заметил Мелион.

Мейхил нахмурился и, наконец, сел.

— Какие у нее волосы? — спросил Мелион.

— Светлые. Почти белые. Нет, они...

— Она все еще таскает высокие сапоги?

Мейхил кивнул, в груди зажгло. Это не ложь.

— Она вас знает, и сказала, что была бы рада, если бы вы заглянули к ней в тюрьму. Она смеялась надо мной или над вами?

— Ты неверно ее понял. Она знала, что ты ко мне побежишь. Что же ей нужно?

— Так вы знаете ее?

— Что ей было нужно? — настаивал Мелион.

— Она сказала, что исполнила вашу давнюю просьбу.

Не успел Мейхил договорить, как Мелион подался вперед, настороженно и внимательно посмотрел на молодого человека.

Мейхил немного подался назад. Странным было лицо старика, со следами сильной усталости, он словно превозмогал муку.

— Она посылала тебя к королю? — спросил он.

— Да.

— И ты не пошел, — заключил Мелион.

— Она нахально назначила мне свидание в покоях короля, сегодня вечером, как стемнеет.

— Вот, что, капитан. Придется отложить на сегодня сказки о Гирте. Беги во дворец и сделай все, чтобы ее привели к королю. Скажи моей дочери, пусть пошлет за Тоуном и его братом. Они нужны мне. Ступай.

— Значит, она действительно похожа на ту деву? Это правда? — решил все же узнать Мейхил.

— Да, на что тебе? Что это теперь изменит?

— Я не могу избавиться от ее образа. Она преследует меня.

— Я не могу тебе сказать, уж два столетия тому, я стар и память моя стара, — пожаловался Мелион.

— Не слышал никогда, чтобы Мелион что-то забывал, — возразил ему ради уважения Мейхил.

— Помнить, не означает знать наверняка, — уклончиво ответил старый воин. — Поторопись, давай, а то побежишь к ней на свидание.

— Она действительно может сбежать? — насторожился Мейхил.

— Хм. Да уж, тебя ждать не станет. И ты повежливей с ней, она тебе не девочка-невеста. Ступай.

Мейхил встревожился еще больше. Что-то не договаривает старый Мелион. Он спешно передал просьбу дочери Мелиона. Уже на пороге вспомнил, что она недавно овдовела и поселилась у отца. А ведь это его младшая дочь. Редко кто доживает до такого возраста, а старик все еще при должности.

Обратно во дворец его гнало не возбуждение и смятение, а тревога. Он ворвался в тюремный коридор, едва пробился сквозь охрану, стражники возмущенно преследовали его. А потом все застыли в дверях пустой темной комнаты. Ее там не было.

Мейхил взвыл от досады и, осыпая охрану всевозможными ругательствами и угрозами, помчался наверх, во дворец.

Покои короля располагались двумя ярусами выше тюрьмы. Здесь не было охраны. Кто угодно от простого горожанина до военачальника мог получить аудиенцию у правителя этих земель. Его встретил невысокий, щуплый и учтивый секретарь. Мейхил солгал, что у него поручение и беспрепятственно вошел в королевские покои.

Комната с невысоким потолком была хорошо освещена шарообразными светильниками. Они мерцали, и оттенок света был чуть голубоватым, что показалось Мейхилу странным. Окна были распахнуты настежь, все до единого. По комнате гулял вечерний сквозняк, смешанный с ароматами цветов. Они еще недавно заполняли комнату. Это была любимая комната короля. Та самая, где она назначила встречу. Но от прежнего очарования цветущих растений не осталось следа, они были поломаны и растоптаны. Завядшие бутоны были безжалостно собраны в кучу и накрыты тканью, разбросанные лепестки темнели на глазах.

Он увидел ее, и комната перестала существовать. Она склонилась над лицом короля, который лежал в обширном кресле. Он дышал с трудом.

— Отойди от него, — приказал Мейхил.

Она выпрямилась и двинулась на него.

— Вон отсюда, — резко сказала она. — Уходи. Быстро. Умрешь.

Мейхил попятился, потом опомнился, собираясь дать ей отпор. Слабый шепот короля вернул ее назад.

— Да. Я. Это я, — повторила она. — Я все знаю. Простите, я опоздала. Я исполню желание многих ваших подданный и уведу ее с собой.

Мейхил смотрел на нее и читал в лице сострадание и отчаяние. Ее лицо так изменилось, окрашенное чувствами. Она взяла лицо короля в руки, провела по вискам, пальцами.

Она почувствовала взгляд Мейхила и повернула лицо к нему.

— Я тебя умоляю, капитан, если у тебя есть хоть капля здравого смысла — уходи. Тут опасно. Иди и скажи всем, что их король умирает.

— Ты убила его! — выкрикнул Мейхил.

В ответ она промычала что-то невнятное.

— У меня нет времени объясняться с тобой. Задержи королеву во дворце любым способом, хоть умри, но не упусти ее. Разыщи Мелиона, мне нужно поговорить с ним. Быстро.

Мейхил не мог сдвинуться с места. Он увидел последний вздох короля. Он почувствовал присутствие смерти. Умер правитель его земель, которого считали вечным.

Эл тоже смотрела на короля. В этом старике с трудом можно было узнать красивейшего из смертных, осознававшего свое превосходство над другими, наделенного властью самим владыкой. Он когда-то выслал ее со своих земель в город проклятых. Он попал под очарование прекрасной, но жестокой дочерь владыки. Едва ли он понимал, что не сокровищем владеет, а проклятием. Эл с трудом верила, что перед ней тот самый могущественный правитель. Присутствие королевы надолго продлило его жизнь, но стерло некогда прекрасные черты, заменив их морщинистой маской. "А Фьюла все так же хороша собой, время не коснулась ее", — подумала Эл.

Она выпрямилась и пошла к двери.

— Пойдем, капитан, — поравнявшись с Мейхилом, она подхватила его за локоть и силой вывела из комнаты. — Стой тут и не входи. Не пускай никого туда. Воздух там отравлен, пусть никто не подходит к телу, не касается его, пока оно не растает. А потом сожгите все, что там было.

— Ты не можешь здесь приказывать.

— В этих землях больше нет короля. Передай Мелиону, пусть возьмет правление на себя, пока не будет назначен новый правитель. Мне необходимо уйти. Но я вернусь.

— Ты преступница. Это ты убила его! — выпалил Мейхил.

— Не говори глупостей.

Мейхил схватил ее, чтобы удержать, но она ловко высвободилась и схватила его совсем не женской хваткой. Он впился взглядом в ее глаза, веки ее опустились, он перевел взгляд на губы, на которых не было следа недавней раны, увидел усмешку, потом снова перевел взгляд на темные зрачки. И уже не отводил взгляд. Его тело вздрогнуло, он различил слова:

— Стой здесь. Приказываю.

* * *

Эл стояла на балконе и ждала владыку. Ожидание тянулось вечность. Она готова была сорваться и помчаться назад. Нет. Нельзя. Прежде ей придется посетить скалу, чтобы понять, в какой момент стоит появиться там снова и где. Отец медлил.

Он возник рядом и посмотрел вопросительно.

— Мне необходимо ваше слово, владыка, — обратилась она.

— Тебе нужен совет, — поправил он.

— Вы знаете, что стряслось. События приобрели иной оборот. Требуется ваше вмешательство.

— Мое. Тебя вполне достаточно.

— Нет. Уже нет. Фьюла совершило убийство, которое перевешивает все предыдущие. Вы потеряли династию. Не так много правителей, которые служили вам самоотверженно. Землям нужен новый правитель. Она должна понести наказание.

— Должна. Ты установила ее вину? Ты знаешь меру ее вины? И смертные единодушно признали твою правоту?

— Нет. Все иначе. Король так и не понял, кто убил его.

— Ты прибегаешь ко мне в тот момент, когда царит смятение. Не время для разбирательств.

— Верните ее.

— Ты взяла на себя эту обязанность.

— Ситуация исключительная.

— Элли. Если бы я пожелал, то вернул бы Фьюлу без твоего участия. Ты приняла этот долг на себя, ты взялась вершить ее судьбу. Верши.

— Я не могу. Я не знаю, как судить ее. Не имею такого права.

— Я даю тебе это право. Твоя воля, не моя.

— Я не знаю.

— Какое наказание за убийство ты знаешь? — спросил он испытующим тоном.

Эл молчала, чтобы не произносить то первое и единственное, что пришло на ум.

— Оставайся тут. Ты взвалила на себя бремя и только что поняла, что оно не по плечу тебе.

— Я не могу остаться. Мое место — там, — уверенно сказала Эл.

— Тогда. Иди туда. Если ты принимаешь решение, принимай его окончательно.

* * *

Мейхил очнулся. Он сидел на полу, вокруг суетились воины Мелиона.

— Очнулся, — сказал кто-то. — Эй, ты меня понимаешь?

Мейхил нахмурился, пытаясь вспомнить, что с ним произошло. У него болела голова, боль давала знать о себе молниеносными уколами. Мейхил простонал.

Он туго соображал. Стрик Мелион подошел и встал над ним. Потом он достал из-за пояса прозрачный кристалл.

— Это она оставила? — спросил Мелион.

— Я не знаю, что это, — с трудом выговорил Мейхил.

— Это было у тебя в руке, и ты звал Мелиона, капитан, — сказал кто-то рядом.

У Мейхила не хватило сил, чтобы обернуться на голос.

— Принесите воду, — приказал Мелион.

Мейхил почувствовала приступ тошноты и его будто бы швырнуло, куда-то вниз. Потом кто-то непрестанно тряс его, не давая проваливаться в забытье. Губы обожгло холодное прикосновение, потом он ощутил, что в него вливается обжигающе холодная жидкость. Холод привел его в чувства. Двое воинов поддерживали его, а третий лил ему в рот воду.

— Достаточно, — прозвучал издали знакомый голос Мелиона. — И мне несколько глотков. Дождись, пока он очнется. Я допрошу его сам. Кто не занят, обойдите дворец, расспросите всех кого встретите. В тюрьму не ходите, с ними бесполезно разговаривать. Мне нужны добровольцы, которые отправятся искать королеву. Приказывать не могу — дело добровольное.

Скоро вокруг стало тихо. Мейхила оставили лежать на полу. Его начала бить дрожь, кто-то заботливо накрыл его тяжелым покрывалом. Над ним склонилось женское лицо. Мейхил узнал дочь Мелиона. Это она осталась, чтобы присматривать за ним.

— Что с королем? — спросил Мейхил.

Он плохо помнил происшествие, ему мерещилось, что король умер.

— Он умер, капитан. Королеву не могут сыскать. Отец сказал, что она нас оставила. Как все печально.

— Что со мной? — спросил Мейхил.

Он понял, что может говорить внятно и чувствует себя лучше.

— Отец предположил, что вы отравились. Но, признаться, я подумала сначала, что вас захватил какой-нибудь колдун.

И она поведала Мейхилу о странных событиях.

После его визита к Мелиону, старик очень обеспокоился. Его сопроводили во дворец двое его воспитанников, дочь опасалась за его самочувствие и пошла следом. Тем временем собрались почти все воины, преданные королю, словно их кто-то созвал во дворец и никто толком не смог объяснить, отчего всем вдруг стало тревожно. Они одновременно почувствовали дух смерти. Он, Мейхил, встретил их у дверей королевских покоев и не пускал никого, твердил, что там опасно, что любой, кто войдет примет смерть. Он оказывал сопротивление и в тот момент обладал, яко бы, невероятной силой.

Мейхил ничего этого не помнил. Он заверил девушку, что не поступил бы так. Но она только покивала головой и заверила, что была свидетелем его поведения. Потом он внезапно рухнул на пол и замер. Мелион осмотрел его и приказал немедленно искать противоядия, какие только найдутся, и запретил входить в комнату короля. Потом в руке Мйхила нашли кристалл, и ее отец все понял.

— Что именно? — спросил Мейхил.

— Я не поняла в суматохе, — призналась девушка. — Я не поверила, когда камень растворился в воде. Вы и отец выпили этот раствор. Вы ожили, а отец пошел своими ногами, хотя еще вчера говорил, что его жизнь завершена. Этот кристалл волшебный?

— Понятия не имею, — признался Мейхил.

Он заговорил снова, когда смог осмыслить рассказ девушки и припомнил, наконец, ту часть, где фигурировала беловолосая разбойница.

— Это она. Она, — уверенно сказал Мейхил. — Где твой отец? Позови. Пусть он спрашивает меня.

Мелион вернулся не сразу. Он был мрачен. Заставил Мейхила говорить лежа. Пока капитан старательно перечислял события, Мелион слушал и кивал. Когда Мейхил закончил, Мелион молчал.

— Это она убила короля, — заключил Мейхил. — Я застал ее рядом с ним.

— Боюсь, что именно так и будет все представлено. Королева уже объявила, что виновница смерти — именно наша гостья. Дворец гудит как улей, город взбудоражен. Эх, зря она ушла, — в голосе Мелиона звучало сожаление, а не осуждение.

— Она сбежала,— уверенно сказал Мейхил. — Я мог остановить ее.

— Ты, очевидно, пытался ее остановить. Поэтому ты и вытворял поразительные штуки, капитан. Я приказал никому не рассказывать об этом. Мои воины будут хранить молчание. Она приказала сжечь все, что было в комнате. Мы сожжем. Что ж, я приму руководство городом, но моих сил мало для всех земель. Она заведомо понимала, что королева покинет нас. Но она не рассчитала, что ее оговорят. Это не простое убийство. Мне бы поговорить с ней коротко. Если она не вернется в ближайшее время, ее так и будут считать убийцей.

— Вы не считаете? — удивился Мейхил.

— Зачем ей было тогда спасать тебя, если ты застал ее на месте преступления. Она вложила в твою руку кристалл, это спасло нас обоих. Я плохо чувствовал себя со вчерашнего дня, мы беседовали с королем именно в той комнате. Ты пробыл там недолго, у тебя были признаки недуга схожие с моими. Я предположил, что умираю от старости. Но ты молод. Я не смогу высказать свои предположения или обвинения, поскольку не имею доказательств. Только она может потребовать ответа от королевы, но ее — нет.

— Она там была одна. Она говорила с королем. Я видел. Она выглядела вполне здоровой, — возражал Мейхил. — Я ей не верю.

Мелион остановил его жестом. Мейхил замолчал и вежливо предоставил старику право говорить.

— У меня предчувствие, что начинается недоброе время. Она предвестник недобрых событий, но не их причина, я убежден, что ее визит — попытка нам помочь. Она дала несколько намеков, которые ты не смог бы понять в силу молодости. Мне уже не по возрасту за ней гоняться, нужно успокоить горожан. Тебе как раз найдется работа, капитан. Организуй поиски королевы и твоей новой знакомой. Эти женщины будут рядом. Найдешь одну, найдется следом и вторая.

— Я не понимаю. Королева покинула дворец? — Мейхил очень удивился. — Зачем?

— Да. Она оповестила город об убийстве короля, назвала убийцу и пропала. В городе траур и веселье одновременно. Мне нужна та девушка не за тем, чтобы обвинить ее в убийстве, мы в трудном положении, а она знает, как нам поступать. Поэтому когда найдешь ее, не хватай как в прошлый раз, а вежливо пригласи к нам в гости.

— Она бандит! — продолжал настаивать Мейхил.

— Она не простой бандит, — с иронией сказал Мелион, — она очень значительная персона. Мы давно знакомы, поверь мне, капитан. Если ты разыщешь королеву со своим отрядом, то проку от твоих поисков будет мало, а если встретишь светловолосую красавицу и поможешь ей, то принесешь своей земле, по меньшей мере, утешение.

— Если я разыщу ее и приведу в город, какое наказание ей грозит? — осведомился Мейхил.

— Ей грозит нами править, — ответил Мелион и тихо рассмеялся. — Она косвенно явилась причиной уничтожения династии королей и по закону должна восполнить потерю.

Мейхил хватал воздух и уже решил, что ему мерещится этот, ставший в одночасье безумным и веселым, старик.

Мелион взял в руки кувшинчик, потряс его, жидкость булькнула, и он снова улыбнулся.

— Жить долго ничуть не утомительно, если становишься свидетелем таких перемен. А ведь это я попросил ее. Она исполнила наше желание.

Мейхил с трудом встал на ноги, посмотрел на Мелиона, которому явно понравилось положение нового правителя города. Капитан помрачнел и пошел собирать свой маленький отряд.

Дворец неожиданно ожил. Прежде Мейхил не видел столько прислуги и охраны. Суета и неразбериха царили возле покоев королевы. Ему уступали дорогу, слухи распространились быстро. Он ловил почтительные и презрительные взгляды вперемежку. Все его воины ожидали в приемной королевы, где они обычно собирались перед дежурством. Его приветствовали, справлялись о здоровье. Мейхил произнес короткую речь:

— Нам предстоит странная задача. Поскольку королева нас покинула, причина этого поступка мне не известна, нам предстоит найти ее. Это только одна задача, а есть и другая, признаюсь, что трудная, но более необходимая. Мы будем искать ту девушку, которую я арестовал.

— Убийцу короля, — пояснил один из воинов.

Все согласно закивали. Мейхил понял, что им не слишком нравится перспектива поисков королевы, ибо, если бы ей было угодно, она позвала бы свои стражу с собой. Искать же преступника — другое дело — все были довольны таким заданием .

Мейхил вспомнил намеки Мелиона и его странное отношение к сбежавшей девушке.

— Ее вину никто не доказал, — не слишком уверенным тоном сказал Мейхил.

— Но ты, капитан, ты видел, как она его убила, — возразил другой воин.

— Откуда вам это известно? — удивился капитан.

— Нам так сказала королева.

— Вы видели ее? — опять удивился Мейхил.

— Да. На площади перед дворцом она описала свое горе, попрощалась с народом и заявила, что ты был свидетелем убийства. Она сказала, что удаляется в уединение, чтобы скорбеть о супруге. Потом она, в сопровождении таинственного гостя уехала из города в королевской повозке.

— Куда?

— Никто этого не знает. Повозку нашли недалеко от города. Все странно, капитан. Приказывай, мы пойдем за тобой.

— Да. Мы будем искать королеву, — заключил Мейхил. — Она в опасности.

— Глава 3 Чтобы родиться вновь

— Лоролан, ты не вовремя. Я тороплюсь.

Эл быстрым шагом шла к концу белой дорожки.

— Элли, остановись. Я должен сказать тебе, именно теперь. Я знаю, как защитить тебя от Фьюлы.

— Ты ошибаешься. Это Фьюлу сейчас нужно защищать от меня.

— Элли. Ты не можешь сражаться с ней. Ты не готова. Она перехитрит тебя. Я согласен с тем, что ее можно вернуть сюда. Я знаю, как сохранить здесь порядок, — настаивал Лоролан.

Эл остановилась.

— Коротко, — попросила она.

Лоролан улыбнулся мягкой улыбкой.

— Ты можешь дать мне клятву, Эл. Я не прошу о сделке, я забуду о регентстве. Я знаю единственный способ уберечь тебя от всех бед. Я могу тебя защитить. Способ гениально прост. В качестве моей супруги ты не будешь представлять интерес для Фьюлы, а отец потеряет над тобой часть своей власти. У меня нет той же силы, какую имеешь ты, но она перейдет ко мне, и мы будем непобедимы.

Эл округлила глаза.

— Лоролан. Э-э. Ты не бредишь? А-а-а, быть может, брежу я...

Эл сделала пару шагов в сторону, Лоролан нежно перехватил ее руку.

— Элли, я долго боролся с притяжением, которое к тебе испытываю. Я пережил обожание и ненависть, меня мучают эти чувства. Кикха назвал бы это любовью и смеялся бы.

— Хорошо, что его нет, — выдохнула Эл. — Будем считать, что я не слышала тебя. Предложение было сделано не во время, и я тебя не поняла.

Она сделала еще пару шагов к двери, но Лоролан не выпускал ее руки.

— Элли, девочка моя, отец превратит твою жизнь в неустанное служение его интересам. Я не могу откровенничать с тобой, он грозил прогнать меня снова. Элли, послушайся меня.

Эл высвободила руку, приложила ее ко лбу, потом требовательно посмотрела на Лоролана.

— Лоролан. Я могла бы тебе не отвечать. Так было бы честно. У меня нет к тебе ненависти, я не держу обиды. Возможно, я испытываю к тебе старое, уже не оправдывающее себя, чувство привязанности. Не более. — Она подумала. — Если вообще что-то испытываю. Ты настойчив. Я отвечаю. Нет!

— Эл!

— Я спешу. Если я туда не вернусь, случится несчастье, и Фьюла еще кого-нибудь прикончит.

Эл пошла, как могла быстро.

— Ненависть, Элли? — прошипел Лоролан. — Едва ли ты сама заслуживаешь ее. Торопись. Мне тоже есть куда спешить.

Эл уже готова была шагнуть с другое пространство, когда рядом раздался тихий голос:

— Элли.

— Мне некогда. — Она оглянулась. — Браззавиль. Я забыла что-то?

— Да.

Браззавиль разжал пальцы и из его руки выскользнул предмет. Он повис на его кисти и покачивался.

— Узнаете? — спросил он.

Эл свела брови.

— Хм. Таких знаков хватает в третьем мире.

— Он ваш. Весьма кстати в вашем положении.

Эл протянула руку, но Браззавиль отстранил свою.

— Вы о нем забыли. Сами поймете почему. Он пропал во время вашего возвращения с состязаний. С тех пор он хранился у меня. Его передал Кикха. Он просил вернуть его вам в случае, если владыка отпустит вас после состязаний, в противном случае, я должен был хранить его до тех пор, пока вы не обретете внушительную силу. Возьмите его, но не надевайте сразу, он может пробудить в вас некоторые воспоминания. Если вам захочется уйти из миров, преодолейте это желание, каким бы сильным оно не было. Вы сможете носить его открыто в том случае, если раскроются действительные причины вашего положения здесь.

— Мы стоим на границе. Ты стараешься скрыть наш разговор от владыки.

— Я только выигрываю некоторое время. У вас его больше, чем у меня. Возьмите медальон в руку, сожмите и держите так, пока не переместитесь. Потом спрячьте, но так, чтобы вы в любой момент могли касаться его телом, только на шею в открытую не вешайте. Заметят.

— А мешочка к нему не полагается? — спросила она.

— Разумеется.

Браззавиль хитро улыбнулся и показал вторую руку. На его ладони лежал мешочек из бархатистой красной ткани.

— Это бархат от старого маминого платья. Мне так влетело за этот лоскут, когда мне было лет десять. — Эл посмотрела на мешочек и очень внимательно на Браззавиля. — Откуда у вас предмет из моей прежней жизни?

— Вы сами вспомните, — заверил Браззавиль.

— Я больше не страдаю провалами в памяти, — заявила Эл.

— Нам всем свойственно забывать, — многозначительно возразил Браззавиль.

— Потом, — Эл сделал успокаивающий жест. — Я, кажется, опаздываю.

* * *

Стук в дверь разбудил обитателя маленького дома. Хозяин на ходу накидывал одежду и ворчал. В его руке тускло мерцала старая лампа. Он возился с дверью, потому что жена заперла ее на все замки, какие только смогла найти и придумать. Дверь была отперта после третьего постукивания. Пришелец не подавал голос, а хозяин не думал возмущаться. Дверь открылась совсем немного и в нее скользнула тень.

— Доброй ночи, кузнец.

— Ну, вернулась. Ох, что ж ты наделала.

— Меч верни. Я спешу.

— Идем.

— Что в городе?

Кузнец стал удаляться в глубину дома.

— Ну, что тут скажешь. Люди конечно рады, что избавились от королевы. Короля жалко. Мелион навел порядок, но и он старик древний. Не могла назначить помоложе регента.

— Разумеется, ты имеешь в виду вашего вождя, — намекнула Эл.

— А чем он плох? — спросил кузнец.

— Хорош. Только на своем месте. В короли он еще успеет.

Меч был извлечен из-под груды старого металла сваленного в маленькой мастерской.

Эл не спешила крепить ножны.

— Твоя жена не одолжит мне накидку. Про серого человека судачат на всех тропах в округе.

— Тебе бы и голову накрыть. Ты заметная. Жена не спит, сейчас спрошу.

Они суетились уже вдвоем.

— Меч заметен. Как его не приладь, из-под одежды будет видно. Как же его спрятать? — рассуждала жена кузнеца.

Эл пришлось снять куртку, ее уложили в заплечный мешок и сверху набросали еды и тряпиц. Потом жена кузнеца нарядила ее в исподнюю рубашку поверх оставшейся на ней одежды. После облачения в длиннополую накидку общинника Эл потеряла мальчишеские черты и стала выглядеть, как мирянка. Хозяйка осталась довольна превращением гостьи, ее труд завершила головная повязка, которая состояла из куска ткани. Волосы Эл были тщательно спрятаны.

— Ну, вот. Девушка, как девушка. А казалась старше, — заметила жена кузнеца. — Личико у тебя миленькое, от пыли не заслоняйся, темней станет. — Эх, с мечом что делать?

Она покрутилась на месте, задумалась.

— А подожди!

Она ушла и вернулась с сооружением в виде маленькой лесенки с лямками. Их крепили за плечами и так носили пожитки. Жена кузнеца примерила ножны к этому сооружению и угадала. Их можно было спрятать, прикрепив к длинным стойкам.

— Так перекосит, надо бы к другой противовес приладить, — заметил кузнец. — Достанешь не сразу, но ты ловкая, сбрось ношу, потом меч доставай.

— Надеюсь, доставать не придется, — заметила Эл. — Идея умная, спасибо.

Жена кузнеца с гордостью кивнула ей. Эл только проверила крепление, они сами спрятали ножны, прикрепили для вида старые пожитки, какие не жаль отдать. Подогнали лямки под спину.

— Дочка больше не убегает? — спросила Эл.

— Я ее по голосу нахожу, вопит одно слово. Я его уже запомнила. На удачу больше штраф за нее не платила. Вот бродяга растет. Ой, чуть не забыла.

Она снова ушла и вернулась.

— Вот. На. Это мне так твой камушек разменяли.

Эл взвесила в руке увесистый мешочек.

— Кто-то в этом городе еще помнит о кристаллах. Хм. Не все так дурно, как я думала. Я бы оставила это вам. Вы рисковали, когда прятали мое оружие.

Эл протянула мешок назад.

— Мы не возьмем, — угрюмо возмутился кузнец. — Не знаю, кто ты есть на самом деле, тебя тут окрестили "Гиртской девой". По моему разумению ты сделала не меньше ее. Шутка ли. Королева-то сбежала.

— Знаю. Кое-кто ее упустил, — вздохнула Эл. — Послушайтесь хоть вы моего совета. Не покидайте город, пока не станет спокойнее. Спасибо вам за веру.

Они проводили ее до двери, проследили, чтобы она ушла тихо.

— Я буду волноваться, — сказал кузнец. — Молода она.

— Ты в глаза ей глянь, там, будто век прожила, столько всего можно прочесть, — сказала женщина. — Я вот думаю, не владыки ли это дочь?

— Будет тебе, женщина, придумала. Станет ли великая якшаться со смертными. Это странник. Точно. Великие странников боятся. Все так говорят. Королева потому и сбежала.

* * *

Ночью сновала стража. Несколько попыток выбраться из города потерпели крах. Эл отважилась навестить Мелиона. На удачу он ночевал дома. Ей отворил кто-то из стражи Мелиона. Она не дала ему время для вопросов и скользнула за дверь. Эл прижала его к противоположной стене коридора.

— Буди Мелиона. Передай, что пришла та, которую он ждал.

Эл скоро оказалась в верхнем ярусе дома. Постаревший Мелион недоверчиво оглядел ее. Эл улыбнулась.

— Меня трудно узнать? Это хорошо. Ну вот, ты и дожил до очередной встречи.

— До последней встречи, — заметил он.

— Не стану обещать еще одну, — согласилась Эл. — Мне неизвестна причина, по которой Фьюла убила короля. Мне необходимо знать. Придется принять решение о ее наказании. Мотив убийства мне не понятен. Я полагаю, тебе он известен.

— Мне не послышалось? Ты великая, ты должна знать эту тайну.

— Я не знаю ее, — призналась Эл.

Мелион подошел ближе.

— Ты вернулась ради правды. А правда такова, что люди моего города поголовно верят, что ты убила короля. Зачем ты ушла и дала уйти ей?

— Я не могу принять решение сама, мне необходимо слово владыки. Я просила капитана задержать ее.

— Он мальчишка. Он не смог бы остановить ее. Он очаровал ею как многие.

— Вы смертные слабы против ее влияния. Я видела и более сильных, они шли за ней с удовольствием. Так она контролирует нужные ей существа. Этот капитан обладает некоторыми способностями, он может ей противостоять. Я снабдила его силой. Он перенял ее легко. А наваждение развеется.

— Эту силу он применил против моих людей, он сделал доброе дело — не пустил никого к королю. Сам он отравился. Он даже не встретился с ней.

— Кристалл нашли?

— Да.

— Где теперь капитан?

— Ищет королеву. Он не откликнулся на мою просьбу искать тебя.

— Зачем меня искать. Ты знал, что я вернусь.

— Но по твоему виду я сделал вывод, что ты нас снова покинешь.

— Это будет зависеть от планов королевы. Вернемся к убийству. Расскажи мне все, что ты знаешь. Таить больше нечего.

— Что мы значим без тайн? — вздохнул Мелион. — Кто-то хранит в своих землях древнее оружие, которым даже тебя можно сразить. Другие хранят тайны жизни этого мира. Мы хранили тайну дверей. Ты знаешь про три двери, которые яко бы находятся в наших землях.

Эл кивнула в знак согласия.

— Это обманный ход.

— Хм. Двери есть, — не согласилась она.

— Они повсюду. Нужно только установить, где, куда и когда откроется одна из них. Наш король владел ключом, который мог открыть двери. Он был не только красив, но горд и хитер.

— Она полагала, что добудет у него ключ.

— Его нельзя красть, он теряет свойства, — продолжал Мелион.

— Она стала королевой, чтобы забрать ключ добром.

— Он был ею очарован и не хотел отпускать ее от себя. Каждый из них вел свою игру. И королева проиграла. Ключ должен был оставаться у короля — это воля владыки.

— Он все еще в городе? Подозреваю, что — нет, — догадалась Эл. — Каким образом она его забрала. Как не взгляни — обман, воровство и убийство. Если она сбежала — ключ теряет силу.

— Нет.

Мелион достал из-за пазухи что-то и положил себе на ладонь.

— Я уже говорил, что король был хитрым. Он показывал ей подделку, настоящий ключ хранил и храню я.

Эл тоже сунула руку за пазуху. Из красного мешочка на ее ладонь выскользнул медальон.

— Точь-в-точь, только поменьше, — заключила Эл.

Мелион пристально рассмотрел ее сокровище, потом Эл спешно его спрятала назад.

— Вот и не верь в судьбу. Значит, ты не только великая, — заключил он.

— Я никогда не знала ответа на вопрос, что я есть на самом деле. — Эл тихо засмеялась. — Ты показал мне эту вещь, и я подозреваю, что ты намеревался отдать ее мне.

— Я должен ее отдать. По закону ты должна теперь править городом и хранить ее.

— Я? Я не могу править.

— Так гласит закон.

— Не буду спорить. Я возьму ключ, поскольку это единственный способ выманить на встречу Фьюлу. Она сама меня разыщет. Слухи — самый верный помощник в этом деле.

— Завтра город будет знать, что ты обладатель важного сокровища. Не станем оговаривать какого. Объявить тебя королевой?

— Ну уж, нет. Только владыка решает.

Эл не верила сама себе. Ее отец не проявил интереса к судьбе дочери, словно Фьюла для него не существует. Старый король так же мало его заботил. Эл посмотрела на Мелиона. Он держал ключ на руке, она уже дрожала от напряжения, он ждал, когда же она его заберет.

— Пусть будет только слух. Я его не возьму. Ты остаешься хранителем.

— Я скоро уйду. Я стар. Но раз уж ты так решила, могу я посоветоваться с тобой относительно этой вещи?

— Я слушаю тебя.

— Город ждет смута. Если я уйду, начнется борьба за внимание владыки, он любит состязания, только нам смертным они обходятся не дешево. Хранить ключ здесь уже опасно. На границе наших земель и земли проклятых есть община. Она возникла не так давно и ее глава, говорят, из того мира, что ближе владыке. Он превыше нас и наделен некоторыми особенными способностями. Он чует двери, но не может проходить в них. Говорят, что мы обязаны ему тем, что пришлые нас больше не тревожат. Он сам находит своих последователей и учит их искусству борьбы с пришельцами. Его прозвали хранителем дверей, это людская шутка, конечно, но она не лишена истины, как и твое прозвище, Гиртская дева.

— Ты бы мог им не пользоваться, оно мне не нравится. Ты хочешь передать ключ в общину?

— Тайно. Я бы хотел, чтобы ты передала его. Я не сыщу посыльного надежнее тебя.

— А это мысль и весьма разумная. — Эл задумалась, а потом продолжила. — Установлен ли тот, с кем королева сбежала?

— Нет. О нем не известно.

— Он может оказаться пришельцем.

— Вполне. Хранитель дверей может подсказать тебе.

Эл взяла крупный диск в руки. Рельеф был прост, крупная полусфера в центре и маленькие полусферы числом двенадцать располагались на разном удалении от центра, чем не модель солнечной системы. Эл переложила массивный диск в одну руку и коснулась пальцами центральной сферы. Диск пришел в движение, и пораженный Мелион отшатнулся назад. Эл накрыла диск ладонью и движение прекратилась.

— Тот, кто это создал, знал аксиому, что гениальное заключается в простоте, — сказала она. — Какая динамичная вещица. Ты во всем прав, старый воин, этот город стал ненадежным хранилищем, а я смогу его уберечь от посторонних.

Мелион наблюдал, как она заворачивает диск в грязную тряпицу и прячет в один из мешков, прикрепленных к спинным носилкам.

Перед расставанием она добыла из-за широкого пояса маленький камушек и вложила в его ладонь.

— Я знаю, что ты устал, но ты должен прожить ровно столько, сколько потребуется до появления нового короля. Прости, что возлагаю на тебя эту заботу, — сказала она.

* * *

Под утро Эл выбралась из города. Она оказалась в безопасности и могла обдумать ситуацию.

Если Фьюла не владеет ключом, то выберет одно из трех направлений, к одной из известных дверей. Теоретически, каждая открывается с промежутком в полгода. К границе земли Алмейра она пойдет в последнюю очередь, там есть кому остановить ее. Община! Кто бы мог подумать, что стрелок исполнит обещание так скоро. За северную границу не стоит опасаться.

Так называемая "южная дверь" удалена от столицы, и королеве не миновать легендарной Гирты, а там ее величество задержат непременно. Эл рассудила, что огласка беглянке не нужна. Остается путь третий, по побережью, мимо Длинного хребта к востоку, туда, где торжище. Путь трудный для путешествия и неудобный для преследования. Однако, восточная дверь коварна и имеет двойную функцию, можно неожиданно оказаться во втором мире. Туда. Если конечно логика Фьюлы подскажет ей такое же направление. Эл помнила, что обозленная Фьюла способна на все. Высвободится из объятий этого мира — вожделенная цель. Она рискнет сразиться за возможность и пойдет на неординарные меры. Ее таинственный спутник может подсказать иное решение, если обладает приспособлениями своего мира.

Предостережение Лоролана не было случайным. Он не спешил помогать, предпочитая наблюдать события. Его порыв говорит о напряжении. Вспоминать его признание без улыбки Эл не могла. Неожиданно и нелепо звучало из его уст предложение. Момент он выбрал неудачный. Почему он спешил? Эл понимала, что выше всего Лоролан ставил корыстный интерес — ее силу и влияние на ситуацию. Возвращение Фьюлы, по общему убеждению, обернется немалыми трудностями для обитателей мира владыки. Лоролан хотел разрешить проблему по-своему. Каким бы сомнительным не казалось заявление о любви, он не лгал.

Эл двигалась к побережью. Дороги были пусты. Деревни попадались все меньше, чем дальше от столицы, тем пустыннее становилось вокруг. Эл помнила другую страну и с сожалением наблюдала упадок, так бывает, когда власть слаба.

Три дня пути прошли быстро, местные сплетни не повествовали о неизвестных путешественниках, необычных перемещениях. Жизнь текла лениво, провинция не разделила столичную суету по поводу исчезновения королевы.

Она не ночевала в селениях, ее способность засыпать неизменно привлекала внимание. Кругом степь и, если уйти дальше от дороги, можно спокойно выспаться.

Утро началось с происшествия.

— Мама! Мама! Еще один труп! — кричал женский голос. — Женщина!

Эл вскочила, и женский крик перешел в визг. Над ней склонилась девушка, к ней подбежал мальчишка, потом еще пара ребятишек. Да тут было целое семейство!

Эту ватагу возглавляла пожилая дама вида весьма дородного. Ее строгий взгляд оглядел не Эл, а семейство, наступила тишина.

Эл поднялась во весь рост, оказавшись выше ватаги. Женщина махнула ей.

— Новый день! — сказала она громко.

— Новый день. Я прилегла отдохнуть. Ночь тревожная была, — сообщила Эл.

— Хм. А утро и того сквернее, — выразилась женщина.

Она выглядела мрачной.

— Что-нибудь случилось у вас? Почему кричали дети? — спросила Эл.

— Напугались. Понес же меня дурной ветер этой дорогой. Теперь придется вернуться. Хорошо, что ты живая. Мне мертвой девки для полного удовольствия не хватало.

Нетрудно было понять ее плохое настроение, ее детишки выглядели напуганными.

Женщина все же ответила на вопросы Эл, но сначала отдышалась, успокаивая волнение.

— Тут наверху, на холме убили сразу десятерых. Чувство у меня мерзкое. Понятно умирают воины, но чтобы так. Жутко как-то.

Эл шагнула в указанном направлении.

— Да ты куда! Не нужно девице видеть такие страхи! — остановила ее женщина.

Мальчик средний по росту и возрасту вцепился в рукав ее рубахи.

— Не ходите. Маму слушайте. Я их видел. Страшно, — заверил он.

— Кто их убил? — спросила Эл.

— Не могу сказать. Мы их нашли, когда они уже исчезать начали, — ответила женщина.

Эл увидела, что недалеко стоит двухколесная телега, подобие арбы и на ней лежало тело.

— Кто-то выжил? — спросила она.

— Нет. Не выживет. Не спасти его. Не ходи на холм. Зачем тебе молодой видеть смерть. Он последний остался, отвезем его в нашу деревню, по обряду наших земель нельзя умирать одному.

Эл пошла к арбе, а середины пути побежала.

Голова свисала с края повозки, волосы спадали и вились. Капитан. Эл проглотила комок.

Она стала ощупывать тело, оно казалось мертвым.

— Давно нашли? — обернулась Эл к семейству.

— Я уже говорила — утром.

— Далеко ваша деревня? Я помогу.

— Знакомый? — спросила женщина и посмотрела участливым взглядом.

Эл кивнула и подняла рычаг тележки, чтобы тело лежало горизонтально. Всей ватагой они добирались до деревни, меняя друг друга.

— Ты сильная. Имя у тебя есть? — спросила женщина.

— Меня зовут Элли.

— Красиво. Остановись в моем домике. Он мал. На чердаке найдется место для вас обоих.

Ее сочувствие вызвало в душе Эл боль. Ей показалось, что положение безнадежно. Она касалась тела и ощущала его мягкость, безучастность к жизни.

Тело было легким, его без труда занесли на чердак. Там была обустроена уютная комнатка с очагом и нехитрой мебелью вдоль стен.

— Есть здесь лекарь? — спросила Эл.

— Найдется, но в моем хозяйстве нет ничего лишнего, чтобы отдать ему, — ответила женщина.

-У меня найдется. Зови лекаря.

Наверх никто не поднялся. Эл не спешила узнать, свидетелями каких сцен стали эти дети. Ее тревожило состояние Мейхила. Она в одиночку осматривала тело. Ей пришлось разорвать одежду, чтобы осмотреть раны. За пазухой она обнаружила потертый пустой кувшинчик. Она вытрясла несколько капель на пальцы и приложила руку к небольшой ранке на плече.

— Эликсир. Если ты его пил, капитан, ты не умрешь, — заключила она.

Эл пришлось спуститься вниз и разворошить свои пожитки. В воротнике серой куртки есть кристаллы.

Лекарь пришел, но по его виду Эл поняла, что дело ему представлено, как безнадежное.

Он ощупывал тело, касался ран, ничего не говорил.

— Любой, кто сведущ в моем ремесле, скажет, что он не доживет до следующего дня. Он уходит очень медленно, — заключил он, наконец.

— Медицина не ремесло, а искусство. Так проявите свой талант, чтобы он выжил, — настаивала Эл.

Лекарь поднял на нее свои маленькие глазки.

— Речи не селянки, — заметил он.

— Сделаешь свое дело достойно, я скажу, что ты хороший лекарь, и награжу тебя, — посулила Эл.

— Я скромный сельский лекарь, но у меня есть гордость. Мне посулы не нужны, — обиделся он. — Он не доживет до...

— Делай свое дело. Делай, что можешь.

Эл спустилась вниз, чтобы ему не мешать. В очаге сиял огонек. Эл осмотрелась. Жизнь тут более чем скромная. Малыш из младших вертелся около ее поклажи, которую Эл оставила у стены. Он с опаской поглядывал на нее и тянул носиком воздух. Голодные глазки выдавали его намерения.

Эл подошла, малыш сбежал в темный угол. Эл позвала хозяйку и вручила ей всю еду, что нашлась в ее вещах.

— Спасибо. Ты добрая. Мы как раз шли к торгу, чтобы запастись провизией. Еды в доме совсем не осталось. Твоя еда, что пыль для моих едаков, сметут в миг. Мы так поступим. Разделим пополам. Раз ты его знакомая, тебе его и провожать, а мне нужно на торг. Я тебя оставлю тут, с ним. А мы опять пойдем.

— Я спешу, а то присмотрела бы за младшими.

— Они каждый больше унесут, и тележку надо толкать. Вот тебе еще забота. Твоя забота наверху. Жених? Глаза у тебя, словно сама уходишь.

— Он мне, — Эл остановилась. — Сказать хороший знакомый — не могу. Так бывает. Видишь человека, и он кажется тебе родным. Так бывает не часто. Давно не было.

— И жалко, и помочь нечем. Хуже не бывает, — посочувствовала женщина.

Они наспех поели, потом вся ватага вместе с тележкой укатила прочь.

Эл сидела у очага и ждала, когда лекарь сойдет вниз. Он спустился нескоро.

— А пожалуй вы были правы. Умирать он не торопиться. Ни туда, ни сюда. У меня не хватает лекарств. Я принесу некоторые собственные средства, если вы не возражаете.

Эл согласилась.

— Я побуду с ним, пока вы не вернетесь.

Капитан дышал так тихо, что его действительно не трудно принять за мертвого. Эл вслушивалась в тихое дыхание. Для верности она положила ему на грудь руку, чувствуя, как слабо бьется в нем жизнь, она сосредоточилась на этой пульсации. От прикосновения она усилилась. Эл положила обе ладони.

Она чувствовала, как медленно растет пульсация, как тело уплотняется. Тело грелось и слабо вздрагивало.

Эл убрала руки и провела рукой по нагревшемуся лбу капитана.

— Мне знаком этот эффект. Ты тянешь силу на себя. — Эл улыбнулась. — У меня хорошие новости, капитан Мейхил, ты решил выжить.

* * *

На четвертый день измученный "сельский эскулап" провозгласил устало:

— Не могу ответить, какая сила удержала его, но я нахожу, что он силен и живуч. Он, безусловно, поправиться, я должен сознаться, что ошибся.

Эл тоже устало кивнула ему.

— Он еще бредит, ему попеременно мерещиться то бой, то некий спор. Ему придется самому вырваться из забытья, — продолжал он.

— Я слышала, что он говорил, — ответила ему Эл.

Она валилась с ног от усталости, поскольку доктор все время находился в доме, часто уходил и возвращался, она не спала четвертые местные сутки. На лечение больного ушла часть ее силы, поскольку снадобья оказывали действие только при ее участии, Эл потихоньку подмешивал в воду кусочки кристалла. Она не знала, сколько он выпил его прежде, в больших дозах риск убить его был равен шансам на спасение.

Эл спровадила доктора, чему он был рад. За труды он получил не кристалл, а кусок ценного металла и маленькое украшение, которое Эл нашла в своих вещах. Плата его удовлетворила. Эл намеревалась выспаться до возвращения шумного семейства.

Она с удовольствием растянулась в углу чердака и уснула.

Мейхил очнулся. Блики света тревожили глаза. Он никак не мог понять, откуда они. Он не соображал, что над ним прохудившаяся крыша, в щели которой попадает свет. Дыр было много, лучики скользили в них яркими нитями.

Он едва шевелился, тело онемело и распухло. Он осознал, что жив. Это открытие противоречило всему, что он пережил. Чтобы удостовериться, что тело его существует, он с трудом перекатился на живот.

Совсем близко от него, он увидел лежавший силуэт, и хоть зрение вполне могло ему изменять, но он различил обнаженную по локоть руку, безвольно лежавшую на полу. Блики света играли на коже, они же мешали ему рассмотреть всю фигуру.

Мейхил хотел дотянуться до руки, тянулся к ней, но сил у него не было. Он окончательно ослаб и замер, чтобы отдохнуть. Он положил лоб на пыльный пол, почти ничего уже не чувствовал. Он пролежал так всего мгновение. Очнулся снова на спине, накрытый какой-то тканью, она не спасала от прохлады, его бил озноб. Кто-то в темноте взял его за руку. Он вспомнил блики на руке и схватил горячую кисть, она казалась ему обжигающе горячей.

— Кто ты? — он не узнал свой голос.

— Друг, — был ответ.

— Это моя смерть?

— Нет. Это твоя жизнь.

— Я не хочу жить. Моя жизнь потеряла смысл.

— Ты говоришь глупости.

— "Не говори глупости". Она так сказала. Но я глуп. Я был глуп.

— Молчи. Береги силы.

— Не уходи. В твоей руке столько тепла.

— Я не уйду.

Уже утром он очнулся снова. Кто-то обтирал его лицо и шею прохладной тканью. Мейхил увидел ребенка, мальчика, который старательно умывал его.

— Мама сказала, что тебя надо помыть, — сообщил он. — Ты не умер. Здорово.

Мейхил смог рассуждать вполне здраво. Он ощутил, что лежит полуобнаженный на полу, под ним кусок старой ткани и сверху такой же. Мальчик, не смущаясь, вытирал его грудь, он очень старался.

— Погоди, — Мейхил перехватил его ручку. — Как я здесь оказался?

— Мы тебя нашли. Ты умирал. Тебя вылечил наш лекарь и твоя подруга, я имя ее не запомнил.

— Кто? Где?

— Она ушла, чтобы заказать тебе наряд. Ты почти голый. Ты лежи смирно, я вымою тебя. От тебя пахнет лекарствами. Эти мази вонючие, что было хорошего — впиталось, остальное я смою.

Мейхил все еще чувствовал слабость, сопротивляться он не мог. Мальчишка добросовестно обтирал его тело. Мейхил лежал смирно, его смущало положение вещей, возмутиться он не смел, чтобы не спугнуть ребенка.

Он был вымыт и укрыт тканью. Потом к ним поднялась крупная женщина с миской ароматной еды.

— Очнулся. Святые небеса, — она выказала радость, улыбалась ему, как будто они давно знакомы.

— Это вы спасли меня? — спросил Мейхил.

— Не я. Мы тебя подобрали. Ты поешь. Все свежее, вкусное. Почувствуй, как хорошо снова оказаться живым, — сказала она. — Помоги-ка мне, давай его приподнимем.

Обращалась она к сыну. Мейхила усадили, мальчик подпирал его спину.

— Он уже тяжелый, — сказал ребенок, придерживая голову Мейхила. — Поест, станет еще тяжелее.

Мейхил не испытывал голод только до первого момента, когда пища попала в рот. Самые изысканные яства королевской кухни не могли сравниться с простой похлебкой, какой угостила его хозяйка. Эта женщина излучала доброту.

— Ну и хорошо, — заключила она после трапезы. — А теперь я позову свою ораву, и мы мигом спустим тебя к огню. Лежать тебе уже вредно.

Оравой оказалась пятерка ребятишек от мала до велика. Помощь больному они воспринимали как игру. Мейхил почувствовал себя живой игрушкой, когда его заворачивали в тряпки вместо одежды. Они хохотали, возились вокруг, строгие взгляды матери ненадолго прекращали возню, а потом все начиналось снова. Его снесли вниз и усадили в полуразвалившееся кресло, только тогда оставили в покое. Мейхил смог осмотреться и заметил, как в маленькую дверь входит еще одна женщина. Она отличалась от хозяйки дома стройностью. Разглядеть ее было невозможно, она стояла против света. Мейхил различил силуэт, облаченный в длиннополую одежду с капюшоном, который был опущен до самых глаз.

— Он очнулся! — закричали ребишки.

— Хорошая новость.

— А ну, пошли все наружу, хозяйство стоит, — скомандовала мамаша своей ораве.

Ребятня с шумом высыпала прочь из дому. В доме стало тихо.

Эл подошла к очагу, села и скинула капюшон. Мейхил следил за ней, не отрываясь. Под капюшоном оказалась плотная повязка, скрывающая волосы. Он рассматривал знакомые черты лица, не мог поверить, что видит ее сидящей напротив. Свет был тусклым, а его зрение неострое от болезни, наверное, обманывало его.

Она смущенно улыбалась ему, в ее облике ничего не говорило о той напористой натуре, какую он припоминал. Через его жизнь пролегла граница, ее очертила близость смерти. Мейхил смотрел на девушку, которая захватила когда-то его внимание и, если бы были силы, он бросился бы к ней и обнял, как самую большую ценность, что осталась от прошлого.

— Это ты или я схожу с ума? — спросил он.

— Я, — она кивнула для убедительности. — У меня печальные новости. Меня преследуют. Мне нужно уйти, оставить тебя здесь.

— Что со мной будет?

— Тебе решать.

— Это ты меня спасла. Зачем, если бросаешь одного, без цели.

— Спасла тебя не я, местный лекарь. Я только помогла ему и убедила, что его труды имеют смысл.

— Зачем спасала? Я не смогу спокойно жить после всего что видел?

— Мейхил, прости за лекцию, но выживание — закон жизни, за нее следует бороться до конца, пока не исчерпаются все средства.

— Кто принимал решение жить мне или нет? Ты?

— Ты прелесть. Не успел очнуться, уже ругаешься, — засмеялась она. — Это признак выздоровления.

Мейхил осекся. Он ошибается. Что поставить ей в вину? Она не знает, что случилось в поле. Мейхил помрачнел. Эл подошла и положила руки ему на голову. Он поднял лицо и ощутил, как ее губы коснулись лба.

— Еще горячий, — сказала она. — Ты вообще горячая голова. Совсем мальчишка.

Мейхил почувствовал, как тело дрожит, ее близость путала мысли, он хотел возмутиться, возразить ей, но не смог.

— Успокойся.

— Не уходи, — прошептал он.

Он коснулся ее колена и ощутил под длиннополой одеждой грубость сапога. Снаружи она выглядит как простолюдинка, но ее серая одежда было скрыта этим камуфляжем. Мейхил отдернул руку и отстранился. Кресло заскрипело. Он почувствовал напряжение, смешавшееся с неприязнью. Она, словно дразня его, приподняла край одежды, показав сапог.

— Увы, — только-то и сказала она.

Эл отошла, села на прежнее место и уставилась в огонь. Он тихо догорал, запах готовой пищи щекотал ноздри. Нужно поесть и продолжать путь. Она задержалась на пять дней, до залива еще сутки пути.

Мейхил наблюдал, как она ест. Эл, погруженная в свои мысли, больше не смотрела на него.

— Эта похлебка показалась мне лучшей пищей, что я пробовал, — сказал он, чтобы привлечь ее внимание.

Эл подняла глаза от еды и закусила губу.

— Я редко ем эту пищу, мне непривычно. Просто силы нужны, — сказала она.

— Ты часто спасаешь таких, как я? — спросил он вкрадчиво.

— Хм. Меня когда-то учили спасать других. Последние годы, я не часто прибегаю к этому искусству. Признаюсь, что ты один из немногих за последнее время.

— Значит, ты чаще убиваешь?

— Забавное заключение, для человека, который едва меня знает. Я не сержусь, очевидно, что я произвожу именно такое впечатление.

— Сейчас не производишь. Ты спасаешь меня второй раз, если верить Мелиону. Зачем?

Эл пожала плечами.

— Не думай, что ты исключительный. Это не так. Любой, кто соприкасался со смертью, знает, как ценна жизнь, как тонка граница между здесь и там. Ее лучше не пересекать ранее назначенного срока. Смерть напоминает то таинство, то варварский ритуал. Я не хотела, чтобы ты стал жертвой последнего. Ты можешь не чувствовать себя моим должником, если расскажешь, что случилось в поле. Я понимаю, что вспоминать тебе не просто. Я должна знать, это имеет ценность для меня.

— Тогда скажи мне кто ты на самом деле? Почему Мелион почитает тебя. Он хотел сделать тебя королевой.

— Я знаю, он мне сказал.

— Ты возвратилась в город?

— Я обещала.

— Мелион сказал, что убеждал меня искать тебя?

— Он дал тебе право искать, кого пожелаешь, но намекнул, что меня искать важней. Ты выбрал королеву. Он предвидел твой выбор.

— Он не предвидел, чем обернутся поиски.

— Теперь подробнее.

* * *

Они обыскивали окрестности города около трех суток, пока не напали на след. Королевская повозка была брошена совсем в другом месте, королева путала след. Мейхилу пригодились старые познания. В молодости его отец обожал путешествия, единственный сын с малолетства следовал за ним. Детские приключения воспитали в нем хорошего следопыта, военная служба в последствии развила его способности.

Он обладал талантом искать то, что ему нужно. Его воины были убеждены, что он наделен настоящим даром. Мейхил оказался хорошим командиром. Его уважали хотя бы за то, что он спас королеву, которой служил очень ревностно.

Он первым нашел следы присутствия беглецов. Началось длительное преследование. Лишь через пять дней после побега Мейхил мог заключить достоверно, что не ошибся. Очень скоро он догнал королеву и ее спутников, коих оказалось четверо, вместо предполагаемого одного.

Их было одиннадцать, они окружили беглецов. Мейхил согласно ритуалу дал понять королеве, что его намерения благие. Он склонился к ее ногам.

— Позвольте следовать за вами, моя королева. Я предан вам, мои воины преданы вам. Иной службы нам не нужно.

— Капитан, вы последовали за мной по поручению нового короля?

— Нет. Добровольно. Я сам принял решение.

— Как вы меня нашли?

— Я желал найти, моя королева.

Мейхил ждал, когда же она позволит ему встать.

Она коснулась его головы и слегка толкнула назад.

— А ты умен больше, чем я полагала. А как же пленная, которую я приказала стеречь? Она едва не спутала мои планы. Дерзкая смертная возомнила, что смеет мне мешать. Отчего же ты не настиг ее? Ты более послужил бы мне, если бы ее не стало в живых.

— Вы не давали приказа ее казнить, — возразил Мейхил, ощущая что-то зловещее.

— Так я приказываю тебе. Ступай и убей ее.

— Я этого не смогу сделать, госпожа. Я не палач.

Он услышал слабый смех, осмелился поднять глаза на госпожу. Гримаса недовольства делала ее лик пугающим.

— Как просто угадать твою слабость, ты как многие смертные не можешь устоять перед обаянием прелестной Эл. За ее твердостью и силой таится чуткая душа, которая так пылко реагирует на чувства смертных. И смертные тянутся к ней, как божеству. Ей так и не удалось возвыситься. Обладать силой и не пытаться властвовать. Это глупое убеждение, что есть некие принципы, которым стоит следовать только затем, чтобы не навредить. Ей меня не настичь. А как было бы сладко впиться ей в грудь и смотреть, как жизнь ее покидает. Что же ты на меня так смотришь, капитан? Где твоя преданность?

— Когда-то я закрыл вас от смерти, и я не могу поверить, что вас не трогает смерть других.

— Это был театр, мой наивный страж, я сама наняла убийцу, чтобы смягчить недовольство смертных и понять, кто из вас мне угоден, кто меня будет беззаветно обожать, кто станет защищать мои интересы. Это ты, это твои воины, которые поклялись отдать жизнь за меня. И вы их отдадите, а я приму их как последний знак преданности.

Она склонилась к нему и прикоснулась рукой к его лбу, и Мейхил почувствовал головокружение и боль в груди.

— Она наделила тебя силой и способностью мне сопротивляться? Она очень предусмотрительна. Убейте их всех! — крикнула она. — Они лишние в наших планах!

Какой-то неестественный удар в спину свалил его на землю. Он слышал крики своих воинов, крики какие не слыхал никогда, словно, прежде чем убить, их мучили, а он лежал ничком на земле без сил и ощущал, как мир теряет очертания.

* * *

Эл слушала рассказ, голова ее склонилась низко. Она опиралась локтями о колени. Мейхил уже умолк, а она сидела в той же позе. Он услышал вздох.

— Ты слышишь? — позвал он.

— Что? — она не подняла головы.

— Дети умолкли.

— В деревне посторонние, они ищут чужих. Они ищут нас, — промолвила она.

В двери ворвался мальчишка, что умывал Мейхила.

— Там солдаты, — шепотом сказал он. — Кто-то сказал, что вы тут чужие.

Эл поднялась неторопливо и указала на палку в углу.

— Ну-ка, малыш, дай мне дубинку.

Он охотно исполнял просьбу. В двери уже входил крепкий, одетый в военное человек. Эл обернулась к нему, опираясь на свое оружие. Мейхил напрягся, ноги не держали его, встать он не мог. Мальчишка бросился к Эл и обнял, встал перед ней закрывая от солдата.

— Кто такие? — спросил вошедший.

— Это мои родители. Мама не разговаривает, а отец увечный, — заявил ребенок без страха и смущения. — Не трогай их.

— Пришлые? — подозрительно осведомился солдат.

— Ага. Мы шли к торгу, но телега наша прохудилась, и отец занемог. Добрая женщина приютила нас.

— Что увечному делать на торге? Врешь, парень!

Солдат быстро оказался рядом с Мейхилом и рванул его за подобие одежды, чтобы поднять. Мейхил силился его оттолкнуть, валился на бок. Солдат не удержал бы его, если бы не подоспела Эл, которая, обхватив капитана за талию, не дала ему упасть, солдата она наградила грозным взглядом, он оставил Мейхила висеть на ней.

Мальчишка пытался оттолкнуть солдата в сторону и вопил:

— Отпусти моего отца!

В двери вошла хозяйка дома, за ней еще военный.

— Тетя! Тетя! Скажи им! — крикнул мальчик.

— Вот, нашли чужих. — Она всплеснула руками. — Одна немая, другой хромой на обе ноги. Как на подбор — убийцы короля.

Первый солдат взял Эл за подбородок и повернул ее лицо к свету.

— Смотри, какие в простолюдинках бывают самородки. А? Красавица, девка, — сказал он товарищу.

— Не трогай мою жену, — прохрипел Мейхил.

— Да зачем ты ей такой?

Тут Эл мотнула головой и высвободила подбородок из пальцев солдата, она спрятала лицо в лохмотьях, на груди Мейхила.

— Что вы, солдатики, — умоляюще заговорила женщина. — Горе у них. Меня с малых лет учили, что если воин, то защищает от беды, а вы над бедой посмеяться хотите. Что же я своим ребяткам скажу?

Солдаты вышли с виноватым видом, мальчишка и мать вышли следом.

Эл выпрямилась, а Мейхил легонько обхватил ее плечи. В ее глазах он прочел облегчение, она опять вздохнула, как недавно у очага. Мейхил склонился и поцеловал ее в лоб.

— Не отпускай, я упаду,— попросил он.

— Ты пользуешься ситуацией, — намекнула Эл.

— Обнимать других девушек, менее приятней, чем тебя. На мгновение мы стали супругами и мне приятно такое чувство, — он улыбнулся и испытал удовольствие, потому что уловил ее смущение.

— У меня в руках дубина и не будь ты болен, я стукнула бы тебя, чтобы твои чувства несколько изменились.

— Ты угрожаешь мне? Как интересно. Я могу подумать, что мои объятия не оставляют тебя равнодушной, — заметил он.

— Ах, так, — прошипела она и выскользнула из его рук с ловкостью зверька.

Мейхил оказался на своих ногах, он махал руками, чтобы не упасть. Она сжалилась только, когда он уже падал назад, придержала за кусок ткани, чтобы он всем весом не упал на пол и не расшиб себе еще что-нибудь, но ткань порвалась, и падение оказалось ощутимым.

Мейхил застонал.

На шум прибежали обитатели дома.

— Не удержала, — заключил один из мальчиков. — Опять его сажать, а он тяжелый.

— Ничего, я сама его подниму, пусть полежит, — сказала Эл. — Спасибо вам, я не рассчитывала на такую щедрую помощь. А ты горазд врать, приятель. Очень убедительно.

Мальчишка, выдавший себя за их сына, просиял довольный похвалой.

— Это мама.

— Мне подумалось, что могут искать двоих, но не будут искать супругов с ребенком, — пояснила хозяйка.

— Спасибо. Множество раз, спасибо, — благодарила Эл, она повертела в руках дубинку. — Можно мне взять это на память?

Женщина с недоумением согласилась.

— Могу я попросить вас узнать, зачем тут воины, кого именно они ищут? — попросила Эл.

— Деревня наша мала, узнавать не придется. Мы сегодня узнали о смерти короля. Земли к западу от нас решили, что королем должен стать их правитель. В городе говорят о какой-то реликвии, которая была унесена из столицы. Эти воины не короля, они только говорят, что ищут тех, кто его убил. Ищут кого-то важного или что-то ценное. Они говорят много непонятного. Я рассудила, что нельзя больше тут быть вам обоим. Я вас не гоню, это вам будет спокойней уйти.

— Уйти? — раздался голос Мейхила. — Если бы я мог.

Эл повертелась на месте, потом посмотрела на женщину.

— Мне нужна ваша тележка и ваш сын, я его опять усыновлю на время. Он достаточно взрослый, чтобы вернуться назад самостоятельно?

Мальчик просиял и едва не прыгал от радости.

— Взгляните на него. Он только и мечтает об этом. Он у меня самый сообразительный, — с гордостью сказала женщина.

— Через два дня он вернется, — заверила Эл, она подмигнула мальчику. — Собираемся.

— Мы пойдем дорогой, какой не пошли воины, — сказал мальчишка.

— А я? — спросил Мейхил.

— А зачем нам, по-твоему, тележка? Иногда ты производишь впечатление... — Эл осеклась. Она нашла мешок с одеждой, которую выменяла для него. — Все что нашла. Лучше, чем ходить голым.

Эл ждала, что он смутиться, обидится. Мейхил лежал на полу, смотрел на нее и не думал обижаться. Он был рад идти с ней в любом виде, но смог сыграть гордость.

— Я останусь здесь. Тебе не нужна обуза, — сказал он, для убедительности угрюмо.

— Нет. Ты можешь подвести под обвинение этих людей, которые сделали для тебя почти невозможное. Я тебя тут не оставлю ради их безопасности. Возражения не принимаются. Теперь командую я, капитан.

* * *

Дорога шла под уклон, становилось влажно. Трое путешественников остановились на отдых. Темнело. Мейхил сам смог сойти с тележки, тело болело от тряски, но стыдно жаловаться на это тем, кто тебя везет. Он всякий раз чувствовал себя неловко, когда предстояло продолжить путь. К концу суток он не лежал, а сидел, силы начали быстро возвращаться.

Они устроились рядом с тележкой. Эл тщательно осматривала его заживающую рану. У нее оказался его сосудик, который вновь был наполнен целительной влагой. Он просил эликсир, чтобы поправиться быстрее, Эл отказывала ему.

— Ты выпил его много. Кстати, когда ты осушил флакон?

— Его дал мне Мелион перед дорогой. Я наблюдал, как ему стало лучше после этого напитка, меня он избавил от боли, мне было очень плохо во дворце. Когда меня предательски ударили в спину, и я понял, что не могу сопротивляться, я вспомнил о нем. Я надеялся, что встану, чтобы драться. Часть я выпил, но многое пролилось.

— Поэтому ты не умер сразу. Хвала Мелиону, он пожертвовал своим сокровищем, — провозгласила Эл.

Она поднялась, собираясь уйти.

— Куда ты? Темнеет, — остановил он.

— Угу, — согласилась она. — Мне нужно побыть одной.

— Мы наскучили тебе? — в его голосе были нотки ревности.

— Дело в другом. Я не буду объясняться. Я хочу отдохнуть, поэтому ухожу до утра.

— До утра? Так долго? Эл, я ждал весь день, чтобы поговорить с тобой. Мне нужно расспросить тебя. Я полон заблуждений, ты можешь развеять их. Поговори со мной.

Она села рядом.

— Можно я обопрусь на тебя, утомительно сидеть самостоятельно, — попросил он.

— Я не против, подставить другу плечо, но интуиция моя говорит, что ты опять пользуешься ситуацией, — усомнилась Эл.

— Не без того. Правда, сидеть сложно.

— Что не сделаешь для больного, — вздохнула она, подсела поближе так чтобы он могу обнять ее одной рукой за плечи. — Только я не буду сидеть так всю ночь. Поговорим, и я уйду.

— Я отпущу тебя. Обещаю, — сказал он. — Мне легче дышится, когда ты близко. Я особенно себя ощущаю. Я не хочу вспоминать королеву, но она сказала истину, что люди к тебе тянутся. И дело тут вовсе не в силе, это нечто неощутимое, тонкое, благое.

— Напоминаю, мы собирались поговорить, речи в мою честь не подходят по теме.

— Я хочу сказать, что чувствую. Недавно я ненавидел тебя.

— Самообман. Я заметила, как ты на меня смотрел с того момента, как тебе сказали, что я женщина.

— Что особенного в моем взгляде?

— Так смотрят на тех, кто нравится, а девушка всегда чувствует, кому она нравится.

— Как же это она чувствует? — подзадоривал Мейхил, его секрет раскрыт, она понимает его чувства. Он ликовал внутри.

— Это свойство женской природы, — туманно объяснила Эл.

— О-о-о, ты рассуждаешь о женской природе. Ты, которая обещала побить моих воинов, и схватилась недавно за дубину, собираясь драться. А наша хозяйка решила трудную задачу и спасла нас, прибегнув к женской слабости. Это наилучшая из всех побед, которые я видел. Ты бандит, ты даже не удосужилась сменить свою обувь, потому что она наилучшим образом подчеркивает твое положение.

— Еще раз услышу про мои сапоги, избавлюсь от тебя посреди этого поля.

Эл толкнула его локтем в бок, и Мейхил упал.

— Извини, ты дерзишь, будто здоров как прежде. — Она усадила его на место. — Спрашивай, что хотел, ты тратишь мое время для отдыха.

Мейхил не видел ее лица в темноте, но чувствовал тепло ее руки. Он умолк, чтобы поймать то ощущение легкости, о котором говорил.

— Я не хотел обидеть тебя, — произнес он успокаивающе. — Я не привык видеть девушку такой.

— Не нужно объяснений. Объяснять буду я.

Она дала понять, что разговор в подобном русле ей не нравится. Мейхил решился спросить о том, что его волновало.

— Почему девочка на площади звала тебя капитаном? — спросил он.

— И это вопрос, который тебя беспокоит? Какой глубокомысленный вопрос!

Он подумал, что она все еще сердится. Поэтому погладил ее по плечу.

— Ты не похожа на воина.

— Правда? Из твоих уст звучит, как самый изящный эпитет. Я как раз то, что ты не хочешь во мне видеть. Я, можно так сказать, такой же солдат как ты. И это звание самое настоящее.

— В твоем народе воюют и женщины тоже?

— В моем народе людей делят не по полу, а по способностям. Каждый занимается тем, что сочтет для себя подходящим. Я войну не выбирала, это она выбрала меня.

— Тогда кем ты командовала?

— Не буду отвечать на этот вопрос. Ты спросил, почему меня так звала девочка? Отвечаю. Я шла в столицу и увидела девочку, совсем одну, посреди поля, напуганную и слишком маленькую, чтобы бродить одной. Родителей ее я обнаружила за ближним холмом. Она любопытна и бежит к тому, что ей интересно. За время нашего пути в столицу она намеревалась потеряться еще раз пять. Я подучила ее кричать. Во многих наречиях понятие "капитан" совсем отсутствует. Слово необычное. Для ребенка, который едва говорит — это звук. Я находила ее по крику. Она почему-то звала не родителей, а меня.

— Ты ей понравилась, — вставил фразу Мейхил.

— Думаю, да. Вот поэтому она и вопила посреди площади. Я не предполагала, что рядом ходит еще один настоящий капитан.

— Откуда ты знаешь королеву?

— Это более серьезный вопрос. Когда-то давно мы шли к одной и той же цели. Я была и остаюсь соперницей для нее. Сроки нашей вражды давно вышли. Я пожелала прекратить ее пребывание здесь и предложить перемирие. Но я оказалась сентиментальной и наивной. Я раскаиваюсь в том, что медлила. Я могла уберечь короля от смерти, город от трагедии, страну от развала. Мне нет прощения за эту оплошность.

— Ты говоришь так, будто от тебя зависели все эти обстоятельства. — Мейхил пытался быть вежливым, проявить участие, но ее уверенный тон озадачивал капитана.

— Зависели, Мейхил. Поверь мне, зависели. Я не послушалась совета, который мне был дан. Я решила разрешить проблему без проявления силы, прибегнуть к дипломатии. Черта с два! Надо было за шиворот выволочь ее из дворца и объявить на площади, что она больше не королева! Вместо этого на той же площади она оболгала меня!

Это был гнев. Мейхила бросило в жар.

— Эл, успокойся. Ты говоришь, будто в тебя вселился дурной дух.

— Может быть, и вселился, — стиснув зубы, прошипела она. — Я убью ее. То, как она поступила с тобой и твоими воинами, стало последней каплей в чаше моего терпения. Я ее убью.

— Ты не можешь, она — великая, — возразил Мейхил.

— Великие не бессмертны, против любой силы найдется сила.

— Я не слишком верю тебе, ты зла и обижена.

— Слабо сказано, я в бешенстве! — выпалила Эл. — Я не позволю этой мерзкой ведьме отравлять жизнь кому бы то ни было.

Мейхил вдруг обнял ее и прижал к себе.

— Успокойся. Успокойся, пожалуйста. Эл, это только страсти. Тихо. Я не дам тебе пылать гневом, это растлевает душу.

Эл ощутила, как тает ярость. Этот парень не спасет ее от нее самой, но так приятно спрятаться в его объятиях от мира, который требует от нее проявления воли. Она затихла, уткнувшись лицом в его плечо.

Он стянул повязку с ее головы и гладил ее волосы, его губы шептали успокаивающие слова.

И тут Эл вспомнила Алика. Боль разрывала грудь, и стало невозможно сдерживать слезы. Она напряглась, чтобы освободиться от объятий, он мягко отпустил.

— Я не пользовался ситуацией, — услышала она из темноты.— Я хотел унять твой гнев.

— Ничего. Я понимаю.

— Я не стану спрашивать, если тебе тяжело.

— Спрашивай. Завтра, может статься, что мы расстанемся, а мне становится не безразлично, что ты будешь помнить обо мне.

— Я хочу понять, как умер король. Мелион говорил об отраве. И если не ты, то кто его отравил?

— Мог бы догадаться. Твоя бывшая госпожа — самый осведомленный отравитель. Лучший мастер в этом деле.

— Да как же? Она не бывала в покоях короля с тех пор, как пришел странный гость.

— Растения. Цветы в комнате. Те великолепные соцветия. Фьюла умеет менять свойства растений. Она украшала ими комнаты мужа, они были повсюду. Король восхищался работой супруги, ее вкусами, наслаждался ароматами и красотой, не подозревая, что по одному ее желанию они превратятся в орудие убийства. Полагаю, что он в очередной раз отказался ее отпустить, ее терпение кончилось. Я пыталась проникнуть во дворец открыто, честно. Она послала тебя, едва меня заметив. Знала бы я о растениях раньше, никто бы меня не остановил. Увы, я не все могу видеть и предвидеть.

— Аромат может убить?

— Может. Ты же отравился.

— А ты? Ты пробыла там долго. Я не заметил тогда признаков твоей болезни.

— Он действует специфически. На мужчин. Не знаю, почему она поступила столь избирательно.

— Эл, я буду честен. Я не могу поверить. Мне трудно в это поверить. Она... — Он умолк. Он вспомнил убийство своего отряда. — Я не хочу вспоминать снова.

Он боролся со своими чувствами. Эл не мешала, предпочла молчать. Что проку говорить, что она теряла много и не привыкла к потерям до сих пор. Вся ее прежняя жизнь отгорожена стеной, заперта далеко в закоулках души. Воспоминания неминуемо будили тоску по дому, близкие души недосягаемы, все кого она помнит и любит — далеко. Во всем, что сейчас ее окружало, она видела одиночество. Мейхилу только предстоит вступить на этот путь. Его жизнь изменилась. И Эл осознала, что кроме нее у него нет связи с миром. Особенно теперь в момент, когда он беспомощен перед предательством и страшными сценами из памяти. Будущее его неизвестно. Разве ей в свое время не помогали осознать себя в ином качестве? Те силы видимые и невидимые действовали не по просьбе, не по уговору, а незримому, неоглашенному закону милосердия. Эл почувствовала потребность помочь ему увидеть жизнь в другом свете. До этого момента она намеревалась добраться до побережья и оставить его добрым людям на попечение.

— Мейхил. Отчаяние не прибавит сил. Если ты хочешь продолжить путь, тебе нужно поскорей встать на свои ноги.

Эл ждала вопроса: "Зачем?"

— Ты возьмешь меня с собой? — твердо спросил он.

— Я думала о помощнике. Да. Возьму. Ты быстро отыскал ту, которая мне нужна. Выследишь еще раз? — спросила она.

— Мелион сказал, что тебе понадобиться помощь. Он намекал, что я могу следовать за тобой. Я найду королеву.

— Но я же бандит, вдруг я по дороге заставлю тебя грабить?— решила пошутить Эл.

— Я тебе не позволю. Я королевский слуга и слуга закона. Я отдам тебя под суд.

— Заманчивая перспектива. Я, конечно, шучу. О том, что мы будем делать, поговорим завтра. Я устала. Не сиди долго, тебе лучше лечь.

Ему хотелось удержать ее рядом, он сделал над собой усилие, чтобы не сжать ее плечи.

Шорох ее шагов стих в темноте. Мейхил устало лег у колеса тележки. Зачем она ушла?

Ему не долго пришлось грустить в одиночестве. Третий участник путешествия выбрел из темноты.

— Можно я побуду тут? В темноте мне страшно одному, — сказал он.

— Я не возражаю.

— А она лежит там одна.

— Ты подсматривал?

— Да. Она меня прогнала. Я думал, что крадусь тихо, а она сказала, что я громкий, что я сопел. Я не понял слова, которое означало, как я сопел. Она умная, она говорит такими словами, которых я не знаю. Она тебе нравится? Правда, она красивая?

— Да. Наши вкусы совпадают.

— Жаль, что она такая взрослая и сильная. Я ее немного боюсь.

— Она только кажется сильной, — возразил Мейхил.

— Не. Она сильная. Я совсем не устал, пока мы везли тебя. С торга мы толкали тележку, и она весила меньше, чем ты. Я тогда устал. А сегодня, когда я уставал, я только делал вид, что везу тебя. Она не заметила. И еще у нее меч есть.

— Я не видел у нее оружия.

— Она его прячет, он спрятан в ее поклаже, которую она носит за спиной. Зачем ей еще и палка, если у нее есть меч? А она могла той палкой поколотить солдат? Могла?

— Я не видел ее в бою. Но я знаю, что она ловкая и много знает. Она просто хотела защититься, она испугалась.

— Не. Она не испугалась, она хотела их побить.

— Твоя мама поступила мудро, это она отвела от всех беду.

— А мама сказала, что она странная, и что ты нравишься ей.

— Почему вдруг она так решила? — заинтересовался Мейхил.

— Она не бросила тебя умирать. Она не отходила от тебя, пока ты болел. Так поступают с теми, кто нравится.

— Ну а ты как думаешь, почему она взяла меня с собой? — поинтересовался Мейхил.

— Я не знаю. Зачем-то ты ей нужен. А вдруг она колдунья, — от своей догадки мальчишка притих.

Он действительно сопел и весьма громко. Мейхил думал, что приступ болтливости закончился, но молчал он очень не долго.

— Точно. Она колдунья. Когда я пристально гляжу на нее, у меня голова кружится. Я видел ее утром. Она светилась.

— Не говори чепухи. Она не колдунья. Скажу тебе по секрету — она разбойница.

— Ух, ты! Здорово! Тогда она точно могла отделать тех солдат. Зря я послушался маму.

— Нас побили бы. Тебя и твою семью.

— Я спрошу у нее утром.

— И мне попадет за то, что я тебе рассказал, кто она, — возмутился Мейхил. — Она все равно не признается, лучше помалкивай. Она не любит глупых вопросов, я не спрашиваю у нее про незначительные вещи.

— А можно я спрошу у нее про те точки на небе. Их видно только, когда темно.

Мейхил уже собирался закончить разговор. Мальчик много болтал и разбивал его теплые чувства нежности и тоски, которые остались от ее ухода, а Мейхилу хотелось продлить это противоречивое и красивое состояние. Вопрос о звездах заинтересовал его. Мейхил решил продолжить беседу.

— Это звезды. Они очень далеко. Это миры похожие и не похожие на наш, — сказал Мейхил.

— И там тоже кто-то живет? — с надеждой спросил мальчик.

— Может быть, не везде.

— А они разговаривают эти точки? Ты их слышал когда-нибудь?

— Они, конечно, разговаривают, но я не понимаю их языка.

— А она с ними разговаривала. Однажды ночью, она ушла далеко от нашего селения и стояла в поле одна. Она говорила, говорила. Я только понял, что они ее друзья, и она к ним когда-нибудь вернется, что ей тяжело здесь одной. Она молилась, я так думаю.

— Ты следил за ней?

— Ага. Она меня сильно интересует, она не похожа на других. Если она разбойник, то хороший, — сделал заключение мальчишка.

— Я тоже так думаю, с этого дня. А что было потом? Она обнаружила тебя?

— Она легла в поле и стала неподвижной. Моя сестра нашла ее такой, когда мы тебя подобрали, она думала, что ее тоже убили. Потом она вдруг поднялась, и моя сестра закричала от испуга. Страшно.

— А ты можешь проверить, что она делает сейчас? — попросил Мейхил.

— Мама говорит, что подглядывать не хорошо.

— Но ты же подглядываешь.

— Не могу удержаться.

— Давай вместе посмотрим, — предложил Мейхил.

— Ты же не ходишь?

— Я могу ползти. Я чувствую, что силы возвращаются.

И они поползли. Задорный мальчишка заразил Мейхила духом авантюризма. Он не ползал на четвереньках с тех пор, как был подростком. Эта ночная забава раззадорила его. Она заметит их, они очень шумели.

— Ух, ты! — восхищенно вздохнул мальчик. — Чудеса. Я же говорил, что она светится.

Мейхил замер. Эл лежала лицом вверх и не шевелилась, а ее тело даже закутанное в одежду слабо светилось в темноте. В ее мертвенной позе виделся покой. Сначала Мейхила сковал ужас, но потом он заметил, как ее грудь тихо расширяется и сужается, и этот ритм был постоянным. Она дышала. Он пополз, чтобы увидеть ее ближе. Мальчик старался удержать его, цеплялся за одежду, но молодой человек даже не заметил его стараний. Мейхил навис над ней и рассматривал лицо. О небо, ее лицо излучало свет, было мирным и нежным. У него перехватило дыхание. Он нерешительно потрогал пальцами ее волосы и почувствовал, как пальцы немеют, он хотел уже коснуться ее лица. Тонкие искорки соскользнули и ударили его, а потом он кубарем полетел куда-то далеко, тело перекатилось на спину, и он почувствовал сильную хватку. Тело свело, он пытался крикнуть, но не мог, неведомая сила пригвоздила его к земле. Рядом закричал мальчик. Хватка мгновенно ослабла и Мейхил смог сделать хриплый вздох.

Над ним прозвучал знакомый голос Эл с недовольной интонацией, язык был не известен Мейхилу, но этого было и не нужно. Она ругалась. Он понял только.

— Я могла придушить тебя! Я имею право отдохнуть! Я просила меня не трогать до утра!

— Нет. Ты не просила. Ты сказала, что придешь утром, — нашел возражение Мейхил.

— Это мое личное дело, чем я занимаюсь ночью! Я возилась с вами целый день! Имею право побыть одна!

— Это я виноват, — вступился мальчик. — Я сказал ему, что ты пошла молиться.

— Тем более. Молитва — интимное дело. Убирайтесь оба к повозке, тресну дубиной, если снова приползете!

— Эл, ты светилась. Что это значит? — спросил Мейхил.

— Я еще и отчитаться должна? Или проваливайте до утра или я вас тут брошу прямо сейчас.

Им ничего не оставалось, как ползти назад. Мальчишка заполз под повозку и дрожал. Мейхилу тоже было не по себе. Он пережил сначала шок от чудесного сияния и ее красоты, а потом от нападения. Если ее сила действительно такова, какую он испытал на себе, то она — воин.

Пережитое будоражило его воображение до утра, а с рассветом он вскочил, не соображая, что ходит, и метался вокруг тележки. Мальчик скакал вокруг него, говорил с ним, но Мейхил, под властью разыгравшегося воображения, не видел и не слышал его. Появилась Эл, их возня разбудила ее. Она решила, что на них напали. Увидела она забавную картину. Мейхил двигался на своих ногах, его движения напоминали пьяного или сумасшедшего, он бормотал что-то про звезды и воду. Мальчик старался его удержать, он упирался Мейхилу в живот, падал, хватал молодого человека за ноги, отпускал, чтобы тот не наступил на него. Эл прибегла к радикальной мере. Когда Мейхил натолкнулся на нее и схватил за плечи, она отвесила ему щедрую оплеуху.

Его остекленевший взгляд постепенно стал осмысленным, он увидел ее и узнал. Она ждала, когда он окончательно придет в себя. Он отпустил ее плечи.

— С возвращением. Новый день, — сказала она.

Мейхил коснулся горевшей щеки и не мог ничего сказать. В дорогу собирались молча. Мейхил ожидал, что она не позволит ему иди, заставит ехать, а Эл промолчала. Потом они на пару с мальчишкой созерцали ее спину с носилками. Мальчик катил тележку сам. Некоторое время спустя Мейхил сообразил, что она избавилась от длиннополой одежды. Ее поступь была мягкой, выдавала бывалого путешественника. Она шагала, не поднимая пыли. Молчание томило его. Единственный раз она обернулась, но посмотрела не на него, а на мальчика, который стал шумно сопеть, потому что устал. Эл придержала тележку и, усадив на нее мальчишку, везла ее сама. Мейхил хотел помочь, но был отогнан грозным взглядом.

— Прости. Я виноват, — сказал ей в спину Мейхил.

— Ни слова о ночи, — предостерегла она.

— Я пытаюсь извиниться.

— И я, — присоединился мальчик.

— Мне ни жарко, ни холодно от ваших извинений, — отрезала она.

— Речь о том... — снова заговорил Мейхил.

— Речь о доверии. Я подумываю о том, чтобы отправить вас обоих по домам. Одного к маме, другого обратно в столицу, — она добавила несколько слов на другом языке. Эл сказала: "Ко всем чертям".

— Я уйду, — согласился мальчишка, — но я не успел спросить тебя про звезды.

Эл остановилась и оглянулась. Тележка, которая катилась за ней, была развернута так, чтобы она ехала впереди.

— Так и быть, тебя я прощу, проныра, ты мне помог однажды, я это зачту. Что ты хотел узнать?

— Про звезды. Про точки в темноте. Мейхил сказал, что это миры, похожие на наш, или не похожие. Это правда?

— О, мы блещем образованием! — заметила Эл и бросила в Мейхила колкий взгляд.

— Только ты говори понятно, — попросил мальчик.

Эл собралась с мыслями и начала рассказ, сначала она смотрела на мальчишку внимательно, чтобы видеть понимает он или нет. Потом она увлеклась, описывая огненные гигантские шары, планеты, движение, краски. Она махала свободной рукой, показывая, как происходит движение.

Мейхил наблюдал замечательную картину. Она забыла, что нужно быть понятной, она употребляла слова, которых он не мог понять, но мальчик, казалось, не только слышал, но и видел то, о чем она говорит. Речь ее была захватывающей. Мейхил вскоре сам увлекся, и задавался только одним вопросом: насколько ее речь — правда? Он обладал, на сей счет, небольшим багажом знаний, преимущественно связанных с ориентацией. Но она говорила о глобальных явлениях, которые могли знать только ученые люди. Он хотел спросить, где она столько узнала, но боялся прогнать этот порыв вдохновения. Он специально шел за ней, чтобы не попадаться ей на глаза. И порыв вдруг исчез, потому что мальчик решил поинтересоваться:

— А правда, когда бывает очень красивый рассвет, это владычица надевает свой красивый наряд?

Эл тот час умолкла и стала серьезной. Она посмотрела вдаль, словно искала глазами рассвет, о котором спросил маленький собеседник, потом перевела его на мальчика, потом на Мейхила.

— Люди говорят, что это так, — согласилась она.

— Ты столько знаешь о небе и не можешь точно ответить на такой простой вопрос? — спросил мальчик.

— Не бывает простых вопросов, — ответил за нее Мейхил.

— Но я так хочу знать, что так светится? — мальчик хитро посмотрел на Мейхила.

— Рассказы про наряд — это для детей, — ответил Мейхил. — Рассвет окрашивается прекрасными ощущениями и гармонией мира. Рассвет еще называют видением владычицы.

Мейхил поймал на себе внимательный взгляд Эл, она смотрела не враждебно, а именно внимательно. Она согласно закивала, остановилась, изучая его лицо, остановился и Мейхил.

— Да. Это так, — тихо сказала она.

Мальчик соскочил с тележки и схватился за рычаг.

— Я уже отдохнул.

Эл отпустила тележку, он покатил ее сам, дальше.

Мейхил почувствовал волнение под ее взглядом. Он понял, что она не сердится, он смог вызвать ее интерес, но этот взгляд пока был ему не понятен. Он подумал, что плохо знает женщин. А мальчик был прав, голова начала кружиться и ему пришлось закрыть глаза.

— Я сказал, что-то не то? — спросил он.

— Ты сказал то, чего я не ожидала. Ты меня удивил, — призналась она.

— Ты собиралась нас прогнать, — напомнил он.

— Собиралась.

— Почему не гонишь?

— Хочу показать вам море.

— Я видел море.

— Мальчик не видел.

— Я видел море, смотрел на огонь и видел тебя, — вспомнил Мейхил. — Ты не выходила у меня из головы. Если ты меня бросишь, то я снова буду бредить тобой.

— Это временно. Ты нахватался моей энергии. Ты удивительно восприимчив к моим вибрациям. Меня не будет, и ты очнешься от наваждения.

— Я не хочу очнуться. Я хочу, чтобы со мной происходило то, что происходит.

— Осторожно. Я приношу несчастья.

— Это не так. Ты появляешься там, где происходит несчастье, но не ты его причина, — повторил он слова, сказанные Мелионом.

Прежде он готов был спорить, теперь же слова легли на душу убеждением.

— Идем, — позвала она.

Они шагали рядом, вдали показалась полоска воды, мальчик помчался под уклон вместе с тележкой.

Мейхил косился на Эл, а она смотрела в сторону моря и щурилась, ее губы растянулись в улыбке. Он смерил ее взглядом. Он готов смириться с ее нравом и видом, только бы следовать рядом, пусть какое-то время, недолго, но быть поблизости. У него родилась уверенность, что они необходимы друг другу. Они шагали рука об руку, и это напомнило ее рассказ о вечном движении миров, о преодолении расстояний и красоте звездного пространства. Они — два мира, которые пересеклись однажды. Как сладко питать надежду, что эти два мира могу стать одним. Она открыла ему двери в жизнь, о которой он совсем не мечтал еще недавно. Что значила его прежняя служба в тесных рамках и стенах дворца по сравнению с этим открытым великолепным пространством под названием жизнь. Этому учил его отец с малого возраста. Как случилось, что он забыл уроки отца, поменяв его на рутину королевской службы. Это было наваждение по имени королева Фьюла. Эл сказала, что он попадает под влияние ее энергии, что он восприимчив. Это тоже наваждение. Наваждение по имени Эл.

Эл шла рядом. Он не подозревал, что она могла прочесть его чувства, как письма на белом листе. Какой контраст чувств, эти искры эмоций, что брызжут из всего его существа. Он способен на утонченные чувства и грубость одновременно. Она не могла бы назвать его мальчишкой, он мало знает жизнь, он молод, но каков потенциал! Что знания великих и их гордость по сравнению с этой обескураживающей искренностью и чистыми порывами души. Он бредит ею. Пора насторожиться и отогнать его от себя, что собственно она уже пыталась сделать. Впереди события, которые мало соответствуют романтическим увлечениям. С другой стороны, его чувства будят в ней воспоминания о том, что она старалась заглушить. Признания Лоролана, его сомнительные и эгоистичные заверения в сравнение не идут с переживаниями и надеждами этого молодого человека. Если она прекратит его попытки выразить свое отношение, то причинит ему боль, а если позволить событиям течь дальше в том же русле, то боли в последствии будет еще больше, а если раскроется факт — кто она, может произойти то, что случилось с сыном Браззавиля. Эл призналась, что не имеет опыта разрешения подобных вопросов. Прежде было проще, поскольку она не имела такого веса, положение дочери владыки обязывает к осторожности. Однако, он чаще напоминает ей о том, что она больше смертная, чем о том положении, которым ее наделили без ее согласия. Так кем стать в этой истории?

Берег моря встретил их тихим ветром. Мальчик бросил тележку и бегал по берегу с восторженными криками. Новые впечатления заглушили в нем все другие переживания. Такого количества воды он определенно никогда не видел, он боялся ее, не заходил в нее, подбегал к самому краю и мчался назад. Его поведение веселило Эл и Мейхила. Молодой человек тоже сторонился стихии, он не догадывался, что им предстоит морское путешествие. Эл боролась с желанием искупаться.

Где-то тут живет кораблестроитель-самоучка. О нем Эл знала по прошлым путешествиям. Сейчас он уже старик, а значит, усовершенствовал свое мастерство. Его творениям далеко до флота Города Проклятых, однако, прочности его лодки хватит, чтобы перебраться на другую сторону залива.

Домик кораблестроителя был традиционно удален далеко от воды, он расположился на единственном высоком холме, прилегавшем к побережью. Двери не было. Эл зашла в дом, ее встретил сухопарый старик, он был высок и худ, как мумия. В доме без окон было сумрачно, и он указал Эл на выход.

Он сопроводил ее наружу, на двух спутников Эл он не обратил внимания.

— Я хочу приобрести у вас плот, — сказала она с интонацией делового человека.

— Управлять умеешь? — спросил он густым голосом.

— Справлюсь, — кивнула Эл.

— Ступай за мной, поглядим, что ты выберешь.

Они снова вернулись к воде, и прошли приличное расстояние. Мейхил никогда раньше не видел подобных строений. Он усомнился, что подобному сооружению найдется какая-нибудь полезная функция. Эл с видом знатока обошла творения мастера одно за другим. Она вертелась вокруг, забиралась наверх, прыгала, стучала. Потом уверенно ткнула пальцем в одно неказистое изделие.

— Это, — твердо сказала она.

— Вас трое? — спросил мастер.

— Двое. Я и он.

Когда Эл указала на Мейхила, он выразил бессловесный протест.

— Ты не хочешь ей помочь? — обратился мастер к Мейхилу, — А я покормлю мальчика.

— Я сама. Он был ранен, ему необходимо отдохнуть, — возразила Эл.

С помощью мастера Эл вытолкнула плот на воду. Мейхил и мальчик не двигались с места, мальчик от любопытства, а Мейхил из опасения, что затея опасна.

Эл скинула свои сапоги, бросила на берегу куртку и поклажу и пустилась бегом по воде, догоняя отплывший плот. Она вскочила на него, он закачался, но не перевернулся и скоро она ухе правила единственным веслом.

Пока она была занята испытаниями, Мейхил осторожно подошел к ее вещам и ощупал их. Мальчик оказался прав. Мейхил обнаружил меч, прикрепленный к носилкам. Спрятан он аккуратно, на первый взгляд трудно увидеть в этом свертке ткани оружие. Мейхил опасался, что она заметит его интерес, и отошел прочь. Ему стало тревожно.

— Неплохо, — одобрил мастер. — Я отдам плот.

— Это опасно? — спросил Мейхил.

— Да. Если не знать, что делать. Вы тут будете отдыхать или пройдете к дому?

— Тут, — в один голос ответили мальчик и Мейхил.

Эл причалила к берегу довольная испытаниями. Они обсуждали с мастером особенности управления. Эл попросила усовершенствовать детали. Они говорили понятным только им языком, чертили знаки на земле, задавали вопросы друг другу. Мейхил ничего не понимал, перестал слушать их и смотрел, смотрел в этот пугающий простор. Вид бесспорно красивый, если не задумываться над тем, что скоро окажешься посредине неизвестности. Волнение возрастало, и его уже била дрожь.

Эл прекратила обсуждение и подошла к нему.

— Вижу, что моя затея не вызывает у тебя одобрения. По берегу пять, может быть, шесть дней ходу, а по воде полдня. Если мы отправимся немедленно, то ночью окажемся на той стороне.

— Ночью? В полной темноте? Как ориентироваться?

— А звезды на что? Я обсудила со стариком этот вопрос, он начертил мне ориентиры, указал, где их искать. Мы не заблудимся. Доверься мне или тебе придется остаться здесь. Я не стану менять планы, повинуясь твоему страху. Не я веду тебя, а ты идешь за мной. Выбирай. Я советую тебе уйти от воды, отдохнуть и подумать. Мне нужно еще раз проверить наш плот, помочь его довести до ума, найти течение. Сегодня мимо будут идти торговцы, и они непременно заглянут в домик, где мы были. Отправь с ними назад мальчика. Так надежнее.

Она распоряжалась с видом знатока. Мейхилу стало неловко, а позже он начал сердиться. Она не делилась своими планами до прихода сюда. И вдруг ему предстоит сделать то, что кажется безумной затеей. Он нахмурился и ушел, чтобы не выдать недовольства.

Эл вернулась к мастеру.

— Он не рад, — заметила она.

— Это твой жених?

— Это мой спутник.

— Он умеет управлять плотом?

— Нет.

— Трудно будет управиться одной.

— Ничего, главное — добраться до течения, а там останется довериться волне.

— Где ты училась этому искусству?

— В городе Проклятых, — солгала Эл.

— Тогда мои грубые поделки покажутся тебе неуклюжими.

— Я не сужу так. Ты достиг сути, что важнее красоты и практичности.

— Ты выбрала не самый быстрый, но самый надежный, — заметил он.

— Я выбрала лучший, — возразила Эл. — Мне придется бросить его на том берегу. Не жаль отдавать?

— Я плаваю на ту сторону. Не прячь его, и он вернется ко мне.

— Когда-нибудь все поймут, что твой путь самый короткий. У твоего дела непременно будет продолжение. У тебя есть ученики?

— Твой малец мне по нраву, я не увидел в нем страха.

— Он умный и вполне мог бы учиться у тебя. Спроси у его матери, у него большая семья, возможно, она его отпустит. А если я попрошу тебя о большем?

— Попроси.

— Предложи им всем перебраться сюда. Я и мой спутник поставили их в сомнительное положение. Ради безопасности им лучше покинуть свою деревню. Согласишься ли ты принять ораву из пяти ребятишек и женщины?

— Как убедить их?

— Это сделает мальчик.

— Я предложу ему мой кров, — согласился старик.

— Я расскажу ему, как тут будет хорошо.

— Ты всегда берешь под опеку слабых, великая? — поинтересовался старик. — Я тебя знаю. Я был при Гирте и видел тебя. Я тогда был много моложе Мелиона, а он, говорят, служит королю.

— Король умер недавно, и Мелион временно занял его место.

— Вот как? Тогда он непременно объедет свои земли и проверит, все ли тут в порядке. Я хочу дожить до нашей встречи. А юный воин не знает кто ты?

— Нет.

— Я заметил, он смотрит так, словно может требовать от тебя.

— Это пройдет, — улыбнулась Эл. — Мне не терпится пуститься в плавание.

— Глава 4 В пути

Мейхил лежал лицом вверх, он не смел шевелиться, потому что при каждом его движении это сооружение качалось, грозя перевернуться, а голова шла кругом. Эл непринужденно управлялась с "плотом", как она его назвала. Даже если ей приходилось напряженно грести, она делал это без спешки, размеренно. Мейхил боялся встать на ноги, боялся посмотреть на плещущуюся вокруг массу воды, потому что его тянуло туда непреодолимой силой.

Они вернулись на берег, когда мальчик захотел попрощаться. Шустрый мальчишка, пересилил страх и вошел в воду. Эл с закатанными по колено штанами стояла в воде. Она подсадила мальчика на плот, потом пыталась ему растолковать способ управления, он ничего не понимал, но его лицо сияло обыкновенным детским счастьем, оттого, что он принимает участие в таком необычном деле. Он прыгал на неустойчивой площадке, бегал от края к краю, рискуя упасть. Эл не выказывала беспокойства, позволяя ему шалить. Мейхил решил последовать его примеру. Он забрался на шатающуюся поверхность, которая висела в воде и не тонула. Он удивился, что конструкция легко держит его вес. Мальчишка скакал по настилу с таким азартом, что высокому Мейхилу с трудом удавалось стоять на ногах, они ослабли от путешествия, подгибались, голова кружилась, он не мог балансировать. Мейхил сел, чтобы не упасть в воду. Эл стала толкать плот по воде, дала команду маленькому пассажиру, мальчишка спрыгнул в воду, там было мелко, и он довольный собой пешком добрался до берега. Мейхил понял, что возражать поздно, что попал в ловушку. Мальчик махал им с берега, Эл запрыгнула и села на край, она махала в ответ, раскачивая плот. Старик махнул всего один раз и внимательно следил, как они отчаливают, показал рукой, куда лучше всего плыть. Эл так и не спросила, надумал ли Мейхил, составить ей компанию или решил вернуться. Когда началась качка, Мейхилу стало дурно, и он лег.

Эл толкалась шестом, пока они плыли по отмели. Потом гребла перебираясь с края на край. Они двигались очень медленно.

— Эх, ни паруса, ни ветра, — посетовала Эл. — Не так то близко течение.

Она освободилась от куртки, засунув ее под носилки. Мейхил заметил, что сапоги зачем-то были привязаны к ним. Эл все ходила из конца в конец.

— Ты постоянно будешь метаться? — просил он.

— Пока не поймаю течение. Ты бы сел, тебе вредно лежать, — посоветовала она.

— У меня мир идет кругом, когда я сижу, а еще ты пробегаешь мимо то туда, то сюда.

— Потерпи.

— Это я и делаю. У кого ты научилась управляться с этим сооружением?

— Я не умею управлять конкретно этим сооружением, я знаю в общих чертах, как происходит процесс, остальное мне подсказывает опыт в другой области.

Мейхил даже привстал от удивления.

— Ты делаешь это первый раз? — обреченно спросил он.

— В подобных условиях — первый. Не бойся, я управлялась с более сложными вещами, чем плот.

Мейхил закрыл лицо руками.

— Не продолжай, пожалуйста.

— А у меня нет времени на объяснения, — с этими словами она перебежала на другой край.

Скоро Мейхил успокоился и немного привык к качке. Не произошло ничего, что вызывало бы тревогу. Он посмотрел на Эл, которая уже не бегала, а спокойно рулила на одном краю плота.

— Это уже течение? — спросил Мейхил.

— И оно весьма быстрое.

— Как ты узнала?

Эл повертела в свободной руке какую-то мелочь и бросила за борт. Мейхил сел и наблюдал, как брошенный предмет удаляется.

— И мы переплывем так на другой край воды?

— Да, — кивнула она.

С наступлением темноты сомнения Мейхила выросли. Он не осмелился стоять, но сидел уверенно, головокружение прошло. С одной стороны, в темноте не было видно водного пространства, мир сузился до размеров плота, с другой стороны, чувство, что они заброшены в неизвестность, усиливалось.

— Там светится точка. Что это значит? — спросил он.

Мейхил указала за спину Эл. Она оглянулась.

— Это может значить все что угодно, — ответила Эл.

Точка на берегу была сигналом. Эл просила мастера не зажигать огонь этой ночью, а если он захочет сделать знак заплутавшим мореходам, то пусть зажжет два костра. Огонь зажег кто-то другой.

— Что, например? — спросил Мейхил.

— Нас зовут назад. Кто-то хочет, чтобы мы вернулись, — ответила Эл.

— Мы можем вернуться, — с надеждой сказал он.

— Нет, не можем. У нашего плота ограниченные возможности. Он повинуется течению. Я выбрала его с такой целью, чтобы нас не могли вернуть.

— Нас, кто-то хочет вернуть?

— Нет. Не столь прямолинейно. Я не могу ответить внятно. О, первые звезды, у нас будет ориентир, и я научу тебя управлять нашим плотом. Если ты захочешь сменить меня на время.

— Я? Но из меня плохой управляющий.

— Рулевой, — поправила Эл.

— Эл, ты не хочешь продолжить разговор? Если кого-то станут искать, то не меня. Ты что-то прячешь в своих вещах.

— Мне не нравится, что ты интересуешься делами, которые тебя не касаются, — сделала замечание Эл.

— Касаются, если я твой спутник. Ты увезла меня, не спрашивая моего согласия. Я не глуп, я знаю, что лишний, но ты не оставила меня на берегу. Я спрашиваю сейчас, когда мы одни, чтобы не выяснять впредь. Зачем я тебе?

— Я спасла тебя от неприятностей. Солдаты в деревне — часть войска западных земель. Если ты помнишь, то их вожди оспаривали трон много лет. Пока был жив король, его власть держала их аппетиты в узде, с его смертью претензии возросли. Люди западных земель были в городе, они знают о событиях, обо мне, о Мелионе, о королеве. Ищут не нас, мы для них абстрактные люди из столицы.

— Тебя они могут знать по описанию. Но я им неизвестен.

— Телохранитель королевы? Пусть тебя не узнают в лицо, но тебя выдает осанка, манера двигаться, речь, ты не походишь на селянина, как тебя не ряди.

— Поэтому ты нарядила меня в нелепые лохмотья? — с обидой спросил он.

— Я одела тебя в то, что мне дали. Ты крупный, на тебя не найти приличествующий твоей должности костюм.

— Ты выбрала этот путь, чтобы скрыться, — заключил он.

— Да. Вы не освоили воду. Мало вероятно, что нас заподозрят в дерзком поступке. Прелесть плавания в том, что можно отдохнуть, поправить силы, подумать, и сэкономить пять дней пути по берегу. Я чую, что в воздухе витает напряжение. И этот плот действительно — самое безопасное место.

— Я хочу сознаться, что знаю о твоем оружии, — признался Мейхил.

— Правда. Ценю твою честность.

— Где он был раньше? В столице при тебе не было оружия, а Мелион спрашивал о нем.

— Он знает о том, что у меня должен быть меч? Этот мир теснее, чем я полагала. Я еще раз права, что выбрала этот путь. Я иногда отдаю меч на хранение. У меня случилось бы гораздо больше неприятностей, если бы я разгуливала с ним по столице.

— У кого он был?

— У кузнеца, с женой которого ты знаком.

— Ты доверила оружие кузнецу?

— Он оценил его по достоинству, как знаток. Мне не по нраву, что клинки подобные моему все чаще появляются в этих землях, но, увы, остановить эту традицию я не в силах.

— Ты говоришь, словно имеешь власть над процессами такого рода. Мне кажется, что ты порой заносчива и считаешь себя чем-то исключительным. Ты снисходительна к окружающим, словно они находятся во власти обстоятельств, а ты не подвержена мирским волнениям.

Эл тихо рассмеялась.

— Браво, капитан. Мне интересно твое замечание. Но мои волнения ты уже наблюдал. Я отнюдь не имею каменного самообладания.

— Вот! Опять! — воскликнул Мейхил. — Совсем, как в тюрьме. Помнишь? "Тебя, кажется, за курткой посылали?" Ты вела себя, как будто не ты в плену, а все вокруг. И теперь, ты представляешь дело так, словно вокруг суета, а ты размышляешь, сидя на воде, о судьбе земель, о тайнах дворца, об оружии. Ты хочешь мести, королева тебе — враг, — все весьма просто объясняется. Зачем строить на этой почве рассуждения о великих переменах? Ты не можешь изменить то, что сложилось. Подобные изменения не под силу даже великим.

— Ты намекаешь, что я превозношу себя? Это тебя злит? А может быть, то, что я сильней, чем ты полагал? Тебе не успокоиться оттого, что я не веду себя, как столичные барышни, что строили тебе глазки?

— И это тоже. Твой взгляд трудно выносить.

— Мейхил. Я бы советовала не смотреть мне в глаза, ты настойчиво пытаешься это делать. Я чувствую, что ты готов снова упомянуть мой образ жизни и мои сапоги. Остынь. Мы исходим из разных систем ценностей. Мы летаем на разных высотах и в разных направлениях. Я потащила тебя за собой по двум причинам. Ты такая же мишень, как и я. Служба королеве уже вышла тебе боком, и будет тянуться, как тень, до конца твоих дней. Да не наступят они скоро. У тебя есть возможность расширить свой мир. Ты признался, что желаешь перемен. Я их часть. Будут и другие. Завтра мы высадимся на берег. Это последняя ночь, когда ты можешь мирно смотреть на звезды, наслаждаться покоем, и научиться управлять плотом. Не трать время на препирательства со мной неисправимой.

— Но ты управляешься сама.

— Я управляю им половину суток, а первую половину этих же суток, я не отдыхала. Я не совершенна и устала, — иронией сказала она.

Мейхил тут же оказался рядом.

— Прости, я не привык к подобным странствиям. Я уделяю себе много времени и сил. Я помогу, если ты мне доверяешь.

— Садись на мое место.

В темноте они менялись местами. Эл усадила его у руля.

— Обопрись спиной на эту перекладину. Ты высокий, за борт не свалишься.

— Не упоминай, что я могу упасть в эту темноту.

— Я могу привязать тебя к перекладине.

— Я согласен.

— Я пошутила.

Ему стало интересно, как она ориентируется в темноте, тем не менее, она добыла веревку, обвязала его за талию, закрепила ее на толстой перекладине.

— Теперь слушай внимательно. Вот там прямо перед тобой. — Она нащупала его щеку и повернула его лицо в нужном направлении. Видишь группу из шести звезд.

— Да.

— Смотри на самую нижнюю звезду. Мы плывем на нее. Если держать голову точно прямо, то не собьешься с пути. Теперь, как поворачивать. Держи руль вот так. — Эл взяла его руку и положила на жердь, служившую рулем. — Прижми к себе, если ты навалишься корпусом, то мы немного повернем в эту сторону, если отклонишься в другую сторону, то мы поплывем левей. Вопросы есть?

— Так просто? Не может быть, чтобы было так просто.

— Пока так. Если я верно рассчитала, то где-то к середине ночи мы упремся в берег.

— А если не верно? — спросил Мейхил.

— Это мы узнаем утром.

— Эл. Звезда ненадежный ориентир. Небо поворачивается.

— О, хороший вопрос. Оно поворачивается туда, куда нам надо.

— Я постараюсь, но ты будешь мне подсказывать.

— Вообще-то, я рассчитывала на тишину. Зови, если испугаешься. Ты же не ребенок, если бы я не была в тебе уверена, не доверила бы тебе свою жизнь.

Мейхил перестал чувствовать ее близость. Плот не качался более обычного. Он вдруг остался один. Она объяснила, на словах, но не показала на практике. Мейхил стал ворочать рулем из стороны в сторону, оказалось не так-то просто поворачивать, звезда очень медленно уходила то в одну сторону, то в другую. Мейхила развлекло это занятие, он ощутил свое маленькое превосходство над стихией, его захватил процесс управления. Плот сновал из стороны в сторону. Эл ни разу не сделала замечания, значит, она не против его действий.

Эл заснула, ей было очевидно, что капитан будет проверять теорию на практике, перевернуть плот он не сможет, берег впереди протяженный, и они не промахнуться. Сон сейчас был лучшим лекарством от усталости.

Вскоре Мейхил начал наблюдать слабое сияние на другом краю плота. Он видел силуэт девушки, которая лежала на боку, к нему лицом. Повторилось то, что он происходило прошлой ночью, но приблизиться теперь он не посмел. Он старался не смотреть на нее. Отвлекался на звезду, выравнивал плот. Как не боролся с собой Мейхил, взгляд приковывало к сияющему силуэту. Он рассматривал ее лицо и одежду, отвлекался снова, снова смотрел. Время от времени она чуть шевелилась, сияние слега затухало или разгоралось чуть ярче. Мейхил не знал объяснения этому явлению, но оно позволяло ему наблюдать за девушкой. Он задумался и смотрел долго, через некоторое время сияние померкло, Эл повернулась на другой бок и пробормотала.

— Капитан, следи за звездами, а. Не нужно смотреть на меня, мне неприятно. — Наступила пауза. — Как ты меня увидел? Ты не видишь в темное, как большинство дневных существ.

— Ты распространяешь сияние. Прошлой ночью было также, пока я не склонился над тобой.

— Святые небеса. Сияние?

— Голубое с серебристым оттенком, — описал Мейхил.

— И так ты меня видел?

— Да. Красиво.

— Приплыли...

— Уже?

— А. Нет. Это я так. К слову пришлось. Это всего лишь еще одна плохая новость.

— Это болезнь? — забеспокоился Мейхил.

— Полагаю, что это... Объяснения у меня нет.

— Ты не все время светишься, только когда лежишь неподвижно. Ты, как будто, впадаешь в мертвое состояние. Это такой способ отдыха?

— Да. Ты правильно догадался. Я так отдыхаю.

— Это крайне непрактичный способ отдыха. Ты не производишь никаких действий, выглядит, как бесполезная трата времени.

— Приятный метод безделья. Это традиция моего народа.

— Я никогда не слышал о народе, который замирает и светится. Если бы был такой, то за эту необычную черту он непременно прославился бы.

— Я не могу с тобой поспорить, ты образованный придворный. Пусть я останусь такой единственной. Я тут посияю еще немного, а ты продолжай рулить. И не смотри мне в спину, я этого не люблю.

Она шуршала в темноте какое-то время, потом снова наступила тишина. Скоро Мейхил увидел ее лохматую голову и босые ноги, окутанные светом, она накрыла себя куском ткани, который скрыл большую часть ее тела, и сияние тоже. Мейхила заинтересовало это обстоятельство, спрашивать он не стал. Она заслужила самый лучший отдых.

Он уверенно правил на звезду, она вдруг пропала. Тьма поглотила ее в неуловимый момент. Мейхил нашел звезду повыше, но скоро и она исчезла. Не было признаков рассвета, ночь по-прежнему владела миром. Мейхил не понимал, что стряслось. Он дернулся вперед, забыл, что привязан, перекладина затрещала, а он отбил лоб, когда веревка остановила его порыв.

Эл тут же проснулась. Она быстро подползла к нему.

— Что случилось? Ты что-то сломал? Руль? Забыла предупредить, что могут быть мели. — Она ощупала жердь, убедилась, что руль цел. — Мы еще плывем.

— Звезды пропали, — гробовым голосом сообщил Мейхил. — Их нет.

После некоторой паузы, Эл ответила со спокойным вздохом.

— Это берег. Мы приплыли. Почти приплыли. Поздравляю тебя с первой навигацией, капитан. То есть штурман. Отвязываться пока не рекомендую. Держи руль выше, а приготовлюсь к возможным осложнениям. Измерю дно.

— Нам грозит, что-нибудь? Что ты собираешься делать?

— Гм. Не хочу будоражить твое воображение объяснением.

— Я настаиваю. Я доложен быть готов к последствиям.

— Я собираюсь раздеться, слава небесам, что я не свечусь в бодром состоянии.

Он слышал возню в темноте, а потом плеск воды.

— Эл?

Тихо.

— Эл, где ты?

Тихо.

— Эл.

— Говори что-нибудь, — раздалось через какое-то время с правой стороны от плота.

— Почему ты не ответила?

— Я нырнула.

— Ты в воде?!

— Мечтала искупаться с тех пор, как мы пришли на берег. Вода не слишком теплая, но мне и такая сойдет.

— Эл. Я считаю, что ты должна вернуться. Я тебя не вижу.

— Я тебя вижу.

— Как?

— Ты светишься в темноте.

— Не шути. Я прошу, вернись.

Руль дернуло, Мейхил рванул его вверх.

— Я зацепился.

— Это я. Не делай резких движений, а то стукнешь меня, — голос звучал за его спиной. — Не переживай за меня. Я отлично плаваю.

— А летать ты не умеешь?

— Умею, — хихикнула она.

— Тебе доставляет удовольствие тревожить меня? Я не смогу тебе помочь, если ты потеряешься.

Плот качнуло, раздался плеск.

— У меня веревка на кисти, я никуда не денусь, — раздался голос совсем близко.

Мейхил протянул руку и коснулся холодной, влажной кожи, он резко отдернул руку назад.

— Ты замерзла, — стараясь подавить волнение, сказал он.

— Чуть-чуть. Прекрасная ночь. Прямо как дома.

— А где твой дом? — спросил он.

Он не видел, что она смотрит на звезды.

— Я не знаю.

— Ты ориентируешься на воде, темнота тебя не смущает, и ты не знаешь, в какой стороне твой дом? Где север?

— Это абстрактное направление, — сказала она.

Он уловил оттенок грусти в голосе. Ему захотелось, чтобы она рассказала о своей жизни.

— Ни одно скитание не длится вечно. Зачем ты покинула дом?

— М-м-м. История длинная. Не для слабонервных. Я не могу рассказывать.

— Ты совершила что-то плохое?

— Ну, почему сразу плохое?

— Ты производишь впечатление человека с опытом. Я удивляюсь твоим способностям. Мой отец говорил: "Если ты встретишь человека, пусть молодого, в глазах которого видна мудрость, это значит, что он прошел через боль".

— Твой отец сам имел не малый опыт, он прав.

— Что заставило тебя оставить близкие с детства края и отправиться в чужие земли?

— Любопытство — неотъемлемое свойство всего живого и разумного.

— А знаю, что учеными движет жажда познания, а путешественниками жажда неизведанного, влюбленными страсть познать ответную любовь, но в простое любопытство я не очень верю.

— Я была ребенком. Я просто сбежала из дому. И все.

— Я подозревал, что ты немного жестока. Твои родители сильно переживали, такая потеря ужасна.

— Я вернулась и ушла снова. Мейхил, не порти мне ночь, я не в настроении вспоминать, — он услышал знакомые стальные интонации.

— Будущее прячется от того, кто боится своего прошлого, — процитировал Мейхил старую пословицу.

Он почувствовал, как она потрепала его по волосам, ее холодные пальцы скользнули по его лбу.

— Ты все норовишь воспитывать меня? О, Мейхил, умоляю. Не теперь.

— Ты мне не безразлична, поэтому я не могу молчать.

— Это меня и тревожит. Пришло время сказать, что ты слишком увлекаешься. Не связывай свое долгое будущее со мной. Это опасно. А то станешь мудрым раньше времени.

Она поднялась и отошла от него, он слышал, как она одевается, как шарит в своих вещах.

Он умолк, потому что душа наполнялась болью. Через какое-то время он уже не мог молчать.

— Неужели никто не был тебе дорог? Ты чувствуешь других, наверное, очень остро. Мне так кажется. Ты с виду твердая и сильная, но внутри... от тебя исходит просто завораживающая красивая женская сила. Что дурного в том, что я вижу эту твою сторону? Что вижу в тебе прекрасную женщину?!

— Бесполезно рядить с прекрасные одежды то, что родилось в доспехах, — резко ответила она.

— Ты не права! Ты сама сделала себя такой. И быть может, если ты допустишь, чтобы кто-то захватил твою душу, пробудил любовь, ты изменишься. Над этой силой никто не властен, ей подчиняются небеса и земли, и сам владыка не в силах управлять любовью. Ты не желаешь допустить...

— Этот человек уже существует, капитан, — ровным твердым тоном сказала она, чтобы прекратить последующие излияния.

— Тогда почему он не рядом? Где он? Почему позволяет тебе рисковать собой? Почему он отпустил тебя? — возмутился капитан.

— Он далеко. Он не может быть поблизости, слава небесам. Я исключила его из своей жизни, чтобы спасти ему жизнь. Я не стану ни говорить, ни думать об этом.

— А должно быть наоборот!

— Не твоему уму это решать! Довольно речей. Держи руль выше, скоро берег.

— Эл...

— Ни слова больше. Иначе, мы разойдемся в разные стороны, — пригрозила она.

Утренние сумерки наступали, когда руль коснулся дна, потом плот сел на мель и с наступлением рассвета Эл уже при помощи капитана вытолкнула его на сухой берег.

Мейхил с мрачным видом наблюдал, как Эл натягивает сапоги, крепит ремешками голенища, чтобы они плотно обхватили щиколотки. Она бросила свои носилки и большую часть вещей на плоту. Наконец, Мейхил мог увидеть то, что она прятала. Меч был с красивой рукояткой в заплечных ножнах. Девушка закрепила их не глядя, явно она носила их не первый день. Вид у нее был мрачный и оттого более грозный. Мейхил испытал тоску, его ночной выпад стоил ему тех миролюбивых отношений, которые установились благодаря его несчастью. Его не покидало чувство, что он прав, он готов отстаивать свою точку зрения, что приведет к конфликту.

— Чем я могу тебе помочь? — спросил он.

— Иди следом и не мешай, — ответила она.

— Тогда я пойду своей дорогой. Ты сделала для меня достаточно, — обреченно сказал он.

Вместо ответа она одобрительно кивнула. Капитан почувствовал, как все сжимается в груди, когда она повернулась к нему спиной и пошла вверх по холму, который закрыл ночью звезды. Он был пологий, огромный, закрывал весь горизонт, где всходило солнце.

Ему хотелось кричать, но он призвал на помощь свою гордость и тоже повернулся к ней спиной.

— Неужели так трудно принять то, что я полюбил тебя. Это так трудно принять? — шептал он. — Я ничего не могу потребовать взамен, но как бы мне хотелось иметь силу зажечь тебя в ответ. Я надеюсь, ты не отыщешь королеву. Пусть будет так. Пусть ты будешь жива.

Он брел берегом, близко от воды. Шел он долго и устал. Он лег. После ночи у руля болели плечи и рана на спине. Он впал в отчаяние и чувствовал себя разбитым. Он закрыл глаза, и мгновенно перед внутренним взором возникла картинка, как она уходит, ее силуэт в сером и ножны. Он сжал руками глаза, чтобы прогнать образ.

Ему потребовалось время, чтобы прийти в спокойное состояние. Усталость схлынула, он смотрел на воду. Колыхание волн вводило его в состояние отупения, он перестал думать о ней. Вопрос: что он станет делать теперь? — пришел не сразу, он вспоминал события ночи, такой тревожной, необычной и разной по эмоциональной окраске.

Мейхил встал и вошел в воду. Плотная, прохладная, непривычная стихия заставила его дрожать от холода и страха. Она же остудила его ум, унесла остатки сомнений, прогнала оцепенение. Он ощутил прилив сил. Мейхил вышел на берег, сбросил лохмотья и кинулся обратно в воду. Она скрыла его с головой, окутала собой, захватила его и понесла прочь от берега. Он не думал бороться, сначала глубина была по грудь, потом по шею и вот его скрыло с головой. Оказалось, стихия старалась вытолкнуть его наверх. Он набрал полную грудь воздуха и повис, потом ему удалось лечь на воду. Он смотрел в небо, волна слабо колыхала его тело, которое само знало, как себя вести. Оно не мешало созерцать. Мейхил потерял чувство времени, чувство холода и опаски. Могучая, неизвестная энергия вошла в него новым потоком, он слился с ней.

Когда он вернулся на берег, то с некоторым недоумением смотрел на свою одежду, словно старые лохмотья — остатки его самого. Его учили, что перемены не происходят быстро, на все нужны труд и время, годы труда. А он ощущал себя иным, рожденным снова, в том же теле, но с иной душой. Неужели вода наделила его способностью чувствовать иначе.

— Ты нахватался моих энергий... Меня не будет, и ты очнешься от наваждения.

Это ее голос звучал в его голове, он не помнил, так ли она говорила в точности. Но она была не права.

Мейхил спешно оделся и помчался по берегу назад. За ней. На бегу, он проклял свою гордость. Он посмел предъявить претензии к тому неведомому мужчине, который был ей близок, а сам ее оставил одну, едва она резко заговорила с ним. Мейхил бежал и не чувствовал под собой земли. Как, оказывается он далеко ушел от места расставания. Холм долго оставался в дали, а до вершины, казалось не добраться до вечера, расстояние обманывало его видимой близостью. Мейхил карабкался с упорством человека боровшегося за жизнь, торопил себя, если приходилось останавливаться, чтобы отдохнуть. К концу подъема тело налилось тяжестью, но забрался наверх и не смог двинуться дальше.

Он будто бы взлетел ввысь. Он смотрел вниз, море уже не казалось стихией, оно разлилось внизу от берега до берега зеркалом. Он видел тот другой берег, который они оставили вчера, он видел этот берег далеко внизу и точку плота, он видел еще берег, очень дальний в прозрачной дымке, которая играла под солнечными лучами, создавая магический ореол, а дальше вовсе не было берегов, там — только вода. А вокруг — совершенная тишина. Ради таких мгновений стоит жить. Мейхил забыл о собственной тревоге, об Эл и о собственном существовании, его захватил безграничный простор, мир вырос до невероятных размеров, как в детстве, когда он путешествовал с отцом.

Он парил в пространстве чистого, пропитанного светом дня. Краски стали ярче, каждый блик, каждый луч. Высота наградила его пьянящим ощущением свободы, словно продолжала перемены, которые захватили его воде. Вспоминая воду, он вспомнил и Эл. Ему достаточно подумать о ней, чтобы увидеть лицо, оно всплыло в памяти во всех подробностях. В этом случае он вспомнил лицо, озаренное бликами огня в скромном жилище матери пятерых ребятишек. Она была рада его видеть, как он не почувствовал ее переживания тогда и почему уловил теперь? Как вышло, что воспоминание открыло больше, чем переживание мгновения наяву?

Мейхил ощутил шевеление за спиной, не услышал шум, а почувствовал, что рядом присутствует посторонний. Чтобы убедиться, он обернулся. К нему осторожно поднимался человек в одежде охраны короля. Этот силуэт словно выплыл из тумана его памяти и показался Мейхилу большей иллюзией, чем образ Эл. Но он приближался и рассматривал Мейхила с интересом. Он остановился поодаль, вгляделся в капитана, и на его лице выразилось откровенное сомнение.

— Капитан Мейхил? — неуверенно спросил он.

Мейхил молчал, он верил какое-то время, что рядом фантом из его памяти. Фантом стал удаляться и напоследок сказал:

— Я позову друзей.

— Не нужно, я не хочу назад в свою жизнь, — возразил Мейхил.

— Не уходите. Осторожно. Склон опасный.

Он спускался неловко. Мейхил решил, что он споткнется и скатиться вниз, может быть разобьется. Он принял решение помочь. Спускаясь следом, он не мог понять, почему его воображаемый спутник так неуклюж. Он вспомнил усмешку Эл, что они не освоили воду, верно так же, что этот воин из прошлого не знает никаких других земель, кроме равнины.

Потом показались другие, они не шли, а бежали навстречу Мейхилу и его спутнику. Они остановились в изумлении. Мейхил решил, что они тоже приняли его за образ из фантазии. Он спустился, поравнялся с ними.

— Это он, — сказал кто-то первым. — Вот неожиданная встреча, капитан. Кому начни рассказывать — не поверит. Тут. В таком виде.

К Мейхилу вплотную подошел человек, чуть старше его на вид, с гладким и умиротворенным лицом. По одежде — не похожий на придворного, одетый просто. Единственной особенностью был лиловый витой пояс, перехвативший длиннополую одежду. Этот цвет выдавал служителя владычицы. Это обстоятельство казалось странным, поскольку воспитанники Мелиона присягали владыке, сам Мейхил принадлежал к этой ветке культа. Мейхил перевел взгляд с пояса на лицо человека и увидел снисходительную улыбку.

— Откуда ты тут? Какая сила помогла тебе забраться сюда? В одиночку, — поинтересовался человек с лиловым поясом.

— Он уходил с отрядом. Где твои подчиненные, капитан? — спросил кто-то.

— Погибли. Я выжил один. Королева приказала всех убить, — без интонации произнес Мейхил, словно речь не о нем.

Присутствующие замерли. Они пристально смотрели на него, кто с удивлением, кто сочувственно. Он с трудом признавался себе, что видит здесь людей из столицы. Они реальны, зря он принял их за образы. Он коснулся груди обладателя лилового пояса.

— Я не понимаю, — удивился кто-то, — они ушли другим путем. Другим. Его отряд мог выйти только на тот берег.

Воин указал на другую сторону залива.

— Так и есть. Почему вы здесь? — спросил Мейхил.

— Мы ищем Гиртскую деву, девушку, которую ты арестовывал. Мелион послал нас за ней, — стал объяснять человек с лиловым поясом.

— Кто вы? — перебил его Мейхил.

— Мое имя — Арьес. Я знаю тебя, капитан. Ты едва ли обращал на меня внимание когда-либо. Я — служитель ордена владычицы.

Голос служителя звучал ровным красивым тоном, заставляя вслушиваться в звуки, оттого слова казались весомыми.

— Служитель владычицы? Что тебе нужно среди охраны короля? — усомнился Мейхил.

На лицах остальных тоже отразилось сомнение.

— Я просил Мелиона о встрече с девушкой, которую ты арестовал. Я не успел за событиями. Теперь нам нужно ее догнать. Она где-то здесь.

Мейхил пошел на поводу у своих сомнений и смолчал, что видел Эл. Он осмотрел и пересчитал отряд, со служителем — одиннадцать. Он выделил командира по знаку на рукаве. Королевская охрана предпочитала скромные одежды и хорошее оружие. Командир ответил на изучающий взгляд Мейхил вопросом.

— Присоединишься к нам? Мы когда-нибудь вернемся в столицу.

— Я не говорил, что хочу вернуться, — ответил Мейхил.

— В одиночку — опасно. Люди запада рыскают по этим краям, как разбойники. Я могу только предложить нас в попутчики, твое право не согласиться. — Он властно осмотрел своих рослых подчиненных. — Поделитесь одеждой с капитаном, дайте оружие и еды. Быстро. Мы спешим.

Мейхил почувствовал себя ущербным. Его одежда рассыпалась от неловкого движения. Такой вид, как минимум жалок, заслуживает насмешки. Никто из них не выказал иных чувств, кроме сочувствия и удивления. Воины осматривали его, прикидывая в уме, что ему подойдет. Мейхил выделялся ростом и крепостью. Тем не менее, одежда нашлась, он получил лучшее, что у них было. Да, воспитанники Мелиона отличались не просто военной выучкой, но преданностью друг другу, скромностью в жизни и готовностью защищать не только короля. Мейхил не удивился бы, если бы узнал, что пришли они сюда добровольно.

— Почему вы решили, что Эл здесь? — спросил Мейхил и начал переодеваться.

— Это я привел их сюда. Она здесь, — уверенно сказал Арьес.

— Откуда эта уверенность? — усмехнулся Мейхил, мурашки побежали по коже от взгляда Арьеса.

— Я, если можно так выразиться, ощущаю ее. Эта девушка обладает особенной способностью проявлять себя, а у меня дар улавливать эти импульсы. Точней объяснить не могу. Тщетно. Тоже, что объяснить слепому, что такое яркий чистый солнечный день. — С этими словами Арьес бросил на полуголого Мейхила испытующий взгляд, а потом перевел его на окаменевшее лицо одного из воинов, который первым заметил рану на спине капитана. Воин стал глазами указывать на нее другим, кто был поблизости. Воины переглядывались. — Если попытаться объяснить, слепой составит свое представление, но никогда не увидит то же, что заметит зрячий.

Арьес укоризненно посмотрел на воинов, и они перестали разглядывать рану.

Мейхил оделся и не почувствовал себя прежним. Одежда казалась чужой, не потому что с другого плеча, а потому что он не помещался больше в эти одеяния из прошлого. Он встретил понимающий взгляд Арьеса. Служитель вызывал у него настороженность. Поклонники владычицы слыли нетрадиционными взглядами на мир, умели задавать вопросы и путать собеседника, чтобы увлечь его мысли, а потом обратить в свои убеждения.

Мейхил собирался продолжить расспросы о способности Арьеса, но тот призывно поднял руку.

— Туда, — мягко указал он.

Воины, не дожидаясь указаний командира, пошли в указанном направлении.

— Еще быстрее. Не важно, если кто-то отстанет, — твердо сказал служитель и проявил ловкость, опередив на спуске всю команду.

Скоро они не спускались, а неслись вниз. Спуск занял немного времени, но и у подножия холма служитель не остановился. Мейхил догнал его.

— Я не понимаю, — начал он.

— Там впереди, что-то происходит. Мелион сказал, что у нее особенное качество, она может менять себя. Некогда объяснять, — бросил через плечо Арьес и прибавил скорость.

Мейхил устал первым, он измотал себя на подъеме. Скоро он оказался последним, чтобы не отстать, он наметил себе спину последнего из бегущих и просто не упускал его из виду. Впереди был еще один подъем. Он видел, как воины останавливались на вершинке маленького холма и с криками кидались вниз. Что они кричат, Мейхил не мог разобрать. Когда скрылся последний, Мейхил собрал силы, чтобы вбежать наверх. Там он просто повалился на живот, ноги онемели.

Чуть ниже развернулась потасовка. Он не добежал шагов пятьдесят. Спуск с небольшого холма заканчивался обрывом, за краем далеко внизу мерцали блики воды, из-за них Мейхил не сразу рассмотрел участников схватки. Потом он различил среди цветных одежд серый силуэт Эл и мгновенно понял, что она — объект нападения обеих сторон. Она орудовала коротким шестом, стараясь не подпускать к себе два десятка человек — воинов Мелиона и неизвестно откуда взявшихся чужаков. Пока измотанный Мейхил осмысливал, то что наблюдал, ситуация изменилась. Воины Мелиона накинулись сразу и на Эл и на ее обидчиков, началась свалка.

Мейхил с трудом поднялся и устремился в эту гущу. Он видел только Эл, которая махала шестом, раскидывала всех без разбору, она искусно уходила от ударов, прыгала, била противников ногами. Вокруг нее образовалось некое заколдованное пространство, любой кто попадал в него получал либо пинок ногой, либо палкой. Этот завораживающий танец, который Мейхил наблюдал несколько секунд, привел его в восторг, в состояние эйфории и уверенности, что она продержится так до его появления. Он ворвался в круг дерущихся, но был грубо остановлен ударом в спину, его повалили и прижали к земле могучие руки. Он не мог сбросить с себя тяжесть, сил не было, бег отнял их без остатка. Эл вдруг бросилась на него, круг сзади разорвался. Она резко развернулась, швырнула в сторону уже сломанный надвое шест и сбив с ног того, кто был на пути спрыгнула с обрыва. Схватка прекратилась. Было слышно только бешенное дыхание. Мейхил почувствовал, что свободен. В него вселилась какая-то сила, внутри возник приказ и единственная мысль: "Она разобьется". Он больше ни мгновения не думал.

Он приподнялся и с этого положения метнулся к краю, набрав скорость. Опора исчезла. Он ощутил, что летит вниз. Время растянулось. Мелькнула граница воздуха и воды. Он ощутил несильный удар о воду и глубину. Он не врезался в дно. Потеряв опору, он потерял и ощущение реальности, новая для него стихия не вызвала чувства опасности, он выдохнул и пошел ко дну. Спустя мгновение он понял, что не знает, что делать дальше, он стал ворочаться, болтать руками и ногами, не понимал куда двигаться. На его счастье посторонняя сила рванула его куда-то, и он снова увидел свет дня и мог вдохнуть не воду, а воздух. Прошло не более нескольких мгновений. Под ногами снова была твердь, мелкие камни, он смог встать на ноги, первым чувством было то, как с тела стекала вода, и мир качался.

Кто-то держал его, Мейхил шатался, не упал потому, что хватка была сильной и знакомой. Он наклонил голову, ему удалось сфокусировать зрение на лице. Это было ее лицо.

— Эл, — выдохнул он.

— Ты?... Чума болотная... Ты, сумасшедший идиот... Ты же воды боишься... Ты мог разбиться или утонуть ... — слышал он завораживающие слова. Ее голос колоколом звучал в голове и был похож на голос служителя, он притягивал, в нем не было оттенка злобы.

Мейхил ловил эти звуки, как музыку.

— Очнись... Сколько пальцев ты видишь?... Слышишь меня?

Он видел ее руку напротив своего лица.

— Эл. — Мейхил схватил ее с охапку и приподнял. — Ты? Цела. Хвала небу. Ты цела.

Он прижал ее к себе.

— Да что мне будет. Как бы тебя покрепче обозвать, чтоб ты очнулся, чтобы отлегло. От тебя можно избавиться? Или ты всегда будешь сваливаться на мою голову? Отпусти, мне больно дышать.

Он чуть отпустил и поцеловал ее мокрый лоб. Она делала вид, что ругается. Благодаря своим странным ощущениям Мейхил ловил иные ее чувства. Она не ожидала увидеть его, наконец-то, он поймал момент, когда она растерялась и встревожилась. И, кажется, она придала его прыжку какой-то особый смысл. Она не улыбалась, потому что хотела казаться суровой.

Он склонился, смотрел ей в лицо. Мокрые волосы свисали ниже плеч, они распрямились от воды. Лицо было покрыто каплями, которые искрились от света. Он ощутил сильное волнение и жар.

— Я брошусь за тобой в любое пекло. Я сошел с ума, поэтому могу говорить, что мне вздумается. Я не оставлю тебя больше одну. Я люблю тебя, слышишь. Может это и наваждение, и колдовство, но оно заставляет меня плыть в этих чувствах, как в этой воде. Я не променяю эти чувства на покой. Ты их источник, ты не можешь их не чувствовать. Ты рада мне. Кто бы ни был тот, кто дорог тебе, его тут нет. Есть я. И я не безразличен тебе. Ругайся сколько хочешь, но я чувствую, что необходим тебе. Я должен. Должен. Ты женщина, которая захватила меня. Ты — свет. Ты — жизнь. Ты — моя любовь, другой я не хочу. Не хочу, слышишь.

Он не знал, как выразить свои чувства, ответ явился извне, как образ. Ему передались ее ощущения и предчувствие, что...

Мейхил склонил голову и поймал ее губы. Она попыталась отстраниться, но некуда, они стояли на узкой полоске, где было мелководье, а дальше глубина, он крепко сомкнул объятия, она замерла. Голова закружилась, словно он снова стоит на высоком холме, упал в воду, умирает, — все одновременно. Каждая частица отозвалась на эту неизвестную раньше ласку. Он закрыл глаза и отдался ощущению счастья, если он отпустит ее немедленно, ощущение не исчезнет. Он оторвался от ее губ и, не открывая глаз, спросил:

— Что со мной происходит?

— Ты влюбился. Сам сказал, — с волнением произнес ее голос.

— Да. И еще что-то. Я ощущаю тебя всю. По-другому. Я вижу красивейшее существо. Я вижу его не глазами. Ты не похожа на себя, на серого разбойника, ты изящная девушка и от тебя идут необыкновенные волны.

Если бы только от нее! Эл захватила сила его нежности, страсть влюбленного. Молодой человек преобразился. Его новая сила заставила ее замереть. Какое чувство защищенности и покоя дает крепкое, надежное кольцо его объятий! От волнения голова кружилась у обоих. Он опять поцеловал ее. Сердце пылало, ответное чувство пробудилась с яростью, на какую способна подлинная любовь. Ни один смертный или великий не демонстрировал ничего похожего. Он купался в ощущении любви, а она окунулась в его чувства, он вызвал ответ. Он смог. Она наблюдала этот порыв с интересом и благодарностью. Никто в ее окружении, кроме юного нерешительного сына Браззавиля, не смог так упоительно красиво выразить свою любовь. Эл впервые оказалась в ситуации, когда мужчина вызвал в ней отзыв. Если бы не память об Алике, она ответила бы на его чувства. Еще немного и загнанные глубоко воспоминания хлынули бы наружу. Стоило закрыть глаза и ощутить поцелуй и вместо пылкого капитана возникает другой образ. И ростом они одинаковые и сильные руки напоминали Алика. Что таить, они оба, она и Алик, могут соревноваться в сокрытии чувств. Мейхил — иной, он только что ощутил сильный любовный порыв, и передал его молниеносно, с прямолинейностью, которая отличает его искреннюю натуру. Эл нашла, что этот фейерверк ощущений прекрасен и призналась, что готова последовать его примеру, настолько захватывающей была эта сильная волна. Он сам еще не понимает, какой ларец открыл в себе и в ней. И какая боль ждет обоих впереди, если она проявит сейчас или потом ответные чувства. Он окажется в опасности, еще большей, чем сын Браззавиля. Эл была уверена, что ревность владыки настигнет и его.

Она пыталась потушить порыв. Увы! Этой силе подвластно все в любом мире.

— Посмотри мне в глаза, — попросила она.

Мейхил открыл глаза, его взгляд, затуманенный чувством, постепенно стал более спокойным. Он не мог отвести глаз. Эл нежно взяла его лицо в ладони, он улыбнулся и повторил:

— Будь моей женщиной. Я смогу тебя защитить. Я люблю тебя.

— Я знаю, — кивнула она и сильно сжала большими пальцами его виски. — Прости...

Он очнулся, обнимая ее, а она сжимала пальцами его голову. Виски болели, и он не мог вспомнить ничего, кроме прыжка с обрыва. Он поднял глаза, увидел ее лицо, оно казалось несчастным, он в тишине наблюдал, как капли влаги стекают по волосам, лицу, они текли из ее глаз.

— Я...

— Ты ударился о воду, — ее голос дрогнул. Она провела рукой по его лбу, боль медленно угасла. — Ты мог разбиться, сумасшедший.

Она не сердилась, он слышал нежность в ее голосе и волнение.

— Я бросил тебя. Прости, — прошептал он.

— Ты бросился за мной. Ты прощен. Ничего больше не болит?

— Я. Глупости. — Он взял ее за плечи, но Эл отстранилась, отпустила его голову и высвободилась. Она сделала два шага назад, раздался плеск воды, она окунулась с головой в воду и вынырнула поодаль от него. — Ты не ушиблась?

— Немного. Перевязь не слишком крепко затянута. Рукоятка. По затылку попало. Пустяки.

Она снова выбралась на отмель, поправляла меч как-то нервно, с виноватым видом. Он смотрел вопросительно. Он не помнил происшествия, не мог повторить его в памяти и осмыслить.

"Только бы его память не очнулась раньше, чем закончиться это приключение", — подумала она.

Мейхил ощущал, что это небольшое затмение таит, что-то важное. Она не напугана его прыжком, не сердиться. И смотрит виновато. Или он обидел ее?

— Эл. Я ничего не говорил. Я не помню. Я опять упомянул твои сапоги?

Она заставила себя улыбнуться.

— Нет.

— Я могу вынести тебя на берег.

— Нет. Ты плохо стоишь на ногах. И берега-то нет. Вертикальная стена. Повезло, что есть этот уступ. Просто повезло.

Она приблизилась в плотную к скале и прижалась лбом к камню обрыва. Мейхил приблизился, она выставила руку, останавливая его.

— Постой там. Мне нужно перевести дух.

Она постояла так немного, потом повернулась и снова с головой окунулась в воду.

Почему ему так сильно хочется обнять ее? Он боролся с собой, умыл лицо. Действительно вода смыла часть напряжения.

— Постой тут. Я поищу место, где мы можем подняться, — сказала она и решительно пошла вдоль стены прочь от него.

— Я люблю тебя, — прошептал он ей в след.

Ему показалось или шум воды пропел: "Я знаю".

— Как странно.

Мейхил стоял по колено в воде, осматривался, его слепили блики от волн, он прикрывал глаза, и его преследовала картина, будто бы он держит ее в объятиях, в груди все горело огнем. Он побрел за ней.

Эл оглянулась.

— Осторожно. Ты провалишься. Тут не везде ровное дно, — предупредила она. — Ты явно не думал, что делаешь.

— Я шел сначала назад, потом за тобой. Встретил воинов охраны короля. Они искали тебя.

— Не мудрено. Ощущение такое, что я всем срочно понадобилась.

Она делала несколько шагов по воде и смотрела наверх. Мейхил брел, вглядываясь в дно, щупая его ногами.

— Мелион послал их, я не могу точно сказать зачем. С ними поклонник владычицы.

— Смешно звучит. Поклонник владычицы. Что нужно служителю ордена от меня?

— Он утверждает, что чувствует твою силу, — ответил Мейхил, чем заставил ее обернуться.

— Это его точные слова.

— Да. Эл они оказались на этой стороне залива в одно время с нами. Это подозрительно.

— Это означает, что служитель не врет, — заключила Эл.

— Я тоже ему верю. Ты излучаешь энергию. Я чувствую ее, когда ты близко, а он чувствует на расстоянии.

— У них были намерения меня вернуть?

— Я не успел узнать об их намерениях. Теперь я верю, что твоя угроза на площади обоснована. Я не видел никого, кто способен так драться.

— Я не дралась, как ты выражаешься. Это была самозащита.

— Эл, у тебя меч. Ты не воспользовалась им. Это странно.

— Я не Фьюла, — резко сказала она и замолчала.

— Ты не она. Это очевидно. И если ты не хочешь опять оказаться одна в момент нападения, я могу идти с тобой. Я окреп, у меня появилась какая-то новая сила. Я хороший воин и следопыт.

— Еще один следопыт рыскает по краю обрыва, — Эл сжала руку в кулак и указала большим пальцем вверх. Не только охрана короля имеет служителя со способностями. У тех, что напали на меня, тоже такой был, и он указал, как меня искать. Наверняка, он не рассчитал, что они нападут на меня. Ничего, еще встретимся. Придется вступить в добровольный союз с этими западными людьми. Судя потому, с каким тупым упорством они пытались взять меня в плен, я представляю для них ценность. Так что, одного тебя для компании мне уже не достаточно. Как думаешь, воины Мелиона — хорошая компания?

— Лучшая.

— Я тоже так думаю. Пока они идут чуть впереди нас. Они знают, что я выберусь из воды.

— Эл. Остановись, пожалуйста. Твои мысли скачут. Я не понимаю.

Она обернулась, увидела, как Мейхил сгибается пополам. Она поспешила к нему.

— У тебя что-то болит? Что?

Мейхил выпрямился и сделал шаг ей навстречу.

— Я хочу сказать теперь. Я люблю тебя. Не могу объяснить, каким образом, это чувство вспыхнуло. Оно живет. Я не могу молчать.

— Ты уже говорил, — остановила его Эл.

— Когда?

— Когда я выловила тебя из воды, — ответила она и отвернулась.

Мейхил разочарованно покачал головой.

— Это нелепое признание, если учесть, что существует другой. Ты знаешь и не станешь спрашивать, почему я рядом. Я сказал, потому что не могу молчать.

— Мейхил. Любовь — священное чувство. Я не хочу олицетворять жестокость и казаться грубой, но...

— Ты так и поступаешь. Ты так делала раньше.

— Чтобы охладить твой пыл. Я еще в тюрьме заметила, что ты попал под мое влияние. Это, как болезнь. У меня способность притягивать других. Они безотчетно тянутся за мной. Ты один из них. Мне неловко, что я не могу ответить на твои чувства. Я знаю, что они проходящие. Я не могу.

— По-моему, ты уговариваешь себя, — заметил Мейхил. — Я не сказал, что требую ответа на свои чувства. Я ощущаю, что наш, пусть временный союз, важен для нас обоих. Со мной столько не случалось за всю жизнь, сколько произошло пока ты рядом.

— Да уж. Посмотри, откуда ты свалился.

Он оглянулся и увидел обрыв, с этой точки его было хорошо видно.

— Высоко, — согласился он. — Я никогда не прыгал с высоты. Я не смог прожить прыжок сознательно. Если выдался случай, я снова попробую.

— Я те попробую, — шутливо рассердилась Эл.

В ответ Мейхил подхватил ее на руки и бросил в воду.

— Ты не можешь мне приказывать. Я сам решаю свою судьбу, — с нахальной гордостью заявил он.

— Кто бы ерепенился! Ты плаваешь, как камень!

— Вода держит меня. Я пробовал.

С этими словами Мейхил попытался лечь на воду лицом вверх. У него получилось.

— Надо же, — удивилась она шутливо. — Вода держит тебя, не могу спорить с фактами.

Он плескался, удерживая тело в горизонтальном положении, и на лице его было детское выражение счастья. Эл снисходительно смотрела на него и улыбалась, постепенно, чувство вины за его забвение стало уходить.

— А еще, я стоял на холме, на том высоком холме и забыл, кто я. Никогда не происходило такого. Этот простор затмил все чувства, занял всего меня. С тобой такое бывало?

— Еще бы. Жаль, что нельзя пребывать в этом состоянии вечно.

— Почему?

— Начинаешь слышать мир и отвечать на его призывы. Можно сойти с ума, если принимать близко к сердцу всякую беду.

— Я чувствовал красоту и безграничность. Никакой боли там не было.

— Ты не прислушивался. Выныривай. Вода не просто дает силы, может и отнимать. А нам еще наверх лезть. Лазал по горам?

— В детстве с отцом.

— Не считается. Детское тело и взрослое отличаются в динамике.

— Ты порой сыплешь неизвестными словами.

Эл подтолкнула его в затылок.

— Поднимайся. Наиграешься, когда будешь свободен от забот.

— А сама купалась ночью, — заметил Мейхил.

— Я дно мерила.

— Нет. Ты купалась.

— Капитан Мейхил, приди в себя.

Мейхил вытянулся.

— Слушаюсь, капитан Эл.

Она улыбнулась.

— Спасибо. Мне приятно. Меня так сто лет никто не называл, а то и двести.

— После того, что я видел, я признаю за тобой такое звание. Не встречал капитанов женщин. И таких женщин, как ты, я не встречал. — Он сказал это просто так, Эл внимательно посмотрела, нет — просто сказал. — Не похоже, что тебе двести лет. Ты молода.

— Не будем обсуждать мой возраст. В моем народе не принято.

— Какой глупый обычай. Чем плох возраст?

— А если мне больше двух сотен, тогда как?

— Это объясняет твой опыт. Ровно столько и нужно, чтобы научиться драться и плавать по воде.

— Мы уже обсуждали эту тему, и ты считал, что я молода.

— Ты проговорилась. Я ошибался.

— Просто до этого момента, я не пыталась вычислить, сколько лет я живу.

— Сосчитаешь, когда будешь свободна от забот, — повторил он ее слова.

Эл стала отстегивать ножны.

— Что ты делаешь? — спросил он.

— Сплаваю подальше. Огляжу берег. Держи. — Она протянула ему меч. — Поклянись, что не достанешь его.

— Это так важно? Ты не доверяешь мне?

— Мейхил, поклянись, что не тронешь меч. Даже за рукоять не бери.

— Я обещаю.

Она сняла пояс, куртку, стянула сапоги и вручила все Мейхилу.

— Аккуратно ступай, иди вдоль обрыва вперед. Если можно будет остановиться, я махну тебе.

— А если нас ждут? Там, на подъеме?

— Конечно ждут.

Она отплыла. Мейхил наблюдал ее энергичные движения, он прошел немного до момента, когда она махнула и указала влево от него. Мейхил посмотрел туда и заметил другой обрыв, ниже того, с которого он прыгал. Там стоял человек в длиннополой одежде и показывал знаки. Они были адресованы ему и Эл. Мейхил понял, они относились к знаковой системе охраны дворца, понятно, что их нашли. Мейхил пошел к обрыву и скоро обнаружил, что он закачивается вырубленной в рыхлом камне крутой лестницей, а на маленьком уступе их ожидают твое из воинов Мелиона. Мейхил не стал подниматься, остановился, ожидая Эл. На него смотрели с уважением, потом он услышал:

— Вы в ладу с этой стихией капитан?

— Немного, — кивнул Мейхил и испытал чувство приятного превосходства. — Со вчерашнего дня. Пока вы шли берегом, мы переплыли залив.

— Так, как она? — спросил воин.

— Нет. Это было специальное сооружение, которое перевезло нас на этот берег.

— Чудно это.

Эл вернулась. Первым делом она забрала у Мейхила одежду и меч. Одевалась она уже на уступе, куда ее ловко втащили воины. Они осматривали девушку и переглядывались.

— Может быть, поможете капитану, — намекнула Эл, чтобы отвлечь их пристальное внимание.

Ей пришлось лезть первой, вчетвером на уступе поместиться было невозможно. Один из воинов не утерпел и, схватив за талию, подсадил Эл.

— Спасибо, я справлюсь, — пробормотала она.

Мейхила выудили из воды и оставили лезть последним. Арьес галантно помог Эл на последних полуразрушенных ступенях подъема.

Мейхил влез наверх и с сожалением увидел, как Эл окруженная охраной короля беседует с воинами, она даже не проверила, смог ли он подняться. Мейхил подошел сам и прислушался к разговору.

— Мелион предупредил, чтобы мы не пытались принуждать тебя, ничего такого. Он запретил, сказал, что лучше не пытаться соперничать с тобой в силе. Такого боя никто из нас не видел. Откуда родом это искусство войны? — спрашивал командир, выражая почтение.

— Нет определенного названия. Это синтез нескольких видов борьбы. Суть совсем не в силе, — объясняла Эл.

— В направлении энергии и концентрации, — заметил Арьес. — Ты била палкой, не открывая глаз, не разбирая, кто перед тобой.

Эл утвердительно кивнула.

— Вас в одночасье стало больше вдвое. Мне было не до разбирательств.

Эл и Арьес обменялись взглядами.

Мейхил оттеснил воинов и вторгся в круг.

— Эл, ты устала? Ей нужен отдых. Почему вас четверо? Все живы?

— Да, — ответил командир отряда. — Мы разделились, чтобы пойти в разные стороны берега. Я уже отослал одного, сообщить, что вы нашлись. Дерзкий прыжок, капитан. Я и тебе хочу выразить восхищение.

— Я прыгнул безрассудно.

— Я бы не прыгнул в любом случае, — признался командир.

Эл тем временем присела на камень и выливала из сапог остатки воды. К ней приблизился Арьес.

— У меня есть запасная одежда. Я одолжу ее, пока высохнет твоя, — сказал он своим певучим голосом. — Я даже осмелюсь настаивать на том, чтобы ты спрятала ее. Тебя узнают по куртке и сапогам. Я могу нести ее.

Он посмотрел приветливо, отвернулся спиной к остальным и заговорил снова:

— Западные знают про реликвию. Королева свернула с пути. Она выбрала север.

— Откуда знаешь?

— Мы расспросили тех, кто на тебя напал. Они сделали вид, что ушли. Заставь отряд уйти с холмов. Мы тут уязвимы.

— Спасибо за подсказку. Значит, север, — заключила Эл.

— Я хочу поговорить приватно, без посторонних.

— Ночью, — ответила Эл.

Новость о перемене направления ей не понравилась. Арьес уловил это и заметил.

— Я не имею права настаивать, но мои наблюдения и анализ событий указывают на участие посторонней силы.

— Догоним королеву, тогда только и узнаем эту силу.

— Ты скрываешься, но след ты все равно оставляешь.

— У тебя способности, — с оттенком недовольства заметила Эл.

— Я не сделаю и не скажу ничего, что повредит твоим планам. Ты можешь мне доверять.

— Потом поговорим, сюда идут.

К ним подошел Мейхил. Эл сделала вид, что занята одеждой и ножнами. Она отстегивала их нарочито аккуратно, положила меч рядом с камнем, на котором сидела. Потом она расстегнула куртку и потрясла ее с тонкого подклада закапала вода.

— Ждем остальных и движемся дальше, так решил командир, — сообщил Мейхил.

Он подумал, что они напрасно ведут себя, как ни в чем не бывало. Откровенный интерес служителя тревожил Мейхила, в дополнение к чувству неприязни он стал испытывать ревность. Эл подыгрывала Арьесу.

Служитель присел и рассматривал меч в ножнах, он поднял на Эл вопросительный взгляд, она в ответ кивнула. Мейхил почувствовал себя лишним. Из чувства противоречия он сел на камень рядом с Эл, рассматривая ее босые ноги, он вспомнил плот и вздохнул.

— Учитывая сложность нашего положения, я приму предложение командира продолжить путь вместе. Только командовать буду я, — заявила она и посмотрела не на Мейхила, который принес весть, а на служителя. Арьес с блуждающей улыбкой отошел от них. Он пошел говорить с командиром.

— Охрана короля — хорошие воины. Я не уверен, что они станут тебя слушать. Доверимся им? — возразил Мейхил.

— Мелион за тем их и послал, чтобы они помогали. Он знает, что здесь главную роль играю я. Они тоже понимают. Арьес уладит разногласия.

Она запустила руки в мокрые волосы, стараясь разобрать пряди, потом зевнула в сторону.

— Еще пара таких суток, я соображать перестану. Утомительно спешить.

Вернулся Арьес, по дороге он собрал горсть камешков и пристроился у ног Эл, так чтобы она могла видеть, что он делает. Он раскладывал кумушки, разделив их на мелкие и крупные. Крупные он разложил цепочкой, мелкие разбросал по обе ее стороны. Потом показал на один камешек.

— Это мы. И наше расположение неудобное. Горная цепь высока, чтобы пересечь ее по прямой. К северным вратам невозможно попасть, не миновав обитель, но если мы туда пойдем, нас остановят общинники. Нужно иметь веские аргументы, чтобы они нас пропустили, — объяснил он и заискивающе посмотрел на Эл.

Она кивнула.

— Аргументы найдутся. Только путь длинный. Мы догоняем, а королева уже в предгорьях. Они пойдут в обитель, потому что думают, что их никто не остановит. И ошибаются. Но уповать на их мастера — это означает ставить общину под удар. Они дадут нам день, полтора, два, за этот срок мы должны их догнать.

— Невозможно. Эти места дикие и тут люди запада, — возразил Мейхил.

— Я знаю эти места, — перебила его Эл и дала понять, что служитель не закончил речь.

— Я предлагаю пройти мимо каменного кольца, — сказал Арьес.

— Восточные врата, — поправил Мейхил, давая понять, что при нем можно не употреблять аллегории.

— И мы упремся в скалы, — заключила Эл.

— Есть что-то, чего ты не знаешь или не доверяешь нам, — заметил Арьес.

— Чего-то не знаю, — согласилась Эл.

— Не доверяешь, — не согласился Арьес.

— И?

— Темная дорога. Ходы в горах. Ты там проходила однажды.

Арьес поднял руку и занес ее над ножнами.

— Не трогай, — предостерегла Эл.

— Я служу владычице, и дал обет не прикасаться к оружию. Такие клинки не делают в наших землях.

— Ты знаешь это оружие, а как же обет? — спросил Мейхил.

— Я люблю древние легенды, сказки и начертания, — многозначительно сказал Арьес.

— А я не знаю темной дороги, — призналась Эл и по выражению лица Арьеса догадалась, что он ей не верит.

Она покивала, для пущей убедительности. Она многое наблюдала со скалы в мире владыки, но признаков подземелий или путей в горах не видела. Эл вообще считала, что этот народ строит только подземелья под дворцами, как дань прошлому.

— Там есть обитатели? — спросила она.

— Тебе лучше известно, — улыбнулся Арьес.

— Я не играю в таинственность. Я не знаю пути.

— Тогда придется придумать, как там пройти, — Арьес сказал с долей безразличия в голосе.

Эл заключила, что он придает ее персоне значительность и считает, что она гарантия успеха.

— Хорошо. Идем к командиру, кстати, как его имя? — поинтересовалась она.

— Эйлифорим, — ответил Арьес.

— Какое сложное имя.

— Его назвали так, потому что родители желали, чтобы он олицетворял милосердие и защиту, но это понятие относиться к женской ипостаси и звучит, как Эйли или Элли. Его назвали Эйли, но потом он сменил имя, когда присягал владыке и королю. Так он стал Эйлифоримом. Перевод этого имени ничего о нем не скажет.

— Ты знаешь истории всей команды? — заметил Мейхил. Ему было неприятно, что Эл словно забыла о нем.

— Нет. Просто он мой младший брат. — Арьес засмеялся густым красивым смехом.

— Я бы сказал, что скорее ты его младший брат. — Мейхил нахмурился, не поверил.

— Я живу более простой, чистой и мирной жизнью.

— Вы, служители иного культа, вообще долгожители, — сказал Мейхил с тем же оттенком недоверия.

— И что это означает — Эйлифорим? — спросила Эл, смекнув, что здесь скрыт намек. К тому же, ершистость Мейхила ей не понравилась, она вернула разговор в нужное русло.

— Движущийся на свет, — ответил Арьес.

— Может быть, ты знаешь, почему меня так назвали? — спросил Мейхил.

— Я потом объясню, капитан, — пообещал Арьес и обратился к Эл. — Эл — это имя подходящее молодому человеку, не сомневаюсь, что тебя зовут Элли.

— Да, — согласилась она.

— Милосердие и защита, — Арьес удовлетворенно посмотрел на нее.

— Я с первого момента говорил, что она не годится для войны, — согласился Мейхил.

— Меня учили, что добро должно быть с кулаками, — парировала Эл.

Арьес снова засмеялся.

— Забавные традиции у твоего народа, — сказал Мейхил.

Арьес перестал смеяться и посмотрел на него с изумлением.

— Мой народ, с севера, — стала пояснять Эл, — отличается многообразием традиций. Пошли с Эйлифориму.

Она встала, жестом поднимая Арьеса.

— Посиди Мейхил, тебе стоит больше отдыхать, — она опустила руку на плечо Мейхила, мягко остановив его попытку встать.

Ножны она подняла и перебросила через плечо, а сапоги оставила у камня. Мейхил издалека наблюдал, как трое, командир, Эл и Арьес совещались. Командир подозвал двоих, и они бегом скрылись за холмом. Мейхил понял, что не он один обещал себе опекать девушку. Командир с длинным именем слушал Эл внимательно, с почтением, как и его брат. Мейхил не нашел в их внешности общих черт, они не были похожи друг на друга, что вызвало новый приступ подозрительности. Эйлифорим выказывал девушке почтение. Вот тут они похожи с так называемым братом. Командир следил за ней ласковым взглядом, окрашенным любопытством, точнее он был не пристальным, это были короткие деликатные взгляды, он не позволял себе показывать откровенный интерес. Кажется, беседа перешла в постороннее русло, вели себя как старые знакомые.

Эл вернулась к камню довольная.

— Ты мог бы не так пристально следить за мной, — попросила она. — Ты пожираешь меня глазами.

Мейхилу стало не по себе, в ее просьбе не было требовательности, а он ощутил, как внутри закипает ревность.

Эл засовывала руку то в один сапог, то в другой.

— Быстро они не высохнут, — разочарованно заметила она.

— Тебе понравился служитель, — заметил Мейхил.

— Да, его брат мне тоже нравится. Да продлят небеса жизнь Мелиону. Он не обещал мне такую помощь.

— Они ушли из столицы, когда ты там еще была. Это подозрительно, что они проявляют такое участие.

— Мейхил, — укоризненно протянула Эл. — То ты заявляешь, что стал другим, то тянешь из прошлого призраки былого противостояния. Эй, твой мир уже изменился. Вам пора встать на одну сторону. Ты, как следопыт пойдешь в начале цепочки, поможешь разведывать местность. Я пойду в хвосте, на случай нападения.

— Уже выслали разведку. При чем тут я?

— Двое отправились искать проход в горах. Если проходы вообще имеются.

— Вот именно. Те, кто служат владычице, пичкают себя и других сказками о прошлом величии нашего мира, о тайнах, о загадочных предметах, о великих.

— Оговорка, — поправила Эл. — Твоя королева — великая. Она не сказка, а кошмар.

— Я бы не стал так безоговорочно верить. Великая не могла поступить так низко с тем, кто ей предан. Ее околдовали.

— Мейхил, очнись. Она — великая. Я тебе говорю. Тебя кидает из стороны в сторону. Не теряй равновесия, а то скоро начнешь всех подозревать и валить все в одну кучу.

— Зачем мы идем в обход? Выясниться, что в горах живут его одноверцы. Мы запросто угодим в ловушку. И это странно, что два брата живут в разной вере.

Подходивший к ним Арьес слышал отрывок разговора. Эл заметила Арьеса раньше капитана и взглядом дала понять, чтобы он не возражал.

— Мы в полном составе, пятеро спускаются с холма. Эйлифорим зовет, — сообщил он.

Эл натянула сапоги.

— Пойдем не быстро. Ночевать будем у каменных колец, — рассуждала она. — Я думаю, что королева не бывала там. Не пойму, что заставило ее так петлять.

Эл махнула командиру, тот ответил жестом одобрения. Эл показала, что идет последней.

Мейхил шел с боку цепочки, отходил в сторону, обгонял, потом, не торопясь, отставал. Эл и Арьес шли бок о бок, когда был набран удобный темп, они заговорили. Капитан ушел вперед, чтобы не выдать свой интерес. Он заставлял себя не оглядываться, ему стоило труда идти отдельно от Эл, он не думал искать признаки постороннего присутствия.

Арьес долго не начинал разговор. Эл не торопила его. Его сдержанность только подтверждала важность того, что он желает обговорить. Но начал он совсем с иной темы.

— Я вижу, как нервничает капитан Мейхил. У него есть повод? Это чувства? — вкрадчиво спросил он.

— Верно.

— Он не знает, кто рядом с ним?

— Нет. Ему, как многим, вредно много знать.

— Он питает надежды. Если ревность подточит его веру, он сделает глупость. Он молод и порывист.

— Ну-у, Арьес. При твоем таланте, и не увидеть очевидного. Капитан, сам того не понимая, обладает силой, какой я не наблюдала в служителях обоих культов. Он не способен на предательство. Его ожидает много открытий и печалей, но его участь лучше участи смертного, который проживает жизнь складывая ее из обыденных представлений. Трудная жизнь — плата за познание другой стороны жизни.

— Я могу побеседовать с ним. Поверь, мне удастся остудить его душевный костер.

— Нет. Это испытание он должен пройти один. Чувства или здравый смысл. Я сто раз сама проигрывала эту битву, пусть и он попытается.

— Ты — женщина, а вы, выбирая чувства, не забываете о здравом смысле.

Эл улыбнулась.

— Слишком уверенное заключение, — усомнилась она.

— Я служу владычице, — был ответ.

— Ты собирался беседовать не обо мне и капитане. Как ты оказался в компании военных? Брат помог? И как оказалось, что вы служите разным культам?

— Я охотно расскажу тебе эту историю. Я не живу в столице. Нас не жалуют правители. Они обращаются к нам только когда обратиться больше не к кому. Так вышло на этот раз. Когда весть о тебе дошла до нашего поселения, настоятель послал меня в столицу. Он знал, что мы повстречаемся. Они в шутку называют тебя Гиртской девой.

— Нелепое прозвище.

— Это людская молва, ничего не поделаешь.

— Все равно неприятно. Откуда вы знаете меня?

— И тебя и твое оружие. Мы унаследовали частицу архива земель Алмейра, земель проклятых. Я лично видел письмена и рисунки. Рождение новых сказок не происходит на пустом месте. Тебя когда-то перепутали с принцем, и ты оказалась в городе, который погибал от ураганов. Я скажу, что, не смотря на множество упоминаний, о тебе известно мало, словно некая сила заставляет забывать твои деяния. Их приписывают владыке. Когда настоятель сказал, что мой путь будет долгим, я не увижу свою семью длительный срок, что мне предстоит увидеть боль и страх, я согласился, потому что он обещал, что моя судьба соприкоснется с твоей. Я отправился в столицу ради нашей встречи. А там творились нелепые вещи. Я привык к жизни в равновесии, умиротворении, согласии. Мир моей семьи, которую я покинул при смене культа, показался мне суетой, а поступки смертных — преступлениями. Тебя заключили в тюрьму, обвинили в убийстве короля. Ты сбежала. Мир ослеп от невежества. Я хотел застать тебя. Я метался по городу. Я чувствовал твое присутствие. Я не смог увидеть нашу встречу, видение случилось поздней. Увы, никто не смог бы направить меня к нашей встрече раньше, чем назначено нам обоим той загадочной силой, что управляет свиданиями такого рода.

— Я была в городе. Я покинула его позднее вашего ухода.

— Я увидел перед рассветом, как протягиваю тебе руку далеко-далеко от столицы. Я знал, что уйду. Но куда? И вдруг я встретил Эйлифорима. Мы столкнулись на площади в тот момент, когда странствующие певцы доказывали ему, что город потерял свое величие, утратил реликвию и изгнал великую. Спор был ожесточенный, брат даже не узнал меня сначала. От него я услышал о происшествии во дворце и о Мелионе, о том, что тебя в шутку прозвали Гиртской девой. Я загорелся идеей добиться встречи с Мелионом. Я оказался перед ним в тот же вечер, благодаря брату. Я беседовал с ним и удивился, что поклонник владыки лоялен к моему сану и моим идеям. Мы говорили долго. Он мудрый и очень старый. Я услышал, что для твоих поисков собирают добровольцев. Я умолил брата взять меня. И он, зная о моем даре предвидения, счел, что я буду полезен. Так я оказался в пути. Я лишь перепутал времена, со мной это бывает, я вижу то отрывки прошлого, то будущее. Я ошибаюсь, когда угадываю момент происшествия. Я видел нашу встречу, но не в момент драки, а когда подал тебе руку на подъеме. И ты была мокрая, точно как в видении.

— На всякий случай, давай условимся, ты не будешь оповещать меня или кого-либо из команды о своих видениях. Исключения составляют только мгновения смертельной опасности, нападения, например. Я согласна следовать твоим предостережениям, но не следовать за твоими видениями.

— Ты веришь, что способна предвосхитить событие? Что ж — удел великой.

— И об этом молчи.

— Буду молчать. Я уже говорил. Ты ничего не замечаешь?

Эл сделала вид, что прислушивается, осмотрелась.

— Ничего, — ответила она.

— Я веду с тобой беседу на старом языке, а ты отвечаешь мне, словно мы общаемся традиционной речью. Ты не замечаешь разницы. Ты понимаешь языки?

— Да. Точнее я понимаю суть сказанного, для этого не нужно произносить звуки.

— Тебе доступны наши чувства и мысли, — заключил Арьес.

— Если я хочу понять или если важно понять. Я сойду с ума, если буду прислушиваться к каждому. Ты говоришь о важном, чтобы воины не поняли твоего рассказа, ты перешел на другой язык. Но если мы заговорим о сегодняшней погоде, я буду болтать, как все.

— Мы кажемся тебе грубыми и неповоротливыми.

— Совсем нет. Вы довольно милые, — Эл улыбнулась. — Мне нравиться находиться среди вас, если я устаю, просто ухожу, чтобы отдохнуть. Я много путешествую, привыкла...

Эл хотела сказать: "к смертным". Она остановилась на полуслове.

— Спасибо, — поблагодарил Арьес. — Скажи, когда я начну тебя утомлять.

— Ты меня не утомляешь. Капитан нервничает.

— Я могу поменяться местами с Эйлифоримом. Он желает беседовать с тобой не менее, чем я. Он не женат и питает к девушкам интерес.

— Тогда ступай в середину цепочки. Пощадим чувства Мейхила.

— Тебе важны его чувства?

— Я спасла ему жизнь, теперь я отвечаю за его будущее.

Арьес обогнал троих воинов и присоединился к брату, Эйлифорим обернулся, Эл подала знак, чтобы порядок оставался таким. Молчаливое шествие ничем не нарушалось. Эл ожидала, когда Мейхил снова станет рыскать. Он шел впереди, не пытаясь оторваться или уйти в сторону. Он был занят размышлениями. Эл оглядывалась время от времени, но на большом пространстве, изрезанном холмами они были одни, постороннего присутствия не наблюдалось и не чувствовалось.

Воины редко оборачивались, чтобы проверить, успевает ли она, потом, убедившись, перестали ее проверять. Первым не утерпел командир, он остановился, дождался, когда Эл поравняется с ним, и зашагал рядом. Она спросила первой, чтобы тема разговора оказалась значимой.

— Куда ушили те, что напали на меня?

— За подкреплением. Они вернуться, мы можем укрыться от них в предгорьях, но мы идем к двери, они могут опередить нас. Зачем мы им позволяем?

— Арьес. Это его настойчивое желание. Он что-то хочет этим сказать.

— Он любит загадывать загадки. Я еще был маленьким, когда он примкнул к иной вере, он скрывал это и разговаривал со мной таинственными фразами. Я их не распознаю до сих пор. Мы теряем время. Арьес не знает, что такое опасность, он жил эфемерной жизнью, он не воин, — сказал командир.

— Нет. Он больше, чем воин.

Эйлифорим усмехнулся, но возражать не стал.

— Как бы трудно не пришлось, мы тебя защитим, — заверил он. — Мелион сказал, чтобы мы не давали тебе биться. Что ты способна кем-то оборачиваться, но лучше тебя не вынуждать. Тут я, пожалуй, соглашусь с Арьесом, ты действуешь вдохновляющее.

Он скосился, его глаза искрились любопытством.

— Как именно? — спросила Эл

Он неслышно засмеялся.

— Я хотел бы научиться искусству боя, которое видел.

— Я не даю уроков. Доберемся до обители, там будет, кому преподать вам уроки. Рукопашной схваткой там не обойдется. У них оружие, которого вы не знаете, оно убивает на расстоянии. Во время одного из привалов я объясню, чему вам придется быстро научиться.

Разговор перетек в серьезное русло. Шаловливый взгляд командира уступил место внимательному напряжению.

— Оружие, которое убивает на расстоянии, — повторил он.

— Мы их обманем. Нас ждут в предгорьях к северо-западу отсюда, а мы выберем лесистые заросли на севере и потеряемся там. За каменными кольцами — лес.

— Мы не привыкли к лесам, мы жители равнины.

— У нас есть Арьес, Мейхил и я.

— Ты наделяешь капитана несколько большей значительностью, чем он заслуживает, — усомнился Эйлифорим.

— Я его узнала немного лучше, чем ты, — возразила Эл. — Он боролся со смертью и пустился в путь едва встал на ноги, он освоил воду за сутки. Он хороший друг.

— Звучит, как лучшая рекомендация. Могу я узнать, почему ты выбрала скрыться? Почему повернула? Разве мы не спешим?

— Мы спешим на встречу, на которую нельзя опоздать. Исчезновение реликвии поставило нас в положение беглецов. Я предпочитаю действовать сама, оставляя гению удачи его работу. Королева повернула на север — это подарок судьбы.

— Гений удачи, — командиру понравилось выражение. — Удача и к нам благосклонна. Мы столкнулись с капитаном вовремя. В одиночку он не выжил бы здесь. В первые мгновения мне почудилось, что он безумен и не понимает, что с ним. Увидеть надменного придворного хлыща в рваных одеждах простолюдина, с восторженным взглядом, одного, и все это — в десяти днях пути от столицы. Арьес почуял его, утверждая, что поблизости некий обладатель силы. Мой брат обожает наделять силой все, с чем встречается. Я не поверил глазам, когда увидел капитана. Во дворце я не желал пересекать с ним пути. Он мне никогда не нравился из-за склонности фанатично служить ей. Я решил, что владыка наказал его заблуждением. Я сожалел, когда узнал об убийстве его отряда. Теперь он служит тебе, что так же забавно выглядит, если вспомнить, что он арестовывал тебя по приказу королевы. Ему безразлично кому служить? Я не понимаю его поведения. Он не доволен, что делит твое общество с нами и ставит себя в глупое положение. Я не решился сказать ему об этом.

— Не придавайте этому значения. Он привыкает к новой роли. А что до служения, то он как раз понимает его в идеальном виде. Он служит по велению своего сердца, он не представляет иного служения, а это наивысшая ступень. Ему мешают старые устои, когда они трансформируются, он безошибочно найдет свой путь.

— Но кому или чему он будет служить? Ты выполнишь свою работу и уйдешь. Или ты позовешь его с собой?

— Зачем тебе ответы на эти вопросы? — Эл посмотрела внимательно. — Тебе нужно иначе взглянуть на свою службу. Что вы все тут делаете?

— Мы пообещали тебя разыскать.

— Нашли. И что?

— Мы будем тебя охранять.

— Меня? А мне нужна охрана? Один мой давний знакомый со зла заметил, что это от меня нужно охранять окружающих. С печалью заявляю, что он был прав.

— Нас послал Мелион, а он не отдает бессмысленных приказов. Выходит, я и мои воины не понимаем, зачем пошли за тобой?

— Понимаете по-своему.

— Так объясни.

— Ты можешь вспомнить хоть один случай, когда напали на короля?

— Нет.

— А он прожил долгую жизнь. И зачем ему охрана? И мне она не нужна. Искать меня бесполезно, если я сама не желаю найтись. Я нашлась. Что же вы действительно охраняете?

— Ты знаешь нашу тайну?

— Да. Самое время поделиться тайной с капитаном. Он один из вас. Это примирит его с вашим присутствием.

— Мы остановимся на отдых, и я ему скажу.

— Нет. Сейчас.

Эйлифорим с неохотой догонял капитана. Мейхил бросил на него угрюмый взгляд, обернулся. Арьес шел в середине цепочки. Эл шагала последней, рассматривая окрестности.

— Ты знаешь что-нибудь о реликвии? — спросил командир.

— Я знаю, но не видел.

— Веришь, что она существует?

— Если ты по делу — говори прямо, — попросил Мейхил, он был не в настроении разгадывать загадки.

— Капитан, это веление судьбы, что мы повстречали тебя, — начал Эйлифорим, чтобы, по крайней мере, выглядеть вежливым и придать беседе значение.

— Без вас было спокойнее, — огрызнулся Мейхил.

Он с трудом сдерживался. Оказывается сила, что проснулась в нем, дарила не одни только ощущения парения, восторга, радости, любви, она обладала способностью разжигать страсти противоположного рода. Он боролся с собой, внутри кипела обида. Почему Эл отдалилась от него, едва возникли посторонние, словно он "один из". Мейхилу было тяжело выносить вмешательство Эйлифорима в его переживания, он был не готов к беседам с посторонними. Он задумал оставить место в голове цепочки, чтобы идти рядом с ней. Появление командира останавливало его. Он ничего не нашел, никаких следов. О поисках речи идти не могло идти, когда он в таком нервном состоянии, ослепленный наплывом эмоций он потерял способность видеть знаки и ощущать тончайшие связи вещей и живых существ. Мейхил испытывал страдание, причиной был всплеск ревности.

— Ты сердишься оттого, что мой брат оказал ей особое внимание? Арьес во многом видит особые знаки. А Эл для него — особое явление.

— Я знаю, что люди его веры покланяются женщинам, можно подумать, что он увидел в ней божество.

— Так и есть, — кивнул Эйлифорим. — И я. И мои воины косятся на нее, но не теми взглядами, какими награждают миловидных девушек. Она особенная, так думали и наши соперники. Пока вы выходили из воды, у нас случилась целая дискуссия с людьми запада.

— И вы их просто отпустили.

— Они не ушли бы, если бы видели в ней простого встречного, которого ни имеют право обыскивать. Я сообщил, что она может стать новой королевой. Это охладило их желание пленить ее, их вождю не видать трона, если они нанесут ей оскорбление. Они оставили за собой право сомневаться. Мы сошлись на том, что вести себя агрессивно по отношению к будущей королеве и вообще к женщине является оскорбительным для воина нашего ранга. Они только хотели ее обыскать. Жертв никто не желал. Однако ее сопротивление, подкрепленное хорошей боевой выучкой, их остановило. Они обрадовались, что их королевой может оказаться воин, а не колдунья.

— Слишком просто, — заметил Мейхил.

— Да. Они ушли за подмогой, но мы их перехитрим. У Эл есть соображения, она поделилась ими со мной, во время отдыха — обсудим. Мне важно, чтобы ты участвовал, ты умеешь искать знаки. Я не предлагаю становиться одним из нас, это звучало бы дерзко. Мы находились по разные стороны дворцовой жизни и видели разное.

— Я не желаю вспомнить дворцовую жизнь. У всех нас больше нет той службы, которую мы на себя приняли. Нет ни короля, ни королевы.

Мейхил сам пустил разговор в нужное русло.

— Эл послала меня поговорить с тобой об этом. Я не соглашусь с тем, что моя служба кончилась.

— Ну, конечно, есть старый Мелион. А для меня есть она. Я теперь, как твой брат, ей служу, — заявил Мейхил. — А ты будешь служить Мелиону?

— Нет. Король умер, теперь можно открыться для чего была создана охрана. Короля любили, никому ни пришло бы в голову покушаться на него. Мелион создал наш отряд, чтобы мы создали ореол безопасности, видимость.

— Видимость? Ради видимости он изнурял вас тренировками, проверял на верность, выгонял тех, в ком сомневался по любому поводу. Зачем проявлять подобное рвение?

— А ты как думаешь?

— Мелион думал, что короля могут убить.

— Мелион созвал нас не для того, чтобы защищать короля, могу поклясться его смертью.

— Ты решил сообщить мне причину, чтобы я понял вашу необходимость?

— Эл попросила меня. Она считает, что в предстоящем деле важен любой союзник. Мы объединимся ради дела, которое решит судьбу наших народов и окрестных земель. Есть нечто, что ценнее жизни короля.

— Что же?

— Равновесие в мире. В дальние от нашего времени эпохи сам владыка разделил полномочия между тремя землями. Они получили знание об устройстве мира, каждая свою часть. Мы приняли знание о дверях и способе их открыть. Знание потеряно, осталось единственное напоминание о былом величии. Реликвия. За которой теперь гоняются все, кто претендует на власть.

— Она у королевы, — ответил Мейхил.

— Она заполучила муляж, который хранил король. Подлинник никогда не был в его руках с тех пор, как он женился. Он не смог устоять перед обаянием королевы, она великая и может завлечь силой любого. Наш правитель обезопасил реликвию, создав защиту не для себя, а для нее. Мы служили не королю, а священному предмету предков. Мелион всегда говорил, что мы защищаем ее даже от короля.

— Значит, вы не исполнили свой долг. И где теперь священный предмет?

Эйлифорим обернулся, отыскал глазами Эл и улыбнулся ей.

Мейхил широко раскрыл глаза.

— У нее? — испуганным шепотом выговорил он.

Эйлифорим кивнул.

— Молчи, будто ничего не знаешь, не все мои воины посвящены в тайну.

— А твой брат?

— Я не смог задать ему вопрос так, чтобы он на него ответил, — с улыбкой сказал командир.

— Поэтому он готов ей служить. Я думал, она ему понравилась, как женщина, он поклоняется ей. Со стороны это выглядит, как слащавое идолопоклонство.

— Не оскорбляй его подобными мыслями. Мой брат не поклоняется женщинам, он им не служит. Верно, что он трепетно относится к ним, ко всем, от малолетней девчушки до великой. Его культ отличается почитанием женского начала, они так относятся к женщинам, потому что каждая носит в себе отражение владычицы. Его жена даже журит его, за усердное ухаживание за ней.

— Жена?

— Да. Арьес женат. У него три дочери. Он просто окружен своими божествами. — Эйлифорим тихо рассмеялся.

У Мейхила отлегло от сердца.

Они остановились, когда темнота заволокла пространство, и ориентироваться стало трудно. Воины облегченно опускались наземь.

— Эл, ты обещала посвятить нас в план, рассказать о возможных противниках, — напомнил Эйлифорим.

— Я помню, — послышался голос Эл. — Сидите тихо. Арьес, ты сможешь уловить, если кто-то приблизится?

— Я буду стараться, — согласился служитель.

— А ты, Мейхил? — это было первое обращение за время пути.

Мейхил даже вздрогнул, не ожидая вопроса, поэтому промедлил с ответом.

— Да. Да, — торопливо ответил он.

— Тогда начнем, — чуть громче сказала она, призывая всех быть внимательными. — Вы люди опытные. Кто не знает, что существует мир более развитый, чем ваш?

Раздались одобрительные возгласы.

— Так вот. Я полагаю, что это как раз те, кто сопровождают королеву, кто вероломно убил отряд Мейхила, прошу прощения, капитан, за напоминание. Они являются жителями того мира. Они берут тут жертвы, таково их представление о мироустройстве. Они считают, что ваш мир обязан служить их интересам. Убеждение самоуверенное, но никто пока не убедил их в обратном. — Эл улыбнулась, припомнив неудачную охоту. — Разве что, немного. Они открыли искусство пересекать границы миров. Вам, как охране, должно быть известно, что они посещали вашу столицу, и король общался с ними. Нужно отдать ему самые великие почести за то, что он оберегал свой народ от посягательств всю свою жизнь. Я тому — свидетель. Теперь они присмотрели себе новую жертву, она компенсирует все предыдущие, которые они не смогли получить. Ваша королева — великая, она обладает силой и представляет ценность, как ее источник. Она давно пыталась проникнуть в их мир, ее желание близко к исполнению. Вы скажете, что она может проваливать куда захочет. — Из темноты раздался смех. — Она сотворила много зла. И хоть вы станете мне возражать, если не в слух то в душе, но я скажу, что она не заслуживает такой участи.

— Ты обещала убить ее, — вдруг напомнил Мейхил.

Эл нахмурилась и стиснула зубы. Кто его за язык тянул!

— Да. Обещала. Как знать, придется ли мне выполнить обещание или я его нарушу — время покажет. Смерть лучше жизни в том положении, в каком она окажется.

— Тебе нельзя убивать, — раздался из темноты певучий баритон Эйлифорима.

— Эту фразу приличествует говорить мне, — заметил еще более певучий голос Арьеса.

Наступила тишина. Эл вслушивалась и чувствовала, как они ждут ее ответа.

— Воевать мне или нет — это я оставлю на ваше усмотрение, — заметила она.

Ей ответили хохотом.

— К делу, — призвала она, смех стих. — Их оружие — энергия. Бьет точно и далеко. Встретиться с ними на открытом пространстве — самоубийство. Поэтому, мы отпустим их в горы. У меня есть опыт жизни и войны в горах, и община хранителей дверей умеет ставить им заслон. Надеюсь, что они их задержат, пусть ненадолго. Их четверо или пятеро. Они не так ловки в рукопашной схватке, если навязать им ближний бой, им нельзя будет пользоваться своим оружием в полную силу. Есть шанс их пленить, с условием, что среди них нет жрецов. С ними не стоит связываться совсем. Это кончиться смертью любого из вас. Так же, как столкновение с королевой. Я предполагаю, что королева будет искать помощников среди обитателей этого мира. Люди запада ей очень подойдут. Поэтому мы оттянем часть их сил на себя. Они считают, что мы прячем реликвию. Мы идем к каменному кольцу, чтобы убедить их в том, что там мы ее и спрячем. Это возможно, Арьес?

— Да, возможно, — отозвался служитель.

— Они в это верят? — спросила она.

— Да, верят.

— Не станем их разубеждать. Устроим ритуал и захороним муляж, безделицу.

— Но у нас нет реликвии, — сказал один из воинов.

— Они этого не знают. Потом уйдем на север в заросли, чтобы скрыть наше намерение догнать королеву. У предгорий встретим нашу разведку. Там будет ясно, пройдем мы коротким путем или будем штурмовать высоты, чтобы пройти по хребту к северной двери. Путь трудный, для жителя равнины.

— Но они откопают муляж и поймут, что обмануты.

— Это нас не должно волновать. Они не догонят ни нас, ни королеву. Они не смогут повлиять на события.

— Чтобы осуществить этот план, нужно знать, где они находятся, — заметил кто-то из воинов.

— Верно, — согласилась она. — Я этим собираюсь заняться. Вы пережидаете ночь и идете дальше, как шли. Арьес, Эйлифорим и капитан Мейхил выведут всех к каменному кольцу. Там встретимся. Вы идете полдня, ждете меня до вечера, на закате совершаете ритуал захоронения реликвии, даже без меня, с наступлением темноты скрываетесь в зарослях. Не бойтесь потеряться. Я найду вас.

— Звучит, как музыка, ясно и красиво, — с улыбкой сказал Эйлифорим. — Сможем ли мы спеть этот мотив?

— А что сказали тебе певцы? — вопросом возразил ему брат. — Ты обладаешь удивительной памятью. Или уже нет.

— Я запомнил. Брось, Арьес. Зачем в ночи пересказывать эту несуразную игру слов, — ответил Эйлифорим.

— Повтори, — мягко настаивал Арьес. — Или забыл?

Его стали просить процитировать слова певцов. Хвалили за цепкую память.

Эйлифорим помолчал и начал:

"В песне строки и припев.

В первых — путь, в последних — суть.

Солнце полдня греет спину.

Блеск меча не даст уснуть.

Брось дела, спеши скорей

К той, которую искать

Будешь ты по трем приметам,

А поведает об этом

Воин тот, что всех древней.

Строгий у девицы вид,

Но в душе она хранит

Милосердье и страдание,

Хоть о том не говорит.

Серым цветом гор одета,

Светлый волос с завитком,

Блещет красками рассвета

Ум под тонким ободком".

Тут командир смолк.

— Как же дальше? Забыл. Там было что-то главное. Важное. М-м-м. Не помню. Я не помню, — сокрушался Эйлифорим.

— Время не пришло. Главное на этот момент жизни ты помнишь, — заключил Арьес.

— Будем считать, что часть пророчеств исполнилась, — сказала Эл. — Не знаю, было ли в продолжении обозначено расставание. На этот раз я побуду оракулом и скажу, что мне пора.

Эл поднялась со своего места, отыскала Арьеса и шепнула ему:

— Проводи меня.

Служитель бесшумно поднялся и последовал за ней. Из темноты были слышны переговоры воинов, когда они стали едва различимы, Эл прикоснулась к ладони Арьеса.

— Постой минуту.

Бряцали металлические застежки, шуршала одежда. Арьес неподвижно ждал. К его груди прикоснулось что-то.

— Возьми это, спрячь в своих вещах, чтобы никто не видел. Вернешь при встрече.

— Что это?

— Моя куртка. Я не могу взять ее с собой. Поклянись сохранить, — прошептала она.

— Клянусь.

— Одолжи мне свой лиловый пояс, — попросила она.

Он исполнил просьбу.

— Я повяжу его правильным узлом.

Он легко обхватил ее талию, темнота не мешала ему совершать привычное действие, он завязывал пояса дочерям особенным женским узлом, то же самое он проделал с Эл.

— Возвращайся, — сказала она.

— Эл, это...

— Тс-с-с. Иди.

Арьес прижал к себе сверток, ощущая, что в него завернуто что-то небольшое и твердое. Он положил куртку в свою дорожную суму, она без труда там уместилась. Он ощущал волнение, для верности он решил не расставаться с сумой, пока поручение не будет исполнено.

Эл удалялась от места стоянки. Ей необходим сон. Тело устало, как после поднятия тяжестей.

— Мейхил, если ты не вернешься к остальным, я рассержусь, — сказала она в темноту.

Он возник рядом, схватив ее за руку.

— От тебя не скроешься, — разочарованно выдохнул он. — Возьми меня с собой. Тебе нужно отдыхать, а ты светишься в темноте. Я буду тебя охранять.

— Ты нужен там, и тебе важно быть там.

— Есть я там или меня нет — какая разница. Почему ты меня гонишь, что я сделал? Чем обидел?

Эл вспомнила поцелуй.

— Мне нужно побыть одной.

— Ты стремилась обзавестись компанией, теперь уходишь, — искренне недоумевал он.

— Ты полагаешь — я лгу? — возмутилась она.

— Ты что-то скрываешь, а виной тому я. Я чувствую. Эл, скажи мне, — попросил он.

— Я хочу отдохнуть. Я найду другой отряд на рассвете.

— Тогда почему я должен оставаться?

Эл шумно вздохнула.

— Ты питаешь ко мне чувства, на которые я не могу ответить. Не могу, не должна. Мейхил, меньше всего мне хочется тебя ранить. Других объяснений не жди от меня.

Он почувствовал, как она взяла его за кисть, потом вложила в нее что-то тяжелое. Ножны. Он стиснул их с волнением.

— Сбереги его. Не смей доставать, — пригрозила она.

Эл переменила тему, чтобы не дать ему опомниться, чтобы он не пустился в словесные излияния от переизбытка чувств.

— Ты пойдешь без оружия?

— Вы все единодушно решили, что я не должна сражаться. Пусть так и будет. Клянусь, что без крайней надобности я пальцем никого не трону.

— Я буду тревожиться...

— Не начинай. Не превращайся в занудного ребенка. Я нуждаюсь в одиночестве.

Он снова попытался ухватить ее, поймал темноту.

— Эл.

Ни звука. Он хватал пустоту, вдали тихо журчали голоса воинов. Потом он различил шаги.

— Эл?

— Арьес, — назвался певучий голос. — Вернись к нам, потеряешься. Не нужно досаждать ей. Она устала от нашего пристального внимания.

— Раньше она не жаловалась, — посетовал Мейхил.

Служитель уже стоял рядом.

— Ты любишь ее?

Мейхил вздрогнул, словно его снова ударила в спину могучая сила.

— Зачем тебе мой ответ?

— Хочу, чтобы ты излил душу, если не ей, то мне. Женские существа мне хорошо известны, — ласковым голосом объяснил Арьес.

— Меньше всего я хочу откровенничать с тобой. Ты иноверец, — возразил Мейхил.

— Но во что я верю? Ты сведущ в тонкостях моего культа?

— Совсем не сведущ.

— Я чту владычицу, великую спутницу истинного владыки, — гордо произнес Арьес.

— Именно поэтому ты оказываешь Эл такие почести.

— Одна из причин такова.

— А другие? Или как в стихах с приметами. Примет две, а названо три, — заметил Мейхил.

— Ум под тонким ободком, — раздался смешливый тихий голос Эйлифорима. — На счет ума соглашусь. Ободок. Что имелось в виду? Вы шумите больше, чем позволяют себе мои воины. Я пришел, чтобы увлечь вас тихой беседой.

Мейхил стушевался. Командир мог слышать их разговор, вопрос Арьеса о любви был неуместен. Наверняка, все заподозрили, что у него чувства к ней. Мейхил решил, что слова не произнесет в этой беседе.

— Ободок — это венец владычицы, — ответил Арьес.

— Жаль, я не помню другой половины, — сожалел Эйлифорим. — У меня отличная память на тексты, словно заворожил кто-то.

— Ты вспомнишь, когда сойдутся все приметы. Пророчества всегда несут смысл более грандиозный, чем мы в состоянии представить.

— Какое отношение Эл имеет к владычице? — спросил Мейхил, нарушая данное себе слово.

В темноте Арьес схватил за локоть брата, предостерегая от скорого ответа. Он ответил сам:

— Она немногая из женских созданий, которая наделена подлинными качествами добра и света, какие прилично иметь великим, опять же, в истинном понимании великих.

— Не случайно Мелион хотел огласить ее королевой, он произнес это перед представителями родов после того, как мы ушли. Затея опасная. Гоняются не только за реликвией, но и за ней. А мы безрассудно ее отпустили. Я как мужчина и воин, ощущаю неловкость оттого, что мне пришлось уступить, — сказал Эйлифорим.

— Брат мой, мы не должны испытывать неловкости. Она вернется, мои видения подтверждения тому, — успокоил его брат.

Интерес к Эл обоих братьев окрашивался все большей таинственностью. Теперь Мейхил понимал, что Арьес испытывает религиозные чувства, а Эйлифорим просто выказывает почтение, которое вменил Мелион. Мейхила не покидала мысль, что они знают больше, чем он. Он так и спросил:

— Какая тайна вас троих так прочно объединила?

— Реликвия, — одновременно ответили оба брата.

— Я же посвятил тебя, — добавил командир.

— Она ушла вместе с ней, — с новой волной тревоги напомнил Мейхил.

— Поверь Арьесу. Если он говорит, что она вернется, то она вернется. Вы что-то говорили о любви. Я давно не посвящал бесед этому предмету. Далеко от родной столицы и привычных дел меня тянет на беседы удаленные от повседневности. Я готов даже выслушать твою убедительную проповедь брат. Расскажи нам о владычице. Ты немало прочел сказаний.

— Капитан в тревоге размышляет о девушке, которая, наверняка, в тишине ночи отдыхает от нашей компании. Женщинам мужчины кажутся прямолинейными и подчас грубыми, — начал разговор Арьес.

— Она не такая, — возразил Мейхил.

— Соглашусь, — добавил Эйлифорим. — Мужское общество не смущает ее, впрочем, и не трогает. Она не пыталась оказывать нам внимания, которым девушки и женщины награждают сильных мужчин, вроде нас. Это очевидно потому, что она сама сравниться с нами силами.

— Вот откуда они у нее такие? — задался вопросом Мейхил.

— Ответь, брат? — спросил у Арьеса Эйлифорим.

— Эта сила дарована ей. Я полагаю, самим владыкой. Если бы я не видел некоторых примет, то принял бы ее за слугу нашего общего повелителя и властителя. Но я тех примет не вижу.

— Какие же это приметы? — спросил Мейхил.

— Особым они от нас ничем не отличаются, кроме норова. Они ведут себя так, словно им дана власть над нами и право решать наши судьбы.

Мейхил вспомнил разговор на плоту и сердце замерло.

— А еще? — спросил он.

— Они появляются, как предвестники.

Тут Мейхил припомнил речь Мелиона. Неужели!

— Они оглашают волю владыки открыто, представая перед правителями земель и объявляя, что должно случиться.

— Она знала, что королю грозит опасность, но не поторопилась его спасти. Она промедлила, о чем очень сокрушалась, — поведал Мейхил вслед своим мыслям.

— Она знала? — переспросил Арьес. — Очень может быть. Скорее всего, она не угадала способ сразу. Увы, она хорошо умеет продумать череду событий, но не может уловить точных их ход, поскольку, к удивлению моему, не обладает даром предвидеть. Она не знает будущего, и предостерегла меня, рассказывать о нем.

— Оставим ее в покое. Владыка ей даровал такое право, сама ли она себе его вменила, пусть останется при ней. Оставим смертным — смертное, а великим — великое. Я желал бы услышать о владычице, — напомнил Эйлифорим.

— Брат, праздные рассказы отягощают ум. Подобное знание может омрачить твою жизнь, как было со мной. Тяжестью легло знание на мое сердце и мне потребовались годы, чтобы смириться, — предупредил Арьес. — Ты желал беседы о любви. Я склонюсь к таким речам, а великое, как ты сказал, оставим великим.

— Мейхил, рассуди нас, — призвал на помощь Эйлифорим, — какой беседой мы займем часы ночи?

Мейхил подумал. Если говорить о любви, то ему не миновать расспросов, отвечать посторонним он не хотел.

— О владычице, — ответил он.

Он не видел, как тихо рассмеялся Арьес.

— Пусть, — согласился он. — Скажите, если я от сказок перейду к вопросам веры, которые вам затрагивать не желательно.

— Соглдасен, — сказал Эйлифорим.

— Что ж. Сказание старое. Наш мир был рожден в давние времена, когда не существовало ни тьмы, ни света. И одна только тишина царила кругом. Так длилось вечность. Пока не вспыхнул свет исторгнутый тем, кто все творит и создает.

— Это был наш владыка, — заключил Мейхил.

— Я бы советовал тебе не спешить, — посоветовал Арьес.

— Просто слушай, капитан. Мой брат произносит упоительные речи, когда пересказывает легенды и сказки. Если его не перебивать, то он расскажет так, что ты станешь видеть происходящее, словно оно проходит перед твоими глазами. Обожаю его рассказы, — советовал Эйлифорим. — Продолжай, Арьес.

— Я опущу тот промежуток вечности, какой разделяет жизнь общую и ее развитие, от рождения и жизни нашего мира. Наш мир древен так, что пережил не одного владыку. Наш один из тех, что правит во времена смертных. Один. Говорю это слово и сам не верю. Двое. Он и она. Не стану повествовать о нем, тяжким будет мне этот рассказ. О ней. Была владычица так прекрасна, что ни один смертный не может представить. Не ликом и образом, но тем прекрасна, что дарила этому миру дары от себя. Мгновения было достаточно ей, чтобы осмотреться и излить красоту и жизнь туда, где ее не доставало. Верная помощница и любимая.

Арьес тяжело вздохнул.

— Не могу. Все сдавливает внутри. Трудно говорить, — сказал он. — Словно силой велит мне молчать, тот, кто был ей супругом в известные времена. Но на беду не появилось от этого брака наследника этому миру. Один царит владыка.

— А она?

Волнение Арьеса передалось Мейхилу. Он очень остро чувствовал состояние служителя, словно темнота была идеальным проводником для его чувств. Командир был прав. За мгновения короткого рассказа Мейхил увидел прекрасный образ, источающий свет, лиловый, как пояс Арьеса.

— Она исчезла. Нет точного предания о том, что с ней сталось. Известно только, что она отреклась служить владыке. Больше не скажу.

— Так она отступница? — спросил Эйлифорим он много раз спрашивал это. — Сколько раз я слушаю этот твой рассказ, а до сих пор не могу поверить. Видно сам ты не веришь. Ты когда-то говорил, что она вернется.

— Вернется ли... — со вздохом протянул Арьес. — Она не для битв призвана, а попадет в кольцо раздоров, во времена проклятия. Даже силы и возможности великих и владык не безграничны, и пусть она не так слаба была, когда покинула нас, но лета вне мира источат ее жизнь. Мир дряхлеет и рушится в ее отсутствие. И совсем падет, если она не возвратиться.

Мейхилу стало тяжело от его слов. Он верил служителю, ни одной мысли сомнения не посетило его ум.

— Как вышло, что она покинула нас? — спросил он.

— Я этого не знаю. Я не достиг посвящения, при котором разглашается ответ на этот вопрос.

— Как же получается, что ты веришь в то, чего нет? Ты веришь в ту, которая нас оставила? — спросил Эйлифорим.

Он опять не в первый раз задавал брату этот вопрос. Прежде он хотел завести его в тупик, чтобы Арьес вернулся к вере отца, чтобы стал мудрым советником, как желал отец. С годами при редких встречах, он спрашивал уже из интереса. Брат что-то знал, не признаваясь близким об источнике знания.

Темнота скрывала его от глаз, но Эйлифорим представил задумчивого Арьеса, которого видел в размышлении. Его взгляд становился отсутствующим, на губах блуждала улыбка, он казался странным.

— Мы договорились не касаться веры, — напомнил Арьес. — Что-то я сегодня не в силах продолжить рассказ. Проведите остаток ночи без меня.

Он ушел. Капитан и командир стояли в молчании. Первым заговорил Эйлифорим.

— Порой он мне кажется безумным, но в этом безумии есть что-то чистое и святое. Мне за столько лет не удалось добиться, что же он знает. Он охотно рассказывает красивые истории, не такие, как сегодня. Заслушаешься. Я чувствую себя маленьким и глупым рядом с ним. Мы выросли и, по общему мнению, я достиг большего, а с ним я всякий раз возвращаюсь в детство.

— Мы не спросили об ободке из песни,— вспомнил Мейхил.

— Не уверен, что он расскажет. Не сегодня. Мы затронули священную для него тему. У Арьеса развито самообладание, если он волнуется — это знак. Он ушел, чтобы обратиться к своим видениям.

— Это из-за нее. Я готов сам бежать за ней.

— Капитан, ты ее слишком опекаешь, если бы была твоя воля, ты отгородил бы ее от нас стеной. Откуда это непомерное чувство собственности? Я не стану обсуждать при моих воинах, чтобы не вносить раздор, но наедине мы обязаны решить этот вопрос. Такая рьяная опека не придется по душе и простой девушке, а Эл и вовсе не из простых.

— Я не хочу объясняться.

— Я не ставлю тебе вины, я пытаюсь понять.

— Тогда сначала ответь мне. Что в ней такого ты ощущаешь, что заставляет тебя следовать за ней?

— Прежде всего, обязательство перед Мелионом. Старик дал ясно понять, что от нее зависит судьба наших земель. Он отдал ей реликвию, как надежному хранителю, не без умысла, она обретет с ней и силу, и величие в глазах толпы. В его представлениях она почти великая. Я стараюсь не допускать этой мысли. Великие склонны играть нашими судьбами. Я не желал бы никому оказаться поблизости от великого. Страдания нашего погибшего короля — тому свидетельство. Но мы точно не знаем ее намерений, я не обвиню ее в дурном, мне подобное не приходило в голову, поэтому я осторожен и не стремлюсь питать глубокие чувства. Но она заслуживает доверия. Ее оболгали в столице, она же не осталась доказывать свою правоту, а пошла за королевой, чтобы спасать ее от людей четвертого мира. Это намерение мне не понятно, но оно благородно. Она испытала нас, сознавшись, куда идет. У меня радость и трепет внутри, когда я ее вижу, от нее исходит сила, которая не связана с ее воинскими способностями. Меня не удивляет, что такая девушка увлекла тебя. Я говорю о любви, Мейхил. Но как старый знакомый и новый друг, позволь считать тебя таковым, я хочу сказать, что надежды твои напрасны. Постой, не перебивай меня. За существами подобными ей, кто бы они ни были по происхождению, тянется шлейф прошлого. Для ее возраста она наделена умом и опытом старших, а это означает, что ее путь был трудным. И она о нем не расскажет, потому что он тяжким грузом может лечь на плечи ближних, вызывая жалость, страх, разрывая тонкие связи доверия, а порой провоцируя на отречение от дружбы. Поэтому я никогда не спрошу, кто она такая. Мне довольно видеть то, что я вижу.

— Мои чувства так заметны? — смущенно спросил Мейхил.

— Заметны. Я напомню тебе простую мудрость, какой учили и вас — хранителей королевы, и нас — охрану короля: "не должно терять голову из-за женщины, кто бы она ни была". Это ослабляет волю и ослабляет нашу способность действовать. Я готов пережить влюбленность. От этого расцветают красивые чувства, мир окрашивается другими красками. Но я никогда не позволю женщине изменить мою жизнь, — заключил Эйлифорим.

— А я позволил. И это самое лучшее, что я сделал, — с убежденностью заявил Мейхил. — Я пошел за ней, потому что люблю. Я начинаю понимать твоего брата.

— Этак, ты станешь поклонником владычицы, — тихо рассмеялся Эйлифорим.

— Мне интересно, почему он не верит во владыку? — спросил Мейхил.

— Верит. Лучше я тебе скажу, а то он искусно приведет к своему пониманию вещей. Нельзя сказать, что они верят конкретно либо во владычицу, либо во владыку. Они убеждены, что исчезновение супруги владыки связано с древним проклятием, которое постигло великого нашего правителя. Откуда взялась эта догма, кто ее принес — неизвестно. Источник они не выдадут, даже если грозит истребление. Они убеждены, что существует предание о возвращении женской ипостаси в наш мир, а пока они взяли на себя труд, культивировать все, что связано с красотой, гармонией и женским началом, — коротко объяснил Эйлифорим.

— Забавно, как сказала бы Эл, — усмехнулся Мейхил. — Верить в то, чего нет, что может вернуться. А в чем заключается проклятие?

— Я этого не знаю. Не следует узнавать смертному то, что и великим знать не полагается. Ответь мне на другой вопрос. Не упоминала ли наша таинственная спутница, зачем ей спасать королеву?

— Она упоминала. О том, что они враждовали. Эл намеревалась примириться. Она упомянула, что королеве пора возвратиться домой. Не понимаю, как она может приказать королеве или принудить ее? Тут, я полагаю, Эл преувеличивает свои возможности.

Эйлифорим рассмеялся.

— Королева приказала ее в тюрьму запереть и поспешила исчезнуть из города, как только появилась твоя Эл. Кто бы так еще напугал эту злыдню. Я прихожу в состояние детской радости, когда вспоминаю этот случай. Мне до глубины души приятно, что я увидел существо способное испугать нашу хладнокровную и надменную королеву.

— Она пришла к королю, — возразил Мейхил.

— Сам Мелион мне сказал, что она пришла за королевой, — в свою очередь возразил Эйлифорим.

— Проклятье. Значит, правда, что она хотела ее убить. И хочет.

— И убьет. Арьес подозревал, что она слуга владыки или странник. Лучше бы второе, но для тебя обе эти ипостаси — разочарование.

— Эл — странник? Большего бреда и представить нельзя. Сказки твоего брата крепко засели в твоей голове. Так владыка и позволил страннику разгуливать по нашему миру. А мое сердце говорит, что она не то и не другое. Она окружила себя ореолом таинственности, чтобы чудаки вроде Арьеса верили в ее величие. Она с самого начала напоминала мне разбойника. А вдруг ее целью является реликвия?

— Мейхил, ночь туманит твой ум. Она бы не стала с нами связываться, удрала бы как из дворца. Я верю в то, что она претендует на наш трон. Если она с севера, как говорит, то может быть она изгнанная принцесса или королева, муж которой погиб и ее изгнали, заменив другой династией. Вот она и ищет себе нового трона. Но хвала небесам и владыке, я прямо сейчас бы присягнул такой королеве.

Эйлифорим услышал печальный вздох Мейхила. Такое предположение не делает его дорогу к сердцу Эл ближе. Эйлифорим же опасался другого. Поведение брата говорило за то, что она может оказаться не малого ранга в иерархии смертных. Он опасался, что Эл окажется великой, и гнал от себя эту мысль. Открытое поведение девушки и ее добрый нрав говорили об обратном. С самого начала знакомства командир зарекся гадать кто она, доверившись Мелиону. Но Мейхил, который оказался жертвой бурных обстоятельств и изведал смерть, не заслуживал еще и разбитых надежд. Эйлифорим тоже вздохнул.

— Согласимся с тем, что мы чем-то поможем ей в пути и в трудном состязании с королевой. Мы — спутники, пусть мы идем к разным целям, но одной дорогой. Я нахожу путешествие приятным, — закончил он.

— Согласен.

Мейхил, наконец, улыбнулся. День был трудным. От утренней ссоры с Эл и его ревности днем остался осадок в душе и чувство вины. Прыжок в воду и связанное с ним затмение, убежденность, что между ними произошло нечто значительное будоражили его воображение. Какие у нее были глаза! Почему он помнит их, если она просила не смотреть? Он не получил явного ответа, но готов согласиться с мнением Эйлифорима — предмет его чувств ускользает от него. Мейхил стал размышлять, как ему пережить это, если она не ответит его чувствам, добиваться ли взаимности или оставить попытки. Он жаждал ее внимания.

Он закрыл глаза и вспомнил, как парил на высоте холма, и это воспоминание помогло затмить грустные переживания этого дня.

— Глава 5 Каменное кольцо

Эл с удовольствием потянулась, зевнула, только потом открыла глаза.

— Новый день. Спасибо, что охранял мой сон, — она сказала так и повернула голову вправо. — А вот за то, что ты сообщил обо мне своим спутникам, я хотела задать тебе трепку.

Рядом сидел человек с чертами лица людей четвертого мира, маленький и щуплый. Его прическа, если это можно было так назвать, была увешана разнообразными знаками. Его одежда представляла собой смесь костюмов, как минимум трех эпох. И эти лохмотья, каким-то образом делали его довольно представительным. Поза его была горделива. Взгляд — вопросительным. Он ответил ей почтительным кивком.

— Новый день, госпожа, — зычно с легким акцентом сказал он.

— Что привело тебя ко мне? — спросила Эл, продолжая лежать на спине.

— Ты сама. Мне непривычно слышать вопросы, на которые ответ существует, — с важным видом сказал маленький человек, тем самым, подчеркивая свою осведомленность.

— На все вопросы существуют ответы. Вопрос в их правильности, — неопределенно сказала Эл. — Объясни, зачем ты пришел ко мне один, покинув свой отряд? Почему не привел их сюда?

— Тебе известны намерения нашего вождя. Он желает жениться на тебе. Сила желания превыше рассудка. Поскольку убедить его я не сумел, то надеюсь убедить тебя с ним не встречаться.

— Ответ весьма полный, — кивнула Эл и села. — Но встретиться нам придется.

— Они пленят тебя. Их четыре десятка, не считая шестерых, которых вчера направили на перевал. Твоему отряду повезло, что ты не с ними. А тебе не повезло, потому что у тебя нет защиты. Если ты полагаешь, что владыка проявит волю и поможет тебе, то я, как знаток некоторых законов, знаю, что ты тут по своей воле, и ради личный интересов.

— Ну, на счет личных интересов, я не уверена, — улыбнулась Эл. — Какой мне прок ввязываться в дрязги смертных?

— Ты именно так и поступаешь. Ты — великая, но своими поступками противоречишь представлениям о великих. Ведь я знаю тебя с тех лет, когда ты не позволила принести меня в дар храму. Для своего мира — я неполноценен. Да и тут я не могу считаться своим. Ты решила мою участь, поселив тут, в этом мире. И я соглашусь, что судьба моя весьма завидна, по сравнению с пожизненным прислуживанием в храме.

— Рада, что ты доволен. Как тебе новая служба? Вождь ведь строг.

— Не со мной.

— Ты умен и наделен способностями выше местных людей, как тебя не ценить.

— Спасибо, за похвалу. Ты в моей душе олицетворяешь добро и справедливость. И естественно, что я, как твой должник и поклонник, буду тебе помощью, если ты ее примешь. Не ходи к людям запада. У меня было дурное видение.

— Ты как Арьес, видеть видишь, но толкуешь по-своему. Я не против видений, и охотно слушала бы вас, если бы умели в них разбираться.

— Ты не любишь предсказаний.

— Нет. Я их опасаюсь. Однажды мне уже предсказывали будущее. Я пошла за этим будущим бездумно, на простом доверии. Поступи я иначе — я не оказалась бы здесь.

— Я всегда верил, что ты странник.

— Я не странник. Если бы так.

— Ты не из этого мира. Верно? Если ты не ответишь, я прибегну к правилам.

— Верно, — согласилась Эл.

— Ты — пришлая, значит, странник.

— Я не знаю, кого конкретно тут именуют странниками. Владыка их преследует. Я не знаю судьбы ни одного из них.

— Это пришлые, как ты. Они не из наших миров. Приходят изучить нас из любопытства, или не из любопытства. Каждый за своим. А владыка их не любит, потому что считает, что любое вмешательство нарушает местное равновесие, которое, как тебе известно, весьма шатко, — объяснил он.

— Ты первый, кто смог внятно рассказать о них. Тогда верно — я странник.

— Не имею права спрашивать, зачем ты осталась, почему уцелела? Но очень хочется, — и он засмеялся мягким и грустным смехом. — Ответь мне на другой вопрос. Почему ты не меняешься? Я вижу тебя не первый раз. Я сам уже вхожу в зрелые годы, а ты все такая же. Как тебе удается?

— У меня особые отношения со временем, — пошутила Эл, а он явно поверил.

Они помолчали. Эл встала на ноги, потянулась, поправила одежду.

— Первая спокойная ночь. Теперь я буду чувствовать себя лучше, — сказала она. — Где твой отряд?

— Не ходи, прошу.

— Не упрашивай. Надо. Кстати, как ты теперь именуешься? Ты же теперь самостоятельный колдун. Ты сменил имя?

— Да. Теперь я — Шейси.

— Старый язык. Это означает "Тень ветра". Почему так? Витиевато.

— Ветер — стихия, которую нельзя остановить. Но поскольку было бы не скромно назваться Ветром, то я назвался Тенью Ветра.

Эл засмеялась.

— Тебе не нравиться? — он искренне расстроился.

— Звучит приятно, — ответила она.

— Не нравиться, — заключил он.

— Не мне указывать, как и кому именоваться. Идем. Я отдыхала дольше, чем планировала. Поторопимся.

— Ты собираешься предстать пред вождем в таком виде?

— Чем плох мой вид?

— У тебя нет оружия и куртки, никаких знаков доблести. Да еще этот пояс. Ты же не поклоняешься владычице?

— Отчего же. Пояс-то на мне. А куртку и меч я утопила. К примеру.

— Спасибо, что не пытаешься меня обманывать, — поблагодарил Шейси.

— Тебя обманешь. Как же. Кроме прочих способностей, у тебя нет дара — выбалтывать чужие секреты? А?

— Я соглашусь со всем, что ты скажешь.

— Ты же провидец. Должен знать, как закончиться встреча.

— Я не знаю, как закончиться встреча. Но я знаю, что затея твоя не кончиться добром.

— А вот тут помалкивай. Сто раз еще все переменится.

— Ты самонадеянна, как все великие.

— Много ты видел великих...

— Только тебя, — угрюмо пробормотал Шейси.

— Я же своими поступками меняю представление о великих, — передразнила она.

Шейси смутился, он не нашел, что ответить. Ему ничего не осталось, как догонять удалявшуюся от него Эл.

Он пыхтел, потому что не успевал за ней, Эл сжалилась, сбавила шаг. Шейси, едва поравнявшись, выразил свою благодарность слабым прикосновением к ее рукаву.

— Как тебе удается прятать силу? Тебя не отличишь от смертного. А еще недавно, она была, я мог тебя видеть. Потом ты прыгнула вниз с обрыва, и я вскоре потерял тебя. Ты словно поделилась ею с кем-то, — заговорил он, когда сбросил усталость от спешки.

— Так и есть, — согласилась Эл.

— Неужели какой-нибудь смертный удостоился чести? — с сожалением заметил он.

Эл поняла причину его сожаления. Как не воспитывай существо четвертого мира, какие традиции не прививай, но зайдет речь об обладании силой, или о возможности позаимствовать ее, и загорится в глазах алчный огонек. Шейси смотрел на нее заискивающе, как голодный зверек.

— Нет. Не рассчитывай, — отрезала она.

— Ну что тебе стоит, — с надеждой сказал он, переходя на шепот.

— Я рассержусь и лишу тебя всякой силы. Я могу.

Шейси сник.

— Не сомневаюсь. — Он поразмыслил и спросил. — Какими же качествами должен обладать тот, кто удостоится такой чести?

— Не скажу. У тебя их нет, в достаточном количестве. Ты выбрал один из самых скользких путей совершенствования — колдовство.

— А что я мог еще выбрать? Я не вышел ростом, силой, я не родовит, потому что ни в том мире, ни в этом меня не примут. Посмотри на меня. Я — коротышка, с холодным взглядом. Меня дети боятся.

— Ты пророк и умен, — напомнила Эл. — Ты меня унижаешь. По-твоему я спасла никчемное создание?

— Ты проявила сострадание, а оно слепо.

— Вот как? Хочешь назад, в свой мир?

— Нет. Нет.

— Ну, так не ропщи на судьбу. То она завидна, то плоха. Ты служишь, будущему королю, возможно будущему королю. Пост не малый.

— Что проку от дара и ума? Даже ты не слушаешь меня. Я не могу убеждать этих глупых людей, и не обязан. Я предупреждаю. А кто слушает? А я видел тебя не с оружием, а прекрасную, как заря. Я видел тебя с пронзенной грудью. В какое из моих прорицаний ты поверишь?

— В истории моего народа прорицатели лишь в случае исключительном разглашали то, что видят. Неизбежное. А в остальных случаях они смиренно ожидали, когда испросят прорицание, и не всегда его оглашали. Дар не для того, чтобы по любому поводу высказывать прорицания. Ты видишь не итог, а возможный вариант. Какое из двух видений тебе милее, то и выбери.

— Вот я и подумал. Я могу окутать тебя пеленой иллюзии. Любой, кто встретит тебя, будет видеть прекрасную девушку, изящную и миловидную. Тогда хоть одно осуществиться. Потому что капитан твой прав, в таком виде ты похожа на ловкача и грабителя, который караулит беспечных прохожих. А в пыли и с этим поясом — на оборванца или безумца, что именем владычицы проповедует на перекрестках.

— Оказывается кроме ума и прорицания, ты еще и красноречив. Ты пригодишься своему правителю еще и тем, что будешь речи ему сочинять, — ерничала Эл. — Ты забыл упомянуть мои сапоги.

— До сочинения речей я никогда не опущусь. А сапоги-то как раз все и портят.

— М-м-м, как вы мне надоели! Я же не придираюсь к твоим подвескам.

И Эл дернула за один из амулетиков, пытаясь его оторвать. Шейси предвидел, что на его прическу колдуна будут покушаться подобным образом, поэтому его украшения были накрепко приделаны к шевелюре. Он взвизгнул от боли. Эл оставила попытку оторвать амулет.

— Вид у тебя глупый, — заключила она.

— Зато все сразу видят, что я обладаю силой, — гордо заявил он.

— Морочишь окружающих. Никакой ты не колдун, ты знаешь законы движения силы, у тебя врожденные способности не высокого свойства.

— А ты великая нами играешь, потому что тебе взбрело в голову, что нам нужна твоя помощь, — уже раздраженно заявил он.

— Это мне решать, кому и когда нужна моя помощь. Уж не тебе о том судить. Точно, — строго сказала Эл.

Шейси запыхтел, но возражать не стал. Он отошел от нее и плелся поодаль. Эл уже улавливала признаки постороннего присутствия. Она поправила пояс и приготовилась к нерадушному приему.

* * *

С исчезновением Эл энтузиазм в рядах отряда Эйлифорима сменился наряженным ожиданием. Воины шли молча, часто озирали окрестности в поисках одинокой фигурки.

Арьес помрачнел. Он едва разговаривал со всеми без исключения. Его деликатно не расспрашивали о причине внезапного упадка настроения. Лишь Эйлифорим время от времени оглядывался на брата.

Мейхил обшаривал глазами окрестности, ландшафт становился все более изрезанным, над холмами нависал туман, с самого полудня они окутались дымкой.

— Будет дождь, — сказал Мейхил громко.

На него оглядывались с интересом. Он догадался не сразу. Люди столицы не любили покидать ее. Сухой столичный климат не ведал дождей. Они были редким явлением, считались благом или знаком расположения владыки. Здесь, ближе к воде погода не была стабильной. Опытный путешественник, каким себя считал капитан, знал о дождях.

Они повернули на северо-запад, Арьес просто указал им направление. Скоро полоса воды исчезла из виду. Небо утратило яркие краски и стало однотонным в серо-зеленых тонах. День мрачнел, уподобившись настроению Арьеса. Вскоре уже накрапывал слабый дождик.

Мейхил уже не смог справляться с мучившим его беспокойством. Он направился к служителю и встретил понимание в его взгляде.

— Ты напрасно волнуешься за нее. Она вернется. Как обещала, — сказал Арьес.

— Ты чувствуешь ее? — спросил Мейхил. — Что с ней?

— Ну не на столько же, — выдохнул Арьес.

— Как у тебя получается?

— Ты уже спрашивал меня трижды. Это способность. Я настраиваюсь на ее образ и вижу образы. Они не обязательно оказываются правдой.

— А где твой пояс? Ты потерял его?

— Нет, капитан. Скоро ты узнаешь, где он.

— Скорее бы уже она вернулась. Ты странно себя ведешь. Ты что-то увидел?

— Да, — Арьес не смог скрыть свои чувства. Мейхил увидел, как он жалостно смотрит.

— Ты испытываешь боль?

— Да.

— Почему?

— Я не могу... Вот она.

Мейхил перевел взгляд туда, куда смотрел Арьес.

Эл мчалась вниз по склону. Ее светлая рубашка развивалась по ветру. Мейхил рванулся с места, но хватка Арьеса, крепкая для служителя с мирными намерениями, остановила его.

— Погоди. Она не одна, — предупредил Арьес.

На холме появился большая группа людей.

— Люди запада. С ними колдун. Зачем она так поступила, — в голосе Арьеса появились нотки досады.

Эл перешла на шаг, потом остановилась и стала подавать знаки.

Воины становились кругом, готовились к обороне. Эйлифорим наблюдал за Эл, потом отмахнулся.

— Я понял. Она показывает, чтобы мы вели себя спокойно, — окрикнул он всех. — Зачем ей они?

Два отряда встретились. Эйлифориму пришлось выказать почтение, но он не добрым взглядом посмотрел на беловолосую девушку. Зачем она говорила о каких-то планах, а сама привела сюда отряд втрое их превосходивший. Помрачнел и Мейхил.

Эл осматривала всех, видела вопросительные и не довольные взгляды. Шейси неприязненно смотрел на Арьеса, тот в ответ сделал вид, что не замечает корротышку-колдуна.

Эл отвела Эйлифорима и предводителя людей запада в сторону, и они долго обговаривали совместное объединение. Когда Эл и Эйлифорим на несколько мгновений остались одни, командир заметил:

— Могла бы предупредить, по крайней мере я бы не чувствовал себя так унизительно, — сказал Эйлифорим.

— Это было спонтанное, но верное решение. Мы идем вместе.

— Я им не верю.

— А мне?

— Лучше не задавай этот вопрос. Кто бы ты не была, ты обязана считаться с нашими традициями.

— Хочешь ты или нет, тот с кем ты соизволил договориться о сотрудничестве — твой будущий король, — заявила Эл. — Он возвращается, будь по-прежнему дипломатичен.

Эйлифорим бросил взгляд на средних лет невысокого, невзрачной внешности предводителя западных племен. В ответ тот наградил его взглядом полным достоинства и собственной значимости, на Эл он посмотрел с интересом и уважением.

— Мои воины решили, что мы не пойдем к каменному кольцу, — заговорил он тихим и хрипловатым голосом. — Я знаю дорогу к горам, я был тут мальчиком, я вспомню. Я сам поведу свой отряд, а вы ступайте прежней дорогой. Шейси пойдет с вами, он мне не понадобится. Он хочет поклониться каменному кольцу. Пусть дорога ваша будет не долгой, горный народ не любит гостей, которые приходят на долго. К вашему появлению, я договорюсь с ними о проходе. Так будет.

Эл ответила ему благодарным кивком. Эйлифорим не удержался и спросил:

— Зачем вы напали на нее вчера? Я не понимаю вас обоих. Вчера вы нападаете, а ты Эл отбиваешься, сегодня — вы ведете переговоры и вот — объединились. В чем смысл?

— Хитрый Мелион огласил ее королевой, чтобы отвлечь мой гнев от себя. Это вполне понятно. Каким бы знаменитым полководцем и правителем он не слыл, он все-таки стар. Эл открылась мне, сообщила о своих намерениях. Я с ней согласился. — Он сделал что-то наподобие реверанса в сторону девушки. — Я не видел еще женщины более мудрой и изящной, и одновременно наделенной силой. Жаль, что я не видел ее в поединке. Если бы не наша традиция, я бы сделал все, чтобы завоевать ее признательность и склонить к браку.

Он говорил с чувством превосходства в голосе, каким будущий король говорит с подданными.

Он развернулся, подал знак отряду и воины, перестроившись, направились в сторону видневшихся в дали гор. Когда они удалились на безопасное расстояние, воины Эйлифорима, Мейхил и Арьес окружили Эл плотным кольцом. Один только Шейси уселся поодаль от всех, стал перебирать свои талисманы в прическе и тихо бормотал что-то.

— И что это означает? — требовательно спросил Эйлифорим.

— Это означает, что все целы, — ответила Эл, которой не хотелось оправдываться.

— Они ушли, оставив нам своего шпиона. Поздравляю, это наша дипломатическая удача, — продолжал Эйлифорим.

— Он мог бы наблюдать за нами издали, — вмешался Арьес. — Я не сомневаюсь, что он так и делал. Шансов избежать с ними встречи, у нас мало. Пусть идет с нами. Решение правильное, брат. Просто согласись с ним.

Арьес держал в руках куртку Эл, он, словно защищая девушку от всех, набросил куртку ей на плечи и понимающе ей кивну.

— А пояс пусть будет у тебя. Теперь это важно. Иди, отдыхай. Я сам объясню твой замысел.

Арьес заставил воинов расступиться, вывел ее из неприязненного круга. Она села недалеко от Шейси, который усмехнулся, глядя на собрание, и продолжил свое занятие.

— Этот колдун, обладает силой большей, чем я. Я не считаю ошибкой его появления среди нас, сложившиеся обстоятельства еще не однажды будут приводить нас к глупым или опасным ситуациям. Я полагаю, что Эл сказала людям запада, что она слуга владычицы. Я снабдил ее поясом, потому что знаю, люди запада вообще не признают иноверцев. Королева с верой проклятых им не нужна. Ход умный. Колдун знал о лжи и не выдал ее. Из соперника тем самым, он превратился в союзника. Мы продолжим путь, не опасаясь нападения.

— Неизвестно, что будет в горах, — усомнился Эйлифорим.

— Те, кто живут в горах, никогда не воевали, это выше их достоинства, — издалека заявила Эл. — Я никого дальше не приглашаю. Не верите мне — ваше право.

Она махнула Шейси. Они вместе поднялись. Мейхил отделился от круга и двинулся к ним, протягивая Эл ножны.

— Я с тобой, — уверенно сказал он.

Арьес последовал его примеру.

Эйлифорим прошептал тихо.

— За ними. Потом будем решать кто тут прав.

Мейхил шагал в ногу с девушкой. Эл перебросила ножны через плечо слишком небрежно. Мейхилу стало казаться, что она нервничает. Эл сдерживала раздражение внешне, но шаг ее ускорился так, что за ней едва поспевали. Будто ей хотелось избавиться от лишних спутников. Тем она задала быстрый, скоро только Мейхил шел в ногу с ней, остальные просто отстали.

— Не сердись, — попросил Мейхил.

— Делать мне больше нечего, как отчитываться, — она вовремя умолкла, едва не сказав: "перед смертными".

Шейси и Арьес шагали шагах в десяти за ними.

— Тебе неприятно мое присутствие, брат? — хихикнул Шейси.

— Не называй меня братом, это слишком большая честь для меня, — с иронией ответил Арьес.

— Спасибо за пояс. Ты изменил возможный ход событий, простым завязыванием узла, — сообщил Шейси. — Кому из вас двоих пришла эта идея? Ей или тебе?

— Обоим.

— Я не буду тревожить тебя. Хочешь, я пойду у тебя за спиной?

Шейси не оставлял насмешливого тона.

— Мне безразлично, где ты будешь идти. И мне совсем безразлично есть ты или тебя нет, — ответил Арьес.

— Ты изменил события, — повторил Шейси. — Я считал, что твой орден проповедует повиновение видениям. — Зачем ты отдал пояс? Ты же так присягнул ей служить до смерти. Владыка тебе не простит.

— Я верю во владычицу, — серьезно сказал Арьес.

— Нет. Не поэтому. Мы видели одно и тоже. Поэтому я помчался ей навстречу, а ты отдал пояс. Ведь она в большей степени мой покровитель, чем правитель западных земель. — Шейси оставил насмешливый тон и снизу вверх посмотрел на высокого Арьеса.

До цели этого перехода они добрались засветло. Последнюю часть пути они пробирались через низкий кустарник, пока не вышли на пространство, где ни произрастало ничего и даже воздух тут не шелохнулся. Быстрый темп всех утомил. Эл будто взяла реванш за претензии к ней.

Она впервые увидела наяву то, что именовали "Каменным кольцом".

В кругу диаметром три сотни шагов, усыпанном мелким камнем читались остатки старого сооружения. Концентрические круги расходились от центра. Тут были только признаки стен, остатки фундамента и разбросанные повсюду глыбы. Некогда сооружение было внушительных размеров. Свидетельством тому служили два колоссальных белых обелиска, или колонны, или обрамление огромных дверей. Они сильно пострадали от времени, но остались почти целы, удивительно, что они вообще устояли. Эл запрокинула голову, чтобы увидеть верхушки этих колоссов. Она двинулась к ним, но никто больше не последовал за ней. Эл удалось приблизиться шагов на тридцать. Потом спина и грудь одновременно заполыхали огнем. На спине, под курткой к ее подкладке был прикреплен чехол с диском, что отдал ей Мелион, а на груди в маленьком чехольчике был спрятан медальон. И оба предмета одновременно отозвались на силу этого места.

— Вот они. Двери, — прошептал Шейси с опасением.

Он боялся окликнуть девушку, чтобы она не сделала лишнего шага и не оказалась вовлеченной в поток времени и пространства. Эл остановилась вовремя. И тут колдун увидел преображение. Серые одежды исчезли, их сменил длиннополый жреческий наряд. Она выделялась бледно-лиловым пятном на фоне уже серых предвечерних небес. Шейси оглядел спутников. Большинство озирались вокруг и только двое, как прикованные стояли на месте и неотрывно смотрели на девушку. Два брата. Лицо Эйлифорима выражало недоумение и растерянность, он расширил глаза и точно оглушенный наблюдал это видение. Арьес любовался ею с улыбкой того, кто все знал и только ждал, когда же его терпение будет вознаграждено созерцанием предмета его веры.

Мейхил заметив, что Эл остановилась, словно случилось что-то, двинулся к ней.

— Останови его, — прошептал Арьес, обращаясь к Шейси.

— Не могу. Он захвачен ее силой, и она сильней моих возможностей, — шепотом ответил ему колдун и просиял довольной улыбкой. — Так вот на кого отозвалось ее сердце. Блажен тот избранный, на кого она излила свою силу. Он не подозревает кто она?

— Не говори ему, — попросил Арьес.

— Я не глуп и не жесток, — возразил Шейси. — Да и ей не мешает испытать те же чувства.

Мейхил тем временем стал за спиной Эл.

— Эл,— позвал он.

— Алик? — она резко обернулась и тут же отстранилась назад.

— Это я.

Мейхил понял, что она не узнает его. Ему стало больно, он начал отходить прочь, Эл двинулась за ним.

— Не уходи, — прошептала она, а потом очнулась. — Мейхил.

Эл сообразила, что ошиблась, схватила его за руку.

Это место было сродни скале в мире владыки, только мир тут не расширялся и не оживал. Скорее прошлое перелистывало страницы, отыскивая самые яркие воспоминания. И явился он! Образ, который она не могла воспроизвести в памяти все это долгое время, он ускользал, оставляя фрагменты: глаза, улыбку, вкус поцелуя, или фразы, звук голоса. Ей казалось, ее звал Алик, душа встрепенулась оттого, что он близко.

Эл увидела, как трое — Эйлифорим, Арьес и Шейси, стоя вряд, смотрят на нее. Три разных взгляда. Каждый по-своему понимал происходящее.

— Я не он, — голос капитана заставил ее оторвать глаза от троицы. — Я не он.

— Память сильнее настоящего, Мейхил.

Эл стало неловко, она опустила взгляд, Мейхил взял ее за подбородок.

— Посмотри на меня. Там в воде, я смотрел тебе в глаза. Ты запрещала. Много раз. А тогда? Позволила. Что случилось, что ты позволила? Посмотри на меня снова и, быть может, я вспомню, то, что забыл. Я подошел к тебе сейчас, и твое существо отозвалось на мое приближения. И пусть ты приняла меня за другого, но в тебе колыхнулись чувства. Кто он такой, что прошлое сильнее тебя? Друг он или враг? Ты ведь такова, что способна полюбить и врага.

Он попытался смотреть ей в глаза, но Эл закрыла их.

— Он ей мешает, — сказал Шейси. — Мешает увидеться со своим прошлым.

— Что это означает? — спросил Эйлифорим.

— Каменное кольцо — это не просто дверь. Это очень старое строение. Храм памяти. Тут можно вспомнить то, что скрыто за повседневными заботами.

— Я отзову его, — решился Арьес и двинулся к застывшей в близости от колонн паре.

Приближение служителя заставило двоих вспомнить, что они не одни.

— Осторожно, — предупредила Эл, когда Арьес почти вплотную подошел к ним.

— Свет утра моего, уйди от двери, если соизволишь выслушать меня, я расскажу тебе то, что видел. И капитану трудно справиться с собой вблизи от тебя. Разойдитесь на время, и вам обоим станет легче, — сказал служитель своим певучим голосом.

Эл пошла ему навстречу, чтобы служитель не приблизился к двери сам. А Мейхил остался стоять на прежнем месте. Он ощутил прилив сил, пришедший на смену усталости дня пути, шквал чувств своих и ее. В этой точке он чувствовал ее переживания острее собственных. Тут не до сдержанности. Как она справляется с таким потоком ощущений, нынешних и прошлых? Это трудно так чувствовать. Он повернул голову к колоссам, не видел Эл глазами, но ощущал особую волну, которая была присуща только ей. Она подошла к служителю и, положив ему на плечо руку, сказала:

— Здесь есть еще что-то, что ты собирался мне показать.

Они стали удаляться за пределы руин и скрылись в поросли кустарника. Мейхил обернулся, заметил, как шевелятся кусты, увидел, как Эйлифорим подает ему знаки не ходить за ними. Он ушел от двери оглушенный необыкновенно яркими переживаниями, сел на одну из глыб и все смотрел и смотрел на белые колоссы. Место манило его назад.

Арьес вывел Эл к еще одному пустующему кругу, но на этот раз сооружение здесь не выглядело старым. Это был тор, изготовленный из одного единого, монолитного камня, он лежал на песчаной насыпи. Края его были гладкими, матовыми, без следов эрозии или иных повреждений. Высота его доходила Эл до середины бедра. Она облокотилась руками и перегнулась через это идеальное ограждение. Эл смогла заглянуть внутрь кольца, и взгляд потерялся в темной бездне колодца. А потом она и вовсе оседлала ограждение, чтобы пристальней вглядеться в темноту.

Арьес замер, его сковал страх. Он не мог подойти к бездне и опасался подать голос, чтобы девушка не свалилась вниз.

Эл замерла, стараясь рассмотреть что-то в темноте колодца.

— Ты видишь, что-нибудь? — спросил он тихо, выждав длинную паузу.

Девушка словно обнаружила его присутствие.

— С тобой здесь что-то происходит, — снова заговорил с ней Арьес. Он отважился приблизиться к краю, обхватил талию девушки и легко снял ее с ограждения колодца. — Так будет безопаснее.

— Что это за место? — спросила она.

— Это колодец. Ты прежде не слышала о таких колодцах?

— Нет.

— Поразительно. Ты великая.

— Я не из этого мира, Арьес.

— Я знаю.

— Нет. Не знаешь. Я вообще не из этих миров. Но это место... Я его помню... Я его видела. Эти белые колоссы. Этот колодец. Или похожий. Но я не смогу объяснить ни себе, ни кому-либо, откуда я их знаю. Знаю и все.

— И ты не великая?

— Нет.

— И ты не странник, поскольку имеешь к этому месту и к этому миру непосредственное отношение.

— Это так.

Она присела на край тора спиной к бездне.

— Да.

— Можно я воспользуюсь одним законом, Эл?

— Ты хочешь спросить?

— Да.

— Я отвечу, если вопрос будет задан правильно.

— Ты имеешь непосредственное отношение к владычице?

Эл пристально посмотрела, а Арьес понимающе улыбнулся.

— Я сам догадался. Просто ответь.

— Да.

Арьес опустился на колени и поклонился ей.

— Что ты делаешь? — возмутилась Эл.

— Поклоняюсь своей госпоже.

— Прекрати, это раболепство меня раздражает! Поднимайся. Я не та кому ты служишь. Что в колодце?

— Этого никто не знает. Мне известно, что спуск туда крайне опасен, если не знать цели путешествия. Тот, кто желает вернуть свое прошлое может попытаться заглянуть туда. Еще колодцы пробуждают скрытые силы, кто не в силах справиться с собственными страстями должен избегать этой бездны. Она усилит их и погубит. Я не советую тебе находиться близко от колодца. Его притяжение может оказаться роковым. Оно увлечет тебя в темноту.

Эл с опаской заглянула себе через плечо.

— У меня не возникало желания спуститься. Мне бы с настоящим разобраться, — успокоила она, наблюдая, как напряжение во взгляде служителя превращается в понимание и одобрение.

Арьес удовлетворенно кивнул и отошел от нее и от колодца.

— Что ты видел там? — Эл указала в сторону руин. — Ты обещал сказать.

— Я видел...

— Воина?

— Нет. Я видел девушку в платье цвета зари. Ты отблеск ее величия. Ты ее дочь. Вот почему меня наполняет трепет, когда я вижу твой облик. Всем, кто верит во что-то, время от времени нужно вещественное доказательство того, что его вера имеет основу.

— Я веду вас всех на смерть, Арьес. Найди себе более достойный предмет культа. Возвращайся к остальным. Я побуду тут еще. Ты показал что хотел, сказал что хотел, и получил ответ. А теперь ступай. Это приказ.

Арьес стал отходить назад.

— Только не смотри долго в колодец.

Эл повелительными жестом указала ему на кустарник, когда Арьес скрылся, она развернулась и перевесилась через ограждение колодца.

— Мне необходимы ответы.

Бездна манила, млели руки, трепетало сердце, диск давил на спину, словно вес его стал втрое больше. Она старалась уловить в этом мраке хоть что-нибудь. Из-за ворота рубашки выскользнул медальон и повис на шее. Цепь похолодела. Эл наблюдала, как красная ткань мешочка скользит, тонкая завязка разошлась, и чехольчик полетел вниз. Эл рванулась, чтобы схватить его, но он проскользнул в миллиметре от пальцев и подхваченный силой полетел. Эл так и осталась висеть со свешенной вниз кистью. Темнота стала серым туманом, закрутилась медленным водоворотом. Потом ожила и стала более реальной, чем мир кругом. Исчезли стены колодца. Сознание перестало различать движение и покой, тьму и свет.

Эл очнулась от сильного удара по ногам. Она полетела куда-то и упала на жесткое, запахи окутали ее облаком, запахи вечера, и в сером мареве возникло лицо Мейхила. Он тряс ее за плечи.

Он сорвал сосудик с ее пояса и, откупорив горлышко, плеснул всю воду в лицо девушке.

— Эл. Приди в себя. Ты безумная. Уже темнеет. Ты едва не свалилась в колодец. Что с тобой?

— Мейхил, — она с удивлением расширила глаза.

— Тебя нельзя одну оставить, того и гляди, куда-нибудь угодишь.

— Что я сделала? — спросила она.

— Ты стояла на ограждении колодца во весь рост и качалась так, что вот-вот свалишься.

— Я никуда не забиралась. Откуда ты взялся? Ты иллюзия, — пробормотала она и отмахнулась.

— Ты не понимаешь, что с тобой твориться?

— Я знаю, откуда у меня медальон, — прошептала она. — Он был у Оли, я отдала ей, чтобы спасти ее, потом Ника по крови на чехле поняла, что я жива, Оля вернула мне его, а потом он все время был со мной. Это Кикха, он снял его с моей шеи. Нет. Не так. Я обронила его в драке, а он подобрал. Как вышло, что я о нем забыла? Совсем забыла. Наваждение.

— Я ничего не понимаю. О ком ты говоришь?

— О прошлом. Я видела прошлое. Ясно, как тебя вижу. Я хочу домой. Домой.

Она попыталась подняться, Мейхил не стал ее удерживать. Она поднялась и кинулась к колодцу, явно собираясь прыгнуть в него. Мейхил прыгнул следом, как зверь на добычу. Ему удалось сбить ее с ног. Она вырывалась, они катались по земле, потом ей удалось встать на ноги.

Мейхил встал между ней и колодцем.

— Только вместе со мной, капитан! Я не дам тебе прыгнуть одной!

— Как ты меня назвал?

Она окончательно очнулась. Она осматривала его и край колодца. Намерение прыгать исчезло. Едва ли таков путь к возвращению.

— Капитан, — повторил он.

Она видела, что он тяжело дышит.

— Что я сделала?

— Ты пыталась прыгнуть.

— Когда?

— Только что.

Эл тряхнула головой.

— Идем отсюда.

Они брели по зарослям.

— Я тебя не сильно...... — она смутилась. — Не припоминаю, чтобы я страдала умопомрачением. И если такое было, то при других обстоятельствах.

— Тем не менее, ты стояла на краю бездны, когда я нашел тебя. Эл, с нами здесь что-то происходит, с обоими. Я вижу тебя, чувствую тебя. Как это объясняется?

— Это место. — Эл оглянулась в сторону, где за кустарником остался колодец. — Тут место, где сходятся несколько потоков, несколько энергий. Я не знаю, как выразиться вашим языком. Проще говоря, это не совсем дверь, точнее двери. Это искусственное сооружение, которое открывает двери, его кто-то построил и видимо давно. Арьес или Шейси могут знать его назначение.

— Коротышка хотел, чтобы мы выслушали его. Он желал нам рассказать об этом месте. Я сбежал, потому что почувствовал, что с тобой твориться непонятное мне.

— Как это выражалось, Мейхил? Мне важно. Я давно не теряла над собой контроль. Давно.

— Ты называла имена, перечисляла события, говорила о медальоне.

— Да. Я вспомнила. Странно. Странно, что вообще забыла.

— Можно взглянуть на него?

Эл сняла с шеи цепочку. Мейхил положил маленький диск себе на ладонь. Он внимательно рассмотрел его до мелочей.

— Откуда он у тебя?

— Он почти всегда сопровождал меня. Мне подарил его друг.

— Так просто? За какие заслуги? — с недоверием спросил он.

— Просто, в знак дружбы.

— Или любви? Это тот таинственный, чье имя ты произнесла у колоссов?

— Ревнуешь? Напрасно. Нет. Не он. Я была ребенком, а мой друг стариком. Мы путешествовали вместе.

— С чего вдруг старику, бродяге, отдавать символ верховной власти ребенку? Кем он был?

— По местным меркам... Колдун. Не уверена. Скорее мудрец, путешественник.

— Эл я выгляжу столь невежественным в твоих глазах? Я не стану больше спрашивать, чтобы не заставлять тебя лгать.

— А я и не лгу. Не веришь. Умолкаю. Спасибо, что не дал мне прыгнуть. Мы слишком взвинчены, чтобы мирно беседовать.

Он молча вернул медальон, ловко набросив его на ее шею.

Они вернулись к руинам, где застали совещание. Воины собрались вокруг колдуна. Арьес сидел поодаль. Эйлифорим бродил среди камней. Шейси долго припирался с воинами то по поводу людей запада, по поводу хранения реликвии. Будущее объединение всем было не по душе. Споры стали утихать, когда вернулась Эл. Сумерки стали вечером. Договорились развести огонь и остаться среди развалин до утра. На усталость не жаловались, но предвкушение отдыха воодушевило всю компанию.

— Рассаживайтесь, где удобно. Я расскажу вам кое-что из истории этого места, — провозгласил коротышка.

Шейси вскочил на высокий камень и оказался, наконец-то, выше всех. Отблески пламени играли на его фигуре, амулеты в волосах поблескивали, делая его внешность еще более таинственной. Вокруг огня образовался круг слушателей.

— Опасаюсь, мой рассказ может обратить вас в веру моего брата по знанию — Арьеса. Место, на котором мы все сидим, посвящено той, которой он служит. Она исчезла здесь. Через эти двери владычица покинула наши миры. С тех пор у этих дверей никто не останавливается долго. Никто не знает, куда они откроются, в каком месте окажется путешественник, и сможет ли он возвратиться. Никто не сможет пройти в них без ведома владыки.

Арьес приблизился к ним и встал у камня Шейси.

— Я поправлю, если ты попытаешься ввести их в заблуждение.

— Я не осмелился бы лгать таким почитаемым людям, какие здесь собрались. Я только опасаюсь гнева, сам знаешь кого. Эл, ты позволяешь нам пересказать старую легенду, разумеется, в том виде, в каком мы ее запомнили?

— С удовольствием ее послушаю. И не опасайся гнева. За правду наказания не будет, — сказала Эл.

— Я не уверен, что легенда сохранилась в первозданном виде. Эти белые камни, — Шейси указал вправо, — обозначают границу самого таинственного места в это мире, и, пожалуй, во всех мирах. А эти руины стары в буквальном смысле, как этот мир. Они были здесь уже в момент великой битвы. Битвы за право владеть мирами. К сожалению, историю битвы, я рассказать не могу. Я ее просто не знаю. А ты, брат?

Арьес, кажется, смирился с тем, что коротышка-колдун именует его братом. Он отрицательно закивал головой.

— Я бы не рассказал ее даже, если бы знал. Для ныне живущих — это знание бесполезно.

Они переглянулись, и Шейси уверенно произнес.

— Скажи им. Ты имеешь больше поводов и прав говорить об этом. События, в которых мы все принимаем участие, мало похожи на те давние события, но они их отголосок. Мы принимаем участие в смене династий, в перемене правления, что-то подобное произошло и тогда.

— Через эти двери ушел побежденный в той битве. Владычица отпустила его, проявив самое великое милосердие, — с благоговением в голосе произнес Арьес.

— Она отпустила врага, того, кто хотел завоевать наши миры? — спросил один воин.

— Он не был врагом, он проиграл, потому что не пожелал поступиться своими принципами. А потом, спустя срок, она сама покинула нас, именно, через эти двери. С тех пор они открываются только в пределах миров.

— А руины? — спросил издали Эйлифорим.

— Храм был воздвигнут до битвы, чтобы хранить память обо всем, что происходило в мирах, кто и как ими руководил. Ведь тогда даже не существовало понятия "править" мирами. Это сейчас их время от времени нужно "править". Но это уже другая легенда, — ответил Шейси.

— Кто, когда, и главное, зачем разрушил храм? — спросила Эл.

— Ты сама можешь догадаться, — улыбнулся Шейси.

— А зачем же владычица отпустила побежденного? Его следовало казнить, — сказал другой воин.

Шейси засмеялся, словно слышал лепет ребенка.

— Я чувствую, что тут замешана любовь, — заметил Мейхил.

— Такие поступки не совершаются без любви, милосердие — спутник любви, — сказала Эл, и мужчины зашумели, одобряя это замечание.

Мейхил посмотрел на Эл. Он пытался в сумерках рассмотреть ее лицо. В ее голосе слышалась печаль. Мейхилу захотелось скорей покинуть это проклятое место, оно будило в ней воспоминания. Незримый соперник был воскрешен храмом памяти. Как кстати была упомянута легенда и битва! Он мысленно представил себя на месте одного из соперников, только наградой были не миры. Наградой была она, эта девушка, образ который вплавился в его существо до такой степени, что он готов драться за нее с кем угодно.

— А если они сражались из-за нее? — спросил он.

Эл усмехнулась и, не поворачиваясь, ответила.

— Такие споры не решаются силой. Да и сам спор не уместен. Любовные переживания создают тонкие связи, которые можно легко оборвать неосторожным словом или действием. Подлинная любовь создает прочные узы, которые не разрывает даже время. Соперничество в любви — пустое занятие, если выбор двоих уже состоялся. И если так было, если она сделала выбор из чистой любви, то я ее понимаю.

Мейхил оглядел присутствующих. Все молчали, обдумывали услышанное. Никто не решался высказаться. Арьес с улыбкой одобрения смотрел на Эл, а колдун с сочувствием. И они оба были на ее стороне.

— Но в битве победил сильный, — возразил Мейхил.

— Не судите о том, чего не знаете, юноша, — сделал замечание Шейси строгим тоном. — Ваш выбор служить королеве, я бы умным не назвал.

Эл оторвала взгляд от огня и строгим жестом, запретила продолжать этот разговор. Она поднялась, перешла на другую сторону круга, присела на камень, где стоял Шейси.

— Мы в сегодняшнем дне очень отдалены от тех времен, рассказ слишком отрывочный, чтобы мы имели право судить, кто победил, кто прав, каковы были мотивы. Мы просто живем в том мире, который является результатом той битвы, — сказала Эл.

— И если кому-то кажется, что ошибок слишком много, — добавил Шейси, — то пускай возьмет на себя смелость их исправить.

Его тон был насмешлив, он хитро посмотрел на Арьеса, который тихо рассмеялся, потом на Мейхила, во взгляде его читалась решимость, мол: "если потребуется...". Потом он посмотрел на Эл.

— Память не хранит безделиц. Память не нуждается в храмах и искусственных приспособлениях. Они лишь инструменты, они создаются и существуют для тех, кто не надеется на свою собственную память. Помнить — означает знать свои истоки. — Он закончил речь и осмотрел гордо присутствующих.

— Во истину, так, — согласилась она.

Наступила пауза, ночь скрыла руины, освещенным остался маленький пятачок вокруг костра.

— Это удивительное место. Мне хочется бродить тут до бесконечности. Мне очень хочется увидеть этот храм в первозданном виде. Вы, два знатока легенд, скажите, сохранились ли описания или рисунки? — спросил Эйлифорим.

— Нет. Но нечто подобное соорудили в городе проклятых, — ответил Шейси. — Земли Алмейра хранят множество тайн, связанных с нашим прошлым.

— Тогда я приблизительно знаю, как выглядел храм, — сказала Эл.

— Ты бывала там? — спросил Мейхил.

— Да, — ответила Эл. — Именно там впервые я увидела рисунок здания, которое именовали храмом владычицы. Но в действительности он управляет стихиями, которые работают в долине.

— Они похожи друг на друга, у всех храмов подобная конструкция, — заметил Арьес.

— Дело в нюансах, — заметил Шейси. — Детали меняют назначение. Принцип один — движение энергии жизни.

— Тогда почему они разрушены или разрушаются? — спросил Эйлифорим. — Ты, брат, много раз повторял, что у храмов нет служителей.

— Их нет. Даже в моем мире они приходят в запустение, — сказал Шейси. — Я соплеменник тех, кто увел вашу королеву. А знаете, почему она им нужна? Почему Эл так рискует ради того, чтобы остановить королеву? Потому что в том мире способности, которыми обладают великие, ценятся очень высоко. Действие великого или великой изменяет течение жизненной силы, изменяет сам ход событий.

— Ей, вероятно, пообещали значительный пост. Она своенравна и обожает, когда окружающие подчеркивают ее значимость. Если ее приведут к власти в том мире, нам может грозить уничтожение. Она не простит нам доброго отношения к королю и этой погони, — сказал Эйлифорим.

— Но что мы будем делать, когда ее отыщем? Пусть мы остановим ее. А что потом? — спросил один из воинов.

— Это уже моя забота, — ответила Эл. — На вашу долю выпадет сложная задача — обезвредить ее спутников. И это трудно. Вы можете продолжить беседу, а мне нужен отдых. Я хочу попросить капитана Мейхила и Арьеса следовать за мной. А с вами останется Шейси, доверяйте ему, как мне.

Трое скрылись в темноте.

— Куда мы идем? — спросил Мейхил.

— К колодцу, — раздался из темноты ответ Эл.

— Опять? — возмутился Мейхил.

— Колодец притягивает меня. Я переночую рядом, ну а вы позаботитесь о том, чтобы я в него не прыгнула, — в интонации ее голоса слышалась улыбка.

Она безошибочно нашла колодец, растянулась у тороидального ограждения, дыхание ее стало ровным, а тело окутало сияние.

Арьес присел рядом и рассматривал это явление с интересом.

— Она не любит, когда ее рассматривают пристально в таком состоянии, — предупредил Мейхил.

— Она не рассердится, она потратила сегодня много сил, — отозвался Арьес.

Мейхил смотрел на звезды, и память вернула его в тот день, когда их маленький спутник спросил о светящихся огоньках на небе. Он проследит заново весь путь сюда, увидел ясные картины и заметил вслух:

— Она не видела храма, она видела рисунок. Она сказала, что видела рисунок. Арьес, это странно.

Арьес ничего странного в этом замечании не видел. Эл проговорилась неосторожно, это только подтверждает, что она не играет со смертными, она живет их жизнью. Бедный юноша не подозревает, с каким созданием сидит рядом. Арьес вздохнул, подумал, но ничего ему не ответил.

— Глава 6 Горы

Путь через предгорья занял три дня. После посещения Каменного Кольца в рядах путешественников установилась атмосфера более подходящая философскому собранию, чем военному отряду. Шейси стал центром многочисленных дискуссий о происхождении миров, о законах, о традициях разных земель. То Эйлифориму, то Эл, то Арьесу приходилось прекращать горячие споры. Если не помогал авторитет одного из них другие приходили на помощь. Шейси подобные беседы развлекали, когда же он не мог доказать, что прав он прибегал к одной и той же уловке — просил Эл подтвердить его правоту. Эл отшучивалась. Ее радовало, что Мейхил принимал участие в спорах. Это было ему полезно, он выпускал на колдуна свой пыл, беседы отвлекли его от Эл и трудностей, связанных с проснувшимися в нем новыми способностями.

Споры начинались снова, зато никто не думал об утомительном пути и о предстоящих еще трудностях.

Арьес старался держаться вблизи Эл, она приняла его заботу. Он нес ее вещи, помогал на трудных переходах. Это обстоятельство не укрылось от ревнивого взгляда Мейхила. Он про себя заметил, что она, кажется, не нуждается в помощи. Эл переход давался без труда. Ее прыжки по камням выдавали опыт подобных перемещений. Он чувствовал, что служитель с его почитанием ее особы нашел способ предлагать свои услуги, не вызывая протеста.

— Ты становишься все более грустной, — заметил Арьес.

— Это из-за капитана. Я привыкла, что меня кто-то чувствует, видит, знает, чем я занята. Но его внимание меня тяготит. Его способности растут. Их пробудила я. Но я не могу остаться и учить его, после свидания с королевой я покину вас, — ответила она.

— Я думаю, что для него будет трагедией потерять тебя.

— Я при нем об этом думать опасаюсь. И сказать не решусь. Кажется все, кроме вас знающих, догадываются кто я, кроме него.

— Но ты не просишь меня или твоего старого знакомого дать тебе предсказание.

— Зачем? Конец мне известен. К тому моменту, когда мы достигнем дверей, он может приобрести достаточную чувствительность, сам поймет. Я не давала ему обещаний.

— Место, на которое претендует он уже занято? — спросил Арьес вкрадчиво. — Не называй ему соперника. Капитан напорист, он может возомнить, что способен завоевать тебя. Будет глупо, если он разыщет его. Сила превратиться в оружие, и он сотворит зло.

— У него нет ни единого шанса.

— Тот, другой, очень силен?

— Он недосягаем.

— Эл, умоляю, только не владыка, — Арьес сказал так и замер.

— Ты вторгаешься за грань дозволенного, — предупредила она.

* * *

Горы встретили их дождем и холодом. Не привыкшие к высотам люди с опаской смотрели, озирались, словно крутой склон подломиться и увлечет вниз. Эл в окружении излюбленного ландшафта, ощутила воодушевление. Она шагала первой, азартно отыскивая удобные проходы среди камней и скал. Шейси пообещал, что выведет их к подземным ходам, но он начал путаться едва попал в горы. К вечеру терпение его новых спутников не выдержало, и посыпались первые обвинения в заговоре. Эйлифорим остановил отряд. Они расположились на пологом обрыве.

— Что будем делать? — задал он вопрос Эл.

— Ждите. Я пойду одна. Если встреча им угодна, они сами нас найдут, — уверенно ответила она. — За нами никто не наблюдает, значит, придется привлечь внимание.

Эл нашла глазами Мейхила и махнула ему, подзывая к себе.

— Составь мне компанию, капитан.

Они стали спускаться и быстро скрылись из виду.

Мейхил едва успевал за ней. Эл легко двигалась и ориентировалась в этой трудной местности.

— Ты словно тут родилась, — заметил Мейхил.

— Нет. Так вышло, что горы лучше всего тренируют. Здесь нельзя быть беспечным, унылым, злым, они не терпят суеты.

— Мы идем быстро, я уже потерял ориентиры, мы так заблудимся, — заметил Мейхил

— Нет, — с улыбкой ответила она. — Мы не заблудимся. Ты же следопыт. Меня ты точно не потеряешь.

— Шутишь. Мне здесь трудно.

— Ты привыкнешь. Сейчас мы еще немного спустимся. Здесь где-то есть вода. Там и подождем.

— Чего?

— Пока нас найдут.

Действительно у самого подножия горы бил источник. Эл с детской радостью подставила руки, а потом и голову под струи холодной воды.

Мейхил от усталости даже пить не мог. Он сел и наблюдал за ней. Эл набрала фляжку, бросила туда осколок камня, потрясла, прислушиваясь, как он стучит о стенки.

— Ты не устала, — заключил он.

— Я устаю от людей. От этого, — она обвела рукой вокруг, — устать невозможно. Здесь везде сила, она разлита здесь, как вода, по которой мы плыли. Посмотри вокруг, капитан, это твой мир. И он больше и величественнее всех твоих представлений о нем. Ты не охватишь его простым зрением, не сможешь его вместить весь, твоего существа не хватит, но если ты почувствуешь себя его частью, в любой точке мира воспоминания о нем придадут тебе сил.

Она хлопнула ладонями по скале перед собой.

— Этот храм разрушить нельзя, — добавила она.

Мейхил не понимал ее восторга. Он ощущал себя чужим и, если бы не она, не задержался бы тут больше простого удовлетворения любопытства.

Эл села у источника и погрузилась в созерцание, ее взгляд скользил по изрезанному ландшафту, на ее лице играла улыбка. Тихий шелест воды был приятен слуху, как музыка. Прошло время. Усталость постепенно ушла и вот — Мейхил снова ловил ее ощущения. В них смешивалась тревога и покой, напряженное, терпеливое ожидание, призыв и радость. Это был красивый, сильный аккорд, и не было боли, что она испытывала у Каменного Кольца. Эта Эл была не похожа ни на одну из тех ипостасей, что ей успели приписать ее спутники. В ней было скрытое могущество, как у этих скал, способных поглотить путника. Мейхил приписал это опыту. Он впервые смутился оттого, что до сих пор мало знает о ней. Как далек он теперь от первого впечатления. Он вспомнил тюрьму, как она властно и гордо вела себя там.

— Кто ты на самом деле, Эл? — вырвался у него вопрос.

— А как ты думаешь? — она лукаво прищурилась. — Я не буду отвечать на этот вопрос, слишком часто слышу его, сам догадайся. Тебя мучит друге. Ты устал и забыл. Ты не мог спросить при всех. Спроси сейчас.

— Кто он? Тот другой? Почему ты не с ним? Почему он тебя отпустил?

— Не совсем так. Так сложились обстоятельства.

— Он жив.

— Да.

— Где он?

— Очень далеко. Так далеко, что наша встреча невозможна.

— Тогда почему ты его не отпустишь совсем? Навсегда. В чем смысл?

— А ты бы смог? — спросила она с вызовом. — Если я сейчас встану и уйду, что ты станешь делать?

Мейхил резко выдохнул и замолчал.

— Тебе повезло. Ты можешь не отвечать. — Она поднялась. — А мне пришлось решать мгновенно.

Мейхил оглянулся. К ним неслышно шел высокий незнакомец, и его одежда точь-в-точь повторяла костюм Эл.

— Ступайте за мной. Ваших спутников проводят, — обратился он без приветствия и протянул руку.

"Разбойник", — подумал Мейхил.

Эл, которая никому не позволяла забрать оружие, легко разоружилась. Он принял ножны и подозрительно их осмотрел.

Мейхил был удивлен, тому, как просто скрыты были подземные залы от взора. Он не догадался бы об их существовании. Они протиснулись в узкую щель в скале, повернули и вход исчез. Они на слух шли за незнакомцем. Он подавал признаки присутствия слабым бряцанием. В маленькой комнатке их ожидал еще один местный обитатель. Он скорее походил на Арьеса, своей манерой держаться. Они обменялись с Эл знаками. Он принял ее меч, достал из ножен, чем снова вызвал удивление Мейхила, он тщательно изучил клинок и рукоять, поднял глаза на девушку и со слабой улыбкой сомнения спросил:

— Есть у тебя другие знаки?

Эл извлекала из-под одежды медальон. Тут удивился он, даже подошел к ней ближе, изучил медальон, изучил лицо Эл и снова улыбнулся.

— Где он был раньше? — спросил он.

— У друга.

— У тебя есть друзья? Хм. Ты доверяешь кому-то подобные вещи?

Эл кивнула в знак согласия, а потом в сторону Мейхила.

— Ему бы доверила.

— Что привело тебя снова?

— Как всегда, предстоящая битва, — пожимая плечами и, улыбаясь, ответила она. — Нам нужен короткий путь к северной двери и оружие.

— Какое именно?

Эл нарисовала что-то пальцем воздухе. Мейхил знака не понял, а оба другие кивнули.

— Снова нарушители границ.

— Да. На этот раз с ними великая, — пояснила Эл.

— Ты не надеешься на свои отряды, — усомнился он.

— Меня смущает, с какой легкостью люди запада согласились мне помочь. Я заметила лукавство.

— Поэтому мы провели их другим путем, ты встретишь их только у обители.

— Королева уже достигла двери?

— Нет еще. Ты успеешь встретить ее там. Идем со мной, а твой спутник пусть идет дальше.

— Я не оставлю ее одну, — возразил Мейхил.

Он встретил строгий взгляд Эл.

— Мне ничего не грозит, Мейхил. Иди. Мы увидимся скоро.

Она скрылась в другом темном проходе вместе с ее собеседником, а первый незнакомец подал Мейхилу знак следовать в другом направлении. Мейхил с опасением пошел. Он внимательно следил, каким путем они идут, пока его новый спутник не заметил:

— Напрасное занятие, лучше отдохните. Сколько не пытайтесь, вы тут не отыщете пути назад, ваш путь — только вперед.

— Что будет с Эл? — спросил Мейхил.

— Так зовут девушку. Красиво. Она получит то, за чем пришла.

— Вам известно, кто она?

— Нет. Я вас только провожаю.

— Почему она одета как вы?

— Потому что в таком костюме и обуви удобно ходить по горам. Особенно сапоги хороши для трудного и долгого пути.

— Кто вы?

— Я охраняю проходы в горах от любопытных. Я поведу вас куда нужно.

— Вы ходите по подземельям?

— Я хожу везде.

Мейхил не стал больше расспрашивать.

Они достигли ярко освещенного места. Свет лился с потолка и был совсем как дневной, только мелькал, словно тени набегали на него. Мейхил вышел на середину открытого пространства и поднял глаза. Свет шел через расщелину в куполе. Он стоял посреди полости в скале, а сверху спускались его товарищи. Увидев его, они стали окликать и удивляться. Первым к нему подскочил Эйлифорим:

— Где Эл?

— Не знаю. Она ушла без меня, обещала вернуться. Ты один?

— Нет. Со мной... — Мейхил поискал своего спутника, но он был один. — Меня привел сюда человек в одежде как у Эл.

— Нас тоже, — заметил подошедший к ним Арьес. — Нас морочат. Он был не настоящий. Какая-то хитроумная проекция. Если Эл доверилась им, то нам следует просто подождать.

— Не понимаю, зачем она брала меня с собой? — обиделся Мейхил.

— А вы говорили о чем-нибудь по дороге? — спросил Арьес.

— Да. Немного.

— Так размышляй над этим, будет, чем занять время ожидания. Как же я устал.

Арьес отошел в тень и уселся на удобном выступе.

— Не разбредайтесь! — скомандовал Эйлифорим. — Держитесь группой и будьте готовы к неожиданностям. В коридоры ни шагу.

Ожидание оказалось долгим. Отдых был кстати после трудного перехода. Эйлифорим распределил всех по выходам, их было как раз десять, и разрешил отдыхать. В наступившей тишине стало слышно, как Шейси позвякивает своими амулетами в волосах. Он занялся своим бормотанием, видимо этот ритуал позволял вызвать видения. Он тихо покачивался, а потом вдруг громко и пронзительно вскрикнул.

Все вскочили со своих мест, а раздраженный Арьес подошел и тряхнул его так, что амулеты зазвенели все разом.

— Прекрати!

— Я видел! — заорал Шейси. Он был напуган и вцепившись в руки служителя тряс их, словно тот понимал, о чем он говорит.

— Я не понимаю тебя, — пытаясь высвободиться, ответил Арьес.

— Понимаешь. Ты видел.

Шейси отпустил его и отошел.

— Что ты видел? — спросил Эйлифорим тоном приказа.

— Тебя это не коснется. Я видел огонь. Много огня. Кругом был огонь.

Вокруг него стали собираться воины.

— По местам! — скомандовал Эйлифорим. — Может быть, он видел собственную смерть и пугает нас. Скорее бы уже вернулась Эл. Без ее присутствия я твои выходки выносить не стану. Довольно того, что ты всех взбаламутил у Каменного Кольца, здесь этого не произойдет. Я выгоню тебя наверх, если ты не умолкнешь.

Решительность Эйлифорима и его угрозы подействовали. Шейси забился в темный угол. Тон командира отрезвил всех.

Мейхил пытался почувствовать Эл, но стены были непроницаемы, он не чувствовал ее, он сильно напрягался, в ответ яркие ощущения совсем его покинули и он стал воспринимать окружение словно через прозрачную стену. Он сел и смотрел перед собой.

— Я слышу, — поизес кто-то, вырывая капитана из туманной реальности.

— Спокойно. Это свои, — раздался знакомый голос.

Из темноты прохода выпорхнула Эл, чрезвычайно радостная и какая-то свежая. С ней — двое один совсем юный, а другой явно соплеменник Шейси, только высокий, статный с гордым взглядом.

— Хороших воинов ты позвала! — воскликнул он.

— Ты?! — завопил Шейси, подскакивая с места.

— Хм. Вот так вид! Эл, зачем он таскается за тобой?

— Теперь его зовут Шейси. И тебе не стоит шутить на его счет. Пока ты прятался, он сильно поумнел, — ответила Эл.

— Я не говорил, что он глуп, — возразил незнакомец.

Все трое держали в руках свертки из ткани. В них было завернуто что-то тяжелое. Эл со вздохом облегчения положила свою ношу на каменный пол, сверток звонко бряцал. То же сделали двое других.

— Это наши проводники. Не спрашивайте их имен, здесь не принято так знакомиться, — сообщила она.

Она ногой откинула край ткани и показала рукой на содержимое.

— С этим у нас есть шанс их остановить. Это избавит нас от близкого контакта с врагом.

Она подняла один предмет и тряхнула его. Для нее он выглядел как арбалет на местный манер, точнее местная метательная машинка.

— Разбирайте. Поднимайтесь наверх, — скомандовала она.

Эл подсунула свой экземпляр за спину, под ножны и стала карабкаться наверх.

Шейси и Арьес остались безоружными, остальные последовали примеру Эл. Когда все выбрались на свет. Эл отвела их шагов на триста в сторону и продемонстрировала возможности нового оружия. Она натянула тетиву, зарядила камешек и выстрелила. Камень улетел шагов на двадцать.

— Слабоват, — заметила она и посмотрела на своего молодого спутника.

— Там кое-что нужно подтянуть, — заметил высокий.

Он выстрелил сам и его камень улетел так далеко, что вызвал восхищение. А тем временем юноша забрал у Эл ее экземпляр и аккуратно что-то там подкрутил. Он вернул со словами:

— Так будет лучше.

На ее повторный выстрел никто не обратил внимания, все занялись своим новым оружием. Они стали похожи на детей, которые, получив новую игрушку, спешат ее рассмотреть, опробовать в деле, разобрать, проверить, что там у соседа.

Эл всплеснула руками.

— Дети. По-другому не скажешь.

Ее высокий знакомый засмеялся.

— Как ты заберешь его назад?

— Прикажу уничтожить, — прошептала она.

— Послушают? — усомнился он.

— Не равняй их со своими соплеменниками. Никак не отвыкнешь от старых представлений. Глянь на Шейси.

— Нет уж. Лучше я собой останусь. Я все-таки сын правителя. Принц по местным представлениям.

— Не жалеешь, что сбежал?

— Хм. Нет. Пожалуй, нет. Конечно, мне и тут приходилось прятаться и еще придется, но зато у меня будет возможность маленькой мести. Я подумываю устроиться в обители, раз есть, кому двери охранять.

— К слову. Это ты участвовал в усовершенствовании этих приспособлений? Я помню времена, когда мне пришлось разбить руки, чтобы выстрелить. Это иной виток, не то, что я обрисовала, — поинтересовалась Эл.

— Нет. Но источник знаний — мой мир, кто-то тут периодически гибнет, теряет свои вещи или застревает, вступая в контакт с местными.

— Да. Границы все еще тонки.

— Покрывало с тысячами маленьких дырочек, как объяснял мне один мой учитель из того мира. — Он опять засмеялся. — Я очень рад тебя видеть, пилот. Не скучно ходить пешком?

— Помалкивай. Мы просто знакомые, — попросила она и поднялась. — Пора привести их к порядку.

По ее знаку Эйлифорим заставил всех слушать.

— Итак, первая волна любопытства прошла. Эти милые вещицы в меру опасны, друзья мои. Особенно, для их неумелых владельцев. И стрелять вы будете не теми камешками, которые валяются у вас под ногами. Я научу вас стрелять метко и точно. При одном условии. По окончании нашего похода, вы навсегда забудете, что держали в руках это оружие. Вы не так образованы, чтобы воспроизвести его в деталях. Но если станете болтать о нем или попробуете сделать подобное, то наказание будет суровым. Все что уцелеет даже обломки вернуться их создателям, через тех, кто его принес. Я поклялась за вас, что так будет. Пусть все поклянутся мне и своему командиру.

Согласие и клятвы были получены, и Эл указала на дальний пик:

— Ваш путь ведет туда, а мы прогуляемся другой дорогой. Потом снова встретимся. Если повезет, то нам остался день на тренировку и два дня пути. Я заберу с собой Шейси и Арьеса. Остальным — "до встречи".

Неназванный Мейхил печально посмотрел на Эл. Он с удовольствием оставил бы забаву с оружием и пошел с ней. Эл ответила ему сочувствующим взглядом и отвернулась.

— Не печалься, друг. У тебя есть возможность отомстить за твой отряд, — напомнил Эйлифорим.

— Я не живу местью. Я забыл об этом.

— Придется вспомнить, скоро ты взглянешь им в глаза снова, и они удивятся, увидев тебя живым. Особенно королева.

Замечание Эйлифорима достигло цели. Лицо капитана стало злым.

Маленький отряд возглавил молчаливый юноша, он скользил между скал, не уступая в изяществе перемещения Эл и ее высокому старому знакомому. Так называемый "принц" хитро посматривал на своего низкорослого соплеменника. Шейси сердился и специально шел у него за спиной. "Принц" стал намеренно оглядываться. Шейси тогда отстал и следовал на расстоянии. Арьес сжалился. Коротышке было трудно в горах, он отстал, чтобы поддержать его и побеседовать.

— Замечу, что твои соплеменники не редкость в этих краях, — начал он беседу.

— Они не уходят далеко от двери, питают надежду вернуться.

— Этот, кажется, доволен своим положением.

— Ошибаешься, он идет с нами как раз с надеждой, что получит шанс на возвращение. Но там его никто не ждет. Там он — мертв. Или будет мертв.

— А говорят, вы не убиваете друг друга.

— Говорят, — усмехнулся Шейси. — Не тех, кто не касается высших структур власти. Обычным членам общества там весьма удобно и спокойно, если они не задумываются над мироустройством и не критикуют законы. Этот как раз из тех, кто рожден в элите, он родовит так, что тебе не представить. Он задал отцу неосторожный вопрос и оказался здесь. Если бы не этот беловолосый источник милосердия, то ему не жить. — Он явно имел в виду Эл. Арьес улыбнулся его сравнению. — Если бы я не знал обстоятельств, то сказал бы, что она спасает кого попало.

Арьес продолжал смеяться.

Тем временем "принц" оставил в покое колдуна и занялся Эл.

— Они сплетничают о нас. Можно я его чем-нибудь уколю? Обожаю его визг.

— Ты все еще зол на него.

— Из-за него я здесь.

— Из-за него — ты жив.

— Если это жизнь, — вздохнул он. — Живу, как зверь в норе. Ему ты нашла применение. А мне?

— Он был ребенком, беззащитным и глупым. В отличии от него, ты живешь в достатке и не перед кем не пресмыкаешься. Ты даже не состарился, так велика сила этих мест. Ты мог бы учиться у лучших созданий этого мира, но твоя гордыня тебе мешает. Думаешь, я не долгалась, зачем ты пошел со мной. Жаждешь в двери пройти. Мешать не буду, — согласилась она.

— Звучит, как приговор.

— Ты сам его желаешь.

— Но согласись, наш мир совершеннее. Он лучше.

— Это как посмотреть. Да, вы определенно — любимцы владыки, вы наделены всеми благами, но вы от этого не лучше тех, кого считаете ниже себя. Пусть они не имеют летающих машин, изящного оружия, ключей для перемещения, но они чисты и искренни в намерениях и действиях, даже если ошибаются, то искренне. Для них благополучие друга или того, кто просто понравился, близких, народа, земли выше личных интересов. Они любят тот мир, к которому принадлежат. А у вас предательство не считается плохим поступком, скорее заслугой, если это выгодно. Сила и ее источники вам ценнее моральных достоинств того, кто обладает силой. Если я пообещаю тебе могущество и безопасное возвращение, ты станешь пресмыкаться и передо мной. Пообещает другой, и ему присягнешь, даже если это будет Шейси.

— Ты сердишься не на меня. Ты чувствуешь близость битвы и стараешься вести себя безжалостно. В других обстоятельствах ты снисходительно посмеялась бы надо мной. Я по сути безвреднее Шейси, поскольку не принимаю участия во всем этом балагане.

— Да. Ты прав. Ты отсиживаешься в горах, в то время как мирам грозит разрушение. Ты знаешь и бездействуешь. А Шейси узнал и научился видеть эти бреши. Ты во время смекнул, что присягать мне опасно. Вот и ждешь, когда она явится, твоя удача. Не явится, милый мой принц.

— Я спасу тебя, а ты наделишь меня могуществом.

— Я долгов не делаю. И учти, если ты хоть словом обмолвишься, кто я такая, я сама тебе двери открою. Глазом не успеешь моргнуть. Ведь мир, как покрывало с маленькими щелочками.

— И где же твое милосердие?

— А кто сказал, что оно на тебя распространяется. Одного раза достаточно.

— А что станет, если владыка узнает, что ты увлечена смертным?

— Не-ет, — протянула она. — Ты определенно отравлен своим миром навсегда и безвозвратно. — Владыка знает, как не знать. Только это действительно увлечение. Он мне нравится. Это чуть ли не единственный из мужских созданий, кто заставляет меня вспомнить кто я такая.

— Он и не подозревает, что ты великая. Как мило. Ты для него загадочная подружка, девушка в костюме разбойника с милой мордочкой.

— Если испытываешь силу моего терпения, то она не велика. Надеешься раздразнить меня, чтобы увидеть мои возможности. С тех пор, как у тебя это получилось, время прошло. Не малое. Но я могу лично тебе устроить утрату всяких сил. А что ты без них можешь? Ни-че-го. Помалкивай, принц.

— Мне помалкивать на счет того, что подземелья посещает твой братец? Вы похожи, только он хитроват и совсем мне не нравится. А местные добрые служители привечают его. От твоего имени он вызнает у них что-то. Смири свое раздражение и благоволи мне.

Эл сделал резкий жест, схватила его за ворот одежды и привлекла к себе. Он поймал ее грозный взгляд и уже не смог оторваться. Зрачки ее потемнели, и он провалился в темноту, осел к ее ногам.

Юноша в испуге шарахнулся в сторону, Шейси кинулся к нему, как к защите, упал и свернулся в клубок. А Арьес метнулся к Эл и, воздев руки, стал умолять:

— Опомнись, дочь зари. Заклинаю. Он только наглый смертный.

Эл закрыла глаза. Усмехнулась недоброй улыбкой.

— Хм. Действительно. Теперь простой смертный.

Она разжала кисть, тело сползло к ее ногам. Эл шумно выдохнула.

— Пес шелудивый! Теперь они знают, что я близко. Узнаю, что так подал знак — я исполню свою угрозу.

Шейси подскочил к телу, коснулся его осторожно.

— Эй. Ты лишила его способностей. Он теперь никто.

Эл демонстративно отряхнула руки.

— Так тому и быть. Я все-таки великая, я не загадочная подружка с милой мордашкой. Поднимайся. Нашу ношу понесешь ты.

Оставшуюся часть пути поверженный "принц" тащился последним. Юноша привел их к развалу камней, которые отличались по форме и цвету от всех окружающих.

— Здесь, — указал юноша. — Ту последний раз упал и разбился светлый камень.

Эл подняла маленький камушек, зарядила его в свой самострел и выпустила подальше. Вспышка и резкий хлопок потревожили тишину. Шейси подскочил от восторга.

— Никогда такого не видел!

Эл прошлась, подняла несколько камушков и показала всем. Собирайте такие, не больше и не меньше.

Отряд Эйлифорима был встречен уже знакомым Мейхилу проводником. Он возник из-за камней, словно вырос среди них. Он кивнул капитану как знакомому.

— Это наш проводник, — сообщил Мейхил.

Тот молча пошел впереди отряда. Пройдя, приличный отрезок пути Эйлифорим заметил Мейхилу:

— А он выбирает для нас менее напряженные проходы. Я задыхался, карабкаясь по этим камням. С его появлением идти стало легче. Он одет как Эл.

— Да. Он сказал, что в этой одежде удобно ходить по горам.

— Ну, вот. А мы все удивлялись, зачем ей такие сапоги? Ты, кажется, арестовал ее из-за них.

Эйлифорим подсмеивался над ним. Мейхил сначала нахмурился, недовольный замечанием, но потом грустно улыбнулся.

— Ты, Арьес, колдун так легко принимаете эту ее ребячливость, приказной тон. Вы согласились встать под ее командование. Тебя, как воина это не смутило?

— Смущало. И приказ Мелиона и поведение брата убедили меня, что нужно наблюдать и поверить. Мне не нравится, что она решила объединить мой отряд и отряд с запада. Посещение Каменного Кольца изменило мое отношение. Я бродил между развалин и понял, что однажды кто-то не успел защитить этот храм от разрушения, не остановил вражду. Может, у них не хватило сил, может быть, они медлили. Словно сила места шепнула мне, что она знает, что делает. И ей отвечать за последствия. Не нам. А я могу только облегчить ее ношу. Король умер, Мелион стар, скоро я останусь без наставника. Пришла пора самому смотреть на мир и выбирать, где нужна моя сила. И я выбрал.

— Мне казалось, что ты никогда не сомневался в том, что делаешь. Ты выглядишь слишком уверенным, — сказал Мейхил и вопросительно посмотрел на командира.

Эйлифорим ответил не сразу.

— Это из-за брата. Я всегда завидовал его уверенности в своем выборе. Мне хотелось выглядеть в его глазах таким же уверенным. И, наконец, я понял, что его выбор верен. Он более близок к истине, чем я.

— Неужели это все тот храм?

— И храм тоже, — согласился Эйлифорим.

— А те строки. Песня. Ты ее тоже вспомнил?

— Да. И то, что я вспомнил, мне не понравилось. Потому и Арьес мрачный.

— Что ты вспомнил? Перескажи все. Сначала.

Эйлифорим стал нараспев повторять:

В песне строки и припев.

В первых — путь, в последних — суть.

Солнце полдня греет спину.

Блеск меча не даст уснуть.

Брось дела, спеши скорей

К той, которую искать

Будешь ты по трем приметам,

А поведает об этом

Воин тот, что всех древней.

Строгий у девицы вид,

Но в душе она хранит

Милосердье и страдание,

Хоть о том не говорит.

Серым цветом гор одета,

Светлый волос с завитком,

Блещет красками рассвета

Ум под тонким ободком.

Станешь помощью и другом,

Не слугой и не охраной.

Ей грозит тяжелой раной

Стать желавший ей супругом.

Но раскроется потом

Тайна низкого в великом.

Младший брат с красивым ликом,

Лжец с предательским клинком.

У кинжала и меча

Рукоятки равной силы.

Лезвий тех края остры.

Берегись сестра сестры.

— В первых — путь, в последних суть, — повторил Мейхил. — Ты вспомнил первую часть. А когда мы пришли к храму, появилась суть. Что за три приметы?

— Волосы с ободком, сапоги и меч. Мне сообщил их Мелион. Самый старый воин. Сначала Арьес перевел ее имя. Милосердие и страдание, "хоть о том не говорит". Она ведет себя строго, независимо, но будет биться за каждого из нас. Станешь помощью и другом, не слугой и не охраной. Хоть Мелион вменил мне охранять ее, но она ведет себя так, словно мы равны. Я чувствую себя ее помощником. Так и есть.

— А дальше! — воскликнул капитан. — Стать желавший ей супругом. Рана. Я знал, что он появится. Я чувствую, что увижу того, кого она не может забыть. Он придет мстить.

— Постой. Я не уверен. Там упоминается младший брат с красивым ликом.

— Это мог быть тот высокий. Он из четвертого мира. — Мейхил вдруг остановился. — Почему ты не сказал раньше? Он как-то особенно заискивающе смотрел на нее. О, небеса.

Мейхил сорвался с места и бросился бежать назад.

— Стой! — крикнул Эйлифорим. — Безумец.

Он жестом указал, кто его замещает, и стал бросился догонять капитана. Мейхил проявил такую резвость, что Эйлифорим не успевал за ним. Капитан остановился, завертелся на месте, точно искал что-то. Так Эйлифорим догнал его и уже не отставал. Шансов изложить свою трактовку стихов ему не представилось. Мейхил рухнул у камней, потеряв силы и свою способность.

Он смотрел на свои руки и стонал.

— Я не вижу ее. Не вижу! Как же я невежественен и глуп. Я мог бы догадаться и раньше. Эти ее знакомые. Эти ее знания. Сила, гордость. Одного взгляда на колдуна или того другого довольно, чтобы догадаться, что они все из одного произошли. Она одна из них. И мы идем к северной двери. Она говорила, что с севера. Она их не боится потому, что все о них знает.

Эйлифорим не мог отдышаться, потому не возражал, подавал знаки, что капитан не прав, но Мейхил не смотрел на него.

Рядом внезапно вырос их проводник.

— Что за погоню вы затеяли? Вернитесь к своему отряду, — настоятельно посоветовал он.

— Я не вернусь, пока ее не найду, — не согласился Мейхил.

— А вы и не найдете. Вы просто отстанете от остальных, если не заблудитесь совсем, — сказал проводник.

— Он прав, — с трудом выговорил Эйлифорим. — Я клянусь, что с ней ничего не случится. Там мой брат. Он не допустит, чтобы она пострадала. Да и Шейси, хоть мал, да прыток.

— Что они могут? Безоружный служитель и маленький слабый колдун? — сокрушался Мейхил.

— Твой разум слишком занимает ревность. Это не способствует гармонии между вами. Эл не нуждается в нашей защите.

— В той песне нет ни слова обо мне, — заявил Мейхил.

— Конечно, строки предназначались для меня, — рассудил Эйлифорим.

Проводник терпеливо ждал, когда они примут решение.

— Эл безоружная — опасный соперник, а если с оружием, то лучше не подходи, — успокаивал Эйлифорим.

— Речь шла о предательстве! — воскликнул Мейхил. — Он не станет враждовать открыто, он убьет ее подло.

— Да с чего ты взял, что она умрет! — не выдержал Эйлифорим. — Ты, дружище, чем дольше находишься рядом с ней, тем больше чудишь. Я понимаю, тебе трудно владеть новыми силами, но ты сам их вызвал. Призови себя к благоразумию и успокойся. Ты сам можешь стать слабым местом. Ты едва ли не вслух заявляешь права на нее. Я убежден, что ты сам желаешь стать ей супругом. Не о тебе ли те слова! Вставай, мы возвращаемся. Если ты часть моего отряда, я приказываю тебе.

— Ты считаешь меня слабым местом?! Ты сам смотришь на нее мечтательным взглядом. Ты завидуешь, что она выбрала меня!

Эйлифорим подбросил в воздух камушек и с иронией заметил:

— Да. Она тебя выбрала. Но в качестве кого? Я и мысли не имел претендовать на нее. Я просто удивляюсь, что в таком с виду обычном существе, сошлось столько всего сразу. Не увидишь, не рассмотришь. Нужно быть Арьесом, а лучше не быть, чтобы не начать обожать ее. И пусть в ярости она способна разнести все в прах, она все равно женщина, сколь бы не пыталась быть строгой. Перестань мучаться, капитан, срок исполнения еще не пришел. Окончание стиха тому порукой. "Берегись сестра сестры". Может быть, Эл стоит опасаться самой себя.

Мейхил, кажется, одумался. Он, пошатываясь, встал. Эйлифорим последовал его примеру, и оба устало побрели за проводником.

Догнав отряд, они застали уже всех вместе. Эл раздавала собранные камушки, делила поровну. Остановка стала поводом для урока стрельбы. Горы гулко отзывались на выстрелы. Эл во время прекратила трату припасов. Результативность выстрелов оказалась ничтожной. Способности к стрельбе проявились только у одного из отряда Эйлифорима, он первым сообразил, как верно целиться. Юноше, сопровождавшему их, пришлось подстраивать самострелы один за другим.

Эл установила несколько камушков, как цели и ловко сбила все.

— Кто сказал, что не возможно, — ответила она на многочисленные уверения, что точно стрелять нельзя.

— И как долго ты тренировалась? — спросил Шейси.

— Какую-то часть своей жизни, — рассмеялась она. — Но не отчаивайтесь. Ваша цель не камень на дороге, а понимание, зачем вы стреляете. Это поможет.

Мейхил вызвался поупражняться, и на третий раз попал. Эйлифорим склонился к Эл и шепнул:

— Не спрашивай, кого он представил.

— Он помчался за мной?

— Да. Я вспомнил окончание той песни и поведал ему.

— Мне сообщишь?

— Ты не веришь предсказаниям, — заметил Эйлифорим.

— Это не совсем предсказание. Певцы пользуются моим доверием.

Он отвел ее подальше и пересказал песню снова.

Эл сложила губы трубочкой, похлопала глазами.

— Чем дальше, тем очевиднее. Вот и третья сила, про которую твердил мне Шейси. И Арьес мрачен, думает, я не спросила, значит, не заметила. Но, впрочем, я не ждала, что это свидание будет простым.

— Может быть, отпустить ее.

— Даже не подумаю. Если есть желание, расспроси о последствиях моего высокого бледного знакомца. Он зол на меня и расскажет во всех подробностях, что ей грозит. Но дело не в ней самой. Сила, Эйлифорим. Ты смутился поведением Мейхила. Он искренен, сила бурлит в нем, но любовь и высокие чувства не дают ходу темному потоку его души. Убери добродетели и увеличь масштаб — последствия станут страшными.

— Я понял тебя, — кивнул Эйлифорим. — Научи меня целиться.

— Глава 7 Обитель

Этот мир не знал крепостных стен, никто их не умел возводить, за ненадобностью, потому и Обитель Хранителей двери оказалась первым и единственным и своеобразным крепостным сооружением, возведенным на случай нападения. Она занимала узкий проход между скал таким образом, что иного пути как через нее здесь было не найти. Безрассудный смельчак, стремящийся к двери, мог бы попытаться штурмовать высоты вокруг, спуститься к ней по крутым склонам, на маленький пятачок, где всего лишь два и редко три раза за год возникал проход между мирами, именуемый дверями. Искусство обращения с горами при такой попытке должно было быть исключительным. Но и тогда он встретил бы отпор тех, кто, опередив его, вышел из обители к двери.

Эл и Мейхил были первыми, кто увидели Обитель издали. Они вызвались разведать обстановку. И увы, быстро выяснилось, что она в осаде. Они стали свидетелями неудавшейся атаки.

— Они все с запада, — прошипел Мейхил. — Твои недавние союзники. Они нас предали.

Он вспомнил фразу: "...Стать желавший ей супругом". Правитель с запада подходил к словам песни.

— Я не вижу их правителя. Новости, конечно, дурные. Нам придется разойтись. Вернись к отряду, позови Эйлифорима. Пусть думает, как им помочь. А я должна пройти в обитель.

— Как? Каким образом? Это невозможно, — усомнился Мейхил.

— Ты утверждал, что я не выйду из тюрьмы, — напомнила Эл. — Но я пройду одна.

— Эл, я не вижу ни одного из тех, кто нас убивал. Нет там и королевы.

— Я не могу пустить в ход свои способности. Меня уже заметили. Это и так обострило ситуацию.

— Как они узнали?

— Я проявила себя в горах, — коротко ответила Эл. — Ты меня чувствуешь?

— Остро, как никогда.

— Значит, будешь знать, что со мной.

— Я не увижу, что ты делаешь, что происходит, я узнаю, что ты переживаешь. Эл, мне покоя не дает послание певцов.

Встревоженный Мейхил страдал весь путь сюда. Эл пришлось ради его успокоения идти рядом. Воины, не зная, что твориться с ним, за глаза подшучивали. Усмешки отзывались в нем болью. Эл вспомнила себя в те дни, когда ее способности только просыпались. Пристального взгляда в спину было достаточно, чтобы вызвать напряжение. У Мейхила все происходило далеко не постепенно, а стремительно. Ее присутствие распахивало двери его души, и он не мог удержаться в потоке переживаний. Все это укрепило его мужество, он молча переносил всплески. Но следопыт и воин из него уже был никудышный, потому что все его внимание было направлено только на нее.

— Не вздумай наблюдать за мной. Ты заметен, ты легко выдашь мое присутствие, — предупредила она. — Привлеки на помощь свой опыт охраны и подумай, как помочь Эйлифориму. Они будут штурмовать обитель, а мы должны прорваться сквозь их осаду. Не ждите меня. Если план созреет, действуйте сами. Я в любой момент приду на помощь.

— Эл. Не вступай в бой, пожалуйста. Мы сами все сделаем.

— Мне противен не сам факт войны, а то, что она возникнет между близкими народами. Фьюла конечно способствовала этому всплеску ненависти. Все. Расходимся. Мне нельзя злиться. Не теперь.

Она дождалась пока он уйдет.

* * *

— У нас гость, Наставник.

— Кто он?

— Я бы сказал, это девушка.

— Зови.

В низкую дверь просунулась голова.

— Новый день, стрелок, — шепнул знакомый голос.

Бадараси поднялся во весь свой рост, так что голова почти уткнулась в потолок.

— Ты?! Дела наши видно совсем плохи.

Эл увидела растерянность на лице грозы этих мест.

— Я пришла на помощь. Посоветуемся?

Он пригласил ее сесть.

Эл молча села и установилась тишина. Она позволила рассматривать себя столько, сколько он желал. Он внимательно изучал весь ее облик.

— С трудом верю, что вижу тебя опять, — сказал он. — Я полагал, что только смерть станет причиной нашей встречи.

— Повод все же весомый. Там, у стены, кучка самонадеянных идиотов пытается попасть сюда. Им нужна не дверь, а ты и твои подопечные. Их послали расчистить дорогу и убить вас всех. Тебе известно, что подобная затея может меня возмутить. Сколько у тебя осталось?

— Нас двадцать. А было почти пять десятков, — ответил он.

— Почти половина. Я было смирилась, что не успею. Спасибо тебе.

— Что?

Он был удивлен. Визит, мало сказать, неожиданный. Он не лукавил, когда говорил, что не ждал ее больше никогда. В душе шевельнулась надежда на спасение, но следом еще большая тяжесть одолела его. Если явилась она, то положение стало неисправимо возможностями смертных. Чем больше он всматривался в эти уже затерявшиеся в памяти черты, тем меньше видел в ней ту, свидание с которой принесло столько испытаний в его жизнь. Следовать ее приказу, стать частью этого мира, оказалось совсем непросто. Порой он желал смерти. Но теперь, спустя немалый срок обрел свое назначение в этом мире. Он назначил его себе сам, когда однажды осознал, сколько бед приносят сюда визиты незваных пришельцев. Он понял причину ее гнева, но ему потребовалось немало времени и печальных наблюдений, прежде чем он пережил сначала отблеск недовольства поведением соплеменников, потом недовольство переросло в гнев, а потом в желание изменить положение вещей.

Бадараси превратился в Наставника, когда переменилась его точка зрения на мир. Этот мир. Он много думал о своих нуждах, о своей утраченной Родине, о несчастье быть изгнанником, о вине его товарищей, о невозможности возвращения. Он опять решился на самоубийство, но уже на границе жизни понял, что больше всего хотел и хочет жить. Но что есть жизнь? Здесь, среди примитивных существ этого мира? Чего стоило внушить им доверие, он считал себя униженным, а их недостойными. Он стал наблюдать их жизнь, их отношение ко всему окружающему, и тогда бывший стрелок сделал странный вывод, что они хоть и представляют мир простым, словно дети в его мире, зато они понимают свою роль в нем, как обязательство перед мирозданием. Благодарность была неотъемлемым качеством огромного числа местных обитателей. В них было так мало желаний захвата и обладания, жадности и требовательности. К нему не относились как к врагу, хоть и побаивались. Когда же он назвался изгнанником, то вызвал уважение. Позднее он узнал, что те немногие известные здесь его соплеменники считаются уважаемыми посланцами, поскольку все они, так или иначе, оставляли о себе добрую память и добрые дела.

Окончательный поворот произошел, когда скитания привели его в город проклятых, и легенда о жестоко покаравшей его великой представила ее в другом свете.

— Спасибо. Я посылала тебя сюда в назидание за алчность и агрессию, но не рассчитывала на подобный результат. Ты меня удивил, Бадараси.

— Я не слышал этого имени с тех пор, как мы расстались.

— Можно называть тебя Наставник?

— В твоих глазах я не достоин такого звания?

— Напротив. Я рада назвать тебя так.

— Я могу звать тебя по имени?

— Да. Меня зовут так все, кто знает меня.

— Великая Эл.

— Без "великая". Просто Эл. Я вижу отчаяние. Не тревожься. Обитель не погибнет. Я привела отряд. Он мал. — Она замолчала, потом продолжила. — Пожалуй, слишком мал. Переход к тому же измотал их. Мы будем держать совет и попробуем найти выход минимальными жертвами.

— Твоей силы недовольно, чтобы повергнуть их? — смутился он.

— Ты полагаешь, я стану воевать со смертными в открытую? Одно дело задать трепку за наглость, другое убивать.

— В прошлый раз было иначе, — напомнил он.

— А тебе известны подробности? И кто же там погиб от моей руки? Мальчик умер из-за глупости, а жрец сам напал на меня.

— Ты не убила остальных?

— Молодожены отправились восвояси. Я всего лишь хотела вас проучить.

Он нахмурился, а потом рассмеялся.

— А я столько лет без страха не мог вспомнить о тебе, — произнес он.

— Сейчас ты меня не опасаешься. Мы мило беседуем, как старые знакомые.

— Вид твой не столь грозен, как тогда. Хотя одежда все такая же запыленная. И оружие при тебе.

Он выпрямился, принял гордую позу и с требованием в голосе сказал:

— Превратись в того воина! Прогони их! Напугай!

Он смолк, заслышав шорох шагов у двери.

— Наставник, нас опять атакуют. Они лезут на стену. Мы не сможем сражаться долго.

Эл поднялась решительно, отстегнула ножны и силой грохнула ими об стол.

— Пойду-ка я, погляжу на эту атаку, — заявила она.

Она двинулась к двери.

— Без оружия?

Эл распахнула двери.

— Эй, молодец, найдется у вас крепкая палка? — спросила она посыльного.

— Найдется, госпожа.

— Веди!

Бадараси сам принял участие в отражении очередной волны нападения. Ему показалось, что их стало больше. Однако атака захлебнулась быстрее предыдущих. Он сожалел, что не видел, что творилось на другом конце стены, он возглавил правый край, а она избрала левый. Когда же ему представилась возможность навестить левый фланг, там он обнаружил небывалое для боя веселье. Хохотавшие ученики кричали в след отступающему противнику обидные замечания. Некоторые окружили не менее веселую девушку. Она ничем не отличалась от них ни видом, ни поведением. Костюм подобный ее носили здесь многие. Ее кисть была разбита и обмотана лоскутом ткани, на лице появились следы потасовки, дубинка была перекинута на плечо. Стена в этом месте была не достроена, сюда бросались большие силы противника, но уже не было врага, он был отброшен.

С появлением старшего веселье поутихло, но лица были довольными.

— И что тут произошло? — спросил Наставник.

Один из опытных, уцелевших его учеников, словоохотливый, кроме достоинств, тут же ответил.

— Это был веселый бой. Кто она, Наставник? Она не уловима, так легко владеет палкой, и так забавно колотит их, схватка не показалась нам утомительной.

— Да. Схватка не была долгой, спасибо нашей гостье. Она — воин. Лучший кого я знаю, и прибыла на помощь нам. — Он коротко глянул на довольную Эл.

— Я очень давно наслышана о вашей обители. Мне говорили, что тут добрый климат и добрые нравы. Я путешествую, а в пути бывает всякое, пришлось научиться воевать, — ответила Эл.

— Но как ты проникла к нам? — спросил другой.

— Это мой личный секрет. Я его никому не раскрою.

— Они скоро опомнятся, — предостерег Наставник.

— Не слишком быстро, — возразила Эл. — Мы их озадачили. Кое-кто из них знает меня. Они предложат переговоры.

Наставник осмотрел учеников. Никто не погиб. Он благодарно кивнул Эл, она почтительно ему.

— Ты считал их? — задал вопрос Наставник младшему, который сидел на возвышении стены, его трудно было достать при нападении, и он видел события с высоты.

— Их было не больше двадцати.

— Всего их шестьдесят семь, — добавила Эл. — Это не преимущество, если нападать. Но на подходе еще отряд. И там воины посерьезней этих. Мне нравиться ваша компания, друзья мои, но Наставник и я договорились держать совет. Отпустите меня?

— Мы тебя не держим, — радостно ответили ей.

Эл поставила дубинку у выступа и пошла первой, Наставник — за ней.

— Теперь, если к нам снова будут приходить девушки и женщины, то не стоит им отказывать, — заявил сверху младший.

— Этак, мы все переженимся, хороша будет охрана! — возразил ему старший.

Его слова вызвали новый приступ веселья.

— А он верно говорит, — возразил ему кто-то, — она хороша в бою. Кто поспорит?

— Она не просто девушка. Она — великая, невежественные вы люди, — возразил старший. — Она появилась, значит, дела наши плохи.

Веселье быстро стихло, он поймал вопросительные взгляды.

Эл и Наставник снова уединились, вернувшись в ту самую комнатку, где произошла встреча.

Он посмотрел на меч. Эл уловила его любопытство.

— Он другой, — заметил он. — Хотя, похож на тот.

— Это фальшивка, — согласилась Эл. — Я ношу его для видимости.

— Как же тебя пропустили через скалы?

— Я предъявила другой знак. Я кое-что принесла тебе. Если ты взял на себя роль хранителя...

Эл расстегнула куртку. Наставник с интересом наблюдал за ней, его взгляд остановился на лиловом поясе, потом на ее руках.

Эл расстелила куртку подкладкой вверх, ловко распорола ее у ворота и запустив руку в дыру извлекла оттуда блестящий диск. Она уложила его поверх подкладки.

Глаза наставника вспыхнули, он напряженно смотрел на диск. На его лице отразилась борьба.

— Зачем же ты искушаешь меня? Ведь это...

Он не договорил.

— Местная реликвия. Точнее этот красивое произведение искусства способное настроить дверь так, чтобы она открылась. — Она смотрела на диск, как бесшумно и медленно движутся фрагменты, занимая нужное положение. — Дверь близко и момент ее открытия близок. Остался день или около того. Он решит судьбу всех, кто сюда пришел. Знаешь, кто навестит тебя?

— Меня предупредили. Она так же могущественна, как ты?

— Нет. Она безжалостна. И она знает, как склонить на свою сторону неустойчивые умы местных обитателей. Ты уверен, что твои ученики смогут ей противостоять?

— Нет. Не уверен.

— Я привела тех, кто устоит, а остальных нужно убрать с поля боя.

— И тебе это не составит труда.

— Миром, Наставник. Пока мы беседовали, твои противники получили подкрепление в виду четырех десятков соплеменников, их предводитель мнит себя будущим королем этих земель. Если твои ученики вступят с ним в схватку мало сказать, что они не выживут, обитель перестанет существовать, потому что он не простит вам ни поражения, ни тем более победы.

— И как нам быть?

— Ты верно догадался, я все-таки вызову воина в надежде, что это их вразумит.

— Вразумит, я сам пережил такое, а меня нельзя напугать простой иллюзией. Когда же?

— Не терпится снова увидеть? — сострила Эл. — Дай срок, новый король вот-вот явится сюда. А это спрячь. У нас будут и другие гости. Эта приманка — для них. А меч, как только все закончится, станет твоим.

Эл направилась к выходу, ничего больше не объясняя.

— Куда ты?

— К двери.

— За оружием? Она закрыта сейчас. И ты оставишь мне ключ? Ты доверяешь мне настолько? Я могу не преодолеть себя и воспользоваться им. — Он почти умолял. Диск возбуждал его любопытство, он не мог не смотреть на него, его мерное движение приковывало взгляд, завораживало, воскрешало старые надежды.

Эл вернулась от двери, положила руку ему на плечо. Наставник вздрогнул.

— Ты так яростно желаешь вернуться?

— Я полюбил этот мир, ты хотела, чтобы я его понял. Но я не могу не признаться, что хочу домой.

— Помоги остановить великую, и ты будешь освобожден от этого долга. — Он не поверил тому, что слышал. — Заберешь с собой еще одного из моих спутников. Ты поймешь кого. Его возвращение станет назиданием. Пусть твой мир знает, что со мной опасно торговаться. Особенно вашему жречеству. Собирай учеников, встаньте у ворот и будьте готовы выпустить меня. Если предложат переговоры — соглашайся и тяни время до утра.

Наставник почувствовал, как по телу побежали холодные змейки. Она не говорила с угрозой, медленно, мягко, но воскресло давнее видение, он испытал трепет и страх, предвкушение и тревогу за учеников.

* * *

Эл присела недалеко от двери. Медальон начал греться еще на подходе, сейчас пылал, она надела его поверх рубашки. Диск был снова спрятан в подкладке ее куртки и, пока, остался у Наставника.

— Ну. Давайте же. Отзовитесь, — обратилась она к двери. — Мне нужна обещанная помощь.

Ответ пришел с некоторой заминкой. Откуда-то сбоку раздалось зычное бормотание, и Эл едва успела соскочить с камня, на котором примостилась в ожидании. Могучая лапа чиркнула по спине.

— Уоу! — изрекла огромная морда.

Эл первой кинулась на него, они кубарем в обнимку покатились в сторону двери. Ее обдало мощной волной притяжения, медальон вспыхнул, время будто бы растянулось. Эл изогнулась, выскальзывая из объятий зверя, меняя направление, лапа шлепнула ее по затылку. Борьба завершилась ее победой. Зверь распластался на спине, раскинув лапы, клацая челюстями, а она оседлала его и вцепилась в то место, где, если бы это был земной зверь, могли быть уши, крепко захватив морду, и пригвоздив ее к земле.

— Попался! — торжествующе и беззлобно провозгласила она. — Это мой мир!

Эл впилась в него взглядом, он зажмурился, скорчил гримасу да такую, что вся его морда сморщилась, образуя смешные складки.

— Фыф!

— Ну, конечно! Проигрывать мы не любим! — Она чмокнула эту груду складок, засмеялась и добавила заискивающе. — Хочешь камушек?

Складки разошлись и два любопытных больших глаза по очереди, поскольку он не мог их свести так близко, посмотрели на нее с интересом и одобрением.

Эл слезла с него, отойдя на безопасное расстояние от двери, он тут же вскочил.

Этот экземпляр был высотой ей по пояс, в прошлый раз она видела и покрупней. Он ожидал обещанного угощения. Эл добыла запасенный заранее кристалл из-за пояса, он был приличного размера, так что врезался в бок. Она подбросила его, и он незамедлительно исчез в пасти зверя. Раздался хруст и характерное:

— Тьфу!

В нее угодила два осколка.

— Фыф!

— Да-а, — протянула она. — Прости дружище, я не учла, что тут они совсем меняют свойства и в воде растворяются. Дома пообедаешь.

Он разочарованно разлегся у ее ног и отвернулся. Она присела, ласково потрепала его по холке.

— Тут намечается маленькая война. Представь, если бы на тебя напал твой любимый брат, или мама.

— Фыф.

— Я знаю, что у вас это невозможно. И все же тут такое произойдет. Я хотела бы остановить это безумие и мне придется совершить то, что все сочтут чудом. Но мы-то с тобой знаем, что чудес не бывает.

* * *

Спутники Эл следили из-за уступа в ожидании очередной атаки.

— Я говорил, что они нас предадут! Им нужны реликвия и власть. Эл в обители. Реликвия у нее! Все что им нужно — это грамотно атаковать! — с яростью рявкнул Эйлифорим. — Все эти переговоры — пустое колыхание воздуха. Им известно о нас, о том, что нас мало, что она с нами. Я не ждал от Эл такой беспечности! Теперь их не меньше сотни! Я боюсь, что утром будет последний штурм. Нас мало, мы им не поможем.

— Колдун у нас. Они не будут знать, где она находится, — утешал себя Мейхил.

У него все внутри похолодело, когда отряд из сорока воинов, который шел навстречу с ними, изменил прежнему решению и воссоединился со штурмующим обитель отрядом. Ни у кого из их команды не было возможности проникнуть в обитель и помочь Эл.

Сзади послышался шорох шагов и позвякивание. Шейси остановился поблизости от них.

— Напрасно вы тут шумите. Вас заметят.

— Твои друзья, — пошутил Мейхил.

— Я не уверен, что мой покровитель пойдет на приступ. Я наблюдаю явное постороннее влияние на его ум. И все же он не забыл обещание, которое дал Эл. Ее сила и слово, тоже немало значат. Будут переговоры, потом ночь, а там и Эл подоспеет. Нам тут нечего делать. Не будем же мы в таком количестве нападать на сотню.

— У нас есть оружие, которое их сокрушит, — заявил Эйлифорим.

— Сомнительное заявление. Вы едва им владеете. Она вооружила вас для других целей. Те, кто ожидают окончания осады, чтобы пройти к двери — вот достойная внимания цель. Капитана Мейхила убеждать не стану, а вот ты, командир, должен соображать, что нам важней остановить королеву и ее отряд.

— Хочешь увести нас отсюда? — усмехнулся Эйлифорим.

— Да. Увести навстречу вашей судьбе, — убежденно сказал Шейси.

Бледный и усталый "принц" поддержал Шейси.

— Для вас наши соплеменники выглядят почти, как всемогущие, сильные и непобедимые силы. Но мы-то с карликом знаем, чего они стоят. Их нужно удержать подальше от двери. Если они учуют ее близость, то никакие жертвы их не остановят.

— Нужно устроить им засаду. Горы — удобное место для коварных методов войны. Есть, где спрятаться, — убеждал колдун.

— И нас больше, — согласился с ним один из воинов, тот, кто лучше всех стрелял. — Дадим им бой. А Эл оставим королеву.

Эйлифорим прочел согласие в глазах подчиненных.

— Арьес и Мейхил останутся здесь. Остальные готовьтесь к схватке.

Шейси воспользовался тем, что движется медленнее других, и дернул за полу одежды своего соплеменника.

— Помоги им. Она простит тебя, — сказал он сочувственно.

"Принц" был слишком измотан, чтобы возражать, но Шейси уловил в нем оттенки злорадства.

— Если предашь ее и их, я сам тебя убью, — предупредил Шейси.

Кто-то сзади подтолкнул Шейси.

— Не отставайте.

— Капитан Мейхил?

Мейхил тряхнул своим оружием.

— Я убежден, что смогу стрелять лучше многих. Эл просила не думать о ней. Сидя на одном месте, я обещания не исполню, а бой хорошо отвлекает от тяжелых раздумий.

— Не страшно новое свидание с королевой? — спросил Шейси.

— Нет, — твердо ответил капитан. — Пусть она пугается. Я же умер. И у меня есть план. Ты колдун и можешь сотворить иллюзию.

— Самую изощренную, — хихикнул Шейси. — Почему ты вдруг стал мне доверять? Я догадываюсь.

— Потому что она тебе доверяет. Я поговорю с командиром, ему понравиться мой план, — с азартом заявил Мейхил и обогнал обоих.

Шейси так и плелся в хвосте цепочки.

— Стойте! — окрикнул он. Он указал в сторону. — Тут. Нужно ждать тут.

Эйлифорим выслал вперед двоих воинов, чтобы они подали знак, а остальные под руководством Шейси и Эйлифорима были укрыты за камнями.

— Для колдуна у тебя неплохие воинские способности, — заметил Эйлифорим.

— Ты обижаешь меня, — возразил Шейси. — Я служу воину, воспитан среди воинов, даже моя спасительница — воин.

К ним приблизился "принц".

— Я рассыпал достаточно камней. Капитан не хочет отходить дальше, но его собьет с ног взрывом, или он попадет под выстрел. Кого из вас он слушает?

Эйлифорим направился к капитану.

— Безумная затея, но эффектная. Местные не так глупы, как казалось мне когда-то прежде. Но я полагаю, что тут сказывается ее влияние, — заметил "принц". — Как ты считаешь, она вернет мне силу?

— Не знаю, — усомнился Шейси. — Ты сильно ее рассердил.

— Это я подсказал, что поможет их напугать. Наши соплеменники не приписывают большого ума местным жителям, а тут затея достойная лекционного курса по нападению на малые группы. Жаль, что я слаб. С радостью сцепился бы с одним из них.

— Как легко ты отрицаешь и презираешь законы. Мы не должны сражаться с теми, кто одного с нами мира, — возмутился Шейси.

— Это ты говоришь? Ты нигде не будешь своим. Я начинаю верить, что ты решил остаться здесь. Перестань изображать смирение. Ты явился сюда за тем же, зачем здесь Настоятель Обители и я. Все мы желаем одного — вернуться. Вернуться. Вернуться. Она обладает ключом и откроет нам двери.

— Нет. Она пришла сюда, чтобы сокрушить бывшую королеву. Не ключ, а меч — ее оружие, — возразил Шейси.

— Ха-ха. Профан. Он не настоящий.

— Ключ? — Шейси даже испытал некоторую радость.

— Меч, болван. Он не настоящий. Я сам был свидетелем того, как она призналась в этом обитателям гор. Не представляю, как она собиралась соперничать с великой, не имея чем себя защитить. Она попросила оружие именно под этим предлогом.

Шейси смотрел на него снизу вверх, он затаил дыхание и отшатнулся.

— Что же будет? — прошептал он.

— Каков бы ни был итог, кто-то откроет двери и войдет в них. Там буду и я, — заявил "принц".

Шейси отрицательно мотал головой и стал отходить.

— Не смей им рассказывать, — с угрозой сказал он.

— А мне не выгодно. Они верят в ее могущество. Что ж, меня даже забавляет этот ход событий. Все так неоднозначно, зыбко, а потому интересно. Подобного представления в нашем родном мире не увидишь. Я увижу несколько битв. Сразу. На этом осколке мира разыграется красивое действо с умиранием и жертвами.

— Тогда найди себе место поудобнее, а главное безопасное, — раздраженно сказал Шейси.

— Уже нашел.

Он удалился за высокий острый выступ скалы.

Шейси направился к Мейхилу. Эйлифорим убедил его отойти чуть дальше, а сам же укрылся за камнями.

— Ты не должен иметь посторонних мыслей, — стал наставлять Шейси. — Иначе, я не смогу управлять тобой. Я окутаю твой ум пеленой воспоминаний, и ты будешь уверен, что вновь переживаешь прежние события.

— Ты это уже говорил, — напомнил Мейхил.

— Я просто зол, — признался Шейси. — Правда от этого у меня только лучше получается.

— На кого зол?

— На ход событий, — проворчал Шейси. — Замри, и вызови из памяти себя прежнего.

* * *

Как, оказывается, полезно сменить точку зрения. Уйти из тени обыденного восприятия. Ход событий, который казался логичным и естественным, утрачивает стройность. Не все так однозначно. Не все, оказывается, логично. И прежний верный выбор перестает быть таковым.

Она никогда прежде не пыталась пережить преображение в этом мире, но снова, как множество раз раньше, она сравнила этот мир с земным, и ощущения с земными. Недавно она размышляла о Мейхиле, о том, что стремительное изменение способностей делает его уязвимым, вспоминала, как все было с ней. И теперь память точно сопоставила старые воспоминания с новыми. После выброса энергии на Земле, то, что она именовала "приступом экзотической болезни" наступало расширение границ, точнее их полная утрата, когда любая точка пространства, куда достигает мысль и воображение становится осязаема. И ни что уже не могло сравниться с погружением в покой и ясность. Здесь решались все вопросы, точнее не возникали за ненадобностью, отсюда начиналось движение в глубь событий.

Эл выскользнула из обыденного состояния. Случилось все стремительно. Ей даже показалось, что ее лохматый знакомый вовсе не участвовал в процессе. Она только взглянула в округлые зеркала его глаз, чтобы увидеть собственное отражение в них. Образ был мимолетен, лишен точных форм. И на самой границе двух состояний мелькнула мысль, что так она станет чем-то третьим.

И вот теперь ей предстояло решить, кто предстанет на поле битвы. Первым желанием было остаться собой. Сотворить "чудо", "явление" не мудрено при ее-то возможностях. Но за "чудо" ей придется отвечать. История с Гиртской девой по сути хорошо демонстрировала процесс. Там народу было больше, и участники действа не были искушенными в таинственных явлениях. Этот случай опаснее. Зрители, все как на подбор, со своим представлением о мире и его обитателях, и каждый по-своему понимает ход событий, каждый пытается найти доказательства своей маленькой теории жизни. Да и у нее цели другие. Переиначивать общепринятые представления о том, как живет этот мир, в ее планы не входило. Так не лучше ли остаться собой и принять бой в рядах людей, тем самым не заострять внимания на своей персоне?

Следующий поворот сил стер эту точку зрения. Наступило иное осознание происходящего. Каков будет выбор: минимум жертв или максимум возмездия? Что стоит вызвать панику в рядах осаждавших одним своим появлением? Практика известная и опробованная ею еще во времена Нейбо. Родить очередную легенду о воине способном разогнать войско, тем самым вызвать поклонение силе?

Просто быть солдатом и уговорить себя, что ты выполняешь приказы, трудно так же знать, что силой нельзя решить толком ни одну проблему, кроме перемещения тяжестей. А что делать, если битва объявлена, принято решение участвовать в ней, когда отказаться невозможно, когда от следующего шага зависят судьбы всех, кто выйдет сражаться? И тут она не рядовой вовсе, не одна из сторон, она игрок, который выстроил два ряда шахматных фигур и играет за двоих. И выбор за ней. Черные или белые? Мат или ничья? Кто победитель, а кто побежденный? Вот так задачка! И только одно известно точно — произвол Фьюлы дорогой ценой обернется для обоих миров. Просто вытащить из грядки сорняк не получиться, он так глубоко запустил корни, так обвил ими все в округе, что останется яма.

Воспоминание о Фьюле вырвало ее из круга размышлений и заставило увидеть воочию реально происходившие. Она отказалась от сопровождения, предпочла достичь двери в одиночку, трудным путем, откуда ее не ждали. Пока что, она находилась далековато от цели и от войны, причиной которой явилась. Этого хода Эл ожидала от нее в ряду других вариантов. Она выбрала одиночество. Охрана оставила ее и пошла прямиком к Обители в надежде сокрушить этот щит и достичь прохода в свой мир. Время и место им было известно. Впору встретиться ними и выдворить домой. Но поздно. На их пути встал отряд Эйлифорима. И Эл с тоской поняла, что сама толкнула их на этот шаг.

Четверо молодых жрецов двигались цепочкой по единственной, узкой тропе, единственному пути к Обители. Эйлифорим спрятал отряд среди камней, а на самой тропе в гордом одиночестве стоял Мейхил.

Недалеко копошился Шейси, он тряс амулетами, пытался войти в транс. Малыш Шейси. Он недооценил капитана, ничего у него не выйдет. То, что они затеяли — невыполнимо. Мейхил думал, что ему довольно закрыть глаза и вспомнить смерть его отряда и этого будет достаточно, чтобы внушить четверке чужаков трепет. Ведь он явился из мира мертвых. Он убит, но не исчез до сих пор. Само по себе уже забавно. Если бы навстречу ему шли простые воины или разведчики, каким некогда был Бадараси, то эффектное видение на тропе подействовало бы, и Эйлифорим выиграл бы нужное время для окружения и атаки. Но те четверо не случайно направлены в помощь великой, и они хорошо разбираются в том мире, который посетили по щекотливому делу. Еще двадцать шагов и Мейхилу не устоять на их пути.

Будь он одним из ее спутников, она позволила бы ему стать героем, совершить эту безумную попытку остановить тех, кто сильнее его и в войне, и в знании. Он принял бы смерть, как подобает храбрецу. Но сердце Эл защемило от таких мыслей, стало горячим. "Нет", — гулко отозвалось в душе. И она ненадолго потеряла его из виду. А дальше решение пришло само, действие последовало незамедлительно. Она вспомнила его фразу: "Ты не должна сражаться, я буду сражаться за тебя".

Она никогда раньше не вторгалась в сознание другого, не пыталась кем-то управлять, разве что чуть-чуть, ненадолго.

Она увидела мир его глазами, ощутила его чувствами. Он в последствии с недоумением будет вспоминать эти минуты. Ведь схватка длилась именно столько.

Затея была умной. Разряд излучения, который был в него направлен, достиг круга, выложенного из тех камешков, что они собрали. Круг полыхнул стеной огня, погасив излучение, защищая Мейхила от смерти. На флангах из-за камней поднялись воины Эйлифорима и выстрелили одновременно. От удара камни вспышками окружили четверку, заставив их сбиться в кучу. Однако, ни один выстрел цели не достиг, не вызвал никаких последствий кроме мгновенного испуга с обеих сторон. Когда пламя угасло, четверка стояла в круг, готовая к обороне, воины спрятались в укрытия, а Мейхил стоял на своем месте. Один. Пока воины Эйлифорима перезаряжали свое примитивное оружие, четверка открыла огонь по скалам. Охранникам короля в голову не пришло, сменить место расположения. Удары приходились по тем камням, за которыми они сидели. Их врагам удалось запомнить, откуда стреляли, а дальше — средних способностей хватило бы, чтобы распознать живое существо за скалой. Один из четверых с усмешкой целился в Мейхила и не стрелял, предвкушая безвыходную ситуацию врага. Он медлил. Оружие Мейхила было заряжено, он пока не выстрелил, опасаясь подпалить себя. Жрец медлил в презрительном довольстве. Промедления было довольно, чтобы нажать на спуск. Он выстрелил с бедра, его нехитрой подготовки в стрельбе хватило, чтобы меткий стрелок — Эл, не промахнулась.

Удар и вспышка огня разметали тело противника, разбили круг обороны. Тут он понял, что тело слушается не его, что кто-то другой дал команду: бежать. И тут промедлил Мейхил, его собственный ум задержал движение тела. Другой из оставшихся троих повернул оружие в сторону наглеца. И этот уже не медлил. Он выстрелил. И тут даже Эл уверовала, что пришел конец. Из-за ближайшего камня способного стать укрытием метнулась фигура....

* * *

Мейхил очнулся оттого, что его кто-то тряс. Он все четко ощущал, в отличии от того, что было совсем недавно. Там он словно сквозь туман видел события, как сторонний наблюдатель. Он поклялся, что не позволит больше никому доводить себя до подобного безучастного состояния. Он не смог бы передать, что чувствовал, что пережил. Ничего, кроме отупения.

— Ты немного ранен. Ожог в боку — не опасно.

Мейхил сел, все еще собираясь с мыслями. Он оглянулся. Рядом сидел Эйлифорим, поодаль стоял знакомый Эл, тот бледный, похожий на Шейси. Мейхил поискал колдуна, и не нашел.

— Где Шейси? — спросил он. — Он одурманил меня. Какое мерзкое состояние.

— Он мертв, капитан. Он тебя закрыл от выстрела. Эл очень расстроиться, когда узнает, они дружили и хорошо понимали друг друга.

— Где все? Где те четверо?

— Их нет. И нас осталось трое, не считая тебя. Уцелели те, кто быстро сообразили, что нужно двигаться. Мы их уничтожили. Мы впервые в истории нашего народа их остановили. Я должен бы ликовать.

Эйлифорим был мрачен, закрыл глаза, лицо его было выпачкано копотью, кровью и пылью гор. Мелкие камешки застряли в одежде. Он сник, сидел рядом обреченный, словно непомерный груз лег на его плечи.

— А я? Что было со мной? — спросил Мейхил.

Он еще не уловил тона трагедии в словах командира. Он еще не понял, что все, кто уцелел, сидят рядом. Их было только трое, включая командира.

За его правым плечом маячила бледная фигура. Он единственный стоял. Это его взгляд вернул Мейхила к реальности. Взгляд был красноречив. В нем Мейхил прочел сомнение и удивление. Такой взгляд бывает у того, кто увидел что-то нереальное. Он рассматривал Мейхила, а Мейхил изучал его. Каждый из них сделал свое заключение.

— Пилот? — с сомнением спросил тот.

Мейхил его не понял, поэтому отрицательно замотал головой. В ответ услышал смешок и замечание.

— Она при стрельбе не целится, эта маленькая деталь, очевидно, дань тому оружию, которым она пользовалась прежде.

Мейхил опять не понял его и снова огляделся.

— Шейси, — произнес Мейхил. — У него что-то не вышло?

— Мы этого не узнаем, — ответил Эйлифорим. — Мы должны встать и вернуться к Обители. Я надеюсь, что мы еще успеем защитить Эл.

Мейхил вспомнил, как очнулся от беспамятства и осознал гибель своего отряда, Эйлифорим переживал что-то подобное.

Командир дал приказ и остался сидеть, а его уцелевшие подчиненные нетвердо поднялись и встали на тропе в ожидании. Вместо него поднялся Мейхил. Один из двоих посмотрел на него и сделал жест, которым охрана короля приветствовала только Мелиона, что означало большое почтение. Мейхил посмотрел на них с удивлением. Второй повторил жест товарища, и они несколько мгновений так приветствовали его.

— Что происходит? — спросил Мейхил.

— Это означает, что сегодня ты совершил невозможное, — отозвался с усмешкой знакомый Эл.

— Мальчик, что нас сопровождал от подземелий тоже погиб, — заговорил Эйлифорим. Некому будет вернуть оружие. Соберите все обломки, и мы спалим их. Наше оружие мы возьмем с собой. Да простит меня Эл, но я должен ее защитить.

Двое подчиненных Эйлифорима пошли исполнять приказание. Мейхил остался стоять. Он снова вернулся в тот туман, пытаясь уловить обрывки сцен, которые видел, но никак не мог проследить цепь событий, словно его здесь не было.

— Не я сражался. Это Шейси. Он. Не я, — наконец стал возражать капитан. — Там был не я.

— Не могу с этим не согласиться. Коротышка всегда мечтал быть этаким красавцем, пусть и по местным меркам. Ему не удалось прославиться, на тропе же стоял ты, — заметил бледный.

Он приблизился и встал рядом с Мейхилом.

— Все почести достанутся тебе, а про безродного коротышку-колдуна вспоминать как-то неловко. Что это за герой?

— Умолкни! — рыкнул Эйлифорим. — Малодушный трус. Мое оружие еще заряжено, о тебе никто не станет сожалеть. Настанет день и наш маленький спутник получит должные почести, я клянусь в этом, как свидетель сегодняшнего дня. Пока жив я, и о нем не забудут.

Мейхил кивнул в знак согласия, но сделал так, только потому, что гневный тон Эйлифорима заставил его согласиться. Редкость, чтобы командир королевской стражи гневался.

* * *

Бадараси чувствовал усталость. Ночь он провел в совещании с предводителем западного народа.

Накануне вечером в долину ворвался гул боя. Этот звук был незнаком местным обитателям. Это была канонада. Эхо ее докатилось до стен обители, вызвав суеверный ужас среди его учеников и в стане врага. Бой был коротким, эхо стихло. В самой обители и вокруг все замерли, ожидая повторения незнакомых звуков.

Наставник воспользовался замешательством. Он пришел в лагерь неприятеля один, правда, вооруженный мечом Эл. У него когда-то было двое учеников из западных земель, он помнил, как они были упрямы. Они не остались надолго.

Предводитель взирал на него, по крайней мере, как на равного. Неизвестный гул он припас как знак устрашения, но молчал о нем, пока собеседник не спросит сам. Бывший стрелок догадался, что честь ему сделало знакомство с Эл. Потенциальный король долго косился на рукоятку, но спросил только к середине ночи, когда не о чем было уже беседовать.

— Твое оружие необычное?

— Да. Мне подарил его друг.

— У этого друга лиловый пояс и дерзкий нрав, он миловиден и молод. Он поклоняется владычице и очень хорошо умеет убеждать, — хитро пояснил вождь.

— Вы знакомы? Тогда нет необходимости объяснять, откуда у меня оружие, — ответил Наставник.

— Значит, она в обители? Почему не пришла с тобой?

— Она занята. Она проделала путь такой утомительный. Вы встречались дорогой, говорить с тобой снова она не сочла нужным. Ты нарушил свое обещание. Отступи или встань на ее сторону. У вас уже был договор. Не вызывай ее гнева. Я его изведал на себе. Это было давно, но воспоминания еще свежи.

Эти слова на все лады он повторял всю ночь. Вождь каждый раз уклонялся, пускаясь в рассуждения.

— Ее видели на стене. Мои воины унижены тем, что она сражается дубиной, — заметил вождь.

— Она уравнивает шансы. Подумай сам. Такие, как она, не появляются случайно. Не гневи небеса, отступи.

Тот игнорировал его тон предупреждения. В который раз. Но его не раздражала настойчивость Наставника. О плачевном положении защитников он хорошо знал, ему нужны были не просто уступки, а покорность. Наставник не мог склониться перед ним, в нем еще жила гордость старого солдата, поэтому он продолжал уговоры.

Вождю был интересен этот персонаж. С тех пор как колдун-карлик примкнул к Эл и ее спутникам, ему было скучно в ожидании следующего витка событий. Он любил умные и содержательные беседы, а беседовать с таинственным Наставником Обители Хранителей Дверей, очень льстило ему. Но от последнего штурма он не отказался. Желание победить было велико. Он сметет непокорных, чтобы учредить новую обитель от своего имени. Присутствие в обители девушки делало битву более интересной. Оказавшись в роли трофея, она уже не станет говорить с ним на равных, не посмеет предостеречь его от ошибок. Она станет просто женщиной.

Он в очередной раз размышлял в этом русле, когда Наставник произнес:

— Она великая. Я страшусь назвать ее ранг.

Вождь испытующе посмотрел. Новость была необычной. И все же он счел, что Наставник решился запугивать его.

Наставник был удовлетворен тем, что стер маску надменности с лица вождя, хоть и столь решительным заявлением.

— Она не тронет твоих воинов, — добавил он. — Но убьет тебя. Она обещала тебе правление, а взамен она потребует исполнения ее воли.

— Откуда тебе это известно! Не прошло и десятка дней, как я беседовал с ней. Она действительно намекала, что я гожусь в короли. Да-да. Она так и сказала: "гожусь". Впрочем, я не заметил, чтобы она вела себя, как великая.

— А ты видел много великих? — тон наставника стал насмешливым. — Если только вашу королеву. Эл. Само имя несет в себе осколок величия. Ты произносишь его, как простой звук. Твой колдун не слишком образован, но он мог бы поведать тебе, каким образом она спасла ему жизнь.

— Так они знакомы? Мой Шейси? Видимо, у вас троих был сговор. И она держит вас всех при себе. Новоявленная королева. И ты это знал.

— Это мой дар, узнавать раньше, — строго произнес Наставник. — Я знаю, а ты домысливаешь. Посмотри на меня, или ты прежде не видел существ из моего мира? Мы с твоим колдуном хоть и разные в размерах, но одного племени, как у вас принято говорить. Я уверен, что он просил проявлять к ней почтение. Я требую того же. Ты думаешь, что снизошел до беседы с ней и со мной. Сомневаюсь, что тебе удастся похвастаться этим после этой ночи. Она наделила меня властью и дала поручение хранить двери, а ты встал на сторону другой беглой великой. Ты оказался в положении, когда успех сомнителен. Сметешь обитель — окажешься лицом к лицу с ней. Не советую.

— Грозишь? Что ты можешь с десятком против сотни.

— Нас больше чем десяток. И каждый стоит пятерых. Ты потеряешь половину своих воинов ради собственного тщеславия. Твоя земля оскудеет воинами, а новых ты не соберешь быстро. Ведь ты думаешь, что королевская власть держится на силе. Я когда-то думал так же.

— Что же изменило твое мнение?

— Этот мир.

Вождь усмехнулся ответу.

Наставник замолчал. Теперь нужно говорить медленно и делать паузы. Это утомит собеседника, во-первых; и даст им еще немного времени, во-вторых.

Заминка произошла сама собой, когда из темноты вынырнула высокая фигура в порванных одеждах похожих на жреческие.

Собеседники переглянулись. За высокой фигурой следовали воины, но они не пытались удержать жреца. Он склонился в почтительном поклоне, сначала поклонился Наставнику, потом вождю. На нем не было пояса полагающегося его сану. У Наставника память была цепкой, он видел пояс на девушке. Этот жрец — спутник Эл? Но на дальнейшие размышления времени не было, визитер рисковал жизнью.

— Рад, что застал вас обоих. У меня плохие новости, — произнес он певучим голосом.

— Как твое имя?! — недовольным тоном спросил вождь.

— Арьес. Я из ордена владычицы.

Наставник вдруг встал и поклонился.

— Она достигла нас, — сообщил он.

— Я знаю, — кивнул Арьес. — Мне нужно к ней. Пропустите меня через стену. Одного.

— Ты спятил? — тем же недовольным тоном спросил вождь. — У меня спроси.

— Я надеялся на милость обоих.

Наставник изучал облик нового знакомого с интересом.

— У тебя дар? — спросил он через паузу.

— Да, — не стал скрывать Арьес. — Мне нужно к ней.

В ответ вождь посмотрел грозно. Наставник же возражал коротким кивком головы.

— Это невозможно. Но ты увидишь ее. Утром, — сказал он.

— Так она не пошла к двери?

— Она еще не ушла.

— Благословенные небеса, — выдохнул облегченно Арьес.

— Чем же она занята? — поинтересовался вождь с усмешкой.

— Готовится к сражению, — ответил ему, наконец, Наставник.

— Нет, — возразил Арьес. — Ей нельзя воевать. Нет-нет. Зачем вы позвали ее?

— Я ее не звал, — возразил Наставник, — она сама пришла.

— Вы призывали ее на помощь? — уточнил Арьес.

— Да, — прямо ответил Наставник.

Добродушное лицо жреца изобразило уныние.

— Ну, зачем же непременно нужно было ее просить? — вздохнул он.

— Я пытаюсь убедить моего противника в тщетности его осады. Он мне не верит. Ты попытайся. — И наставник впервые широко улыбнулся жрецу.

Жрец выглядел уверенно, для одиночки вошедшего во вражеский стан. Наставник припомнил лиловый пояс и опять улыбнулся. Если она приняла от него вещь, значит, безоговорочно доверяет.

— Какие доказательства будут самыми вескими? — задал вопрос Арьес с присущим ему спокойствием.

— Она сама, — усмехнулся в ответ вождь.

— Тогда ждите рассвет. — Арьес заметил, что Наставник обители вооружен мечом Эл. Это позволило более спокойно отнестись к воинственным настроениям девушки. — Осталось не так долго ждать.

— Ты намерен примкнуть к защищающимся или будешь наблюдать? — снисходительно спросил вождь.

— Это как ты решишь. Можешь отпустить меня в обитель, можешь оставить пленным.

— А если я дам тебе оружие?

— Я не воюю. Сан не дозволяет.

— Я отпущу вас обоих в обитель. К рассвету. А теперь не могли бы мы поговорить о чем-нибудь отвлеченном. Я не изменил решения и не изменю.

— Когда я шел сюда, у меня не было намерения развлекать кого-либо. Мне нечего тебе рассказать. Кроме легенд, — ответил Арьес.

— Тогда расскажи легенду, — одобрил вождь.

— Слышал ли ты о Гиртской деве?...

* * *

Ночь настигла их внезапно. Они не далеко отошли от места схватки, когда темнота окутала пространство и отрезала им путь назад. Они забыли о том, что ночь придет.

Мейхил даже сумерек не заметил. Его мутило после странного сражения. Туман в его голове так и не рассеялся. Он какое-то время надеялся, что придет в себя и вспомнит события этого вечера. Напрасно. В памяти образовалась дыра. Это волновало его больше, чем безопасность Эл.

Он лежал на камнях лицом вверх и смотрел на звезды. Каждый раз за последнее время, когда он вглядывался в ночной небосвод, он вспоминал любопытного мальчика, который заставил Эл раскрыть свои познания о том высоком мире, где царит темнота, где свет заключен в маленьких точках. Мейхилу стало немного не по себе. Он помнил тот мимолетный разговор. Чтобы так уверенно говорить о звездах и свойствах пространства, нужно там побывать. Она была? В который раз его посетила провокационная мысль: "Откуда она?" Сейчас смысл жизни для него заключался в этой девушке.

Кругом стояла тишина. Усталость заставила всех замкнуться и замолчать.

Мейхил подумал, что он должен бы выразить Эйлифориму и оставшимся в живых воинам соболезнования, разделить их скорбь. Только ни боли от утраты, ни подавленности он не чувствовал, поскольку не считал себя участником происшествия, он был не здесь.

Усталость взяла верх, он погрузился в пучину образов и видений. Его бросало от одной картины к другой, события бессвязно сменяли друг друга, голоса, люди, горы, долина, — все это выстроилось в необъяснимом порядке.

— Мейхил! — раздался рядом резкий окрик. Он мгновенно очнулся. — Святые небеса. Я думал — ты умер.

Над ним склонился Эйлифорим. Мейхил очнулся в свете утра, а совсем недавно была ночь.

— Почему рассвет? — спросил Мейхил.

— Рассвет? Да. Рано. Может быть, в горах так положено, — сказал Эйлифорим.

Он странно смотрел на Мейхила. Взгляд его был подозрительным и жестким.

— Ты окрикнул меня. Зачем? — спросил Мейхил.

— Я не просто окрикнул, я тряс тебя. Ты был недвижим, словно вот-вот начнешь исчезать. Я испугался, что небрежно отнесся к твоей ране.

— Это пустяки по сравнению с тем ужасом, из которого меня вытащила Эл.

Мейхил склонился, чтобы через дыру в одежде посмотреть ожог. Кожа была чистой.

Он поднял удивленный взгляд на Эйлифорима. Тот состроил гримасу мол, а что ты ожидал. Мейхил сунул руку в дыру и убедился, что кожа здоровая.

— Я не ранен, — пробормотал Мейхил, все еще сомневаясь.

— И ты впал в это странное состояние, как она, — усмехнулся Эйлифорим.

— Эл, — вспомнил Мейхил. — Уже утро.

— Да. Нам нужно спешить. Этот бледный знакомый Эл ушел ночью в неизвестном направлении, боюсь, как бы он нас не предал. Эл была к нему строга. Мы не будем искать его, мы скроемся сами. Вставай.

Обратный путь показался короче. Мейхил заметил, что они освоились в этой непростой местности и двигались так быстро, как позволяли силы. Оружие было заряжено вопреки приказу Эл. Сомнительное намерение, если их встретит сотня. Они вышли в долину, когда утро сменилось днем. Они долго изучали пустую долину. Никаких следов осады не было. Вдали виднелась недостроенная стена, а у ее подножия — ни души.

Опасаясь подвоха, они стали метаться по долине от камня к камню, выискивая укрытие.

— Где Арьес? — раздраженно спросил Эйлифорим, он обещал нас встретить.

И Арьес их встретил. Его приметная фигура вышла навстречу из ворот обители.

Он шел один с присущей ему умиротворяющей полуулыбкой. Он без слов обнял Эйлифорима.

— Новый день, брат. Ничего не рассказывай. Я знаю, что произошло, — приветствовал он.

— Что произошло? Где люди запада? — стал расспрашивать Эйлифорим.

Мейхила больше интересовало, где Эл, но он промолчал.

— Они ушли. Снята осада, — уверенно ответил Арьес.

— Я не понимаю. Как? — спросил Эйлифорим.

— Гиртская дева. Здесь появилась Гиртская дева.

Взгляд Арьеса стал хитрым. Он смотрел на Эйлифорима, как на младшего, как на мальчика, который не понимает очевидного.

— А Эл? Она участвовала в битве? — не выдержал Мейхил.

— С Эл все хорошо. Да и битвы никакой не было. Ее просто не было.

— Они вот так просто ушли? — усомнился Мейхил.

— Не так просто. Это было чудо. Заметили, что рассвет был странным? Она была не одна. Ее сопровождало удивительное существо. Я полагал, что таких не бывает. Я только видел картинки в рукописях, полагал, что это фантазии.

— Брат. Опиши внятно, — потребовал Эйлифорим.

— Вам нужно отдохнуть. Вас ожидают в обители. Они сами измотаны, но окажут вам должный прием. Идите за мной.

— Арьес, а где Эл? — уже подозрительно спросил Мейхил.

— Дежурит у двери.

— Я пойду к ней, — твердо заявил Мейхил.

— Если Настоятель разрешит, — усомнился Арьес.

Мейхил смирился, но тревога снова стала терзать его.

Они вступили в пределы обители то, что они увидели было сосем не знакомо им. Нигде больше не было подобной архитектуры с прямыми угловатыми линиями. Стена была самостоятельным сооружением и такой широкой, что на ней смогло бы выстроиться шеренга в десять человек.

В маленьком дворе их встретили все оставшиеся обитатели, включая Наставника.

Мейхил опешил. Его лицо имело сходство с поверженными вчера врагами. Он один из них?!!!

Настоятель ответил на его немой вопрос почтительным поклоном. Его лицо показалось Мейхилу строгим со следами усталости. И только его лицо, в отличии от всех других, не было окрашено невероятным счастьем. Другие лица сияли. Радость эта относилась не к появлению гостей, как и Арьес, они явно что-то пережили этим утром.

Арьес приблизился к Настоятелю, который оказался выше жреца на голову. Настоятель склонился, Арьес что-то ему объяснил, Настоятель одобрил просьбу и поманил к себе Мейхила.

Мейхил с опасением встал напротив этого необычного человека. Настоятель молча осмотрел капитана, потом перевел вопросительный взгляд на Арьеса. Арьес тоже ответил вопросительным взглядом.

— Пустите меня к двери, — попросил Мейхил.

Настоятель снова внимательно его осмотрел. Потом кивнул.

— Скоро. Ты торопишься.

— Если я не потороплюсь, она может погибнуть, — выпалил Мейхил.

К нему подошел Эйлифорим.

— Не напирай, капитан, мы здесь только гости. Они все хранители.

— Скоро, — повторил Настоятель.

— Глава 8 "У кинжала и меча рукоятки равной силы"

Настоятель отпустил Мейхила к двери и дал в сопровождение одного ученика. Молодой человек пребывал в таком возбуждении, что Настоятель сжалился.

— Мне показалось или...

— Он влюблен, — подтвердил Эйлифорим.

Они сидели в той самой комнате, где Настоятель принимал Эл. Арьес сидел у маленького окошка и смотрел во двор, где ученики обители ухаживали за двумя воинами Эйлифорима. Он полагал, что Настоятель пригласит к себе всех, но он учел ранги и простых воинов к себе не пустил. Впрочем, эти двое еще услышат удивительную историю о Гиртской деве, и если удивятся то лишь тому, что она была так близко от них. Арьес надеялся, что Мейхил единственный из отряда, кто не понял, кем является Эл.

— Я рад тому, что обитель устояла, и люди запада ушли, — заговорил Эйлифорим.

— У нас был убедительный аргумент, — со смехом заметил Арьес.

Настоятель не поддержал его веселья.

— Мы не сражались, а вот вы совершили невозможное. Я видел ваше оружие, чтобы им сражаться, нужно умение и отвага в паре с безрассудством.

— Это невозможное далось нам слишком дорогой ценой. Я потерял свой отряд, колдун погиб — закрыл собой капитана. Затея и верно была безумной. Я бы счел знаком судьбы, что мы выжили.

— А это и есть знак, — согласился Арьес. — Тебе совсем не интересно, что произошло здесь?

— Я догадываюсь, что Эл отпугнула их, а подробности меня мало интересуют. Я вижу, что ты горишь желанием рассказать.

— И оно сильней твоего желание слушать, — заметил Арьес.

— Он устал, — заключил Наставник. — Мы уходим. Отдыхайте тут. Сюда никто не приходит, кроме меня.

Они ушли тихо. Эйлифорим, наконец-то, остался один и мог дать волю своему горю. Им овладело сильное отчаяние, и он мысленно молил о прощении своих погибших друзей. Как бы он ни был строг, но старый Мелион воспитал в нем братское отношение к починенным. Эйлифорим отдался своей скорби.

Наставник и Арьес прогуливались по стене. Наставник оценивал ущерб, а Арьес ожидал вопросов.

— Меня удивляет новость об этом молодом человеке. Я бы назвал его надежды оскорбительно дерзкими, — заговорил Настоятель, скидывая со станы осколки разрушенной кладки.

— Он не знает, или не хочет соглашаться с тем, кто она, — ответил Арьес. — Эл он тоже нравится, это не просто покровительство.

— Он не совсем обычный смертный. Это, возможно, привлекло ее. Не поверю, что она способна на чувства. Она безжалостна, как истинная слуга Владыки.

— Эл способна на чувства, на самые возвышенные. Иначе, она не пробуждала бы их в окружающих, — возразил жрец.

— Я знал ее иной. Она была жестока со мной.

— К вашему народу у нее другое отношение, вы более развиты, чем мы и потому и требования выше. Это она поручила вам охрану двери?

— Не совсем так. Она отправила меня сюда в наказание.

— За жестокость? Тогда меня не удивит, что она избрала крутые меры. Сегодня утром произошло чудо не только для нас с вами, но и для нее самой.

— Я не верю в чудо. Но меня удивило, что они остались целы.

— Вас удовлетворила бы бойня? — испытующе спросил Арьес.

— Не могу ответить сразу...

Он стал вспоминать, что почувствовал, когда рассвет превратился в красивое действо.

* * *

Было это приблизительно так.

Осаждавшие уже двинулись к стене, до ворот оставалось не больше пятидесяти шагов, когда со стороны двери порывом ветра теплого и сильного принесло сияние, яркое, как утренний свет.

Все, кто были у ворот, опешили, когда женская фигура в лиловом одеянии проследовала к воротам и без усилия отперла их. Сияние стало едва заметным, оно окутывало только ее фигурку и существо, что следовало чуть впереди. Эти двое вышли навстречу нападавшим, словно собирались прогуляться.

Защитники обители высыпали следом, оказались лицом к лицу с неприятелем, в тот момент никто не обратил на их горстку никакого внимания. Стояла тишина, ни единого голоса, только слабое бряцание оружия. Перед ней расступились, потом окружили ее и существо.

Тихий голос, ее голос, был единственным, который звучал этим утром в долине. Ни громовых раскатов, ни ветра, ни сияния, только эта тишина, как перед рассветом.

— Подойди, правитель, — позвала она.

Вождь с запада приблизился с опаской. Он узнал лицо, но облик был совсем другим. Перед ним стояла знакомая, но иная девушка. Он ощутил внутреннюю дрожь и боль в груди, едва попытался заглянуть в ее глаза. Он помнил лицо с насмешливым выражением, полушутливый тон, серую одежду.

Одежды легкие и тонкие лились с плеч до земли, делая ее нереальной, невесомой, кое-где мерцал серебристый орнамент в виде неизвестных знаков. Черты лица были миловидны, она казалась моложе и изящнее.

Он не смел шевелиться, не смел сказать. Он только скользил глазами ее завораживающему облику.

— Владычица, — донесся откуда-то сзади тихий шепот.

И это слово эхом прокатилось по рядам воинов.

— Ты все еще намереваешься штурмовать мою обитель? — прозвучал мелодичный голос.

— Нет, — ему было так трудно сказать даже короткое слово, выдохнуть его.

— Ты давал обещание защищать, а пришел с войной. Дал слово быть союзником, но изменил слову. Король обдумывает решения тщательно, пустых обещаний не дает и решений не меняет. Ты не годишься для королевского сана. Ты не выдержал простого испытания.

— Но она...

— Она затуманила твой ум обещанием величия. Но величие — маска, в твоем исполнении. Истинному королю не нужно играть роль. Ты спутал силу и власть — это не одно и тоже. Ты искал моего расположения и дал обещание. Ты изменил своему слову, я отменяю свое предсказание. Ты больше не будешь править. Никогда и никем. Уходи. Последнее, что ты можешь сделать, вернуть этих смертных в свои дома живыми, тогда земли твоего народа не опустеют и не превратятся в добычу для других. — Она осмотрела всех. — Уходите. Вы свободны от службы, ищите себе другого правителя.

Она коснулась пальцами лба вождя, тот вскрикнул, а она пропала вместе с сиянием. И утро стало обычным утром, когда рассвет задевает вершины гор и рассеивает свет медленно и мягко.

Свидетели события, долго стояли в тишине. Пока их не оживил голос Наставника:

— Расходитесь все. Битвы не будет.

Только потом он увидел, как Арьес прошел шаг за шагом ее путем, встал в рядах воинов и прошептал:

— Как это прекрасно. Это чувство.

Он стоял с закрытыми глазами, словно впитывая собой ту энергию, что осталась на месте, где стояло лиловое существо.

Воины смотрели на него, как на храбреца восхищением. Арьес открыл наконец глаза, улыбнулся и стал повторять:

— Идите же домой! Вы свободны! Вам не нужно умирать сегодня! Это чудо!

Поле перед обителью опустело не сразу. Воины уходили постепенно, их бывший правитель исчез как-то незаметно в общей волне. Человеческая струйка протянулась среди скал.

* * *

— Так просто, — произнес Настоятель. — Только тихий голос.

Арьес улыбнулся, наблюдая его разочарование, их воспоминания легли в один поток, они видели одно.

— Нет. За видимостью простоты скрыто большое событие. Я могу заявить, что родилась еще одна легенда. Я тоже прошу разрешения пройти к двери, чтобы увидеться с Эл последний раз.

— Идите. Объясните вашему капитану, с чем он имеет дело. Мне неприятно осознавать, что смертный так вольно обращается с ней. Это оскорбительно.

— Ничуть. Ей решать, что оскорбительно, а что нет. Любовь окружающих сделала из вояки прекрасное существо.

— Вояки! Как ты смеешь! Как смеете вы считать ее равной!

— Я никогда не считал себя равным ей, это она старалась не подчеркивать разницы между нами — такова Эл.

— Ты так говоришь, жрец, словно хорошо ее знаешь, — возмутился Наставник.

— Простите, если мой тон или мое поведение умаляет ее в ваших глазах, — извинился Арьес. — Я бок о бок прошел с ней некоторый путь, и мне это путешествие принесло много приятных и памятных минут. Просто у нас разные воспоминания. Мы видели ту часть, которую она показала. На то она и великая, чтобы быть грозной и мягкой, злой и добродушной, мудрой и безрассудной. Это грани одного существа. У нас свои уроки, у нее — свои. Мейхил напомнил мне, что мы все еще связаны общим делом. Я чувствую, что мой брат Эйлифорим отдался отчаянию. А отчаяние подтачивает ум и силы воина, я напомню ему о том, что наше путешествие не закончилось. Я пойду к двери с ним. Я перестал чувствовать окружающее. Утренние события оглушили меня. Капитан сохранил свою тревогу, и я ее разделяю.

* * *

Ученик вел Мейхила к двери странной дорогой, она так петляла, что Мейхил начал терять терпение. Он возмутился, сообщив, что торопиться.

— Короткого пути просто нет, все другие пути опасны, потому что вы не умеете обращаться с горами. Мы найдем ее. Не волнуйтесь. Хотя мне страшно приближаться к ней после этого утра, — сообщил ученик.

— Страшно? Почему? Сражения же не было, — удивился Мейхил.

— Хвала небесам, что не было. Мне достаточно забавы с дубинкой. Я видел, как она умеет сражаться в обычном состоянии, — ответил ученик. — Но превращение было удивительным.

— Превращение? В кого? Послушай, мы говорим о разном. Я о той девушке, что находится сейчас у двери, а ты об утреннем видении. Вы все бредите этим утром.

— Я готов бредить всю жизнь. Она была прекрасна.

— Гиртская дева?

— Я думаю, что при Гирте произошло не менее значительное событие, но я там не был. Я запомню это утро.

— Меня волнует не утро, а Эл.

— Не нужно волноваться, даже если она потратила много сил, как говорил ваш жрец, она пребывает в спокойствии.

— Ты меня не слушаешь. Меня не интересует Гиртская дева, мне нужно увидеть Эл, — не выдержал Мейхил.

Ученик остановился и рассмеялся.

— Я понял. Вы не понимаете, что они одно и тоже. Вы просто не видели ее другой. Вы видели великую в обличии смертной, а мы видели Владычицу, прекрасную как ясное утро.

Мейхил посмотрен на него и нахмурился.

— Опять эта путаница. Просто Эл прозвали в шутку Гиртской девой, — раздраженно заявил Мейхил.

— При чем тут путаница. Они и есть Гиртская дева. Эл — великая.

У Мейхила похолодела спина, он стал спотыкаться.

— Осторожно. — Ученик подхватил его, не давая упасть. — Я думал, что весь ваш отряд это знает. Думал вы меня путаете, специально, будто я не знаю.

— Я не знаю, — признался Мейхил. — Нет. Не хочу в это верить. Она не...

Он опустился на камень и закрыл лицо руками.

— Нет. Эл. Нет...

Ученик смотрел на него с сожалением, он не понимал причины этого внезапного отчаяния, но этот всплеск задевал душу. Этого сильного мужчину было искренне жаль. Он только что узнал то, что причиняло боль.

— Быть может нам туда не ходить? — спросил он осторожно.

Мейхил долго не отвечал, он старался осмыслить. Он сидел на камне, как прикованный.

Так их догнали Наставник, Арьес и Эйлифорим. Наставник присоединился к братьям внезапно, он повел их к двери сам. Он торопился, братья теряя силы мчались за ним.

С первого взгляда он понял, что произошло. Ученик смотрел на него виновато, словно выдал тайну. Наставник посмотрел на него одобрительно. Сейчас он больше чувствовал себя снова стрелком Бадараси, нежели охраной этих мест. А Бадараси жаждал битвы и не ждал красивых видений. Он мечтал увидеть величественного воина, несущего кару дерзким и глупым смертным. Появление изящного лилового существа не показалось ему столь же впечатляющим. Осаду сняли миром, и он не чувствовал победы. И это маленькое происшествие удовлетворило его, хотя бы тем, что смертный осознал свои заблуждения. Она великая, и он не имеет права выказывать ей личных чувств в виде любви и желать того же в ответ. Но впереди еще одна битва, теперь он хочет быть свидетелем.

Эйлифорим присел на корточки рядом с капитаном.

— Мне жаль. Я сто раз хотел сказать тебе, но не мог. Я видел, как вы друг другу дороги и не хотел разрушать вашу гармонию, — сказал он.

— Но я же знаю, что она испытывает ко мне, — обреченно выговорил Мейхил. — Я вспомнил, что случилось в море, когда я прыгнул. Я вспомнил.

— А больше ничего не нужно, — поддержал брата Арьес.

— Нам необходимо идти к двери. Эл забрала меч у наставника. А еще где-то бродит кинжал, — напомнил Эйлифорим.

— Я не смогу посмотреть на нее, — простонал Мейхил. — Я чувствую себя ничтожеством.

— Это пройдет, — возразил Наставник. — Я тоже чувствовал себя ничтожеством, когда она гоняла меня по горам второго мира и дикие животные едва меня не сожрали.

Этим он хотел усилить впечатление от происшествия, но ошибся. На молодого человека его слова произвели ободряющее действие.

— Вместе мы справимся, — подбодрил его Арьес. — Мы устроим королеве Фьюле лиловый прием.

Мейхил поднялся, ноги — словно не свои, и он шел в хвосте цепочки. Отчаяние то снова накатывало, то уступало место любви. Он готов был во всеуслышание кричать о ней. Огласить всем долинам и горам в округе, что любит ее. Потом он снова затихал с тоскливой болью. Его кидало из стороны в сторону. В таком состоянии он не только не чувствовал Эл, он едва осознавал что в мире существует что-то кроме его переживаний.

Он последним увидел то, что было у двери. Из-за спин друзей он увидел, сидевшую на камне Эл. Она не шевелилась.

И он первым метнулся, с присущим безрассудством. Он приник к ее коленям и отшатнулся, вспомнив, кто перед ним.

Она была без куртки в одной рубашке, правый бок превратился в большое красное пятно с синеватыми краями.

— Я знала, что ты успеешь, — прошептала она. — Осторожно. Это дверь. Она вот-вот закроется.

— Эл! Что? Ты ранена! — заорал он.

Остальные ринулись к ним.

— Назад! — рыкнул Бадараси. — Дверь! Проход еще открыт!

Мейхил остался единственным, кто приблизился и к Эл, и к двери.

— Эл! Что я должен делать? — Мейхил пытался перекричать шум в ушах, коснуться раны, но Эл резко отстранила его руку.

— Острожно, в крови — яд. К двери. Ближе. Подтолкни меня к ней.

— Эл. Забудь о двери. Я отнесу тебя в обитель. Тебя вылечат.

— Я умираю, капитан. Клинок был отравлен. Королева это умеет...

* * *

После событий утра Эл ощущала легкость и усталость, как после хождений на балкон во дворце. Ощущения так отчетливо напомнили ей эту церемонию, и придали событию торжественное величие, что Эл призналась — она испытала настоящее удовлетворение оттого, что ей не пришлось показываться в военном обличии. А еще она признала, что это преображение не совсем ее заслуга. Тут приложила руку заботливая Милинда и звери, приславшие своего представителя, и, конечно, ее спутники, весь путь твердившие, что ей не следует воевать, что воевать должны они. Припомнила Эл и упрямое почитание Арьеса, его подчеркнутое отношение к ней, как к представительнице женского начала. От нее потребовалось только мгновенное решение, изменившее первоначальный замысел.

Если вернуться к началу событий, то она была намерена просто вернуть Фьюлу, а не наказывать ее. Эл сомневалась, что удержится от гнева, потому и взяла фальшивый меч. Она вела себя так, будто он настоящий, подчеркивая его значение и ценность, чтобы не осталось сомнений в его подлинности, пусть хоть сам владыка вознамериться проверить это. И она была права, желание убить за подлость и низость поступков возобладало над всеми другими способами наказания, даже раньше, чем Эл себе представляла.

И все-таки она забрала меч у Наставника и предстала в ожидании Фьюлы во всеоружии, только с ощущение покоя и умиротворения. Пусть Фьюла поймет, что жажда убийства ею не движет.

Фьюла не ожидала, что Эл возникнет как раз в момент предполагаемого открытия двери. На то она и рассчитывала, что Эл броситься защищать обитель и освободит проход. Эл не успела бы к двери, если бы не зверь, который тут же исчез.

Эл стояла между дверью и Фьюлой. По спине пошла судорога. Полшага назад и ее утянет в другое пространство. Поэтому Эл сделала резкий выпад вперед.

Фьюла отскочила, ее лицо исказил злобный оскал.

— Не смей! — попыталась приказать она.

Эл удивленно приподняла брови.

— Ты все еще думаешь, что я смертная? — спросила она.

— Ты! Мерзкая смертная, возомнившая, что равна нам! Прочь!

Фьюла не пыталась приближаться, но Эл для виду махнула мечом.

— Тебя там убьют. Это обман. Они заберут силу, они сделают это незаметно. Тебе нельзя туда. Радоборт мне сказал, отчего ты умрешь. Ты рассеешься без остатка, ты не сможешь уйти за пределы миров, как было с седьмым. Из того мира нет пути во дворец. Там тупик. Ты погибнешь.

— Прочь, смертная! Это ты не сможешь там выжить. Ты решилась на схватку. Отец дал тебе лишнюю волю.

— Отец разрешил тебя вернуть назад. Состязания закончились. Давно. Ты здесь застряла. Ты живешь прошлым.

Эл ощутила, что говорит слишком спокойно, ровно так, что разъяренная Фьюла даже не воспринимает ее интонаций.

— Ты будешь жить прежней жизнью. Милинда вернет тебе величие и равновесие. Забудь о состязаниях, — Эл постаралась сказать это убедительно громко.

— Так значит, братец правду сказал! Ты приглянулась отцу? Пришлая!

— Тебе это Кикха сказал? — с усмешкой спросила Эл.

— Нет. Кикха сбежал. Он не станет так рисковать ради тебя. Что в тебе есть, что они все тянутся к тебе? Лоролан прав, ты самое необычное из зол.

Эл смотрела на Фьюлу внимательно. Было в ней что-то низменное, словно она утеряла связь со своей силой, со своим величием. Чувство неприязни, которое последовало за догадкой, приглушило чувство гармонии и смешалось с печалью.

— Лоролан? — переспросила она. — Вы встречались?

— Он предупредил меня, что ты появишься, что ты отважилась охотиться на меня.

— Так вот, кто был тем странным гостем, — припомнила Эл. — Очередная интрига. Как же ты ему поверила!

— А ты верила, что он покровительствует тебе! Он предупредил, что ты явишься с предложением о возвращении, что даже меч твой будет фальшивым. Ты мнишь себя наследницей! И он решил избавиться от одной из нас. Угадай от кого?

Эл с грустью вздохнула.

— Будет по-другому. Я верну тебя домой. Я даже отдам тебе первенство. Только уйди из этого мира. Перестань отравлять людям жизнь.

— У меня иные планы. Я сама завоюю первенство. Я спешу.

Фьюла тряхнула рукавом потрепанного в дороге платья. Кинжал быстро пролетел расстояние. Эл не сразу почувствовала удар, клинок вошел между ребрами справа, едва задев грудь. Она рефлекторно задержала дыхание, а уже потом пришла боль.

Удар меча, увы запоздалый, рассек лишь край платья Фьюлы. В ответ Эл получила мощную пощечину, которая буквально свалила ее с ног. Эл пришлось выпустить меч, освободить руку, чтобы не упасть на кинжал. Был еще удар в спину, но уже чем-то тупым. Руки выдержали и удал и вес тела, Эл быстро перекатилась на спину и левой рукой, ухватив рукоятку меча, выставила его вперед, чтобы защититься.

К ней склонилась Фьюла, но она была далеко, чтобы сделать выпад.

— Я тороплюсь, жаль, не увижу, как ты сдохнешь.

Она молниеносно скрылась в проходе двери.

Эл осталась лежать на спине.

Скоро над ней склонилось другое лицо, но меч она не смогла поднять, он наступил на лезвие.

— Я догадывался, что она отравит клинок.

Эл вскрикнула, когда он вытащил кинжал довольно безжалостно, намеренно причиняя боль.

— Это ничто по сравнению с тем, что чувствую я, — произнес он.

— Отойди от двери. — Эл собралась с силами и встала на ноги.

Лоролан на всякий случай отшвырнул меч в сторону.

— Я не глуп. Я стою здесь, потому что в пространстве двери отец не видит меня. Мне не нужно туда. Я опять ухожу. И тебе советую. Если ты доберешься до дерева, если выживешь в дверях, то останешься жить и дальше. Медальон тебе подскажет. Уходи, Элли. Пусть он останется один, пусть поймет, что проиграл.

— Ты о ком? Кикха здесь?

— Я об отце. Я ненавижу тебя необыкновенно, наверное, с той же силой, с какой люблю. Я пошел на предательство, чтобы вырвать тебя из-под его влияния, чтобы ты ему не досталась. Я дал Фьюле твой кинжал, чтобы внушить ей доверие, полагая, что твое военное искусство тебя спасет. На всякий случай я сказал, чтобы она целилась в правую часть груди, иначе ты бы была уже мертва. Но я не знал, что ты взяла фальшивый меч. Какое милосердие и глупость. Будь проклято твое благородство. Ты опять сломала мои планы. И у тебя один путь. Бежать. Не могу объяснить эту тягу, но я желаю, чтобы ты жила. Скоро снова откроется проход. Твоя зверюга тебе поможет, только попроси.

Эл через боль произнесла.

— А ты мерзавец гораздо больший, чем я полагала. И как в тебе все это уживается? Теперь я понимаю, почему тебя ненавидел Кикха. Он также попался.

— Не злись. Тебе это теперь не на пользу. Гнев усиливает яд. Нет. Та игра была более изящной, ведь меня никто не подозревал. Я тебе расскажу. У тебя есть время выслушать меня. Я чтобы ты не накинулась на меня, я сделаю так.

Он встал в необычной близости от двери, почти в проходе.

— Ты задавалась вопросом, каков мой дар? Я могу находиться в проходе дверей сколько угодно долго, я даже могу здесь жить. Но эту способность я развил сам, так же как создавать любую убедительную иллюзию. Мне очень нравилась та роль, которую я играл для тебя. Я даже хотел остаться таким. А для Кикхи я был слабым и неуверенным. Я поделился с ним сомнением, свом сомнением. Но Кикха не из тех, кто потерпит сомнение. Он пошел искать ответ. Его и подталкивать не было нужды. Все дело в портрете, который прячет наш отец. На нем — владычица. Но она не является нашей матерью, даже ты ее бледное подобие. Или сбеги сейчас и останься жить, или найди портрет, и отец гарантированно тебя убьет, как хотел убить Кикху. Это я избавился от старшего брата, как бы он ни был силен.

Лоролан сделал короткий кивок в ее сторону.

— Тебе решать свою судьбу, возлюбленная моя сестричка.

С этим он исчез из проема. Он не вошел в двери. Проход начал закрываться и тогда в него метнулась еще одна фигура. Бледный принц с ужасом проскользнул мимо раненой Эл, она даже окрикнуть его не успела.

— Безумец, — прошептала она.

Эл нашла камень, и устало опустилась на него. Она не ощущала, как действует яд, только мир стал сильно осязаем. И ей не поможет ни воин, ни лиловое существо. Боль от раны занимала ее меньше, чем мысль о собственном провале.

Спустя какое-то время она уже думала о своих спутниках и особенно о Мейхиле. Пора уходить. Вот теперь стало больно до слез, до судорог. Нельзя сказать, что он ей безгранично дорог, но...

Стоило так подумать, и он уже мчался с криком к ней. Вот тогда Эл и выбрала смерть.

* * *

— Тебя вылечат! — настаивал он.

К ним приблизился Настоятель. Эл красноречиво взглянула на него, он без слов понял, развернулся и пошел назад.

— Оставим их одних, — предложил Арьес и обратился к Эл как обычно с полуулыбкой. — Прощай, свет утра моего.

— Нет, — прошептал Эйлифорим и с ужасом посмотрел на брата. — Еще и она?

Рядом вырос Наставник и за плечи повернул Эйлифорима спиной к этой сцене.

— Ты можешь уйти, Бадараси. Я обещала, — услышал он за спиной.

— Я остаюсь, — твердо заявил он.

Троица скрылась за поворотом тропы.

Мейхил опять попытался коснуться раны. Ему казалось, что она не настоящая.

— Нельзя, — остановила его Эл. Она сама еще раз взглянула на залитую кровью рубаху и, едва улыбнувшись, добавила. — Надо же, еще красная.

Встретив беспомощный взгляд Мейхила, она перестала улыбаться.

— Я хочу извиниться, что была строга с тобой. Я очень тебе благодарна, капитан. Очень.

Говорить стало трудно, и она запнулась.

Он поднялся с колен, склонился и снова поцеловал ее.

— Я вспомнил, что произошло в воде. Ты не лгала. Ты боялась, что я испугаюсь. Ты спасла мне жизнь. Я в долгу перед тобой, я хочу его вернуть. Я люблю тебя, мне нет смысла без тебя существовать. Забери мою силу, только живи. Ты великая, ты можешь.

Он назвал ее великой и испытал страх.

Эл ответила строго, насколько могла в этой ситуации.

— Ты полагаешь, что я убью смертного ради собственного излечения? Как быстро я стала для тебя великой, Мейхил.

— Твоя жизнь важнее моей, — возразил он.

— Да с чего ты взял? Я ухожу. Ты остаешься. Пребывание рядом со мной тебя ничему не научило?

— Многому научило, — простонал он. — Я хочу, чтобы ты жила.

— Загляни за камень, — попросила Эл.

Мейхил послушно выполнил просьбу и извлек оттуда кинжал.

— Мне нечего тебе больше подарить. Не трогай лезвие на нем яд. Отмоешь его в эликсире.

— Точно! Эликсир! — Воспрял Мейхил. — Где твой флакон?

— Отдала раненым в обители. Он мне не поможет. Не тот случай. Мейхил, у меня нет сил, чтобы спорить, дай мне мирно уйти. Я сделала ошибку, я плачу за нее. Мне нужно встать и найти место. Вот тут мне без тебя не обойтись. Ноги немеют.

Она попыталась встать, но Мейхил легко подхватил ее на руки.

— Куда? — спросил он.

Эл взглянула ему в глаза, он их отвел. Она заметила, как он борется с желанием нести ее в обитель.

— Где-то здесь на этом пространстве есть точка ухода, — пояснила она. — Просто ходи.

Он послушно носил ее на руках до того момента, когда медальон начал греться.

— Отпусти, теперь сама, — попросила она.

Мейхил отпустил, но она рухнула на колени, ноги едва слушались. И все-таки она поднялась. Мейхил издал стон, но не посмел мешать.

Эл сделала несколько шагов и исчезла в падении, слишком быстро, не как смертные.

Мейхил вскрикнул, метнулся туда, но словно наскочил на плотную стену.

Дверь закрылась.

— Глава 9 Смерть есть

Туда. Вперед. Навстречу пылающему огнем рассвету от удушающей тяжести этого мира.

Но инстинкт погнал ее к дереву. Она вплотную подошла к стволу и рухнула на угловатые, грубые корни. Сил не осталось.

Она ждала боли от падения, но тело пропитанное ядом едва чувствовало.

Зачем она оказалась здесь? Ах, да. Слова Лоролана. Но бежать она не собиралась.

Эл очнулась снова лежа высоко на ветвях дерева, где-то в кроне, и звезд там высоко не было. Там царил обжигающий день нижнего мира пламенный, как рассвет, совершавшийся в розово-красном мареве атмосферы. И не было ночи, той, которую она знала. Она опять забылась, приняв этот день за бред. Она опять открывала глаза. Вот они близкие звезды. Ночь. Наконец-то пришло умиротворение. Близкое ожерелье ярких точек казалось вязью древних писаний, строками легенд Алмейра, начертаниями той книги, которая ей так и не открылась. Не пытаясь разбирать знаки, она только любовалась ими и вспоминала. На этот раз остров. Как хорошо было бы умереть и снова оказаться там, на полосе берега иллюзорного океана и увидеть башню дворца, и забраться по каменным ступеням на площадку. А там. Упасть и забыться видением о нем.

Пусть будет благословен и храним судьбой чуткий, пылкий Мейхил, который разбудил в ней старые чувства, запрещенные, хранимые в самых глубинах сердца. Любовь — священное чувство связи с тем единственным. Обрывки воспоминаний. Последняя встреча. Она не вернется. В который раз за очередным поворотом пути не будет ожидаемой встречи.

Она не думала о конце. Эл перестала верить в собственную смерть. Ее трудно убить, если вообще возможно. Что с того, что тело больше не ощущается, что живо только разумное существо. Можно существовать без тела.

И снова пропала крона и звезды. На сей раз, она ясно поняла, что спит. Это сон. На этот раз он был сплетен из картинок разных времен, разных событий. Она шагала нарочито уверенно по коридорам инспекторского корпуса Космофлота, наверное, ей зададут очередную трепку. Да с какой стати командору Галактиса опасаться инспекторов?

Снов она не видела давно. Он из той эпохи, когда она летала и училась. Сон, в котором участвовало двое наблюдателей, две стороны ее сознания. Один бесстрастный, который не вмешивался в ход событий, он лишь давал оценку тому, что видел, другой участник. Это первый напомнил, что командор Галактиса всему инспекторскому корпусу не по зубам.

А потом были сцены прошлой войны, одного из полетов, где пришлось убивать. Штурмовики одного из флотов Галактиса разлетались в пыль. И это реальность.

Та ее часть, которая эмоционально проживала бой, была озадачена комментарием наблюдателя, для которого бой был картинкой прошлого.

И так она врывалась в другие воспоминания, и опять две ее стороны каждая в свое удовольствие расценивала увиденное. Наблюдатель каждый раз напоминал, что все это — лишь сон.

А потом исчезли оба. Осталась она одна.

И это было видение, которого она жаждала с того момента, когда осознала, что застряла в мирах.

Эл увидела, как поднимается по ступеням башни, выходит на обширную площадку и видит ЕГО. Сердце стиснуло, дышать стало трудно. И она едва сдержалась, чтобы не рвануться к нему, чтобы не спугнуть шаткое видение. В пяти шагах от нее совершенно реальный стоял Алик.

Он шевельнулся, будто хотел поступить как она.

Эл не выдержала и стремительно приблизилась. Она сначала уткнулась лбом в его плечо, радуясь тому, что оно реально, а когда ощутила холодок ткани его куртки, только не форменной, это был материал похожий на кожу, прижалась сильнее. Комок в горле и слезы убедили ее, что она не просто видит, но и живо чувствует человека рядом. Объятия сомкнулись, подарив ее душе волну восторга, прилив счастья.

— Я люблю тебя, — прошептала она сдавлено. — Как же я хотела увидеть тебя. Как же я соскучилась.

Объятия разомкнулись, и ее лицо очутилось в его руках.

— Это сон? — его вопрос был кстати.

— Да. Для тебя — да. Слишком далеко, чтобы мы могли встретиться.

— Тебя так долго не было. Я боялся, что не смогу снова тебя увидеть.

Эл слышала его голос с нотами затаенной надежды. Глаза его горели как никогда раньше, и лицо было необыкновенно мягким и вместе с тем мужественным. А она за давностью не заметила, что он возмужал. Это был иной Алик. Не было в нем той угрюмой ноты, какая всегда вплеталась в интонации его голоса. А взгляд, искрящийся и теплый, ласкал ее лицо, заставлял сердце замирать.

— Мне пришлось немножечко повоевать. Я, по-моему, умираю. Я так хотела увидеть тебя. Это было последнее, на что я рассчитывала.

Эл испугалась собственной откровенности.

— Ты уж выживи как-нибудь. Я хочу встретить тебя опять. Не во сне.

Но в его словах не было испуга, только насмешливый тон. Он ей не поверил.

Эл не смогла больше выносить ни этот красноречивый пылающий влюбленный взгляд, ни нежных прикосновений его рук. Страсть, что разбудил Мейхил, нашла канал. Она первой прильнула к его губам со всей откровенностью чувств. Встреча может быть единственной и таить чувства — просто глупо.

Страсть потухла едва, он ответил на поцелуй. Он был другим. Алик целовал ее прежде, а так — никогда. Она провалилась в его объятья, как в мягкую сеть, перестала существовать, как Эл, она на мгновения поцелуя стала его частью. И это счастье стать одним целым оказалось превыше любого другого счастья. Легкое колыхание, как в ласковом потоке воздуха, словно тело — язычок пламени в общем огненном столбе. Это было похоже на очищение. Пламя плавило ее, словно выжигая яд, возобновляя токи, возвращая силы. Перед ней не жизнь, а вечность.

А потом пришли человеческие чувства, и вовсе они не были забытыми. В его поцелуе появилась ответная страсть. Эл почувствовала себя земной. Женским существом мягким, как глина, в руках любимого.

Он оторвался от ее губ. Эл потянулась следом.

— Это чудо какое-то, — шептал рядом его голос. — Я люблю девушку из видения. Я даже имени твоего не знаю.

Фраза, как разряд, ударила по сердцу. Эл шарахнулась назад, разорвав объятия. Тело вздрогнуло, и она очнулась.

* * *

Сводчатый потолок комнаты и овальное окно чуть сбоку от центра. Сквозь окно проникал сумрачный свет — то ли утро, то ли вечер. Она лежала на спине в напряжении, с выдохом она склонила голову на бок и увидела край знакомой одежды.

Сознание включилось мгновенно, казалось, ей не пришлось думать, чтобы понять происшествие.

— Зачем же так? За что? — простонала она. — Даже в эту часть меня вы влезли.

Стало больно. Эл заплакала. Наступило бессилие, тоска, грудь сдавило болью.

Он исчез. Эл, чтобы подавить истерический приступ закусила указательный палец. В бок кольнуло тупой болью, рана отозвалась на резкое движение, на вздрагивание тела. В глазах встал серый туман, боль усилилась, и Эл самовольно отключила сознание, уходя в темноту.

Она снова очнулась. Глаза резало. Это слезы. От них щипало щеки.

Ее голова покоилась на чьих-то коленях. Эл даже глаз не открыла.

— Милинда, — с надеждой сказала она.

— Да, госпожа, — отозвался грустный голос.

Эл распахнула веки, и струйка слез стекла к вискам. Милинда стала быстро вытирать их, словно стеснялась их, торопилась убрать эти слезы.

— Вам больно? — спросила Милинда вкрадчиво.

— Да.

— Рана?

Эл слабо мотнула головой, показала правой рукой на грудь в районе сердца. Потом сморщилась, вот и рана напомнила о себе.

Обе молчали какое-то время. Милинда умиротворяющее гладила ее по волосам и не смотрела на нее. Милинда глядела перед собой, чтобы не выдать своих переживаний и сомнений. Еще недавно она была убеждена, что молодая госпожа потеряна навсегда. Браззавиль едва обмолвился об этом, того было довольно, чтобы Милинда уединилась в гроте и металась там одна в тревожном ожидании исхода. Прошло безнадежно много времени, и в первый момент появления мужа она скрылась, чтобы не услышать роковую новость. Милинда не посмела уйти от владыки, который и сообщил, что Эл была спасена им.

Милинда не знала обстоятельств, но было довольно взгляда на сад, и она поняла, что ее госпожа пережила надлом. Сад застыл и опал.

Девушка выглядела отрешенной и смиреной, взгляд потух, искрились лишь крупные слезы. Милинду бросало в холод и дрожь, но она мужественно держала голову Эл на своих коленях.

— Вы меня опять спасли, — нарушила молчание Эл.

— Нет. Не я. Я бы не смогла. На то была воля владыки. Браззавиль сказал, что он сам вынес вас из нижнего мира. Он сказал, что вы...

Она не договорила. Эл попыталась сесть, поэтому Милинда перехватила ее плечи, навалилась, не давая встать.

— Умоляю, лежите так. Так спокойнее.

— Вы как лед, Милинда. Я тяну силу из всего окружающего, когда болею. Это опасно.

— Не для меня. Лежите смирно.

Эл утихла, Милинда заботливо окутала себя и ее мягким покрывалом.

— У меня не было дочери, — произнесла она.

Эл только улыбнулась ей сквозь слезы.

— Меня снова не спросили, хочу ли я жить.

Милинда не возразила ей, как возразила бы раньше. Она была согласна с Эл. Теперь у девушки иные обязательства перед владыкой.

Милинда несколько дней привыкала к тому, что ей снова придется ухаживать за своей госпожой, привыкала, потому что она остро ощутила свою ненужность. Милинда заметила, как в Эл умерло прошлое, что произошел разрыв, который не восстановит даже ОН.

— Может быть, вы желаете чего-нибудь? — спросила Милинда ради вежливости в один из визитов.

— Я хочу домой, — низким мрачным голосом ответила Эл.

Милинда умолкла, она оставила Эл одну раньше, чем обычно.

Наблюдая беспомощность супруги, Браззавиль решил поддержать ее.

— Ты не знаешь, как поступать? — посочувствовал он.

Милинда согласилась молчаливым жестом.

— Мы служим ей в любом случае, — сказал он, придав интонации равнодушие.

Но чуткость Милинды не обманешь интонацией.

— Она сломлена. Она беспомощна, — растерянно произнесла Милинда. — Я не знаю средства, чтобы ей помочь.

— Пусть он сам, раз вернул ее, — сказал Браззавиль. — Не ходи к ней больше без надобности. Я сам очень скучаю по ней, но понимаю, что мое присутствие напомнит еще раз, что она здесь не по своей воле. Я виноват, что позволил себя обмануть. Кинжал так и не нашелся. Я мысленно не смею обратиться к ней, на столько ощущаю себя виноватым.

Милинда поняла, что не одна она терзается произошедшим. Владыка исчез, едва Эл очнулась. Пропал Лоролан, и Браззавиль мгновенно понял его причастность к попытке убийства, о чем сообщил ей.

Одиночество может стать для Эл очередной отравой или лекарством, пока она не выплывет из моря своего отчаяния, в пространстве этого мира будет висеть тревога и тишина ожидания.

Милинда была опустошена переживаниями, словно она болела той же болезнью, что Эл, с раной никак не связанной.

Тем не менее, именно Браззавиль решился повернуть колесо событий. Однажды он пришел к Эл и сел у изголовья.

— Какой он? — спросил он.

— Кто? — переспросила Эл.

— Тот ради кого ты умерла, — пояснил он. — Ты выбрала смерть. Ради смертного. Я не поверю, что яд был настолько опасен. Какой он? Или ты изобразила смерть не для него?

— Ему было больно меня терять, но, как ты сам понимаешь, мы никогда не сможем быть вместе.

— Я хочу понять.

— Браззавиль, ситуация сложнее. Она сложнее всего, что представляла я. Я не могу точно назвать момент, когда я решила все завершить.

— Что притянуло вас к нему? Он похож на того, кто ушел?

— Похож? Едва ли. Я не знаю ответов. В том и загадка любви, ее нельзя объяснить и разложить на составляющие, на сходства и различия — это сила, единая и могущественная. Я не могу говорить, потому что ничего достоверного не скажу. Он лишь отворил дверь, войти в которую — роскошь, для такой как я. Зато я навсегда запомню, как была счастлива благодаря ему. Пусть мимолетно. Если ты боишься спросить, хотела бы я остаться с ним, я отвечу — нет.

— Я хотел спросить, — признался Браззавиль.

— Тебя еще что-то беспокоит?

Браззавиль помедлил. Да, он не задал вопрос, ради которого нарушил ее уединение.

— Теперь вы обязаны жизнью владыке, — смущенно сказал он.

— Я не просила меня спасать.

Последнее было сказано слабо, тихо, но обжигающе убедительно.

— Эл. Ты первая, кого он спас. Он нарушил границу и проник туда, где не был давно. Ты хотела уйти, у тебя не хватило сил или ты решила обратить себя в прах?

— Откуда такие подробности?

— Пепел нижнего мира. Раскаленный пепел. Его частицы попали и сюда. Это случилось утром, после восхода. Ты хотела уйти?

— Я не могу ответить точно. Яд отравил не только мое тело, он затмил и разум. Я не помню.

— Он поднял тебя на башню. Он нес тебя сам. Эл, я его вечный слуга, такое случилось впервые.

— Браззавиль, если тебе не известно, то у меня ответов, тем более, — нет. Мне наплевать, что он со мной делал. Он влез в мою душу. Это мерзко.

Ее голос сорвался, она закрыла лицо руками. Он ощутил ее боль и нахмурился.

— Позовите, когда я буду нужен.

Он оставил ее в этом отчаянии. Теперь у него не было намерений утешать ее. Когда-то он спускался в подземелья дворца, чтобы увидеть ее и убедить, что этот мир — ее. А теперь всем существом ощутил ее чужеродность. Напрасно он питал надежды, что у нее гибкая и податливая природа, что она проникнется этим миром и другими, полюбит. Она любила. ТО ДАЛЕКОЕ.

* * *

Эл поднялась на ноги и побрела к двери. Ее качало, но боль в боку была более терпима, чем боль в сердце. Ноющее тело даже делало ей услугу. Она скорее выкарабкалась в галерею, чем вышла. Повиснув на перилах, она посмотрела вниз.

Сад был мертв, напомнив ей похожий пейзаж острова.

Эл по перилам добралась до первой лестницы, кое-как спустилась ярусом ниже в другую галерею. Там она продолжила твой труд. Так она добралась до лестницы в сад. Перед глазами расходились круги, но боль совсем ее не беспокоила, тело само ее заглушило. Эл села на ступеньках.

Собственно идти больше некуда. Когда спина устала, она легла на ступени, но так рана заныла острой болью, и Эл перекатилась и села снова.

Перед ней была, казавшаяся длинной дорога. Эл смотрела туда, в даль, где была дверь. Постепенно ее взгляд стал мечтательным, потом тоскливым. Туда ушел Алик. Тот день необычно ярко воскрес в памяти, словно она только что его лишилась. Эл вспомнила видение и вздрогнула. Как могла она "купиться" на фантом?! Могла, потому что больше всего желала той встречи, а со времен острова она не знала другого способа увидеться с ним.

— Что же ты видела? — раздался совсем близко голос владыки.

Он стоял рядом, чуть справа и несколькими ступенями нише, так, что ее взгляд оказался напротив его лица. Эл бросила на него короткий взгляд.

— Не нужно, — попросила она.

— Я желал бы развеять одно из твоих заблуждений. Ты будто бы обвиняешь меня в чем-то? Явно не в том, что я спас тебя.

Эл только нахмурилась в ответ.

— Нет. Я знаю не все, — сказал он.

Его голос был монотонно мягок, от чего Эл начала злиться. Она по-прежнему молчала, от приступа неприязни, она не могла заставить себя издать даже вздох или стон. Тело напряглось, словно ее засунули в тесный доспех.

— Что ты видела? — повторил он вопрос.

Она молчала.

— Хорошо, я продолжу беседу иначе. Ты полагаешь, что я проник в твои сны или видения. Так ты их называешь? Я появился в неком образе? Обманывал тебя?

Он вдруг приблизился и сел рядом с ней.

— Я могу сделать так. Я даже сделал бы так, что ты не нашла бы лжи ни на ёту — все было бы идеально.

И Эл ощутила сначала облегчение, а потом некое возбуждение или состояние теплой нежности в теле, как после поцелуя. Потом боль, тоска и неприязнь вернулись.

— Я бы мог, — подтвердил он. — Ты полагаешь, что столь низкая подделка достойна моего положения. Я низведен тобой столь низко, что стал в твоих глазах ниже слабости твоего брата, и основанием явилось то, что ты посмела подозревать меня в столь дешевом действии. И дело даже не в том, что ты играешься состояниями смертных, копируешь их манеру жить, принижая себя до их уровня, а в том, что ты изначально испорчена их воспитанием. Твое счастье, что я все же владыка и не должен опускаться до обид такого сорта. Я не знаю, что ты видела и не желаю знать, потому что ничего жизненного и достойного существования в твоем воображаемом мире быть не может. Я не виновен в том, что из осколков желаний ты творишь удобный тебе мир, пренебрегая миром реальным. Мальчишка, который боготворил тебя даже более достоин награды и покровительства с моей стороны, чем ты, которая считает его чувства ключом к своему собственному эгоистичному счастьицу. Выходит, что он дал великой больше, чем получил в ответ? Тогда кто из вас двоих более великий?

— Он, — выдавила Эл.

— Рад, что какая-то часть тебя еще разумна, — заключил он и исчез.

Эл криво усмехнулась. Он пропал, словно не желал слышать возражений.

Эл не хотелось ему верить. Она интерпретировала его нравоучение, как уловку. Сначала она подавила раздражение, потом внутри шевельнулась... надежда. Ее размышления нашли канал сухой рассудительности. Эл мгновенно выстроила логическую цепь и испытала восторг. Если бы воображаемый Алик не признался, что не знает ее имени, то видение осталось бы в категории реальности.

Тогда кого она видела? Ее ум заработал истерически быстро. Она вспомнила разом все видения с участием воображаемого Алика. Мог ли остров спровоцировать ее видения так, чтобы, например, отвлечь ее от ухаживаний Лоролана? Да.

Сердце снова защемило, и Эл призналась себе, что не хочет лишаться этой части своей жизни. Тот Алик из видения... Не походил на Алика, которого она знала. Ее друг и возлюбленный был менее идеален, чем обитатель видений. Идеален... Но какими потрясающими были его глаза! А поцелуй...

Эл даже простонала.

— Эл, тебе плохо?

Это Браззавиль, заметивший ее из сада, решил помочь. Когда она подняла на него глаза, он удивился, что бывало с ним редко. На измученном болезнью лице горели два восторженных огонька, шальные и даже безумные. Браззавиль побоялся что-либо спрашивать еще. Взгляд ему не понравился. Кажется, долгое общение со смертными повредило ее равновесию. Такая госпожа, скорее, — обуза, ни восхищения, ни гордости такая Эл в нем не вызывала. Разочарование слуги от Эл не укрылось.

— Я жалкая? — откровенно спросила она.

— Более чем, — не стал церемониться Браззавиль.

— Разумеется, Браззавиль, влюбленная великая никого не устраивает. Это же мелкое счастьице — любить всей душой. Я такая дура! — Она сладко протянула слово "дура". — Я живу и выживаю только благодаря тому, что я люблю. Я люблю. Свой мир. Людей. Полеты. Странствия. Я люблю простые вещи. Такие обычные: яркий день, воду, свои сапоги. Я из такого... выкарабкалась, потому что были те, кто любил меня, я битву предотвратила, меча не достав, потому что они меня любили. Создатель всего сущего! Да неужели для того чтобы это понять, я застряла тут! Умереть?! Я спасала его чувства! Оставь я ему надежду, что я выжила, он стал бы меня искать, он упрям, как великий, а теперь у него есть сила и пример. Я что подала ему дурной пример? Едва ли! И время все поставит на места. Время — судья безжалостный. Катись оно все в пропасть, а я буду жить так, как сердце подскажет.

Она не встретила его понимания. Браззавиль красноречиво выразил обратное. Эл припомнила свое давнее наблюдение. Она часто оказывалась оплотом надежд окружавших ее людей и тех, кого с трудом можно назвать людьми. Они возводили ее в ранг сильной и потому считали возможным ждать идеальных поступков, и критерии идеальности у каждого были свои. Кажется, Браззавиль оказался в их числе.

— Вам придется примкнуть к какому-то лагерю, — сказал он вслед своим размышлениям, далеким по смыслу от размышлений Эл.

— А почему я должна? — спросила она, следуя своей логике.

— Невозможно остаться одиночкой, хоть вы и пытаетесь отделить себя от общих процессов, — продолжил Браззавиль свою мысль.

— По-вашему, мое ухо имеет право требовать, чтобы ваше ухо слышало то же самое?

Браззавиль не понял. Эл пояснила.

— Так или иначе, разумным существам свойственно создавать коалиции или выстраивать иерархию, но кто решает, кому и где находиться?

— Есть законы, — убежденно ответил Браззавиль.

— По которому из них я должна следовать вашей воле или чьей-либо другой?

— Моя воля здесь ни при чем. И я не имею в виду мироздание в целом. Не столь широко, госпожа. Я имею в виду только эту часть мироздания. Эти миры. О других я не знаю.

— А я знаю, — самоуверенно заявила она.

Но Браззавиль не услышал ее тона или сделал вид.

— Вы связали себя узами, и вы за них ответственны, из них и складывается ваш долг.

— О-о-о! — протянула Эл. — Этак, мы далеко зайдем. Это я про узы.

В ее голосе слышалось нервное торжество. Эл решила не атаковать больше Браззавиля, он все же слуга этого места, а потому и представления о ее долге и ее связях вне его компетенции. Он явно хотел ей что-то сказать, намекнуть. Но Эл поздно поняла это, а Браззавиль утратил желания откровенничать и намекать.

Эл положила левую руку на грудь, нащупала снова забытый медальон и решила смягчить напряжение.

— Я все-таки не ушла. Сил не хватило. — Она играла медальоном на глазах у него. — Спасибо за него, я только потеряла мешочек у белых столбов.

Почему лицо Браззавиля раньше казалось ей непроницаемо спокойным? Он красноречив даже, когда молчит. Намек опять произвел на него впечатление. Эл лукавила, играла с ним, она не собиралась делиться подробностями. Браззавиль быстро понял ее ход и, кажется, обиделся.

Он продолжил обход, даже не сообщив о намерении, не спросив, нужен ли ей, как помощник. Он ушел. Эл пожала левым плечом и тихонько вздохнула. Боль опять вернулась.

* * *

Эл предпочла длительное уединение. Браззавиль и Милинда ощущали отчуждение и не тревожили ее. Эл тенью бродила по дворцу. Медленно, болезненной сутулясь, она переходила с яруса на ярус, из комнаты в комнату. Бесцельно, как казалось со стороны.

Браззавиль заметил, как листья на деревьях сада стали принимать прежний серебристый вид, слабо шевелились от налетающего сквозняка. Деревья стали издавать аромат, которого он не знал. Причиной была девушка во дворце, но он не видел ее ни в ярусах, ни во время обходов, словно Эл избегала свиданий с ним. И он больше не тосковал, поскольку окружающее пространство явно носило следы его присутствия.

Эл заметила свою способность и стала играться с ней как ребенок с игрушкой. Ей хотелось бунтовать, но ее рациональная сторона, как наблюдатель из ее снов, намекнула, что это глупо и бесполезно. Если показывать свое возмущение и не согласие, то собственным видом. И Эл направилась в гардеробную.

Серый костюм стал бы дурным воспоминанием, а ходить по дворцу в сапогах — нет нужды. И она избрала другой внешний вид. Эл даже пофантазировала на эту тему перед зеркалом в "гардеробной". Сначала ей хотелось сообразить джинсы, но то, что она представила, оказалось вида нелепого и неестественного, слишком давно она их не носила. Ее представления об удобной одежде оказались скудными, а откуда взяться изысканности и разнообразию, если полжизни она носила форму. Ходить по дворцу в форме — это слишком. Единственное одеяние, которое она достоверно воспроизвела — это укороченные чуть ниже колен просторные легкие штаны и рубаха размера на два больше. Так ходил ее воспитатель Том на своем острове. На этом "хламном костюмчике" сошлась масса воспоминаний: прошлое, Том, оба острова, беззаботное время академических каникул и загадочное превращение в остров сгустка серой мглы, и, наконец, полное не соответствие этой одежды нынешнему окружению. Наряд завершили сандалии на босу ногу. Эл с гордостью оглядела себя в зеркале на фоне роскошных нарядов для выхода на балкон. Так она и вышла впервые в галерею, чтобы взглянуть на сад. Ну что ж, ее заботы небезрезультатны. Сад кое-где проплешинами покрылся новой листвой.

Браззавиль и Милинда об руку шли по галерее и молча остановились около нее. Браззавиль остановился, потому что Милинда замерла, глядя на бледное создание в виде Эл. Милинда испытала целый букет впечатлений перешедших в шок. Эл стояла в пол-оборота и косилась на обоих, ожидая предложений о помощи или вопросов о нуждах. Она поняла, что Милинда не в состоянии ни двинуться с места, ни начать разговор.

Она подошла и небрежно, словно смахивая пылинки с плеча женщины превратила ее длиннополое платье цвета слоновой кости в темно-синее с искорками.

— Мне ничего не нужно, и я паршиво чувствую себя, правда не из-за раны, как вы понимаете, — она говорила обоим, а тем временем с плеч Браззавиля до пола скатилось темно-красное, тяжелое полотнище и стало плащом.

Пара супругов в ее глазах приобрела торжественный вид. Эл тем временем превратилась в закованного в броню бледного, измотанного в битве воина и, грохнув доспехом, сообщила:

— А мне полезно умирать, способности открываются. Я бы навела здесь порядок, только вот не уверена, что всем он понравиться.

Эл сделала жест, будто засовывает руки в карманы, и они действительно опустились в прорехи просторных укороченных штанов. И все стало прежним.

— Бытовая магия, — Эл состроила рожицу, поджав губы, подняв брови и пожимая левым плечом.

Милинда с опаской покосилась на плечо, которого касалась девушка, заметив прежний цвет платья, она взглядом испуганной девочки посмотрела на Эл.

Браззавиль увел Милинду в другой конец галереи.

— Что она творит? — простонала Милинда.

— У нее истерика, — ровным тоном ответил Браззавиль. — Она побывала на верху башни.

— Я не знаю, что ты имеешь в виду.

— И это хорошо, дорогая моя супруга. Мне жаль той по мальчишески добродушной и дерзкой Эл, но ее действительно больше не существует. И нам только и остается, что ждать реакции владыки. Она бунтует и только что-то извечно мудрое в ней не позволяет все тут развеять в пыль.

Эл слышала их беседу и улыбнулась.

— Не так трагично, Браззавиль, — обратилась она к нему, зная, что он ее не услышит, — мне кое-что известно о подобных состояниях. Ничего увлекательного для меня в этих иллюзорных трансформациях — нет, без достаточно основательной цели такие способности — это неразумная трата сил, которая приведет к гибели. И мне это уже известно, по умопомрачительному примеру капитана Нейбо. Впервые в жизни могу сказать, что мне есть, за что его благодарить. Верно одно, от острого ощущения несвободы я могу рассвирепеть.

* * *

Потом последовало долгое уединение. Эл снова не нуждалась ни в уходе, ни в присутствии посторонних. В те короткие мгновения, когда Браззавиль видел ее, в ней внешне ни что не менялось, и он привык к ее новому облику. Она не собралась бы уйти в таком виде.... И Браззавиль понял, что "вид" применительно к Эл теперь величина переменная.

Появился владыка. Они возобновили беседы и прогулки в галерее, а поскольку облик Эл не менялся, то, скорее всего, владыке ее ребячество понравилось.

Однажды, владыка резко вырос на пути Браззавиля и строго произнес:

— Я просил тебя следить за тем, куда она ходит. Она слаба...

Его речь перебил громкий оклик Эл, оказавшейся в десяти ее шагах от них:

— Вообще-то, Браззавиль мой слуга. Неужели я позволю слуге мешать моим намерениям, да он и не сможет за мной уследить.

— Я не вижу ее больше, господин, — с чувством облегчения признался Браззавиль.

Владыка повернулся к ней.

— Тебе есть, что от него скрывать? — лукаво спросил владыка.

Браззавиль ожидал, что владыка выкажет недовольство ее дерзким вмешательством в разговор, но понял, что Эл с засунутыми в карманы руками, слегка сутулясь, производит впечатление, будто ей безразлична реакция владыки, ибо Браззавиль действительно ее слуга. Он согласился, что она права в своем заявлении.

Эл смотрела на обоих и призналась впервые, что без труда выносит взгляд глаз отца. Они были опалового цвета с исками и смотрели с интересом. Взгляд Браззавиля был изучающее напряженным и благодарным. Эл опустила глаза и повертела носком сандалии.

— Браззавиль не виноват в том, что я пыталась подняться на башню, — тоном примирения добавила она. В ее голосе звучали заискивающие ноты.

Владыка отпустил Браззавиля.

— Не устраивай больше подобных сцен, — предупредил он.

— Браззавиль действительно не виноват, — настаивала она.

— Ты все еще сердита, — заметил он.

— Временами, — согласилась она.

— И что это было? "Мой слуга".

— Он же мне присягал, — напомнила Эл.

— Напрасно. Оставь свои развлечения для игры с Милиндой. Для меня ты как не рядись, как не веди себя, я все равно знаю, что от той Элли, что умирала у меня на руках, ты отличаешься только способностью проводить силу этого места и управлять ею, а в корне ты не изменилась. Ты пытаешь воспитать в них неприязнь, чтобы они не переживали в случае, если тебе повезет сбежать.

— Отпустите меня, — попросила она. — Я все делала, как вы хотели, я согласилась с условиями, которые вы ставили, вы добились своих целей, хотела я или нет. Но мне тесно здесь. Я чужая.

— Ты теперь соткана из сил этого мира, ты его частица, — утешающим тоном произнес он. — В тебе говорит упрямство. И обида.

— Вы могли вернуть Фьюлу, она с радостью заменила бы меня.

— Возвратить ее было твоим порывом. Мне она неинтересна, особенного после того, как пыталась убить тебя. Не окажись в ее руках твоего кинжала, ее ухищрения не достигли бы цели. Урок тебе впредь. А мне удовлетворение оттого, что мои неудачные попытки воспитать в детях покровительство мирам привели их каждого на свою стезю. Отныне, кроме тебя я никого не назову великим.

— В моем народе есть поговорка: "Яблочко от яблоньки..."

— Ты уже употребляла ее в мой адрес. Согласен, я ошибался, когда наделил их способностями прежде умения служить. Но опыт, все же, был достойный и тот, что впереди может оказаться более удачным.

— Вы задумали создать еще одну клику наследников?

— Нет. Одного довольно. И рассчитываю на твою помощь.

— Мою? Я понятия не имею, как создаются великие.

— Ты узнаешь. Ты оказалась талантлива во всем, чему я учил тебя.

— Я не гожусь для этой роли.

— Как раз годишься. Ты великая. Ты поняла и проникла в суть событий. Ты стала достойной сана, ради которого создана.

Эл скосилась на него с подозрением.

— Точнее, — недоверчиво попросила она.

— Ты достойна, называться Владычицей. Не смотря на твое неравнодушие к смертным, а может быть и благодаря ему. Я должен решить весьма щепетильную задачу. Я должен решить ее сейчас, когда ты увидела свою силу. Я, как владыка, должен помочь тебе преодолеть эту ступень понимания разницы между тобой и остальными созданиями, какими бы привлекательными они тебе не казались. И пусть мое решение покажется тебе поспешным, я не намерен медлить. Ты станешь владычицей.

— Каким образом? — вырвался у нее вопрос. Эл хотела пояснить свою мысль. Сказать, что она ни на мгновение не мыслит себя в этой роли, скорее это ее пугает.

Но владыка опередил ее.

— Самым понятным тебе способом. Я женюсь на тебе, уравняв тебя в силе и сане.

Голос его был торжественным.

Эл вздрогнула так же как после видения.

— Да ни за что на свете! — выпалила она, ни мгновения не обдумывая ответ.

Эл бросило в жар от возбуждения и захотелось сбежать. Потом она вжала голову в плечи, словно ожидая удара, а все потому, что увидела гнев во взгляде опаловых глаз и даже ревность.

— И все из-за смертного, — его тихий голос вызвал дрожь в спине.

— В моем народе не принято...

— Я твой народ, — перебил он тоном приказа. — Я единственный. Я тебя создал.

Эл опешила, а потом только сообразила, что продолжает возражать.

— Но воспитали не вы. Меня воспитал другой мир.

— Жалким подобием. Так не будь жалкой.

Мысли проносились лихорадочно.

— Мой ответ — нет, — повторила она, потому что догадалась, что предстоит унизительное объяснение.

Она испугалась, это действительно был страх. Эл испугалась, что от переизбытка эмоций тело отключится, что ей грозит упасть в обморок, что она окажется в его власти.

Ответом стал его презрительный взгляд.

— Объясни свой отказ.

— Вы же все чувствуете.

— Я требую. Ясного и четкого отказа.

Эл ощутила себя так же, как в день, когда решалась судьба Алика. Как этот же исполненный могущества владыка сказал, что участь его еще не решена. И в итоге, ее решила она. Мысль об Алике и спасла положение, как в последствии казалось Эл.

— В моем представлении союз должен быть результатом взаимной любви. А я люблю другого.

Ее ответ вызвал раскатистый смех владыки.

— Этот смертный. Воистину, глупость за дверь не выкинешь. Он — ничто рядом с тобой.

— Я говорю не о Мейхиле, — нашла, что возразить Эл.

— Так и я не о нем. Уж не он ли явился к тебе? В твоих снах?

Он насмехался над ней. И Эл ощутила прилив ярости.

— Да. Я видела его. Я люблю этого смертного, каким бы жалким он вам не казался. И я, по крайней мере, знаю, что он любит меня. А с вашей стороны других оснований для предложения, кроме как возведение меня в сан, не нашлось. Помимо того, что вы мой отец найдутся и многие другие возражения с моей стороны. Но я их еще обдумаю. А пока я сказала только — нет.

Эл опять посмотрела в опаловые глаза и рухнула на пол.

Владыка поднял Эл и отнес в комнату.

— Такая же, как мать, — неприязненно произнес он и оставил лежать на полу комнаты.

— Новелла 4 Плащ странника

— Глава 1 Слуга владыки

Утро, как водится, наступило стремительно. В саду облаками плыл туман. Милинда бродила около грота, ожидая пока госпоже надоест забава с туманными облаками, и она вернет саду четкие черты. Милинда укрылась в гроте, нечеткость очертаний вокруг делала и ее мысли неопределенными.

Как не пыталась она отвлечь себя, мысли возвращались к Эл. Браззавиль простился с прошлыми отношениями так просто и легко, а она не могла отстранить воспоминания. Милинда только эти утром догадалась, что Эл не зовет ее, потому что щадит ее чувства. Милинда снова вышла в туман, но не пошла во дворец, супруг должен был вот-вот завершить обход, а Милинде хотелось услышать его мнение.

— Да, — коротко согласился он.

Он помолчал, а потом решился добавить.

— Между нею и владыкой произошел весьма напряженный разговор. Эл ранена не только воочию, я думаю, открылись и другие, душевные раны. Я все реже вижу ее в коридорах. Едва возвращается владыка, она стремиться укрыться от него, точно здесь можно сбежать.

— Он тоже появляется редко.

— Я полагаю, Эл что-то натворила в мирах, помимо того, что влюбилась в смертного.

Милинда о чувствах Эл еще не знала, беспокойство не позволяло ей обдумывать что-то большее, чем нынешнее состояние Эл, о причинах Милинда не думала. Известие снова шокировало ее, сильнее, чем способность Эл изменять пространство. Она надолго замолчала, опустилась на сидение и поникла. Браззавиль ждал, сейчас ее нельзя покидать. Он присел на другое сидение в стороне от нее. Но Милинде расстояние между ними, показалось пугающим, и она, вскочив, бросилась к его ногам и села на пол, с нежностью опуская голову ему на колени, словно умоляя о защите. Он приподнял ее, и она послушно села на его колени и прижалась к нему. Он забыл уже юношеский восторг, который испытывал когда-то, обнимая любимую. Он скрыл улыбку, потому что догадался, кто воскрешает в них подобные воспоминания. Он не мог рассеять тревоги жены, поэтому задержался в этом чувстве нежности и близости, вспомнил первые времена их совместной жизни. Мысли его сами собой обратились к Эл. Она лишена права на подобные приятные мелочи, и, по сути, одинока. Очень одинока. Сам ход событий заставил его переосмыслить совместное существование. Он вспомнил их внезапный диалог о долге и понял, что она имела в виду. Зря он ушел тогда, выказав неодобрение. В одиночку она не сможет выбраться из миров. Он скован многими обязательствами молчания, сможет ли он пожертвовать собой и Милиндой ради того, чтобы Эл выскользнула из становившихся тесными объятий владыки. Сама мысль уже наказуемая.

— Что? — спросила Милинда, уловив тревогу.

— Я думал, чем могу ей помочь.

— И что решил?

— Ничего не решил. Мне не под силу. И она не позволит.

— Ты давно знал о смертном? Кто он?

— Солдат.

— Ужас. Владыка не простит.

— Я думаю, его недовольство лежит в другом русле. Эл приобрела силу и ему придется реагировать на эти ее всплески. Наша госпожа теперь способна не просто наводить установленный им порядок, но и менять его по своему разумению.

— А разумения у нее все меньше. Сад превратился во что-то невиданное, а по утрам я вообще не ориентируюсь в нем. Она вносит больше путаницы, чем порядка.

Браззавиль улыбнулся.

— Я не это имел в виду, радость моя. — Он поцеловал ее в плечо. — Он мог объяснить ей цель ее пребывания здесь. Она вынудила его спешить. Я осмелюсь спросить у нее. Она ответит.

— Я хочу пойти с тобой.

Эл возникла сама.

— Ненужно. — Она стояла так же, как и в прошлый раз, когда заступалась за Браззавиля, засунув руки в карманы штанов. — Он сделал мне предложение стать владычицей, и я отказала ему.

Милинда беспомощно уронила руки, они соскользнули с плеч Браззавиля, он решил, что она уподобиться Эл и выскользнет из сознательного состояния. Он приподнялся и ловко усадил ее на свое место, а сам встал. Эл снисходительно взглянула на них и вздохнула, поджав губы.

— Милинда, неужели ты допускала, что я, когда-нибудь окажусь рядом с ним? — Эл изобразила крайнее изумление, чтобы казаться доходчивой. — Это так же нелепо, как... Даже не знаю как. Как то, что я гожусь для этого! И дело не в сане, ранге или как там принято.

— Вы созданы для этого, — проныла Милинда.

— Но не факт, что могу. И, однако, интересно, что я до сих пор не добилась подробностей моего создания, рождения. О своем земном происхождении я знаю больше, чем о том, что тут было до моего рождения. И пусть оно фантастично, но я скорее его приму как правду, чем те умалчивания, на какие натыкаюсь здесь. Я слышу, что моя мать покинула миры будто бы в результате войны, что миры рушатся, что куча народу, там в мирах, сохранила ей верность и ждет возвращения. Я слышу это от смертных, но не здесь, где достоверно известно, что происходило тогда. Вы знаете, но вам запрещено. Что позорного в том? Или узнай я правду, кое-кто потеряет права на меня? Мне законом воспользоваться?

Эл пригрозила и услышала, как Милинда взвизгнула тихо.

— Нет.

— Так то. Я и без расспросов понимаю, что мое положение здесь всех тревожит.

— Эл, госпожа. Ты правильно поступила, когда отказала ему, — согласился Браззавиль.

Милинда издала мучительный вздох, а Браззавиль повернулся к ней и еще раз утвердительно кивнул.

Эл перестала изображать суровость и тоже одобрительно кивнула.

— Хорошая новость.

И опять наступило ее длительное уединение.

Браззавиль вмешался, когда Эл начала "штурмовать" башню. Она сделала несколько попыток подняться туда.

— Ваша рана не позволит вам оказаться наверху, — сообщил он, когда Эл отдыхала в галерее ведущей в башню. Она сидела на полу, лицо ее было угрюмым.

— Я уже понимаю. Силы не те, — согласилась она. — Браззавиль, вы знаете о портрете? Ответ может быть опасен, если так, не отвечайте.

И Браззавиль не ответил.

Эл не встречала владыку с момента отказа. Встреча вызвала бы взаимное напряжение, поэтому Эл с радостью переживала отсрочку разговора.

Он состоялся в то утро, когда Эл "завершила работу в саду", то есть сад приобрел специфический вид, с точки зрения Милинды и Браззавиля, зато он являл собой смесь земных сезонов с разнообразием красок, запахов и изобилием растительности. Местами он стал непроходим.

Владыка подошел к ней, когда она оглядывала свое детище. Эл была удовлетворена тем, что излечила сад от ею же нанесенного опустошения.

— Я запрещаю тебе здесь что-либо менять, — произнес он строго.

— Не буду, — покорно кивнула она.

— Если тебе скучно и ты уже не больна, то пришла пора назначить тебе круг обязанностей. Он будет невелик, но я усложню его, как только замечу, что твои действия неполезны.

Для Эл выговор и этот приговор были более желательной темой беседы, чем выяснение отношений относительно отказа.

— Я обязана вам служить? — уточнила она.

— Да. Мне.

И Эл посетило неприятно воспоминание о Нейбо. Владыка посмотрел строго.

— Сошлете меня в миры? — спросила Эл, не без тайной надежды.

— Стоило бы, — ответил он, — но я оставлю право распоряжаться тобой. Я спас тебя от гибели и по закону владею тобой. В миры ни шагу без моего дозволения. Силой тоже пользоваться запрещаю, я сам решу, на что ее употребить. Тебе не придется выбирать службу, я ее назначаю.

— И на какой срок?

— Навечно.

Эл в ответ пропыхтела невнятно, а потом сформулировала.

— Местью отдает.

Он смотрел холодно.

На том разговор завершился.

С поручениями он явно не спешил. Эл начала тревожится, что он готовит ей нечто унизительное.

Она на правах поверженной дочери стала снова навещать дом Браззавиля, у него Эл поинтересовалась, какого рода служба ей может грозить?:

— Я не могу сказать. Ты — случай особый. Он не пустит тебя в миры. Я угадаю, если скажу, что тебя там полюбили.

— Хм, тут как раз неувязка. Я услышала от смертного, что мое присутствие в мирах не оставляет ярких следов, один, два случая. Славу приписывают владыке.

Браззавиль кивнул и улыбнулся. Он осмотрел Эл, она все еще носила свой шуточный, по мнению Браззавиля, наряд.

— Слуга владыки? — переспросил он. — Ты не чувствуешь себя униженной?

— А должна?

— Да. Ты больше не называешься великой, он не назовет тебя ни дочерью, ни наследницей. Один он знает, на что тебя пошлет.

— Утешает одно. Не на смерть. Зачем он тогда тратил силы на мое спасение? Браззавиль, признаюсь, я испытывала к нему теплые чувства. И до сих пор испытываю, где-то в глубине души. Я не могу подобрать определения, но мои ощущения похожи на чувства человека, который обидел другого просто тем, что существует. И все рано он далек от меня, а я от него. Мы точно разные миры. Я так и не смогла убрать этот барьер. Между нами была тонкая тропинка, но это его предложение разрушило связь между нами.

— Он поторопился, ты считаешь? Попроси он поздней, что бы ты ответила?

— Ой, едва ли я когда-либо пришла бы к ощущению, что могу стать той, какой он хотел меня сделать. Сомнительно.

— Теперь точно — никогда. И теперь тебе понадобиться чуткость и осторожность. Он не станет мстить. Нет. Но ты можешь оказаться в трудной ситуации.

— Я не рвусь где-либо оказаться. Меня не влекут больше миры. Я вообще пришла к выводу, что смертные весьма талантливо справляются и без посторонней помощи. Они ничего не смогу изменить в тех потоках сил, которые рушат двери, вызывают бедствия, все, что сопутствует разрушению. Механизмы этих бед в состоянии осознать только сущности четвертого мира, и то, нерядовые, а лишь самые выдающиеся. Но, я убеждена, что от них вреда больше, чем от всей разрухи вместе взятой. Я опасаюсь того, что они все-таки решаться завоевывать остальные миры. И тогда всему придет конец.

Он изучал лицо, пока она говорила. Эл сбросила маску суровости и напряжения, оказалось, эти состояния были ее частью эти дни. Рядом была прежняя Эл. В ее взгляде читалась грусть, она сидела недалеко от него. Раньше, когда она появлялась в его доме, то казалось, что пространство заполнено ее силой, ее духом. Теперь Эл стала так похожа на ту, что вошла в этот мир об руку с Лороланом. Она улыбалась своим мыслям, Браззавилю стало интересно. Эл заметила его любопытство и поделилась воспоминаниями.

— Однажды, мы сдавали тест в академии. Мой близкий друг был к нему явно не готов. Я сидела от него на расстоянии вытянутой руки. Сидела и мучалась — помочь ему или нет. Я рассуждала о том, что сейчас он не готов, но может усвоить урок и позже. Мне не хотелось, чтобы он опозорился, поскольку была уверена, что он станет отличным пилотом. А потом представила, что он будет управлять тяжелым бортом или лайнером с сотнями пассажиров и сорвется на том, что недоучил сейчас.

— И какое было решение?

— Я не стала помогать. Потом весь вечер переживала.

— Он ошибся?

— Вовсе нет. — Эл просияла.— Он решил задачу нетрадиционным и примитивным способом. Не как в учебнике, а как сам представил.

— И чем завершился тест?

— Он прошел тест, а его решение стало академическим примером находчивости. Повлияло и то, что кураторы знали, что он раздолбай, но талантливый, поэтому и любили его. Оштрафовали лишением полетов на неделю. — Эл засмеялась. — Но задачу он решил сам. Своими силами и средствами.

Браззавиль покивал понимающе. Он догадался, почему она рассказала эту историю.

— Глава 2 Город проклятых

Он сидел на самом краю крыши и смотрел на гавань. Он забрался сюда, чтобы увидеть закат. Город, словно подкрался к воде большого залива и замер, не нарушив красоты пейзажа. Он читал вязь улиц и угадывал мысли архитекторов, которые умело и уместно разбросали у воды дома с башенками и шпилями. Закатное солнце серебрило воду, разливаясь по гавани яркими тонами, набрасывая на город ткань вечерних цветов. Ему нравился этот закат, поэтому он счел возможным задержаться тут дольше. Один этот закат и пора уходить обратно. Ждать еще теперь не имеет смысла. Она не пришла.

Красивое переживание было разбито вдребезги волной холода и опасности.

— Поднимись и отойди от края, — прозвучал сзади неприятный звонкий голос.

Потом другая сила, совсем рядом, заставила его так напрячься, что тело отозвалось болью. Он почувствовал, как его толкают к краю крыши. За воротник куртки уцепилось что-то крепкое, он подался вперед и повис. Край крыши оказался на уровне его груди, а взгляд уперся в голенище черного сапога. Он осмелился поднять взгляд на того, кто собирался швырнуть его вниз.

— Я нашел его первым, — раздался первый голос.

— А мне наплевать. Проваливай и другим передай, не то голову потеряешь.

Одна фигура отошла от края. Теперь он мог рассмотреть первого, но не видел, кто держит его, не мог поднять голову выше — мешал грубый ворот его новой одежды.

— Отдай, — настаивал тем временем обладатель неприятного голоса.

— Отбери.

И тут раздался лязг металла, перешедший в тихий звон, который заставил его испугаться больше, чем возможность упасть.

Он видел конец клинка напротив. Он испугался, чего нельзя сказать о том, на кого он был направлен.

Этот громкоголосый был довольно высок, худ и грозен, одет в длинное и неудобное на вид платье до пят. Не для прогулок по крыше, во всяком случае. К поясу был привязан аркан и еще несколько неизвестных вещей.

— Глупости. Всем известно, что он фальшивый.

— Да неужели? — удивился обладатель черного сапога.

Он махнул оружием с необычной легкостью, словно оно невесомо. Фигура исчезла первой, а потом голова.

Настала его очередь. Он был рывком поднят и поставлен на край крыши. Теперь он сравнялся, или почти сравнялся ростом с обладателем черного сапога. Он весь был черный, за исключением головы и копны белых волос.

Незнакомец легко убрал оружие за спину и ухмыльнулся.

— Этот паразит испортил любование закатом? — констатировал он. — Слезай с крыши, ты тут очень заметен.

— Ты убьешь и меня? — спросил он.

— А тебе хочется умереть?

— Нет.

— Тогда зачем полез на крышу, где тебя только слепой не увидит?

— Я хотел, чтобы меня нашли.

— Ну, нашли. И что? Не терпится встретить владыку? Он тоже этого хочет.

— Нет. Нет. Я пришел не к нему.

— Я знаю.

— Откуда?

— Назовем это интуицией. Иди за мной.

От взгляда темных глаз стало тепло. Он повиновался, и видел спину, пока они шли по крыше и по пандусу, ведущему на нижние ярусы. Улица стала прохладной после заката.

— Как мне называть тебя? — спросил он, чтобы соблюсти местный ритуал вежливости.

— Называй меня Эл.

— Повтори.

— Эл.

— Я искал тебя!

— Я догадалась. Нашел. И что?

Ему оставалось удивиться той легкости, с которой, она, а это она, та самая, восприняла эту встречу.

— Ты ждала меня? — поинтересовался он.

— Нет.

— Нет?

— Нет. Не останавливайся.

— Я пришел к тебе. Чтобы сказать.

— Не здесь. Ты же голоден.

— Я не понимаю.

— Иди за мной — поймешь.

Любопытство Эл достигло предела. Впору ликовать — она впервые встретила странника. Это рыжий парень. Он имел внешность по местным меркам интересную, поскольку, сохранив общие черты обитателя третьего мира, он умудрился совместить их таким образом, что ни один народ не признал бы его своим. Он был низкорослый, забавный и казался растерянным. Эл уловила его чувство страха, там, на крыше, но сейчас он скорее проявлял нетерпение. С расспросами она не торопилась.

— Куда ты ведешь меня?

— Туда, где кормят странников, — ответила она.

— Мне не понятно.

— Ты торопишься?

— Тороплюсь, потому что они появятся опять.

— Не появятся. Я убила одного из них. Если они есть в округе, то в город не войдут. Пока ты рядом со мной, можешь их не опасаться.

Эл свернула на другую улицу. Она остановилась у дома с вывеской, достала откуда-то лоскут ткани и обмотала голову. Светлые волосы исчезли, и она стала совсем черной. Подтолкнув парня вперед, она вошла в освещенную белыми шарами комнату.

Здесь был один общий длинный стол, с одной стороны стола были сидения для посетителей, с другой — подавали кушанья и напитки. Эл помнила времена, когда город голодал, кормить гостей здесь было доброй традицией, подобные этому дома были разбросаны по всему городу. Удобно и уютно.

Девушка, подавшая им еду, не скрывая любопытства, осмотрела обоих гостей. Парой они были колоритной. Она черная и он рыжий и странно одетый. Эл вызвала у нее скорее неловкость или чувство опасения, а рыжего юношу она наградила заискивающим взглядом. Она отошла, и он тихо промолвил:

— Я ей понравился?

— Да.

— А ты нет,— заключил он.

— У меня оружие. Здесь его положено отдавать на хранение. Увы, мне предстоит еще объясниться с хозяином.

Эл поднялась раньше, чем крупный, коренастый мужчина вышел к ним из двери ведущей в задние комнаты дома. Она подошла, что-то шепнула ему.

— Угощайтесь и уходите, — с некоторой неохотой согласился он.

— Что ты сказала ему? — поинтересовался юноша, когда она вернулась к столу.

— Правду, — коротко ответила она.

— И он поверил?

— Хм. Не уверена. Ешь.

— Зачем. Я не нуждаюсь...

— Ешь, говорят. Скопируй систему у меня. Я тебя еще учить должна?

Эл села и молча принялась за еду. Он наблюдал за ней, Эл всем видом показала, как он должен поступить, и скоро он уже жевал. Глотал он смешно и громко, чем вызвал веселье у прислуживающей им девушки.

Эл слила напитки в один сосуд, закупорила и спрятала в сумку, потом потянула его за собой прочь.

— Я чувствую себя необычно. Этот способ пополнять силы какой-то странный, — говорил он.

— Зато ты не так заметен. Нужно было две порции в тебя запихать.

— Ты хотела прибегнуть к насилию?

В ее словах он уловил не смысл, а интонацию.

— Давно ты тут? — задала Эл встречный вопрос.

— Нет. Совсем недолго. Я видел, как ваше светило село и поднялось.

— Сутки.

— Мы все время движемся, а я должен сказать много. Давай остановимся.

— Это буду решать я, когда мы остановимся. Хочешь жить еще сутки — слушайся меня.

Они вышли на площадь, где стоял храм. Ворот теперь не было, осталась только арка. Вечером храм никто не посещал. Эл быстро пересекла площадь, ее спутник семенил за ней. Эл отыскала нужную плиту в полу и приподняла ее, странник пришел к ней на помощь.

— Держись за мои руки и прыгай вниз.

— Зачем?

— Не вынуждай опять брать тебя за воротник. — Эл представила, как спустит его за шиворот в дыру.

— Да, мне будет неприятно, — согласился он.

Эл помогла ему спуститься, потом спрыгнула сама. Плита с тихим скрежетом легла на место.

— Тихо, — предупредила она.

Наступило молчание, а потом раздалось шарканье и бормотание наверху. Снова тишина.

Эл зажгла светильник и повела спутника по длинному коридору. Она привела его в каморку, которая когда-то служила архивом хранителю храма. Свитков тут уже не было, комнатой давно не пользовались, здесь осталось подобие стола у стены, сидение и сложенный в углу занавес, которым когда-то была занавешена дверь.

— Здесь мы и поговорим, — сказала Эл и предложила ему сидение.

— Здесь? Почему? Здесь слишком мрачно.

Эл села на занавес оперлась локтем о колено и подперла ладонью щеку, так и застыла с интересом, рассматривая этот экземпляр.

— Ты на самом деле неопытен или притворяешься?

— Притворятся унизительно, — заявил он и исполненный достоинства взглянул на Эл свысока. — Я впервые взял на себя долг передать сообщение, и я не представлял, что дикость местных нравов приемлет убийство, которое ты совершила. Оно было лишним, прощаю его. Я должен сообщить.

Он замолчал. Эл выпрямилась, шутливо копируя его величие, наигранно и уверенно кивнула.

— Сообщай.

Он смотрел пред собой, потом поднял глаза, и стало ясно, кто более других продемонстрировал ему "дикость местных нравов".

— Ты, именуемая Элли или Эл, и так же именуемая наследницей владыки Волькара, наследницей Пяти Миров, должна покинуть миры по настоянию СОВЕТА ОДИННАДАТИ, — название совета он произнес выразительно и громко. — Ты не имеешь права занимать место наследницы, как бы твердо не настаивал на этом народ миров или сам владыка. Если ты займешь место Владыки или примешь сан Владычицы, ты будешь признана захватчицей, тебя ждет суровый суд, смерть или забвение по выбору совета. Я проведу тебя по звездному пути, и ты предстанешь перед Советом для выяснения твоих намерений.

Он закончил речь, но позы не изменил, ожидая ответа. Эл опять сидела, подперев рукой подбородок, и смотрела как-то беспристрастно.

— Ты откуда свалился? — спросила она, немного помолчав.

— Отвечай же, как велит порядок, — потребовал он.

— Парень, если тебя подослал владыка, я тебя убью.

Речь не только не произвела на Эл впечатления, она вызвала подозрения, причем самые печальные. Вся эта охота, которую жрецы устроили на этого парнишку, прыть, с которой он сутки метался по миру, избегая встречи, напоминала Эл дешевое представление полное нелепых несоответствий. И надо же ей было принять в нем участие! Понятно, что не забавы ради все это, только уж очень грубо.

Владыка вызвал ее и сообщил, что в миры проник странник. Изловить его, не стоит большого труда, но он желает, чтобы она сама с ним встретилась и привела к нему. Разумеется, отказ и возражения не принимались. А потом он уточнил, что ей потребуется оружие.

Ее наряд теперь был черным, копия серого костюма, но тонкой работы из легкой ткани. Эл поняла его назначение, как только отправилась исполнять первое поручение. Это был костюм слуги владыки. Ответом на ее появление была неприязнь. Причину ее Эл так и не поняла. Ее не любили за один только вид. Ни спутников. Ни помощников. Доброе отношение — никогда. Визиты в миры были короткими, потому что поручения исполнялись точно и быстро. Эл временами казалось, что она вернулась в состояние капитана Нейбо, в тот мрачный муляж без собственной воли. Быть может, она не прошла тогда свой урок, и судьба вернула ее на новый круг? Что же она должна понять? Такое положение длилось не так долго, но быстро озлобило ее. Натыкаясь на холодность тех, к кому она обращалась, и по началу пыталась помочь, Эл сама в ответ стала намеренно суровой.

Кто бы ни сидел напротив, угрозу он заслужил.

— Ты не должна впредь говорить, что мне делать. Я сам решаю, куда идти, что говорить. Ты ведешь себя с превосходством, а должно быть наоборот. Я намерен покинуть этот мрачный дом, — заявил он.

— Не возражаю. Ты сказал, что хотел. Выйди отсюда и тебя ждет встреча с владыкой. Если ты странник, то это путешествие станет последним на твоем коротком пути. — Эл небрежно махнула рукой, указав выход. — Если лжец, то доложи владыке, что я предала его.

— Ты не смеешь со мной так говорить. Я много древнее тебя и прошел путь незапятнанный дурными делами и изменами. Не моя вина, что ты служишь этому владыке, умножая силу его проклятия, и что он приучил тебя сомневаться в истине.

Он не менял ни позы, ни тона.

— Может тебе заткнуться, пока не поздно. Что ты обо мне знаешь? — строго возразила Эл.

— Немного, — с тем же вызовом ответил он. — Ты вступила в состязания за миры и выиграла.

— И тебе известно, почему я тут оказалась? И почему я до сих пор тут?

— Это твоя судьба, оказаться здесь. Но как ты тут живешь, я не осведомлен, — возразил он. — Я только посланник.

— Проваливай домой, посланник.

— У меня нет дома, я всегда в пути.

— Поищи себе более чистое и светлое место, — посоветовала она.

— Я не исполнил поручения. Ты должна пойти со мной. Я должен вывести тебя из миров.

— Должна? Забавно. Хорошо. Давай разбираться сначала. Итак. Совет Одиннадцати — что это?

— Я не могу сообщать тебе ничего, любое мое слово может погубить тебя. А мне было бы прискорбно стать причиной гибели любого существа.

— Если бы ты не торчал на крыше, как прыщ на ровном месте, я бы не снесла голову жрецу. Одна жертва по твоей милости уже есть.

— Это не так. Ты сама приняла решение его убить. Он только спорил с тобой. Я сидел на крыше, чтобы видеть, как заходит светило за горизонт. Я избрал место, где бы я мог созерцать и быть заметным для тебя. Я полагал, что ты уловишь мое присутствие и придешь.

— Пришла, просто таки, успела во время. В округе с десяток набралось, таких как тот. Я пригрозила им. По крайней мере, они ко мне близко теперь не подойдут.

— Им нужен я.

— Святые небеса! Какая наивность! Не ты, а твоя сила. И моя, если повезет. Где твой опыт?!

— У меня нет опыта общения с варварскими мирами. Я люблю красивые, разумные и совершенные миры.

— А, понятно. Куда мне. Я заслужила убивать, разгребать хлам и защищать таких, как ты.

— Да. Ты слуга, — торжественно заявил он.

— Виват! Я знаю свое предназначение! — провозгласила Эл и засмеялась.

— Предназначение? Разве его огласили? Я не знал, — он так смутился, что Эл расширила глаза и посмотрела на него, как на ребенка, который зашел в тупик из-за очевидной мелочи.

— Ой! — Эл отмахнулась. — Не бери в голову. Мы говорим на разных языках. Я все поняла. Ты пришел в этот город, залез на крышу, потому что тебе поручили найти меня и заверили, что я тебя найду сама. Ошибаешься. Меня послал владыка. В этот город я пришла не за тобой. Скорее всего, силам, которые ведают справедливостью, стало угодно, чтобы владыка совершил эту ошибку. Не берусь рассуждать, что он имел в виду. Мне впору подумать, что делать с тобой. Наипростейший вариант — отдать тебя владыке, как он того желал.

Эл остановилась, обдумывая варианты.

— Ты сделаешь так? — в его голосе прозвучало сожаление, смешанное с грустью. Грустью от ее непонимания высших истин.

Эл улыбнулась.

— Не люблю простых решений.

* * *

Совет затянулся с полудня до самого вечера. Главы семей не могли придти к единому решению. Город никому не диктовал условий. Случай, по которому они собрались касался внешних отношений города.

В город пришел посланец из земель, что лежали за морем. В тех землях не избрали короля и междоусобицы вынудили управителей их столицы просить помощи соседей. Землям грозил самовольный захват одного из многочисленных племен населявших соседние земли. Там их называли "люди запада". Распад северных земель и грядущее владычество варваров тревожили совет. Иметь добрых и мирных соседей выгоднее, чем прибывающих в распрях. Поэтому совет решал вопрос о военном вмешательстве.

— У нас есть флот, а море глубоко заходит в их владения. Пройдем по морю и высадимся всего в десяти днях пути от столицы, — предложил один из членов уважаемого совета.

— Нет. Мы обязаны с честью заявить о вторжении, прежде чем хоть один из нас вступит на те земли, — возразил ему другой.

К вечеру мало кто сомневался в необходимости военной поддержки, но решить, как поступить верно, горожане не могли. Здесь к войне относились как к неизбежной необходимости. Все убедились, что она случиться, но напасть на земли соседей первыми пока еще считали поступком нечестным. Совет не только изобретал способ, но и подводил основание под нападение.

— Мы тратим время впустую. Король сказал, что будет думать, а значит, решение не будет быстрым. Молва опередит нас, и внезапность будет тщетной, — сказал один, кто более всех знал военное дело. — Нужно сначала заручиться поддержкой короля.

— Король требует, чтобы наше решение было прежде выверено и высказано ясно, — возразил всем хранитель дворца, который представлял короля на совете.

Совет зашумел, перебивая друг друга. Споры случались и прежде, поэтому все возражали всем, чтобы избавиться от возбуждения, успокоиться и продолжать беседу далее. Шум, впрочем, продолжался недолго.

Посередине большого круглого стола совета возникла фигура. Она появилась из воздуха, чуть в стороне от центра и первые мгновения казалась черным изваянием. Капюшон черного одеяния был наброшен на голову и скрывал лик пришельца. В наступившей тишине было слышно, как слегка поскрипывает его обувь, когда он стал поворачиваться вокруг своей оси. Его глаз никто не видел, но все поняли, что он оглядывает присутствующих. Тишина стала гнетущей.

— Войны не будет, — произнес голос из центра стола.

Ни шевеления, ни ответа.

Они знали, как выглядит слуга владыки. Испуг смешался с презрением. Они возразили про себя, но ни одно слово не вырвалось наружу, оставаясь только в умах. Протест. Молчаливый протест — вот каково было название этой тишине.

Мысли же были иными. "Напасть нужно. Они в былые времена притесняли нас. Они заслужили ответного притеснения", — думал кто-то. "У них нет правителя, а наш — великий. Он правит разумно, им не помешает наша власть", — думал другой. "Странно, что владыке неугодна наша распря. Он был бы рад, чтобы наш народ сократился наполовину в результате войны", — рассуждал третий.

— Войны не будет, — был ответ на все соображения сразу. — Вы храните ценные знания. Не разрушайте то, что храните.

Дверь зала тяжело открылась. Главы семей с облегчением увидели своего короля.

Он поднял глаза и смерил взглядом фигуру на столе.

— Что ты сказал? — обратился он.

— Войны не будет, — повторил слуга владыки и все заметили, что голос смягчился.

Никто не смеет возражать великому.

— Что ж. — Ко всеобщему неудовольствию в голосе короля прозвучало одобрение. — Войны не будет.

Потом он подошел к краю стола и протянул визитеру крепкую руку.

— А теперь, сойди оттуда, ты оскорбляешь наши традиции.

Темная фигура двинулась в его сторону и, опираясь на королевскую руку, тихо соскользнула со стола.

— Заканчивайте совет, как велит обычай, — покровительственным тоном сказал король.

Темной фигуре он указал на дверь. Слуга владыки гордой походкой направился к выходу.

Массивная дверь затворилась за обоими.

— Слово нашего правителя еще что-то значит для этих мародеров.

— Странно, что владыка запретил войну.

В это время за дверью пришелец и король наскочили друг на друга, как два детеныша в азартной игре. Капюшон слетел с головы, обнажая пышную шевелюру Эл, она взвизгнула, когда Радоборт подбросил ее вверх.

— Ты! — вырвалось у него.

— Тихо, — захлебываясь шепотом проговорила она. — Я до смерти соскучилась.

Они крепко обнялись после долгой разлуки.

— Я не верю, — признался Радоборт. — Бежим во дворец, того и гляди совет кончиться, и я потеряю всякое доверие, обнимаясь с тобой на глазах у глав, а тебе не поверят, что ты служишь ему.

Они поспешили скрыться за поворотом.

Совет заседал в доме Ладо. Уважение к нему осталось в душах горожан, и его дом стал общественным местом, поскольку никто не осмелился бы поселиться в нем сам или отдать гостям. К имени Ладо и его памяти в городе относились с трепетом.

Они миновали несколько погруженных в ночь улочек и оказались на храмовой площади. Эл как магнитом потянуло к храму. Она прошла по лабиринту коридоров и вошла в тот самый зал, где когда-то выстояла бурю. Ничего не изменилось, кроме центральной части. Здесь был возведен алтарь в виде той самой колонны, только теперь она не пустовала. Статуя в рост Эл, с ее чертами лица, только в женском одеянии высилась посреди зала. Гирлянды цветов самых разных обрамляли колонну и часть постамента. Лицо статуи смотрело вниз, в глаза зрителю. Эл застыла напротив и залюбовалась. Работа мастера была исключительно точной. Неужели кто-то на столько точно запомнил ее лицо? И все же она нашла отличие в глазах. Они были по-местному круглыми, чуть на выкате, от чего возникало впечатление, будто изваяние смотрит в самую душу.

— Поразительно, — призналась Эл. — Но это не я. Я была другой.

Радоборт ждал возражений, улыбнулся, потом положил руку на плечо. Рука коснулась гладкой, холеной одежды и невольно соскользнула.

— Так хотела видеть тебя Алмейра. Она не отходила от мастера, пока он не закончил работу. Она желала, чтобы ни единая черта не была утрачена.

Эл грустно вздохнула.

— Кто тут? Ночь не время для посещения храма.

К ним из темноты одного из входов приближался старик, по виду хранитель, но не Матиус.

— Не тревожься. Мы уйдем, — успокоил его Радоборт.

Старик даже не обратил внимания на своего короля. Он во все глаза смотрел на девушку, взгляд его был чуть сумасшедшим, как у предшественника и копна всклокоченных волос тоже напоминала все того же Матиуса. Он подался вперед и, обхватывая ноги Эл, стал сползать на пол.

— Госпожа.

Эл дрожь пробила от такого подобострастия, и она умоляющими глазами посмотрела на Радоборта. Он склонился, чтобы поднять старика. Ему удалось после двух попыток. Старик поднялся и с обожанием смотрел на Эл еще какое-то время. Он перевел взгляд на лицо статуи и улыбнулся ей.

Что-то было в его лице родное, но Эл приписала свои чувства жалости.

— Я только похожа на нее, — попыталась оправдаться Эл.

— Нет, — возразил старик. — Быть может меня узнать нельзя, но вас я знаю с детства.

И тут у Эл кольнуло в сердце.

— Хети?

— Да, госпожа, — подтвердил старик.

Эл растерялась. Она обняла его. Он остался невысоким, его макушка уперлась в ее ухо.

— Святые небеса. Я не надеялся увидеть вас опять. Чудо.

— Мне бы соврать, что я похожа. Но я не могу, — призналась Эл.

Она покачивала старика в объятиях.

— Вы убьете меня своей силой, я уже не мальчишка, — простонал он.

Радоборт осторожно отстранил Эл от него.

— Он прав, — согласился Радоборт.

— Я не могу остаться и говорить с тобой, — сказала Эл старику.

— Мне довольно только взгляда на вас живую, а ваш образ, — он взглянул на статую, — я знаю наизусть. — Вы поможете нам, как помогли когда-то?

— О чем ты? — спросила она.

— Не проси. Не проси, — остановил его Радоборт. — Ей нельзя. Эл, идем. Никому не говори, что видел ее, что видел ее со мной. Ее здесь не было.

— Да, да,— согласился старик. — Я буду молчать. Ее не было.

Радоборт силой вывел из храма опешившую Эл.

— Сколько прошло времени? — спросила она, уже у дверей дворца.

— Этот вопрос вполне можно ожидать от тебя, — улыбнулся Радоборт. — Почти четыреста лет.

— Сколько? — Эл как вкопанная застыла у двери.

— Я все тебе объясню. Ты только не стой тут.

Он потянул ее за собой, и они скоро были в коридорах дворца.

— Иди на наш балкон, где ты лежала после бури. Я приду туда, — сказал он и исчез в темноте.

Пока Эл стояла на балконе, ожидая короля, небосвод расцвел созвездиями, и Эл обращаясь туда, в глубину вечности спросила:

— Так давно? Четыреста лет?

Удивление не проходило. Никто не мог ответить ей из глубины темных небес.

Так и застал ее Радоборт растерянную, задумчивую и оттого такую родную. И пусть на ней черный костюм, но перед ним Эл. Эл! Эл, которая подарила ему этот мир!

Он принес шаровидный светильник, чтобы не сидеть в темноте. Пусть дневное зрение не так важно для их способности ощущать друг друга, и, все же, он хотел найти перемены в ее облике, которые уловил внутри. Он снова ушел и принес кубки, кувшин с напитком и немного еды.

Эл наблюдала за ним из темноты, а он любовался ею мельком, пока готовил угощение.

— Этим эликсиром мы угощаем близких друзей и добрых путников, — сообщил он, разливая в кубки ароматный напиток. — В нем немного растолченного камня, который, кажется, только ты умеешь еще находить.

Тон его голоса звучал радостью. Он бросал на Эл короткие взгляды и заметил, что ее выразительные темные глаза были влажными. В них сияла грусть. Мрак ночи скрывал ее черный наряд, шар на стойке высвечивал из темноты ее лицо и волосы. Черты смягчились, они стали очаровательно женственными. Радоборт с удовольствием запомнил это первое примеченное им изменение.

Она осталась стоять поодаль от светильника. Радоборт всматривался в ее черты снова и снова, она не возражала. Эл не могла представить, как начать беседу. Она отчасти знала жизнь этого города и королевской четы, но рассказать о себе будет непросто, для этого нужно набраться смелости. Эл воспользовалась паузой, приняла кубок, отпила сладковатую жидкость со знакомым привкусом и образы Мелиона и Мейхила, Арьеса и Эйлифорима замелькали в памяти. Она снова в мире смертных, но друзей подобных этим не будет уже никогда. Радоборт остался последним, кто протянул бы ей руку дружбы, кто принимал ее любую.

Он начал первым.

— А знаешь, ты избавила меня от хлопот своим визитом на совет. Я очень не хотел вмешиваться в распри северных земель. Только зачем ты возникла на столе? Ты, я помню, деликатно относилась к таким собраниям.

— Это случайность. Я поняла, что они вот-вот примут решение о нападении, я решила переместиться. У меня мелькнула мысль, что стол имеет знаки, которые я хорошо знаю. Я вспомнила о них и влетела прямо на стол. Стремительные перемещения мной еще не освоены в этом мире. — Эл объясняла и смущенно улыбалась.

Он вспомнил о медальоне.

— Ты все еще носишь его?

— Да. Я забыла о нем на время, но он вернулся ко мне.

— У нас разгорелся целый спор с Алмейрой по поводу медальона, я уже не помню, когда она его заметила, оказалось, она знала о его тайной силе. Она говорила, что пока ты носишь его, удача тебя не оставит.

— Не оставляла до сих пор. — Эл решила переменить тему разговора. — Так ты решил оставить раздоры северянам?

— Эти распри соткала Фьюла, и мне не хотелось ворошить прошлое. Не хочу. Я эгоистичен, как и прежде. Я слышал, что в тех краях, у одной из дверей убили великую, выходит, кто-то покончил с Фьюлой.

— Это была я, — призналась Эл.

— Ты убила таки Фьюлу!

— Я была той великой, которую убили. Лоролан, не добившись от меня взаимности, вложил в руки Фьюлы мой кинжал, она только нанесла удар отравленным клинком.

Радоборт удивился.

— Я скорее поверю в то, что смертные уверовали, что великого можно убить, чем в твою смерть. Да и ты не великая.

— Меня спас владыка. И я великая, — сказала она. — Эта новость не должна тебя обрадовать.

— Так вот почему ты служишь ему. Обязана жизнью. Горько должно быть тебе, так ценившей свободу, оказаться в услужении. Как получилось, что ты не ушла тогда? Кикха буквально полыхал желанием увести тебя из миров. Он потерял свое самообладание от любви к тебе.

— Это был не Кикха. Это был мой друг в его обличии. Кикха выставил себе замену, никого не предупредив. Ему не требовалось влюбляться в меня, потому что именно любовь привела моего друга на этот путь. Он использовал его. Ему досталось изгнание, а моему другу — смерть. Я выкупила его свободу ценой своей.

— Эл. Я услышу весь рассказ? Дела уже давние. Мне не известно многое из того, что творилось тогда.

И она рассказала...

Радоборт очнулся, когда самая кромка неба озолотилась рассветом.

— Немыслимо, — произнес он печально, снова замер. — И мрачно. Все это время ты была в пределах миров. Неудивительно, что ты потеряла счет времени.

Эл сидела на широких перилах спиной к гавани. Пустой кубок стоял рядом, она водила пальцем по его тонкому краю, она была задумчивой и суровой.

Он припомнил, как восхитительны какое-то были рассветы, люди шептались о возвращении владычицы, а Алмейра однажды с трепетом заметила, что рассветы напоминают ей глаза Эл. Но глаза Эл темные, какие оттенки увидела в них жена? Радоборт не понимал. Алмейра была провидицей и порой путала видимое будущее с настоящим.

Эл оборвала его мысли.

— Ты не против такой сестры?

— Я хотел бы иметь такую сестру, и ты — просто подарок. — Он улыбнулся ей искренне. — Значит, мы последние. Эл. Великая. Моя сестра. Твой рассказ свел в одно многие мои наблюдения и дал ответы. Это была ты! Рассветы. Гирта. Север. Камни. Реликвия. Жрецы. Обитель. И теперь, звучит немыслимо, чтобы ты стала слугой владыки. Эл. Как он мог? Его слава в этом мире — твои деяния. Почему не отпустил тебя? Эл. Миры рушатся. Ему впору искать владычицу, а не сводить тебя с ума. Я чувствую, как ты печальна.

Эл умолчала о предложении владыки. Будет слишком. Радоборт прежде был пылким, годы исправили это, наградив его выдержкой, но рассказ обратил его мысли назад и снова в нем вспыхнул ретивый великий стремящийся только к тому, что ему угодно.

— Как трудно терять. Свободу и любовь, — сказал он. — Ты потеряла своего смертного.

Голос его дрогнул.

— А ты Алмейру. Может быть, довольно обо мне. Как жил ты? Я знаю мало. Мое внимание намеренно не обращалось сюда. Я опасалась обнаружить себя, потревожить вас. И была, как видно, не права.

— Ты догадалась. Она примчалась бы к тебе, едва уловив оттенки твоего присутствия. Она ушла в мир мертвых. Давно. Я один половину от того срока, как мы расстались. И ни один день я не жалел, что остался, что позволил себе познать любовь смертной, что научился распознавать любовь в других и в себе. Ты была права, она научила меня любить. Я тоскую по ней, думаю о ней... Я живу без нее... Это больно. И больней вдвое, потому что я потерял единственное, что оставила она мне — дочь.

— Дочь?

— Да. Алмейра оставила мне дочь. Она пропала вскоре после ухода Алмейры. Я не мыслю рядом другого женского существа, и наследников у меня уже не будет. Прости, но даже твое появление не затмило потерю. Я люблю тебя не больше, чем сестру.

— Я плохая подруга. Я приношу больше боли, чем радости, — возразила Эл. — И она не нашлась? Девочка.

— Нет. Я не могу бросить свой пост и мчаться на поиски. Я посылал следопытов, сулил награду. Тщетно. И на беду себе скажу, что вижу в том замысел отца. Прав был Кикха, он владеет миром и всеми нами и власть его — трудное бремя для неугодных. Что я ему сделал, кроме исполнения его воли? Может быть, ты знаешь?

— Я предполагаю. Ты собрал архив, все фолианты, что хранились в городе и были разбросаны по землям. Ты собрал легенды вместе, а они хранят что-то, что владыка не желает оглашать. Расскажи мне. Клянусь, его гнев тебя не настигнет.

Радоборт вдруг поднялся и ушел. Эл осталась ждать, не сходя с перил. Он снова вернулся с толстой книгой и, легко подпрыгнув, уселся рядом. Эл приняла из его рук увесистый фолиант. Мягкий синий переплет, тот самый, и знакомая вязь текста.

— Легенды Алмейра, — протянула Эл с замиранием сердца. — Я держала ее в руках, когда она еще не была здесь написана. Ты собрал ее?

— Алмейра. Она дала слово, когда ты уходила. Она хотела сохранить весть о тебе для потомков, а получилась история ее рода. И она не дописана.

— Я знаю. И, прости друг, погибла твоя возлюбленная не своей смертью.

— Этот труд загасил в ней огонь жизни. Я знаю, — согласился Радоборт. — Я видел, как она уходила. Медленно. День за днем. Я терпел. Я не смел мешать ей. Я согласился с ее желанием отдать себя будущему. Ты еще увидишь храм. Другой, большой. Его вот-вот закончат. И там тоже стоит статуя, но прости, Эл, она величественнее твоей.

— Я не желала, чтобы мне возводили статую.

— Это Хети и горожане, что помнят те дни, кто стары но еще не ушли, рассказывают будто статую ставили в твою честь. Однако, скорее наоборот. Это ты похожа на статую. Ее рисунок нашли сразу после твоего ухода. Ее делали не по памяти, а по точному изображению, которое нарисовали до тебя. Прежде изваяния всегда стояли в храмах подобных нашим. Алмейра с богобоязненным трепетом поведала мне, откуда взялся рисунок и почему сходство так разительно. Она ни словом не обмолвилась, ни тебе, никому, пока время не пришло. Элли, я боюсь сказать тебе, но ты и сама должна догадаться, на кого ты похожа.

— Я видела другие. В храмах четвертого мира.

— Ты и туда добралась?

— Там я впервые поняла, что отец таит от меня правду. Кем она была? Великой?

— Я не могу. Отец меня убьет, — усмехнулся Радоборт. — Но дочь я ему не прощу. Пусть. Эл, она не создавала нас. Нас создал отец, используя смертных женщин и остатки той субстанции, что она ему передала.

— Я знаю. Я единственная действительно великая. — Эл тихонько толкнула Радоборта в плечо.

— И ты легко говоришь об этом?

— Меня по началу заклинило, как старый механизм. Но потом я решила, что я не могу ничего с этим поделать. Но не завидуй, быть мной — паршиво.

— Только ты способна с насмешкой рассуждать о делах огромного масштаба.

— Прости мой сарказм. Я в свое время командовала пиратами, моим именем пугали детей, я громила целые народы, пока ты прохлаждался в саду отца. Это было пережить не проще, чем мое сегодняшнее положение. Насмешками я убиваю свой страх перед этой громадой неизвестности. И если ты стал знатоком истории, может поведаешь своей малограмотной сестрице, кто входит в Совет Одиннадцати?

— Что? Эл. Я? Отец точно меня прикончит.

— Ты знаешь. Я могу прибегнуть к закону.

— Как лихо ты пользуешься своим положением, — улыбнулся Радоборт. — Я не могу. Я не хочу, чтобы ты стала тут вечной пленницей. Это знание уйдет со мной. Я клялся отцу, и закон тебе не поможет. В тот миг, когда узнал, я стал, как Кикха. Я смирился и только жду своего часа. Но, в отличие от брата, я остался, чтобы моему народу было отпущено еще немного времени для счастливой и мирной жизни. Мы храним историю миров, а это наказуемо. Быть нами — паршиво.

И он рассмеялся. Эл тоже улыбнулась.

— И ты не хотел уйти? Никогда?

— Хотел. Всегда хотел. Хочу. Но кому я оставлю свое бремя? Совет продержится без меня какое-то время, а потом раздоры уничтожат этот город.

— Пока стоит храм, и город устоит, — заявила Эл. — Даже руины здесь сильны.

Они умолкли и просто сидели бок о бок, наслаждаясь коротким временем встречи.

А за краями гряды гор, что отделяла долину и город от остального мира, уже всходило солнце.

Радоборт взглянул на нее и увидел, что глаза Эл снова стали влажными, струйки слез скатывались по щекам. Он нежно обнял ее за плечо, и Эл без застенчивости уткнулась ему в грудь и заплакала.

— Не грусти, Эл. Знаешь, что я понял по прошествии этих лет, сестренка? Жизнь отбирает у нас самое ценное и тем самым делает нас сильнее, мудрее и свободнее. Мы не способны вернуть прошлое или исправить его, но мы можем помнить. Никакое забвение не уничтожит то, что стало частью нас.

Эл шмыгнула носом.

— Я решил, что свет надежды никогда больше не загорится для меня. И тут вернулась ты. Как когда-то сказал наш общий брат Кикха: с тобой связываться — это себе же хуже. Я в это охотно верю. Ты добрый друг и покровитель, но слуга из тебя никогда не получиться. Не знаю, что ты натворила, чтобы отец так поступил с тобой, но его гнев пройдет.

— Не пройдет. И он не приходит в состояние гнева.

— Ошибаешься. Я видел его ярость, когда Кикха нашел портрет.

— Ты знаешь о портрете?

— Из-за него отец и Кикха стали врагами. Эл, я понятия не имею, что ты могла узнать, пребывая здесь так долго, только это знание несет в себе такую угрозу, которая может сделать и из тебя врага отцу.

— Тогда не говори ничего. Грань моего терпения на самом деле так тонка. Мне хочется натворить что-нибудь. Во мне разгорается тоска и азарт по действию, которое вызовет такой резонанс в мирах, который он не сможет выдать за свои благодеяния. Я мирилась с этим раньше, я не тщеславна, но я потворствую обману, и это злит меня.

Слезы ее высохли. Радоборт сильнее обнял ее.

— Я знаю, что сердить тебя не стоит. Ты с яростью великого не любишь обман.

— Но я хочу обмануть. Я хочу сбежать от него вопреки данному слову. Мне немного осталось до того момента, когда я нарушу слово чести, этот пункт моего кодекса будет когда-нибудь нарушен. Мне стало тяжело в дали от тех, кто мне дорог.

Радоборт вздохнул. Тяжело стало и на его душе от ее слов. Ему были близки ее чувства.

— Мне тоже тесно здесь. Однажды я просил отца отпустить меня. Я хотел видеть те дали, что за пределами известными мне. Он отказал, потому что некому заменить меня. Он советовал взять другую супругу, но связать себя ради наследника мне показалось оскорблением моей любви к Алмейре. Я оказался неспособен смириться, как она и сказать, что последую по руслу общего закона. Я долго выращивал свою любовь, мне было трудно. Она терпела мои неуклюжие ухаживания, нарочитую нежность, высокомерие и даже грубость. Я был хорошим королем, а хорошим супругом стал не сразу. Я полюбил ее по истечении времени, душа поддалась этому потоку. Это было озарение. Я и не подозревал, как тонки эти силы, как они могущественны, они одаривают блаженством и радостью, но взамен требуют постоянного подтверждения любви, бесконечного поиска. Теперь другая любовь невозможна для меня. Ее не взрастить снова, она не заменит эту. Без любви не родиться наследник достойный и мудрый. Я отказался.

— Оставим этот разговор. Ночь была короткой. Я счастлива, что встретила тебя. Тем труднее расставание. Но день близок, а у меня только сутки.

Эл потерла ладонями лицо, чтобы очнуться и прогнать этот печальный настрой.

— Давай еще раз заглянем в храм. Я хочу помолиться.

Он не хотел ее отпускать. Близость расставания отозвалась уже знакомой болью внутри его существа. Опять будет море печали.

— Но ты рядом теперь. Навещай меня, — попросил он, когда они спускались в нижние этажи дворца.

— Я хожу туда, куда прикажет владыка. Я теперь пешка в его игре.

Он не понял второй ее фразы. Эл не стала объяснять.

Когда она приподняла плиту пола в коридоре храма, он забеспокоился.

— Ты хотела помолиться, — напомнил он.

— Успею еще. Мне для этого храм не нужен.

Она первой спрыгнула в темноту подземелья, он без возражений, послушно скользнул за ней. Плита была возвращена на место.

— Хети будет думать, что в его храме заплутали духи. Как он стал хранителем?

Эл разговаривала в темноте, Радоборт шел на ее голос.

— Он служил Алмейре какое-то время, потом нянчил нашу дочь. Он винил себя во всех несчастьях.

— А что были несчастья?

— Да. Она ослепла внезапно. Хети так переживал, что его пришлось лечить, он был убежден, что девочка слишком тянулась к статуе. К твоей статуе. А она обладает силой. Энергии оказались сильны для детского тела, и она сначала впала в забытье, а потом очнулась слепой. Когда же она пропала, Хети едва не тронулся умом. Тогда-то Матиус и приобщил его к делам в храме. Хети скрывался здесь от горожан, от молвы. Как я не уверял его в невиновности, он так и твердит, что это он погубил нашу девочку.

— Не рассказывай больше, — остановила Эл. — Слишком унылое настроение не способствует моим планам. Если мне понадобится, я сама узнаю, как все произошло. Не терзайся снова.

— Эл, зачем мы тут? Если тебе нужен наш архив, то его давно нет здесь. Коридоры пусты.

Дальний свет привлек его. Теперь темная фигура Эл точно вырисовывалась на фоне светлого пятна. Она остановилась в проеме. Радоборт уловил звук или гул. Эл предупредительным жестом остановила его. Она наклонилась и подняла что-то с пола. Поперек проема двери лежал меч в ножнах. Радоборт подошел, когда она позволила, заглянул в освещенное пространство.

В угол комнатки забилось рыжее существо.

— Кто это? — спросил Радоборт.

— Странник, — небрежно бросила Эл, прилаживая на бедре ножны с мечом. — Это его силу ты уловил утром, не мою.

— Я ощутил появление необычной силы, но она напомнила мне именно тебя, — возразил он. — Надо же. Странник. В моем городе.

— Кто вы? — с опаской спросил рыжий.

— Я король. Я великий и правитель этих мест. Так вот почему слетелись сюда слуги владыки в таком количестве. Их в долине с десяток. Эл, ты при оружии, как я вижу, но и на тебя их будет многовато.

— У меня теперь есть и другая сила. — Эл хитро подмигнула ему. — Помоги мне вывести его из города.

— Я пришел за тобой, — осмелел странник, бросая свою фразу Эл.

— Он занудный, но неплохой парень, — прокомментировала Эл, не принимая во внимание замечание.

— Я скорее умру, но я исполню поручение, — снова возразил он.

— Умереть — дело не хитрое, — усмехнулся Радоборт. — Слушай ее и будешь цел.

— Из города мы уйдем морем. Вода действует на них угнетающе, — заметила Эл.

Тут Радоборт гордо поднял голову.

— У меня лучший флот. Мой корабль — самый стремительный. — Я отдам его вам. Эл, ты умеешь управлять звездными кораблями, с водным справишься?

Эл улыбнулась в ответ.

— Кораблем будешь управлять ты, — уверенно сказала она. — У меня будет полно других забот. Я затеяла грандиозную авантюру. Я просто вскипаю от предвкушения того, как я их...

Ее азарт был не понятен Радоборту, а странник и вовсе смотрел на нее, как на порождение темноты. Алчный взгляд Эл его напугал.

— Что это значит? Эл, я не могу уйти. Никто меня не заменит, — возразил Радоборт.

— Владыка отобрал у тебя дочь? Вынудим ее вернуть. Город не может пребывать без династии. Едва ли он привел свою внучку к порогу смерти. Она вернется и будет править вместо тебя.

Слова Эл звучали так уверенно, что Радоборт сначала поразился, а потом поверил.

— Значит, мы уйдем вместе? — уточнил он.

— Да. Я кое-что приготовила напоследок. Только владыка сможет нас остановить, и если он вмешается, то мне уже нечего будет терять. Я его предам.

— Таких речей наверху я не слышал, — удивился Радоборт.

— Вот еще. Пусть видит мою скорбь. Но у меня есть и другая сторона.

— Так ты пойдешь со мной? — спросил странник, снова обращаясь к ней.

— Я попытаюсь, — согласилась Эл. — Если мой план удастся, Совет Одиннадцати, который так жаждет видеть меня, узнает правду. Он узнает ее в любом случае. Осталось исхитриться и открыть двери.

— Мне не нужно открывать двери. Я сам — дверь, — заявил странник.

— То есть? — поинтересовалась Эл. — У тебя найдется ключ?

— Я сам — ключ, — с присущей ему гордостью заявил он. — Мне не нужны границы и условия. Я сам их создаю. Я могу пройти, куда хочу и где хочу. Мне не нужны ваши ключи и приспособления. Мне нужно лишь подняться и увидеть ваше светило.

— У-у-у! — протянула Эл. — Отлично. Это сильно упростит мне задачу.

— Расскажи о своем плане. Если в нем есть что-то недостойное, я не стану потворствовать его исполнению, — возразил рыжий.

— А свой долг ты исполнить хочешь? — спросил Радоборт.

— Конечно, — подтвердил он.

— Тогда сделай, как она скажет. У Эл благородства на нас обоих хватит. Не мни себя лучшим, ты, я вижу, мало знаешь, кто она такая. Принижать ее словом или действием я не позволю.

— Оставь, брат. Мы для него варвары, — усмехнулась Эл. — Не будем терять время на распри. Никто не будет преступать свои убеждения, кроме меня. Я солгу за всех. Я выставлю ложную реальность, я облеку видимое в ложь. Пришел час, когда пригодятся мои новые способности.

— Если ты так могущественна, почему ты не освободилась от плена владыки? — спросил странник с удивлением существа, которое далеко от понимания той реальности, в какой оказалось.

— Я дала слово. Не так то просто нарушать обещание.

— Да. Это невозможно, — согласился он. — Исполни три условия, если ты сильна, и будь свободной.

— Тьма небесная! — Радоборт схватил его за воротник. — Чего ты ей желаешь!

Эл силой высвободила рыжего юношу из сильной руки брата.

— Все. Поздно злиться. Он уже проговорился, — она предупредительно заслонила странника, и он благодарно встал за ее спиной.

Радоборт внушал ему недоверие, опасения. Сила великого не была похожа на те описания, которыми снабдили его. Искренний пыл красивого на вид существа, каким показался ему Радоборт, не подходил под описание эгоистичного себялюбия или равнодушия. Ему поручили спасти Эл, но тот, кого она видимо в шутку называла братом, испытывал к ней чувство привязанности и почтения, даже любви и покровительства. Он оберегал ее от будущих трудностей.

Радоборт смирил ярость и сказал:

— К счастью ты уйдешь, и трех условий не будет. Плыть никуда не надо. Поднимайтесь наверх и уходите.

— Мы не можем оставить их плутать вокруг города, — возразила Эл.— Они жаждут добычи и мести, ведь я убила одного из них. Они ворвутся сюда, и будет разруха. И про три условия рассказать все же придется. Удача — своенравная спутница. Говори сам, а то наш юный друг что-нибудь расскажет не то.

— Эл, — взмолился Радоборт. — Я не могу.

— Опять владыка запретил?

— Нет же. Из моих уст прозвучит то, что может уничтожить тебя. Я не прощу себе, если ты станешь его собственностью.

— То есть, слуга владыки — не последняя стадия?

— Элли.

— Я не настаиваю. Но если мой план провалится, меня ждет безысходность, а так у меня будет надежда. И, быть может, затея с тремя условиями так опасна, что я не прибегну к ней.

— Это ты не прибегнешь! — воскликнул Радоборт.

— Я настаиваю. А то пойду к владыке и спрошу у него.

— Шутка неуместная, — строго сказал Радоборт.

— Ты должна потребовать от владыки свободу. Он изначально пленил тебя путем обмана, — вмешался странник. — Он не допустил Кикху с посланием от Совета. Ты бы и ранее могла знать, что он удержал тебя в мирах незаконно. Он и без того проклят.

— Так! Все! Хочу ясности. С места не сойду, — твердо сказала Эл. — Что за три условия? Что за проклятие?

— Он присвоил миры, Эл, — с недовольством ответил Радоборт. — Не он их создал. Владыка приходит, чтобы служить оплотом равновесия в мирах. Наш отец заявил, что безраздельно правит мирами по своему усмотрению. Даже имя его не произносится по причине проклятия.

— Я уже знаю, как его зовут, — призналась Эл, а Радоборт недобрым взором глянул на странника. — Что за условия?

— Нужно отыскать путь из миров, единственный проход, который ведет вовне, туда, где миры кончаются. Нужно утвердить династию в мирах, которая может править мудро и долго. И третье, нужно умереть для миров, ради них и вынудить владыку пресечь смерть.

И тут Радоборта осенило. Понимание явилось подобно тому, как когда-то в нем загорелась любовь, внезапно безраздельно, остро.

— Ты уже умерла! Ты умерла. И потому будет одним меньше. Элли! Найди мою дочь! Найди ей короля и династия будет самой древней, от рода владыки, он не сможет отвергнуть ее. Что я говорю! Зачем теперь! Мы уйдем. Я собой готов пожертвовать ради твоего спасения.

— Мы теряем время, — согласилась она. — Мне довольно того, что меня обманули. Радоборт, пусть наш гость простит нас, но мы вынуждены уединиться. Ненадолго.

— Куда? Я снова останусь один? Здесь? — запротестовал странник.

— Мы не выйдем из храма. Наберись терпения, странник, — сказала Эл.

Ее слова прозвучали повелительным и умиротворяющим тоном, даже голос изменился. Юноша пристально посмотрел на нее, а она улыбнулась ему.

Эл и Радоборт скрылись в темноте коридоров, а странник осторожно сошел с сидения и присел на то место, где сидела Эл, беседуя с ним. Место несло след ее силы, он сосредоточился, потому что хотел понять, что она затевает. Кажется, это место хорошо защищает себя от внешнего мира. Он догадался, что так она уберегла его от преследования, хоть она и говорила ему об этом. След ее силы произвел на него странное действие, она виделась ему резкой и грубой, но, впитав остаток ее силы, он ощутил нечто новое. Его существо наполнилось потоком, а способность думать притупилась, он поплыл в пелене образов. Новый опыт слияния с другим существом заставил его немного иначе увидеть строптивую великую.

К моменту возвращения Эл он был готов идти за ней куда угодно.

Эл пришла одна. Она повертелась на месте и посмотрела на него с интересом.

— Ты помнишь, как выходить отсюда? — Она посмотрела на свои руки, придирчиво осмотрела свою черную одежду и хихикнула. — Забавно.

— Я пришел за тобой, — сказал странник.

— Давай попробуем выйти, — сказала она.

Он встревожился. Девушка смотрела каким-то ликующим, хитрым взглядом, она взяла в руку шар, который мигнул несколько раз и свет стал тусклым.

Они плутали по коридорам, ему показалось, что она не может отыскать выхода. Он сам уловил слабую волну внешних сил и решил посоветовать.

— Попробуй здесь.

— Роста не хватит, чтобы дотянуться до плиты.

— На место ты ее ставила, не прикасаясь к ней.

— Точно.

На ее лице появилось усердие, плита наверху сдвинулась, только с таким грохотом, что странник отскочил прочь.

Ее грохот не остановил, одним прыжком она зацепилась за край открывшейся щели и ловко выбралась наверх. Потом она помогла и ему выбраться наружу.

— Сейчас тут будет хранитель. Бежим. До гавани бежать прилично. Ты хорошо бегаешь? — спросила она.

— Я не знаю.

— В этом случае полагается сказать: "Вот и научишься".

Они мчались по улицам, петляли и поворачивали. Он не понимал, чем вызвана эта суматоха. В гавани стояло десятка три кораблей. Они промчались мимо нескольких и только на одном из последних увидели высокую фигуру Радоборта. Он нетерпеливо им махал. И при нем был ее меч.

— Глава 3 Погоня

— Они преследуют нас! — в голосе Радоборта слышались ноты торжества и удивления. — Они не вошли в город.

— Их интересовали только мы. Хорошо. Очень хорошо. А если они вернуться? — спросила она.

— Этого я не планировал, — ответил Радоборт. — Нельзя учесть все.

Город не знал, что король покинул их. Его исчезновение, наверняка, свяжут с появлением слуги владыки. Утро только наступило и целый день, а то и несколько может уйти на то, чтобы горожане поняли, что остались снова без короля.

Странник наблюдал за этой парой и заметил, что они испытывают чувства, которые в пору испытывать другому. Эл думала о городе и печалилась, что ушла не прощаясь, а Радоборт думал о скором уходе.

— Как быстро ты открываешь дверь? — спросил он.

— Мгновенно.

— Когда высадитесь на другой берег — оглядись. Если учуешь погоню не медли. Они жестоки, а теперь злы. Она тебя не защитит.

— Она выглядит уверенной, — усомнился он.

— Она бывает разной, — вздохнул Радоборт.

Странник посмотрел на рукоятку меча, с высоты его роста он мог увидеть лишь край эфеса.

— Она отдала меч тебе?

— Я его храню, — пояснил он.

— Вы близки друг другу. Я мало знаю ваш мир, но чувства, которые испытываете вы, я заметил впервые. Они остры.

— Нас связывает взаимное прошлое. Мы похожи. Мы жили вдали друг от друга, когда-то, из соперников став друзьями, мы сохранили преданность той связи, что меж нами возникла. И мы родственники по отцу.

— Не называй ее своей сестрой. Ты только бледное подобие.

Он не хотел задеть самолюбие великого. Фраза сама вырвалась, и он стал опасаться, что ярость вскипит в фальшивом наследнике, но он лишь усмехнулся.

— Она тоже бледное подобие той, по которой создана, — заметил он с язвительным удовольствием, посмотрел на Эл и еще раз усмехнулся. Происхождение в нашем случае не сыграло никакой роли. Мы подружились, когда ее считали смертной, а я был еще неопытен.

Управляла кораблем Эл. Она вела его, не спрашивая советов у владельца судна, не прибегая к помощи. Юркое небольшое суденышко само поймало течение и набрало скорость.

— Ты искусный мореход, — заметил Радоборт, подходя к ней.

— У меня много достоинств, — засмеялась она.

— Ничего не жмет?

— Перестань так шутить, — предупредила она. — Я опасаюсь, что вмешается отец. Может быть, не стоило затевать бегство.

— Отдать им город? — возмутился он.

— Схватиться с ними в долине и исчезнуть, — пояснила она.

— А зачем тогда было останавливать войну, чтобы потом затеять ее на глазах у всего города?

Они помолчали.

— Идут берегом. Они умеют перемещаться быстро. Почему они не любят воду? — спросил он.

— Они не умеют обращаться с примитивными судами.

— Скорее считают этот навык ниже собственного достоинства.

Они посмеялись. Эл посмотрела на странника, он стоял на корме и разглядывал воду.

— Он теряет силы, — заметил Радоборт. — Вода словно оглушила его.

— Может это хорошо. Он не так заметен, — сказала она. — Видишь ящик у его ног. Там кое-что для тебя ценное.

— А дверь он откроет? — спросил он.

— Поговори с ним. Потом загляни в ящик.

Радоборт встал рядом. Юноша поднял голову.

— Какая вязкая стихия, — произнес он, подняв глаза от воды.

— Не смотри в нее. Отстранись от нее своими мыслями. Тебе тяжело?

— Не понимаю.

— Ничего. Скоро уже. Дверь по-прежнему сможешь открыть?

— Смогу, только не сразу. В этой стихии не смогу.

— Кто бы это предвидел! Что же ты сразу не сообразил, что вода тянет силы?

— Я не знал, — признался он.

— Выходит тебе стоит посещать не только прекрасные миры, но и научиться жить в подобных нашему. А то, что это за странник, который при виде воды впадает в транс.

Он обиделся.

— Я не впадаю. И откуда тебе известно, где я был? Я не говорил с тобой об этом.

— Она сказала, — Радоборт кивнул в сторону Эл.

Он отошел к девушке и кивнул, и они тихо совещались. Наконец, она закрепила управление и оставила корабль плыть по воле волн. Они подозвали странника к себе. Он почуял неладное, готов был требовать объяснений, но высокий великий с достоинством поднял свою руку и остановил его.

— Нам придется расстаться. Из тех одиннадцати, что преследуют нас по берегу, я отвлеку на себя как минимум четверых. Меньшим числом они не справятся с великим. — Он скинул с плеча меч и быстро накинул на плечи Эл. — Выхода нет. Возьмешь его с собой.

— Я не могу! — возмутилась она.

— А кто это устанавливает, — строго заявил он. — Так вас точно сразу не схватят. Только, умоляю, не доставай его без самой крайней нужды, эта штука без крови не останется. Выбери лагуну поменьше и вынеси его на руках на берег. На всякий случай.

— Я сам могу, — возразил странник.

— Тебе лучше не касаться воды, — он продолжил, обращаясь к девушке. — Дайте знать, когда будете готовы уйти.

— А ты?!

— Я? Скоро судно будет делать поворот по течению, подойдет к берегу достаточно близко, я сойду. Я их погоняю по холмам, если удастся, заведу к каменному кольцу. Там они ни за что не справятся со мной. Там живет сила, которой они не владеют. И помните, обман раскроется, как только кто-то из нас окажется в проеме двери.

Эл и Радоборт прощались наскоро. Позади была ночь, когда они сказали друг другу все, что сочли нужным.

— Вот. — Он протянул сверток, который приготовил. — Ты оставила его Алмейре. Я возвращаю.

— Ты догадался.

— Ш-ш-ш. Помни об отце.

— Будь моим вестником.

— Я обещаю. — Они крепко обнялись. — Я буду тебя ждать. Не оставайся долго по эту сторону дверей. Да помогут тебе силы этого мира.

Радоборт спрыгнул в лодку и легко устоял на ногах, пока она качалась. Маленький парус поймал ветер и помчался вперед. Судно устремилось, было за ним, но опытный рулевой задал другой курс.

— Он сможет нас догнать? — спросил странник.

Хитрый прищур темных глаз и смешок были ответом.

— Не все желания других известны мне, — неопределенно ответила она.

— Ты странная, с тех пор, как мы выбрались из...

— Помалкивай.

* * *

Наскат руководил преследованием. Затея великих расстаться показалась подозрительной. Преследование шло по берегу, поскольку имелись собственные быстрые средства передвижения. Беглецы зря тратили силы и время. С берега было видно, как высокий великий спустился в совсем маленькую лодку с парусом, которая зачем-то хранилась на малом суденышке. Одна в одной. Смешно. Она была так мала, что он остался стоять во весь рост. Этот поступок насмешил жрецов, так нелепо смотрелся великий. Однако, они зря смеялись. Лодка повиновалась ему и понеслась к берегу с невероятной для такого суденышка скоростью.

Берег круто вздымался вверх, а местами нависал над берегом тяжелой массой, грозя обвалом. Часть его рухнула, преградив преследователям дорогу. Произошло это, едва беглец оказался поблизости от берега на своей смешной лодочке. Они ждали, пока кончится обвал, потом перебирались через него. Тем временем великий скрылся, а жрецы затеяли совет к неудовольствию Наската.

— Мы оставим великого, пусть бежит. Нам нужен странник и она, — заявил Наскат.

Шестеро решили гнаться за странником и девушкой, пятеро избрали жертвой погони — великого.

— Этого мало, — настаивал Наскат. — У нее есть оружие, и она яростно нас ненавидит, сопротивление с ее стороны будет значительным. Наш спутник рискнул и умер.

— Нас устроит великий. Девять наших братьев не моги совладать с ней в прошлом, один не в счет, а теперь с ней странник, — возражал жрец постарше.

— Что проку в страннике, кроме его силы. Ей придется защищать себя и его. Вместе мы ее одолеем. В прошлый раз ей помог владыка.

— Поможет и в этот. Она неприкасаемая ценность для него. Она его собственность. Пока она рядом со странником, он не будет пленен. Нам еще неизвестно движение его силы, кроме способности исчезать.

— Странник намерен увести ее из миров. Мы исполняем волю владыки. Или вы забыли об этом? Бегством и помощью страннику она предает владыку и лишается его покровительства.

— Если мы не можем решиться на единство, то мы плохие слуги, но даже вместе мы можем погибнуть. Если ей вздумается, она станет убивать нас по одному. Почему он не остановит ее сам? — возмущенно заявил молодой жрец, очень рослый, очень сильный, но избравший преследование великого.

— Глупый мальчик, — вздохнул более опытный, — владыка не может сойти в своем обличии в этот мир, а если он отыщет нужного носителя, то совсем не значит, что носитель проявит без искажений его силу. Это таинство до сих пор нам не известное, оно не позволяет владыке до конца проявить себя здесь. Она единственный его посредник. Но и он здесь невсесилен. Даже она это знает. Если мы поймаем дочь владыки, пленим, увлечем ее в свой мир, то будем иметь право ставить ему условия. Мой коллега прав, что она большая ценность для него. А если повезет пленить странника, то его сила станет нам наилучшей наградой.

— Глупости. Она не обладает тщеславием великой, зато имеет опыт и хитрость смертных. Она обманет нас. Я иду за великим. Он легкая добыча в этих холмах. Пока мы ведем спор, он удаляется все дальше.

— Берег отвесный. Чтобы забраться наверх требуется время. Мгновенно перемещаться он не может.

— Мы не должны разделяться, — последний раз обратился ко всем Наскат.

— Пусть ты старший в походе, но воля у каждого своя, — возразили ему.

Наскат, злой и обиженный на глупость спутников, обозвал их изменниками и повел верных ему пятерых дальше по берегу в погоню за странником.

Остальные гнали Радоборта по холмам.

— Удача с нами, — провозгласил старший жрец. Он направляется к двери, которая не открывается ни смертному, ни великому.

— Он прыток, и так мы будем следовать за ним до вечера.

— Хоть всю ночь. Тем слаще покажется жертва.

Преследование длилось долго, беглец не давал им приблизиться, чтобы применить оружие. Погоня затягивалась, они начали проявлять нетерпение, молодые злились, старики с досадой понимали, что добыча оказалась более ловкой, чем ее представляли. И старая поговорка: "Не связывайся с великим — угодишь в беду", начала мелькать в умах преследователей. Так миновал день и закат приближался.

Отпивая из фляжки глоток воды, беглец поплелся на холм, чтобы увидеть залив.

— Что ж так долго. Закат уже скоро.

Тени шли следом. Самый короткий и трудный путь к двери занял бы у смертного суток двое, но смертные, которые мчались следом, обладали своими средствами передвижения, поэтому скорость погони все возрастала. Метания среди холмов могли навести наблюдателя на мысль, что беглец паникует, что он мечется в низинах. Опытный следопыт и охотник усмехнулся бы упрямству преследователей, потому что добыча морочила их. Беглец ловко уходил и от чар и из прицелов оружия, словно призрак он мелькал то там, то здесь. Он будто издевался над ними.

Наконец, они приблизились к кустарнику, что окружал каменное кольцо и великий с ловкостью зверя исчез в нем, а преследователями пришлось бросить свои быстроходные механизмы, они замешкались и выскочили не точно к каменному кольцу, а к двум высоким обелискам, что служили здесь ориентиром. Они очерчивали границу дверей. Каменные глыбы, осколки храма были рассеяны повсюду.

— Он здесь, — удовлетворенно прошептал пожилой жрец. — Клянусь владыкой, он в ловушке, он не выйдет за пределы этой пустоши. Дверь не откроется ему.

— Он не здесь, — прошептал молодой и наиболее чуткий. — Он указал в сторону от пустоши и тихо крался туда, указывая путь остальным.

Зрелище потрясло их. Начинался закат. Косые лучи светила играли прелестными вечерними красками на силуэте великого. Он гордо стоял на краю каменного тора, шатаясь от усталости или балансируя на гладкой поверхности ограждения. А за спиной у него была бездна, и оттуда веяло ужасом. Оцепенение сковало преследователей от того, что они наблюдали. При свете вечера таял силуэт великого, как туман рассеивался и очертания того, что он скрывал, проступали постепенно. Так же постепенно таял облик бывшего короля проклятого города.

* * *

Эл неспроста увела Радоборта для беседы. Честность странника была выше всех похвал, но ее замыслу честность была помехой.

Слушая ее предложение Радоборт изумился уверенности, с какой она собиралась обманывать, кажется, убежденность в успехе была абсолютной. Он дивился ей. Нет. Эл, которую он часто вспоминал, в сравнение не шла с этой. Но не сожаление владело им, а восхищение и даже преклонение перед тем, как она преобразилась. Значит, плен отца не был ей в тягость. Как восхитился бы Кикха, знай он о ее дерзости.

— Ты все так четко описала, что я готов пойти за тобой. Но, Элли. Отец всегда опережал нас. Обман будет раскрыт.

— Ты хочешь уйти? — спросила она.

— Да. Я желал бы покинуть пределы миров и увидеть другие.

— Риск же стоит того?

— Да, — согласился он.

Поменяться местами. Сменить облик. Он в темноте еле различал ее силуэт. Если все случиться теперь, последнее, что он вспомнит, будет этот темный контур на стене подземелья, быть может, так и лучше. Но почему он думает о плохом?

— Потому что я тоже об этом думаю. Повезет — мы увидимся на Совете Одиннадцати. Пусть это высочайшее собрание примет нас добром.

— Кикха присягнул Совету Одиннадцати. Там наверху я не смел сказать тебе. Отец не уничтожил его только потому, что за Кикхой стоял Совет. Он мог полагать, что Кикха не потерпит тебя, и вы сцепитесь, у него будет повод покарать его. Мне никогда не удавалось понять его замыслы так широко, как мог Кикха. Он не тронул тебя.

— Он перехитрил всех. Даже отца. И я уверена, Кикха знал кто я. Он дразнил меня смертной, но я не видела в нем презрения к себе. Все его чувства, что я воспринимала, были игрой моего друга. Но полно о них. К делу. До следующего утра мы станем другими.

— Почему утра? Странник сказал, что ему необходим свет.

— С запасом, на всякий случай, — засмеялась она.

— Ты стала чародейкой?

— Если можно так сказать. Я прежде имела способность принимать другую форму, трансформироваться. Но одно дело принимать чужой облик и жить в нем самой, совсем другое — менять кого-то. Мы почти равны по силе и сотканы из материи одного мира. Я, во всяком случает, могу проникаться местным духом. Моя структура теперь не отличается от твоей, и пусть мы отдаленно брат и сестра, принцип все равно один. Получалось со смертными. Я не проделывала это с великим. Ты будешь первым.

— Никогда? Ух, ты. Попробуй. Затея того стоит.

* * *

Так они стали друг другом. Эл оценила, что быть Радобортом, иметь преимущество в росте и физической силе, весьма неплохо. И как не хотелось ей разбить на голову преследователей и ринуться следом за странником, она рассудила, что ее может выдать малейшее проявление способностей или навыков больших, чем у Радоборта, а это привлечет внимание владыки. В прошлые времена ее провалы были связаны с тем, что она не могла затмить свой опыт. Она лишь дала волю своей ярости. В эту погоню Эл вложила все недовольство и злость, всю ненависть, какие себе дозволяла. Почему бы Радоборту не испытывать ненависть и злость. Она с азартом петляла меж холмов, что выглядело натурально как в видимости, так и в энергии. Силы у тела Радоборта хватило бы на десяток таких погонь. И ей было приятно изводить противников, видеть, как растет их недовольство.

В одном Эл не призналась Радоборту, но и теперь на краю колодца она не допустила бы мысли об этом. Ибо владыка всегда поблизости.

Связь с Радобортом осталась, видимо иллюзорная оболочка, которой она облекла его, оставила связь прочной. Сначала они не могли вырваться из течения, потом сели на мель в маленькой лагуне, а поскольку Радоборт не привык к уменьшенным габаритам, он не смог вынести странника на берег, и они упали в воду. Странник действительно впал в транс в незнакомой стихии. А все это — время, время. И Эл тянула его, уповая только на то, что владыка не вмешается в ход событий. Если обман ему известен, то он прекратил бы эту гонку в любое мгновение.

За спиной — бездна колодца и закат. Впереди — пятеро разъяренных обитателей четвертого мира. Эл сделала движение, добывая сверток, что передал Радоборт, из-за пазухи. Плащ с шелестом развернулся, и Эл набросила его на плечи. Что-то говорил такое Браззавиль, что этот подарок поможет ей. Ее действия заставили жрецов попятиться.

Эл приосанилась и улыбнулась.

Показалось, что ветер принес издалека слабый шелест-шепот:

— Спасибо... Эл...

— Не за что, брат, — с улыбкой прошептала она. — Прости за обман.

Теперь ей было совершенно ясно, что они смогли ускользнуть из миров.

Эл припомнила погоню, падение Радоборта в воду со странником на руках, ее выдумку со сменой внешности. Она не рассчитывала, что затея кончится успехом. Чистой воды эксперимент. Она осталась, чтобы увидеть последствия, она была уверена только в том, что ее наглость спровоцирует владыку, козни жрецов мало интересовали ее. Ей стало легко и весело. Жрецы сердито смотрели на нее, им невдомек было, что веселит этот темный персонаж. Эл расхохоталась в голос, она смеялась в удовольствие им в лицо, потому что это было их самое позорное фиаско.

Молодой жрец ринулся к ней. Может быть, у него сдали нервы, что сомнительно при их методах воспитания, а может, он припомнил заблуждение, которое бытовало в их мире, будто бы прикоснувшись к великому, можно забрать часть его силы сожно забрать частьтоварищейавстечу выхватила тонкий хлыст, признак его сана из-за пояса и ло в их мире, что если прикоснуться кебе. Его обманула веселость Эл. Рывок был ей на руку. Она снова засмеялась, тряхнула кистью, шарик диаметром с ее мизинец выскочил из центра ладони и угодил в живот жрецу. Он изогнулся, как лук, нацеленный на нее, а она, спрыгнув с ограждения колодца, выхватила тонкий хлыст из-за его пояса, признак его сана, и толкнула его обратно в сторону товарищей. Жрецы попятились еще немного, а Эл вскочила на свое место.

— Не терпится, ребята? Может, спляшете ритуальный танец перед началом? Ваш коллега Наскат оказался в неудобном положении, но хоть жить останется. Я убью вас всех. Сколько раз вам доказывать, что отсюда возврата не будет.

— Полно. Взгляните, как она одета. Она в наряде слуги. Она притворяется, — успокоил всех пожилой жрец. — У нее нет меча, близок закат, а ночью она впадает в забытье.

Эл усмехнулась в ответ. И это уже знают. Не знают только, что спит она по своему желанию.

Она посмотрела на черные носки сапог. Выхода нет. Они не уйдут. Когда речь идет о силе, они, словно влекомые инстинктом животные, будут добиваться права обладать ей. Они не отступятся, не уйдут, если затеять стычку ни один не побежит, они настырно пойдут на смерть. Эл приняла решение, они умрут до того, как сядет светило. Быть может, дверь еще откроется ей.

— Вас не устраивает мой вид? — гордо подняв голову, заявила она. — Не броско? Слишком скромно? Куда мне до ваших одеяний?

Голос ее становился громче не с каждой фразой, а с каждым слогом. У нее самой волосы шевельнулись на затылке, когда из колодца пошла холодная волна, точно за спиной вырастает ледяная гора. Голову стиснуло так сильно, что пришлось зажмуриться, а грудь обожгло — запылал медальон. Она качнулась, и ей пришлось спрыгнуть с ограждения. Ступни врезались в песок до боли, и показалось, что земля вибрирует, словно громадный валун грохнулся где-то близко. Воздух наполнился звуком от тонких колокольчиков переходящий в гул.

Она смотрела перед собой и пыталась сделать грозное лицо, но того не требовалось. Перед ней стояло пятеро ошалевших от страха человек, краски заката багрянцем играли на лицах.

В руке она все еще сжимала хлыст, отобранный у молодого жреца. Он взметнулся вверх и рассек воздух, издал щелчок подобный треску молнии.

— Мне довольно и вашего оружия, — прошипела она угрожающе.

— В колодце нет двери, — с дрожью в голосе сообщил тот, у кого был отобран хлыст. — Колодец — путь вне времени и пространства. Он не приведет тебя за пределы мира. Дверь там, но ее нельзя отворить без веления владыки.

Он указал в сторону обелисков.

— Молчи, малодушный, — рыкнул на него более старший.

— Пусть уходит. Это же тот самый.

— Та самая, — угрожающе и певуче поправила его Эл.

— Создатели всего сущего! — воскликнул другой жрец и распластался перед ней на песке.

В ответ она ударила его самым концом, но удар оказался сильным, рассек одежды и поранил его.

— Поднимись, смертный! Прими смерть, как подобает сану! Вставай, трус! — во весь голос закричала она.

Ветер пронесся по вершинам кустов, а жрецы вдруг, не договариваясь, бросились бежать. Никогда она не слышала, чтобы кто-то из их сословия унизился до бегства, и будет дурным примером другим утрата стойкости.

Что на нее нашло? Она не злилась уже, но кинулась гонять их по кустам, играя, как хищник с добычей, сгоняя к обелискам, в круг, из которого им не уйти. Звук хлыста заставлял их мчаться прочь, куда ей было угодно.

Оказавшись между обелисками и ею, они попали в круг сил, которые тяжелы даже для них. И от бессилия, впадая в истерику, они уже молили о пощаде, а Эл без жалости хлестала их.

— Я вытравлю из вас дурь и спесь! Ни один из вас не будет жить здесь и диктовать условия, паразиты проклятые!

Ей остался малый шаг. Пылавший медальон предупреждал, что проход вот-вот откроется, а там за пределами двери они будут уже не на своей территории.

И встав в проеме двери, Эл забыла о них в то же мгновение, как увидела пейзаж с красными скалами. Эта была та самая дверь, которая открылась Дмитрию и очевидно он, где-то там. Жив ли?

— Тебе рано туда, Эл...

Голос был знакомым, громким, но она не могла вспомнить ни облика, ни имени.

Шаг назад и волна заставила ее отбежать от двери. Она натолкнулась на кого-то, отскочила в сторону, развернулась, занося хлыст, и казалась лицом к лицу с владыкой.

Стало так холодно, что замерзли пальцы. Холод так был похож на тот холод из колодца.

— Вернись в прежний облик. Я приказываю, — спокойно, но весомо произнес он.

Эл очнулась уже собой. Кругом был покой. Жрецы пропали. Она обернулась и в проеме между обелисками увидела последний закатный луч. Все.

— Ты вернешься сама или мне применить силу? — спросил он.

Эл посмотрела на него удивленно, будто рядом не владыка, не ее господин, а только еще одно существо, одно из тех многих в ее жизни, которые стремились к тому, чтобы она слушалась их.

Он не дождался ответа, задал другой вопрос. Ей показалось, что он сопровождался насмешкой.

— Зачем отпустила Радоборта? Почему не ушла сама?

— Ему нужнее. А меня бы вы не отпустили.

— Да, дитя мое. Ты еще можешь удивить. Даже меня.

Его весёлость Эл не понравилась.

— Я хотела взглянуть в глаза тому, кто так долго обманывал меня.

Она отошла и, подпрыгнув, села на край валуна. Эл не хотелось уходить из этого мира, пусть применяет силу, пригрозил же. Как быстро ее сознание переключилось на иное понимание ситуации. Она не слуга, она здесь лишняя, как всегда ей казалось. Она посмотрела на владыку, потом на темнеющее небо над головой.

— Отпустите меня. Просто отпустите. Чего уж теперь, если я знаю правду.

— Радоборт был красноречив.

— Странник, — возразила она. — Чуткий юноша дал мне ясно понять, что я нарушаю закон.

— Ну и шла бы с ним.

— Чтобы опять кому-то там присягать? Как Кикха? Каким бы почтенным собранием не был тот совет, у меня никакого желания нет связывать себя новой службой. А ее потребовали бы. Непременно. Нарывалась уже. Сама выберусь.

— Твоей самоуверенности нет предела.

— Пусть. Хочу быть собой. И буду.

— А кто ты?

— Я? Эл.

Он посмотрел на нее, как на глупого ребенка.

— Отпустите, — попросила она.

И в ответ снова была тишина.

— Есть чем тебя удержать? Что бы остановило тебя?

— Хм. От вас ничего нельзя спрятать, — вздохнула Эл. — Ваша тайна.

— Слишком велика награда для строптивой, лживой и самонадеянной девчонки, которая возомнила, что ей все проститься.

— Я — неприкасаемая ценность, — процитировала Эл слова жреца.

— Мне давно ясно, что в прошлом твои соперники не случайно в злобе называли тебя безумной. Ты провела не только жрецов, но и меня. Ты была в шаге от свободы, девочка. Пусть эта новость испортит твой сегодняшний триумф. Я не заметил подмену. Признаюсь. Слезай с камня. Я покажу тебе непререкаемую ценность. От твоей наглости небеса холодеют. Я желаю наказать тебя и наградить. Будет, как ты хочешь.

— Глава 4 Портрет

Браззавиль застал Эл в своем доме. Она вальяжно устроилась на широком сидении, полулежа, играя листком дерева. На этот раз она выглядела подобающе. Он давно смирился с высокими сапогами с ее манерой не носить платьев, но ее короткие штаны и рубаха на выпуск приводили его в состояние неловкости. Теперь она взяла моду не спускать с плеч этот плащ и носить черную одежду слуги постоянно, словно готовилась в любой момент скрыться в мирах.

— Это был не обход, — приветствуя его кивком и лукавым взглядом, заметила она. — Где ты был?

— Госпожа, — он сделал жест вежливого приветствия.

— Здесь опять произошли некие события? Ты пропадаешь, именно, когда нужен мне. Именно, когда нужен, а раньше ты появлялся в таких случаях. Ни тебя, ни владыки, одна Милинда тенью скользит в саду и бормочет что-то, когда видит меня.

— Ваша одежда, — было заговорил он.

Эл отмахнулась.

— До одежды ли теперь. Ты мне нужен.

Браззавиль неохотно дал знак, что готов ей угодить.

— Владыка задолжал мне одну награду. Не сказал какую. Скрылся. Просил дождаться его. И медлит.

— Просил? — уточнил Браззавиль.

— Просил, — подтвердила она. — Я сама придумала себе награду. Осталось ее разыскать. Ты мне необходим для поисков.

Эл обвела взглядом его высокую фигуру, лысую голову, суровое лицо. А ведь он смахивает на обитателей четвертого мира. Почему подобное сравнение не приходило Эл на ум? После выходки с преображением в Радоборта мир немного сменил очертания. Трансформация опять прошла не бесследно. Кое-что из арсенала умений Радоборта осело в ней и, спустя какое-то время, сольется с ее опытом, потом не отличишь, что там досталось от Радоборта, а что было от нее самой. Соприкосновение оказалось весьма полезным. Она по-новому смотрела на привычное окружение. Она удержалась от резкого разбирательства с владыкой, не учинила скандал, может быть, в ней проявилась благоговение Радоборта перед мощью отца, непреклонное следование его воле. Эл только чуяла близость ухода и хотела поторопить события. Здесь было не до вежливого расшаркивания. Она торопилась, чтобы не угодить в следующую сеть, расставленную владыкой. Вспоминая весь прожитый в мирах период, а теперь она старалась его переосмыслить, она не могла отделаться от ощущения, что владыка осторожно вел ее за собой, куда ему нужно, к его цели. А она до сих пор видит не далее, не то чтобы собственного носа, чуть дальше, но не достаточно для самоустранения от следующей ловушки. Она дала себе слово, что не станет исполнять ни его поручений, ни его приказов. Мысль о том, что она будет убита за это, совсем ее не согревала. На самом пороге свободы умирать ей не хотелось. Поэтому она едва сдерживала позыв к бегству. Но...... Если ответить на вопрос владыки, что держит ее здесь, то ответ был известен и ему, и ей.

— Браззавиль. Где портрет, а?

Он всем видом запротестовал.

— Не нужно. Я прошу.

Эл повертела в пальцах лист, потом дунула на него, он пролетел короткое расстояние и упал к ногам Браззавиля.

— А если я паду, как этот лист, и буду умолять?

— Усмешки никогда вам не шли, — заметил он серьезно.

Эл поднялась и встала на колени перед ним. Браззавиль расширил глаза от возмущения и не смог говорить.

— Я умоляю тебя, старый хранитель всех секретов этого мира, узнавший меня в первое мгновение, как я появилась здесь, покажи мне, где искать его.

— Нет.

Эл подняла на него глаза.

— Если я найду твоего сына, покажешь? Если я сниму забвение?

Браззавиль дрогнул.

— Госпожа.

Он не мог продолжать.

— Он придет и займет твое место. Вы так трудились над шлифованием моих талантов — владыка, ты и Милинда, — что мне как день ясно, что ты шатаешься в миры и ищешь мальчишку. Тебя тут не было, когда я пришла. Скрывать смысла не имеет. Ну, что мне прибегнуть к закону и задавать тебе вопросы? Или унизительно водить тебя по дворцу и у каждой двери спрашивать?

Глядя на его мучения, Эл сжалилась. Она поднялась и обняла его за плечи, прильнув к его крепкой груди.

— Я же не успокоюсь. Я его найду, — заискивающе произнесла она.

— Эл, владыка накажет тебя.

— Сомневаюсь. На этот раз он меня убьет. Я отпустила Радоборта из миров. А я тут, как видишь. Может идея с портретом будет превыше его терпения.

— Что?! — Браззавиль отстранил ее. — Вы обрекли Радоборта на изгнание?

— Он хотел уйти. Он вырос из роли короля и верного сына. Его увел странник, которого за мной прислал Совет Одиннадцати. Я слукавила, убедила их, что пройду в двери сама. Радоборт, полагаю, не слишком мне доверял. Но ушел. Хвала небесам. Он, наверное, рассказывает уже, что я натворила в мирах.

— Совет? Как владыка допустил?! Быть не может! Ты не ушла?!

— Я выбрала верный вариант, нас двоих было бы много. У меня были причины. Личные. Не хотелось ранить тебя и Милинду, тех, кто до сих пор верит, что я стану милой дочерью и госпожой. Не хотелось оставлять иллюзию, что я ею буду. Чем дальше, тем больше я чувствую, что у меня стезя совсем иная. У меня есть старый опыт, он жалкий с точки зрения нынешнего масштаба, но он сгодиться. Я умею играть по правилам. Я становлюсь жестокой. И я пойду на все, чтобы отсюда вырваться. У меня теперь и знания и силы. Даже если после меня останется хаос, мне, как любому из наследников, уже все равно.

Браззавиль только теперь не заметил при ней меча.

— А где оружие? Это означает, что ваши планы не связаны с ним?

— Отдала Радоборту. Мало ли, что еще приключится. Я же в гневе жуткая, вдруг пустила бы его в дело. Мне так спокойнее. — Она смущенно улыбнулась. — Не буду тебя больше терзать. Пошатаюсь по дворцу. Если согласишься на мое предложение — приходи.

Эл покинула дом и с грустью вздохнула. Вот оно достоинство хранителя — ни мгновения Браззавиль не думал о заветной двери. А она полагала, что увидит в пелене образов приметы двери, поймет и вызнает. Не тут то было. Кремень — слуга. Можно и с ним поменяться телами, невзначай, но без его согласия это будет подло. И даже сама мысль об этом позорит ее.

Сила бродила в ней. Не было уже того покоя, который она ощутила на закате, на развалинах Храма Памяти. Эл пыталась припомнить, в какой момент мог появиться владыка. Откуда? Эл заподозрила, что проходом ему послужил колодец. Этот холод, и ощущение ломоты в висках, боль, стискивающая голову, прежде сопровождали его появление рядом. Как знать, может, он вызвал ее воина?

Эл в раздумьях быстро ходила по галереям и переходам дворца, торопливо поворачивая. Наконец, она впорхнула в гардеробную и остановилась у зеркала. Она принялась тщательно осматривать себя. В отражении была она. Она не очень-то любила вертеться перед зеркалом и, оказывается, не знала, как отыскать в себе отличия от прежней Эл. Взгляд был твердым, скорее дерзким. И недобрым. Она улыбнулась отражению. Улыбка была фальшивой. Эл вздохнула и приблизилась к прозрачной границе. Она ткнула пальцем в изображение, заметила, что рука была в перчатке. Эл повертела руку перед собой, не глядя на изображение. Перчатка появилась мгновение назад. Она не носила перчаток, только если намеревалась меч достать, что не часто. Ах, да! Она же меняет пространство. Наверное, воскрес какой-то образ из прошлого. Ей захотелось поиграть отражением, и Эл на свой вкус добавила к костюму вышивку, ее тонкая струйка пробежала по воротнику и манжетам.

— Я еще помню эти глупости!

Она осматривала себя в костюме на испанский манер, какой носили на Земле веке этак...

— Что я делаю?! — спросила Эл сама у себя.

Она расстегнула застежку плаща и сбросила его с плеч, перекинула через руку, лишь потом снова обернулась к отражению. Роскошный костюм, который она нафантазировала, исчез. Эл внимательно осмотрела свой прежний облик. Отражение глаза в глаза удивленно смотрело на нее, потом оно, как Эл, перевело взгляд на плащ и подняло бровь. Он снова был наброшен на плечи. На этот раз Эл закрыла глаза и мысленно вернулась в то мгновение, когда леденящий холод поднимался из колодца за ее спиной. Сейчас она тяжело спрыгнет с каменного кольца, и воздух наполнится гулом. Она повела плечом, желая ощутить тяжесть доспеха, и открыла глаза. За ее плечом у двери в гардеробную виднелся силуэт Милинды. Превращение не получилось.

— Что вы об этом думаете? — спросила Эл, переведя взгляд со своего отражения на отражение Милинды.

Она отступила туда, где была граница зеркала и реальности, Эл пришлось обернуться.

— Смените эту одежду, — неуверенно попросила она.

— Не надейтесь, что я опять стану придерживаться регламента.

— Я не смею настаивать. Выберите что-то иное, менее приметное и унизительное. Насколько я поняла супруга, вы освободились от обязанностей слуги.

— Вроде того, — кивнула Эл. — Этот траур как раз соответствует моим последним открытиям. Разве что вот так.

Эл добыла из-за пазухи медальон и повесила поверх одежды.

— Не так мрачно, — заключила она.

Эл снова обратилась к своему отражению. Милинда так и стояла вне поля ее зрения. Эл думала, что Милинда уйдет, решит, что не стоит докучать. Она изучала себя тщательно, больше не пыталась играть с отражением. Милинда не уходила.

— Кого вы видите Милинда? — задала вопрос Эл.

Милинда приблизилась и встала так, что ее лицо выглядывало из-за плеча в отражении Эл.

— То же, что вы. Это зеркало не способно показать иное, — ответила Милинда. — Я боюсь говорить об этом. Вы видели себя в другом зеркале? Я сомневаюсь, что такое возможно. Где вы видели себя иной?

— Иной, — повторила Эл. — Да. Видела.

Милинда насторожилась.

— Когда? До появления здесь? Владыка знает?

— Полагаю, что да. Мы как-то вскользь беседовали об этом.

— Вы опять настроены против него? Что опять стряслось?

— Стряслось? Верное слово. Стряслось, стряхнулось, сдвинулось мое видение мира, слетело, как иллюзия, которой настала пора развеяться. Я опять не знаю, кого вижу в этом зеркале? Там определенно не Эл, которая была в прошлый раз. То, что я себя не знаю, мне известно, но в том, что я не знаю своего истинного отражения даже в этом зеркале, виновата не совсем я. Меня пытались выставить кем-то, убеждали, подпитывали фальшивый образ. Вы Милинда, следуя своему внутреннему велению, участвовали в сотворении этого образа. Что вы видите? Дочь владыки? Великую?

Эл впилась в отражение взглядом.

— Я не буду услышана, если скажу, — ответила Милинда. — И все-таки, осмелюсь. Я вижу и великую, и свою госпожу, и Эл. Никаким именем я вас назвать не могу. Я вижу волю к свободе, боль от раны, которую нанесло не оружие, я вижу отблески любви. Я вижу редкое благородство, которое никогда не позволяет вам унижаться даже перед самой собой. Вы не можете ответить на вопрос, потому что перед вами единственный, подлинный ваш соперник — вы сами. Если вы видите в нем глупость, то считаете себя глупее его, если читаете в отражении силу, то считаете, что вы слабее его, если видите красоту, то считаете себя недостойной ее. И так бывает со всеми вашими отражениями. Вам не хватает мудрости признать в себе единство всех достоинств и недостатков, их глубокую связь. Отражение.

Эл усмехнулась, но не себе, а Милинде, ничего не возразила.

— А плащ-то непростой, — Эл подмигнула ей.— Я только что открыла его достоинство менять меня.

— Где он был? — спросила Милинда.

— Хранился у моей знакомой королевы, — ответила Эл. — Она умерла, и он ей без надобности.

— Это не тот плащ, который я и Браззавиль дарили вам в путешествие. Это плащ странника. В нашем плаще кроме карты и способности сохранять от растраты вашу энергию, не было заключено других достоинств. Этот извне. И он пробуждает в вас стремление к уходу. С тех пор, как владыка поднял вас на башню, вы стали принимать прежнюю форму.

Она с трудом выговаривала слова.

— Он решился, потому что иного способа спасти вас от яда Фьюлы просто не было. Вы распались бы, как любой смертный. Там на башне царят силы, которые отличаются от энергий этого мира, которыми мы стремились вас пропитать. Ваша природа податлива на изменения, она сообразна тем материям, в которых вы обитаете. Оказавшись вне миров, вы обрели иное состояние себя. Не он спасал вашу жизнь, он только ненадолго окунул вас в океан космоса, та сила вернула вас к жизни. Я действительно испытываю чувство вины, я участвовала в замыслах владыки, я верила, что вы проникнетесь к нему чувством, что его желание обрести вас сделает его способным созидать, но вы упрямо любите кого-то и преданы ему так, как никогда не будете преданы владыке, я преклоняюсь перед вашими чувствами и постоянством. У наших миров не осталось шанса. Я с болью признаю, что вам следует покинуть нас.

Милинда опустила глаза и не могла увидеть, как взгляд Эл преобразился и засиял торжеством. Эл улыбнулась и, резко развернувшись, подхватила Милинду, приподнимая ее над полом, она сделала один оборот и легонько подбросила ее. Отпустив перепуганную Милинду, Эл в довершение чмокнула ее в прохладную гладкую щеку, и вприпрыжку кинулась из гардеробной. Из галереи доносился топот и смех, а потом раздался восторженный возглас Эл:

— Два! — вопила Эл.

Она неслась по галереям, сломя голову, к башне. В арке входа она задержалась, чтобы отдышаться, а потом ринулась по лестнице наверх, стараясь взять подъем скоростью и напором.

* * *

Браззавиль замешкался с обходом, потому что на сад налетел порыв холодного ветра, срывая листья, кружа их вихрем, унося вверх, где они рассыпались в пыль. Бурю устроила Эл, не было сомнений. Ему больше хотелось узнать причину, по которой сад несет такой ущерб. Мало ей, что он расцвечен разнообразными красками, так она еще и крушит его. Но Эл он не нашел во дворце. Она пропала. Поэтому вместо обхода он пошел искать Милинду и нашел в галереях третьего яруса дворца, близко от комнаты Эл. Милинда, по всей видимости, тоже искала ее.

— Ты не видела девушку? — спросил он.

— Мы разговаривали, потом она вихрем помчалась куда-то. Я не в силах смириться с ее темпераментом, — Милинда, как всегда в последнее время, была расстроена. — Я говорила с ней о высоких материях, я пыталась признаться, что вижу смысл в ее уходе. Я так и сказала. А она подкинула меня, как будто я забавная вещица и умчалась без объяснений.

— Куда?

— Я не привыкла следить за ней. Она сейчас так стремительно движется. Она сбежала куда-то.

— То есть, она не переместилась, а побежала? — уточнил Браззавиль.

— Да. Именно так.

— Что же ты ей такое сообщила, что она ринулась куда-то своими ногами? Забыла видно. Что именно ты сообщила?

— Я призналась, что владыка не лечил ее. Я не могу ей лгать. У меня растет чувство, что он должен ее отпустить. Ее сила принимает угрожающие качества. Она может откровенно выступить против него. Браззавиль, что же это? Нам виделся другой исход, так и могло быть, если бы он не поднял ее наверх. Она стала неуправляемой. Без наставника, без цели, без высокого долга, только на одном своем стремлении к свободе она наделает зла. — Милинда молитвенно сложила руки. — Расскажи ей все. Дай все, что она не знает. Пусть снова ее посетит боль, пусть она страдает, пусть лучше так, чем хаос, который она может тут учинить.

— Тихо. Тихо, милая моя. — Браззавиль распахнул объятия, и Милинда кинулась в них, как к спасению. — Этот порыв только опьянение силой. Он минет, и Эл найдет ему должное течение. Она от природы обладает и выдержкой, и чувством границ. Я думаю, произошло что-то другое, может быть, твои слова стали ключом к тому, что она искала.

Он успокоил Милинду, отвел домой и только после всех этих событий начал обход.

Он встретил Эл в одном из переходов между ярусами. Она лежала на перилах, лицом вверх, завернувшись в плащ так, что виднелись лишь носки ее сапог. Слева от нее было открытое пространство и сад, справа пандус, по которому совершался переход между ярусами. Перила были наклонными, неширокими, гладкими, она уперлась ногами в колонну соединяющую ярусы, и словно под углом к полу стояла на ней. На лице ее было необычно мечтательное выражение, неудобная поза, по мнению слуги, совсем не доставляла ей беспокойства. Браззавиль остановился и подождал, рассматривая ее. Эл обратила на него внимание, еще шире улыбнулась, словно подавая знак, что с ней все хорошо.

— Что-нибудь случилось? — поинтересовался слуга.

— У-гу, — протянула она вместо "да" и кивнула. Эл издала вздох счастья.

Она сияла, и это ее состояние так притягивало его, что он не смог уйти. Он переминался на месте, искал повод для разговора и спросил:

— Тебе удобно? Так?

— У-гу, — с тем же блаженством протянула она.

— Могу узнать, что привело тебя к столь блаженному состоянию?

— О-о-о, — протянула Эл и снова улыбнулась. После паузы и некоторого раздумья, она, растягивая слова, с мурлыкающими интонациями пропела. — Я сделала ошеломляющее открытие. Твоя жена — чудо, источник мудрости. Я напугала ее опять. Пусть простит мой порыв, он того стоил.

— Что же случилось?

— Не скажу, — протянула Эл. — Говоря аллегорически, я словно дома побывала. Я как пьяная. Впрочем, ты такого состояния не знаешь. Оставь меня. Я даже говорить не хочу. Дай мне понежится. А то потом явится владыка с очередной уловкой. Мне еще портрет искать.

Она опять благостно вздохнула и закрыла глаза.

Браззавиль пошел дальше, но чувство умиротворения, которое она навеяла, сопровождало его весь путь по дворцу. Как бы она не выглядела, в ней всегда присутствует неуловимое изящество и что-то неотразимо женское. Поразительно, что в мирах ее, ЕЕ, путают с юношей! С этим чувством Браззавиль и закончил обход, уже спускаясь в сад по широкой лестнице посередине спуска, он повернул назад. Он понял, что пора.

На перилах Эл не было. Она оставляла за собой едва уловимый след, даже не след — отзвук, тихий шелест или звон. Так Браззавиль находил ее, по этим приметам. Она оказалась на ярусе владыки. Даже когда его нет, Эл нечего делать там, она избегала его раньше. Видимо то безрассудство, что сопровождало ее эйфорию, погнало ее в неосвоенную часть дворца. Эл брела по галерее, а он тихо следовал за ней. Она замерла у самых покоев владыки. Браззавиль хотел остановить ее, но какая-то сила удержала его, и он позволил Эл выбрать дверь и толкнуть ее. Она не открылась. Эл выбрала другую, третью. Она не понимает, что творит! Браззавиль поравнялся с ней и взял за запястье. Обтянутое гладкой тканью оно послушно легло в его руку, Браззавиль настойчиво отвел ее в сторону, он полагал, что застанет ее в прежнем, благостном состоянии. Напротив, Эл выглядела сосредоточенной. Он не выпускал ее руки.

— Я покажу, — тоном заговорщика сообщил он.

Сюда владыка не допускал никого. Этот закоулок дворца, в личных покоях господин не затрагивал ни один его обход, его никто не посещал, поэтому Эл не бывала тут, не нашла бы его без посторонней помощи.

Дверь серая, массивная, на вид тяжелая открылась ей без труда. Эл вошла, эхо шагов заполнило зал. Браззавиль украдкой скользил за ней. Уж если погибать, то вместе.

Здесь было сумрачно и тоскливо, словно в этот зал забредали погруженные в горе призраки, наполняя пространство гнетущими вибрациями. Стояла тишина. Эл не двигалась, она поворачивала голову, пока не увидела на стене занавешенный прямоугольник внушительных размеров. Браззавиль крикнуть не успел, она сделала несколько шагов и, ухватившись за покрывало, с силой рванула его на себя, отбегая назад. Ткань с шумом лилась к ее ногам, пока не достигла колен. Эл подняла глаза на изображение и оцепенела перед сияющим жизнью полотном.

Фигура была настолько реальна, будто вот-вот двинется на нее. Она застыла в точно схваченном движении, которое было бы совершенно легко, словно одно дыхание отделяло даму на портрете от шага с полотна в зал.

Трепет заполнил душу Эл. Перед ней было грандиозное по силе и чистоте существо, которое трудно было бы представить, например, шагающей по полу зала или галерее дворца. Шаг, который она собиралась сделать на зрителя, был устремлен в мир, где могло существовать только подлинное величие.

Эл начал бить озноб от возбуждения, и потому фигура стала еще более реальной. Первый момент шока прошел, и глаза Эл медленно заскользили по портрету.

Наряд, в котором она предстала, был хорошо знаком Эл. Один сон-видение на острове она пережила этом наряде. Серебристый орнамент на манжетах и стоячем воротнике платья были единственным украшением, и тогда он показался Эл узором на платье, на портрете же они оказались ожерельем и браслетами, надетыми поверх наряда. Платье глубокого лилового цвета легчайшими складками струилось с плеч, не выдавая черты фигуры, но делая ее невесомой и утонченной. Плащ, почти такой, как на Эл сейчас был отброшен с одного плеча, подчеркивая движение. Плечи были неширокими, тонким были кисти рук и ступня обтянутая не туфлей, а таканью чуть ярче и темнее платья. Она была высока ростом или пропорции портрета были так рассчитаны, чтобы она была выше любого, кто посмотрит на него. Эл осмелилась разглядеть лицо. Оно напоминало ее, но Эл не осмелилась бы теперь утверждать, что они похожи, и все-таки сходство было. Глаза были темными и сияли, притягивая к себе теплотой и проникновенностью существа не знающего зла. Губы ее красиво очерченные, подчеркивали юность и свежесть лица. Она не улыбалась, но уголки были едва приподняты, словно лицо должно засиять улыбкой, что заставило улыбнуться Эл, не от умиления перед наивностью, а потому что в душе рождалась радость.

Волосы дамы водопадом темных, почти черных локонов падали за плечи, они ловили свет и переливались, кажется всеми оттенками, создавая эффект сияния, лицо открытое, овал мягкий, с чуть заостренным подбородком говорил о еще молодом возрасте. Лоб был округлый, не слишком высокий, его пересекал золотой венец с камнем, который был изображен точно в центре лба. Камень выглядел, как настоящий и переливался глубоким, синим огоньком.

Она была не старше ее самой, Эл не посетила мысль назвать ее девушкой. Она была великолепной дамой!!!

Она стояла на фоне затененной стены и закрывала собой проем узкой вытянутой снизу вверх арки, часть, свода которой виднелась от ее плеча до макушки головы. Арка была выше ее роста на треть, но она не была источником света. Свет шел на фигуру и от нее. Там был виден край неба в оттенках от желтого к синему. Это был отблеск рассвета или заката.

Необыкновенно!

Эл ощущала себя ничтожной, маленькой, грубой, как точно заметил странник — бледным подобием, мутной тенью недостойной следовать за хозяйкой. Оттого она и не смела шевелиться. Хвала небу, что это только портрет. Она боролась с желанием пасть ниц и стояла потому, что тяжесть занавеса держала ее колени.

Браззавиль очнулся первым. У него хватило силы воли оторвать взгляд от изображения и перевести его на Эл. Он окинул взглядом черную фигуру и снова осмотрел портрет. Понимает ли Эл, как они похожи?! Не смеет даже думать, скорее всего. По всему ее виду и позе ясно, что ей не справиться с потрясением. Чтобы приходило или не приходило в ее светловолосую, в отличии от матери, голову, но они отражения друг друга, как прошлое и будущее. Прошлое и настоящее, застывшие друг напротив друга, похожие и разные, обе необыкновенно притягательные. Они смотрели друг на друга. Дама с портрета на зрителя, осеняя его благодатью, и Эл, олицетворяющая собой силу и могущество. Лицо в лицо, одна чуть опустив подбородок, другая, приподняв его. Таинство, что свершалось теперь, было мечтой Браззавиля весь долгий срок пребывания Эл в забавах этого мира. Он горячо желал, чтобы связь между ними стала реальной, сильной, непреодолимой. Лишь она способна повлечь Эл в ее нынешнем могуществе по предначертанному пути.

Они объединились. Свершилось! Эл в величественной позе с откинутым назад плащом, с грудой занавеса у ног, скованная почти ожившим изображением, словно присягала молчаливой присягой вечному поиску. И ничто не остановит жадную до истины Эл от стремления узнать, кем была та, что потрясла ее теперь.

И так бы они стояли долго, сложно предположить как долго, если бы Эл вдруг не дрогнула и не поморщилась.

— Вон отсюда!!! — грохот голоса владыки потряс зал.

Браззавиль метнулся и закрыл собой Эл.

Владыка с яростью смотрел на него, не на дочь. Его следующие слова предназначались Браззавилю.

— Прочь! — рыкнул он.

— Иди. — Рука Эл успокоительным жестом легла ему на плечо, он сквозь ткань одежды почувствовал, как горяча ладонь. — Ничего не бойся.

И Браззавиль двинулся к двери, минуя владыку, и ощущал, что его гонит сила, гонит наружу. Он не смог бы совершить ни единого движения, кроме шагов вперед. Дверь за ним затворилась с тихим шелестом, а Эл осталась там, наедине с владыкой. Браззавиль дошел до противоположной стены, уткнулся в нее лбом и стал молиться той, что была на портрете, призывая на помощь Эл, что собрать все силы для сопротивления.

Владыка не гневался. Он смотрел на нее с интересом и даже нежностью. Эл не могла унять дрожь, возбуждение усилилось.

— Итак, твое нетерпение разорвало завесу тайны. Что ж, ты увидела то, что я собирался и обещал показать. Ты вероломно воспользовалась моим отсутствием. Напрасно ты ждешь кары. Это твоя награда. Ты заслуживаешь ее. Назови, что ты увидела.

— Мама? — Эл прошептала вопросом, не слишком уверенно.

Он наблюдал ее смятение, испытывал ее взглядом, пронизывал, не способную лгать в эту минуту дочь.

Может быть, покажи он портрет сам, не случилось бы того, что он теперь наблюдал. Она была повержена величием персонажа, что смотрел с портрета. Она не успела осмыслить свою сопричастность этому образу.

— Да. Ты к печали моей не она, — он чуть вздохнул. — И ты поспешишь уйти после того, что нашла здесь?

Вопрос был задан рановато, и Эл не готова была ответить осмысленно.

— Нет. Я еще задержусь здесь.

— Можешь остаться тут, сколько угодно долго. Но не смей таскать сюда слугу. Я пощажу его, потому что он исполнил за меня эту работу.

Он чувствовал, что стоит оставить ее, и она опять обратиться к изображению. Так он и поступил.

* * *

Владыка увидел у стены коридора Браззавиля, который, упираясь в стену лбом, шептал молитву. Он был смешон.

— Поди вон! Не смей подниматься сюда впредь, — приказал владыка.

Браззавиль безропотно покинул это место, но не ушел из дворца, он остановился на ярусе Эл и с тревогой ждал. А ждал он долго, сумерки сошли и рассеялись. Он испытал и страх, и тоску. Он молился, а когда уставал, то ходил по галерее и без цели открывал двери комнат. На ярусе Эл они не бывали заперты.

После того, как сумерки рассеялись, в дальнем от него конце галереи появилась Эл. Она брела погруженная в свои мысли, голова ее была опущена на грудь, руки безвольно висели вдоль тела. Она была подавлена. Она почти столкнулась со спешившим к ней Браззавилем. Он удержал ее за плечи, поднял голову за подбородок. Ее лицо было бледным, а взгляд был устремлен мимо него или сквозь него.

— Я ничтожество, — заключила она с безразличием.

И Браззавиль обнял ее, как обнимал Милинду.

— Но у меня нет другой, — ласково прошептал он. — Все что осталось мне — это ты.

— У тебя есть сын, — проговорила она. — Я обещала. Я найду.

Она вздохнула. Он ждал, что еще она скажет.

— Что же тут происходило, что бы она?... Сбежать — немыслимо. Я не сбежала, и она не опустилась бы до простого бегства. Что я такое, что бы ради меня покидать свой мир?

— Я не знаю. Я могу рассказать, что было до меня, как жили мои предшественники, но ни один из них не знал ее. Портрет древнее нашей династии, а она ушла и того раньше, — рассказал, что мог Браззавиль.

— А откуда взялась твоя династия?

— Старый род законников, мои предки разбирались в структуре миров, они сродни королям, что хранят земли и предания, святыни и историю.

— Короли? — повторила она. — Твой род выше королевского?! Прогони тебя владыка живьем, ты мог бы править?

— Да. — Браззавиль засмеялся. — Я гожусь в короли. Но едва ли им стану. После того как я показал тебе портрет, мне не покинуть больше пределов этого мира. Я видел владычицу. Ее культ силен в мирах. Еще одного приверженца он не потерпит. Я тут вечный пленник. Милинда еще не знает. Не стану говорить с ней теперь, что сможет, поймет сама. И пересказать я не смогу.

Голова Эл покоилась на его груди. Он потрепал ее светлые волосы и спросил:

— Я могу проводить тебя с твои покои?

— Мне безразлично, что со мной будет, где я окажусь. Мне мерещится она. Она. Я перестала быть собой. Я — пылинка, атом. Я — фантом, отброшенный ею в будущее.

Браззавиль решил расшевелить ее.

— Хороший фантом. Добротный. Живучий. Умный. Очень самостоятельный для фантома.

Эл не поняла ни его намеков, не оценила шутливый тон.

— Почему тут такие формы? Такие человеческие? И она такая?

— Сходство есть. С тобой, — не унимался Браззавиль, продолжая шутить.

— Я видела разных существ. Некоторые были совсем иными. И оказаться на равных с ними было невозможно.

— И они не считали тебя потенциальной?

— В том и казус, что считали. Я не понимала, что они усматривают во мне?

— Наследственность, — намекнул Браззавиль. — Ты видела владычицу.

Она наотрез отказывалась сопоставить себя с героиней портрета. Эл протестовала, мотала головой.

— Тебе придется еще неоднократно переосмысливать себя. Много раз, — подбодрил ее Браззавиль. — Этот случай лишь показывает, что ты не чувствуешь себя исключительной.

— Ха-ха. Моей гордыне был нанесен сокрушительный удар. Я возомнила себя невесть чем. Я привыкла силой решать большинство задач. Таким был и остался мой способ действия. Я считала, что имею право! Но она! Один взор — и миры начнут движение! Я поняла, что существует недоступный для меня уровень. Я силой такое назвать не могу, не подходит слово "сила". Совсем другое. Совсем другое! Не достичь, не встать на одну ступень! Никогда! С этим, наверное, нужно родиться. Я словно проснулась. Браззавиль, что я здесь делаю? Я не гожусь для планов владыки.

Браззавиль задумался, не спеша, произнес:

— Я, признаюсь, ожидал другой реакции. Ты — ее наследница, — он говорил осторожно. В таких делах с Эл нужно быть аккуратным в выражениях. — Я не знал ее, не могу сообщить ничего о ее воле относительно тебя. Эл, я боюсь, что владыка не скажет тебе всей правды. Его желание удержать тебя достаточно велико. Не хочу настраивать тебя против, но разумно было бы тебе поселиться в мирах. Пока ты не осмыслишь свою роль здесь.

Она отстранилась, выпрямилась и приняла гордую позу.

— Осмыслить свою роль? Роль? Вы твердили мне об этой роли непрестанно! Пичкали меня баснями. — Эл изобразила пальцами корону над головой. — Я — вояка, а не правительница. Максимум на что я гожусь — защищать или охранять что-то. Хранить, а не создавать.

— А империя? — напомнил Браззавиль. — Мне кое-что стало известно из твоих же рассказов. Ты правила империей, и она была могущественной.

— Я была куклой. Там действовала схема. Ее придумала не я. Я скорее развалила то, что строил другой. Браззавиль, империя Нейбо в сравнение не идет.

— А я помню, что перед тобой падали ниц.

— Эта животная форма поклонения выводила меня из себя, — вспылила она.

— Неужели? Ты вызываешь чувство защищенности и покоя в любом, кто проникается чувством к тебе. Тебе не поклоняются, тебя просто любят. Могу поклясться. Все, не зависимо от пола, про мужскую половину я даже намекать не стану. Тут дрогнул даже господин Кикха.

— Ха! Он клялся убить меня!

— Потому и клялся.

— Знаешь, Браззавиль. Я не расположена слушать рассказы о моем обаянии, о моем прошлом или будущем. Я подавлена, я чувствую себя никчемной. Здесь мне не место. Уйти — наилучшее.

— Владыка может не отпустить тебя в миры.

— Я больше не слуга. Я не в миры собираюсь. Я уйду совсем. Навсегда.

Браззавиль остолбенел.

— После всего? — недоумевал он.

— Угу,— промычала она. — Я не намерена выставлять себя тем, чем я не являюсь. Довольно уже. Я не хочу вмешиваться в раздоры владыки с каким-то советом. Меня притащили сюда по другому поводу. Что обещала, то и сделала. Попрощаться вовремя будет самым разумным выходом из щекотливой для всех ситуации.

— А как же сила? Ты приобрела ее здесь, благодаря покровительству владыки, своей способностью чувствовать окружающее. Что будет с тобой вне миров? Может статься, ты утратишь свои способности.

Эл усмехнулась, но не стала отвечать. В галерее возник владыка. Она отошла от Браззавиля на пару шагов. Они стояли близко друг к другу, что противоречило местному этикету. Эл смекнула, что его лучше соблюсти.

Браззавиль был удален властным жестом.

— Я слышу речи об уходе. Тебе следовало говорить со мной, а не рассуждать со слугой о своих намерениях. После всего, что произошло.

Эл вздохнула.

— Отпустите меня, — попросила она с надеждой в голосе. — Отпустите.

Она не могла долго смотреть на него, отвела глаза и не слышала отзыва.

— Твои убеждения и устремления ошибочны. Ты желаешь развеять в пыль все свои достижения, ради мнимой свободы. Свободы в твоем представлении. Ты связана с этими мирами глубокими узами родства. Высшими обетами, которыми связаны те, кто создал тебя. Ты не мне слуга. Ты слуга всему здесь. Ты нигде больше не достигнешь ни свободы, ни славы, ни величия.

— Отпустите, — твердила Эл.

— Что это? Как не позорное бегство, — продолжал он. — Ты мудра достаточно, чтобы знать — невозможно сбежать от своей судьбы. Бросишь себя в пучину нового круга, как сделал твоя мать и вернешься с опустошенной душой, чтобы умереть.

— Она умерла? — Эл затаила дыхание.

— Разумеется. Существо подобное ей не создано для тягот. Легкая и невинная. — Он указал на Эл. — Ты — совсем иное. Тебе ли сокрушаться о силе. Тебя не сломили ни плен, ни насмешки, ни потери. Ты заключаешь в себе то, чего не доставало ей. Сама поймешь. Дитя мое. Когда я предлагал тебе место рядом со мной, я не имел виду ничего, что ты понимаешь под браком. Ты создана для целей более высших, чем привязанности смертных и притязания на предмет обожания. Ты — существо высшего порядка.

Его речь проникала в самую ее душу. Эл, как завороженная, слушала его.

— Отпустите меня! — это был выкрик почти бессильного протеста.

Как в былые дни около обители она начала переживать ощущение, что она две или три Эл. Та, что была судьей, наблюдателем и потребовала ухода.

— Не теперь, — возразил он.

— Отдайте меня на волю моей судьбе. Я вернусь, если мне суждено вернуться.

— Не теперь.

— Я хочу уйти! Вы не можете удержать меня. Отпустите. Или я уйду сама.

— Не вынуждай меня, — предупредил он.

— Я? Вас? К чему я могу вас вынудить?

Он промолчал. Эл ощущала, что он смотрит на нее.

— Ты не способна на измену, — успокоительным тоном сказал он.

— Способна, — усмехнулась Эл. — Я жалею, что не присягнула Совету Одиннадцати.

Он рассмеялся. Смех, не смотря на напряжение межу ними, был добрым.

— Я не отпущу тебя. Твоя жизнь станет пустой.

— Это мне решать. А я решила уже. Я не стану владычицей, как угодно вам, потому что мое сердце протестует против этого. Я не полюблю здешних мест, поскольку мое сердце занято другими людьми и местами. Я не смогу здесь служить, потому что способна изменить ради ухода. Мои устои не так крепки, как прежде. Скажем так, мой кодекс стал несколько гибок. Поэтому, я ухожу. Немедленно. Не уговаривайте. Не сулите. Не настраивайте меня против вас. Оставьте наши отношения такими, какие они теперь. Простите меня.

Эл развернулась, чтобы уйти.

— Стоять! — Его тон заставил ее обернуться. — А как же три условия? Разве добродушный Радоборт не огласил тебе их? Три условия!

Он не увидел испуга. Она посмотрела с удивлением. Ей пришлось закрыть глаза, она, как долго смогла, выдерживала его взгляд и паузу.

— Вы так сильно желаете владеть мной, иметь меня в распоряжении? Я не хотела бы. Но я исполню. Правда Радоборт сказал, что я уже умерла. Угодно, чтобы я умирала еще? — Она смотрела с печалью. — Этого не будет. Два условия. Династия и дверь из миров.

— Ты обещала вернуть сына Браззавилю. Это и станет третьим условием.

— Вы потерпите здесь его сына?

— Элли, тебе не снять забвения, которое наложено мной. Мне дано карать и прощать.

Эл уже глядела из-под бровей. Ее глаза превратились в два горящих огня. И она обнаружила, что, пылая гневом, способна выдержать взгляд владыки дольше обычного.

— Пусть так и будет. Не берусь снять забвение, но отыщу. Итак, династия, наследник Браззавиля и выход. Цена — моя свобода.

— Цена — твоя жизнь. Твои слова по поводу кодекса вразумили меня. Мне не нужен предатель среди близких. Я уничтожу тебя.

— Так тому и быть, добрейший владыка.

— Новелла 5 Огни в темноте

— Глава 1 Бродяга

День клонился к вечеру. Из храма уходили последние посетители. Шелизет подбирала развеянные по полу сквозняком лепестки цветов. Последние цветы в этом году. Ей было жаль выбрасывать их, и она складывала их в маленькую корзинку.

За своим занятием она задумалась о предстоящих холодах, сезоне ветров. Припомнила рассказы о том, как строили этот храм. Говорят, что его начинали строить великие в эпоху смертельных ветров. И король был среди них.

Шелизет вздохнула, вспоминая, что король вдруг ушел. Она молилась ежедневно о том, чтобы он вернулся. Где сыщется еще один великий, чтобы поселиться среди глупых людей? Она подняла голову, чтобы обратиться к статуе. Едва различимо в сумерках ей привиделась темная фигура. Мгновение Шелизет колебалась, принимая ее за призрак. Коленопреклоненная фигура не шелохнулась. Шелизет набралась храбрости и заставила себя приблизиться. Это был не призрак. Просто одежда человека была черной. "Наверное, иностранец", — подумала она. Девочка раздумывала, как ей поступить. В сумерках храм не принято посещать, и следует сделать чужаку замечание, но, с другой стороны, он мог проделать большой путь, чтобы поклониться святыне, гнать его было несправедливо.

Тут фигура поднялась. Капюшон упал с головы, и Шелизет увидела незнакомого человека.

— Я уже ухожу, — прозвучал мелодичный голос, который показался Шелизет очень приятным и выдал женщину.

— Я помешала вам молиться?

— Я не умею молиться. Я пришла просить о помощи. У нее.

Шелизет переводила взгляд со статуи на женщину и обратно. Она не могла решить: статуя напоминает ту, что говорит с ней или наоборот? Ответом была улыбка гостьи.

— Говорят, что я очень похожа на нее?

Шелизет смутилась.

— Не очень, — она наморщила лоб и сделал строгое лицо. — Я не знаю. Наклонитесь, пожалуйста, в сумерках мне плохо видно.

В ответ гостья рассмеялась.

— Если вы голодны, то у нас любят оказывать гостеприимство.

— Благодарю. Я спешу.

— Мне не чего вам дать. Эти лепестки, — она протянула гостье корзинку, одной рукой, а другой платок.— Возьмите. Это последние цветы в этом году.

Гостья легким движение словно смахнула платок с ее руки, потом опустила руку, обтянутую темной тканью, в корзинку и извлекла пригоршню лепестков.

— Благодарю, — пропел голос.

— Берите все, — предложила Шелизет. — Я не могу их выбросить. Мне жалко.

Гостья опустошила корзинку, ссыпав все лепестки в платок, завернув и спрятав в походную сумку.

— Простите, но я не могу вас здесь оставить одну. Придется уйти до утра. Нельзя смотреть на статую слишком долго. Можно ослепнуть, как ослепла дочка нашего короля.

— Неужели? — удивилась гостья.

— Да. А вы не знаете эту историю?

— Знаю, что ваш король потерял дочь. А вот про то, что статуя повинна в ее слепоте, слышу впервые.

— Увы, это так.

— Давай не станем нарушать правил. Выйдем наружу, а по дороге ты расскажешь мне, как все было, — предложила незнакомка.

— Да. Так будет лучше. Вы из дальних краев?

— Из очень дальних.

— А откуда у вас наш символ? Медальон у вас на груди?

— Он не только ваш символ.

— А точно. Мой отец говорил, что это карта.

— Твой отец знаток символов?

— Мой отец — хранитель архива.

— Неужели? В ваш дом пускают гостей?

— Только очень именитых. Вы кто?

— Как минимум принцесса...

* * *

Повозка застряла в грязи. Перекосило ось. Он пытался поднять ее, но тяжесть была явно не по плечу. После трехдневного перехода в непогоду все устали. Он шел рядом с повозкой, чтобы животному было не так тяжело. В повозке ехало три женщины, следовало бы им идти рядом с ним, но он не посмел просить их шагать по осенней грязи. Повозка принадлежала ему, однако, он давно не считал ее своей.

Год назад он прибился к бродячей труппе певцов, привязался к ним, была и другая причина, так и ходил с ними. Зачем-то их влекло из более благополучных краев сюда — в край холодного ветра и слякоти.

Он не возражал. Он только хозяин повозки.

Тут он понял, что с его рук сама собой сошла тяжесть, повозка крякнула, животное, почуяв свободу, дернуло ее со всей силы, и колесо освободилось из плена осенней жижи. Он не видел больше колеса, зато в грязи по щиколотку стоял кто-то в черном, выше колена сапоге.

— Толкай или снова застрянем. Еще немного в гору, — заговорил он с черным сапогом.

Кто-то без возражений толкнул повозку снова.

Грязь кончилась, дорога пошла ровней, и он мог, наконец, посмотреть на своего помощника.

Молодой человек, весь в черном, с тонкими чертами лица сдвинул назад капюшон своей куртки, очевидно, давая себя рассмотреть.

Ничего не осталось, как вежливо поблагодарить его поклоном. Ни единого слова невозможно было произнести. Какой странный он!

— Ты онемел? — спросил черный.

— Нет. Ты откуда взялся?

— Оттуда. — Он мотнул головой в сторону ближайшего поворота дороги.

Полог его крытой повозки откинулся, и Мирра высунула свое личико, морщась от холодного ветра.

— Бродяга! Кто здесь?! — оживленнее, чем обычно воскликнула она, прислушиваясь к окружающему. — Я слышала какой-то звук или звон.

— Силы небесные, — прошептал человек в черном и остолбенел, глядя на девушку.

Лицо его так переменилось, что стало неузнаваемым. Оно вспыхнуло радостью. Улыбка заиграла на губах, глаза расширились, точно он увидел чудо. Он глядел на Мирру с восхищением и обожанием.

А Мирра невидящими глазами глядела в его сторону. Бродягу пронзила стрела ревности. Ему хотелось оттолкнуть незнакомца от повозки, прогнать его.

— Это только прохожий. Он помог толкнуть мне повозку, — сказал он намеренно равнодушно.

Мирра протянула ему руку, хотела коснуться незнакомца, искала возможность коснуться его. Он благоразумно не посмел сделать шаг к столь откровенному знакомству. Он только не сводил глаз с нее!

— Я звук слышала. Красивый звук. Редкий. Ну, дайте же мне сойти тогда.

И Мирра скользнула через край, зацепилась за выступ повозки и должна была упасть прямо лицом в лужу на дороге. Они оба кинулись на помощь, но человек в черном оказался ловчей, устал меньше. Он подхватил Мирру у самой земли, она даже не ушиблась. Нужно отдать ему должное, он был ловок.

— Что у вас тут?! — к ним с грозным окриком подходил Жеймир. — Ну? Застряли, что ли?

Повозка встала и это заметили остальные певцы, три другие повозки тоже остановились.

— Нет. Уже нет. Вот он помог нам.

Он указал Жеймиру на незнакомца, и сердце опять кольнуло. Он стоял перед Миррой, высокий и статный, хорошо одетый, а она с беззастенчивостью ощупывала его руки и лицо, волосы и одежду, прильнула к его груди щекой, вдыхала его запахи.

Мирра рассмеялась заливистым смехом.

— Бродяга! Ой, умора! Простите его, добрая странница. Он спутал вас с юношей! Не злитесь только.

Она продолжала хохотать.

— Это не кажется мне ни забавным, ни смешным. Меня иногда путают из-за одежды, — она обратилась к Жеймиру, как к старшему. — Можно мне пройти с вами некоторый путь?

— Вам что? Скучно господ... госпожа? Ни слуг при вас. Ни стражи. Потерялись?

— Нет.

Она не стала объяснять.

— Ну, право ваше. Можете не говорить, — отмахнулся Жеймир. — Лезьте что ли в повозку. Что вам сапоги грязью мазать?

— Ничего. Они хорошо отмываются, — вежливо отказалась она.

— Поторапливайтесь. Засветло нужно встать у торга, чтобы место было получше, — поторопил Жеймир и ушел вперед.

— Как ваше имя? — спросила она, плохо скрывая усмешку.

— Бродяга, — фыркнул он.

— Я не сержусь за ошибку. Это бывает.

— Ваше право.

Она приблизилась, улыбнулась и сказала едва слышно, только ему:

— Ну, нет же больше повода ревновать. Я не парень.

От этой улыбки у него отлегло от сердца, а потом его захватила тревога. Он знает это лицо!

Прошло два дня. Незнакомка прижилась в их труппе. Ее привечали тетушки, Жеймир опекал ее, справлялся, что ей угодно, а Мирра прилипла к ней, словно ее приковали цепью. Тетушки находили, что она исхудала и прикармливали самым вкусным из запасов. А как радовались, что она не отказывается от их забот! Жеймир опасался, что нагрянет обязательно какой-нибудь брошенный жених, потому что такой красоты девица не может бродить по дорогам в одиночку. Она представилась, как Эл, никаких титулов, приставок к имени, что заставило Жеймира подозревать ее высокородное происхождение. Бродяге она постепенно тоже понравилась, но сердце начинало гореть огнем, если он вглядывался в ее лицо украдкой. Черты эти словно были выжжены в его памяти, до этого момента он не мог достоверно утверждать, что помнит что-то, кроме этого лица. Где же он мог видеть ее?

Они встали на торге, чтобы к началу занять лучшее место и поменять разные украшения да безделицы, не нужные скитальцам, на еду, одежду и вещи, которые всегда нужны. Этот промысел затеял Полага, нанятый Жеймиром всех охранять. Полага разживался по дороге странными, диковинными вещицами, ему то дарили, то отдавали их за ненадобностью встречные люди, селяне, горожане, торговцы. Полага обходился с приобретениями по своему разумению, придумывал истории о том, что эта вещь оттуда-то, а эта, например, волшебная. Так безделушка превращалась в предмет значимый и обменивалась. Жеймир не возражал против невинного вранья, поскольку всем была от этого только польза. Полага бескорыстно, без жадности, делился всем добытым во время обмена с другими членами их компании.

Закавыка вышла, когда он попытался выменять что-то у Эл. Его предложение было строго отвергнуто, а Полага явно затаил обиду, сочтя ее жадной. Он стал недолюбливать новую знакомую. В пути он старательно сгонял всех вместе, поругивал, когда кто-то отставал, отходил в сторону от дороги. С Эл у него не получалось ладить. Она брела в хвосте, в стороне, могла отлучиться и вернуться, вызывая тем самым недовольство охранника. В дополнение она посоветовала совсем не охранять ее. Полага обиделся.

С началом большого осеннего торга Эл просто исчезла. Бродяга думал, что больше не увидит ее, но Мирра была совершенно уверена, что Эл возвратиться, что она яко бы пришла именно к ним. Тут он не всегда доверял словам Мирры, она хоть и обладала способностью прорицать, но ошибалась, когда увлекалась слишком своими мыслями. Эл очень понравилась ей, потому Мирра не хотела верить, что Эл добралась с ними только до торга, а дальше у нее своя дорога.

Несколько дней пролетели незаметно. Певцы развлекали пением и представлениями всех желающих. Мирра по обыкновению практиковалась в предсказаниях. Ей поставили отдельную палатку, и она распевала предсказания на манер старинных песен, строфы потоком лились из ее уст, голос был чудесным, звонким, проникновенным. Ее слепота делала ей славу святой, которая видит не глазами.

В последний день большого осеннего торга ей устроили огромный шатер и попросили сделать самое значительное предсказание, какое она сможет произвести своим искусством. Бродяга был против, но Мирра согласилась. Частные визиты изматывали ее, толпа же выпьет все ее силы. Первую половину дня он уговаривал ее отказаться, к полудню они повздорили, она его прогнала.

Злой он бродил между рядов торгующих, ему никто уже не предлагал товары, начались сборы в обратный путь, погода портилась, все спешили. Он бродил мрачнее этого дня, клялся себе, что ни за что не вступит в общий шатер. Он забрел в маленькую кухню, чтобы утолить голод и заметил там Эл. Он с трудом мог представить ее участницей общего скудного обеда, который готовили тем, у кого средств было мало. Он хотел сделать вид, что не видит ее, она сама подозвала его. Он присел напротив и не удержался от вопроса:

— Что ты тут делаешь?

Потом он заметил на ней другую куртку, коричневую из плотной ткани, одетую поверх ее обычной одежды. Она делала ее не столь статной и важной, как черный костюм. Через плечо был перекинут мешок. Если бы не лицо, которое так притягивало его, то он мог бы счесть ее обычным прохожим.

— Я зашла поесть. Выменяла одежду. Моя не достаточно греет в такую погоду. Я собираюсь и дальше идти с вами, поэтому не буду обузой, все, что мне нужно, я нашла здесь.

— Мы решили, что ты совсем ушла.

— Нет. Меня интересовали местные сплетни, свои заботы. Я слышала, Мирра собирается петь сегодня.

— Да.

— Поссорились. Из-за этого?

Он кивнул.

Она принесла ему еды. Сама. Он вспомнил утренние раздоры и голод пропал.

— Она так пожелала, — пожала плечами Эл. — Соглашусь, что ее дар не для площадной певуньи, но другой судьбы ей никто не сулил. Ты давно ее знаешь?

— Год.

— Мало.

— Она сирота. Певцы ухаживают за ней, потому что она как огонь в ночи. Нас пускают в города, кормят, привечают, потому что она способна одарить прорицанием. Люди, имеющие власть, недолюбливают людей нашего ремесла, но благодаря Мирре и ее предсказаниям нам открыты все дороги. Скоро все закончится. Вот-вот ей найдут мужа. Жеймир хотел выдать ее за вельможу. Он считает, что ездить в повозке скоро станет ей в тягость. Пока она еще молода, она не думает о своей слепоте, не предает ей значения. Он говорит, что ее следует приучить к оседлой жизни.

— А ты против?

— Ее дар пропадет, когда ее оградят стенами дома и супружества. Она существо тонкой души. Жеймир говорит, что знает, кто ей годится в мужья, но помалкивает. Как тетушки не пытали его, он не проговорился, кого имел в виду.

Тут она взяла его за руку, и он ощутил дрожь в теле. Он высвободил руку, осталось приятное чувство тепла, но ее жест озадачил его. Он принялся торопливо за еду, делая вид, что ничего не случилось, но она так откровенно смотрела на него, что комок застрял в горле.

— Не смотри так, — попросил он. — Я простой человек. Я не понимаю твоих взглядов.

Эл почесала за ухом, усмехнулась.

— Ты мне тоже не кажешься простаком.

— Я туповат.

Тут она вздохнула и улыбнулась той улыбкой, от которой его кидало в жар.

Эл изучала лицо еще не утратившее свежесть юности, его взгляд и деловитая манера выдавали бывалого скитальца. Он не обращал никакого внимания на нужду, трудности дороги, он как его повозка и животное был крепок и шел по пути, упрямо шаг за шагом, неизвестно куда. Что стало с юношей, который преклонялся перед ней в садах владыки!

Мирра и он. Дочь Радоборта и Бродяга — сын Браззавиля. Вместе!

Дабы не злить владыку она не сказала в слух фразу, что вертелась на языке. Эл хотела сказать, что прибегнет к старинному способу призыва справедливости. Так в истории Земли решались конфликты. Кто победит, кому судьба выкажет благосклонность — тот и прав. Судьба была на ее стороне. В одночасье найти обоих! Разве не удача?!

Эл еще сомневалась, когда разглядела в мрачном незнакомом молодом человеке едва узнаваемые черты. Он был юношей, даже еще мальчиком, когда владыка прогнал его, теперь он вырос и стал походить на мать. Но когда из повозки высунулось личико, так явно сочетавшее черты Алмейры и Радоборта, Эл возликовала. В первые минуты знакомства у нее родился дерзкий план.

— А почему тебя зовут Бродягой? Нет другого имени? — спросила она.

— Я не знаю его.

— Трудно? Я теряла память. Я знаю, что это такое.

— У меня нет памяти. Я ничего не терял.

— Ты не был ребенком? — она сделал вид, что удивилась.

— Я... Я не помню. Не спрашивай меня. Какой прок задавать глупые вопросы. Не помню. И все.

Он нахмурился и стал нервно есть.

Эл смотрела в сторону, изучая немногочисленных сотрапезников, которые даже внимания на них не обращали.

— Посмотрим представление?

— Не пойду, — буркнул он.

— Что дурного в ее затее? — спросила она.

— Я чую, что однажды эти балаганные штуки кончатся бедой. Зла в людях достаточно, а она ничем не защищена.

— Я обещаю ее защитить. Идем.

— Обещаешь? Ты?

Он поднял на нее глаза. Сначала удивился, а потом не осталось и сомнений. Она одним взглядом заставила его поверить. Он вспомнил, как она толкнула повозку. Он начал осмысливать свои ощущения, которые подсказывали, что в ней есть что-то новое, чего он не видел в других людях. Мирра редко льнет к незнакомым, а ее восприняла, как родную. Мирру не обманешь, она точно определяет хороших людей.

Он сделал над собой усилие и согласился пойти в общий шатер. Людей набилось прилично. Оставили только узкий проход. Правила, по которым происходили предсказания, были известны Бродяге. Мирра будет ходить среди толпы, по проходу, пока не выберет того, кому будет предсказывать. Этот элемент игры отпугивал некоторых, в основном будоражил толпу. За год он видел несколько таких действ, не всегда выбранный человек оставался доволен пением Мирры.

Они втиснулись ближе к проходу. Эл пролезла к нему вопреки протестам тех, кто явился раньше. Она не обращала на протесты внимания. Всем пришлось утихнуть и смириться с ее наглостью, потому что Мирра показалась на одной стороне живого коридора с факелом в руке и издала первый протяжный гортанный звук. Он был похож сначала на вопль, а потом стал одной звонкой нотой. Толпа замерла.

Девушка в длинном светлом платье, подол которого волочился шлейфом, двинулась по проходу. Она качалась в такт шагам и пела одну ноту. Сначала гулко, потом протяжно и, наконец, красиво. Из одной ноты появилась другая, потом мотив. Ее голос был чистым, редким по красоте и способности легко обходиться со сложной мелодией, в которую превратился первый звук.

Бродяга покосился на Эл. Она замерла и не смотрела на Мирру, она не видела ничего, она вслушивалась, как и все, подпадая под чары голоса. Ему показалось, что она не слушает, а видит то, что Мирра старается передать звуком.

Мирра почти поравнялась с ними. Он залюбовался сначала завороженной Эл, а потом самой Миррой. Пусть он был против этой затеи, но она была так прекрасна сейчас, бледнея от усердия, выводя свой причудливый мотив.

Мирре осталось два шага до того, чтобы с ними поравняться. Бродяга считал, что она неотразима в профиль. Мирра была самой красивой из всех девушек, что он видел. Он тайно был влюблен в нее. Сейчас она пройдет мимо, и он сможет насладиться этим моментом ее триумфа. В такие мгновения она царила где-то высоко, ее дух дотягивался до самой вершины мира. Она даже теряла связь с реальностью и с удивлением слушала потом пересказы своих песен. Еще шаг. Блаженное ожидание было испорчено грубым толчком в спину, кто-то толкнул его вперед, он навалился на кого-то впереди, зацепился за чье-то плечо, чтобы позорно не растянуться в проходе, и так вылетел на середину.

Мирра почуяв преграду остановилась.

— Вот и жертва, — сказал из толпы грубоватый насмешливый голос.

Толпа ожила, и хохот стал сотрясать шатер. Пыль сыпалась сверху. Бродяга был готов провалиться от стыда, но не смел пошевелиться. Если Мирра поймет, что он рядом, то рассердиться, поскольку решит, что он захотел сорвать представление. Он бы не посмел. Никогда. Он не знал, что ему делать.

Мирра уже подняла руку с факелом, возвращая тишину. Вот-вот она укажет на него. Она указала.

Он собрался закричать, заявить, что оказался тут из-за нелепого толчка в спину, но растерялся, голос изменил ему, спину сковало холодом. Он только смог чуть отклониться, когда Мирра по обыкновению пыталась нащупать его плечо. Он чувствовал себя обреченным и несчастным.

— Ты что вор, что так боишься? — спросил кто-то рядом.

Бродяга хотел найти Эл, она, может быть, поймет, что он оказался в затруднительной ситуации. Он был уверен, что она способна понять его беду. Однако, Эл на прежнем месте не оказалось.

— Просторы дорог. Вольное небо, — запела Мирра.

Она остановилась, чуть сжала его плечо. Песнь ее лилась потоком, который всем казался откровением, Бродяге — глупостью. Он понял, что разоблачен, что девушка решила посмеяться над ним.

* * *

По утру шуткам не было конца. Все компания переигрывала на свой манер вчерашнее предсказание. Бродяга рассердился и ушел, бросив сборы, животное и повозку. Он едва не плакал этим утром от обиды, терпеть издевательства стало невозможно.

Эл присела на кучу недогруженных еще вещей и по просьбе кидала то одно, то другое тому, кто просил ее о помощи. Никто здесь не предавал большого значения вчерашнему предсказанию, сочтя, что Мирра удачно пошутила.

Жеймир потешался больше остальных. Он сдерживался какое-то время и вдруг начинал гортанно хохотать. За ним по цепочке начинали смеяться все остальные певцы. Бродяга не вытерпел и исчез. Теперь Жеймир ворчал, что одну повозку придется собирать без хозяина, потребовал, чтобы Полага разыскал Бродягу и пристыдил его.

— Я разыщу, — вызвалась Эл.

— Это моя работа, — возмутился Полага.

Эл уступила. Ждать пришлось недолго. Полага, обежав почти опустевший торг, вернулся с заявлением, что Бродяги он не нашел.

Эл не дожидаясь просьбы, поднялась с почти разобранной кучи и ушла.

— Какая ж она надменная, — фыркнул Полага.

Эл не очень спешила с поисками. Мирра тоже ускользнула от всех и бродила среди брошенных пустых мест для торговли, рыдая от отчаяния. По чистой случайности Полага не нашел ее. Ей забота требовалась гораздо больше, чем разъяренному Бродяге.

Мирра почувствовала ее, как только Эл вывернула из-за поворота. Она с рыданиями бросилась навстречу.

— О, за что мне? Сама. Я сама ему сказала. Веришь ли ты мне? Ты честна. Ты веришь? Я не узнала его, клянусь! Я не шутила, почему они не верят?

— Ну-ну. — Эл осторожно обняла ее. — Что плохого произошло вчера? Ты огласила, что должна была. Нет здесь твоей вины.

— Ну почему он? Зачем он вышел?

— Да не выходил он. Его вытолкнули. Куда было деваться бедняге? Он не затевал совершенно ничего. Я привела его в шатер. Он не хотел.

Не признаваться же, что Эл сама толкнула парня к ней навстречу. Мирра была поглощена отчаянием, поэтому уловить лукавство Эл оказалась неспособна.

— Я подозреваю, что...

— А-а-а, — в голос застонала Мирра. — Горе мне! Он дорог мне более всех! Я сама предрекла потерю!

Она убивалась, как плакальщица на похоронах. "Лучше скажи, что любишь его", — подумала Эл.

— Почему ты так холодна к моим страданиям? — воскликнула Мирра. — Почему слезы мои не трогают тебя?

— Ну, девочка моя, если я стану рыдать, как ты теперь, то мы тут и останемся причитать.

Собственные слова показались Эл циничными, тон насмешливым.

— Как ты можешь? — Мирра стукнула ее кулачком по плечу. — Я думала, что ты чуткая и милосердная. Что ты поймешь меня.

Эл глядела на нее как на капризного ребенка. Ну, чем не мать во времена молодости? Алмейра в точности так же рыдала на ее груди. Она что, обречена заниматься сводничеством в этом семействе?

— Уходи! Не смейся надо мной! — зарыдала Мирра.

— О-о-о! Сил моих нет! — Эл воздела руки к небу. — Надеюсь, ты не потеряешься.

Эл отошла на расстояние, с которого можно наблюдать, оставаясь незамеченной. Годы наблюдения за смертными в этом мире позволяли Эл сделать точный вывод: двое смертных, которые испытали чувство связи, будь то взаимоуважение, дружба или любовь, сохраняли эти узы на всю жизнь. Механизмы судьбы влекли их друг к другу пропорционально силе взаимного притяжения. Эта парочка просо обречена, чтобы свидеться наедине где-нибудь в закоулках торжища. Эл взяла на себя труд поспособствовать этой встрече, оттянув на себя внимание любого, кто окажется поблизости. На то она и великая, чтобы вмешиваться. Жеймир, обнаружил пропажу Мирры, не выдержал долгого отсутствия уже троих, пошел сам искать. Конечно же, он нашел только Эл. Она делала вид, что занята поисками.

— Мирру не встретила? — спросил он.

— И она ушла?

— Беда с обоими, — с досадой признался Жеймир. — Сам не рад, что пригрел парня. Да, оно и к лучшему, что она посмеялась над ним. Остынет, быть может.

— Да он парень не слишком темпераментный. На вид. Подуется и придет, — заключила она.

— Эх, сразу видно. Кое-чего не знаешь. Я бы и рад его оставить здесь. Да вот совесть мучает. Посоветуй ты хоть.

Он делал руками жесты, собираясь с мыслями. Эл присела на краешке ступеньки ведущей в опустевшую лавочку, кивнула, приглашая сесть. Жеймир помялся, потом решительно сел.

— Ну, как мне быть? Он бродяга без рода. Нужна была нам его повозка. А она вон девушка молодая и красивая, ей бы в городе, в столице жить, в доме, в богатом. Даже и во дворце не стыдно. Ну, слепая. Пусть. Но он-то ей все равно не ровня.

Жеймир больше пытался себя убедить, чем объяснить суть ей. В нем боролся практицизм опытного пожилого уже мужчины с чувствами человека, сохранившего чуткое сердце.

— Неужели никто не поверил в то, что она сказала вчера? — удивилась Эл. — Ее послушать так он...

— Ой! какой из него король?! Нищета придорожная.

— А я с тобой не соглашусь, — возразила Эл.

— Скорее Мирра прозреет, чем из него получиться больше, чем бродяга. Он невежественен, хоть и не плохой человек. Куда ему до нее?

— Как скор ты на суд. А я, по-твоему, кто? — с интересом без всякой злобы спросила Эл, бросая ему вызов.

Жеймир засуетился, заерзал. Он не мог слукавить.

— Вот. Благодари Мирру. Она всякую ложь чует. Приучила нас говорить правду. Никогда не лжем друг другу. Ты, значит. Э-э-э. Все не разберу. И так, и по-другому, не из простых ты людей. Сказать не могу вот точно.

Эл вытянула ногу в сапоге, повертела носком.

— Скажи еще, Гиртская дева, — подсказала она.

Жеймир воспринял ее слова, как сравнение.

— Дак, ведь лучше не скажешь. Совсем так и скажешь. Не меньше, — и он рассмеялся нервным смехом. — Не знаю, что сказать. А кто ты?

— Не скажу, — усмехнулась она. — Эл. И все.

Она поддержала его смех. Они хохотали какое-то время. Эл хлопнула его по крепкому загривку.

— Представь себе, Жеймир, что я имею возможность исполнить твое желание. Чтобы ты пожелал?

Жеймир посмеиваясь, с наивным выражением лица посмотрел на нее.

— Это как бы свершить колдовство?

— Ну, зачем. Исполнить желание, — пояснила Эл.

— Я бы пожелал, чтобы к нашей девочке вернулось зрение, — добродушно пожелал он. — Мужа ей хорошего. Достатка.

— Это уже целых три желания, — с улыбкой намекнула Эл.

Жеймир перестал смеяться, только грустно усмехался.

— Мы в этих краях как раз за этим. Есть в здешних горах какая-то обитель. Замысловато называется. Я хотел бы отвести Мирру к их управителю. Говорят, он лечит такие недуги. Дорога туда говорят трудная.

— Далеко ты собрался, — вздохнула Эл.

— Не дальше горизонта. Понимаешь ли, ты чужая, тебе не расскажешь что, да как. Какие тут желания. Должен я. — Он произнес это со всей убежденностью. — Давай поищем их. Полага сердится на меня, грозился уйти к людям с запада, если не буду слушать его охранных правил. Как-то разладилось у нас. Я думаю прогнать Бродягу. Или отослать вежливо.

— Не спеши. Его еще найти надо, — успокоила Эл.

Разговор можно было уже закончить. Мирра и Бродяга уже во всю выясняли отношения на окраине торга, того и гляди рассорятся.

Эл, под предлогом поисков, оставила Жеймира и спешно помчалась туда, где отчаянные влюбленные обвиняли друг друга в том, чего не совершали.

Застала Эл картину уже противоположную. Они стояли, прильнув друг к другу, издали ей показалось, что целовались. Но чуткая Мирра, почуяв постороннее присутствие, как зверек выскользнула из объятий раньше, чем Эл попала в поле зрения Бродяги.

Его разочарованный взгляд сообщил Эл, что они помирились, а вероятнее всего рассказали о чувствах друг к другу. Мирра и без слов знала, что переживает он, но молодому человеку нужны были ее слова.

Мирра нахмурилась, а потом улыбнулась Эл. Она обошла ее стороной.

— Тебя ищет Жеймир, — сообщила Эл.

— Я чувствую, — согласилась она и с покорностью благодарной дочери потрусила к повозкам.

Бродяга проводил ее радостным взглядом. Он желал сейчас остаться один. Эл помешала ему. Она осталась даже, когда ушла Мирра. Эл выглядела строгой.

— Помирились? — спросила она.

— Да. Она созналась, что подшутила вчера. Она меня узнала. Она солгала.

"Точнее выражаясь, она солгала теперь", — подумала Эл.

— А тебе не хочется быть королем? Завидная должность.

— Хм. Я невежественный скиталец. Я не знаю ничего кроме дорог.

— Ты ничему не учился? Жизнь не учила тебя?

Когда она задавала такие вопросы, он чувствовал подвох, двойной смысл. Она делала вид или намекала. Она так захватывала его внимание, когда они разговаривали, что он забыл даже о Мирре и мгновениях счастья рядом с ней. Эл заполоняла его. Он опять вгляделся в ее лицо, пока глаза не стало ломить.

— Это была, к счастью, только насмешка, — облегченно вздохнул он.

Эл усмехнулась, словно поддерживая ее.

— Все гадают, кто ты на самом деле? Из тебя вышла бы королева?

Его вопрос был так же непростым, он бросил ей вызов, заставляя взвесить свои возможности, предлагая ей занять его место. Эл решила отшутиться.

— Скорее из меня выйдет шут. Устраивай ловкие шутки, опасные трюки, весели других, болтай глупости, делай вид, что обладаешь силой, говори гадости, прикидывайся великодушным, — все, что угодно, лишь бы господин был доволен. Натяни набекрень дурацкий колпак и передразнивай прохожих. Шути в удовольствие, исполняя поручение его высочайшей воли, оглашая приговоры с дурацким видом. Или милуя от его имени. А если поверят, то всегда не поздно сказать, что шутил не шут, а хозяин. А шут просто морочил всех. Что возьмешь с дурака?

Эл говорила и корчила рожи. Бродяга не ожидал, что она способна кривляться так красноречиво. Она так натурально изображала то, о чем говорила, будто знает наверняка. Она вызвала его смех.

— Нет. Ты не глупа. Из тебя не выйдет посмешище для других. Говорить, что думаешь не так просто. Я могу только, когда рядом Мирра. Мне часто легче скрыть мои мысли. И чужую волю исполнять нужно с умом.

"А говорил, что туповат", — про себя заметила Эл.

— Ты уходишь, или возвращаешься к остальным? — спросила она, намекая, что пора идти.

— Я остаюсь, — согласился он. — Меня, конечно, в покое не оставят, засмеют. Зачем я туда пошел?

Он мрачный побрел в сторону, где за торгом были брошенные повозки.

Несколько дней он терпел насмешки, потом страсти стихли, установились прежние, миролюбивые и теплые отношения. Они шли короткими переходами, останавливаясь на отдых три-четыре раза в сутки, ночью ставили лагерь, пели песни и вели задушевные беседы. Эл с жадностью слушала их рассказы, поскольку избегала прямых расспросов. Не было среди разговоров воспоминаний о знакомстве, совместном житье, политике, трудностях. Темы были далеки от реальности, преимущественно о красоте музыки, сложности ее передачи людям, о ее влиянии на мир. Редко когда Мирре задавали вопрос о предсказаниях. Эл быстро поняла, что вызнать можно, затевая нужный разговор, с кем-то из дружной компании. Но они не любили одиночества, исключением был только Бродяга.

Эл уговорили ехать в крытой его повозке. Мирра и он с воодушевлением одобрили ее соседство, а так же Жеймир, который не желал оставлять Мирру наедине с Бродягой. С ними же ехала молодая женщина по имени Лойллин, добродушная, с простыми суждениями обо всем. Она надоедала Эл попытками вызнать, кто она такая. Эл держала оборону, как бы не была Лойллин назойлива. В какой-то момент ей стало скучно с упрямой Эл, молчаливым Бродягой и с погруженной в мечты Миррой, она перебралась в другую повозку, а ее место заняла пожилая воспитательница Мирры со звучным именем Соллидан. Она вела себя как аристократка. Ее величественная манера держаться, ровный тон голоса, веская речь и такт больше подходили бы знатной особе.

Эл и Мирра в полголоса беседовали дорогой. Эл хотела узнать, что она помнит из детства, но Мирра уходила от подобных тем. Соллидан проявляла интерес к Эл, как все, но делала это деликатно, сдержанно, она скоро поняла, что даже намеки бесполезны и разговоры стали отвлеченными от Мирры, Эл и кого-то еще. Зато Соллидан проговорилась, что была в Городе Проклятых и даже назвала дату. Эл смекнула, что женщина может знать историю Мирры, но оставила беседу для более удобного случая.

Наблюдения привели Эл к выводу, что Мирру тщательно оберегают все, не потому что девушка была слепа, не из жалости, а из-за ее способности остро чувствовать окружающее. Оказалось, что она не всегда обладала такой чувствительностью, кто-то учил ее этому. Его ни разу не назвали по имени, но упомянули, что он вскоре встретит их, чтобы идти в горы. Оказывается Жеймир не был среди них старшим, он замещал кого-то, кто собрал певцов вместе. Он ушел договориться об излечении Мирры. При Мирре не говорили о прозрении, об обители. Они научились в ее присутствии скрывать самое сокровенное.

Заметно потеплело, и погода улучшилась. На пути оказалась деревенька, где их приняли со сдержанным гостеприимством, выделили пустующий дом. Вся компания отдалась блаженному отдыху.

Эл могла себе позволить по ночам уходить и отсыпаться где-нибудь подальше от деревни. Бессонные ночи теперь не утомляли ее, как в прошлые времена, она спала на всякий случай или в удовольствие.

Проснувшись в очередной раз, она увидела рядом Мирру. Она сидела у камня на подстилке и, приклонив голову на камень, своим чутьем наблюдала за Эл. Она сразу распознала, что Эл проснулась.

— У тебя дар похожий на мой? — спросила она, когда Эл пошевелилась.

— Нет. Я не вижу будущего, как ты. Я предвижу события иным способом. Мне помогает опыт, знания и наблюдательность.

— Я наблюдала образы твоих видений. Это же видения?

Эл видела сны то, что Мирра смогла "увидеть" их поразило ее.

— Опиши, — попросила Эл.

— Я не понимаю. Не могу их описать. Ты погружаешься в особенный мир. Я не могу даже утверждать, что он реально существует. Ты так стремительно неслась. Как можно обладать такой свободой?

— Это полет. Да. Его описать не просто, если не летал сам.

— Ты летала? — она не удивилась, ей стало любопытно.

— Да.

— Когда?

— Давно. Раньше.

— В детстве?

— И в детстве.

— Наш мир не знает такого. Так вот как. Ты из другого мира? Эл, ты можешь не говорить, я чувствую, что расспросы тебе неприятны. Мне не нужно спрашивать, чтобы понять. Ты пришла ради будущего, я не посмею заглянуть в него. Я могу управлять тем, что чувствую и вижу.

— И что ты чувствуешь, когда я рядом?

— Тревогу. Я постоянно чувствую тревогу. Поэтому я не отхожу от тебя. Я должна буду предупредить тебя об опасности. Ты хочешь что-то быстро совершить, словно боишься постороннего вмешательства.

— Да, — согласилась Эл. — Я боюсь не успеть. Извини за неудобства.

— Нет. Напротив, я вижу смысл в нашей встрече. Я словно знаю тебя, твои черты, даже одежду. Особенно лицо. Когда ты наблюдаешь свои видения, ты меняешься, от тебя идет сила, тепло, и блаженство. Мне хочется погреться рядом с тобой, как у огня. Все опекают меня, а ты нет.

— Как ты ослепла?

— Я не знаю. Я всегда была слепой.

— Не могу согласиться. А как же образы моих видений? Ты произнесла "наблюдаю". И описала движение. Пусть оно лишено для тебя смысла и незнакомо, но ты именно видела его.

— Меня бесполезно спрашивать. Я действительно не помню, ничего, кроме одного воспоминания. Я помню полусвет и лицо напротив. Оно было женским, завораживающим. Я должна была увидеть живое, но оно не было живым. Я должна была увидеть живое лицо. Глаза я не помню. Вот если бы я помнила глаза. — Она грустно вздохнула. — Зачем напрасно тешить себя. Пока со мной близкие, пока мы вместе, пока существует мой дар, глаза мне не нужны. Я замечаю, как способность видеть мешает остальным людям рассмотреть невидимое. Никто из нас, кроме меня, не увидел тебя в твоем действительном обличье. Они ищут причину твоих скитаний в том, что ты сбегаешь от кого-то, а я знаю, что наш мир тебе наскучил. Может быть, я не точна в определении, но ты словно стоишь вне его суеты и людских условностей, они не нужны тебе. И тебе хочется иногда посмеяться над нами, подшутить, когда мы, по-твоему, глупы.

Эл ощутила себя прозрачной. Она говорит глубоко и просто.

— Я права, — с облегчение вздохнула Мирра.

— Можно я спрошу о Бродяге?

— Эл, не нужно, — встрепенулась она.

— Зачем ты сказала, что разыграла его?

— Он был так сердит. Ему не идет сердиться. Мне легко с ним, он хорошо понимает меня. Я его люблю. Но мои слова так ранили его. Я понимаю, мне не должно лгать самой, если я чувствую ложь. Он хотел услышать именно то, что я сказала. Я бы с радостью сама поверила бы в ложь. Если он уйдет, я уже не обрету его опять. Я не вижу прежних уз, если он уйдет.

— Жеймир говорил о твоем обеспеченном будущем, о богатом муже.

— Он мой приемный отец, он желает для меня незамысловатого счастья, я не возражаю ему. Только никому не говори, Эл, но я скоро исчезну. Я знаю.

— С чего ты взяла?

— За нами по пятам идет несчастье. Меня сковывает холод, я теряю себя, стараясь увидеть свою судьбу.

— Тот, кто предсказывает другим, может не видеть своей судьбы. Мою судьбу ты тоже видишь?

— Ты особенная. Ты сама меняешь свой путь. Ты им руководишь, а не он тобой. Твоя судьба не оглашена еще. Ее нет.

— Может, я умру,— предположила Эл.

— Да. Возможно.

— Возможно, мы похожи?

— Только поблизости от тебя я начинаю верить, что судьба не повернется ко мне мрачной стороной. Единственное, что я смогла узреть, и то рядом с тобой, это цепь огней во мгле. Тонкое ожерелье. Потом страх и...

— Не продолжай. — Эл перевернулась на бок, подперла рукой голову и уставилась на Мирру. — Сколько вам провидцам не тверди, что не все видения становятся явными, вы упрямо верите, что существует только тот вариант, какой вы увидели. А их море.

— Море? Что-то знакомое.

Эл удержалась от намеков. В Мирре живы воспоминания, но они кем-то старательно трансформированы, если подталкивать ее, то она запутается. Эл еще не нашла точку, струнку души девушки, задев которую, можно помочь ей открыть дверь в прошлое.

Вдруг Мирра вскочила.

— Он идет! — радостно воскликнула она.

— Кто? — поинтересовалась Эл, которой пришлось лениво потянуться и тоже встать.

— Мой наставник! Он вернулся. Он идет. Давай встретим его первыми, обгоним других. У меня есть преимущество, глаза мне не нужны.

Мирра твердо взяла ее ладонь. Эл едва успела наклониться, чтобы подобрать свой плащ, и они помчались мимо деревни к маленькому холму. Мирра была быстроногой девушкой.

Эл остановилась первой, наблюдая, как пожилой уже человек, усталой походкой поднимается на холм. Он постепенно показался из-за него.

Эл резко остановилась, отпустила руку Мирры, та не сразу поняла, что Эл нет рядом. Она пробежала дальше и в недоумении оглянулась на Эл, потом на долгожданного наставника. Ее радость сменилась напряженным ожиданием. Мирра догадалась — они знакомы.

Навстречу им шел Маниэль — младший певец из легендарной тройки, хотя выглядел он теперь не моложе старшего Таниэля.

— Святые небеса. — Его голос был едва слышен издали. — Диво. Слух изменил мне, но глаза мои еще не способны так заблуждаться. Свет утра моего, Эл!

— Приветствую тебя, певец этого мира, — отозвалась Эл с вежливым поклоном.

Маниэль подошел ближе.

— Я слышал новый мотив, он совсем не похожий на прежний. Он заставил меня торопиться, поскольку менялось знакомое мне созвучие — знак перемен в стане моих друзей. Но застать тебя, звезда утра моего? Ты ли?

— Я, — кивнула Эл и улыбнулась.

Но Маниэль не ответил улыбкой, не спешил обнять ее, как сделали бы старшие братья. Он остался напряжен, и всматривался в нее с тревогой.

— Постой. Постой. Я знаю этот мотив. Звучал он уже. Звучал прежде.

— О, дядя, Эл не та, что ты думаешь, — вмешалась Мирра. — Я знаю ее.

— Не так хорошо и долго как я, дорогая воспитанница.

Эл перестала улыбаться, прием был слегка прохладным, у Маниэля на то были причины. Все же он отважился подойти и взглянуть на нее.

— Не изменилась? — спросила Эл.

— Внешне почти как в былые времена, ты красива, как изваяние, но мотив...... У тебя были жестокие времена? Где скиталась ты? Какой мир так изменил тебя? И почему ты снова здесь?

— Дядюшка, — обратилась Мирра.

— Помолчи, — прервал он строго.

— Я никуда не уходила, — призналась Эл.

Взгляд Маниэля стал сочувственным. Он покачал головой, сделав свои заключения.

— Не смотри так, словно, хоронишь меня. Я не та, что была в дни твоей юности, но я все же Эл, — потом она обратилась к Мире. — Мы давние друзья, не удивляйся.

— Друзья? — повторила Маниэль. — Позволь обнять тебя если так, не прими за унижение.

— Ну, другое дело, — обрадовалась Эл.

Они заключили друг друга в крепкие объятия, на глазах у сбегавшейся к ним группы певцов. Эл не беспокоило их изумление. Маниэль от такой встречи чувствовал себя неуютно, а следом за ним и Мирра насторожилась, стараясь угадать смысл происшествия.

По поводу возвращения Маниэля был устроен настоящий праздник. В веселье вовлекли жителей деревушки, и к вечеру оно стало всеобщим и бурным. Кушанья, напитки, песни, разговоры, задорные сценки, хохот.

Эл полулежала на пригорке, вальяжно устроившись на расстеленном плаще, положив ногу на ногу, отпивая напиток из каменного стаканчика. Наблюдаемый кутеж ее только забавлял, участия в нем она не принимала. Маниэль был в центре внимания, а вот Мирра спряталась. Ее встревожила встреча, свидетельницей которой ей пришлось быть. Был еще кое-кто мрачный, среди праздника. Бродяга с тоскливым видом ходит среди пирующих. Эл поманила его к себе, он послушно присел рядом.

— Что? Невесело?

Он вздохнул.

— В чем твоя печаль? Уныние лишает силы. Взбодрись. Что мешает тебе вкусить веселья хотя бы из уважения к спутникам? — спрашивала она.

Он снова вздохнул.

— Мне нечему радоваться. Он отберет у меня Мирру.

— Что так мрачно?

— Ах, да. Ты не вникаешь в наши отношения.

— Вникаю, только вежливо, — поправила Эл.

— А этого ты знать не можешь. Мирра шепнула мне, что у Маниэля относительно нее есть план. Я здесь лишний. Жеймир прогонит меня.

— Он не может распоряжаться тобой.

— Он воспитатель Мирры. А Маниэль покровитель певцов. Он их собрал и обучил когда-то искусству музыки, — он говорил с явным раздражением.

— Не кипи. Ты предаешь много значения мнению других. Тебе решать, куда ты идешь.

— А куда? Может, ты укажешь? Я не знаю ответа, — раздраженно возразил он. — Я здесь не свой. Они не примут меня. Я не пою их песен, не сочиняю и не слышу их. Я только иду и иду.

Эл снисходительно улыбнулась ему.

— Я думала, что ты уравновешенный, стойкий, сильный мужчина, а вижу глупого мальчишку, который равняет себя с собственным тягловым животным. И это будущий король? Ха.

— Прекрати это, — рассердился Бродяга. — Твоих насмешек мне недоставало. Ты ушла, а могла бы удержать меня, когда я падал в проход.

— Это я тебя толкнула, — призналась Эл. — Хочешь — верь, хочешь — нет. Предсказание — это правда. Ты упал в объятия судьбы.

— Мирра созналась в обмане, — возразил он.

— Чтобы ты не сердился.

— Ты лжешь. Не понимаю вас, женщин. Ради того, чтобы удержать мужчину вы пересекаете границы чести.

— Ах, ты, мальчишка, — пригрозила Эл. — Ты носков моих сапог недостоин, не то чтобы во лжи меня упрекать. Я бы могла послать тебя распоряжаться своей судьбой самостоятельно, но тогда ты до смерти будешь бродить один и ныть о потерянной любви, болван этакий. Отправляйся к Жеймиру и требуй Мирру в жены.

— Он обещал ее Маниэлю, — не сдержался Бродяга.

— А это не твоя забота.

Он подскочил. Ее тон напугал его. Вряд ли он тут же помчится исполнять указание, но резкость Эл охладила его пыл.

Эл выплеснула остатки напитка на землю и сгоряча бросила подальше стаканчик.

— Смертные, — фыркнула она сквозь зубы.

Разговор был громким, недовольство Бродяги заметили пирующие, а за одно обратили внимание на безучастную к общему веселью Эл. Она сдалась на уговоры и вступила в общий круг. День клонился к вечеру, танцевать и прыгать всем надоело, теперь только пели песни и рассказывали чудесные истории. Тут были сказки о проклятом городе и его храмах, о строгости великих к смертным, о различных деяниях владыки, о Гирте, о гибели великой. О, как все изменилось в устном пересказе, повторяемом множество раз! Как далеки от правды были эти сказки! Зато витиеваты и полны наивных подробностей. Поменялись имена, порядок событий, да и сами события стали другими. Эл то сдерживалась, чтобы не разразиться хохотом, то с изумлением осматривала кивавших рассказчику слушателей, которые верили, что пересказ точный Эл рассудила, что так даже лучше.

Рассказчики и певцы менялись по кругу. Она не учла, что очередь дойдет и до нее. Когда слушатели с ожиданием перевели на нее взгляды, Эл поймала лукавую улыбку Маниэля. Отказ не поймут, даже присоединившиеся к кругу певцов жители и жительницы деревни приняли участие в забаве, больше вызывая общий смех. Певцы импровизировали, но тут у них было преимущество перед простолюдинами, когда пел один, его понимала вся труппа, и они подхватывали мотив, уже хором заканчивали то, что начинал один. Выходили красивые хоровые песни. Без слов с одним мотивом.

Эл решилась. Паузу приняли за приготовление и сосредоточение. Эл запела тихо, чтобы голос звучал без надрыва, мягко. Она не практиковалась в пении, но с детства обладала чистым голосом. В прошлом, на Земле ее друг и первая любовь — Игорь, в то время начинающий композитор — пытался развить ее талант к пению, но Эл была занята полетами, космосом, приключениями, бурными затеями своей юности, оставляя пению место развлечения. Игорь с тщательностью хорошего педагога пытался привить ей любовь к музыке, но Эл не прониклась его увлечением, предпочитая рискованные действия и проверку себя на выживание. Много раз, на собственном опыте Эл убеждалась, что все, чему жизнь учит, непременно пригодится. Где-то в будущем ему уготовано место, пусть самое малое. Умение или способность, тренированные в свое время, развитые обучением, могут прийти на выручку в самый неожиданный момент. Для Эл момент настал. Не в первый раз человеческий опыт был более пригоден, чем опыт этого периода.

Она мысленно вернулась к стародавним репетициям, а ее цепкая память заставила вспомнить старую балладу, которую они учили дуэтом. Она звучала как диалог двух влюбленных. Эл подумала о Мирре и Бродяге и сочла, что спеть о любви — затея удачная и уместная. Пусть никто не поймет языка, но песня звучит не для тех, кто в круге. И она запела, закрыв глаза.

Эл пела одна, певцы опешили от неожиданности, замерли, а жители деревни решили, что она одна из труппы, только из дальних земель, где говорят иначе и поют по-другому. Но потом ей стал вторить другой, сильный голос. Мирра вышла из своего уединения и вошла в круг. Мотив позвал ее, увлек, заставил вторить. Для Мирры, которая была способна спеть труднейшую партию, эта баллада была нетрудным напевом. Она предугадывала течение мелодии и ни разу не сфальшивила. Эл пришлось даже петь громче, чтобы вошедшая в транс девушка не заглушила ее голоса. Эл того и добивалась, пение предназначалось ей и Маниэлю, единственным, кто уловит скрытую вязь образов в непривычной мелодии и незнакомом языке песни. Эл пела сидя на невысоком табурете, не поднимаясь, чтобы не уходить от принятой в круге певцов традиции. Все пели, говорили, не поднимаясь со своего места.

Песня кончилась. Эл открыла глаза. Мирра в слезах стояла напротив нее, в центре круга, протянув к ней руки, как в мольбе. Маниэль опомнился и встал. Он вышел к Мирре, обнял рыдающую девушку и метнул в Эл обиженный взгляд, значит, понял намек. Потом Маниэль увел Мирру из круга, а когда вернулся то, попросил своей очереди. Ему уступили охотно, после происшествия веселье схлынуло, присутствующие растерялись и сидели в молчании.

— История моя давняя, — начал он.

— Мы ждали пения, уважаемый певец, — разочарованно сказал Полага. — Слушать тебя — означает испить мудрости.

— Я изменю принятому обычаю, стану рассказчиком сегодня. Довольно уже песен. — Его больше не прерывали, слушатели торжественно ожидали, что скажет мудрый певец. — Рассказ относится ко временам моей юности, когда нас было трое, и мы слышали мир гораздо ярче, чем способен слышать я один. Времена были трудные, нам выпала доля посещать Город Проклятых, как вы знаете уже. Я был молод, примерно, как наш Бродяга.

— Но не так глуп, — вставил Жеймир, и люди засмеялись.

Жеймир ощутил, как тело стало колоть иглами, а дыхание перехватило, он посмотрел направо и увидел грозное выражение на лице их новой знакомой. В ее глазах было что-то зловещее. Эл отвела взгляд, ощущения стали прежними, никто и не заметил его мгновенной перемены, вокруг смеялись. Маниэль же посмотрел на Эл с просьбой во взгляде. Ее резкий выпад в сторону его старого друга он счел предупреждением и для себя. Но песня Эл задела его за живое, и он решился продолжить.

— Брось судить его, брат Жеймир, молодой человек претерпел много скитаний, ему некогда было учиться. У меня же были наставники — мои братья. Но речь не обо мне и не о них в этой истории. Так вот. Однажды, мы были близки к Долине Ветров, когда мой старший брат сказал о том, что слышит. Он передал свои переживания нам. Я различил пронзительный звон, который так увлек меня, что я унесся в мечтах к звездам. Таков был тот звук. Наши инструменты не смогли бы извлечь и повторить его, только удивительный голос Даниэля, среднего из нас, смог отчасти его повторить. Но у звука должен быть источник, а он был поблизости. Мы нашли его в толпе жителей Города Проклятых, которые, как известно, зачастую тайно перебирались из своих земель в окрестные. Этим не повезло, их прогнали от границ. Так мы нашли источник. Звук стих, он был вызван кратковременным проявлением высокой силы. Ее произвело чудесное существо, которое распознал Таниэль, как странника.

Вокруг раздались вздохи восторга и шушуканье. Эл возразила Маниэлю косым взглядом.

— Мы не сразу узнали этот источник, он стих в общем шуме, — продолжал он упрямо. — Он стих для меня и Даниэля, но не для старшего из нас. Там были великие, как рассказывают в историях. Она была среди них.

— Я знаю эту историю, — хвастался Полага. — Она спасала город от ветров.

— Она не спасала город, — возразила Эл. — У нее была иная цель. Если бы не договор с владыкой, ураганы убивали бы город и впредь.

— Позвольте мне продолжить, — попросил Маниэль. — Я рассказываю так, как видел тогда. Остальные воззрения недоступны мне.

— Да. Это теперь тебя нельзя ввести в заблуждение, а тогда ты был молод, — согласился Жеймир и жестами попросил, чтобы Маниэля слушали в тишине.

— Да. Там были великие, и она была среди них. Странник, среди великих. Город был в бедственном положении, жители с трепетом доживали последние дни перед ураганом. Город не предал большого значения появлению чужих. Где-то в промежутке между бурями ее осенило, что храм управляет погодой. Теперь это известно любому, кто посетил город, но тогда это знание оказалось забыто. Про тот ураган сказано очень многое, на все лады. Я никогда не вспоминаю, как строили храм, я не видел начала. Я и несколько моих спутников должны были умереть или разрушить часть хребта, чтобы ветер не набрал силу. Далеко от города я стал свидетелем чуда. Я считал чудом появление владычицы. Единственный раз за всю жизнь и за многие времена после ее ухода, нескольким смертным удалось увидеть ее в обличии воина закрывшего сияющим плащом город. Я видел, как тучи дыма и грязи схватились, как яростный зверь из дикого мира, с сияющим пламенем, как тьма отступила прочь, а город сверкал, и сверкало подступившее к нему море. Так поменялся облик земли Алмейра. Там погиб мой любимы старший брат Таниэль, средний Даниэль остался служить новому королю, а меня влекло за той, что покинула город, едва стихия была побеждена. Я желал служить ей, но она скрылась, не расслышав моего призыва. Она ушла, оставив в память песню, что мы втроем сложили для нее.

Маниэль запел, голос его был не столь звонок и пронзителен, как в юности, зато глубоко трогал всех, до кого доносились его звуки. Он не смотрел в сторону Эл, взгляд был устремлен в небо, там он читал строки стихов.

Проходит этот день,

Один из тысячи, что проносились мимо,

И он не повторим, как все другие,

Из тысячи, когда была любима,

Когда сияла славой жизнь моя.

Но, где бы ни скиталась я,

И тысяча миров мне не заменят

Родимый дом и голоса друзей,

Что слышу я в своих воспоминаниях...

Он пел старую песню. Из времен их первого знакомства, когда этот же мотив и эти слова звучали на городской площади в канун урагана. И ни одно утверждение песни не изменилось с тех пор. И повинуясь своим воспоминаниям Эл подхватила этот мотив, еле слышно шевеля губами, а к началу последнего куплета запела уже во весь голос.

Не просто следовать узорами судьбы,

Преодолеть сомнения и страх

И ложь, что на чужих устах

Сплетает сети зла.

О, будь добра, судьба! Чтоб я смогла

Замкнуть заветный круг,

И обрести тот мир, что сердцу дорог.

Опять попасть туда, где ждет меня любовь,

Где другом и любимой буду вновь.

На них обоих смотрели как на загадку. Эл поднялась с места, чуть поклонилась Маниэлю и, не издав больше ни звука, ушла, как ушла в прошлый раз, когда звучала эта песня.

Она запрыгнула в повозку Бродяги, растянулась на полу, закрыв лицо плащом. Больно, в точности как в прошлый раз. Ей не дадут остаться в одиночестве, шорох поблизости оповестил о визите. Эл открыла лицо. Маниэль заглядывал через борт повозки.

— Мне жаль, что я напомнил тебе саму себя. Я не удержался, мне больно видеть, во что ты превратилась. Что это за вид? Так разгуливают по нашему миру слуги владыки с дурными новостями.

— Ты же мудр. Догадайся сам, — проворчала Эл.

Маниэль осмысливал ее слова.

— Не может быть.

— Может. Все может быть.

— Такова была плата за проклятие?

— Такова плата за мою наивность. Уйди Маниэль. Не желаю отчитываться и объясняться. У нас есть другие темы для обсуждения, но сейчас я не расположена к задушевным беседам.

Он постоял в молчании еще какое-то время и ушел. Одиночество опять длилось недолго и Эл резко села, надеясь напугать очередного визитера. Это был Полага.

— Я что-то не понял, — начал он.

Эл хотелось его отругать, отправить подальше. Она удержалась, потому что вдруг уловила в Полаге чувство сродни участию.

— Я так и не могу свести одно с другим. Ты и Маниэль давно знакомы? И выходит он тебя ребенком знал, тогда выходит, ты чуешь их мотивы, как Мирра? Ты тоже певец?

— Нет. Я великая, — сказала она шутливым тоном, и Полага хохотнул в ответ.

— Ты, извини, что я сердился на тебя. Не люблю беспорядок, а ты такая независимая. Я буду опекать тебя, как и всех, из уважения к нашему покровителю.

— Не стану тебя утруждать. Я в защите не нуждаюсь.

— Да не поверю я, чтобы такая как ты, запросто бродила по дороге.

— А ты представь.

— Я скорее представлю, что Бродяга не знает куда идти.

— А я представляю. Он только сегодня мне клялся.

— Хм, он знает все дороги всех земель. Он знает, где какие города, и как они называются. В Городе Проклятых он влез во дворец, и его там чуть не убили, но королю понравилось, что он не заблудился там. Парень болван на вид, но что-то в нем такое есть. Знаешь, мне надоело бродить с ними. Вот западные люди собираются напасть на столицу, звали меня во время торга с собой. Жеймир все равно его прогонит. Как считаешь, можно прихватить его?

— И когда же ты решил всех бросить? Как же ты предашь Жеймира? Он верит тебе.

— Да что тут предавать. Сама рассуди. Маниэль женится на Мирре и осядет где-нибудь. Девчонке моя защита не понадобиться, они прокормятся ее предсказаниями, таких, как она, берегут от всяких бед, от их слов будущее зависит. Маниэль певец и мудр. Они не пропадут. Труппа разбредется, а мне идти с ними — смысла нет. Я ни в кого тут не влюблен, жениться не буду. Мне в какой-нибудь отряд смельчаков — самая дорога.

Эл всплеснула руками и хлопнула себя по коленям. Ладони звонко ударились о голенища сапог, издав резкий звук.

— Как у вас здесь уже все решено! Провидцы все сразу собрались! Мило все как устроено!

Эл от возмущения забыла о своей печали. Собственно на Полагу она не сердилась, тут у него свой расчет, ее планам он не мешал. Полага обиделся, приняв на свой счет восклицание Эл и, бормоча что-то о своей доверчивости, удалился.

И опять Эл не долго была одна. Она только прилегала снова, как шорох снаружи опять заставил ее сесть.

— А-а-а! Да чтоб вас!

Это была Соллидан.

— Тихо. Успокойся. Прости нас, — стала уговаривать она. Тем не менее, она поступила решительнее всех — влезла в повозку и устроилась рядом с Эл. — Я просить пришла. Мирра мне как дочь. Я подслушала, что Полага болтал на счет брака. Ты не ярись. Что такого ты нашла среди нас? Оставь дела смертных их разумению. Не место великой среди нас. Не возражай. Я самая старшая после Маниэля, я сама рода очень сильного. Ты желаешь преодолеть волю владыки. Очнись. Не ввергай смертных в горести соперничества с ним. Будь милосердной. Ты не изменишь ничего.

— И откуда такие новости? — возмутилась Эл. — Все вы тут провидцы на свой манер.

— Я желаю девочке добра. При Маниэле ей будет мирно и спокойно.

Эл сделал глубокий вдох, чтобы сбросить раздражение.

— Ты явилась, чтобы рассказать мне о счастье Мирры? Поведай ей об этом. Я здесь ни при чем.

— Ты намерена помешать. Маниэль не рад тебе, он не умеет притворяться. Ты вошла в наш круг, чтобы изменить нашу жизнь. Но тебя никто не звал и не просил. Что нужно великой от нас? Какую жертву ты желаешь?

— Ты путаешь меня с кем-то другим, — возразила Эл и улеглась обратно на дно повозки. — Хорошо, я не буду вмешиваться и завтра уйду совсем, но сначала поторгуюсь с тобой, если ты сама предложила. Расскажи мне правду, и я уйду.

— Какую правду?

— Откуда к вам попала Мирра, когда и кто учил ее?

— Учил ее Маниэль, он же ее и привез к нам, он и Жеймир, мы уже тогда бродили и пели. Мы все были молодыми и верили, что мир станет лучше от наших песен, это было давно, Мирра была ребенком лет десяти. Откуда она — мне не ведомо.

— Она уже была слепой или ослепла впоследствии?

— Она уже была слепой. Она слепа от рождения.

— Ты была в Городе Проклятых. Что ты делала там?

— Я посещала храм. Рассказ Маниэля напомнил мне о статуе. Я все гадала, на кого ты похожа. Маниэль считает, что когда-то встретил странника в твоем обличии, он обманулся, приняв великую за странника. Ведь ты — великая. Даже если ты и то и другое, то тебе все равно не дано преодолеть волю владыки. А она такова, что Мирра станет женой Маниэля. Нет иного, достойного ей мужа.

— Я бы поспорила с тобой, женщина, но мне скучны твои рассуждения. Пусть будет, как уговорились. Утром я уйду.

Соллидан не уходила, она назойливо сидела рядом. Имела право, она ехала в этой повозке сюда. Эл ушла сама, бродила до темноты, в темноте, опять заметила Маниэля, который желал продолжить их разговор.

Эл как раз рассуждала над тем, что встретила спустя большой промежуток времени. Маниэль, Бродяга, дочь Радоборта и Алмейры — все они были далеки от тех возвышенных форм существования, для которых были призваны в этот мир. Какое печальное зрелище. Эл не могла и не должна была вмешаться в их судьбу, но в ее теперешнюю задачу как раз входили эти перемены. И без нее им не встать обратно на путь своего предназначения. Ну и задачка!

Эл ощутила, что Соллидан огласила не совсем собственное мнение, что-то было не так в поведении этой дамы. Ее дальнейшие размышления были оборваны появлением Маниэля.

— Ты печалишься о нас? — спросил он.

— Да, — кивнула Эл.

— Тебя всегда занимали наши беды. Я рад, что ты не изменила образ мыслей.

— Что не так, старый друг? — спросила Эл. — Что напугало тебя в первый момент нашего свидания? Я прибегаю к твоему суду, поскольку сама уже не помню, какой пришла сюда. Тебе со стороны виднее.

— Я боюсь твоего гнева, — признался Маниэль.

— Я не стану гневаться, а если рассержусь, то не стану ругать тебя. Уйду и все.

— Будь добра. Ты уже испортила сегодня праздник. Твое пение ввергло бедное дитя в такое уныние, что я увел ее в свою палатку, там за холмом. Там она не услышит суетных терзаний. А в довершение все начали думать, что ты существо равное мне по силе влияния. Статус певца неприкосновенен. Никто не должен мешать моему труду. Прежняя ты деликатно осталась бы в стороне, но не ты нынешняя, которая считает что права во всем. Это только малое отличие. Звук, который ты издаешь, подобен гулу, что рушит горы и убивает все вокруг. Ты заявляешь о себе не тихим шелестом и звоном, а грохотом разверзающейся бездны. Такова ты теперешняя.

— Что бы ты ни слышал, Маниэль, намерения мои далеки от разрушений и бед. И замыслы мои осуществятся только, если я буду следовать истине. Я не причиню вреда.

— Ты уже его причиняешь. Ты желаешь нарушить границы установленные не тобой, не по твоему стороннему разумению. Мне дано услышать звуки.

— Отголоски, — поправила его Эл, в темноте он не видел ее улыбки.

Он замер, когда по телу прошла волна сладостного возбуждения, и звон в голове приобрел звучание сотни маленьких чистых колокольчиков, он, повинуясь звучанию увлекся им и пошел на него. Они столкнулись лбами.

— Этот гул ты услышал? — засмеялась Эл.

Он нащупал ее руками, чтобы убедиться.

— Как может быть так?

— Звучать можно по-разному, — продолжала Эл смеясь. — Вот видишь. Это была иллюзия, а ты принял ее за правду. Так какая я для тебя? Что прозвучит завтра?

Маниэль был растерян.

— Годы меняли не только мои аккорды. Ты тоже преуспел в заблуждениях. И если разобраться, то мне ли судить тебя или наоборот. Давай поговорим не о прошлом, а о действительности. Прости, если мои скромные выводы обидят тебя или умалят твой труд, но я должна быть жестока, и не намерена изъясняться иносказательно.

— Эл, постой. Пощади. Оставь мне то, что я начал.

— Не могу. Речь идет о судьбе девушки, которая может стать несчастной из-за тебя.

— Если ты о Мирре, я готов разъяснить мои намерения. Они чисты.

— Охотно, — согласилась она.

У Маниэля ломило виски, ему хотелось пасть у ее ног и рыдать, так сильно было ее влияние, она казалась ему безжалостной.

— Эл, дар ее совершенно особенный. Она не покажет его толпе, только избранные, те, кого я укажу, могут получить от нее предсказание стоящее много выше площадных развлечений. Там она только оттачивает свою чувствительность и зарабатывает славу предсказательницы, но никто в толпе не узнает, какими сокровищами она владеет.

— И среди этих избранных, могу оказаться я? — спросила Эл.

— Умоляю. Не проси ее. Ты убьешь ее своей силой.

— Успокойся. Мне не требуется предсказание. Маниэль, ты не ходил в обитель. Ты там не был. Ты не договаривался об исцелении. Ты обманул надежды Жеймира. Как можно? Не думала я, что увижу этот позор. Сердце мое с благодарностью помнит вас троих. Помнит тебя, готового умереть за других. Откуда этот мелочный расчет? Она прозреет и может случиться, что утратится часть дара. Она должна обеспечить твою тихую старость? Или замысел более коварный?

— Эл, пощади, — взмолился он.

— Не смей. Не тебе дано быть с ней рядом.

— Она сирота.

— Не лги мне. Ее отец недавно покинул этот мир, не по средствам смерти. Как небеса не рухнули на твою голову. Как посмел думать, что она твоя. Я знаю, кто она.

— Это. Это таинство. Никто не знает.

— Я сейчас скажу ужасное. Но не мои слова повторю, ее отца. То владыка повелел? Отвечай.

— Не мне. Пощади. Я только взвалил на себя эту тяжесть.

— Я освобожу тебя от ноши. Отныне судьба Мирры — моя забота. Не наказывать я явилась, не сводить счеты, не отчета требовать. Помощи прошу. Помощи друга, которым ты мне виделся.

Эл поняла, что круто обходится с ним, но извиняться не собиралась.

— Воля владыки, — произнес Маниэль. — Видимо Соллидан права. Ты не странник.

— Я великая, Маниэль.

— Нет. Ты иное создание. Я никогда не повторял слова Таниэля, я хотел сказать их тебе в кругу. Мы снова встретились, обстоятельства снова не вселяют радости. Близится время великого поворота. И опять — ты. Ты — стержень поворота. Таниэль слышал звук силы, способной изменить жизнь смертных. Он слышал тебя. Страшно мне стало, когда я замер в поле, уловив твой звук. Иной, чем был. Я замирал так много раз. Это ты неслась в этот мир, чтобы сделать его другим.

— Тебе стало страшно, потому что этот звук прозвучал близко от тебя.

— Да.

— Ты не слишком стар для перемен, — заметила она.

Он задумался. Эл читала его сомнения, не удивлялась. Его сковывает обязательство, только это обстоятельство может заставить человека, который видит мир шире обычного смертного сомневаться в будущем.

— Перемены произойдут, хочешь ты их, готов ты или нет. Не хочу пророчествовать, тут, твоя воспитанница больше преуспеет, скажу только, что без перемен я отсюда не уйду.

— Оставь девочку, ты ее погубишь, — стал умолять он. — Тебе, может статься, удастся соперничать с владыкой, а ей придется погибнуть.

— Вообще-то я пришла не за ней. — Эл вспомнила первый день встречи и тихо засмеялась. — Это судьба. Я обещала отцу разыскать ее. Обещание привело меня к этой встрече, просто время пришло. Не нам с тобой идти против великой силы любви. Можно иметь все знания мира, менять его по своему эгоистичному разумению или из побуждений благородных, но разрушить узы притяжения двух существ — преступление перед высшим законом притяжения, которое в просторечье зовется любовью. Я соглашусь, что твои намерения относительно Мирры самые честные, но так распорядился закон, что она рождена королевой, а ты певцом мира, задачи ваши разные. Ты должен быть одинок и совершенствовать свой дар сам, не опираясь на существо с похожим даром. В Мирре сошлись многие потоки сил. Она правнучка странника, внучка владыки, дочь великого и лучшей из женщин этого мира, которых я вообще встречала. Она действительно сокровище, чтобы сохранить ее дар, твоего покровительства не хватит. Не моя сила погубит ее, а рамки, в которые ты хочешь ее поместить. Запереть от всех и, как скряга, любоваться своим тайным сокровищем. Но нельзя спрятать силу и ее способности станут очевидными. Ты защитить ее не сможешь. Не я буду менять мир. Зачем мне? Вы сами его измените, я только стану вам помощью. Тут я, пожалуй, повторю фразу моего соперника и брата по силе или моего друга, не знаю, кто из двоих произнес ее. Не мое дело вмешиваться в дела смертных, я следую своим устремлениям. Мои намерения небескорыстны. Завтра решит судьбу всех, кто беспечно пировал сегодня. Бродить по дорогам и отвлекать смертных от обыденности — хорошее занятие, но не должно и самим вам погружаться в наивное благодушие, словно вокруг ничего не происходит.

На том беседа завершилась. Маниэль рад был побыть вдали от Эл. Она резка, но выступить против ее требований невозможно. Заключенная в ней мощь оглушала его и лишала всяких мыслей о протесте. Пусть он испытывает чувства противоречивые, смешанные со страхом за будущее, тут Эл верно уловила его состояние, к страху еще примешался стыд, но возражать ей казалось глупостью. Ему осталось ожидать утра.

Мирра забилась в угол его палатки.

— Я боюсь, учитель, — прошептала она. — Ты опасаешься Эл. Я неправильно вижу? С ней так спокойно рядом. Она вселяет в меня уверенность, ты же встревожен и места себе не находишь. Я обманулась?

— У нас давние отношения. Я не узнал ее. Она сильно изменила свое звучание. Оно сильное, но не понятное мне. Она умеет затмевать свои намерения, создавать видимость даже для меня. Тебе не стоит боятся ее. Эл — существо, которое тебе не причинит ни боли, ни страдания, даже больше, она может защитить тебя от зла.

— Что ты ждешь утром?

— Я не знаю, что будет утром.

— Ты не оставишь меня?

— Нет. Я буду всегда рядом, пока живу на этом свете.

Он обнял Мирру. Он признался себе, что эти объятия имеют для нее и его разный смысл.

Утро принесло ясную погоду, но стало заметно холоднее. Эл проснулась от легкого озноба. Вчера она сняла свою теплую куртку, оставила ее в повозке, а на ночь не укрылась плащом. Потирая руками плечи, она села, зевнула с удовольствием, подтянула повыше спущенные на ночь голенища сапог и прислушалась. Она проспала начало событий. Эл уловила, что где-то пронзительно кричит Мирра. Пришлось со всех ног бежать к деревне, но и так она не успела бы вмешаться, пришлось стремительно перемещаться.

У повозок сбились в кучу певцы. Разъяренный Жеймир колотил, чем попало скорчившегося на земле Бродягу. Жеймир вопил во весь свой певческий голос, сыпал ругательствами, которые оскорбительно повторять.

Вокруг прыгал Полага, но от изумления он не мог решиться, кому прийти на помощь, поддать ли Бродяге, однако, Полага не знал за что, или оттаскивать от парня яростного Жеймира. Маниэль, удерживал Полагу. Мирра в слезах кричала. Женщины уговаривали их прекратить, но дерущиеся не слышали. Бродяге удалось подняться, он собирался дать Жеймиру отпор, но тот был опытнее и крупнее, свалил его второй раз.

— Скотина твоя умнее! — орал Жеймир.

Новая серия ругательств огласила округу.

Тут и возникла Эл. Ее появление не стало внезапным, увлеченная дракой компания, обратила на нее внимание тогда, когда она преградила Жеймиру путь к Бродяге, который снова намеревался подняться. Она догадалась, что таков был ответ Жеймира на просьбу Бродяги отдать ему Мирру в жены.

Полага все же увернулся от рук Маниэля, подскочил к ним и, стараясь отпихнуть Эл, прикрикнул на нее.

— Не бабье дело встревать! Уйди!

— Что?! Не бабье дело?! — зарычала она.

Удар в грудь сбил Полагу с ног, и он кубарем покатился под повозку.

Эл уже замахнулась на Жеймира, он отпрянул больше удивленный, чем испуганный. На плечах Эл повис Маниэль.

— Стой, Эл. Он прекратит. Жеймир, прочь. Оставь его.

Пыхтя как разъяренный бык, готовый убить мнимого соперника, Жеймир бросил на бродягу грозный взгляд.

— Убирайся!

— Это ты мне?! — спросила Эл, понимая, что требование не к ней.

— И тебе бы не мешало! — заорал Жеймир не в силах совладать со своей яростью. — Стоило тебе появиться, как дела пошли кувырком! Явилась, словно напасть!

Бродяга шатаясь обошел Эл и, втиснувшись между ней и Жеймиром, потребовал хриплым срывающимся от обиды голосом:

— Не смей ее оскорблять! Она много достойнее тебя! Я уйду! Такой я тебе не угоден! Только ты еще склонишься передо мной! Клянусь! — потом он обернулся к остальным. — Я вам не угоден, потому что вы мните себя лучше! Я стану лучше вас! Я люблю Мирру! Слышали все! Я ее не отдам старику! Смейтесь надо мной! Пока я не гожусь для вас! Она сказала, что я стану королем?! Так я им стану! Все слышали?! Я вернусь и заберу ее!

— Он обезумел, — прошептала Лойллин. — Смотрите, какой у него дикий взгляд.

Бродяга видел их усмешки, и боль душевная затмила боль от побоев. Сил не было справиться с унижением, он не смог удержать слезы.

— И верно, парень. Чем ты плох для нее? — раздался из-под повозки голос Полаги. — Уйдем на запад! Пусть сами катятся в свои горы!

Бродяга перевел взгляд на Мирру, в ее лице читалась жалость и испуг, а потом она стыдливо склонила голову. Он больше всего сейчас хотел кинуться к ней, забрать с собой, украсть. Но куда ему совладать с одним только Жеймиром.

— Мирра, ты пойдешь со мной? — спросил он. — Идем со мной.

— Не смей! — прикрикнул Маниэль.

Мирра, повинуясь воле учителя, отрицательно закивала головой.

Жеймир снова пошел в атаку, но был остановлен властным жестом Эл.

— Только тронь, старик. Смерти ищешь?

Бродяга почувствовал, как на его плечо легла рука.

— Не стоит унижаться, дружище, — голос его заступницы вселил в него немного мужества, и слезы отступили от глаз.

Эл сама залезла в повозку, прихватила там свою куртку, сумку, кое-что из вещей бродяги сунула в первый попавшийся мешок.

Ее провожали испуганными взглядами. Эл сунула Бродяге его мешок и сказала:

— Идем.

Он уходил, спотыкаясь, смотрел на Мирру, стараясь передать ей свою любовь и боль, про себя умолял, чтобы она не забыла его.

— Глава 2 Воспитание короля

— Вы когда-нибудь устаете? — бормотал Полага, который сильно отстал от Эл и молодого человека на подъеме тропы.

Не оглянувшись, Эл, шедшая впереди, села на землю. Бродяга поравнялся, сел напротив и забубнил.

— Зачем он идет за нами?

— Ему хочется, — пожала плечами Эл. — Он тебе мешает?

В ответ уже он пожал плечами. Полага плюхнулся между ними и осмотрел обоих.

— Как вам удается идти без отдыха? В чем секрет? — спросил он и завалился на спину.

— Секрет в ритме, — ответила Эл и больше ничего не объяснила.

— Я посмотрю вниз с холма, — предупредил Бродяга и оставил их вдвоем.

— Опять пошел смотреть туда, откуда мы ушли. Я думаю, что он не устает, потому что не думает ни о чем и ни о ком, кроме нее. Никогда не видел такой любви. Бедняга.

Эл не поддержала разговор. Полага почти к ней присмотрелся, и она стала казаться ему сносной спутницей. Тот удар в грудь, которым она его наградила, навел Полагу на мысль, что она может путешествовать одна. Полага уважал силу, не имеет значения, кто обладает ею. Он тешил себя надеждой, что не зря пошел с ними, что если не выгадает от путешествия, то, по крайней мере, узнает, кто она такая. Становилось все интереснее.

— Ты тоже поверила в слова Мирры?

Эл наконец-то повела бровью в ответ.

— И я поверил, — кивнул Полага. — Ну не может же существовать человек такой никчемной жизнью. Что проку таскаться по дорогам. Обойди ты хоть всю страну, но если нету цели, то и ходить не стоит. Верно?

— Верно, — согласилась она.

— Тогда как он станет королем? — Этот вопрос его очень интересовал. Но кроме недоумения и сочувствия намерения Бродяги у него не вызывали. — Осталось найти пустующий трон.

Он хихикну. Эл криво улыбнулась и кивнула.

— Кому нужен король, который не умеет красиво держаться, говорить, владеть оружием? Ему нужна армия, чтобы захватить власть силой. Другого способа попасть на трон у него нет, — рассуждал Полага. — Кто будет его учить?

— Ты. От него не требуется исключительное боевое искусство, разве что некоторые навыки, чтобы не казаться слабым. А он не слаб, просто не обучен. Король прежде всего должен быть гибким в мышлении, знающим свою землю и ее законы, от него требуется мудрость, а не умение махать оружием, для этого случая существуют такие люди, как ты.

— Ты так говоришь, словно можешь сделать из него короля.

— Могу. Я могу дать ему трон, а сможет ли он на нем усидеть — это уже не моя забота, — это самая длинная фраза, которую Эл сказала за все время пути.

— Ты ненормальная. Ладно. Он глупец. Сгоряча поклялся, возомнил себе. Но чтобы ты верила?

— А я не верю. Дал клятву, так пускай сдержит. Поучи его бороться, а я найду нам поесть.

Она поднялась, чтобы уйти. Полага постучал себя по лбу.

— С кем я связался.

Тем не менее, он поднялся и подошел к Бродяге.

— Ну-ка, напади на меня, — сказал он, толкая молодого человека в плечо.

— Зачем? Ты хочешь меня побить? — спросил Бродяга.

— Нет. Надо бы тебя поучить драться. Западные люди слабаков не уважают. Тебя не возьмут в отряд.

— А. Давай, я попробую.

Эл вернулась с парой маленьких животных, напоминавших ящериц. Она встала над растянувшимися на земле мужчинами и улыбнулась. Они вывозились в пыли, и растянулись на отдых прямо у тропы, в глазах обоих читался бойцовский азарт.

— Как успехи? — спросила она у Полаги.

— Он цепкий и упорный. Толк будет.

— Я нашла пещеру. Хорошее место. Переждем там холода.

— А как же война? — спросил Полага.

— Раньше весны не начнут, — успокоила Эл своим обычным уверенным тоном.

— Мы далеко ушли от жилья. Пропадем, — усомнился Полага.

— Здесь хватит пищи. Не будет гостей, есть жилье.

— Мы не идем дальше? — встревожился Бродяга.

— Нет, — твердо сказала Эл.

— Но...

— Ты собираешься завтра стать королем? — спросила она, чем сильно его смутила.

Так они поселились в предгорьях.

Место Эл выбрала уютное, защищенное от осенних и зимних ветров. По склонам водилась всякая живность, текли родники, окружающее навевало покой и добрые мысли. Полага с Бродягой поселились в большой пещере, а Эл в пещерке повыше. Каждый день Полага давал уроки борьбы и боя на палках, Эл тем временем добывала пропитание, а к вечеру они садились в кружок и вели разные беседы. Так постепенно Полага и молодой человек сильно сдружились, а Полага стал замечать, что взгляды молодого человека в сторону странной их спутницы становятся все более мечтательными и долгими. Полага и сам не против был приударить за Эл, но кожей чувствовал, что эта женщина недосягаема для него. Эл выглядела молодой, но в ее повадках так явно читался опыт, что Полагу изводило любопытство. Беседы, что Эл вела с ними, были очень не простые, то были совсем не пустые разговоры. Эл сначала старательно расспрашивала Бродягу о его жизни, засыпая его таким количеством вопросов, что бедняга уставал отвечать на них, а потом пошел период, когда она сама много рассказывала о жизни. Полаге открылось множество подробностей. Бродяга знал окружающие земли вдоль и поперек, помнил, где и как поклоняются владыке, во что верят, как живут. Он, оказывается, подмечал массу подробностей и запоминал их, вот уж что не пришло бы Полаге в голову — так это запоминать разные мелочи жизни. Живут себе люди — и ладно. Эл эти знания привели в восторг.

— Я не понимаю сам, как запомнил столько. Я не запоминал специально, — удивлялся Бродяга.

— Быть бродягой не дурно. А? — улыбалась Эл.

Однажды во время схватки молодой человек не на шутку прижал Полагу, хватка его окрепла, а выносливость была всегда сильной его стороной. Полага лежал на спине пригвожденный к земле, пока парень не сжалился.

— Молодец, — с уважением похвалил Полага.

Бродяга усмехнулся и сказал:

— Я хочу посоветоваться, как мне быть?

— С чем? — спросил Полага в ответ.

— Понимаешь. Мирра такая красивая и нежная, но Эл больше подходит на роль королевы.

— Да ты спятил, — выдохнул Полага. — Я поколочу тебя всерьез, если ты скажешь, что разлюбил Мирру.

— Нет. Нет. Конечно, я помню ее. Но со мной что-то твориться невообразимое, когда я смотрю на Эл. У меня галлюцинации.

— Э-э-э, я тут начал подозревать, что она колдунья, — признался Полага. — Ну, сам посуди. Она так себя ведет, словно у нее в кустах армия, и все беды мира ей не страшны. Откуда возьмется такая уверенность? Колдовство. Ты пробовал в глаза ей смотреть? Все, как в тьму проваливаешься. А что ты видел?

— Нет. Я не видел тьму. Я с первых мгновений, как увидел в ней девушку, мучаюсь. Я знаю ее лицо. Знаю. Не могу объяснить. Только она вызывает трепет во мне. Меня бросает в жар, и я готов за нее умереть, в буквальном смысле. Если она ходит в куртке, то я еще как-то не путаю одно с другим, но как только вижу ее в плаще, особенно, если она замирает, рассматривая что-то или, когда наблюдаю издали, то она кажется мне другой. Вот повернется и вместо ее костюма будет платье, легкое, невесомое, светлое.

— Точно. Это чары, — подытожил Полага. — Как думаешь, зачем мы ей? Она не сомневается, что ты станешь королем. Ты сам-то веришь в это?

— Мне с каждым днем кажется, что я удаляюсь от самого себя, от той глупости. Я действительно был очень глуп. Но если тогда в шатре, я упал, как сказала Эл, в руки судьбы, то предсказание может еще стать правдой.

Полага засмеялся.

— Король из тебя сейчас смехотворный, спору нет. Но я стал замечать, что ты лучше изъясняешься, взгляд стал другим. Ты не смотришь тупо перед собой, а создается впечатление, что ты думаешь о важном. Со стороны хмурым тугодумом ты уже не выглядишь. Ты почувствовал свободу, что ли. Ее колдовство тебе на пользу.

— Так как же мне быть? Что будет, если я разлюблю Мирру, ее место займет Эл? Мои труды потеряют смысл?

— Стоило тебя похвалить, и ты опять выглядишь болваном. Куда нам до нее? Хочешь, я у нее узнаю, как она к тебе относиться? Что мне стоит, я-то в нее не влюблен. Я, признаться, ее побаиваюсь.

— Нет. Не нужно.

Вечером Полага решил оставить их наедине. Эл наперед все знает, пусть сама решит.

Слабый огонек догорал в очаге. Ночь была ясной, сонм звезд притягивал внимание Эл. Она смотрела вверх, туда же смотрел и Бродяга. Он указал на одну из ярких звезд.

— Эта звезда никогда не заходит за горизонт, — сказал он.

— Откуда ты узнал? — спросила Эл.

— Я наблюдал. Я много рассматривал небо. Я разбил звезды на группы, чтобы лучше запомнить. Таких групп много. Я даже могу сказать, какая звезда совсем не покажется зимой или летом. Туда, я могу послать любую мольбу и буду услышан. Здесь записаны все дороги, которые я прошел, так же как дороги этих земель. Они все есть на небе. Я его читать люблю.

Он произнес "люблю" и замер. Раньше он тут же вспоминал Мирру, а теперь подумал об Эл.

— Я не могу больше молчать. Может быть, ты избавишь меня от сомнений. Откуда мне известен твой облик? Ты знала меня прежде? Где мы встречались? Я не помню ничего, а тебя помню.

Эл вздохнула и отвела взгляд от звезд.

— Ты уверен?

— Я в этом уверен больше того, что я жив. Я знаю тебя. Откуда?

— Ты требуешь ответа?

— Я не смею требовать, — смутился он. — Но мне трудно смотреть на тебя, всякий раз я воображаю всякий бред.

— Опиши.

— Не могу.

— Сам скрываешь, а требуешь ответа от меня.

— Ты объяснишь, если я расскажу?

— Я не могу обещать. Едва ли мои объяснения будут понятны, — уклонилась от ответа Эл.

— Ты не носила эту одежду. На тебе было платье. И ты была недосягаема. — Эл медленно перевела на него взгляд и глаза их встретились. — Много света. Мне хочется упасть к твоим ногам, ты захватываешь меня всего. Это чувство не похоже на то, что я испытываю к Мирре.

Эл подняла вверх брови и улыбнулась той самой улыбкой, которая смущала его.

— И ты утверждаешь, что не помнишь? Подумай, быть может, это тебе привиделось? Там точно я?

— Ты не веришь.

— Хорошо. Мы знакомы. Ты потерял память из-за меня, — подтвердила Эл.

Она решилась сказать. Когда-нибудь в прошлом она избрала бы откровенность, как единственное средство. Правда всегда важна. Только сейчас Эл посетило сомнение. Он и без того смущенный трудностью темы замер окончательно.

Эл оставалось ждать реакции. Едва ли он может осмыслить услышанное. Кроме образа, осколка прошлого, для него не существовало ничего. Неужели забвение не было абсолютным? Он совсем не похож на восторженного юношу, во взгляде которого она прочла когда-то поклонение. Он внешне изменился, но внутри, в некоем запыленном временем углу его существа стояло изваяние, которое он вознес на пьедестал. Он его не забыл!

Он встал и протянул руку.

— Пожалуйста, — поманил он. — Встань тоже.

Эл поднялась. Скоро до нее дошел смысл. Он начал реконструировать сцену.

— Может быть днем? — спросила она.

— Нет. Мне не нужен свет. Я его помню. В сумерках даже проще.

Он выбрал возвышение, поставил ее туда. Эл послушно исполнила свою роль. Он сначала откинул складки плаща с ее плеч, потом закутал ее в плащ. Эл ждала. Он отошел в сторону, так чтобы оказаться за ее левым плечом.

— Нет. Это я стоял ниже.

Эл повернулась сама, он сбежал по склону вниз, потом вернулся к костру, сделал огонь ярче, так чтобы он освещал фигуру.

Он помнил мгновения, когда крался по лестнице, а она делала вид, что не заметила его стараний.

Он стоял так долго, потом потер виски.

— Нет. Все смутно. Не так. Платья, наверное, не хватает.

Эл повела полой плаща. Она бросила на него взгляд такой загадочный и вместе с тем строгий.

— Я бы на твоем месте имя бы свое вспомнила. Я не уверена, мой мальчик, что твой способ вспомнить сработает, но так и быть......

Мурашки пошли от головы до пят, когда вместо едва различимой черной фигуры из темноты стало проступать слабое сияние, оно окутало фигуру и уничтожило всю тьму, что покрывала ее, изменив черный цвет на пепельный туман, а потом на платье легкой ткани из трех бледный цветов. На голове блеснул тонкий ободок желтого металла, а во лбу камень. Лицо не изменилось, оно сохранило строгие черты.

Он пошел к ней, как когда-то в галерее. Он остановился примерно на том же расстоянии. Эл повернулась к нему лицом. Далее следовало падение на колено и признание в любви, вместо этого он рухнул на землю.

В голове смешались день и ночь, шорохи и гром, его мучили видения из прошлого, пройденные дороги, дороги, которые путались, образовывали какие-то потоки, вращались, становились звездами, а потом следовало падение. Так повторялось много раз подряд, он кричал и слышал свой собственный крик, но вырваться из бреда не мог.

В очередной раз колесом вращался вокруг него мир, когда его рука зацепилась за чью-то руку. Понемногу вращение прекратилось. Он стоял среди звезд, выше всех высот, на которые бы мог подняться. Его бил озноб, его рука сжимала чью-то руку и то рукопожатие, в ответ, было сильным, эта рука не даст ему упасть с высоты. "Держи", — про себя умолял он. Он осмотрелся и прочел знакомые звездные рисунки. Он мог бы рассказать о каждой звездной тропе, от звезды к звезде, он попытался шагнуть на одну из них, но рука удержала его. Тогда он взглянул на того, кто ему мешал, кто держал так крепко. Плечом к плечу, рядом, стояла Эл. Она раньше казалась ему высокой, но сейчас они были одного роста, она была в сером, без плаща.

— Тебе туда рано, — сказала она.

Он никогда не видел ее лица так близко. Почему он приписывал ей такое величие. Никакого величия в ее лице не было. Добродушный взгляд с хитрецой, сдержанная улыбка.

— Эл, что произошло?

— Хм, видишь ли, Браззавиль, я не могу тебе объяснить. Просто мне поверь. Твое прошлое вернуть нельзя, но твое будущее никто не отменял. И у тебя есть настоящее. Я желала быть настоящим, а не туманной иллюзией. Согласись, мне не идет туманный образ. Потрудись его изменить.

— Так я любил тебя?

— Да-а, — многозначительно протянула она с иронией. — А потом клялся мне служить. За то и пострадал. Эти звезды — свет, но это свет далекого прошлого. Я желала бы стать твоим прошлым.

Она казалась столь обыкновенной, что он удивился ее словам.

— Служить тебе? Чем?

— Я не могу сказать, что ты имел в виду, когда клялся.

— Я был дерзок?

— Очень.

— Да. Я скорее всего был дерзок. Пусть. Но чем я исполню свой долг перед тобой?

— Нужно говорить не так. Какой долг ты мне вменишь?

— Каким будет мой долг? Что ты мне вменишь?

— Служить смертным. Беречь равновесие в этом мире. Хранить в порядке то, что существует.

— А я смогу? Я — бродяга.

— Ты Браззавиль, сын Браззавиля — хранителя порядка и равновесия.

— Но как же мои слова любви?

— Юношеский бред. Присмотрись повнимательней. Ты пылаешь ко мне любовью?

Он даже засмеялся.

— Нет. Вовсе нет. Ты не похожа на ту, что я люблю.

— Вот видишь, кое-что уже прояснилось. А теперь выбирай. — Она выпустила его руку, и мир качнулся. — Эти звезды или дороги?

— Эти звезды и обозначают дороги.

— И по какой из них желаешь пройти?

— Я хочу пройти рядом с тобой. Научи меня, как стать королем, и я исполню вмененный мне долг.

— Хорошие слова. Следуй им. Я не берусь решить твою судьбу. Но я тебе помогу.

Она протянула ему ладонь снова, и он сжал ее.

Он встретился взглядом с Эл, она добродушно улыбалась, но звезд вокруг не было. Дневной свет, облака в небе и пасмурный день.

Он вцепился в ее кисть с такой силой, что побелели пальцы.

Полага, растревоженный непонятным происшествием, смотрел испуганно и одновременно с интересом, все больше на Эл, потому что видел в ней причину.

— И что с ним было? — спросил он.

— Не знаю, — ответила Эл. — Не привык к горам, должно быть. Вот что. Тебе сегодня охотиться, а я побуду с ним. Согласен?

— А у меня выбор есть? — спросил он недовольным тоном и стал собираться на охоту.

Когда Полага ушел, Эл села рядом с молодым человеком, спустив голенища сапог и сложив ноги по-турецки.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она.

Он осмотрел пространство.

— Легко. Необычно легко. Как будто отдыхал целую вечность. Я слышу много шумов и краски другие.

— Не пугайся, если это состояние повториться. Не пугайся. Время от времени ты будешь снова впадать в него. Ты сам разберешься, как вести себя. Ты даже будешь улавливать момент, когда очередной обморок приблизится.

— С тобой случалось такое?

— Раньше довольно часто. Только было это уже давно. Это признак, что ты не реализуешь силу, которую начал копить. Я считаю твой обморок — хорошим знаком. Вот что. Мы изменим планы и поживем здесь еще какое-то время, пока ты не привыкнешь к новым ощущениям. Назад к людям тебе пока не нужно. А теперь расскажи, что ты видел.

— Откуда тебе известно?

— Рассказывай.

— Я видел ночное небо, безграничное. Там была ты. Ты была в сером, простой одежде, без плаща и казалась обычной. То есть, не такой строгой и непонятной, как сейчас.

Эл вслушивалась в тембр его голоса. Прежде он говорил с хрипотцой и тихо, словно боялся сказать лишнее слово голосом обветренного скитальца, который тянет на плечах груз неведомо куда, неведомо зачем. Теперь голос стал чище, без хрипоты и в нем появились проникновенные нотки, которые заставляли ловить произносимые им звуки, просто ради удовольствия.

В прежние годы она назвала бы парня братом по несчастью, поскольку наблюдала приступ, подобный тем, что переживала сама. У Полаги едва не случилась истерика, когда в темноте тело его друга засияло голубым светом. Эл отгоняла его на безопасное расстояние, когда не подействовали уговоры — пригрозила. У Полаги голова пухла от вопросов, а Эл не собиралась на них отвечать.

— Я не вспомнил, откуда знаю тебя, — сообщил он.

— Я же ответила, — напомнил Эл.

— А где твой плащ?

— Сняла.

Эл решила, что не стоит рассказывать о том, что произошло в действительности. Силы воображения у парня хватило на то, чтобы преобразить ее из черного человека в девушку в платье, которое он помнил. Плащ сыграл с ней шутку, потому она его и сняла. Определенно, способность досталась ему от отца. Она не однократно наблюдала, как Браззавиль старший манипулировал искаженными ею объектами, возвращая им прежний вид. Поскольку ей не известны свойства забвения, в которое погрузил молодого человека владыка, то и не стоит отрицать, что родовые качества остались.

— Значит, ты причина того, что я не помню ничего кроме дороги?

— Я бы не согласилась с таким утверждением, но другого-то я тебе сообщить не могу. Пусть я буду виновата, — согласилась Эл.

Он больше ничего не спросил, лежал, глядя в небо, и думал.

В течение зимы подобные случаи повторялись неоднократно. Полага сбился со счета, нервничал, не находя объяснения странному свечению, которое исходило от Бродяги, когда он терял чувство реальности и бредил, разговаривая с кем-то. Эл томила Полагу молчанием, как и Бродяга, между ними возникли отношения, в круг которых Полагу не допускали. Он не злился, его распирало любопытство. Бродяга менялся на глазах, в лучшую сторону. Бродягой его теперь не называли, поскольку Эл упорно называла его Браззавилем, понемногу и Полага привык так его называть.

Зима тянулась долго. Обучение прекратилось как-то внезапно, Эл начала пропадать на день или больше.

Полага тоже понял, что его военные навыки уже недостаточны, чтобы молодой человек смог продолжить обучение.

— Ты бы сама за него взялась, — предложил он Эл.

— Зачем? — спросила она с некоторым удивлением.

— Ты должна знать какие-то хитрые приемы.

— С чего ты взял?

— Хотя бы с того, что ты ходишь по округе одна и не боишься.

— Так бояться нечего. Пустые места, одни зверьки маленькие, — равнодушно ответила она.

— Зверьки? Я удивляюсь, как ты их находишь. Сколько раз ты не отправляла меня охотиться, мне повезло только раз. А если не можешь научить его, то давай найдем ему наставника. Он кроме палки другого оружия не знает.

— А ему не нужно больше, — спокойно заявила она.

— Эх, видимо ты на войне не бывала. Там жизни можно лишиться так быстро, что вздохнуть не успеешь. Как он станет королем? Ему нужно отобрать у кого-нибудь правление, а это означает войну. Не приведи, если владыке не понравиться его дерзость — погубит. Я не понимаю, как он станет королем?

— Война будет, конечно. Но если повезет, то ему придется выстоять пару сражений. Вот и позаботься о нем.

— Я не могу за двоих, а он ни два, ни полтора. А еще нужно знать побольше того, что он знает. Дворцовые порядки, правила разные. Кто его научит?

— Хм, зачем? — спросила Эл и посмотрела на Полагу требовательным взглядом.

— Эл, ну мы то с тобой понимаем, что из него король не выйдет. А теперь у него болезнь образовалась. Он же сияет по ночам. А ему за девицами ухаживать.

— Он почти женат, ухаживать за девицами, ему совершенно ни к чему, — возразила Эл с некоторым раздражением в голосе.

— Вот как ты думаешь? — пошел в атаку Полага. — Она его дожидается? Маниэль наверное ее уже сманил замуж. Он певец, уважаемый человек.

Эл поднялась и ушла, выказав презрение его словам. Полага не смог снести оскорбления, но поскольку Эл оказалась вне его досягаемости, он выразил свое недовольство молодому человеку.

— Я что-то не возьму в толк, чему она тебя учит?

— Я не могу так сразу объяснить, — сказал он, но при этом не смутился, а выразился таким тоном, словно Полаге недоступно понять его объяснения.

— А ты попробуй! Ты же обязан теперь сойти за умницу! — вспылил Полага.

Он ничуть не обиделся, посмотрел каким-то ласковым взглядом, Полага едва не выругался.

— Я бы назвал этот метод обобщающим. Процесс идет таким образом, что мои наблюдения вплетаются в общую картину, и получается единая мозаика опыта. Это сравнимо с тем, как я представляю эти земли. Сеть дорог, ключевые города, центры науки и культа, необъединенные народы. Тройственность земель рождает противоречия между людьми. Я думал последнее время, что если бы была счастливая возможность объединить земли под единым правлением, то разногласия постепенно устранились бы. Эл не говорит мне ничего нового, чего бы я уже не знал, она лишь добавляет детали. Я размышляю над своим существованием с тоской. Я ходил по плоскости этих дорог, как по равнине, что мы пересекли, я поднимал глаза к небу и видел плоский небосвод. Я жил на плоскости пути и мыслил плоско, а теперь я взлетел и вижу свой путь сверху, как с выси этих гор и я осознал, что жизнь моя было тусклой и пустой. Одна лишь Мирра озаряла ее. Эл научила меня желать большего, чем дорога. Я получил из ее рук мечту и возможность ее осуществить.

Полага замер с широко открытыми глазами. Он почти ничего не понял из того, что пытался объяснить новоявленный Браззавиль, только говорил он так стройно и зычно, словно произносил убедительную речь на совете власти. Заслушаешься.

— Святые небеса, — протянул он.

Гнев тут же покинул Полагу, он сел в сторонке и только чесал лоб время от времени. Браззавиль поднялся на возвышенность и оттуда осматривал пространство, словно искал отличия от своей прежней жизни на плоскости. Все предыдущие события мало убеждали Полагу в том, что решимость бывшего Бродяги не более чем молодая блажь, а сегодня серьезность положения стала слишком очевидной. И надо же было ему ввязаться. Интересно и странно. Вернись сейчас Эл, он потребовал бы разъяснений, но она в таких случаях нарочно не появлялась. Полага подметил, что все у нее выходит ладно и вовремя, словно события сами выстраиваются в цепочку для ее удовольствия, одно за другим, а ей только и труд, чтобы следовать за ними. Позавидуешь.

Эл вернулась под утро бодрая и торжественная. На этот раз она была в своем плаще, который не надевала с той поры, как Браззавиль первый раз впал в свое странное состояние.

— Собирайтесь. Мы уходим, — сообщила она.

Браззавиль безропотно пошел в пещеру, Полага спросил:

— Куда?

— На запад. Пора. Все что нам было тут нужно прожить, мы прожили.

Полага сообразил, что других объяснений ждать не следует. Он отправился помогать будущему королю и кожей чувствовал, что дождался таки нового витка событий.

Они наскоро собрались. Эл вооружилась крепкой недлинной палкой, которую заготовила заранее.

— Ну, знаешь куда идти? — спросила она у Браззавиля.

Он кивнул, а она реверансом показала, что он идет первым. Молодой человек ретиво устремился вперед, Эл шла второй, Полага замыкал шествия. Они прилично отстали, тогда Эл оглянулась.

— Можешь дать слово чести, а лучше поклясться, что не выболтаешь ничего про то, что здесь случилось?

Полага по интонации понял, что любое обещание будет принято, как клятва.

— А что ту случилось? Я так и не понял, как вышло, что он так заговорил. Ты заколдовала его видно как-нибудь мудрено. Ты так говоришь, потому что колдунья и не любишь показывать свою силу.

— Моя сила не для дураков, — строго намекнула она.— Поскольку я не имею над тобой власти, ты мне ничем не обязан и ты полезный спутник, то я не потребую клятвы, но попрошу молчать хотя бы до тех пор, пока не исполниться предсказание Мирры. Потом хоть мемуары пиши, только без меня.

— Чего писать? Я писать не умею. Я не стану объяснять, откуда мы и зачем, потому что, если я стану объяснять, нас засмеют. А мне страсть как хочется увидеть, как наша бывшая бестолочь станет королем.

— Достаточно и такого аргумента, — кивнула Эл.

Они больше не разговаривали. Эл набрала темп, чтобы догнать Браззавиля, и Полага едва успевал за ними. Через два дня они перевалили хребет и оказались в других землях.

— Глава 3 Люди запада и откровения Полаги

Браззавиль самостоятельно нашел стоянку людей Запада. Они именно так называли себя. По рассказам Эл он знал, что их народ наиболее пострадал при распаде единой некогда страны. Им достались земли, которые без воды превратились в пустоши. Люди тронулись с мест и обрекли себя на скитания и забвение истории предков. Даже почти истребленный народ Алмейра, переживший сотни ураганов сохранил и свою культуру, и целостность. Этому народу осталась охота и боевое искусство, он смешался со всеми встречными народами. Они не имели представлений о том, как мир жил до того, как они начали скитания. Они безоговорочно, слепо верили в существование владыки, его безраздельную власть над миром и в его слуг, коих наблюдали в лице жителей четвертого мира. Редкие встречи с ними породили в них подражание высоким пришельцам в навязывании своей воли силой и веру в словесные заклинания, которые больше походили на шарлатанское шаманство.

Так сложилась ситуация, что именно они со своей выносливостью и живучестью оказались силой, с которой не моги соперничать соседние земли, не имевшие постоянных армий, потому что воевать было противно их укладу жизни. Люди Запада навязывали себя в качестве соседей и требовали части общих благ у земель Алмейра и бывшей общей столицы трех земель, названия которой даже не знали. Они именовали ее Фьюла по имени известной им королевы. Притязания на трон со стороны их вождей были необоснованны, но удобная оседлая жизнь привлекала их теперь гораздо больше. Вода вернулась, их земли снова могли бы процветать. Достичь процветания можно было возвращением и упорным трудом. Однако, они избрали путь полегче — осесть в обустроенных землях вытеснив тех, кто слабее, в бывшие пустоши. Убежденные в своей правоте они год от года затевали военные споры с соседями. Исчезновение обоих королей открыло им дорогу к власти.

Эл остановила Браззавиля жестом. Он встал у ее правого плеча. Полага занял место слева от нее, на всякий случай. Люди запада не относились к женщинам с тем уважением, как было принято, например, в столичных землях. Вид у Эл был через чур независимый для их нравов, как бы не вышло недоразумения.

— Давай соврем, что я твой брат, — предложил он ей.

— Не нужно. Лишнее так врать. Здесь могут быть те, кто знает меня. Такой братик мне не кстати, — отказалась она.

— Как это тебя здесь могут знать? — удивился он.

— Я путешествую. Знакомых у меня достаточно. Позаботься лучше о Браззавиле. Они любят проверять новичков дракой. Если зайдет спор не давай ему вступить в противоборство.

— Если ты не позволишь, то я не стану. Я откажусь, — вмешался Браззавиль.

— Тебя тогда сочтут трусом. Будут презирать, — заметил в ответ Полага. — Давайте уже пойдем, а то неловко здесь стоять на виду.

— Нас должны заметить и разглядеть, — сказала Эл.

В след ее словам из оцепления этого полувоенного стана им подали знак.

Эл пропустила Полагу вперед, надеясь на его болтливость. Так и вышло. Едва их обступили мужчины с лицами достаточно неприветливыми, на которых читались вопросы и желание прогнать пришлых, Полага не выдержал.

— Мы слыхали, что вы нанимаете добровольцев. Пришли спросить на каких условиях, — наивно-добродушным тоном заявил Полага.

— Через перевал зашли спросить? — ответили ему недобрым тоном.

Полага пустился в последующие объяснения, тем самым дал возможность спутникам немного осмотреться. Эл бросила косой взгляд на Браззавиля. Он смотрел перед собой, словно на него напал столбняк, или он думал, что так его не заметят. Толпа его не напугала, испуга Эл не увидела, зато заметила отрешенность, словно он готов был упасть в обморок. Эл захотелось оживить его подзатыльником, но она не дотянулась бы, поскольку между ними стоял Полага.

— И что в вашей компании делает слуга владыки? Тоже наниматься пришел? — спросили у Полаги, и он замер с открытым ртом.

Внимание переключилось на Эл, все лучше, чем, на опешившего Браззавиля.

Эл вопросительно ткнула себя пальцем в грудь и изобразила удивление. Она осмотрела присутствующих.

— Она? — воскликнул Полага. — Да вы что, вояки? Это же девушка.

Большего объяснения Полага придумать не мог. Он сам обернулся в сторону Эл и впервые оглядел ее иным взглядом. И даже страшновато стало. Костюм-то был на ней черный. Он смерил Эл критическим взглядом, а она, словно испытывая его, усмехнулась, но не ему — окружающим. Но Полага вспомнил, что на ее одежде есть местами красивый орнамент, что про орнамент в рассказах о слугах владыки не говориться, не говориться так же, что они бывают девушками. Едва он приготовился возразить, как один из важных воинов стал отталкивать от них других, расчищая пространство. Он совершил перед Эл что-то вроде поклонения и произнес.

— Я знаю тебя. Чем вызван твой визит? Или снова мы гневим тебя?

— Нет. Не гневите, — покровительственным тоном, мягко проговорила Эл. — Я пришла выполнить обещание, которое однажды неосторожно дала.

Соплеменники не поняли действий опытного воина. Послышались возражения, но он грозным жестом их пресек и, расталкивая по сторонам недовольных зрителей, стал прокладывать для Эл дорогу из оцепления. Она уверенно шагнула за ним, к ней пытался присоединиться Браззавиль, однако Эл обернулась и остановила его.

— Побудьте здесь.

Кольцо снова сомкнулось, но прежнего недружелюбия Полага не почувствовал. От был обескуражен увиденным, и от того чувства несколько обострились. Он как раз пытался найти объяснения, когда его дернули за рукав.

— Нам не нужны наемники. Они бегут, еда сила становиться на стороне противника. Могли бы знать. Вы ошиблись отрядом, — сказал кто-то сбоку.

— Мы знали, — ответил вместо Полаги Браззавиль.

Полага хотел было возразить, но парень выглядел убедительно и говорил убедительно, а значит, проверочную трепку им не устроят. Не теперь, во всяком случае.

— Ты кто такой? — задали Полаге вопрос как старшему.

И тут Полага произнес фразу, которую счел глупостью. В последствии, он считал, что ляпнул так под действием той странной обстановки, в которой они очутились.

— Я ему служу. Я его охраняю. — При этом он указал на Браззавиля.

— А он-то кто?

— Он-то. Принц. В изгнании. Будущий король.

Полага замер от собственных слов. А бывший бродяга еще и вежливо поклонился. Наступила пауза.

* * *

Ни Полага, ни Браззавиль не обсуждали сложившееся положение. Полага поклялся сам себе, что больше не скажет лишнего. Он ждал, когда же к ним применят насильственные меры и опасался, что произойдет это с минуты на минуту.

Браззавиль с интересом рассматривал окружение и явно не понимал, в какой опасности оказался.

Эл пропала.

Так миновал день. Их накормили только с наступлением темноты и не тревожили.

Настало утро. Эл опять не появилась. Полага решил, что роль телохранителя ему не подойдет и решил удрать, пока на них не обращали особого внимания. Караул к ним не приставили. Он встал с места, оставив Браззавиля одного, он как раз увлеченно что-то рисовал на куске где-то раздобытой кожи. Наверное, так он пытался выказать свою беспечность и скрыть волнение. Полага не был уверен, что парень не боится. Он двинулся к краю стоянки, попутно придумал пару причин, чтобы его выпустили за пределы, сочиняя красивое оправдание, он уже был на самой границе, но обернулся и увидел издали Браззавиля, который не заметил его исчезновения. Полага постоял с минуту и почувствовал острый укол совести. Не мог он бросить беззащитного парня одного. Он вернулся.

И так вышло, что почти сразу к ним подошла Эл. На ней была короткая плотная накидка от ветра вместо плаща. На накидке красовался незнакомый Полаге знак, а в прорези накидки Полага увидел блестящего металла желтый диск на цепи. Эл посмотрела на него испытующим взглядом и произнесла.

— Спасибо, что остался.

От этой фразы у Полаги сжало грудь. В интонации ее голоса послышалась ему благодарность, произнесенная с такой сердечностью, словно он только что совершил поступок достойный большого уважения. Стыд сковал Полагу, он не посмел поднять глаза и пробормотал:

— Я испугался.

И снова в ответ услышал теплые ноты в ее голосе.

— И напрасно. Ты не похож на того, кто отказывается от завидной судьбы. Нам сопутствует удача. Один из воинов узнал меня, поэтому проверок не будет. Зови Браззавиля. Мы идем на совет. Только умоляю, не болтай, вообще ничего не говори, пока к тебе не обратятся. Сядешь за спиной у Браззавиля, раз слугой назвался. — Эл мягко похлопала его по плечу. — Телохранитель. Ну-ну.

При ней не было палки. Полага хотел махнуть Браззавилю, но Эл перехватила его руку.

— Подойди и пригласи, — настояла она.

Уже, следуя последним за ней и Браззавилем, Полага сообразил, куда его ведут. Какой еще совет? Полага не бывал на советах, самое большое скопление народу он видел за последнее время на представлениях Мирры. Он сборищ не любил. Всегда недоумевал, как можно что-то решить, когда собирается толпа!

Он оказался в окружении всего лагеря сразу, за спиной у Эл и Браззавиля. Им подали сидения, а сидели в кругу только предводители тех, кто сейчас шумел за его спиной. Полага ощутил себя в ловушке. Стоя за спинами спутников, а за его спиной толпа. Он начал кряхтеть, потому что от волнения перехватывало дыхание.

К Эл подошел один из воинов, который нес ее палку с таким видом, будто это редкое и могучее оружие. Он торжественно вручи ее Эл, а она, приняв без церемоний, передала ее Полаге. Палку он взял, а потом чуть не присел, когда толпа одобрительно зарычала. Эл добродушно махнула рукой, поднялась и вежливо склонила свою белокурую голову. Полага окончательно перестал понимать, что тут твориться, когда следом за Эл, по ее едва заметному жесту поднялся молодой человек. Толпа взревела еще громче.

Наверное, во время своих уединенных бесед они спланировали весь этот спектакль и отрепетировали заранее. Эл выглядела так естественно, словно принимает такие почести каждый день, да и Браззавиль подыгрывал идеально. И когда он выучил вот такой поклон и такую манеру вставать и садиться? Полага закряхтел опять.

Собрание ревело долго, приветствовали каждого, кто приходил и садился в первом ряду совета. Шум прекратился, когда крупный и еще молодой воин встал и резким жестом приказал угомониться толпе. Тишина наступила моментально. Воин сел. Теперь из первого круга никто не вставал, говорили сидя.

Заговорил, скорее всего, самый почитаемый в отряде мужчина средних лет. Кстати сказать, в кругу, сидели не только мужчины. Кроме Эл, несколько весьма пожилых женщин восседали среди остальных и бросали на всех строгие взгляды особ наделенных некоторой властью.

— Итак, наступило время большого совета. Мы не заседаем зимой. Случай особый. Холодно. Мы намерены завершить совет до темноты. У нас, как все знают, гости. Пусть говорит она.

Он властно указал на Эл. Она жестом поблагодарила оратора и заговорила громко и четко.

— Чтобы развеять слухи и прекратить домыслы относительно моей персоны заявляю при всех, что к службе у владыки я не имею касания. Не судите по костюму. Меня уже арестовали однажды за эти сапоги. — Она громко хлопнула себя по голенищу и ей ответили хохотом. — Вот-вот. Кто знает эту историю, пусть расскажет незнающим, как-нибудь вечером со скуки. Только не говорите того, что не было. Что за развлечение — придумывать байки. Моя палка стала вдруг великим оружием, а все потому, что я отлупила ею с полдесятка из вас.

Снова ей ответили хохотом.

— Десятка два, — поправил ее кто-то из сидевших.

— Завтра расскажут что три, а послезавтра добавят еще, — продолжила Эл. — Суть от этого не изменится. Спасибо за то, что не сочли меня врагом.

— Мы не держим тюрем. Мы справедливый народ. А ты достойный соперник и еще более чтимый союзник. Твоя воля выбирать, — гордо сказал тот, кто предоставил Эл слово.

— Верно. Поэтому я избрала в будущей стычке вашу сторону. Вчера я говорила о своем обещании. Напомню его для молодых. Я пообещала привести к власти короля, которого вы в праве избрать. За нападение на обитель я вас не виню, выстоять против воли королевы, великой, был в состоянии только сильный. Вашему вождю испытание оказалось не по плечу. Я, кажется, обещала ему стать супругой?

— Нет! — возразил ей старенький уже человек из сидевших. — Такого обещания ты не давала. Я помню дословно твои речи. Ты обещала нам помощь, но не обещала быть нашей королевой, ты уклонилась от подобных слов. Ты признала, что наш глава был бы достойным править. Не более! Ты еще тогда говорила об особенных условиях. Эти условия он не смог исполнить. Он предал тебя. Заверяю! На тебе нет вины за его провал. Стань королевой теперь. Стань ты. Ты угодна нам и без короля. Чего еще желать?

Эл не стала дожидаться ни возгласов одобрения, ни возражений. Она протестовала жестами и скоро заговорила.

— Вам ли склоняться перед женщиной! Я не обещала прежде, а теперь просто откажусь, — возразила Эл. — Вам нужен король. Я не гожусь для правления, потому что свободу ценю больше рангов и почестей. Да и не мое это дело. В каком это предсказании говориться, что я стану чем-то большим или меньшим, чем я уже есть? В мире достаточно достойных людей, которым стать королями уже суждено. Простите, если отказ мой вызывает обиду. Совет могу дать. Помощь обещала.

— Ответь не мне, а всем кто стоит за твоей спиной, — продолжил свою речь старик, — по какой причине ты обратила к нам свою помощь. Создания вроде тебя могут давать обещания и с той же легкостью не выполнять их.

Тут Эл поднялась с места и встала посередине круга.

— Я отвечу всем, не только тем, кто был за моей спиной. — Она повернулась вокруг своей оси, сложила руки на груди и задумалась. Вид у нее стал печальным. Эл прошлась несколько шагов вперед, потом назад, остановилась. — Так вышло, что меня путают то со слугами владыки, то с людьми из другого мира, то, да не оскорбят мои слова небес, с кем повыше. Я отвечу лучше на просьбу этого старца. Я отвечу, почему избрала помощь вам, хотя среди ваших возможных соперников у меня достаточно друзей. Я рискую вызвать их непонимание, даже ненависть. Кто-то назовет меня предателем. Этого не избежать. Ваш глава заявил, что вы — справедливый народ. Это правда. И я хочу остаться справедливой. Народ Алмейра недавно остался без короля, столица давно уже без короля, вы хотите достойного правителя. Интересы очень многих сошлись вместе. Алмейр — крепкий город, его граждане хранят легенды, только их осталось мало. И кто их защитит, если не вы? Столица живет слишком обособлено, интересы соседей мало волнуют ее обитателей. Они все еще убеждены, что великая королева отпугнет от них недоброжелателей. Конечно! Так вышло, что вам не досталось ничего такого, что могло бы восславить вас. Так думают ваши соперники. Я думаю иначе. Дисциплина и мужество — вот ваша ценность. Отбери реликвию у столицы, а так и вышло, исчезни архив из Алмейра, и что останется?! Люди, которые верят и знают, а их так мало, что они сами ценность, скоро будут сами как реликвия. У вас непросто отнять мужество, достоинство и чувство свободы. Вам не требуются стены для защиты, дома для жизни. Но вы части одного славного народа, что имел общую историю. Но история всего лишь прошлое. А в настоящем должен быть кто-то кому все ваши три стороны известны вдоль и поперек.

— Это ты! — уверенно сказал глава совета.

— Это не я, — строго возразила Эл. — Это он.

Бродяга вздрогнул, когда Эл указала на него. Ему снова почудилось, что он в шатре рядом с Миррой и над ним опять произнесут очередное пророчество.

— Верно! Я был на торге осенью! Девушка, которая пророчествует и известна, как слепая прорицательница, назвала его королем! — подтвердил кто-то из толпы за спиной Браззавиля.

Эл развела руками и многозначительно всех осмотрела мол: "Какие еще доводы вам нужны?"

— Кто еще подтвердит его родовитость? — спросила одна из женщин.

— Если не достаточно пророчества и моих слов, спросите у владыки! — заявила Эл. — Только спросите правильно. Согласно закону. Спросите, принадлежит ли этот молодой человек к потомкам тех, кого владыка сам к себе приблизил?

Женщина величественно поднялась.

— Я спрошу, — твердо сказала она с некоторой угрозой в голосе. — Ты можешь склонить на свою сторону любого мужчину. Так вышло с нашим бывшим вождем, даже с нашим заклинателем Шейси. Я проверю твои слова.

Эл показала, что она рассердилась и повысила голос.

— Да! Так вышло, что ваш вождь поддался чарам. Только не моим! Так вышло, что Шейси защитил ваших воинов от встречи со жрецами из другого мира. Не встань Шейси с отрядом лицом к лицу с той четверкой, ваши воины повстречали бы их сами. Ни один бы не вернулся от стен обители. И сейчас здесь топталось бы жалкое сборище из старух, калек, женщин и детей!

Женщина чуть отшатнулась и села. Эл тоже вернулась к своему сидению. Она опустилась на него с величественным достоинством.

Она бросила взгляд на Браззавиля. Его била дрожь, он держал руки сжатыми, чтобы не было заметно, что они дрожат. Эл расценила его поведение, как испуг. Но молодой человек вдруг поднялся и осмотрел совет вопросительным взглядом.

— Я не воин! Но я готов биться с любым из вас, кто подозревает Эл во лжи. Позволите ли вы нам уйти? Пусть совет действительно будет коротким, — сказал он. — Позвольте принести вам в дар этот план.

Он достал из рукава тот самый кусок кожи, который старательно изрисовал при Полаге и подал сидевшему рядом с ним воину. Полага заметил, что воин наградил Браззавиля одобрительным взглядом.

Полага почувствовал себя намного лучше и в безопасности, когда очутился в небольшой палатке сооруженной для них. Поднялся холодный ветер, а здесь он был не так ощутим. Уже вечерело, в сумраке Полага постелил себе кусок теплой ткани и лег на спину. Он смотрел какое-то время перед собой, пока Браззавиль не стал его тормошить.

— Что с тобой? Обошлось же, — сказал он успокаивающе.

— Кто она такая, провались все под землю?! — не выдержал Полага.

— Я не знаю, — протянул Браззавиль. — Но она все делает верно. Я чувствую.

— Да видел я, как ты чувствуешь, чуть не упал носом в землю, когда она заявила, что ты король. У нее с этой компанией старые знакомства. Видел, как она себя ведет? Их сотен десять не меньше. Они на куски нас разорвут.

— Зачем им рвать нас на куски? — удивился Браззавиль.

Тут в палатку проскользнула Эл, с ней проник холодный сквозняк. Полага скорчился.

— Бррр! — фыркнул он.

— Не устраивайтесь, мальчики. Для нас совет еще не кончился.

— Я никуда не пойду, — заявил Полага. — Хватит уже.

— Пойдешь, Полага. Ты теперь телохранитель короля. Все что вы видели — показное заседание для народа. Настоящий совет только начинается. Нам к началу спешить не стоит. Есть хотите?

Эл окончательно влезла в палатку. Она добыла где-то светильник, а когда зажгла его, стало как-то уютнее, теплее и тесновато. Запах пищи заставил Полагу забыть все кроме чувства голода. Он и Браззавиль жадно уплетали то, что Эл принесла в качестве угощения. Браззавиль встретился с ней глазами. Взгляд Эл был хитрым, она вот-вот готова рассмеяться. Она жевала кусок пищи и запивала из металлического стаканчика сладковатым напитком.

— Эл, — обратился Полага, когда голод исчез, и вернулось прежнее беспокойство. — В толк не возьму, когда это ты успела побывать у обители? Это было давно, лет уж сто назад.

— Сорок два, — поправила Эл.

— Ну и что! Как это ты их смогла убедить, что была там?

— Зачем убеждать. Я там была.

— Там же убили великую! Ты что и это видела?

— Да. Это меня там убили, Полага. Среди вас смертных иногда попадаются весьма забавные и несообразительные экземпляры. Мне все это время было очень интересно, до кого из вас первым это дойдет. По тупости ты оказался на первом месте.

— Ты что дух неушедший? — возмутился Полага и ухватил на всякий случай рукав Эл, видневшийся из-под накидки.

Дернув крепкую ткань Полага перевел взгляд на Браззавиля, который замер с куском еды и стаканчиком, словно ему приказано стать статуей, он глядел на девушку остекленевшими глазами. Полага снова посмотрел на Эл. Она допила напиток, облизала губы.

— Я великая, Полага. Только никому здесь этого не говори.

И она расхохоталась заливистым смехом, словно ей захотелось подшутить над незадачливыми спутниками, и шутка удалась. Эл переводила взгляд с Полаги на Браззавиля и не могла заглушить следующую волну веселья. Так она не смеялась очень давно. Закончилось тем, что она просто выскочила из палатки и хохотала уже на воздухе.

Она вернулась, откинула полог и поманила рукой мужчин.

— Пауза затянулась. Пора на совет. Отомрите оба, сделайте важные лица. Немного риторики и один из вас завтра станет королем.

Полага едва шел за ней. Он не помнил, как вошел в общий большой шатер, показавшийся ему высоким после маленькой палатки. Их усадили, теперь ему даже не пришлось стоять. Он видел окружающее, словно через стену. Сковавшее его изумление не проходило, он не мог справиться с наступившим отупением.

Браззавиль тоже смотрелся так, словно снова стал Бродягой, его отрешенный вид наводил на Полагу тоску. Вокруг царило большее оживление, чем на общем совете отряда, здесь собрались избранные главы и лучшие воины под предлогом обсуждения будущего военного похода на столицу. Речь шла совсем не о походе, началось обсуждение, смысл которого до Полаги не доходил долго.

Браззавиль толкнул его локтем.

— Тебе задали вопрос, — прошептал он.

— Я вообще не знаю, что мы здесь делаем, — не впопад ответил Полага, зато сказал правду.

Он увидел, как Эл одобрительно кивает его словам. Неужели он сказал что-то умное. На всякий случай Полага вслушался в возражения на его фразу и, наконец смог вникнуть в ход дискуссии.

— Даже этот неизвестный воин считает нас дикарями. Я на стороне Эл. Нас не буду считать правыми, если мы просто захватим власть, — говорил один из сторонников Эл.

— Одним отрядом вы ее на захватите, — заговорила Эл. — Таких как ваш я знаю не менее сорока племен. Вас не считают даже единым народом. Вы разделились когда-то, чтобы выжить, а теперь считаете что каждый выше остальных.

— А почему король молчит? — спросил тот самый старик, который просил Эл стать королевой.

— Я бы на его месте молчала так же или высказалась как этот славный человек. — Она указала на Полагу. — Мне неприятно, что я затеяла эти переговоры. Мне виделось, что хоть немного вы начинаете понимать смысл притязаний на власть. И мне страшно ошибиться. Вы не принесете этим благо, вы разрушите даже то малое, что вам достанется. Все что я слышу — это возгласы о лучшей жизни, которую вы желаете просто отобрать у других. Не более.

Эл взяла свою палку и тряхнула ее.

— Из этой хорошей палки две такие же не получатся. — Она резко встала и с хрустом сломала ее об колено. — Будет две поменьше. Только и всего. А мне придется искать другую.

Она поднялась и ушла из круга.

Полага сообразил, что они остались одни, ринулся было за ней. Но ему навстречу вскочил весьма внушительный человек. Он вытянул руку и Полага понял, что теперь ему придется схватиться с ним.

Ручищи уперлись ему в грудь. Толчка он не ощутил.

— Постой дружище! — миролюбивым тоном заговорил великан. — Она сердится на нас. Ее трудно понять. Мы никак не поймем, что она желает. Зачем сломала свое оружие? Вы такие же смертные, как мы, просто чужеземцы, и мы не желаем вам зла. Пожалуйста, поясни нам ее слова.

— Я сам плохо иногда ее понимаю. Она мудрено выражается, — ответил Полага.

— Я поясню, — послышался негромкий голос Браззавиля.

Полага обернулся и окончательно понял, что живыми они с этого сборища не уйдут. Мурашки побежали по коже. Но не бросать же этого глупца одного. На всякий случай, до того, как Браззавиль начал говорить, Полага встал за его спиной, чтобы отразить вероломную атаку. Недалеко от них валялась сломанная палка, и он придумал, как ловко ее подобрать. Браззавиль встал и Полага одобрил этот ход.

— Все мы. Я. Мой друг, — он посмотрел на Полагу, тот кивнул, предупреждая, что готов. — Вы. Эл. Мы существа этого мира. И он достаточно велик, чтобы нас вместить. Несколько месяцев назад я бесцельно бродил по дорогам наших земель. Я видел смысл в том, чтобы перемещаться из одного места в другое. В тот день, когда мне предрекли стать королем, я не ощутил радости. Я испытал горе, я счел, что надо мной посмеялись. Непросто поверить, что судьба возлагает на тебя некий труд. И первое что следует понять — зачем? Что я знал тогда? Дороги. Я видел, что люди ссорятся и спорят, я видел, как они похожи, как одинаковы их заботы. Мне было все равно. Я не хочу ничего из того, что мне могут дать в столице или в других землях. Мне важно понять, зачем я это беру? Что мне делать с тем, что мне подарят или что я украду, или одолжу? Здесь важны смысл и последствия. Так же и с властью. Стану ли я принимать на себя заботу, о том, что мне вручат? Сохраню, приумножу или разрушу? Что я сделаю? Эл предложила помощь не потому, что ценит вас более других. Она очень хорошо сказала об этом сегодня. Потому что она не думает о землях Алмейра, о пустошах, о столице. Она умеет думать обо всем этом сразу, и она желала научить так думать вас.

Браззавиль поднял палку, она распалась в его руках на две части.

— Если вам вручить это, как единое целое. Земли крепкие и обустроенные. — Он попытался составить палку вместе. — Думая о своем благе, а не о мире в целом, вы разобьете мир на удобные вам части.

Он разъединил палку надвое, а потом бросил одну часть на землю.

— А когда вы истощите одну часть, — он с хрустом сломал половину палки. Полага и не предполагал, что у него такая силища. — Вы найдете, что отобрать у других и этого в скорости не станет. А потом совсем ничего. Ваше благо в том, что вы свободны, а беда в том, что вам нечего беречь. И вы проиграете в любом случае. Вы заберете себе столицу, но ее защитники будут стоять на смерть ради сохранения своих традиций, а жители Алмейра умрут за свои хранилища мудрости. За своих храмы. За город, дарованный им владыкой. Придите как защита, как надежная поддержка. Научитесь тому, что знают они, и вы станете втрое мудрее. Не великое дело отобрать кусок земли, а потом отвоевывать его и защищать. Вы потому и презираете ваших соседей, что они так поступают. Объединитесь же. И перед вами буду корабли Алмейра и море, ставшие плодородными и красивыми земли ваших предков, столица всех земель, прекрасная Гирта, поселения Сахо — везде вас примут как соседей, не считая вас и ваших детей дикарями, которые пришли отобрать то, что другие создавали поколениями. И если один из вас нашел способ сразиться со жрецами другого мира, то и вам он откроется, и они не получат больше жертв. Они останутся единственными, кого станут звать чужаками. И та, что принесла эту палку, не будет искать другую. И ей не придется бродяжничать по миру, чтобы примирить вас друг с другом.

Полага забыл об обороне, потому что такой речи не ждал. Казалось, что парень скажет глупость, и им несдобровать.

Старик, сторонник Эл, тяжело встал и пошел к Браззавилю. Молодой человек вежливо подошел к нему сам и поклонился.

— Мальчик мой, — старик по-отечески его обнял. — Ты сам — пророчество. Я буду первым твоим подданным. Подай мне остатки этой палки. Пусть она напомнит мне то, что ты сказал.

Полага подошел к ним, а когда старик выпустил Браззавиля из объятий, Полага сам подал старику сложенные в охапку обломки палки, а Браззавиля потянул к выходу.

— Мы уходим. Пояснений достаточно, — громко заявил он.

Они выбрались наружу беспрепятственно. Там Полага перевел дух и воскликнул:

— Где ты набрался такого ума? В горах? Что она с тобой сотворила? Оу! Ну да. Она же сама призналась. Надо же. А ты им хорошо ответил. Честно признаюсь, даже я готов был назвать тебя королем.

— Знаешь, Полага. Я уже сомневаюсь, что хочу им быть. Слишком самонадеянно. Что я буду делать, если соберется совет из всех народов? Они же перессорятся. И это значит, что я потеряю Мирру. Я не смогу назвать ее супругой и королевой. Молодой, неопытный король, неуч и слепая королева — хороша парочка.

Из сумерек возникла Эл, Полага от неожиданности отскочил в сторону.

— Предыдущая речь была весьма стройной и, по определению Полаги, убедительной. А вот последней, будем считать, что я не слышала.

Несмотря на укоризненный тон, она выглядела довольной.

— Ты как будто была в ярости, — заметил Полага.

— Ты поверил? Это хорошо. Не тот случай, чтобы приходить в ярость, — ответила она.

— А палка? — спросил Полага.

— Так. Наглядная демонстрация.

— Вы двое ненормальные. Находиться к вам поблизости — беда, — возмутился Полага, узнав новость, что Эл не злилась, а играла.

— Разве твоя жизнь не стала интересней с тех пор, как ты с нами связался? — она засмеялась так же как в палатке.

— Не будь ты этой, — Полага опасался произнести, — великой, я бы тебе правду ответил.

— А то я не знаю, о чем ты думаешь, — опять засмеялась Эл.

— Ой! — вздохнул Полага. — И на что мы тебе? А? Ты и без нас бы справилась. Старик был прав, почему тебе не стать королевой?

— Я не собираюсь делать за смертных то, что они в состоянии сделать сами, — так же добродушно ответила она. — Отдыхайте. Я думаю, что они еще обсудят наши слова, но уже без нас.

Полага не мог успокоиться. Он спрятал Браззавиля в палатке, приказал не высовываться, на всякий случай, а сам бродил по лагерю. Ему было странно замечать, что его никто не останавливает, и люди ведут себя приветливо. Настала ночь, и его пригласили к очагу. Он слушал разговоры о сегодняшнем совете. Его время от времени тянуло высказаться о том, как он понимает ситуацию, но он заставлял себя помалкивать. Наконец, разговор зашел о нем. Ему пришлось отвечать на вопросы. А поскольку Полага происходил, как оказалось из дружественного рода, то его стали называть своим.

— А вот считали бы вы меня своим, если бы я пришел один, а не в компании с великой? — не выдержал Полага, его очень мучили подозрения.

— А ты считаешь себя ее компанией? — раздался звонкий женский голосок и люди у очага рассмеялись.

— Попроси ты пищи или помощи, мы не прогнали бы тебя. Мы не сочли бы тебя чужим, но не относились бы как к другу, пока ты не проявил бы себя как друг, — ответил ему один из мужчин.

— Ну, я ей не друг. Я даже долгое время не знал, что она великая.

— Да. И они еще называют нас дикарями? Из каких ты диких мест? В нашей большой семье даже дети знают, что она вторая из великих, кто отказался жить в садах владыки и избрал скитания в нашем мире, чтобы помогать нам.

— А кто был первым? — удивился Полага

— Его звали Радоборт. Он был королем Алмейра. — Говорят, у него была дочь, только ее похитили. Вот если бы найти ее и жениться на ней, то тогда никто не поспорит, что ее избранник станет королем.

Его поддержали все присутствующие.

Полаге стало неловко за свою неосведомленность. Он попрощался и ушел. Выходит, что все, кроме него с Браззавилем, знали, что Эл такая персона. Не зря она от души хохотала над ними. Ну и дела.

Где-то слышалась возня и шум. В той стороне, где была их палатка. Полага поспешил на шум. Точно. Около их палатки сгрудилась ребятня. Они шуршали как стайка зверьков. Полагу даже не заметили, поскольку все по очереди заглядывали в щелки их палатки и шептали: "Светится, светится".

Полага пропихнулся среди них. Они опять таки не заметили, что он взрослый. Но едва он заглянул в щелку, как вскочил на ноги и стал оттаскивать ребятишек от палатки.

— Прочь отсюда! Что за сборище!

Они с шумом и визгом бросились наутек.

Полага поторопился залезть в палатку. Браззавиль лежал ничком на своей подстилке с закрытыми глазами и сиял, как фонарь. От испуга Полага стал его трясти. Сноп искр от тела молодого человека ударил его, тело онемело, и он рухнул рядом не в состоянии шевельнуться.

Очнулся он не в сумерках. Свет дневной или утренний пробивался сквозь ткань. В голове шумело. Рядом сидела Эл, и изучала его.

— Ох, — простонал Полага, пытаясь повернуться на другой бок. — Паршиво.

— Новый день, дуреха. Сколько раз я предупреждала, чтобы ты его не трогал. Он мог тебя убить.

— А где он? — встревожился Полага.

— Его сиятельство принимает подношения. Ночное чудо безоговорочно сделало его почитаемым лицом. Нельзя вас оставить ни на минуту.

— Хм. Не придется доказывать, что он король, — пропыхтел Полага, садясь.

— Да уж. Особенность неразвитых умов — это способность видеть предмет для поклонения в том, что непонятно.

— А как надо?

Эл улыбнулась.

— Для шарахнутого силой ты задаешь разумные вопросы. Надо искать объяснения.

— Где?

— В мире, который тебя окружает.

— Тебе тоже есть объяснение?

— А что во мне необъяснимого?

— Ты же великая.

— Ну и что. Вы придаете подобным мне значимость, но ни один из вас не желает сформулировать в своей собственной голове свод понятий относящихся к тем, кого вы зовете великими. Ты же не знаешь, какими качествами обладает великий.

— Нет. Не знаю. Нет таких сводов. Сколько великих столько и качеств.

— Ты поверил, потому что я сама сказала?

— Да. Все вокруг так говорят.

— А ты проверял?

— Вот еще. Тебя, попробуй, проверь.

— Что я, по-твоему, сделаю с любопытным?

— Откуда мне знать. Убьешь.

— Забавно. Почему так решил?

— Что бы про вас не говорили, какие бы не рассказывали истории, они обязательно плохо заканчиваются.

— Хорошо. Сколько великих фигурирует в легендах?

Тут Полага задумался и про себя начал считать, что Эл сильно насторожило и вызвало интерес.

— Десять, — ответил Полага.

— Точный ответ. Перечисли.

— Ну.

— Называй по именам или прозвищам.

— Кикха — самый известный, — начал Полага, — потом Королева Фьюла и Радоборт — правитель Алмейра, потом Лоролан — изгнанник, потом темный сын.

— То есть. Подробнее об этом.

— Он был уродлив и поэтому владыка заточил его в самом темном месте миров.

— Понятно. Дальше.

— Тиамит — древний советник.

— А это кто?

— Это советник владычицы, который помог ей бежать.

— Дальше.

— Владыка, владычица и их дитя. А теперь еще ты. Значит, одиннадцать.

— А теперь Полага, скажи мне, откуда ты все это знаешь?

— Я воспитывался в обители, там эти рассказы звучали постоянно.

— Но как вышло, знаток великих, что владыку и владычицу ты отнес к великим.

— А как же. Они лучшие из великих, избранные, чтобы править. Э, ну с нашим владыкой вышло не так гладко, власть то он отобрал, за то и проклятие на нем. Что я не так говорю?

Последний вопрос он задал потому, что выражение ее лица стало каким-то незнакомым. Она упиралась локтем в колено, кистью этой же руки закрыла щеку и как-то странно мотала головой. Полага мог бы счесть это за изумление, но не решался. Что он такого мог сказать, чего не знает великая?

— Полага, как ты еще жив, а? Ты поклоняешься владыке или нет?

— Вообще-то я только говорю всем, что ему поклоняюсь. Но я вырос в обители, где поклонялись владычице. Потом жрецы четвертого мира разорили ее. Там было слишком хорошо мне, поэтому я нигде не могу поселиться, нигде меня не встречает то добро, какое я знал в юности и детстве. Я потому и опекал певцов, что они самую малость похожи в жизни на тех, с кем меня разлучила судьба. А жив я, потому что редко говорю о том, что знаю.

— Извини, Полага, что называла тебя невежественным.

Полага сначала отмахнулся, а потом сказал серьезно.

— Пусть я умру. Я только всегда хотел узнать, куда девался тот великий, у которого наш владыка отнял миры? Как можно просто пропасть? Этакая сила не могла подеваться в никуда?

— Полага, тебя не в манускриптах нашли при рождении?

— Смеешься надо мной? Давай, смейся. Что проку в этих знаниях?

— Вот поэтому ты еще жив, — покивала Эл.

Как могло осесть в этом лоботрясе столько знаний? И Эл невольно вспомнила Дмитрия. Как не вспомнить! Имея подготовку и талант равный капитанскому, он сидел в пилотах только потому, что его это устраивало. Чему приписать такую склонность распоряжаться собой?

Полага все же не сдержался, полюбопытствовал.

— Я удивил тебя?

— Не стану лгать. Удивил. Какие имена ты еще помнишь? Как их звали?

— Я не стану называть только имя нынешнего владыки. Опасаюсь проклятия.

— Если боишься, можешь не называть никаких имен.

— Ее звали Монтуэль. Изгнанного владыку — Амалик. Мне имена понравились, поэтому я их запомнил. Вообще-то я не всех знаю. Упоминались еще какие-то. Эл, а как становятся великими?

Эл пожала плечами?

— По разному.

— Ну, ты как стала?

— Если ты такой знаток, то мог слышать про состязание великих.

— Да уж, слыхал. — И Полагу ударила какая-то волна, точно опять рядом сиял Браззавиль. Он даже отшатнулся. — Ты что ли пришлая? Это ты город спасла? Маниэль-то тебя знал?! Про тебя рассказывал?

И Полага впал в такое оцепенение, что Эл пришлось его расталкивать.

— Давай, давай. Очнись. Заело тебя.

Эл пришлось дать ему подзатыльник.

— А-а-а! — вскрикнул Полага.

-Ну-ну! Оживи.

Она откупорила свой сосуд и заставила Полагу отхлебнуть глоток эликсира. Он тут же стал хрипеть.

Он схватил Эл за одежду и всматривался в ее лицо остекленевшим взглядом. Он корчил гримасы, но не мог говорить какое-то время.

— Для осведомленного в именах великих ты ведешь себя странно, — заметила она.

Полага на этот раз смотрел на нее с ужасом.

— У кинжала и меча рукоятки равной силы! Берегись сестра сестры! — заговорил он через хрип. Ты — дочь владыки.

Эл пожала плечами.

— Принесу-ка я тебе местного напитка. С ума тут не спрыгни, первооткрыватель моего происхождения.

Эл выскочила из палатки и направилась за напитком.

— Их звали Монтуэль и Амалик. Какие теплые имена. Монтуэль. Я же слышала это слово. Я когда-то его слышала.

Она возвращалась с напитком, когда увидела у палатки Браззавиля. Он встретил ее вопросительным взглядом.

— Это я его так? — спросил он виновато.

Эл поняла, что речь о Полаге. Она на всякий случай заглянула в палатку. Полага сидел с тем же жутковатым выражением на лице, с которым она его оставила. Эл заставила его выпить напиток целиком и вытащила на воздух. Полага словно ослеп, глядя перед собой.

Браззавиль выглядел виноватым.

— Нет. Это я, — запоздало ответила на его вопрос Эл.

— Глава 4 Первая битва Браззавиля

Наступила весна. Погода быстро менялась. Миновали весенние дожди. По их окончанию лагерь должны были разобрать и отправиться в путь к морю, где в диких садах появлялись первые весенние плоды. Отряд остался на месте вопреки необходимости пути.

Эл не спрашивала о причинах. Она догадывалась, что со дня на день причина выясниться.

Долгое пребывание среди смертных, необходимость скрывать силу, притупили ее способности, что Эл только радовало. Ее арсенала больше, чем достаточно, а она не против была пожертвовать гораздо большим ради достижения цели.

Браззавиль заслужил не только поклонение, но и симпатию племени. Эл изначально опасалась, что в нем не увидят воинских качеств и начнут презирать, как слабого, как не воина. Но как раз противоположные воинственности качества и вызвали эту симпатию. Он не доказывал превосходства в схватках с воинами, он говорил с ними, если возникали споры или попытки проверить его боеспособность. И как-то постепенно, такие попытки сошли на нет. Эл не сказала бы, что он отличается острым умом или находчивостью, что намеренно пытается произвести впечатление. Просто в его поведении была неподдельная искренность и отзыв на любые обращенные к нему призывы, будь то вызов сильного или задушевная беседа. Он балансировал на границе между твердостью своих убеждений, коих у него было немного и способностью признать свое невежество. Его естественность породила даже новую моду на отношения в племени. Он еще не стал безоговорочным лидером для них, но был безусловным кандидатом в короли. Если бы он был силен и властен, то протестов могло оказаться больше. Обладай он огромными познаниями и манерой величественно вести себя, его заподозрили бы в гордости и желании насаждать свои знания. Его считали особенным и вместе с тем своим. Он как говорится "прижился" в этом гордом и противоречивом народе. Эл в который раз убедилась, что удача ей не изменяет. Она больше не занималась его обучением, его учили те с кем он жил. Бродяга навсегда исчез в прошлом.

Полага своим не стал. Он даже не пытался. Его перемены Эл приписывала на свой счет и не считала их благом для него. Полага мрачнел, стал выглядеть старше. Он сторонился Эл, она улавливала возникающее в нем напряжение, едва она попадала в поле зрения. Эл сама уходила от контактов, они не будут Полаге на пользу.

Он опекал Браззавиля уже не из участия, не из дружеских чувств, Полага понял, что предсказание стало сбываться, и отнесся к своему положению, как к службе в новом качестве, место певцов занял Браззавиль.

Эл не вникала в их беседы, случавшиеся время от времени, не так часто, как прежде. Полага вел себя как старший друг. В глазах племени он прочно занял пост телохранителя, наставника и советника молодого короля. Отстраненное поведение сделало из него вдумчивого и строгого человека, к которому не следует обращаться без особой, крайней надобности. Эл поддерживала эту иллюзию значимости, если к ней приходили советоваться. Она посылала их к Полаге. Он обещал подумать или отвечал непонятно.

Этим утром Эл возвращалась в лагерь привычной дорогой. Чтобы на нее обращали меньше внимания, она поселилась в отдалении, так чтобы ее жилище не попадало в поле зрения постов. Спускаясь с возвышенности, она увидела цепочку людей приближающихся к лагерю. Они смотрелись издали тонкой и юркой змейкой. Вот и появилась причина задержки в движении отряда.

Эл больше не носила черную одежду, она была уложена и зашита в небольшой полотняный конверт, который хранился у Полаги. Она была одета как все, на голове носила что-то напоминающее шляпу, так она сливалась с толпой и не вызывала пристальных взглядов, когда сновала по лагерю.

Браззавиль накануне просил встречи с ней, теперь они общались в официальном русле, Эл поощряла такие отношения, чтобы загасить ту невольную симпатию, которую Браззавиль к ней питал.

Отряд должен был увеличиться и Браззавиль, наверняка, хотел спросить, как ему себя вести.

Эл остановилась, не доходя до границы стана, и всмотрелась в даль.

Змейка росла в размерах, и Эл разочарованно замотала головой. Замыкался еще один круг ее жизни. Шурша ножками по мокрому от дождей полю, к лагерю стремительно приближалась стайка рыжих коротышек. Шустрая орава насчитывала на глаз около пятисот человечков, не меньше.

Эти рыжие создания были первыми, кого она встретила, очутившись впервые в этом мире. Они служили как отдельное войско и охраняли столицу и короля во время его путешествий, но не поладили с Фьюлой и покинули столичные земли, отказав королю в расположении. Тогда их было множество, сейчас этот вид попадался крайне редко. За время странствий Эл ни когда больше с ними не сталкивалась. Причиной их исчезновения стали столкновения со жрецами четвертого мира. Рыжие человечки обладали высокой энергией и приличным запасом жизненной силы. Они были долгожителями среди прочих народов. Не очень умны, зато отличались ловкостью и сноровкой, были изобретательны по части военных хитростей, а так же изобрели свой собственный культ поклонения природе. В существование владыки, великих, вообще существ могущественных они не верили. Разговоры о дверях вызывали у них веселье, поскольку ни один смертный не мог воспользоваться дверями, а значит, они были выдумкой. Такие заблуждения стоили большинству из них жизни. Появление высоких неизвестных бледных людей не напугало их, страх считался у них презренным качеством. Откуда было знать рыжим карликам, что на них откроют охоту.

Эл не вмешалась, даже если бы узнала, потому что как раз лечила свои раны, после схватки со зверями во втором мире, в те времена она была не слишком озабочена делами смертных, а владыка не счел нужным сообщить ей о трагедии. Может быть, охоту санкционировал он. Рыжие человечки не очень вписывались в концепцию ЕГО мира.

Эл обошла лагерь кругом и оказалась напротив змейки рыжеволосых. Уже становилось слышно, как пыхтят передние ряды, борясь с весенней грязью.

Ничего не поменялось в их одежде и всклокоченных шевелюрах украшенных подвесками и разной мелочью понятного лишь им предназначения. В волосах у их предводителя, коего не сложно было выделить, по обилию этой мишуры, красовался клок светлых волос, привязанных к шевелюре веревочкой.

— Святые небеса, — протянула Эл. — Куда бы исчезнуть?

Она ретировалась ближе к центру лагеря и встретилась с Полагой.

— Полага, ты не мог бы походить со мной сегодня денек, с Браззавилем ничего не случиться, — попросила она.

— Зачем? — очень удивился Полага.

— Тут возникла одна сложность.

— Какая?

Эл указала на окраину лагеря и потянула Полагу в ту сторону. Издалека они вдвоем наблюдали за коротышками.

— И что тебя беспокоит? — продолжал удивляться Полага. — Эти?

— Посмотри на их волосы.

— Смотрю. Это ужасно, они бы укоротили бы их или привели в порядок. Ты боишься, что местные попадут под их влияние?

— Нет. Посмотри внимательно.

Полага пригляделся и действительно увидел у нескольких коротышек своеобразные украшения в их рыжих всклокоченных прическах, если их так можно было это именовать. Украшение состояло из цветных веревочек, бусин и белого локона.

Полага перевел на Эл взгляд.

— Они тоже будут про тебя истории рассказывать?

— Уж лучше истории. Они поклоняются природе и обожают разные необычные явления, вещи и людей. Например, ни один народ не считает уродцев, чем-то выдающимся, для них — они особенные. Я, по-твоему, выгляжу, как остальные? Я рискую остаться без волос. Если они их увидят, то не отстанут от меня, пока не выпросят все до последнего волоса. Мне потребуется охрана.

— Я слыхал, что эти первые, кто пришел. Кого еще нам ждать?

— Они решили объединиться. Так от столицы камня на камне не оставят.

— Они знают, что ты великая?

— Нет. Они не верят в великих.

— А ты? Они тебя знают?

— Скоро проверим.

— Покажись им.

— Ну, уж нет. Несколько часов спокойной жизни мне не помешают.

Она оказалась права. К полудню этого же дня за Эл, на небольшом отдалении, ходила стайка рыжеволосых. Они смотрели на нее с обожанием детей, которые увидели забавную вещицу. Эл не сердилась, но и остаться одна ни на минуту не могла. Полага пожаловался Браззавилю, карлики неожиданно перестали досаждать Эл, теперь она ходила под охраной четверых коротышек с дубинками.

— Что ты им сказал? — спросил Полага у Браззавиля.

— Когда ко мне привели их вожака, я попросил помощи. Я представил Эл, как очень важную особу, за ее целостностью необходимо следить, и если хоть один волос упадет с ее головы, то произойдет несчастье. Они очень суеверны. Сами вызвались ее охранять. Мне нравятся эти человечки, — объяснил Браззавиль.

Полага в ответ хохотнул.

— Хорошо сказано. Хоть волос с ее головы.

Покушений на ее шевелюру не последовало, только ночевала Эл в лагере, уйти в тайное жилище, не наделав шума, было невозможно.

Миновал еще десяток дней. Отряд превратился в армию. Пришли два отряда и один поменьше, потом еще. Эл с тревогой наблюдала прирост военной силы. Лагерь ширился, стал напоминать наполненное торжище в самом разгаре. Их насчитывалось уже десять разношерстных отрядов. Появились добровольцы, которых созывали во время последнего торга.

Эл решила уединиться и подумать. Едва она отошла от лагеря, как коротышки, шнырявшие рядом, и о чем-то все время чирикающие на своем наречии, затихли. Они рассыпались по полю и залегли в углубления на земле или за холмики. Причина их предосторожности стала понятна мгновением позднее.

Слева от Эл возникла высокая фигура человека четвертого мира, разумеется, в черных жреческих одеждах. Слуга владыки.

Эл не стала приближаться, остановилась и повернулась к нему. Он сам сократил расстояние до разумного. Эл сочла, что он ее опасается. Он сделал жест, принятый у них для приветствия. Эл не удостоила приветствием его, только изобразила интерес.

— Владыка послал меня, — заговорил он на своем языке. — Он пожелал, чтобы ты прекратила скитания и возвратилась в сады.

Они называли мир владыки садами. Немногие из них, кто однажды достиг "последних дверей", как у них принято было называть такое посещение, видели разные картины, по разному описывали свои впечатления. Из них сложилось несколько представлений и мире, где обитает ОН. Все единодушно видели сад, никто никогда не описывал дворец. Таким образом, владыку поместили в сады.

— Передайте владыке благодарность за приглашение, но мой путь еще не завершен. Я не исполнила обещаний, и я не вернусь, — ответила Эл.

— Он сообщил о том, что ты заговоришь об обещаниях. Он избавляет тебя от долга.

— И от службы? — спросила Эл.

Ни о какой службе уже не шло речи, она спросила, чтобы проверить его осведомленность.

— Он не говорил о службе.

"Простой посланец", — заключила Эл. А могло быть хуже.

— Я не осмелюсь прийти с отказом, — забеспокоился он.

— Я связала себя сложными обязательствами здесь. Не могу вернуться, — твердо заявила Эл.

— Все меняется по воле владыки, — мягко возразил он.

— Не тратьте силы, — Эл добавила к словам не просто жесткую интонацию, но и импульс, от которого посланец дрогнул и счел разумным удалиться.

Напоследок он поклонился.

— Я не слышал, чтобы великие владели даром бессмертия.

— Это намек? — заинтересовалась Эл.

— Скорее соучастие.

Он тут же исчез, чтобы не подвергаться расспросам. Его последние слова могли означать как угрозу, таки предостережение.

Эл в задумчивости стояла в отдалении от лагеря. Ее охрана вернулась на место.

— Белый, — зычно обратился один из рыжеволосых. — Злой черный пришел с плохой новостью?

Они звали Эл так из-за волос и считали, что она мужчина, поскольку она носила воинский костюм. Эл обернулась на голос и вспомнила об их присутствии.

— Оу, — протянула она. — Есть дело. Кто из вас знает дорогу к столице?

— Все, — почти хором ответили они.

— Вы вчетвером сможете добраться туда и кое-что передать воину по имени Эйлифорим? — спросила она.

— Да, — ответили все.

— Пойдете сейчас. Идти быстро, торговлю по пути не устраивать, отдыхать только по необходимости. В столице вас примут. Никому не описывайте меня.

— Да.

— Тогда в путь.

Троица засеменила по полю. Эл всплеснула руками. Самый догадливый остался.

— Чито передать? — спросил он.

Эл сняла с шеи медальон и осторожно надела его поверх шевелюры, чтобы не испортить "прическу".

— Это передашь, — сказала она. — Не вздумай забрать себе.

— Чито? — спросил он, указав на диск.

— Это вызов на битву, — объяснила она.

Он сделал многозначительную гримасу.

— Эилиифориим, — повторил он.

— Молодец, запомнил. Ступай.

Его товарищи проделали уже значительное расстояние, но он без труда догнал их. Они остановились, некоторое время изучали медальон, потом обернулись к Эл.

Она сделал жест равносильный у них тому, как грозят непослушным детям, они захихикали и скоро скрылись из виду.

Эл вернулась в лагерь одна.

— Где твоя охрана? — спросил Браззавиль.

— Отослала с поручением.

— Эл, ты им доверяешь? Они забавные, но слушают только своих вожаков.

— Я узнаю в любом случае, — улыбнулась Эл.

— Меня просят возглавить поход, — сообщил он.

— Ты дал согласие, — заключила она.

— Да. Мне неловко было ждать тебя и томить их ожиданием. Тогда впечатление осталось бы таковым, что ты выбирала за меня.

— На твоем месте, я бы поручила командование более опытному воину, ты, в лучшем случае знаешь, местную географию. Когда выходим?

— Ждем еще один отряд.

— Как скоро. Нет. Нужно выждать, — Эл что-то рассчитала про себя. — После следующих дождей.

— Больше не будет дождей, — заверил Браззавиль.

— Я бы на твоем месте не утверждала это так твердо. От тебя ожидают воинской доблести. Это тебе не речи произносить. Придется доказать на деле, что ты достоин уважения.

— Я смогу, — твердо сказал он.

— Допустим. В пешем строю ты подашь пример выносливости. А что ты будешь делать перед лицом противников? Вы на общем совете пожелали атаковать столицу с юга. Там обширное пространство для маневра такой многочисленной армии. Твои познания местности пригодились бы для правильного построения сил, но такой массой вооруженных людей нужно уметь управлять. Ты, как вожак, от которого ждут проявления силы, окажешься в первых рядах, и что ты увидишь? Только злые лица напротив. Браззавиль у тебя никаких познаний в области командования армией.

— Мне казалось достаточно выступить и одним ударом смести противника.

— Перьев в хвосте не хватит. Смести. Так Эйлифорим и позволит вам. Конечно. Мальчишка против предводителя с сорокалетним опытом службы.

— Ты знаешь их вожака?

— Он мой друг.

Браззавиль опешил.

— Ты не просто так говорила о друзьях на той стороне?

— Я вообще не говорю просто так, мой дорогой король.

— Я должен изменить решение?

— Должен бы. Я заметила, что ты не хочешь жертвовать своим так наскоро сложившимся авторитетом. Видишь ли, нужно достичь уважения не только за правильные решения, но и за промахи. Когда-то давно у меня не вышло. Ты просто не готов вынести позор поражения. А за победу ты заплатишь смертями многих. Ты не годишься в военачальники. Походом командовать буду я. Слишком большая орава собралась. Раздоры могу стать гибелью не только для столицы, но и для тебя. Рановато ты садишься на место, которое еще не заслужил.

— Но твое водительство — лучшее, что может быть. Мы решили, что ты не согласишься.

— Соглашусь. Сообщи о моем согласии.

Вечером хлынул ливень. Он шел ночь и следующий день.

Последний отряд пришлось ждать еще два дня. Они пришли измотанные и злые. Дождей не ждали. Роптали, принимая их за гнев владыки, за дурное предзнаменование.

День выхода опять отложили, и опять.

Полага заметил возросшее напряжение, а потом на очередном совете подслушал, что вожаки не довольны тем, что предводительствовать будет Эл. Не все знали, что она великая, многие не знали и не слышали о ней. Выбор опять пал на Браззавиля.

Полага тотчас доложил Эл.

— Если так решает большинство, то я не в состоянии возразить. Что ж, не отходи от него. Готов ли ты погибнуть, Полага?

Он задумался.

— Вопрос не для ответа. Видишь ли, я буду занята другими делами. Я не обещаю, но постараюсь быть рядом. Если ты решишь, что риск большой — вытащи его из битвы, — сказала она спокойным тоном.

Полаге понравилось, как она это сказала. Его посетило вдохновение от простых указаний. Эл выглядела очень серьезной эти дни, оттого казалась суровой. Полага решился к ней подойти, чтобы предупредить. За суетой приготовлений он забыл, что она могла знать о настроениях в лагере, куда больше, чем он. Тогда Полага добавил.

— По мне собрать толпу еще не означает собрать армию.

— Ты из тех не многих, кто это понимает. Ты смог бы навести порядок, если бы тебе доверили отряд, но Браззавиль — задача более значимая.

— Я понял, — кивнул Полага. Он еще помолчал. — Он опять часто стал вспоминать Мирру. Как она там? Он больше не смотрит на тебя, как на девушку, которая ему нравиться.

— Это хорошо.

— Но если все закрутиться с битвами и королевством, то ее он увидит не скоро, — вздохнул Полага с грустью. — Он изменится.

— Мы уже обсуждали эту тему, Полага. Ему и нам сейчас не до Мирры. Если только не упомянет ее в своих мыслях перед сражением.

* * *

Они остановились в ожидании решения короля. Длинная, но редкая цепочка защитников столицы казалась ненадежным заслоном. Вдали едва виднелся город.

— Когда начинать? — тихо спросил Полага у Эл, так он передал вопрос Браззавиля.

— Не торопись. Первыми они не начнут.

— У них должно быть есть резерв, — заметил Полага с надеждой.

Эл вздохнула, но не ответила. Нет у них резерва. Часть воинов осталась в городе, чтобы навязать противнику уличные бои. Победы им не видать при соотношении сил один к семи, они рассчитывали нанести врагу ощутимый урон, а не победить.

— Наверняка, — сказала Эл. — Шепни нашим, чтобы не рвались вперед, пока первые ряды не добегут вот до той цепи холмиков.

Полага пошел исполнять поручение. А Эл внимательно обвела взглядом поле будущего сражения.

Поход оказался не таким простым, как его задумали. Весна обильная влагой уничтожила привычные дороги, превратила их в месиво не пригодное для прохода людей и обоза. Обходные пути, указанные Браззавилем, отняли десяток дней. Его карта дорог оказалась такой ценностью, что ее старательно копировали, передавали из отряда в отряд, а уважение к молодому главе войска возросло.

Эл собрала несколько мелких отрядов, превратив них в личную гвардию будущего короля. Они были настроены на то, чтобы создать костяк и в момент схватки оградить Браззавиля от плена, правда, они не знали всех причин своего объединения. Через Полагу Эл внушила им, что такой способ воевать, эффективен и в нападении, и в обороне. Опытные вояки оценили эту тактику, как возможность выжить и сохранить силы, а так же, оказать услугу возможному будущему предводителю всех племен. В одиночку они были бы сметены грамотной атакой отряда большей численности. Объединение и согласованность действий ставили их в более выигрышное положение. Полага добавил, что Эл опытный военачальник, таким образом, право отдавать команды в этом военном объединении перекочевало к ней. У Эл появился свой маленький совет, свои приверженцы и свита. Украшением этой гвардии стала именно "свита" Эл, как в шутку прозвал ее Полага, это была стайка рыжеволосых, численностью около сорока человечков, которые крутились вокруг нее постоянно. Таким образом, костяк насчитывал почти триста воинов.

Еще до подхода к избранному для сражения плацдарму начались локальные схватки с противником. Малочисленные отряды защитников столичных земель нападали на длинную колонну армии с флангов, громили обозы, рассеивали группы отстающих. Армия сократилась, примерно, на пятую часть.

Основные силы собрались в центре, там командовал один из почитаемых у людей запада вождей, Браззавилю достался левый фланг, а правый возглавил кто-то из совета отрядов. Они верили, что уже победили.

Эл взирала на приготовления с тревогой. Пока Полага ходил с поручением, она созвала своих командиров.

— Когда окажетесь в первых рядах, не спешите вступать в бой. Дайте им себя разглядеть, — сказала она.

Они рассмеялись. Эл улыбнулась и продолжила.

— Когда они побегут, направляйтесь прямо в центр, следуйте за мной. Не торопитесь убивать. Помните, что город — их родной дом, их домашние вас не простят. Ненавистью вы не проложите путь к вашим мечтам.

— Тебя послушать, так мы воюем зря, — возразили ей.

— Мы еще не воюем, а если сегодня нам улыбнется удача, то и не будем воевать. Я бы предпочла драке — знакомство.

Эл не была уверена, что ее поймут, но пожилой воин вдруг закивал и добавил:

— Да, верно, умереть не хочется, не хочется, чтобы смотрели как на захватчиков. Мы пошли сюда ради того, чтобы нас считали равными со всеми, кто проживает в столице. Нужно доказать им, что мы их не хуже. Не знаю, откуда в тебе столько опыта, но твои слова всегда звучат убедительно.

Эл закивала ему с благодарностью.

По рядам прокатился шум, и наступление началось.

Браззавиль стал держаться рядом с Эл. Полага мог видеть их обоих и испытал страх не оттого, что идет в атаку, а потому что ему досталась трудная задача. Браззавиль рвался проявить себя, а она не взяла даже палки в руки, так что он не мог представить, кому первому кинется на помощь. Рыжие коротышки рассеялись в толпе рослых воинов, и Эл оказалась без свиты. Полага был благодарен им обоим за то, что они не стремились в первые ряды.

Она точно предсказала первый момент столкновения, горожане побежали, когда плотный организованный строй подошел достаточно, чтобы затеять первую потасовку. Их не преследовали, позволяя убегать и прятаться за центральные ряды. Тогда то она и рванулась в сторону наступающего центра, но не за тем, чтобы возглавить нападение. Она кричала:

— Стоять!

Отряды под ее командованием замерли и с недоумением смотрели, но не на Эл, а на своих товарищей из центральных отрядов. Они дошли до ряда холмиков, а потом стали проваливаться под землю. Слышался плеск воды и чавканье, крики, первые ряды пришли в смятение, задние напирали на них, еще не разобравшись в случившемся. Люди сыпались в ямы, вырытые на поле и замаскированные так, что неопытный глаз не обнаружит их, атакующие в азарте не посмотрели себе под ноги. Атака практически захлебнулась. Скользкие края ям не позволяли людям выбраться, те, кто спешил на помощь либо сами оказывались в яме, либо спешили прочь, чтобы избежать этой участи.

Между ямами оказались узкие проходы. Эл указала на них. Они миновали ряды ловушек, насчитав всего два ряда. Это все, что успели выкопать ради обороны столицы. Только тогда Эл дала сигнал к атаке и побежала в сторону рядов обороны. Их противники сначала стояли неподвижно, ожидая, когда авангард врага врежется в первые ряды, а потом то ли их захлестнул пыл этой атаки, или просто сдали нервы у командиров, но ряды их дрогнули, стали отступать, и на поле осталась горстка воинов, не более двух десятков.

Эл услышала за спиной крики ликования и прибавила скорость, чтобы ее не обогнали. Она оторвалась от первых рядов, оказавшись одна без поддержки. Ей оставалось два десятка шагов.

Ей навстречу рванулся высокий светловолосый воин за ним еще пятерка, почти сразу остановился, расстояние сократилось до десяти шагов. Тут остановилась Эл и резким жестом дала отбой атаке. Ее послушались не сразу и где-то на флангах завязались стычки. Но она стояла, как стояли напротив несколько рослых мощных воинов. Один, что был первым, а за ним и второй похожий на него выставили вперед свое оружие.

Браззавиль с ужасом понял, что они кинуться на нее безоружную. Несколько мгновений она была один на один. Тут он и рванулся вперед, заслоняя девушку грудью. Его обогнала ревущая орава бесстрашных коротышек, врагу был поставлен заслон. Браззавиль встретился глазами с воином, что стоял впереди, метнул в него угрожающий взгляд. Ответом ему было снисходительно выражение лица этого могучего человека. Браззавиль осознал, что ему не выстоять против него, но в этот короткий промежуток времени он не вспомнил ни о королевском звании, ни о Мирре, он захотел все же схлестнуться с ним, чтобы испытать, что такое схватка даже безнадежная. А воин напротив смотрел почти улыбаясь. И тут Браззавиль понял, что он улыбается не ему, взгляд его был прикован к Эл. Взгляд этот становился все теплее, ярость совсем пропала.

— Неужели ты поверишь, Эйлифорим, что я стану сражаться с тобой? — услышал он откуда-то издали голос Эл.

Она, оказывается, уже не была за его спиной, она обошла его, и как раз протискивалась сквозь ряд рыжеволосых, вновь оказываясь в передних рядах. Сзади слышался какой-то ропот, шум шагов.

Эл приблизилась, рассматривая группу оставшихся смельчаков, позволяя рассмотреть себя. Браззавиль обернулся и увидел, как с краев утихают небольшие стычки, бывшие противники останавливаются и пытаются понять, почему не бьются центральные ряды.

Тем временем из-за спины Эйлифорима вышел вооруженный Арьес. Его лицо было печальным, он испытывал муку, поэтому Эл двинулась к нему, а не к его радостному брату. Арьес ничего не пытался сказать, он смотрел на Эл слишком красноречиво, чтобы она не уловила укор и отчаяние.

Эл обняла его и почувствовала, как он вздрогнул. Потом она обратилась к Эйлифориму, но не успела сказать ничего, он просто подхватил ее и приподнял.

— Живая!!! — крикнул он. — Она живая!! Я понял твои знаки, дочь утра!

— Меня сегодня назовут предателем, — заметила Эл, ощущая изумленные вопросительные взгляды своих союзников. — Сдайте город, пожалуйста. Я привела короля.

Эйлифорима послушался, отпустил ее, но с предложением был явно не согласен.

— Я не могу, — прошептал он.

— Нужно так, — настаивала Эл.

Она не стала дожидаться ответа, выхватила у Эйлифорима оружие и обернулась к своему воинству и подоспевшим к ним остальным, избежавшим ям. Эл видела злые лица, они желали схватки.

— Переговоры! — крикнула она.

Полага подоспел к Браззавилю, едва в сердцах не дал ему подзатыльник, за глупейшее геройство. Она пусть поступает, как безумная, ее готовы убить, найдутся желающие с обеих сторон, а он сущий мальчишка вызовет на себя гнев толпы. Он толкнул Браззавиля, но тот даже не заметил. Он был занят осмыслением необычного происшествия, изучая по очереди Эл и ее знакомых. Полага ожидал, что вот-вот сзади их захлестнет долгожданная атака, он сможет оттащить Браззавиля из первых рядов. Вместо атаки, он уловил звон в ушах, который перешел в тихий гул, а потом ощущался физически отдаваясь в тело слабой вибрацией. Все длилось мгновение. Полага тряхнул головой, удивился тому, что собирался хорошенько приложить задавак из столицы, но желание пропало. Сейчас ему вовсе не хотелось биться с ними. Пусть сдаются с миром. Такая мысль посетила не его одного. По рядам пронесся ропот, что-то вроде: "Пусть договариваются. Договариваются. Условия. Пусть примут нашего короля".

Эл манила его жестами, только он не сразу это понял. Полага приблизился и с любопытством рассмотрел человека, которому она позволила вольное, на его взгляд, поведение. Он был статен и красив, отличался военной выправкой, смотрел уверенно, как хозяин положения.

— Полага, попроси всех, кто желает участвовать в совете собраться вместе. Пусть оговорят требования и приготовятся к переговорам. Из города доставят все необходимое, чтобы достать из ям людей.

— Тебе лучше уйти с ними. Не возвращайся, — предостерег Полага.

— Если спросят, скажи, что я сдалась в плен, — с улыбкой сообщила она. — Браззавиль пусть ждет. Я пришлю за ним.

Полага не смел повернуться лицом к товарищам по оружию, ожидая презрительные взгляды осуждения, а потом откровенный отказ от добрых отношений, которые стали для Полаги важны за время совместного существования. Он сознался, что готов возненавидеть Эл за ее выходку. Привести сюда армию, чтобы потом остановить победную атаку выглядело предательством. Но скоро он изменил мнение. Высокий воин подал знак, и из дальних укрытий появился резерв. Ряды воинов шли к ним с двух сторон, постепенно смешались с бывшими противниками. Полага сообразил, что им готовили еще одну ловушку. Исход битвы мог быть неожиданным. На душе стало спокойнее, только теперь он осмелел оглядеться вокруг. Перепачканные грязью ряды нападавших смотрелись оборванцами и дикарями рядом с холеными воинами столицы. Полага не то чтобы испытал неловкость, просто заметил на лицах удивление и непонимание, а вовсе не ярость и протест. Как это они передумали биться все сразу? Переговоры? И тут Полага вспомнил звук или гул. Но он не успел обдумать.

— Так было при Гирте? — услышал он рядом тихий шепот высокого воина и его приятный такой же тихий смех.

— Там народу было больше, — шепотом ответила ему Эл.

Полага почувствовал себя участником представления, где поблизости стоит тот, кто придумал его и подшучивает над игрой персонажей с посторонним зрителем.

Он решил исполнять поручение Эл, а не вдумываться в происходящее, поскольку, если вдумываться, то ум зайдет в тупик, а там и логики совсем не станет. Так можно поверить во что угодно.

Размышлять ему было некогда, потому что началась сумятица в связи с приготовлениями к переговорам. Полага носился с поручениями до самого вечера. Лагерь разбили в удалении от города. Столичные войска встали, преградив подход к городу. Ямы на поле зияли темными пропастями, и Полага всякий раз пробираясь мимо вспоминал, как туда валились люди. Он торопился миновать ряды коварных ловушек и отгонял фантазии о том, каково туда свалиться. Вздрагивал и опрометью бежал из одного лагеря в другой.

Совсем стемнело. Он вспомнил о поручении, которое не исполнил. Он обещал принести вещи Эл. Чудом не свалился в яму, но пришел в другой лагерь с ее мешком в охапку. Ему указали направление, где видели ее последний раз. Полагу не прельщала перспектива заночевать среди незнакомых чопорных горожан, поэтому он намеревался вернуться назад к друзьям и Браззавилю, предоставленному самому себе.

Он нашел Эл в обществе того самого высокого воина. Только сейчас он сообразил, что между ними существуют отношения боле близкие, чем среди друзей. Они сидели вдвоем у огня. Они были одни. Полага остановился и замер. Он не решил еще приблизиться ли или уйти. Пока он стоял до него доносились обрывки их беседы. Вслушиваясь, Полага увлекся и остался стоять в темноте.

Эл стояла к нему спиной и время от времени протягивала к пламени руки, делала она так, когда огонь ослабевал и воин подбрасывал камешки топлива. Едва кисти ее оказывались над огнем, из розово-синего пламя становилось желто-зеленым, сноп искр устремлялся вверх, достигнув вершины, почти у ее рук оно сияло белым. Полагу так заворожило зрелище, что он не вдумывался, что Эл может учуять его присутствие. Полага смотрел на огонь и слушал разговор.

— Я верю тебе, — говорил воин, — ты обещала привести короля. Твой избранник хоть и молод, но проявил пыл сегодня. Он проявил отвагу свойственную молодому и стойкому человеку. Я приму его сторону. Где ты нашла его?

— История древняя. Он был бродягой, чтобы ты знал. — В ответ выдохнула Эл. — Ему предсказано стать королем.

— Предсказано? — Он рассмеялся, а поскольку сидел, то грациозно откинулся назад. — Ты же не веришь в предсказания.

— Я утверждаю, что предсказание — только вариант развития событий. Будь он рожден королем, он мог бы не стать им. В его случае он пока человек с потенциалом, но еще не король.

— А мои наблюдения не так абстрактны. Во всех моих столкновениях с предсказаниями они сбывались. Даже с тобой так случилось. Или ты разыграла убийство, как теперь считает Арьес. Он ушел в город, надеясь тебя не увидеть. Ты же не явишься туда?

— Нет, конечно. Меня там знают, и будоражить горожан я не буду, а твои воины пусть не болтают обо мне.

— Я уже их просил. — Эйлифорим кивнул и задумался. — И все-таки оно сбылось.

Он сказал печально и опустил голову.

— Я не хотел верить. Я и не поверил до конца. Я был так сломлен потерей своих в тот момент, что весть о твоей смерти не уместилась в моем сознании. Но как же там было? Эл все сбылось. Шейси видел свою смерть, он поделился со мной в тот момент, когда мы ожидали оружие в горах. Я уподобился тебе и не принял его рассказ всерьез. Он погиб так, как описал. Потом я запутался, Мейхил мне в этом помог. Уже было поздно. Все случилось, и мне осталось лишь упрямо не поверить в твою гибель. С тобой случилось все, что было в предсказании. Я шел за словами. То ты рисовалась мне достойным воином, потом я узнал, что ты великая. Ну, а фраза — "берегись сестра сестры" — выдала тебя окончательно. Я прошел путь рядом с дочерью владыки. Как я мог поверить в твою гибель? Я видел ужас в лице Наставника обители, отчаяние Арьеса. Мейхил превратился в молчаливый призрак, мелькавший вдали и прячущийся, едва пытаешься приблизиться. Я не смог им уподобиться, потому что понял, что приду к разрушению. Ты исчезла, но жизнь требовала моего участия. Наверное, секрет был в том, что я вовремя себе напомнил о долге. Как же ты избежала исчезновения? Почему не подала знак? Или не сочла нужным?

— Я оставлю эти подробности для беседы с Арьесом, он тебе перескажет, потерпи. На самом деле я хочу скоро уйти. Дела в других местах требуют моего участия. Арьес мне как раз очень нужен. У кандидата в короли значительные пробелы в образовании, Арьес может это исправить. Браззавилю нужен мудрый советник. Кстати, я была удивлена его вооруженным видом. Сан, как я помню, ему этого не позволял.

— Он отрекся от сана. Он давно уже не жрец, Эл, — с грустью ответил Эйлифорим. — Твой уход все изменил. Для Арьеса твоя смерть стала точкой перелома. Он утратил веру, Эл. Он мучительно и долго сопротивлялся самому себе. Ты же знаешь, как он вдумчив и умен. Размышления привели его к перемене убеждений. Старые догмы утратили для него основательность. Прежним он мне самому больше нравился. Он отрекся от сана, ушел из ордена, перевез семью в столицу. По-моему, они несчастны. У меня четыре прелестных племянницы, которые вышли здесь замуж, но в некоторых беседах признаются, что жизнь в общине была полна возвышенной красоты, а здесь все съедает суета и приземленность. Мне иногда кажется, что мы поменялись с Арьесом местами. Я понял, что такое верить и ожидать соприкосновения с возвышенным, с мечтой. Мне понравилось, как смотрел сегодня на меня твой избранник, я по глазам понял, что он достоин моей поддержки. Арьес более не владеет даром проникать в чужие души, эта способность канула куда-то вместе с его верой. Не удивляйся, если он не явится на встречу или будет вычитывать тебя.

— Ты знаешь мои методы. Встречи со мной ему не избежать.

Эл снова подержала руку над огнем, и он полыхнул, словно подтверждал ее слова своей силой.

— Пусть у тебя получиться. Однако, Эл, есть целый свод правил, по которым определяется король. Я его видел своими глазами. Я уподобился Арьесу, я не шучу. Сегодня, я впервые за десятилетние взял оружие, а до этого дня я изучал старые рукописи о поисках следов старых династий. И как не печален вывод, к которому я пришел, но я уверен, что с утратой нашего короля в мире не осталось более никого, кто посмел бы назваться королем. Если твой избранник претендует занять это место, то я буду первым, кто потребует соблюдения старого ритуала. И кроме многих мелочей ему придется пройти по дворцу.

— И в чем суть испытания?

— Есть правила обхода дворца. Если он запутается и заблудиться в нем, дворец его не выпустит. Он станет там пленником. Он просто не найдет выхода до самой смерти.

— Жаль, что я не смогу присутствовать, — с интересом сказала Эл.

— И ты бросишь своего питомца среди таких как я? — он улыбнулся и продолжал. — А еще в городе гостит половина совета Алмейра. Такой король им не слишком нужен, после того, как ими правил великий.

— Да. Поэтому ему нужна твоя поддержка. Время не для рукопашной, а для политики, на которую у меня, как всегда нет времени.

— Ты не останешься, чтобы его поддержать? Эл, ты сурово с ним поступаешь.

— Я не собираюсь решать вопросы, которые смертные сами в состоянии решить. А что до совета Алмейра, то на этот счет у меня есть не просто совет, а требование.

Эйлифорим изменил позу. Если прежде он сидел вальяжно, отдыхая после тяжелого дня, то теперь он припомнил, что имеет право влиять на ситуацию, и показал своим видом, что готов исполнить требование, если оно выгодно всем, поэтому поза его стала величественной, он не сидел, восседал.

Эл невольно улыбнулась.

— Его нужно женить, как только он станет королем.

От удивления Эйлифорим не знал, что ответить.

— И еще, — продолжала Эл, — Усмирить недовольство жителей Алмейра не трудно. Столицей объединенных земель станет Алмейр. Его королева выйдет замуж за вашего короля. Вот тебе и династия. А ты останешься регентом здесь. Арьес будет рад переезду. Жители Алмейра ценят мудрых людей.

Эйлифорим смотрел на нее во все глаза с недоумением и тревогой. Ему потребовалось время, чтобы успокоиться. Эл просто приблизилась, присела и положила руки на его крепкие плечи.

— Я уподобляюсь предсказательницам? — с улыбкой спросила она.

Она глядела на него с той игривой улыбкой, к которой он не привык. И она была не похожа на ту Эл, которую он знал. Она стала какой-то вдохновляющее женственной. Он посмотрел на нее и все понял. Эйлифорим вдруг обнял ее.

— Мы не увидимся, — произнес он.

— Может быть, еще разок. Прости, старый друг, но я не имею права здесь быть. Я уже перенарушала все правила и обещания. Если бы не Арьес с его утратой веры, я бы уже ушла.

— Подожди. Еще. — Эйлифорим отпустил ее, что-то извлек из-под одежды и положил на ладонь. — Возвращаю.

— Спасибо, что понял меня, — поблагодарила она, приняв медальон.

— Уйти важнее, чем остаться? — безнадежно спросил он.

Эл тяжело вздохнула.

— Да.

Она ушла в сторону, в темноту. Исчезла быстрее, чем Полага очнулся. Он метнуться за ней. Даже их трогательно прощание, свидетелем которого он был, не сгладило внезапно возникшую ярость. Он влетел в освещенное пространство, оказался напротив Эйлифорима.

— Ее вещи, — прошипел Полага.

Эйлифорим поднял на него глаза, в которых Полага прочел боль. Так странно было видеть мужественного человека, кажется несгибаемого, в таком беззащитном положении.

— Ты телохранитель короля? — уточнил Эйлифорим. — Кажется, Полага?

Полага кивнул. Ему хотелось заорать на него, как на заговорщика. Полага бросил сверток на землю и побежал назад. Бег по полю слегка остудил его пыл. Представ перед Браззавилем, Полага не знал, как сообщить ему те новости, что он подслушал.

— Ты немного разминулся с Эл, — сказал Браззавиль обрадовано.

Он был измотан этим днем не меньше Полаги. Он качался от усталости. Полага опомнился и не сообщил убийственные новости. Он присел у огня напротив Браззавиля, вспомнил, как Эл играла с пламенем, и, не удержавшись изобразил, презрительный, скорее неприличный жест.

— Ты не доволен тем, что случилось? Не вышло сразиться, я помню, ты этого хотел, — говорил Браззавиль безразлично устало.

— Предупреждают старые люди, чтобы мы не связывались с великими, — ядовитым тоном прошипел Полага. — Может, это не она была. Она была недавно в другом месте. Мы бы не разминулись. Великая.

Полага так презрительно фыркнул, что Браззавиль глянул удивленно и спросил:

— Она тебя чем-то обидела?

— Меня?! — завопил Полага. — Не меня. Ты, как дурень, ей поверил, а она тебя предала, все тои надежды предала! Все ради чего ты ввязался в это! Бросает. Ей дела смертных не интересны. А эти в городе тебя собираются проверять. Сволочи. Да я разнесу их дворец, если они сами тебя не выведут.

Браззавиль смотрел на него, как на невменяемого.

— Да она была здесь, чтобы предупредить меня. Эл посоветовала выбрать время для испытаний ночью. В галереях хорошо видны звезды. Я не потеряюсь. Она не бросает меня. Они уходит к Мирре. Я высказал сомнения относительно нашего брака. Я и сам теперь понимаю, что, став королем, я не могу жениться на ней. Эл согласилась передать Мирре мои слова. Надеюсь, что печаль ее будет недолгой.

Полага посмотрел на него и испытал такое чувство презрения, что даже не стал говорить ему об уговоре Эл и Эйлифорима. Эта новость будет для него слишком приятным известием.

— Ты. Ты не король. Ты, бродячий выродок, которого поманили властью, и он побежал, предавая себя и свою любовь!

Тут Браззавиль кинулся на него с той яростью, с какой собирался биться днем. Полага получил такую серию тумаков, что от неожиданности махал руками, попадая в пустое пространство вместо врага. Браззавиль так ловко его скрутил, прижав к земле, что Полага взвыл от отчаяния и боли.

— Ты сдвинулся умом? — совсем беззлобно проговорил Браззавиль, не давая ему шевелиться. — Как ты смеешь бросать обвинения той, которая показала тебе только лучшее? Как можно думать о своих выгодах, когда миру грозит разрушение и хаос? Будь у меня право уйти теперь, я помчался бы к Мирре, как ветер, потому что люблю ее. Но у меня оказывается другая судьба. Она может оказаться непомерно трудной для слепой и чувствительной девушки. Еще раз посмеешь при мне так говорить, я придушу тебя, как глупое животное.

Полага был отпущен, он лежал на влажной земле, дышал прерывисто.

— Нечего мне делать среди вас, умников. Уйду, — обиженно сказал он.

— Полага. Ты же не глупый человек. Ты мне нужен. У меня здесь нет друзей, кроме тебя. У меня нет ни семьи, ни близких, один ты.

— Очень я стану тебе нужен после твоего избрания. Не очень тебе нужен телохранитель, который сейчас желает прибить тебя и твою интриганку Эл, — ворчал Полага в ответ.

Он испытывал одновременно и обиду, и злость, и бессилие понять то, что этим двоим так очевидно. Не вязалось в представлении Полаги их поведение с честностью и добром. Как-то все криво и жестоко выходило.

— Ты просто устал. Давай, брат, поднимайся. Я припрятал тебе вкусной еды, что прислали из города. Утром нам на совет, не известно, сколько дней все продлиться. Нужны силы и ясный ум.

Браззавиль стал поднимать его с дружеской заботой. Полага хотел оттолкнуть его, сдержался, а когда сел и поднял глаза на Браззавиля, который смотрел на него с доброй улыбкой, то увидел в ней отразилось что-то от улыбки Эл.

— Бродяга, — ругнулся Полага напоследок.

Потом он вспомнил опять сцену прощания. Они простились навсегда, как Браззавиль навсегда простился с Бродягой.

— Глава 5 Разговор с Арьесом

Арьес метался ночью по городу, ему казались тесными улицы, душным воздух, мрачными ночные дома. До утра он обошел по кругу периметр города, а потом желание простора и свежести выгнало его в поле за городом, где он желал вдохнуть полной грудью воздух весны и отделаться от мрачного состояния. Он вдыхал влажный воздух, но и сейчас грудь давило. Он прошелся быстро, чтобы отогнать накатывающую печаль. Уже было почти светло, когда недалеко он увидел Эл, ровным шагом идущую к нему по полю. Она не сменила костюм, и одежда людей запада делала ее чужой. Арьес понимал, что встреча неизбежна. Потом подумал, что чувство смятения могла вызвать она, своей способностью провоцировать других на совершение угодных ей поступков.

Эл приближалась, рассматривая и оценивая его. Арьес не скрывал мрачного настроения и закрыл глаза так же, как в первые мгновения встречи.

— Это ты пожелала моего непокоя? — вместо приветствия сказал он.

— Я не занимаюсь таким низким делом, — возразила Эл. — Прости, если навеваю тебе дурное настроение. Мне поговорить необходимо, вот и потревожила тебя.

Он испытал боль, как на поле. Ее присутствие вызывало старые воспоминания, страдание. И раскаяние. Арьес гнал мысль, что она своим появлением спровоцировала его угрызения совести. Тем тяжелее ему было переносить радость брата, который встретил Эл с ликованием, как спасение. Арьес оказался неспособен на эти чувства, и это разъедало его душу.

— Вчерашняя твоя затея не хуже чем в горах. Тебе удаются такие сцены, — добавил он после молчания.

— Обошлось, — вздохнула Эл.

— И тогда, я вижу, обошлось.

Эл смотрела на его изможденное лицо и не узнавала. Она чувствовала, что он едва сдерживается, чтобы не выплеснуть на нее поток горьких замечаний.

— Я спешу, — начала Эл. — У меня дела на юге. Я узнала о твоей утрате веры. Поэтому я осталась ненадолго.

— Не трать ценное время на меня, — сурово отказал он.

— Мне нужно кое в чем признаться. Я выбрала тебя, потому что веру ты может быть потерял, но знания умрут с тобой. Я поняла, что вчера ты намеревался честно умереть, не вызывая кривотолков на свой счет. Я могу поведать тебе некоторые подробности, и ты гарантированно окажешься неугодным владыке. Твоя жизнь действительно может оказаться недолгой. Согласен?

— Слышу речь великой, — не скрывая досаду, сказал он.

— Так я она и есть, тебе ли не знать.

— Я не нуждаюсь в том, чтобы ты или кто-то еще рангом меньше приободрял меня.

— Я думаю, что бодрости от моих откровений не прибавиться. Предполагаю, что ты поторопишься жить после нашей беседы.

— Отчего я удостоился такой чести? Я пал довольно низко даже в своих собственных представлениях. Ты недолюбливаешь неустойчивые натуры.

— Так да или нет?

— А ты примешь какой-то другой ответ кроме "да"? Ты же все решила за нас. Еще вчера, и даже раньше.

— Значит, да, — подытожила Эл. — Есть три причины, по которым я окажу тебе такую услугу. Причина первая вернет тебя к прошлому, причина вторая в том, что мы видимся чуть ли не в последний раз, третья в том, что ты нужен кое-кому.

— В последний, — кивнул Арьес. — Мы видимся в последний раз. Пусть Эйлифорим думает, что я утратил способность. Я ее не показываю, поскольку не вижу нужды. Ты предупреждала меня о предсказаниях. Я убедился в твоей правоте. И мне не хочется пользоваться способностью. Ты так ловко воспользовалась моим видением тогда, что отбила охоту предсказывать опять.

— Рана была смертельной. Я попала под собственный кинжал. Клинок был ядовит. Предсказание сбылось. Правда, оно не принадлежало тебе. Я расплатилась за свою ошибку и доброту службой у владыки в качестве слуги.

Арьес вздрогнул, когда Эл осторожно взяла его под руку. Он повернул к ней сухое бледное лицо и заглянул в глаза, виски сдавило. Слуга владыки. Она? Немыслимо.

— Как же ты уцелела?

— Владыка пожелал меня спасти. Его воля.

— И ты служишь?

— Нет. Больше не служу.

— Если он спас тебя, проявил милосердие, то почему так? Тебе наскучили миры? Что заставило тебя вновь обернуться к смертным, при этом показать себя союзницей тех, кого ты не сочла достойными в прошлый раз? Без его-то воли?

— Я собираюсь уйти отсюда совсем. Путь, к твоему неудовольствию, ведет через ваш мир, ты сам его указал.

— Исчезнуть?

— Не в смысле смерти. Я покину миры, поскольку более не имею права здесь находиться.

Откровенность Эл привела Арьеса в смятения. Холодок побежал по телу, отрезвил ум, гнев и сарказм растворились. Ее опасное признание действительно делало его уязвимым. Он встрепенулся и ненадолго замер, разглядывая ее сбоку, этот профиль неестественно знакомый. Окружающее показалось вымышленным, словно он от напряжения заболел и не заметил, как начал бредить. Она была близко. Арьес, не отдавая себе отчета, развернул ее лицом к себе и, подняв холодные руки, коснулся теплых щек Эл пальцами.

— Мы видимся не в последний раз.

Эл прикрыла его губы пальцами и отрицательно закивала.

— Ты рассердишься. Но я знаю средство вернуть тебе веру, не всю целиком, конечно, я только могу дать тебе надежду.

Арьес не отнимал пальцев от ее лица, чувствовал как тело, не практиковавшееся много лет, стало пылать от близкого соприкосновения с ее силой. Эл умело маскировала ее, но Арьес от природы был развит лучше многих. Когда Эл положила ему руку на плечо, и он почувствовал теплоту в груди, он хотел простонать: "Не надо". Было поздно. Он, наконец, сделал тот глубокий вздох освобождения, за которым сбежал из тесноты города. Ноздри резал влажный утренний весенний дух, который лился в него потоком, так что защемило макушку, задрожала спина, и по телу разлился опьяняющий покой, которого он не знал годы. Глаза ее изливали на него радость и в волосах от света утра играли искры, напоминая то священное утро, когда его вера получила подтверждение.

— Я видела ее, — проговорила Эл ласково. — Ты даже не сможешь представить, какая она была. Я нашла портрет. Ты будешь единственным смертным, которому я доверюсь. Мне кажется, ты готов расстаться жизнью за это знание. К сожалению, история правдива. Ее нет в мирах.

— А ты? — громко проговорил Арьес своей певучей нотой в голосе.

— Я? Нет. Что ты. Я не посмею назвать себя частицей ее тени. И все же стоило вызвать даже гнев ЕГО ради тех мгновений.

Ее сияющее вдохновением и радостью лицо вызвало воодушевление бывшего жреца, она заставила одним своим видом пережить экстаз равный внезапному открытию истины. Блаженство, восторг и покой царили в его существе. Огонь мудрости вернулся в его уставшее от страданий сердце.

— Она ушла не просто так. Ты должна бы знать...

— Тс-с-с. — Предостерегающе зашипела Эл. — Не стоит обсуждать это.

Она обняла Арьеса как вновь обретенного друга.

— Ты сильна. Мне становится больно. Я отвык, — смутился он.

Эл отпустила его.

— Ты оставляешь мне только надежду, — продолжал он переводя дух, — а сама намерена уйти.

— Прислали странника с вестью о том, что мое нахождение здесь противозаконно. Кончится все тем, что я либо уйду, либо буду обречена умереть по настоящему. Моя судьба, как здесь любят повторять, еще не определена.

Арьес опустил голову, потом кивнул.

— И третьим условием станет сохранение тайны? — спросил он.

— Это не условие. Тебе решать. Скорее мера предосторожности. Я тут видела экземпляр, который все знает и живет, потому что привык болтать на любые темы, кроме этой. И такое бывает, — не без удивления призналась Эл. — Речь не об условии. Скорее просьба. Молодому королю нужен друг и мудрец, такой как ты.

— Этот страстный молодой воин? Король?

— Нет. Пока.

— Я не готов. Дай мне срок. Это чувство, такое новое для меня. Не могу так сразу. Мне необходимо уединение. Прости, я не в силах возвратиться в город. Быть может мне проделать часть пути с тобой?

Арьес растерянно и виновато смотрел на нее.

— Отправляйся в горы. Теплеет. Весна скоро смениться летом. Я не питаю иллюзий, что возвратиться в прежнее качество просто. Я уйду, эйфория закончится, придут сомнение, страх, разочарование, отчаяние. А потом вернется жрец. — Она улыбнулась ему. — Времени у тебя достаточно. Твои советы потребуются не раньше того срока, когда завершится все мной задуманное. Не раньше осени. Не оставайся здесь. В Алмейре тебя примут. Там люди ценят хранителей знаний.

— Ты не говоришь о возвращении в мою общину.

— Нет нужды. Собери семью и перебирайся в Алмейр, когда завершишь испытания самого себя.

— Ты вернула городу старое имя, — сказал он.

— Ну, не я собственно. — Она вдруг засмеялась. — Мне нравиться твое смятение.

Арьес опустил глаза.

— Я опять подумал о прошлом и твоей нечаянной смерти. Сколько горя излилось на наши головы. Эл, я не стану прежним, я не смогу затмить светом знания те давние чувства, зная, что все участники тех событий либо мертвы, либо страдали душой, оплакивая тебя. Как я смогу не думать о Мейхиле. Твоя смерть вознесла его на вершину долга и жертвы, но я не знаю никого, кто страдал больше, чем он.

Арьес говорил с пылом молодого человека, который, за недостатком жизненного опыта, воспринимает все остро и ново, он был так не похож на самого себя.

— Расскажи мне о нем. Я не пыталась узнавать его судьбу. Он мог почувствовать мое любопытство. Я не решилась.

— Он затронул ту часть твоей души, которую доверяют затронуть единожды в жизни?

Эл стала серьезной, вздохнула и ответила коротким кивком.

— Не стоит объяснять, что могло произойти, останься я в живых. Моя смерть оставила боль, но не оставила надежды. На что я и рассчитывала. Нет тут ни коварства, ни умысла.

— Я думал об этом. Но во мне всегда побеждали рассудок и чувства смертного, — понимающе закивал Арьес. — Ты не лгала. Это мы не можем преодолеть нашего разумения. Я, в частности, потому что был свидетелем печальных последствий.

— Ты пытаешься говорить о Мейхиле, так не говори о себе. Расскажи мне о нем.

— Во мне только отблеск прежнего покоя и рассудительности, я все еще живу своими страстями, боюсь, опять начну винить тебя.

— А что мне будет от твоих обид и нареканий?

— Я расскажу, прости, если мои слова опечалят или рассердят тебя.

— Опечалят, но не рассердят.

— Мы не успели удалиться далеко. Я и Эйлифорим, а так же наш молодой спутник. Наставник был уверен, что ты умышленно изображаешь ранение. Он не считал возможным, что смертный полюбил тебя, поэтому отнесся к известию с хладнокровием и презрением. Эйлифорим разделил его чувства. Он, как воин, был убежден в твоей силе. А я понял, что это была не ложь. Я позволил чувствам тяжести и утраты лечь на душу. Поэтому я испытал ярость, когда увидел тебя вчера. Я захотел тебя убить. — Он смущенно улыбнулся, давая понять, что его намерение — абсурд. — Простор моего разума затуманился, чувства взяли верх. Тебе известно, как опасны такие слабости для натур подобных мне.

Эл кивнула. Слова Арьеса образно, но точно описывали то состояние, в котором она сама очнулась после мнимой смерти.

Он нашел в ее лице подтверждение того, что понят и продолжил.

— Наставник ушел, чтобы проверить свою правоту. И не вернулся. Мейхил его не видел. Он мог проскользнуть в двери.

Эл вспомнила тень, мелькнувшую следом за Лороланом или до него. Она плохо помнила череду событий, и тогда сочла, что кто-то, из знающих свойства двери, пожелал вернуться. Это был не бледный принц, как она решила, а Бадараси.

— Мейхил не смог пересказать подробности вашего последнего свидания. Мы не расспрашивали его. Мы все остались в обители, поскольку не считали нужным возвращаться обратно. Трудные были дни. Кругом царила скорбь. Я пытался говорить с воспитанниками обители, которые впали в отчаяние. Только они увидели тебя великолепной девушкой, которая может смеяться и шутить в бою, потом усмиряет нападающих своим появлением, а потом внезапно гибнет. Слишком стремительным оказался поток событий, они растеряли равновесие. И наставник их исчез. Я отвлекал их внимание от Мейхила, они пытались разговаривать с ним, расспрашивали о происшествии. Он прятался от них, как испуганный зверь. Я так устал, что стал клясть себя и тот день, когда я ушел в это путешествие. Добрые воспоминания уже не спасали меня, становилось каждый раз все труднее видеть отчаяние Мейхила. Я пытался утешать его, но он бесконечно спрашивал меня о тебе, хотел понять, почему я не почувствовал момент опасности. Я почувствовал, но...... — он осекся и не стал договаривать. — Год пролетел одним днем. Наставник не возвратился. Молодые люди в обители разделились на две группы, одни решились уйти, другие собрались вокруг Мейхила. К тому времени у него начались видения, он говорил о таких потаенных вещах, о которых не мог знать. Он предсказывал появление людей четвертого мира, у него появилась способность останавливать их. Он что-то пережил в моменты того боя, отчаяние подхлестнуло развитие его сил, он нашел способы выдворять их из нашего мира не хуже прежнего Наставника.

— Это не отчаяние. Он перенял мои способности. Я неосторожно вмешалась в структуру его тела, когда лечила его. Моя ошибка.

— Ошибка? Нет. Благословение. Весть о том, что обитель выстояла, окутала его таинственной славой, зашептали о прежних временах, когда смертные могли возвыситься до уровня великих. И все же я и Эйлифорим покинули обитель. У нас обоих не стало сил видеть, как он мучает себя. Я знал, что его дар — плод страданий, а значит, он погубит его рано или поздно. Он же заявил, что щадить себя не намерен, он решил, что, тратя себя, быстрее приблизит свою кончину, но проживет жизнь за вас двоих. Его экстатическое состояние, а оттого напряжение сил происходило оттого, что он жил памятью о тебе. Можно сколько угодно называть такое поведение подвигом, но я то знаю, что оно сродни медленному самоубийству. Каждый из нас по-своему заболел тогда. Эйлифориму удалось с собой совладать, а мне не вернуться с себе прежнему. Мы ушли из обители, в нашем соучастии пропала нужда. Не прощу себя за малодушие. Однажды мы узнали, что Мейхил ослеп. Как это случилось, мне неизвестно. Взамен он получил способность исцелять самые безнадежные болезни. Исцеление возможно для того, кого он сочтет достойным, чей недуг он посчитает возможным излечить, не превратив человека в прожигателя жизни.

Арьес помолчал.

— Я прошу тебя. Навести его. Он заслужил право знать, что ты выжила. Он должен знать, Эл.

— Ты не понимаешь, о чем просишь. Я ушла, потому что он не мог быть рядом со мной. То, что ты рассказал, потрясло меня, — Эл заговорила с волнением. — Я не могла обратить на него внимания, не пытаться вызнать о нем, потому что еще на момент прощания знала, что он почувствует меня, где бы я ни оказалась. Я ждала от него много меньше. Много меньше. Он использовал во благо всю свою боль, всю силу, так может поступить разве что святой.

— Его и считают таковым. Ты должна. Это вопрос веры. Ты доверила мне свое открытие. Доверь и ему тайну.

— А потом я просто уйду? Это хуже, чем известие о моей смерти. Избавь меня и его от таких мук. Нет, уж. Однажды отчаяние швырнуло меня за пределы моего мира. Я то, что вы именуете странником. Из него странник не получиться. Он рванется за мной, откроет дверь, чего страшнее быть не может. Я только краем зацепила несколько жизней, и в итоге изменила людей, спустя столько времени, вижу на какой круг пошли события. Все кто окружают меня так или иначе со мной связаны, начиная от рыжих коротышек и до Мейхила. Всех, кто со мной соприкоснулся ждали испытания и жертвы. Сил моих нет, уж слишком тяжело на смертных ложатся мои благодеяния.

— Потому что ты для того и существуешь.

— Нет. Потому что владыке это не угодно. Пока мы были в добром согласии, он не мешал мне. Теперь не берусь представить, что будет. Для Мейхила я умерла.

— Эл, ты противоречишь себе. Сама сказала, что он тебя почувствует. Уже, быть может, почувствовал. Поверь мне, в нынешнем состоянии он поймет тебя лучше, чем кто-либо другой. Ты уйдешь, не завершив круга?

— У меня духу не хватит, — созналась Эл.

— И это говорит великая?

— Я такая же великая, как Мейхил.

— Тем более. Иди к нему.

— Прости, старый друг, но я отвечу — нет. У меня иные заботы. Мой срок может прийти хоть завтра, дело будет не сделано. Не могу.

— Тогда я предсказываю, что ты его увидишь, и из вас двоих настанет черед страдать тебе, — уверенно заявил Арьес.

Эл посмотрела на него с грустью.

— Осторожно, Арьес. Не приведи тебя судьба увидеть последствия своих слов.

— Я все же еще сержусь на тебя, — признался он. — Я предупреждал. Прояснение прошло, и я опять готов призвать тебя к суду совести. Тебе достаточно попрощаться и уйти, а завтра я раскаюсь в том, что нагрубил тебе. Иди уже, не трать на меня время.

— Увидимся еще, поэтому — до встречи.

— Глава 6 Испытание

Месяц длились горячие переговоры. Эйлифорим ожидал последней церемонии на дворцовой площади, чтобы довести до сведения претендента на звание короля условия и порядок испытаний. Он с волнением заглянул с лицо молодому человеку, который ему понравился при первой встрече. Он не видел прежде такого типа лиц. Молодой человек был бледнее многих его соплеменников, и не был человеком западных племен, о нем совсем мало знали те, кто желал видеть в нем короля, а теперь Эйлифорим еще и точно знал, что он не имеет памяти о своем роде. Если бы не близкое знакомство его и Эл, он отверг бы эти притязания тот час же. Он выглядел коренастым, крепким, основательным в словах и поступках, немного неловким перед незнакомыми людьми и толпой. Зато компенсировал свою неловкость искренностью и обаянием. Эйлифорим счел, что он привлекателен, поскольку городские девицы смотрели на него с любопытством и восхищением, когда он шел на дворцовую площадь. Он не выглядел дикарем.

Он обычно не затевал разговор первым, предпочитал молчать, но едва его требовали высказаться, начинал говорить размеренно и весомо. Перенял от Эл, она подучила его. Эйлифориму особенно понравилась его загадочная отстраненность, точно происходящее не захватывает его целиком, а только заставляет мельком бросить взгляд на то, что творилось кругом, чтобы снова погрузиться в более интересный ему мир. Полага бы сказал иначе, что это остаток его туповатой манеры на все реагировать, с тех времен, когда он не собирался быть королем, но Эйлифорим еще ничего не знал о прошлом Браззавиля, поэтому это свойство приписал к достоинствам.

Был вечер. На широкой лестнице дворца собрались те, кто должен стать свидетелем триумфа или провала будущего правителя. Эйлифорим же и его доверенные люди, Браззавиль и Полга пришли к другому входу во дворец, он вел в тюремные подвалы. Этой дверью никто не мог воспользоваться кроме короля или претендента на это звание. Чтобы ее открыть накануне потребовалось несколько крепких людей, вход расчистили и открыли один раз, чтобы снова запереть сегодня. Считалось, что из тюрьмы выхода во дворец нет. Только Эйлифорим хорошо помнил, как Эл исчезла из тюрьмы и нашла проход, значит, он был ей известен.

Никакой церемонии не предусмотрели. Эйлифорим знал правила только по описаниям, никто не смог бы ему подсказать, как себя вести. Он просто встал напротив Браззавиля, тот был ниже ростом, поэтому Эйлифорим склонился, что со стороны выглядело несколько назидательно.

— Ты можешь передумать. Если войдешь — обречен идти только вперед.

Молодой человек кивнул. Эйлифорим не понял, отказывается он или дает знак, что готов. Он выдержал паузу.

— Продолжайте, — разрешающим тоном сообщил Браззавиль.

Рядом, с ноги на ногу, переминался встревоженный Полага. Эйлифорим отвлекся на этого суетливого малого, который стремился все успеть, совершал массу ненужных движений, но ничего при этом не путал, среди своих он считался весьма разумным и важным человеком. Эйлифорим мог понять его волнение, он тоже был не рад сообщить правила, а Полага переживал за молодого подопечного, готовый сам кинуться в эту дверь. Все-таки он отважен.

— Продолжайте, — снова разрешил Браззавиль.

— Я не имею иных средств проверить твои притязания на звание правителя, — начал Эйлифорим.

Все случилось в точности, как советовала Эл. Интересы сошлись только, когда были выдвинуты и приняты условия удобные всем сторонам. Непреклонные жители Алмейра купились на возможность сделать их город столицей. Эйлифорим с трудом выдержал шквал укоризненных слов в свой адрес, пока его земляки не убедились в своих выгодах — толпа дикарей хлынет не к ним, а в другой город, что придется делиться благами с меньшим количеством дармоедов с запада. А дикари в свою очередь сформулировали те минимальные требования, которые удовлетворят их на первое время. Избрание Браззавиля королем было первым в списке, правда, далеко не все племена считали его своим избранником. Тем приятнее для всех сторон прозвучало требование проверить претендента древним способом. После принятия этого решения воцарилось единодушие. Тут Эйлифорим понял, что молодой человек остается один на один со своей судьбой, от него, по сути, не ждали ни победы, ни поражения, а только проверки заявленного права.

Испытания восприняли как зрелище, люди заранее занимали места на площади, чтобы увидеть его самим. Они прошли к двери через узкий человеческий коридор. Их и передние ряды зрителей разделяло несколько шагов.

Он принял решение назвать правила, до того, как донесутся первые требовательные выкрики из толпы. Браззавиль смотрел на него с терпеливым ожиданием, без намека на волнение и страх, с тем самым отстраненным видом.

— Согласно старинному своду ты, назвавшийся достойным высокого звания, должен исполнить следующие требования. Два до того, как войдешь в эту дверь. Первое требование заключено в том, что ты должен хорошо знать те земли, которыми ты будешь править.

— Я знаю эти земли. Я могу указать путь в любой конец, куда бы не просили.

— Кто может подтвердить? — спросил Эйлифорим.

— Я могу, — заявил Полага. — Поклянусь, чем скажете.

Эйлифорим кивнул, клятвы не требовалось. Он знал, какими путями этот кандидат в короли привел войско по трудным весенним дорогам. Следопыты с удивлением говорили о перемещениях врага по забытым тропам. Местность он знал.

— Требование второе заключается в том, что землям должен быть принесен дар, который послужит на благо всех.

Вместо слов Браззавиль достал из походной сумки свернутые в трубку листы и куски кожи вперемежку.

— Это! — сказал он и поднял свое сокровище над головой.

— Только не это, — обреченно прошипел Полага. — Опять.

— Я начертил все известные мне дороги во всех землях, что я прошел. Я научу ими пользоваться любого, кто пожелает.

Эйлифорим позволил себе развернуть сверток и вытащить один лист. Это был рисунок с какими-то точками и обозначениями.

— Что это?

— Это уменьшенный рисунок местности, точки — селения, города, места торжищ, а кривыми линиями обозначены проходы между ними.

Эйлифорим не мог сообразить, как этим пользоваться.

— А ну найди мне Каменное кольцо, — попросил он.

— Это место на другом листе, — обрадовался Браззавиль интересу своего испытателя.

Он поискал нужный лист. Потом развернул с помощью Полаги и одного из людей Эйлифорима, они держали лист на весу. Браззавиль встал плечом к плечу с Эйлифоримом и начал водить по листу рукой.

— Вот дорога из столицы, я показал ее слабой линией, она очень старая, мало кто пользуется ей. Дорога ведет к воде. Вода вот этим клином заходит на сушу. С этой стороны любят отдыхать жители столицы, а это дорога, которой они обычно путешествуют к воде, а этот берег высокий и изрезанный, здесь нет дорог и холмистая местность. Тут может ориентироваться опытный следопыт. Холмы могут ввести в заблуждение и путают дорогу. Каменное кольцо в стороне от воды. Дороги туда нет совсем, там лесистая местность.

"Хорошо, что он двери не отметил", — подумал про себя Эйлифорим. Он готов был принять этот дар и спрятать подальше от любопытных, что теснились к ним со стороны площади, всем интересно заглянуть в эти рисунки. Так любой путешественник отыщет проход куда угодно. У него дар, который из-за его молодости и наивности может принести как пользу, так и вред.

Каменное кольцо на этом рисунке было обозначено как концентрические круги, которые сверху напоминали рисунок медальона Эл. Эйлифорим из опасения накрыл этот рисунок рукой и приказал свернуть лист.

— Удивительный дар. Второе требование удовлетворено. Приступим к самому сложному, — он сказал так и уже усомнился, что для этого человека, что-то может быть сложным. — Ты войдешь в эту дверь, ты выбрал ночное время, хоть умные и опытные старшие уговаривали проходить испытание днем. Будет по твоему желанию. После рассвета ты должен выйти из парадного входа дворца на площадь, где будут тебя ждать. Ты или выйдешь, или станешь бродить по коридорам дворца вечно. Ты можешь пойти туда один, но если кто-либо пожелает разделить твою участь, он имеет на это право с условием, что станет следовать неотступно за тобой, иначе участь его будет печальной, подобной скитальцу-самозванцу. Предупреждаю тебя, молодой человек, если ты самозванец, печален будет твой конец. Подумай последний раз.

— Я готов, — кивнул Браззавиль.

— Я пойду с ним, — пробормотал Полага. — Не бросать же мальчишку одного.

Эйлифорим посмотрел на смельчака с опасением. Полага для убедительности встал рядом с Браззавилем, а тот совсем не возражал, не предостерегал его.

Эйлифорим от такого легкомыслия испытал чувство досады и сказал во всеуслышание:

— Может быть, кто-то еще пожелает присоединиться?

Толпа с шумом отступила, словно людей из первых рядом насильно хотели втянуть в опасное предприятие.

— Я пойду, — раздался знакомый Эйлифориму голос.

К ним протиснулся Арьес.

— Я стану беспристрастным судьей.

На лице Эйлифорима отразилось редкое для него выражение испуга. Арьес же напротив имел благодушный вид. Он не знал, что брат вернулся. После битвы Арьес пропал. Он, очевидно, повстречал Эл. Братья смотрели друг на друга какое-то время. Эйлифорим, как лицо официальное не мог отговаривать того, кто откликнулся на неосторожное предложение. Он решился возразить, но Арьес подал отрицательный знак и взял молодого человека за руку.

— Не против моей компании?

Браззавиль согласно кивнул, а Полага вытаращил на незнакомца глаза, он не помнил Арьеса, поэтому выходка горожанина показалась ему бравадой.

— Опомнись, — не выдержал Эйлифорим. — Зачем?

Он подумал, что свидание с великой повлияло на рассудок брата дурным образом. Он едва удержался, чтобы на глазах у всех не оттащить Арьеса в сторону.

— Должен же я лучше узнать своего будущего подопечного, — пояснил Арьес. — Опять же, я никогда не допускался во дворец, как приверженец владычицы, то есть иноверец. У меня есть масса причин поступить таким образом.

— Нам пора, — призвал их Браззавиль и пошел к пугающему всех проходу.

Он вошел первым в тишине, за его спиной утихли люди, некоторые отвернулись, потому что половина пришедших ждала позорного бегства лжепринца.

Полага поспешил следом, последним прошел Арьес. Дверь с шумом затворили назначенные Эйлифоримом стражи, которые останутся у двери до утра и не пропустят более никого ни туда, ни обратно.

Эйлифорим не мог даже подумать, что к ожиданию исхода предприятия добавиться тревога за брата. Он стоял у двери пока расходились на ночлег люди, потом обошел дворец и встретился с ожидающими на большой лестнице. Там ждало человек двадцать пять, разношерстная компания из людей запада, военного совета города, представителей Алмейра. Эйлифорим своим видом показал, что испытания начались, передал сверток — дар Браззавиля, совсем забыл свои опасения по поводу этих планов. За неимением сидений ожидающие расположились прямо на ступенях. Сверток разложили и, уже знакомые с начертаниями Браззавиля, люди запада стали объяснять остальным значения этих рисунков. Длилось это до самой темноты, пока различить ничего было невозможно.

— Я вижу в галерее какой-то свет, — сообщил из темноты чей-то голос.

Действительно свет мелькнул во втором ярусе, но быстро погас.

— Должно быть прислуга, — заметил кто-то из представителей Алмейра. — Не понимаю смысла прибегать к древней магии, ненадежное и опасное средство. Дайте один год сроку и станет очевидно, что он за король.

— А я почему-то не вижу той высокой девушки, что сопровождала его, — заметил другой. — В стане сплетничали, что она колдунья. Отъявленная бестия надо заметить, никто из ее отряда в ямы не угодил.

— Пусть без нее, а то заявят, что она провела его по дворцу. Говорят, что она принцесса.

— Еще скажите, его невеста, — саркастически заметил Эйлифорим, который стоял и следил за галереями, ожидая, что огонь мелькнет снова.

— Нет. Про нее кроме сплетен не известно ничего, значит, колдунья.

— Колдовство не возбраняется законом.

Эйлифорим понял, что ему одному известна истинная опасность, которой подвергли Браззавиля, окружающие не придавали событию должной важности. Для них не имеет значения, выживет он или превратиться в призрак, а с ним и его спутники.

* * *

В темноте подземелий, куда они сошли по крутой и неудобной лестнице, стояла тишина. Эти коридоры больше не использовались под тюремные помещения. Здесь никто не был. Арьес ощущал присутствие всего двоих людей. Арьес точно отличил Браззавиля от Полаги. Все трое молчали, Полага из страха, а Арьес из вежливости, чтобы не мешать обоим. Он, как чужак, мог вызвать недовольство своим присутствием, особенно у Полаги. Он шел последним, ориентируясь по шуму шагов впереди и слабым шлейфам энергий, которые оставляли спутники. Снаружи не проникало ничего. Они неожиданно быстро оказались в первом ярусе, выскользнув в полумрак вечера из-за какого-то поворота.

— Молодец! — воскликнул Полага и с радостью наскочил на Браззавиля. — Ух, на воздухе как хорошо! Не сворачивай ты больше в эти коридоры.

— Я не обещаю, — сказал Браззавиль и остановился.

— Почему стоим? — поинтересовался Полага.

— Потому что нужно стоять, — ответил Браззавиль. Он осмотрелся. Подошел к стене и провел по ней рукой. — Гладкая. Я совсем не помню гладких стен.

— Ты вообще не помнишь стен, ты под крышей больше чем на ночь не останавливался, — пошутил Полага.

Браззавиль на его шутку не ответил, он придирчиво изучал стену. Потом он повернулся и пошел по галерее, оставляя слева открытые на площадь арочные проемы .

— А почему туда. Дворец-то круглый. Какая разница? — Полага пожал плечами и поспешил за ним, чтобы не отстать.

Арьес сохранял молчание. Он шел тихо, стараясь не привлекать внимание спутников к своей персоне. Так ему проще было составить представление о них. Юноша, а для Арьеса Браззавиль имел такой возраст, молчаливо брел по своему наитию, переходя то к стене с рядом дверей, то к открытым аркам. Он ни разу не выглянул наружу. Они шли по первой галерее долго, пока Браззавиль не открыл одну из дверей и не нырнул в темноту. Полага шмыгнул следом, и из темноты слышался выговор, который он устроил Браззавилю за резкое изменение маршрута, заметив среди прочего, что он не собирается становиться призраком. Они поднялись по лестнице и оказались в проходе состоящей из анфилады комнат. Браззавиль нашел светильник, подал его Полаге, чтобы тот зажег. Полага долго вертел шар, вопросительно разглядывая его. Браззавиль сжалился и тряхнул светильник, он распространил по комнате слабый свет.

— Как ты узнал? — удивился Полага.

Браззавиль не ответил, он уже шагал впереди. Полага не успокоился и стал разговаривать с Арьесом.

— Не страшно стать местным духом?

— Я не боюсь исчезнуть, — ответил Арьес.

— Как именовать тебя?

— Арьес, я брат того, кто говорил о правилах.

— Он был против твоего похода с нами, я заметил это. Очень странно, что он твой брат. Захотелось проследить за нами?

— За вами? Проследить — бессмысленное занятие, прохода никто не знает, кроме короля, — ответил Арьес.

— А как пользовались дворцом при прежнем короле? — удивился Полага.

— Ты отважный человек, но я заметил в тебе явное непонимание того, что происходит. Здесь смогут пройти и поселиться только те, кто будет верен королю или допущен в некоторые комнаты. Не более.

— А я знаю одну девушку, которая удрала из вашей тюрьмы. Это как?

— Не поверю, что Эл могла тебе такое рассказать, — усомнился Арьес. — Наслушался рассказов на площади.

— Наслушался, — согласился Полага. — Я знаю, что она великая и могла бы оказаться даже в вашей тюрьме. От нее всего можно ожидать.

— Ты говоришь он ней не слишком почтительно.

— Это потому что Полага считает, что поступки Эл не согласуются с принципами совести, — наконец заговорил Браззавиль, который вынужден был ждать их в одной из комнат.

— С чьей совестью твоей или ее? — попросил разъяснить Арьес у Полаги.

— И этот туда же, — всплеснул руками Полага. — Значит, у тебя третьи представления о совести?

И Полага стал пространно излагать, что такое совесть, и какими законами нравственности регулируются поступки смертных. Так они вышли в галерею второго яруса.

Стояла уже ночь. Браззавиль приблизился к перилам и посмотрел сначала вниз, потом вверх. Полага прекратил лекцию о совести и ждал, пока Браззавиль примет решение.

— Как ты ориентируешься? — тихо спросил у него Арьес.

Голос его звучал в сумраке певуче и вкрадчиво, словно он выпытывал что-то сокровенное.

Браззавиль махнул в сторону фонаря и тот погас.

— Зачем? — встревожился Полага.

— Он мне мешает, — ответил Браззавиль.

Он повернулся спиной к городу, смотрел под ноги и заговорил.

— Какое ломаное здесь течение силы. Тут следы перестройки. Стены меняли. Нам не пройти через эту галерею правильно. Следовало бы обойти ее вокруг, проверить двери, но некоторых дверей уже нет. Неправильно. Изнутри должно быть остались проходы.

Он, наверное думал, что отвечает на вопрос Арьеса. Полага постучал по лбу.

— Ты только не упади в обморок. Ты слишком тяжел для фонаря в ночи.

Полага не боялся так шутить, поскольку новому знакомому такой юмор был не понятен.

Браззавиль увел их из галереи, они прошли темными проходами, не зажигая светильник. Полага больше не шутил, ему то становилось жутко от тишины вокруг, когда они останавливались, чтобы Браззавиль нашелся куда повернуть, то странно от собственной решимости идти дальше. Он успел подумать о привязанности, которую испытывал к Браззавилю, необъяснимый интерес к тому, что еще способен из себя выудить этот его временами незнакомый друг. Так бывает со всеми, кто заново открывает другого человека. Полаге к середине ночи стало интересно, что такое делает Браззавиль, что они идут и идут наверх, и почему наверх? Они забрались на четвертый ярус, лезли по узенькому коридору в абсолютной темноте.

— Эл была права. И почему бы ни быть ей правой? Тут действительно нужно ориентироваться по звездам, — сказал Браззавиль, разыскав редкое окошко и свешиваясь наружу, чтобы взглянуть на ясное звездное небо над ними.

— И каким образом? — спросил Арьес, напустив на себя вид профана и голосом из темноты давая понять, что не понимает его.

— Обход происходит по ходу движения некоторых ночных светил. На каждом ярусе светило меняется. Я насчитал одиннадцать звезд, которые указывают схему движения силы в коридорах.

— Ты знаешь схему движения силы? — поинтересовался Арьес.

— Не совсем, — ответил Браззавиль. — Я чувствую саму силу.

Арьес не удивился. Его Эл выбрала. Он опять шел последним, ему тоже становилось страшно, как и Полаге, потому что его предполагаемый ученик не нуждался в учении, какое обычно преподавали особам его положения. Скорее ему следует преподать уроки того, как обращаться с простыми людьми, а как должен вести себя король в частной жизни указывать не требуется.

Они влезли наверх, выше была только башня.

— Сюда я пойду один, — остановил их Браззавиль. — Эл просила меня быть осторожным, вас с собой не брать. Полага, если я не вернусь, оставайтесь тут до утра. До утра. Идите только по внешним ходам, где галереи. Вы обязательно повстречаете кого-нибудь, и вас отсюда выведут.

— А как же условие? Мы станем тенями, если ты не вернешься? — спросил Полага.

— Я думаю это выдумки, чтобы отпугнуть лжецов, — веселым тоном ответил из тьмы Браззавиль.

— Как же, станут они врать, — возразил ему Полага.

Ответа не последовало.

— Эй! — окликнул Полага.

— Он ушел, — отозвался Арьес. — У меня сомнений не осталось — этот мальчик будет править.

— Ты пошел с нами поэтому? — спросил Полага. — Ты знаешь, что теперь случиться?

— Знаю в теории. Давай не будем говорить о нем, чтобы не отвлекать.

— О чем же нам говорить? Молчать не могу. Когда я нервничаю я либо совсем замолкаю, либо начинаю много говорить, — признался Полага.

— Я заметил. Ты выболтал правила из Кодекса Планет. Странное знание для воина и бродяги, вроде тебя. Ты имел отношение к ордену?

— Эл рассказала про меня. Хм, бестия. Зачем тебе?

— Тут нет секрета. Я бывший жрец ордена и, если мы — братья, то я обязан вам помогать.

— Бывший, значит, не братья, — возразил Полага. — И что такое бывший жрец? Такое вообще бывает?

— Бывает, — согласился Арьес. — Откуда тебе известно то, что ты рассказал?

Полага смутился.

— Я когда-то рассказал Эл о владычице. Она подчас располагает что-нибудь ей рассказать, о чем поведал ты? — решил признаться Арьес.

— Я не буду такое повторять, — угрюмо ответил Полага и указал на звезды. — Как это Браззавиль ориентируется по ним?

Полага ушел от ответа. Арьесу совсем не хотелось говорить о звездах. Однако, он принял из вежливости предложенную тему и стал объяснять Полаге, что светила совершают свой путь по определенным траекториям.

Он умолк где-то на середине рассказа. Время, кажется, мелькнуло. Он подумал о времени, когда догадался, что звезды, о которых он говорил, уже сдвинулись с прежних точек, а слева небо стало менять цвет. Его отвлекала от рассуждений фигура в проеме высокого и узкого входа в башню. Она светилась тем же тусклым светом, каким был теперь предутренний горизонт.

Арьес растерялся, а Полага хотел подскочить к фигуре, сделал прыжок и так же резво отпрыгнул назад.

— Ты только не падай, держись за стену, — обратился он к фигуре.

Арьес в сияющем лике узнал Браззавиля. Его лицо выражало крайнее смятение, почти испуг. Глаза молодого человека округлились, он смотрел перед собой, словно не видел никого, губы были приоткрыты, словно он говорил и замер на полуслове.

— Держись за стену, — призвал его Полага. — Что там случилось?

Браззавиль услышал его, но продолжал так же смотреть перед собой. Он удержался рукой за стену, тело его начало покачиваться. Арьес посмотрел на Полагу. Полага боролся с собой, он рвался помочь другу, но разум удерживал его от опасного для него действия. Он порывисто махал одной рукой, протянутой к Браззавилю, а другой помахивал за своей спиной.

— Не подходи к нему, — предупредил Полага, вспомнив о третьем человеке.

— Я уже видел этот свет, — успокоил Арьес и задал вопрос Браззавилю. — Что случилось ТАМ?

Он произнес последнее слово очень значимо.

— Я видел отца. Я видел владыку, — задыхаясь от волнения, проговорил Браззавиль. — Я узнал отца.

Полага превратился в статую, перестал махать руками, держал их на весу.

— Был договор? — тоном интересующегося знатока спросил Арьес.

Браззавиль, не меняя позы и выражения лица, ответил, словно говорил о деле общеизвестном.

— Да. Он позволил мне стать правителем, если я буду следовать его воле.

— А ты можешь не следовать? Эл упоминалась?

— Нет, — удивленно ответил Браззавиль.

При звуке имени он ожил, перестал быть похожим на умалишенного и перевел на Арьеса взгляд.

Лицо его светилось, на губах заиграла улыбка.

— Как тогда, — сказал он, вспоминая что-то, — только вместо нее я увидел другую фигуру. Я поднялся по лестнице, я крался... Так непросто было стряхнуть наваждение самому. Как легко.

И он побрел мимо Полаги. Арьес потянул Полагу за рукав, тот безропотно пошел следом. Полага шел молча. Арьес был рад, что на него не напала болтливость в такой вдохновляющий момент. Арьес любовался на переливы сияния исходившего от молодого короля. Никто не мешал ему наблюдать и радоваться. Из-под стоп новоизбранного разбегались искры и терялись в темноте тонкими змейками. Там, где слабое свечение касалось стены, проступал орнамент и гас, едва свет исчезал, следуя за хозяином. Арьес припомнил момент, когда Браззавиль обшаривал стену и недоумевал, что она гладкая. Все дело в том, что он видел другие стены. По легенде дворец владыки исчерчен священными знаками. Этот дворец был древним и подобным тому незримому для смертных, который этот человек, если Браззавиль просто человек, когда-то уже созерцал. И опять за этим свершением для мира смертных стояла Эл, а владыка только дозволил быть ее замыслу. Он решил, что потом расспросит, если не самого Браззавиля, то Полагу о моменте их знакомства с великой. А пока, Арьес торжествовал и радовался. Заканчивается, наконец, это смутное столетие.

— Глава 7 Беда

Эл окунулась с головой, и сидела под водой, пока хватило дыхания. Она не торопливо высунула из воды голову, волосы упали на глаза, она сделала глубокий вдох. Она еще раз окунулась, на этот раз запрокинула голову назад, так чтобы волосы соскользнули с лица, снова вынырнула. На лице ее заиграла довольная улыбка. Наконец-то одна. Наконец-то можно искупаться и смыть дорожную грязь и суету.

Начало лета было прохладным. Вода в заливе еще холодная, но для нее удовольствие — выше неудобств. Она дрожала мелкой дрожью, пока заходила в воду, едва окунувшись, она свыклась с ощущениями. Эл уступила прихоти понырять в удовольствие и насладиться одиночеством.

Великая она или нет, только скоро она замерзла, как говориться, до костей. Воздух оказался теплее. Эл выбралась из воды на камень и подставила лучам светила свою "шкурку", чтобы согреться и обсохнуть. Ей не хотелось мочить одежду, а в запасе не оказалось простого куска ткани, чтобы обтереться. Подрожав немного, она уловила момент, когда тело начало впитывать солнечную энергию и наступило состояние телесного блаженства. Тело подрагивало, а потом стало ровно вибрировать, пока не нагрелось. Эл подставила под лучи лицо, закрыла глаза.

Отдала бы все, чтобы оказаться где-нибудь на острове у Тома. Открыть глаза и увидеть море, безграничное и живое, дышащее земными силами. Все чаще ее посещала тоска по дому, по далеким, почти забытым пейзажам. Наверное, близость ухода будоражит ее воображение, заставляет грезить прошлым, а может случиться, что нет острова, все переменилось. Эл не хотелось верить, что раздел с тем миром, который она любит, составляет время, а не расстояние. Четыреста лет. Звучит, как приговор. Ее спасет только скачек через время, если он возможен.

В момент размышлений о скачке ее посетила тревога. Эл приписала ее собственным сомнениям. Но нет. Тревога превратилась в истошный призыв, так что холодок пошел по спине.

Эл поднялась с камня, нашла нужный сапог, добыла из кармашка в сапоге свой кинжал и распорола мешок с одеждой. К ее ногам вывалилась ее прежняя куртка. Только вот странность, она поменяла цвет с черной на серую, как прежде. Эл подняла штаны и куртку, повертела. Призыв перешел в мольбу. Некогда раздумывать над переменой цвета. Эл начала торопливо одеваться, старую одежду человека запада, спрятала под камнями. Пояс. Сумка. Эл поводила плечами, топнула обеими ногами и подтянула ремешки на сапогах.

* * *

Жеймир издали заметил ее фигурку и отчего-то не удивился. Накануне Маниэль от отчаяния стал звать ее. Эл шагала без плаща, ее одежда уже не выглядела такой роскошной. Скромный серый походный костюм, как у народа в горах или путешественников. Зато взглянула она тем же испытующим взглядом.

— Что произошло? — спросила она, никак не поприветствовав его.

Опять Жеймир не удивился, ему был понятен вопрос.

— Мирра. Голос пропал.

Эл отошла от него, села на выступ повозки и прикрыла кулаком губы.

— У нас по дороге два селения. Нас там ожидают с добрыми вестями. Как сказать людям, что она не скажет им? — голос Жеймира с нотами причитания заставил Эл бросить на него угрожающий взгляд.

Почти год певцы бродили в этих краях, дорога к обители была им не известна, они ушли от нужного места в сторону. Эл видела в этом их поступке дурной умысел. Поскольку чувствительный Маниэль не показался ей на глаза, то промедление — его промысел.

Эл осмотрелась два шатра и две палатки певцов были разбиты среди поля. Горы были на горизонте, до них дней семь-десять ходу, если бросить всю тяжелую кладь. Эл смотрела на горизонт и не ощущала нужды идти туда. Не случилось что-то. Что-то должно произойти, чтобы она почувствовала момент выступления. Ясным для нее стало то, что Обители Хранителей дверей ей не миновать.

Ее появление стало известно остальным, певцы появлялись, словно ни откуда, и приближались к ней. На лицах испуг смешался с надеждой. Женщины или плакали, или сдерживали слезы. Эл осмотрела их с тем же равнодушием, как и горизонт. Если бы кто-то был виновен, она уже увидела бы его или ее. Один взгляд был холоден и спокоен, на нем Эл задержала внимание — Соллидан с присущим ей достоинством смотрела поверх голов на Эл. Эл прочла: "Полюбуйся, что стало с твоим уходом". Эл приняла упрек, с той лишь оговоркой, что не способна быть в двух местах одновременно. Последним к ней вышел Маниэль. Он знаками попросил оставить их наедине.

— Не вини меня. Что-то твориться вокруг нас дурное, сил моих превыше. Мы не найдем никак дорогу в обитель. Эл ты нужна нам, как спасение. Если не поздно.

Эл вздохнула.

— Разберемся прежде, что у вас стряслось, — рассудительно и спокойно начала разговор Эл.

Маниэль покорно кивнул и начал рассказывать.

— Двадцать шесть дней назад мы проходили через маленький городок. Нас ожидали там, молва нас опережает. Не по традиции приняли нас в городе. Мы устраиваем наши пения на окраине, но там нам отвели большой дом и предложили за наши услуги много благ. Зима была тяжелой, весна холодной и долгой в этих краях. Мы рады были душевному приему. Пять вечеров мы посвятили пению и предсказаниям Мирры. Она была так взбудоражена тем, что чувствовала последние месяцы, она твердила предупреждения, уговаривала людей сохранять мир. До нас долетали слухи, что на севере — война. Люди в испуге кидались к Мирре, как к спасению. Эл, я со страхом слушал ее. Порой она говорила крамольные речи. Она сказала однажды, что владыка затевает для нас трудные времена. Чтобы я не слышал среди голосов мира, я не доводил это в песнях до простолюдинов. Мирра же не слушала меня. Она и себя не слышит, когда вещает. Мы поплатились за дерзость.

Тут Эл повернулась в сторону от него и произнесла.

— Это у тебя договор с владыкой, оттого ты в свои песни не вплетаешь нити о нем. У Мирры же такого договора нет, а поскольку дар ее больше, что у любого из подобных ей, то она проникает за пелену событий более важных, чем судьба этого мира. Она знает, кто я?

— Я знал, что ты будешь меня винить, — обиделся Маниэль. — Если бы Мирра не твердила о тебе так часто, я не взмолился бы о спасении.

— Так попросил бы владыку, — пожала плечами Эл. Она продолжила более миролюбивым тоном. — Я тебя не виню. Чтобы сохранить свой дар и ремесло, ты согласился с условиями, которые были предложены. Они оборачиваются против твоей воспитанницы. Это печально. Это сбылось. Чтобы впредь тебе не нарушать своих обязательств, за дальнейшей судьбой Мирры прослежу я. Пойдешь в обитель и попросишь наставника излечить ее, так как договорились с Жеймиром.

— Один? — спросил Маниэль.

— Возьми, кого пожелаешь с собой, кроме Мирры и меня.

— Ты отсылаешь меня?

— Я не могу идти в обитель. Для того, чтобы там появиться нужно разрешение.

— Прямо сейчас?

— А у тебя есть время медлить? Год скоро минет.

— Но о чем мне договариваться. О слепоте? О голосе?

Эл в ответ с грустью вздохнула.

— Там видно будет.

Эл присела на выступ повозки, сложила кисть в кисть руки на коленях и задумалась.

Маниэль смотрел на нее, испытывал одновременно стыд и трепет, горечь и успокоение. Он ушел, чтобы собраться в дорогу и найти спутника. Эл вздохнула еще раз, подняла глаза на все туже точку на горизонте, нервная змейка пробежала по спине.

Она обвела взглядом палатки, соскочила с повозки и твердым шагом направилась к маленькой палатке Мирры, которую всегда ставили отдельно.

Эл откинула занавес двери и тихо вошла, ступая как можно тише. На подстилке и подушках, накрытое покрывалами свернулось калачиком тело. Она было худенькое и терялось в складках ткани. Это была Мирра, и она не пошевелилась, когда Эл вошла. Она постояла немного и повернулась, когда до нее донеслось подобие голоса Мирры. Девушка благодаря своим способностям очень ясно формулировала мысли. "Мне не хочется видеть вас. Оставьте", — поняла ее Эл.

— Даже меня? — произнесла в слух Эл.

Тельце встрепенулось. Мирра повернулась и как могла выбиралась из-под большого покрывала. Она смогла опереться на одну руку, а другой беспомощно махала перед собой. "Не уходи!" — раздался ее призыв. Эл подошла ближе, и Мирра смогла ухватить рукой ее колено. Девушка была истощена и обессилена. Она вцепилась в ее ногу и попыталась подняться. Эл взяла ее за кисть, помогая подняться, но Мирре не удавалось никак встать на ноги. Тогда Эл присела. Мирра нащупала ее плечи, а потом обняла за шею, как ребенок. "Ты. Ты. Я не почувствовала тебя. Я не чувствую", — это был внутренний стон.

— Ну, спокойно. Тихо, — вслух уговаривала Эл. — Я здесь. Я не уйду.

Мирра не отпускала ее, спрятала лицо на плече Эл, а потом расплакалась. Эл самой стало тошно от вида этих страданий, как хорошо, что Мирра не почувствует ее мимолетное отчаяние. Эл не знала, что делать. Мирра не отпускала ее. Тогда Эл подхватила легкое худое тело на руки и вышла с ней на руках на воздух.

Там ее ждали все участники труппы, за исключением Маниэля. Эл поднесла Мирру к повозке, на которой сидела недавно и усадила на свое удобное место. Мирра не могла сидеть без помощи, поэтому Эл встала к ней лицом, так чтобы девушка могла опираться на ее плечи. Бледное лицо изможденное и сильно подурневшее напомнило Эл Алмейру, мать Мирры, которая выглядела приблизительно так же, когда они впервые познакомились. Тоже убитое горем выражение на лице, те же очи, только они не видели ничего и оставались неподвижны.

— Ничего, девочка моя, держись.

От прикосновений к Эл по телу Мирры бежали судороги.

"Огни. Огни в темноте", — слышалось в голове Эл, и губы Мирры беззвучно повторяли эти слова.

— Дайте мне воды, — потребовала Эл.

Ей преподнесли сосуд похожий на колбу. Эл выудила из сумки камешек и кинула в узкое горлышко. Камень стукнулся о дно, Эл взболтала жидкость. Биение камешка скоро прекратилось, Эл поднесла горлышко к губам Мирры.

— Пей.

Мирра отшатнулась. Тогда Эл почти силой заставила Мирру сделать глоток. Мирра издала громкий резкий хрип, Эл решила, что через чур запрокинула сосуд и девушка поперхнулась. Вода полилась обратно смешанная с кровью.

— Проклятье, — выругалась негромко Эл.

Мирра не могла кашлять, она хватала воздух, на лице застыла мука. Она повалилась на руки Эл. Эл сама отпила из сосуда, пьянящий эффект от напитка длился несколько мгновений, а потом появилась приятная бодрость и возбуждение. Это был обычный эликсир из кристаллов, который действовал на смертных самым благим образом. Мирра же с трудом дышала от одного глотка. Эл посмотрела на сосуд. Их обступили испуганные певцы.

— Устройте ей лежанку на воздухе. Лето все-таки, — распорядилась Эл суровым тоном.

Она читала на лицах извинения, а в мыслях спутанных страхом что-то вреде: "Это все из-за изгнания Бродяги. Обидели. Платим". Но платили не они, хоть и воспринимали странную болезнь, как общее горе. Приход Эл был неожиданным. Жеймир только теперь стал размышлять о том, как она возникла поблизости, на открытой местности, словно ниоткуда. И каким обычным ему показалось это появление. Эл не тревожили их предположения. Она здесь не по их мольбам.

Мирру устраивали общими усилиями, она полулежала на подушках, слабый ветерок колыхал ее волосы, словно давая понять, что в ней есть жизнь. Эл не отходила от нее до вечера, певцы по очереди поддерживали Мирру, не давая ей лежать. Эл старалась лишний раз не прикасаться к ней. Изможденное тело могло не выдержать ее энергии, и Мирра лишилась бы жизни. Эл справлялась с собой, чтобы не сердиться, потому что она не могла объяснить себе то, что творилось с девушкой. Горло Мирры не было воспалено, но кровило, едва ей подносили пищу или простую воду. Ей доставались малые крохи от того, чем ее питали.

Наконец, видя общую усталость, Эл попросила развести костер, чтобы люди отдохнули и посидели в сторонке. С ней и Миррой осталась одна Соллидан.

— Ее опоили чем-то? Я не вижу признаков явных повреждений. Что это за болезнь? — спрашивала Эл обращаясь к гордой женщине.

— Только я, — подчеркнуто резко заговорила Соллидан, — всегда подаю ей пищу и воду. Ты заявляешь мою вину? Я отравила ее?

— Мирра не отравлена, — ответила Эл. — Я ищу не виноватых, а причину. Я опрошу всех до единого. Почему бы, не начать с вас?

— Что ты пытаешься узнать у меня?

— Как точно случилось и когда?

— В городе, который мы проходили. Мы нарушили традицию. Если уж говорить о причинах, то их так много, что едва ли найдется главная.

— И какие причины?

— Она вошла в тот возраст, когда девице полагается замужество. Вещает она или простая служанка, законы мира одинаковы для всех женщин.

Эл серьезно посмотрела на Соллидан и, стараясь сдержать улыбку, произнесла:

— Ну, мы то с вами не замужем.

— Я вдова, — с достоинством ответила женщина. — А тебя эта участь не минет. Под серыми одеждами тебе не спрятать свою суть.

— А другие причины? — вернулась Эл к теме разговора.

— Ей не полагается вещать в городах. Силу нельзя вызывать среди поселений простолюдинов, она дурно влияет на их умы и души, сила для избранных. Она нарушила условие. Другая причина в том, что она доводила себя до крайнего напряжения. Это претит природе. И, наконец, она отвергла любовь, которая распахнулась для нее. Глупо было слушать двух стариков, а не зов души.

Слова Соллидан звучали обвинением, резали слух, не нравились Эл. Она строго глянула на женщину.

— В ваших речах тоже мало любви, к счастью она слишком слаба, чтобы внимать им.

Эл ожидала ночи. Соллидан осталась с Миррой, а Эл пошла к костру. Присев в общем кругу, она вызвала замешательство и тишину.

— Не ждали меня? — спросила Эл.

Никто не смел говорить. Атмосфера была напряженной. Жеймир сидел напротив Эл отводил взгляд, сминал в руках какой-то мешочек.

— Мы не ждали тебя. Верно. Ты ушла с гневом, — он следовал своим мыслям, а не отвечал на вопрос.

— Что нам теперь делать? — спросила маленькая женщина, голос которой Эл слышала только в общем пении.

— Маниэль уже ушел? — спросила Эл, обращаясь к Жеймиру.

Жеймир жестом указал на горы, уже скрытые сумерками.

— Туда ушел.

— Мы двинемся за ним завтра, — сообщила Эл.

— По дороге поселения. Нас ждут. Если узнают, что пророчица умолкла, то начнется паника. Скоро торг. Вести нас обгонят. Мы сдвинуться отсюда не можем, потому что поблизости обжитые места, и мы повстречаем охотников до предсказаний, — возразил ей певец.

— И долго вы так будете прятаться?

— Но как быть с той смутой, которая непременно будет, когда мир узнает о потере Миррой дара? — очень озабоченно спросил Жеймир.

— Вы давно были в этих краях? Знают здесь Мирру в лицо? — спросила Эл.

— Нет. Ее тут не знают. В этих краях она бывала давно, девочкой, — сказала пожилая женщина, которая знала Мирру. Дорог здесь мало, и они трудны для нас. Мы все любим просторы и открытые места.

Рядом с Эл сидела девушка, которую Эл тронула за рукав и поманила за собой. Девушка испуганно потрусила к палатке. Певцы в ожидании затихли. Прошло какое-то время, прежде чем обе вновь вышли к огню. Присутствующие обмерли. Девушка смущенно уступала Эл дорогу, а та шла в круг в простом длиннополом платье без пояса, которое она еще прошлой осенью приобрела на торге, поддавшись уговорам торговца, который очень поэтично хвалил свои товары. Эл полагала, что платье пригодиться Мирре, но теперь она потерялась бы в нем, так исхудав. Эл с хитрой улыбкой оглядела кружок у костра и повернулась вокруг своей оси.

— Если не будет возражений, я заменю Мирру.

Наградив всех хитрющей улыбкой, и не дождавшись возражений, она сказала:

— Завтра в дорогу. Прошу всех хорошенько вспомнить тот день, когда случилась беда. Мне нужно знать все до мелочей. И не пугайтесь, я ищу причину, а не виноватого.

— Глава 8 Предательство

Шатер был погружен в полумрак, только фигура пророчицы, окутанная пятном света, читалась на фоне занавеса. Пространство разделилось на сцену и зал. Девушка, закрыв глаза, тихо покачивалась и пела. Голос чистый и тихий переходил от низких тонов к высоким, демонстрируя широкий диапазон. Она изъяснялась тем языком стиха, которым владели столетия назад. Люди пересказывали легенды друг другу простым языком, а такой стройной речи, сплетенной в изысканные фразы, они никогда не слыхали, оттого, быть может, они так легко ложились на душу. Люди уходили из шатра задумчивые и твердили обрывки песен. После вечера предсказаний они шли домой ошарашенные услышанными историями, среди домашних начинались разговоры о давних временах, домочадцы задумчиво делились впечатлениями и были единодушны в том, что в прошлом их мир был каким-то другим. Они не говорили лучшим, они понимали и соглашались, что мир изменился.

Эл правдоподобно изображала слепую в присутствии посторонних, не вызывая жалости. В сам момент так называемых откровений она копировала Мирру, словно она сама стояла перед занавесом.

Жеймир только того и ждал, что найдется один из посетителей торга и узнает, что девушка не та. Однако, он каждый раз поражался тому впечатлению, которое Эл производила на людей. Мирра вызывала всплеск любопытства, жалость, некоторую корысть, Эл словно встряхивала людей и заставляла задуматься, что мир шире, чем их представления о нем.

Певцы опасались быть поблизости во время представлений. Обман пугал их, присутствие Эл тяготило, а Эл стремилась уединиться с Миррой от всех, едва гас свет в шатре.

И так от селения к селению. Едва певцы уходили от одного обжитого места, к ним приходил проситель из следующего, жителям которого так хотелось услышать чудо предсказания.

А Эл возвращалась к Мирре, ласково гладила ее голову и говорила.

— Ты молодец, девочка. Я хорошо слышала тебя сегодня. Это не легенды. Это твои воспоминания.

Секрет был прост. Эл стояла перед занавесом, а Мирра лежала за ним, а поскольку, Эл не составляло труда услышать Мирру, то люди слышали песни Мирры в исполнении Эл. Эта связь становилась все крепче. Эл увлекалась состояниями Мирры, находя в них откровения для себя.

Рассказы певцов ничего ей не подсказывали, в них была большая доля предположений и домыслов. Слова Эл о поисках причины восприняли буквально, вместо точных описаний событий Эл слушала откровения о том, как они виноваты перед владыкой, Бродягой и Эл. Приученные говорить правду некоторые из труппы признались, что сочли недуг Мирры проклятием, которое наложила сама Эл. Как бы нелепо ни звучали их догадки, Эл выяснила, что не найдя объяснения ее положению, они причислили ее к колдовскому миру, к тем, кто играет гранями миров недоступных простым людям. Эл и впредь не сочла нужным объяснить, кто она такая. Она не стремилась к главенствующей роли, кроме Мирры и причины странной болезни, ее никто и ни что не интересовало.

Сведя вместе все рассказы, Эл поняла, что никто не присутствовал при моменте, когда Мирра заболела. Эту деталь можно было узнать только у девушки. Мирра пребывала в изнеможении, переходившем в беспамятство. Даже будучи погруженная в свои видения, мир теперь более реальный для нее, чем жизнь, она тратила силы. Она шевелила беззвучно губами, когда хотела говорить, но никто не привык понимать ее. Эл в шатре пересказывала вместо нее самое прекрасное из того, что могла почерпнуть Мирра за гранью реальности. Эл не считала свои действия обманом, она ничего не придумывала. Мирра после таких сеансов становилась умиротвореннее, засыпала или теряла сознание. Так ей было проще переносить недуг. Если она приходила с сознание, то искала Эл, брала ее руку и держала, пока ей не становилось тяжело. Эл не задала вопросов, она ухаживала за Миррой, стараясь как можно реже касаться ее.

Шли дни, они двигались к горам. Дороги стали круче. Скоро повозки придется бросить. Эл понимала, что не все желают идти в обитель. Напряженная атмосфера угнетала певцов, близился момент раскола. Эл смотрела на приближающиеся вершины, как на грядущее испытание.

Было летнее утро. Недалеко от места стоянки среди неровной, холмистой местности, какая бывает в предгорьях, Эл нашла источник, из земли бил ключ, вода его стекала вниз, образуя что-то похожее на озеро, мелкое с каменистым дном, прозрачное и манящее. Эл принесла к озеру Мирру, надеясь, что этот осколок живительной стихии повлияет на девушку наилучшим образом. Их сопровождала Соллидан.

Эл скинула платье, оставаясь в тонкой рубахе длинной по щиколотку, раздела Мирру и осторожно, заботливо окунула ее в воду, уложив тело на мелководье. Мирра почувствовала воду и ожила. Тело ее было истощено и обезвожено. Сердце сжималось от взгляда на нее. Эл придерживала голову Мирры, чтобы она не ушла под воду. Намокшая рубашка мешала ей, Эл разделась и употребила ее подол на то, чтобы смыть с лица и тела Мирры дорожную грязь. Девушка поймала ртом несколько капель и проглотила, она могла пить и есть каплями. Мирра сама окунала пальцы в воду и утирала губы, капли лились ей в рот с кончиков пальцев, и на изможденном лице, наконец-то, появилось выражение радости. Эл внимательно смотрела, как она глотает воду, не морщась, перенося боль. Ее тело впитывало влагу, насыщалось той мощной силой, какую дает эта древняя стихия. Эл на ум пришло воспоминание о Мейхиле, как он боялся воды, а потом отдался ее силе и опьяненный ею зажег в Эл те глубокие и горячие чувства, которые напомнили ей о земных мгновениях любви. Она сейчас того же желала Мирре. Эл знала, что чудес не бывает, что Мирра больна и не станет в одночасье здоровой, но так хотелось верить в возможность излечения. Поэтому Эл так заботливо купала девушку в теплой летней воде, и знала, что немного облегчает ее страдания.

Мирра протянула к ней руки и обхватила за шею. Эл исполнила ее желание и легла в воду рядом с ней, чтобы Мирра могла почувствовать ее присутствие. Поза была не совсем удобной, Эл придерживала рукой затылок Мирры, потом нашла гладкий камень и положила ей под голову, у нее появилась возможность устроиться удобнее на камнях дна. Мирра не выпускала шею Эл, обвив ее тонкой рукой.

Глаза Мирры смотрели прямо. Вверх. В эти минуты можно было подумать, что она видит небо, такое чистое и светлое, что взгляд ее прикован к высоте. Эл смотрела в лицо девушке и вообразила, чтобы она могла увидеть. Эл представилось не небо, а кромешная темнота. Свет дня погас, и настала вечная ночь. Но нет. Мрак не был абсолютным, смутная цепочка огней извивалась и кружилась, делая круг и возвращаясь в тьму, и снова выныривая из нее. Потом слабый контур очертаний чего-то овального высветила эта цепочка огней. Света не было, угадывались черты смешанные больше с осязательными ощущениями и вместе с тем видимые. Эл словно сама нащупала овал лица, только не кожу она чувствовала, а твердую преграду похожую на камень. Видение поразило Эл, нарушило ее спокойствие и вернуло свет дня.

Мирра мокрыми пальцами исследовала лицо Эл, не сложно догадаться, чьи переживания Эл уловила. Тем удивительнее было открытие.

— Лицо такое знакомое, — услышала она Мирру, но не ее голос, а то, о чем она думала, внутренний звук, отчетливый и живой.

— Лицо обычное, таких много, — подумала Эл и решила, что лукавит.

Мирра скользила по ее волосам.

— Почему они короткие? — спросила Мирра.

— Потому что я их укоротила, — ответила Эл.

Мирра оживала. Эл радовалась, и одновременно в уме вертелись другие мысли. Наступил момент, когда нужно будет расспросить Мирру о случившемся, другого такого случая может не быть. Мирра на грани смерти и, если она не выживет, если Эл не найдет причину, то надежда на свободу умрет и для Эл. Она ощутила свою зависимость от жизни девушки и почувствовала укол совести. Получается, что Мирра важна ей, как шанс, выбраться отсюда. Мысль была неприятной. И зачем же она в действительности кинулась спасать Мирру? Какая разница между ее давним, бескорыстным порывом помочь Алмейре, и той корыстью, которая была в том, что она теперь делает для ее дочери! Если бы не цель, стала бы она спасать девушку? Неужели она действительно превратилась в великую, для которой страдания не таких совершенных существ как она — средство к достижению цели? Она делала так ради себя. Эл замерзла от таких рассуждений в теплой летней воде.

Эл высвободилась из рук Мирры и села. Мирра ухватилась за нее и тоже пыталась сесть. Эл пришлось усадить ее и обнять за плечи одной рукой. Мирра положила ей голову на колени и замерла.

— Ты меня слышишь? — спросила Эл про себя.

— Я так ясно тебя слышу. Других не слышу, а тебя...

— Я должна признаться, Мирра, — перебила Эл. — Я не случайно оказалась рядом. От тебя зависит моя свобода.

Это признание ничего бы не дало Эл, кроме облегчения.

— От меня, — прозвучало не вопросительно. — Что теперь может зависеть, я сама завишу от всех и всегда. Я не могу сказать о судьбе. Я не вижу. Когда видела, то не заметила твоей заинтересованности. Я почувствовала тебя, как чувствуют ветер или слышат звук.

— Я умею обманывать.

— Ты?

— И это становиться привычкой.

У Эл появилось желание выговориться. Она бросила косой взгляд на Мирру и улыбнулась. Дар пропал? Тщедушное тело не сохранило физический сил, но осталась способность, которую этот проводник правды о мире сохранил за собой. Это Мирра провоцировала Эл на признания! Эти угрызения совести результат присутствия рядом этого "магического кристалла".

— Чему ты так рада? Ты смеешься.

— Я рада новому открытию. Мирра, прости мою жестокость. Только мне придется вернуть тебя к тому моменту, когда ты потеряла голос. Если я буду знать, то найду средство вылечить тебя.

— Эл, могущественная и непонятная Эл, разве ты не догадалась, что я не хочу больше существовать? Моя ненужность так очевидна, мои страдания лишают меня желания существовать. Как странно твое признание, что я тебе нужна. Ты не свободна? Я не знаю существа свободнее, чем ты.

— Это неправда. Я самое несвободное существо, какое ты знаешь, — возразила Эл. — Мирра мне нужно, чтобы ты жила. Я готова молить тебя выжить. Не могу сказать зачем. Ты мне нужна. Мирра сосредоточься. Я должна узнать, как ты потеряла голос.

И Эл совершила действие, за которое прежде презирала бы себя. Она проникла в сознание Мирры и заставила ее вспоминать. Эл никогда не слепла, небольшие повреждения глаз от перегрузок были не в счет. Ощущения Мирры отличались новизной, это были не видения, Эл ненадолго потеряла смысл происходящего. Механизм был уже запущен. Пространство вокруг гудело от обилия присутствующих. За тонким занавесом, который отделял ее от зала, никого не было. Мирра, отделенная от всех, и все же находившаяся среди всех готовилась прорицать. Она устала за предыдущие четыре вечера и поэтому тщательно собиралась с силами для последнего раза. Вчера она проникла в какую-то дальнюю сферу и оказалась среди тишины, которую не нарушали мирские звуки. Там среди этой тишины, только там она могла услышать тот голос, что говорил с ней, ради которого она погружалась в забытье. Голоса не было долго. Она не могла окунуться в тишину. Вчера она описала сражение и море, рассказала жителю столицы о его родных ожидавших осады города и его падения. И то, как пришли люди из города проклятых, чтобы помочь, потому что сочли, что столица важнее дикарей. И как среди толпы на улицах оказались маленькие люди и принесли важную вещь для главы города. И тоской наполнилось сердце одного из тех, кто решился взять оружие вопреки обету. Среди этой непонятной смеси мыслей, не ее, а тех дальних людей, она услышала тот звук, который был знаком. И перед ней снова появилась цепочка огней и силуэт. Их появление всегда сулило важное известие.

— Ну, выпей же, — ей показалось, что рядом Соллидан.

Она жадно прильнула к чаше, потому что жажда была сильной. Очень холодная и безвкусная жидкость приободрила ее, заглушила рев и гул, проникшие в реальность. Затмение наступило потом. Все затихло. Мирра, наконец, перевела дух, еще не зная, что мир затих для нее навсегда. И далеко не сразу она догадалась, что не в состоянии ощущать как прежде, что не может больше говорить, и что из этого положения она уже не сможет вернуться.

Мысль, что возвращения не будет, заставила ее вздрогнуть, мир обрел очертания, и Эл стала собой. Плеск воды рядом и собственная рука напротив лица убедили Эл, что она пережила прошлое состояние Мирры, которое хотела увидеть. Мирра по-прежнему сидела согнувшись, Эл не видела ее лица, но ощутила в ней нотки блаженства.

— Спасибо, — едва расслышала Эл. — Так вот, что означает видеть. Эл. Это прекрасно.

Эл набрала в ладонь воды и плеснула себе в лицо.

Она сообразила, что на короткий момент они поменялись местами.

— Мирра, ты... что ты видела?

— Воду.

— Ты знаешь, как выглядит вода? — спросила Эл.

У них за спинами стояла встревоженная непонятными разговорами Соллидан.

— Она не всегда была слепой, — послышался звук ее голоса.

Эл вопросительно оглянулась.

— Что я слышу? Какое своевременное признание.

— Маниэль просил молчать.

— Я догадалась, что вы тут все обещали себе и друг другу не говорить о некоторых ваших общих тайнах. Так ты нас слышала?

Мирра сжала холодной рукой кисть Эл.

— Поговори со мной еще, — попросила она.

Эл посмотрела на женщину и, приглашая ее сесть, сказала:

— У нас есть повод для беседы.

— Могла бы ты не смотреть так. Твой взгляд трудно переносить.

— Хорошо. Я буду сидеть спиной. Только я хочу, чтобы Мирра слышала нас. Оказывается, у событий есть еще один свидетель.

— Я не видела то, что происходило только что. Что это за сильное колдовство?

— Я пытаюсь вернуть Мирре ее прошлое.

— Пощадите. Вы убьете ее.

— Скажи, что я готова умереть, — вмешалась Мирра. — Я не догадывалась, что Соллидан слышит меня.

Эл вдруг встала, подняла на руки Мирру вынесла на берег, и уложив на камни у своих ног, выпрямилась.

— Сейчас мы узнаем у Соллидан, что это был за напиток?

И Эл с угрозой в глазах посмотрела на женщину.

По лицу Соллидан прошла судорога. Обнаженная великая вызвала у нее больший трепет, чем серые одежды или платье, делавшее Эл женственной, но недосягаемой. Тело Эл начало светиться, свет дня не мог скрыть сияния. Соллидан хотела отвести взгляд.

— Смотри, — прошипела Эл.

Соллидан пыталась бороться, отводить глаза, Эл беспощадным взглядом терзала ее.

Борьба длилась не долго, Соллидан пала ниц на камни и со стоном произнесла.

— Владыка!

Она почти выкрикнула это.

— Зачем ему?!

— Мирра опасна! Ее дар станет абсолютным, она узнает будущее!

— Что было в напитке?

— Просто много эликсира, много растворенного камня!

— Чем избавиться от него?! Говори! Дух вышибу!

— Мне все равно! Не ты так владыка!

— Лучше я! Быстро и безболезненно! — закричала Эл.

Мирра изогнулась и обхватила ноги Эл.

— Не надо. Не надо, — доносилось до Эл. — Не вступай в борьбу с ним. Тебе нельзя убивать. Тебе нельзя убивать.

Мирра стала агонизировать, ее тело неестественно изогнулось.

Эл перешагнула через нее, снова подняла на руки и вошла в воду, окунувшись в нее вместе с Миррой. Тело корчилось некоторое время, а потом затихло. Эл ощущала, что она дышит, что жива.

Вынырнув, она огляделась, Соллидан пропала. Мирра висела у нее на руках, едва дыша.

— Что же это? — Эл наклонилась над ней, рассматривая ее лицо. — Ты же должна была понять, Мирра. Зачем приняла напиток? Зачем?

— Он ушел, он забыл обо мне. Я не угодна владыке, я мучаю Маниэля, я не увижу больше Бродягу. Я не хочу существовать. Не хочу так. Мне было так больно. Мои видения стали мрачными. Другими. Эл прости, для тебя мой поступок — преступная слабость, но я не могу жить дальше без всего что люблю. Я несчастна. Я хотела умереть.

Эл молчала. Мирра говорила ей еще что-то, но Эл не прислушивалась. Ей самой было трудно в эти мгновения. Ярость смешалась с болью. Как он мог?! Так низко?! Она букашка перед ним?! Эл уверилась, что Мирра молила его о смерти.

— Ты просила его? — задала вопрос Эл.

— Да, — созналась Мирра.

— Ну что ж удачная комбинация — сделать жизнь невыносимой, а потом утолить горе отравой. Как возвышенно.

Эл оставила тело Мирры на мелководье, а сама вышла из воды, натягивая на себя мокрую рубаху.

Она села на камень и отвернулась от воды. Нужно остановить ярость раньше, чем она заполнит мысли. Это война. Эл не называла так свой уход, но разногласия с владыкой были так очевидны. Мирра только ставка в игре за ее свободу. Коль скоро так, то Эл решилась бросить еще один вызов.

Она принесла девушку в лагерь певцов. Грозный вид Эл предостерег их от расспросов.

— Жеймир, — позвала она. — Пойдешь с нами. Собери только самое нужное, распряги животное, мы пойдем в горы без повозки.

— Как пойдем?

— Ногами, — фыркнула Эл.

— Где Соллидан?

— Лучше не спрашивай.

Жеймир больше ничего не спросил. Эл скрылась в палатке и возвратилась в своем сером дорожном костюме, поверх рубахи был накинуть легкий жилет, а куртка свернута и перекинута через плечо. Она собралась так быстро, что Жеймир опомниться не успел. Он боялся, что она разозлиться на его медлительность, поэтому поспешил собирать пожитки. Эл тем временем давала какие-то указания остальным.

Скоро они шли в сторону хребта. Мирра беспомощно лежала на спине животного, оно сначала взбрыкивало из-за того, что не привыкло возить ношу на спине. Жеймир видел, что Эл сердита, ожидал, что животное получит пинков, но ошибся, Эл усмирила его самым нежным способом, и зверь топал смирно до самого перевала.

Жеймир не любил хождение по горам, он избегал заводить свою труппу в изрезанную местность.

— Мы тут не пройдем, — решил он возразить упрямому стремлению Эл. — Я стар для похода в горы. Я не умею лазать.

Эл не ответила, она шла пока, они не уткнулись в скалу, там она разрешила ему отдохнуть. Жеймиру было не до возражений, усталость взяла верх. Он не пытался узнать, как чувствует себя Мирра, жива ли она после подъема. Эл оставила их вдвоем, Жеймир не заметил, как она исчезла, а когда не увидел серый силуэт — забеспокоился. Куда ей было деваться от стены? Он слишком устал, поэтому не сдвинулся с места, сил хватило, чтобы осмотреться. Потом Жеймир махнул рукой на все происходящее, не он автор этой бессмысленной затеи, он устроился у стены, чтобы опереться спиной и расслабить тело.

— Я стар, — повторил он себе под нос.

Он не заметил, как возвратилась Эл, он был погружен в туман усталости. Эл потрепала его по плечу.

— Поднимайся, потом будешь отдыхать, — сказала она неожиданно заботливым тоном.

Жеймир бросил на нее взгляд, но тут же внимание его переключилось на шестерых рослых незнакомцев очень похожих друг на друга, одетых в серые одежды похожие на костюм Эл. Он опять удивлено посмотрел на девушку.

— У нас есть помощь, — пояснила она.

Мирру сняли со спины животного. У помощников имелись носилки, на которые ее уложили. Жеймир заметил на лицах незнакомцев удивление и жалость при виде измученной Мирры. Все действия происходили в молчании. Мирру понесли впереди четверо, за ними следовали Жеймир с животным в поводу и Эл, замыкали шествие двое незнакомцев.

Жеймиру опять не показалось странным, что у Эл в горах нашлись друзья, внутренне чувство подсказывало, что скоро он поймет, откуда она взялась. Его больше поразило то, что в горах нашлись удобные проходы. Мирру несли бережно, аккуратно, носилки плыли по неудобной для ходьбы местности. Носильщики меняли друг друга, не случайно их было шестеро. По широким тропам Мирру несли четверо, на узких двое, они сменялись часто, не давая друг другу уставать.

Вечером того же дня они вступили в коридор между теряющимися в высоте двумя скалами. Жеймир подумал, что это был разлом, он закончился пещерой, свет вечера погас в каменном мешке, дальше они вступили в подземелья при свете факелов, тропа была ровной, рукотворной. Жеймир ощутил холодок страха. Они все молчали, включая Эл. Воздух был здесь тягучим, густым, Жеймира начало мутить, а потом он рухнул на пол без сознания.

Он очнулся в каменной комнатке, где горели неярким светом несколько круглых светильников. Рядом растянувшись на такой же, как у него подстилке, дремала Эл. Жеймир не знал о ее способности спать и решил, что она погрузилась в задумчивость. Девушка лежала лицом вверх, на нем был покой. У Жеймира появилась возможность на свежую голову осмыслить события, участником которых он стал. Прежде усталость не позволяла мыслить разумно. Эл прибегла к какой-то магической церемонии, чтобы вызвать помощь, иначе, откуда они так быстро возникли. Весь их путь — колдовство. Где это видано, чтобы в горах были комнаты и коридоры. Это наваждение. Ни одна легенда, которых Жеймир за свою жизнь узнал много, не повествовала о горном народе. Он осмотрел наряд Эл, ее высокие сапоги и покачал головой.

В проеме двери появился кто-то. Жеймир уловил пригласительный жест, красноречивый, чтобы не понять. Он вышел за провожатым. Короткий путь привел их в комнату побольше, там сидел человек его лет, который так же молча предложил Жеймиру занять любое из сидений, приставленных к столу. Жеймир сел напротив хозяина, чтобы иметь возможность рассматривать его.

— Простите, что мы отозвали вас сюда. Ей необходимо одиночество и отдых. Она достаточно делает для нашего мира, чтобы иметь право на отдых.

— Это про Эл? Я думал она не устает, — сказал Жеймир и удивился своему измененному голосу, он звучал глухо и тихо.

Его собеседник ответил доброй улыбкой.

— Она сама виновата в подобном отношении. Она не считает нужным показывать свои слабости.

— Вы давно знакомы, если знаете о ее слабостях?— заметил Жеймир.

— Да. По вашим меркам, да. Пусть отдохнет. Вам любопытно знать, кто она? Она великая, хотя не похожа ни на одного великого из тех, кто мне некогда был известен. Она дочь владыки, которая отказалась служить ему. Болезнь Мирры — месть владыки. Мстил он не вам, не за ваши внутренние отношения, даже Маниэль и его договор тут ни при чем. Владыка мстит ей. Самой Эл пока трудно переосмыслить свои отношения, она доверяет отцу.

Жеймир, если и удивился, то немного. Такое объяснение улаживало большинство противоречий, которые возникали при общении с этой странной девушкой. Он еще не вспомнил о Бродяге, потому беспокойство не посетило его. Он плохо видел Эл в роли великой, только зачем добродушному хозяину его обманывать. Значит, великая.

— Почему вы говорите мне эти тайны.

— Тайны. Вовсе нет. Я считаю, что смертный должен знать, чем он готов пожертвовать, а что оставит себе. У вас отсюда два пути. Один ведет назад к той жизни, которая вам мила и привычна, правда протекать она будет уже без Мирры, Эл, без опасений и уверенности, что вы не зря странствовали всю жизнь. Другая дорога — сложный конфликт, в который вы будете втянуты, если останетесь с Миррой. Эл однажды покинет вас. Пока ее близость — гарантия безопасности, но если она уйдет, вы останетесь наедине с этим миром. Выбирайте.

— И что мне делать наедине с этим миром?

Он почти засмеялся.

— В одиночку вам существовать не придется. Я не могу предсказать исход замысла, в который Эл намеревается вас втянуть, но как сторона заинтересованная я предупреждаю такого же смертного, как я, что будет трудно. Не все затеи великих мне бывали по душе, но я убедился не один раз, что Эл не приносит вреда нашему миру, ее затеи достойны поддержки и участия.

— Я думал, что она одна из вас, — сообщил Жеймир о своих подозрениях.

— Мы считаем ее пришлой.

— О вас никто не знает, кроме нее.

— Нет. Смертные знают о нас, мало. Разыскать нас трудно, поэтому мы подобны легендам, которые вы любите пересказывать. Владыка знает о нас, но мы звено в цепи этого мира, которое нельзя разорвать без ущерба для него. Он согласен с нашим присутствием, он терпим, хоть мы не поклоняемся ему.

— Вы поклоняетесь владычице?

— Как можно поклоняться тому, чего нет? Нет, мы не имеем ничего общего с орденами смертных, которые известны вам.

— Невозможно служить чему-то абстрактно. Каков же смысл?

— Перемены. Перемены в мире, любые события, которые способствуют изменению положения в мире. Перед бесконечностью даже владыка бессилен. Законы — вот наша служба.

— И Эл вроде бы соответствует вашим планам.

— Она знает законы и не нарушает их. Даже ради своей свободы она не нарушила слово. Ей нужно помочь ради соблюдения равновесия в мирах. Она полезнее за пределами их, чем как исполнитель воли владыки.

— Я что-то не пойму. Если она против владыки, почему он не уничтожит ее? Так просто!

— Он рачительный хозяин, зачем уничтожать такую полезную ценность?

— Разве она не бросает ему вызов, пытаясь спасать Мирру? — Жеймир начал путаться в мыслях, объяснения постороннего запутывали его еще больше.

— Я рассудил, что ему пришлось бросить ей вызов, поскольку она не желает следовать его воле. Он имеет такое право, поскольку он здесь хозяин. Поэтому я и беседую с вами. Соберите всю вашу жизненную мудрость. Рассудите, как поступите вы и ваши подопечные.

— А Мирра? — удивился Жеймир.

— За судьбу Мирры теперь отвечает Эл. Она попросила, она редко просит помощи. Мы готовы вернуть Мирре здоровье, не зрение конечно, тут работа действительно для великой.

— А от меня-то что требуется? Пойду я дальше или нет, что это будет означать для Мирры.

— Признайтесь Эл. Она год по частям собирает то, что вы могли рассказать в одной беседе. Я говорил о жертве не случайно. Жертва — это ваш договор с владыкой. Ставка — правда. Не доводите ее до крайности, когда ради спасения Мирры она силой вытащит из вас правду. Маниэлю сложно поведать Эл правду, потому что он в замысле владыки не участвовал, он отозвался на резонанс, на способность девочки, а вы знали.

Жеймир с недоверием посмотрел на него.

Тут вошла Эл и опустилась на сидение у двери. Она зевнула, прикрывая рукой рот.

— Не терзай его, добрый друг. Мне его откровения не помогут. Я знаю, кто такая Мирра, что ее украли. Мне почти понятна причина ее слепоты и не известно средство, с помощью которого можно вернуть ей голос. Дар она все равно теряет. Жизнь бы сохранить. — Эл потерла кулаками глаза, чтобы отогнать сонное состояние. — Как же тут спиться хорошо, совсем не то, что наверху.

— Ты можешь отдыхать, мы тебя позовем, как только найдем намек на способ. Девушка пока еще жива. Отдыхай. Доверь смертным то, что они сами могут сделать.

Эл ответила широкой улыбкой.

— Надеюсь мне присниться выход.

Она ушла.

Жеймир посмотрел ей в след.

— Она не знает выхода? Я думал, что ей много подвластно.

Его собеседник позволил себе засмеяться.

— Не все. Как бы долго она не проводила в этом мире времени, всех тонкостей она знать не может. Никто, даже владыка, подчас не может точно предвидеть окончание истории. Раз уж она освободила вас от нужды откровенничать, я предложу вам другой труд. Вы доберетесь до Обители раньше двух девушек, будете ожидать их там. Ответа из Обители Хранителей дверей не последовало. Неизвестно достиг ли ее Маниэль. Вы позаботитесь о договоре. На всякий случай.

— Если я ей не нужен, зачем она взяла меня с собой? Я не молод для беготни по горам.

— Спасение Мирры вы именуете беготней? Напрасно, вы нужны Мирре или понадобитесь в ближайшее время, когда Эл не сможет ей уже помочь.

— Вы тоже прорицатель?

— Нет. Но ход событий так очевиден.

— Только не для меня. Я уже простых мелодий не могу расслышать, так все смешалось.

— Не все же вам быть певцом. И почему именно певцом? Я подозреваю, что эта участь вам уже наскучила.

— А на что я еще гожусь? — возразил Жеймир.

— Разве вы уже умерли для перемен?

— Перемены. Перемены. Только отовсюду и слышно о них. Да когда же они наступят?

— В тот момент, когда вы с ними согласитесь, — с улыбкой ответил его собеседник.

Уже утром Жеймира вели к Обители Хранителей дверей.

* * *

Эл проснулась от присутствия. Визитер ждал. Ждал терпеливо, пока она окончательно очнется.

— Приятные ощущения, — произнесла Эл, глядя в каменный свод комнаты.

— Все собрались, — произнес гость.

Эл оглядела его, они не были лично знакомы, он рассматривал ее со смущением и любопытством.

Эл села на постели.

— Идите, я знаю, куда мне нужно явиться.

Он вышел из комнаты, но не ушел совсем. Эл улыбнулась и стала одевать куртку. Придав себе аккуратный вид, стянув волосы на затылке шнурком, она покинула комнату, обнаружив своего спутника в коридоре. Она кивнула, словно соглашаясь с его присутствием. Они зашагали плечом к плечу по коридору.

— Ты что-то хочешь сказать? — спросила Эл.

Перед ней был один из воспитанников — "дитя гор", как они в шутку себя называли. Не будут говорить без необходимости или пока не спросят.

Эл чувствовала себя спокойно под сводами коридоров. Тут она чувствовала себя уютно, с тех пор, как они стали ей доверять. Она шла с чувством благодарности за возможность отдохнуть.

Все-таки, горы играли в ее судьбе не последнюю роль. Она не раз вспоминала Уэст, там произошло ее первое капитанское крещение. Предгорья Гималаев укрывали ее от назойливых землян, когда она боролась с собой после схватки с Нейбо. Как тут не усмотреть руку судьбы. Здесь горы стали пристанищем для таинственного рода людей. Эл старалась не вникать в их образ жизни, поскольку они неким образом уходили от внимания владыки. Он знал о существовании этого "тайного общества", сам привел ее к ним, но не мешал их обособленному существованию.

— Я хотел служить вам, — после некоторой паузы ответил ее спутник.

Эл посмотрела на него вопросительно.

— Опасное желание. Я отвечу отказом.

Он не выказал разочарования, Эл ощутила его боль. Он умолк. Последнее время она не утруждала себя объяснениями, но ту и случай другой.

— Мне лично слуги не требуются. Открою тайну, молодой человек, так и быть, люди пытавшиеся служить мне или следовать за мной либо испытывали разочарование из-за неизбежной переоценки картины мира, либо гибли. Я не желаю для тебя ни того, ни другого. Свое благородное желание ты можешь употребить на благо своего народа, поверь такая служба — нисколько не легче. Могу спросить, чем вызвано желание?

— Я хочу увидеть мир. Понять, что происходит. Почему наш орден выступает против владыки, — ответил он.

Эл улыбнулась.

— Звучит масштабно. Только я для этого не нужна.

Он изобразил удивление.

— Меня не отпустят отсюда. Я связан клятвой. Я должен молчать, кто я и откуда.

— Я не могу взять на себя подобную ответственность. Это дело твоих наставников.

— Я чувствую двери, — вдруг выпалил он, словно решившись.

— Тебя интересует механизм открытия дверей?

— Не только. Меня интересует устройство мира.

— Ты полагаешь, я могу тебе помочь? Задачка масштабная. — Она засмеялась.

— Я не нашел другого источника.

— Я? — Эл продолжила с улыбкой. — Я не знаю ответа.

Он изобразил недоверие и удивление. Эл пожала плечами.

— Стала бы я просить совета смертных, если бы знала ответы. Мне бы задачу попроще решить. Например, у меня на руках умирающая девушка, а я не знаю, как ее спасти.

— Как же так. Ты — совершенство!

Этот искренний порыв, вызвал у Эл удивление, она даже шаг замедлила. А потом она едва удержалась, чтобы не расхохотаться. Она хлопнула себя по щеке, не зная, что ему ответить.

— Совершенство, — повторила она. — Совершенство — это некая высшая точка. А все что отлично от высшей точки — уже не совершенство. Выше меня существует масса существ более, как ты выразился совершенных, но и они назовут точку еще выше. Так что вывод неправильный. Я ступенька достижимая для смертного, но не конечная.

— Смертный не может стать великим, — возразил он.

— Не знаю ответа на этот вопрос.

— Это не вопрос. Не может.

— Не могу привести пример. Я когда-то считалась смертной, но я не в счет. Меня создали с потенциалом. — Эл ускорила шаг, вспомнив, что ее ждут. — Тут есть поле для поисков. Ищи. Но не забудь, что простые задачи иногда дают более глубокие ответы.

Тут он отстал и Эл, наконец, вошла в зал, где собралось разношерстное общество.

— Мы собрались на единственную за это столетие встречу, — произнес "старый знакомый" Эл, который говорил с Жеймиром.

Эл указали место в общем кругу. Она поприветствовала всех короткими поклонами, прежде чем сесть. Здесь собрались представители "тайных обществ", как их можно было бы именовать. Хотя понятие "тайный" мало, что значило на том уровне, который они представляли. Собравшиеся знали о мире, возможно, больше, чем она. Эл надеялась, что на короткое время сможет превратить почтенное собрание в консилиум. Кто-то из них может знать, как помочь Мирре. Она только ради этого и согласилась.

— Они знают, кто я? — спросила Эл у сидевшего рядом горца.

— Каждый знает столько, сколько узнал, — неопределенно ответил он.

Эл сделала вид, что поняла его.

Она молчала недолго, здесь длинных речей не говорили. Обсуждали войну и перемены, которые она несет. Настала ее очередь.

— У нас вопрос к тебе, Эл, — обратился ее знакомый. — Как ты представляешь себе наш мир после всех преобразований?

— Вы имеете в виду объединение? — спросила она.

— А есть планы более масштабные? — спросил он.

— Я знаю, что никто из присутствующих не знает, что я намерена покинуть миры. Это мое последнее вмешательство в дела смертных.

— Объясни.

— Меня нашел странник, он дал мне понять, что мое присутствие в мирах противозаконно.

— И ты не ушла со странником, отпустив Радоборта.

— Ему уход был нужнее, а я не могла уйти, поскольку считала себя обязанной владыке.

— Это правда, что Фьюла почти убила тебя? — спросил другой.

— Да. Кажется, не нужно объяснять какого рода обязательствами я себя связала.

— Ты просила жизнь? — спросил тот же.

— Нет. Я тогда не имела уже возможности. Это воля владыки.

— Вы понимаете, друзья! — воскликнул третий. — Это хороший знак. Это знак.

— Да, жест добрый, — согласился знакомый Эл. — Однако, он превратил ее в слугу.

— Не долго же все длилось, — улыбнулся третий. — Она отпустила Радоборта и вывела из игры последнего претендента. Ход умный.

— Вы заподозрили, что я избавилась от соперника? Мы дружили с Радобортом, мы не считали друг друга даже близкими, пока не повстречались снова, — возразила Эл.

— Он был хорошим королем, — вздохнул кто-то слева от нее.

— Я нашла его дочь, — заявила Эл. — Радоборт просил меня.

— Девушка, которую ты привезла? — уточнил третий.

Эл кивнула в ответ.

— Она внучка владыки, если можно так выразиться, — добавила Эл.

— Кто же виновен в ее недуге?

— Отчасти я, отчасти она сама. — Эл не стала дожидаться расспросов и продолжила. — Мирра, точней Алмейра, не знает кто она, ее выкрали из города ребенком, дар которым она владеет, дар предсказания — следствие слепоты. Он может пропасть, если она прозреет. Если вообще выживет.

— Ты разве не владеешь силой, чтобы спасти ее?

— Я владею силой, но в это русло я ее направить не могу. Я не знаю механизма. Я не врач.

— Ты часть этого мира, — возразил ей сидевший напротив.

— Есть тонкий момент. Я могу убить силой. Мирра тянется ко мне, но моя сила ее убьет.

— Ты знаешь течение энергии. Тебя учил сам владыка.

— Она права. По меркам нашего мира она — пришелец. Напоминаю, братья, что она родилась и была воспитана в каналах других сил. Это был не наш мир, — поддержал Эл ее знакомый.

— И она так ничего и не создала, — добавил кто-то. — Созидание живого существа ей неизвестно. То, чем владеет простая женщина этого мира, недоступно дочери владыки. Если я понял верно ход последних событий, ты отказалась от брака?

— Однако, — удивилась Эл тому, какие тонкости им известны. — Я отказалась стать владычицей.

Зал наполнился шумом. Эл уловила одобрение и некоторое ликование в гуле голосов.

Тишина установилась, ее знакомый с одобрительной улыбкой заметил:

— Если ты намерена покинуть нас, то, быть может, ты отыщешь настоящую владычицу.

— Я думала об этом. Мне осталось последнее условие. Мирра должна продолжить династию, а для этого она должна жить.

Снова зашумели и, не дождавшись тишины, ее сосед справа наклонился и спросил с опаской:

— Речь идет о трех условиях? Я понял верно?

— Да, — согласилась Эл.

— Ты действительно великая. Ты кровью заплатила ему, а он предал тебя. Мне очень жаль.

Эл ощутила сочувствие, чего никак не ждала.

— Мне нужно спасти девушку, — сказала она.

Шум затихал.

— Друзья, спокойно. Владыка не хочет отпускать ее. Мы убедились еще раз в том, что она последняя надежда, но мы не можем возразить силам более высоким, — напомнил знакомый Эл.

— Совет Одиннадцати ее не примет! Она служила ему! Он учил ее! Он проклят. Это предательство, — послышались возражения.

— Он меня создал! — выкрикнула Эл.

Все затихли.

— Да. Хорошее напоминание, — одобрительно кивнул ее знакомый.

— Я не понимаю, зачем меня пригласили, зато знаю, почему я согласилась, — добавила Эл. — Я спешу.

— Мы хотим выработать стратегию, по которой будем существовать дальше Наш мир. Мир измениться, когда ты уйдешь.

— Так от меня указания нужны? Чем могу вам помочь? Права не имею. Я оказалась в оппозиции владыке. По его меркам — я изменила ему. Он знает, знает о каждом из вас. Он внучку свою не пожалел, чтобы меня остановить. Если вы мне поможете, то ни о какой стратегии на будущее речи идти не может. Что бы я не советовала, оно будет направлено против вас. Выжить бы. Он будет преследовать всех, кто мне поможет. Я знаю, что ставлю вас под удар. Просто мне никто теперь не поможет кроме смертных. Вам дано право решать свою судьбу. Вашу, народов, которым вы покровительствуете. Я знаю точно — династия будет на его условиях. Молодой король увидит его, и я перестану для него существовать, как авторитет. Я его нашла, владыка получит еще одного слугу. Он превратит его в своего слугу, если не сразу, то постепенно — это условие существования. Если Мирра выживет, то при ней нельзя будет лгать. Владыка не сможет так просто внушить свою волю. Пока что, он здесь решает, кто будет существовать, а кто нет. Не законы, а он. Мирра из тех немногих, кто удержит равновесие.

— Она права, — сказал ее сосед справа. — Сейчас малая задача важнее более масштабной. Мир измениться, может, станет хуже, но не погибнет.

Многим казалось странным, что они призваны сюда решить за великую исход событий. Дочь владыки находилась во власти узкого круга знающих. Их воля отпустить ее или нет.

— А что если мы попросим тебя остаться? — спросил ее сосед.

— Владыка убьет меня.

Эл ответила как можно тише.

Сосед осторожно коснулся ее кисти.

— Мы не позволим. Но ты должна быть готова, что твои последние действия могут принести боль. Тебе.

Эл кивнула.

— Свобода не дается без боли, — шепнула она.

Он согласился молчаливым кивком.

— Я знаю, как помочь твоей королеве. Давай дождемся окончания встречи.

* * *

До того как они могли поговорить, прошло больше времени, чем могло выдержать терпение Эл. Она должна была рассказать этим знающим мужам о Бродяге и ее выборе, о его способностях. Наконец, они согласились с тем, что она не помогала ему на испытаниях. Так Эл узнала, что Браззавиль стал королем, пусть и не сомневалась, но подтверждение все же пришло. Пришлось так же показать медальон тем, кто не знал о нем.

Эл догадалась, что они действительно давно не встречались. Этот экстренный совет, покрытый тайной, как всем казалось, не укроется от владыки.

Об этом заговорил ее новый знакомый в присутствии уже старого знакомого. Эл так их окрестила про себя, чтобы не узнавать имен.

— Мне очевидно, что они не могут покинуть эти священные коридоры до тех пор, пока молодая королева не вернет себе возможность двигаться. Задача трудная. Могу ли я попросить тебя об услуге? — спросил он у Эл.

— Конечно, — кивнула она.

— Нам нужна вода для напитка. Вода не из этого мира. Нам нужна вода, в которой камни не растворяются.

— Из другого мира, — понимающе кивнула Эл. — Я добуду. Это как дверь открыть.

Она не сдержала улыбку. Она с трудом сдерживалась, чтобы не выказать свою радость, начав подскакивать на месте, как ребенок.

— Можешь не спешить. Твой спутник не сразу доберется до обители. Он был прав, когда говорил, что стар для путешествий.

— Пусть потрудится спасти ее, как потрудился ее украсть, — равнодушно заметила Эл.

— Прежде, чем лечить, нужно вернуть ей общее здоровье. На это нужно время. Мы справимся без тебя.

— Ей нужно вернуть желание жить в принципе, — вздохнула Эл.

— Обязательство перед тобой. Ты надеешься на брак, но будут ли они понимать друг друга так же, как понимали, будучи нищими скитальцами. Власть и достаток — это тоже испытание.

— Перед родителями Алмейры стояла еще более сложная задача. У них чуть проще. Она любит его, а он ее. Хочу проверить свою жестокость. Это испытание моим актерским способностям. А я буду строга. Имею право. Я потребую исполнения всех обещаний.

И она улыбнулась.

— А тебя кто-нибудь испытывал так же? — спросил старый знакомый.

— Еще бы. Сам владыка научил меня точно выбирать, кого я люблю. Так же он научил, кому стоит помогать, а кто не стоит шевеления мысли.

— Поэтому ты не навещаешь четвертый мир.

— Навещала. Разок.

— Закончился визит государственным переворотом, если не ошибаюсь, — заметил новый знакомый и засмеялся.

— Я привыкла, что здесь встретишь того, кто хорошо осведомлен. Я просто расшевелила это самодовольное общество, маленькая месть за традицию охоты во втором мире. Для лечения Алмейры потребуется много времени?

— Для возвращения голоса не более месяца, а для того, чтобы вернуть ей зрение придется идти в Обитель.

— Надеюсь, вы дадите ей сопровождение. У меня есть причины не навещать Обитель.

— Здесь есть сложность. Настоятель болен, поэтому сегодня его не было на совете, — сказал старый знакомый.

Эл стало не по себе от мысли, что сегодня она могла встретить его.

— Не будем загадывать вперед, — сказала она.

— Эл, тебе придется взять обитель под защиту. Может произойти любое событие. Мы дадим несколько десятков воинов. Рядом дверь, и предсказать не возможно, какая сила явиться помешать.

— Что я могу сделать для Алмейры?

— Ты уже называешь ее Алмейрой, а она не помнит этого. Пока она останется Миррой. Добудь воду, а потом мы должемся дня цветения храмового кустарника в городе Алмейре, его цветы целебны. Нам бы лучше подошли старые цветы, но жители города мало знают их силу и почти все выбрасывают.

— Как ты сказал? Старые цветы? Я сейчас вернусь.

Эл соскочила с кресла и исчезла в дверях, как торопливый юнец. Она едва не заблудилась в коридорах, но вернулась со своей потертой дорожной сумой, по дороге что-то выуживая из нее. Она достала узелок тонкой ткани и, положив на колени новому знакомому, развязала его словно там было сокровище.

— Это подойдет? — спросила она. — Я ношу их почти год, не смогла выбросить. Подарок. Мне их отдала прелестная девчушка, которая прислуживает как раз в храме Владычицы.

Лепестки до сих пор приятно пахли. Ее новый знакомый кивнул удивленно и одобрительно.

— Да. Ты носила их год при себе? Какую же силу они вобрали?

— Это не повредит Мирре?

— Думаю, нет. Не хочешь ждать?

— Нет. Не хочу.

— Принеси воду, а мы начнем.

— Глава 9 Обитель

Мирра покачивалась на спине животного, которое смирно шло в поводу у Эл. Мирра была очень печальна и готова расплакаться. Эл везла ее в Обитель, они молчали дорогой, и это обстоятельство угнетало девушку. Она вдыхала незнакомый воздух, ловила запахи и шумы, которые так немного значили для нее прежде, а теперь стали проводниками, связью с миром. Дар ее угас, не возвратились ни возможность слышать недоступные людям мелодии мира, ни способность чувствовать суть людей. Слепота стала тяготить ее. Присутствие Эл не возвращало ей прежнего желания жить.

Эл появилась в последний момент, когда Мирре сообщили, что она совсем здорова. Во время излечения Мирра находилась среди чужих, ее часто оставляли одну. Ей казалось, что ее нужды никого не интересовали, ее не спрашивали о том, что ей приятно или нет. Вокруг царил твердый и суровый порядок, который распространялся и на нее. Ей некому было поведать о своей печали и одиночестве. Преодоление болезни далось ей с большим трудом. Казалось никогда уже не кончиться умывание и лекарства, странная пища и непривычное пение того, кто ее лечил. Боль покинула горло, но застряла в сердце другая боль. Ведь Мирра не хотела жить, а Эл, которая просила ее выжить исчезла куда-то, а Мирра так нуждалась в ее присутствии. Эл, конечно, появилась, но поскольку Мирра отвыкла от нее и не могла уловить ее иначе как на слух и на ощупь, то ей почудилось, что вернулась иная Эл. Она была строгой, немногословной, резкой. Мирра случайно расслышала обрывок разговора и испытала неприятное чувство.

Один из людей окружавших Мирру, видимо воин, в шутку заметил, что Эл не любит воевать. Ничего обидного в его словах не было, но ответ Эл показался Мирру резким.

— Повоюй с мое, тоже не будешь любить.

Прежняя Эл не ответила бы так. Мирра усомнилась, что правильно воспринимала ее раньше.

Как изменился мир для нее!

Нет больше тонких шелестов, мирных напевов, тихих успокаивающих душу звуков. Нет цепочки огней, что увлекала ее в иные измерения пространства. На смену пришли голоса и шорохи, ощущения тела и запахи, которые ничего не говорили ей о тех людях и событиях, которые теперь ее окружали. И пусть они выглядели заботливыми, но были ли они бескорыстны, как прежние милые ей певцы. Мирра затосковала по прошлому, как тоскует тот, кто все потерял. Мир для нее собрался в узенькое пространство на расстоянии вытянутой руки. Она не пыталась больше петь, боялась, что утратила и эту способность, а без своего певучего голоса, она вообще ничего больше не значит.

Теперь она чувствовала, как покачивается животное под ней, как оно пыхтит и пахнет, как ветер дует слева, слышала ровные и тихие шаги — это Эл вела животное за собой. Она все время молчала. Раньше в присутствии Эл она чувствовала покой и защищенность, трели тихих колокольчиков и приятный гул, от которого мир словно расширялся до безграничного. Все исчезло. Только шаги рядом остались от Эл.

Мирра не знала, что за спиной у Эл новый меч, а в руке заряженный самострел, и идет она так осторожно и тихо, чтобы услышать, если окажутся поблизости чужаки. Вокруг обители бродило, к тому времени, немало разного народу, просто — проходной двор. Кто за излечением, кто хотел наняться на службу, а кто из любопытства. Даже торговали, не смотря на запрет. Эл было не до шуток, а ее новые "братья по оружию" шутили, что обитель теперь охраняет дверь от своих и что стоит разок пропустить сюда нескольких жрецов для отлова любопытных. Эл ждала подвоха, опасалась в этой суете пропустить нежданного гостя. Медальон грелся, она постоянно чувствовала внимание владыки на себе. Ожидание выздоровления Мирры далось ей не просто. К Обители Эл не приближалась, рыская по округе в одиночестве, навещая заставы, которые организовал горный народ. От других свое присутствие в этих горах скрывала тщательно, вела себя тихо, как заурядный смертный. Эл кроме неожиданного нападения опасалась, что в обители узнают о ней и тогда встреча неизбежна.

Жеймир должен ждать их в условленном месте, которое ей указали горцы, туда — почти сутки пути. Эл намеревалась остановиться только, если Мирра попросит отдых, поэтому шла осторожно, не быстро, чтобы экономить силы.

Кончился подъем и начался спуск, животное обрадовано потрусило вперед, и Эл никак не могла удержать ровный шаг. Спуск был чуть круче, и Мирра делала усилие, чтобы удержаться и не упасть со спины животного.

— Я больше не могу. Я могу пойти сама, — взмолилась она тихим голоском с хрипотцой.

— Ты не умеешь ходить по горам. Сиди смирно, скоро не будет так круто.

— Я не понимаю, что такое круто, что такое горы, и почему я не могу идти? Я не больна. Я просто слепая. Да?

И тут Мирра соскользнула с животного. Эл едва успела схватить ее за полу одежды. Ткань треснула, образуя дыру. Мирра взвизгнула. Эл рванула ее назад. Удержав равновесие и утихомирив Мирру, она больше не позволяла животному ускориться.

— Если ты не угомонишься, я привяжу тебя. Потерпи немного, скоро будет дорога ровнее. Отдохнем, если пожелаешь. — Эл не обратила внимания на свой тон. Он был требовательным и равнодушным.

— Да, — согласилась Мирра.

Эл было не до чувств девушки. За шорохом шагов она старалась расслышать другие звуки. Она вертела головой, чтобы заметить возможную слежку, и еще должна была глядеть под ноги и выбирать дорогу.

Завершив спуск, она сдалась, сняла Мирру с животного, нашла, где ее устроить удобнее, а сама отошла в сторону, чтобы осмотреться. Стало тихо. Эл убедилась, что они одни. Зато до нее донеслись тихие всхлипывания. Мирра обхватила руками ближайший валун, плакала, прильнув к нему личиком.

Эл не решила чего ей хочется сейчас больше — оставить Мирру одну или устроить ей выговор. Эл выбрала первое, хотела отойти подальше, но Мирра услышала шум удаляющихся шагов и завопила в след:

— Зачем ты опять уходишь от меня? Я не могу одна!

Эл вернулась к ней, присела напротив на корточки. Мирра не сразу сообразила, что Эл рядом. Она рыдала какое-то время без стеснения. Потом протянула руку в ее сторону и ухватилась за рукоять меча.

— Кто здесь? Что это?

— Это я и мое оружие, — сообщила Эл.

Эл пришлось подальше отложить самострел на случай, если Мирре придет в голову ухватиться еще за что-нибудь.

Мирра ощупывала ее плечо, собранные в хвост волосы, потом она переключилась на лицо Эл.

— Почему ты бросила меня там? — спросила Мирра.

— Я тебя не бросала. Там было достаточно заботливых друзей.

— Они мне не показались друзьями.

— Ну, Мирра, я могу отшлепать тебя за неблагодарность. Они тебя вылечили.

— Потому что ты так хотела, — всхлипнула Мирра.

— Да что с тобой? — возмутилась Эл.

— Я не хочу ничего.

— Ты так просто забыла наш разговор в воде.

— Конечно, я помню, я тебе нужна, чтобы получить свободу, — всхлипывая, проговорила Мирра. — А потом я стану, не нужна.

— Это я тебе стану, не нужна. Кажется, я переусердствовала с заботами и превратилась в твою няньку. Меня такая должность не устраивает.

— Ты прогнала Соллидан.

— Она сама исчезла. Мирра, успокойся. Ты наговоришь сейчас глупостей, а потом будешь извиняться или жалеть.

— Будто тебя это трогает.

— Нет. Не трогает. Потому что причина твоих страданий со мной не связана, на данный момент. Ты вздумала жалеть себя. Когда ты была больна, то вела себя более достойно, чем теперь. Ты согласилась мне помочь. Ты можешь теперь говорить и двигаться, а скоро сможешь видеть.

— Когда я была больна, я слышала другую Эл, другой голос, другие интонации. Мир так изменился, что мне невыносимо в нем.

Мирра зашлась очередным приступом рыданий. Она соскользнула с камня, на котором сидела, и бросилась к Эл, надеясь упасть в пустоту и понять, что это только видение, следствие ее болезни. Отчаяние сковало ее еще больше, когда она оказалась в крепкий объятиях. Она пыталась освободиться, но Эл прижала ее сильнее.

— А каково тем, кто прожил так всю жизнь, тем, кто знает, что этот мир заслужил лучшего? — спросила Эл. — Эх, девочка, если ты больше не слышишь красивых песен, это не значит, что они умолкли.

— Но я их больше не услышу.

— Зато ты увидишь рассвет и звезды, их так много и они прекраснее, чем цепочка огней, которые ты видишь. А когда случиться вспомнить себя и понять, зачем ты здесь, будет страшно и великолепно одновременно. Твоя способность слышать так, как ты слышала — лишь следствие слепоты и результат стараний Маниэля — это искусственное приобретение. Оно ни что по сравнению со способностью видеть мир, дар стоит потерять ради этого.

— Я проклята, я ослепла, потому что смотрела на статую в храме. Что это был за храм? Какая была статуя? Ты и Соллидан знали это!

— Я не очень в это верю.

— Ты знаешь кто я? Ты знаешь, если говоришь о другой судьбе. Ты можешь предвидеть. Ты говорила, что можешь предвидеть исходя из опыта. Какой это был опыт?

— Общение с такой же плаксой, как ты, — решила отшутиться Эл, а Мирра вдруг поверила.

— И что? Что случилось с ней?

— Она влюбилась и совершила много добра.

Мирра снова разрыдалась.

— Я не увижу его больше. Я останусь с Маниэлем. Он всегда понимал меня лучше других. Но как мне забыть Бродягу? Я не нужна ему такой! Зачем я ему?

— О-о-о! Сил моих уже нет! Садись обратно верхом, рыдай сколько угодно. Нам нужно идти дальше.

Эл отстранилась от нее, чтобы пойти за животным.

— Прикажи мне! — в сердцах выкрикнула Мирра. — Ты привыкла приказывать. Прикажи мне, что делать. Я исполню все, что ты скажешь! Только верни его! Ты увела его! Ты знаешь о нем! Ты должна о нем знать! Верни его мне!

— И ты послушаешься, если я прикажу? — испытующе спросила Эл, ей не хотелось злиться, просто Мирра страдала слишком громко. Эл была готова на любое ухищрение лишь бы ее утихомирить.

— Верни его! Пообещай, что вернешь! И приказывай!

— Я не могу его вернуть, — отказалась Эл.

— Я не пойду дальше. Мне не зачем идти.

— Я уже однажды говорила тебе, что могу решить твою судьбу только одним способом — вернуть тебе зрение. Ты не можешь день потерпеть?

— Я хочу знать, чем я за это заплачу?

— Мирра, напоминаю, я умею обманывать. Ты рискуешь попасть в трудную ситуацию, договариваясь со мной.

— Ты своих слов не нарушаешь. Так сказал Маниэль. Ты должна мне сказать.

— Я тебе скажу с условием, что ты умолкнешь, до самой Обители будешь молчать, рыдать не запрещаю. Я еще не настолько сердита.

— Какова плата за то, что я буду видеть? — уже тихо и с презрительной ноткой в голосе спросила она.

— Ты выйдешь замуж по моему вкусу.

— Я согласна, — быстро проговорила она.

— Ты с ума сошла от горя? — удивилась Эл.

— Я просто поняла окончательно кто ты.

— И кто же я?

— Ты — великая!

— Будто ты не знала раньше, — усмехнулась Эл.

— Нет. Я не верила, когда Маниэль так сказал, но я поверила там, в пещерах, когда тебя назвали великой.

— Поменьше болтай, слово дала, — напомнила Эл.

Мирра вспомнила, что с нее брали слово, не говорить на поверхности о том, что было с ней, где она была, кто ее вылечил.

— Ты — великая, — настаивала она.

— Ну? И?

— Ты должна любить договоры со смертными.

— Должна — это еще не значит, что люблю. Слушай, девочка моя, успокойся, поедем дальше, завтра ты сама поймешь.

— Я не твоя девочка.

— Мирра. Редкий смертный выведет меня из себя. Ты близка к успеху. Что с тобой? Избыток лекарств помутил твой ум? Или от утраты сверхспособностей у тебя испортился характер? Или стоило вернуть тебе здоровье, но оставить немой?

— Что будет, если я откажусь? Что будет? Отвечай.

— Я умру.

Мирра отшатнулась.

— Нет. Я не верю.

— Еще скажи, что я лгу. Замуж выходить не заставлю, но оплеуху ты получишь точно.

— Не может так быть? Как так может быть? Чтобы жизнь великой зависела от меня? Кто я такая?

— Я не стану объяснять. Ты не поймешь сейчас.

— А когда? Завтра? Или понимать от меня не требуется?

— Сейчас не требуется, будет хорошо, если вообще поймешь?

— Я согласна.

— Мирра, успокойся.

— Я сказала, что согласна.

— Поедешь дальше? — тоном миротворца спросила Эл.

— Ты не умрешь. Я выйду за того, кого ты укажешь.

— Ты дальше поедешь, если я соглашусь? — поинтересовалась Эл.

— А у меня есть выбор?

— Был мгновение назад, а теперь — нет.

* * *

Жеймир вздохнул с облегчением, когда заметил Эл. Она тоже его заметила и даже улыбнулась.

Вид восседающей верхом Мирры заставил его изумиться. Девушка выглядела не просто здоровой, она была прекрасна как расцветшая молодая женщина. Она похорошела, словно болезнь была ей на пользу. Жеймир не придал значения ее печальному виду, он решил, что Мирра устала.

Он схватил ее за руки, но Мирра вздрогнула и отдернула их.

— Кто тут?

— Это я, Жеймир, — отозвался он.

Эл жестами показала ему, что Мирра не слышит, как раньше, она показывала, чтобы он был внимателен к своим действиям. Эл показала, чтобы он помог Мирре сойти.

— Я помогу тебе, позволь, — спросил он разрешения у Мирры, и она равнодушно согласилась.

Мирра убедилась, что голос знакомый, поверила, что рядом Жеймир и заговорила с ним. Эл подумала, что вмешиваться не стоит, поэтому отошла в сторону. Она легла на склон и закрыла глаза. Несколько минут отдыха были сейчас так своевременны.

— Она потеряла дар?

Голос Жеймира, переходящий в шепот заставил ее открыть глаза. Он смотрел испуганно. Он чувствовал еще большую разницу в положении между ними и поэтому не смел требовать. Внутри его существа закипала ненависть , Эл ощутила нарастающую волну. Она села, глядя на него снизу вверх.

— Я предупреждала. И она все же жива.

— Что она без дара? — прошептал Жеймир тоном человека, потерявшего ценность.

— Другой человек. Ей предстоит заново учиться чувствовать и мыслить. И видеть.

— Как ты можешь быть так холодна!

— Давайте горевать втроем. Может завтра явятся слуги владыки и прекратят наши страдания?

— Что же будет? Чего ты хочешь от нас?

— Я ничего не требую. Я прошу только подождать. Терпеливо выждать, когда эта волна пройдет.

— Не пройдет. Не будет так, как ты задумала. Сама жизнь тебе помешала. Настоятель умирает. Мирру никто не излечит. Он согласился передать Мирре свой дар исцелять, если она воспримет его. Я согласился.

Эл поднялась.

— Нужно спешить.

— Ты не собиралась в Обитель, — напомнил Жеймир.

— Сама жизнь изменила мое решение. — Он заметил, как блеснули ее глаза. — Я пойду вперед. Ваш путь охраняют. Я буду ждать вас там.

* * *

Она стояла в проеме двери. Стояла долго. Мальчик, который проводил ее сюда, почуяв, что лишний, ушел неслышно. Эл замерла. Она смотрела в сумрак комнаты и не видела того, что ждала увидеть. Этот старик не был похож на Мейхила. Он лежал на спине так смирно, словно уже умер. Эл боялась сознаться, что опоздала. В горле застрял комок, она сдерживала слезы, которые резали глаза. Нет. Так нельзя. И все же у нее не хватало духу войти. Она укусила палец на руке, чтобы справиться с волнением. Она даже приготовилась лгать, сняв свою дорожную одежду, натянув платье, убрав волосы под платок.

Она ушла, найдя убежище на одном из балконов. Ее нашел один из учеников.

— Вы пришли просить за кого-то?

Эл кивнула.

— Я вам сочувствую. Он не может больше лечить, он только мучается. Ему не умереть, потому что дар не дает.

— Он еще жив?

— Он живет вне тела.

Эл подняла на его глаза, посмотрела сквозь туман слез.

— Где моя одежда?

— Там, где вы ее оставили. Принести?

— Да, благодарю.

— Вы не похожи на странницу, — сказал он, уходя.

— Я странник, — вдруг произнесла Эл, но он уже ушел. — Я знаю, как ему помочь.

И опять она остановилась, прежде чем войти. Опять трудно решиться. Эл ощутила, что наступил момент, который она еще не переживала. Ей еще не доводилось провожать существо столь близкое, так связанное с ней.

Она подошла и опустилась на одно колено. Эл взяла его руку, надеясь, что прикосновение вернет его в сознание. Рука освободилась из ее кисти и, скользнув вниз, коснулась голенища сапога.

— Я знаю эти сапоги. Я подумал, что ты оставишь платье, — произнес уверенный звучный голос.

Эл проглотила комок.

— Я знал, что ты рядом. Тебя невозможно ни с кем спутать. Здравствуй, капитан.

Его рука беспомощно упала рядом с ее стопой. Он ослаб. Эл подхватила руку в свои ладони.

— Склонись ниже. Я хочу коснуться тебя.

Эл опустилась на оба колена и приложила его руку к своей щеке.

— Ты красива, — произнес он. — Ты стала старше. Не плачь. Я не сразу понял, что великой не место среди смертных.

— Прости... — Эл перевела дыхание. — Я не лгала тогда. Рана была смертельной.

— Он спас тебя. Что ж. На все воля владыки.

Эл склонилась, как могла низко и обняла его.

— Напрасно пытаешься, твоя сила меня не убьет. — Он говорил с нежностью и благодарностью, а Эл расплакалась.

— Ты пришла не за тем, чтобы оплакивать меня. Ты хотела помочь слепой девушке.

— Я так боялась потревожить тебя, я боялась встречи, поэтому опоздала. На год. Теперь неважно. Я виновна в том, что превратила твою жизнь в муку. Я раскаиваюсь в этом.

— Ты не виновата. Ты предупреждала меня. Я не представляю жизни без встречи с тобой. Ты не виновата, что я влюбился. Я влюбился с первого мгновения, когда увидел в тебе девушку. Я был для тебя мальчишкой, ты позволила сбыться моему желанию и сохранила чувство к другому. Я рад, что это не владыка и не великий, и не король этого мира. Я ревновал напрасно. Ты подарила мне свободу. Твой дар не измеришь. В своих страданиях я виноват сам, мое невежество.

— Я знаю. Арьес рассказал мне. Ты прожил жизнь как великий. Я сказала недавно, что не знаю, может ли смертный стать великим. Теперь знаю. Мы равны. — Она помолчала. — Мне не были безразличны твои чувства.

— Я знаю, иначе ты бы не плакала.

Эл склонила голову ему на грудь, он нашел силы провести рукой по ее волосам.

— Я отдам свой дар тебе. Точнее, я верну его. Ты сможешь вылечить девушку. Сделай так, как поступила со мной в горах. Тот выстрел был твоим.

— Мейхил, пожалуйста, лучше я излечу тебя.

— Нет. Я не отдам то, что мне свято. Меня ждет забвение. Я не хочу забывать или начинать сначала. Позволь просто вернуть тебе силу, что ты мне передала. Дай мне руку.

Эл приподнялась и взяла его кисть. В этот момент он другой рукой с трудом приподнял что-то. Это был тот кинжал, которым ее ударила Фьюла.

— Он твой?

— Да.

— У кинжала и меча рукоятки равной силы. Длина лезвия здесь не важна, только цель и намерение. Возьми. Он тебе нужен.

Эл приняла оружие и засунула его в голенище.

— Начнем. Я слабею, а должен быть в сознании.

— Я...

— Забудь о своих чувствах, как ты умеешь. Проводи меня.

Эл взяла его кисть.

— Слушай мой голос, Мейхил. Слушай внимательно. Ты увидишь цепь огней, не позволяй ей двигаться. Просто иди на нее. Ты увидишь дерево, оно так велико, что трудно вообразить, пройди сквозь ствол и позволь потоку силы подхватить тебя. Там выход из миров. Иди. Ты не умрешь.

— Спасибо, свет утра моего. Жаль, что я не вижу тебя. Жаль, что я не видел тебя в то утро.

Его рука исчезла. Эл сидела перед пустой постелью.

Спустя несколько часов в Обитель пришли Жеймир и Мирра. Эл стали искать. Воспитанники нашли ее в комнате Наставника, в том же положении. Весть разнеслась мгновенно. Кто-то из старших запретил касаться ее, призывов она не слышала, она продолжала сидеть так до утра, а потом исчезла.

— Глава 10 Прозрение

Маниэль скитался по горам примерно два месяца с той поры, как покинул певцов. Его спутник потерялся. Он шел один, упрямо шел вперед, хотя цели уже не видел и не чувствовал. Его пронзала боль, он знал причину своих блужданий. Он был здесь пленником.

Утро уже предвещало осень. Он собирался брести дальше, когда вдали мелькнул силуэт. Неужели он может повстречать кого-то?! Восход был как раз за спиной этой фигуры. Он не посмел бежать, он мог увидеть наваждение. Он крадучись шел к ней.

Вблизи оно распознал лиловый силуэт и не узнал лица, пока она не приблизилась на расстояние десяти шагов.

— Эл!

— Идем, я выведу тебя.

— Куда?

— Тебе нужно куда-нибудь конкретно?

— Где Мирра?

— На дороге в Алмейр. Она идет домой. Она здорова и к ней вернулся голос.

— А зрение?

— Мы не успели. Наставник умер.

— Она слепа?

— Да.

— Я должен ее увидеть.

— Конечно. Дай мне руку. И глаза закрой.

Его словно окунули в волну, а когда очнулся, то явственно услышал шум воды.

— Что это?

Он открыл глаза и увидел, что стоит на тонкой полоске песка, у самой воды. Рядом было много воды, залив.

— Как такое возможно?

— Это была дверь.

Эл сложила руки на груди и смотрела на него каким-то заботливым взглядом.

Лишь теперь он понял, что так смущало его. Она словно не похожа на себя. Тонкое платье, с широким поясом, стекало с ее плеч к стопам. Оно было лиловым с разводами от светлого до темного тона. Воротник с тонким серебряным орнаментом и такой же на широких рукавах. Необычно. Это не Эл!

— Тем не менее, это я.

— Этот облик...

— Траур по другу. Недавно умер один из лучших людей этого мира. Он желал видеть меня такой.

Маниэль снова и снова осматривал ее. Он не мог еще поверить, что скитание по горам так просто закончилось, что видит Эл и не понимает, что с ней произошло. Эл присела, намочила кисть и брызнула водой ему в лицо.

— Она настоящая. — Она указала на мыс вдали. — Там Алмейр.

Маниэль переключил свое внимание на воду и даль, где был скрыт город.

— Ты знала Настоятеля Обители, — догадался он. — Вы били знакомы.

— Я говорила.

— Ты не хотела называть себя.

— У меня были причины.

— Ты могла год назад все решить!

— Я понадеялась на вас. Я не учла, что владыка вмешается. Ваши договоры.

— А где Мирра?

— Она с Жеймиром, они идут сюда. Мы их чуть-чуть обогнали. Я хотела предупредить, что Мирра потеряла дар. Она больше не слышит того, чему ты ее учил.

Маниэля сковал холод.

— Что она теперь без дара!

— Она королева. Будущая.

— Кому нужна слепая королева?! Опомнись!

— Слепая или зрячая она — королева. Она Алмейра. Она внучка владыки. Куда уж дальше. Если ты лелеешь еще надежду жениться на ней, то забудь. Это невозможно.

— Почему ты не оставила меня в горах?

— Потому что ты ей нужен.

— У нее будет муж, которого ты выберешь.

— Он молод и так же неопытен в новой роли, как она. У него будут свои советники, а у нее свои.

— Твоих советов ей вполне хватит.

— Я не собираюсь служить. Мне не место среди смертных.

— Когда?

— Сватовство? Свадьба?

— Да!

— Дня через три после того, мы прибудем в Алмейр. Дней пять.

— Как мы доберемся до города так скоро?

— За нами придет корабль. Там, немного дальше по берегу залива есть корабельная верфь. Я послала просьбу. Новый корабль для города будет проплывать мимо и подберет нас. Я хотела приплыть, однажды, в Алмейр морем. Это красиво.

Маниэль посмотрел на нее снова. Ему следовало расстаться с прежним ее обликом, а он не мог. Она словно мираж, а он все в горах, просто бредит. Только почему она?

Он не успел решить для себя этот вопрос, появилось два новых миража. Жеймир вел по берегу Мирру навстречу им. Он оторопел, увидев Эл, и Маниэль понял, что этот вид поразил его не меньше.

— Госпожа! — закричал Жеймир и кинулся к ней, оставив Мирру.

Девушка хватала руками воздух и пошла в сторону воды. Маниэль поспешил к ней на помощь. Он перехватил холодные руки Мирры.

— Осторожно, вода, — произнес он, отводя ее от набегающей волны.

— Маниэль, — произнесла Мирра своим новым хрипловатым голосом. — Я узнала твой голос. Маниэль.

Она обняла его, он успел повернуться и увидел, как Жеймир валяется в ногах у Эл. Эл склонилась, чтобы поднять его.

— Маниэль, как славно, что ты рядом.

Он понял, что не должен больше позволять Мирре льнуть к себе, но Эл подняла на него глаза и дала понять, что можно. Тогда он обнял девушку в ответ и почувствовал знакомый сладостный трепет. Она была жива, здорова и хороша, как никогда раньше. Пока Эл утешала Жеймира, Маниэль не выпускал Мирру из объятий.

— Маниэль, забери меня. Я сделала такую глупость. Уговори ее отпустить нас. Я дала ей слово. А теперь я боюсь, — прошептала Мирра, надеясь, что Эл нет рядом.

— Ты боишься Эл, с каких пор? Девочка моя, что с тобой произошло?

— Я не слышу как прежде. Ты же снова можешь меня научить. Я уйду с тобой.

— Мирра. Эл желает тебе лучшей участи, я согласен с ней.

— Ты не согласен. Ты покорился, как я.

Эл подняла, наконец, Жеймира с колен.

— Там, кажется, зреет заговор, — с улыбкой сказала она.

— Они не виделись давно. Где он был?

— Заблудился в горах.

— А где была ты?

— Все вам смертным хочется знать. Не скажу.

Жеймир тоже глядел на нее, как на диво.

— Хочу сказать, что это платье тебя так меняет, что едва можно узнать прежнюю.

— Знаю. И что же лучше?

— И прежде было не подступиться, а теперь и совсем неловко, — признался Жеймир. — Это твоя сила влекла меня сюда? Я слышал зов. Ясно так.

Эл закивала.

— Пойду, разобью эту парочку, от своих переживаний они натворят что-нибудь дурное, — сказала она.

— Маниэль, — позвала она, — нам нужно топливо, ночь будет длинной. Ты устал меньше всех. Поднимись наверх и собери камней для очага.

— Мы станем ночевать на берегу?

— Вы с Жеймиром — да, а мы с Миррой переночуем в пещере неподалеку. — Он пошел, чтобы исполнить просьбу, Эл подошла к Мирре. — Пойдем, у меня есть задание для тебя.

Они проследовали мимо Жеймира, который сел отдыхать и размышлять. Он усмотрел, как Эл заботливо ведет Мирру за руку, а та, он определил по походке, не очень желает следовать за ней. И как получилось, что такая славная девушка решила капризничать?

Эл привела Мирру к глубокой трещине в массе берега, в самой глубине свет мерк. Эл остановилась.

— Я предлагаю тебе осмотреться. Обойди все вокруг. Твоя задача — найти выход. Ты должна точно знать, как выйти из пещеры. Сама, — сказала Эл.

— Я этого никогда не делала. Я боюсь быть одна. Я боюсь тишины.

— Если бы понимала, какое благо — тишина, — усмехнулась Эл. — Не бойся. Выход один. Я буду ждать снаружи.

Мирра почувствовала наступившее одиночество. Эл удалилась тихо, шагов она не слышала, поэтому не могла определить направление. Она шарила руками, и тихонько ступала, чтобы не упасть, ей казалось, что под ногами не станет тверди. Она, как в спасение, вцепилась в рыхлую стену. Комья посыпались на ноги, Мирра отскочила от стены, потом вернулась. Она шарила по стене, двигаясь вдоль нее. Стена казалась бесконечной, пещера круглой. Наконец, она различила шум воды, он едва был слышен. Мирра с облегчением вздохнула и пошла на этот шепот. Стало теплее, так ощущалась граница света снаружи и темноты пещеры. Мирра отчетливо ощутила ее.

— Не плохо, — услышала она голос Эл и вздрогнула. — А теперь возвращайся.

— Что?

— Иди обратно.

— Я не хочу, там страшно.

— Там нет ничего страшного.

— Там холодно.

— Вернется Маниэль, я разведу огонь и будет тепло. Иди — это важно.

— Зачем?

— Ты должна знать, как войти и выйти. Будь внимательна к своим ощущениям. Я слежу за тобой. Чем быстрее ты уйдешь, тем быстрее вернешься.

— Я должна ходить туда и обратно?

— Именно так. Ты должна знать эту дорогу, словно у тебя есть глаза. Иди.

Мирра не прикасалась ни к чему кроме руки Эл, в ее воображении рядом стоял вооруженный воин, она боялась возражать. Она смиренно пошла обратно. Эл посылала ее туда снова и снова. Путь становился для нее все короче и короче, шаги шире, поступь увереннее. Мирра едва касалась стен, когда искала выход.

Жеймир принес им еду и теплую воду. Мирра в последний раз исчезла в темноте.

— Зачем это? — спросил Жеймир.

— Это не ей, это мне нужно. Мне нужно будет вывести ее наружу перед тем, как она что-то увидит. Будет ночь.

— Что значит, "увидит"? Ты возвратишь ей дар?

— Нет. Я попытаюсь научить ее видеть.

— Ты сможешь? Ты была последней, кто видел Наставника, он умер в твоем присутствии. Его целительная сила досталась тебе? Ты вернешь ей зрение?

— Я попытаюсь. Я никогда этого не делала. Раны лечила, а такое впервые.

— Ты великая. Разве ты чего-то не можешь?

— Я не создатель всего сущего, — с насмешкой заявила она. — Даже владыка может не все, я и того меньше.

— Зачем же ты забрала дар себе? Он мог достаться Мирре.

— Я забрала то, что неосторожно подарила. Им двигала моя сила. Этот дар спалил его жизнь за какие-то сто лет. Мирра может с ним не совладать. Болезнь закалила ее характер, но этот дар ей не по силам.

— Я не знаю, кому молиться, — печально сказал Жеймир. — Если владыка хотел погубить ее, то к кому мне взывать?

— Попроси его не вмешиваться.

Мирра вернулась обрадованная своими успехами, она отказалась от еды и полезла в воду. У нее явно поднялось настроение. Эл с добродушной улыбкой следила за ней. Жеймир любовался ею, как гордый отец. Мирра гладила руками воду, потом задумалась.

— Я снова увижу ее? — спросила она.

— Если захочешь, — отозвалась Эл.

— Я хочу.

Эл с удовольствием причмокнула, посмотрела на Жеймира и сказала:

— Я же говорю. Характер. Выходи из воды, Мирра. Нам нужно приготовиться, это займет все время до вечера.

— Я иду в пещеру? Я знаю, как идти туда от воды.

Мирра не сразу нашла вход, но к ее радости она нащупала проем, обшарив прибрежную стену.

— Когда станет темно, разведите костер недалеко от пещеры, чтобы его было видно. И ждите. И молчите оба словно онемели.

— Чего?

— Что-нибудь обязательно произойдет. Предстань перед вами хоть сам владыка, ни слова, пока с вами не заговорят.

* * *

Маниэль и Жеймир сидели снаружи у костра, далеко от входа.

— Огонь не тусклый? — забеспокоился Жеймир.

— Она сказала, что этого довольно, — успокоил его Маниэль. — Молчи.

Они оба напряженно ждали и от напряжение волнение трудно поддавалось контролю. Пещера отсюда была не видна, ее скрыла ночь.

Ночь была снаружи и внутри. Ночь отличалась от темноты пещеры огоньками звезд и костром на берегу.

Эл взяла лицо Мирры в ладони и уткнулась лбом в нее лоб. Мирра чувствовала, что руки Эл дрожат. Она нащупала плечи Эл, мягкую тонкую и невесомую ткань на ее плечах и удивилась.

— Не отвлекайся. Это другая одежда. Мирра, что бы ни было, но ты не увидишь те огни, которые видела раньше, они не будут играть с тобой. Там нет голосов. Даже воду не слушай. Ты сейчас пойдешь наружу, тем путем, который знаешь. Выйдешь, постоишь там и вернешься. Ты расскажешь мне, что происходит. Будь точной.

— Да. Я могу идти?

Мирра ощутила, как ее тело совершило оборот вокруг оси, Эл сделала так нарочно, чтобы сбить ее с толку. Она быстро ощутила холодок стены, повернулась и пошла. Неужели ночь отличается для нее от дня. Но она отличалась. Тело словно не ее шло наружу, оно стало крепким и гибким, шаги легче, походка уверенней. Впереди зияла дыра, а в ней огни. Она вспомнила наставление и, избегая встречи с ними, повернула назад.

— Я вернулась, — сказала она. — Там снова огни в темноте.

— Ладно. Попробуем еще раз. Проверь, они движутся?

Опять странный разворот, теперь тело казалось более своим.

— Там больше нет огней, — сообщила она по возвращению.

— Так. Не вышло. Давай снова. Только вопросов не задавай.

— Я так устала за день, что ноги тяжелеют.

— Это хорошо, меньше сил на размышления. Не думай, просто иди наружу. Иди, Мирра.

Она снова брела наружу и назад. А потом произошло что-то необычное, ей стали чудиться голоса, поплыли какие-то образы. И тело не слушалось ее.

Опять ее преследовала цепь огней.

— Мирра, очнись, — требовала Эл. — Ты видишь не совсем то. Что же это может быть? Хоть бы ты вспомнила, где ты добыла этот образ.

— Я хочу отдохнуть. Я хожу целый день, — произнесла Мирра без намека на каприз.

Она устала, опустилась на песок, где-то недалеко от выхода, потому что слышала воду. Эл оказалось поблизости. Она села у нее за спиной и Мирра благодарно оперлась на нее.

— Можно я спрошу? — пробормотала Мирра.

— Да, конечно. Что тебя интересует?

— Я случайно слышала, что ты можешь летать. Это правда?

— Я не летаю, я перемешаюсь мгновенно.

— Я не о дверях. Я точно слышала, ты же требуешь точности, — Мирра уже путалась, где от нее требовалась точность, — сказали, что ты можешь управлять каким-то, чем-то, как повозка. Правда?

— Хм. Зачем тебе?

— Просто ответь.

— Да.

— А как это летать? Покажи мне, как тогда, в воде. Покажи. Мы немного отдохнем, потом я буду ходить. Не долго.

Мирра не представляла, какие силы вызывала, каково было Эл. Ей был не понятен механизм. Она думала, что вращается, ходит, только ходила не она одна. Эл ненадолго одалживала ей свое восприятие, тогда Мирра чувствовала себя уверенной и сильной, а когда шла сама, то уставшей. С того момента, как Мирра увидела воду в горном озерце, Эл поняла, что она способна видеть, она видела, ее зрительные центры не повреждены. Ее слепота носит иную природу, смертные сказали бы, что тут присутствует колдовство, Эл предположила, что Мирра попала под влияние некоторой силы. Эта сила могла желать ее недуга. Эл подозревала, что Радоборт был прав. Месть. Печальный вывод стал очевиден, когда Мирра лишилась голоса при похожих обстоятельствах. Статуя или напиток — роли не играет.

Мирра просила и Эл подумала: "Почему бы нет?" Все лучше, чем от усталости воображать цепочку огней.

— Сидишь хорошо? — спросила она.

Мирра уселась поудобнее, опираясь на нее.

— Дай мне свои руки, глаза закрой.

— Зачем, я же не вижу.

— Да, все равно, — согласилась Эл. — Учти, я летаю хорошо и быстро.

Она усмехнулась, это не вода.

— Так. — Она взяла Мирру на кисти. — Расслабь. Перед тобой гладкая поверхность. Это называется панель управления. Достаточно положить на нее руки.

Эл вслух описала внутренность самого простого известного ей катера. Образы должны быть простыми и четкими.

— Дальше. Толчок, отчаливаем. Пирс длинный, разгоняться сразу не будем.

Вспышка воспоминаний была острой, смешалась с восторгом и азартом. Пространство качнулось, и симулятор дал картинку звездного пространства, она муляж, подсказка, для восприятия человека. Катер покачивается, если покачать руками. Слушается. Борт крейсера ушел из поля зрения. А потом долгожданное ускорение.

— Прыгать не будем, — предупредила Эл.

Разворот. Вот оно — одиночество на фоне звезд. Красотища невообразимая! Россыпи драгоценностей! Раз, два, оборот вокруг своей оси. Опять ускорение и петля, и серия приятных кувырканий! Произвольная программа! Не хватает ворчания диспетчера. И опять несколько разворотов, так что контроллер двигателя начинает призывно визжать. Возмущается. А, дожать его! Кувырок! Отлично!

— Господи, как же это хорошо! Не хочу назад.

И тут вместо звездного пейзажа закрутилась змейка огней. Шум воздуха. Она запрокинула голову и вместо датчиков над головой увидела непонятную в первый момент картину. Храм. Храм владычицы. Что это? Факела!

— Нет! Мне не нужно это видеть! — голос Мирры в клочья разорвал воображаемую картину. Осталась черная мгла. — Я хочу видеть эти мелкие светящиеся огоньки, которые не движутся никуда!

И Мирра вскочила и помчалась к воде. Она оставила ослепшую Эл сидеть у входа в пещеру, а сама устремилась к тому куполу небес, который был впереди, только на границе, когда босые ноги коснулись воды, и она облизала стопы, Мирра с визгом рванулась назад.

— Я вижу. Их мало, но я вижу звезды!

Она рухнула на колени перед Эл, заметила силуэт ее лица, такого знакомого.

— Мирра, стой! Не прикасайся!

У Эл в голове словно глухо лопнула струна, и восприятие возвратилось.

— Нет! Я не вижу, — прошептала Мирра.

Эл только смогла выдохнуть и согнулась низко. Мирра ощупывала ее спину.

Она молчала. Эл тоже. В темноте Эл краем глаза заметила огонек и вскочивших на ноги Жеймира и Маниэля. Крики растревожили их. Эл выпрямилась, села по-турецки. Мирра все это время шарила в темноте, то брала ее за локоть, то гладила волосы и лицо.

— У нас не вышло? — тихо и обреченно спросила она.

— Нет, — ответила Эл. — Прости, мне нужен отдых.

— Я, можно, пойду в пещеру.

— Да, конечно.

Она побрела в тьму, потом остановилась.

— Мне понравилось летать. Где столько звезд? Как их может быть так много?

— Там. Далеко за пределами шарика, на котором мы сидим, есть невообразимое никаким умом пространство. Оно полно миров, и к ним можно летать, как угодно, на корабле и без.

— Ты так летала, как показала мне?

— Не так мирно и аккуратно. Правда смысл полета от этого не меняется.

— Как ты можешь быть великой и странником одновременно?

— Я не великая и не странник. Немного того и другого.

— Так не бывает.

И она ушла. Эл дремала у входа в пещеру до утра, но Мирра не вышла. Эл с больными глазами и головой пошла в пещеру сама. Мирра лежала у стены, свернувшись калачиком. Она смотрела перед собой.

— Выйди. Погрейся на солнышке, поброди по воде.

— Не хочу. Здесь темно. Тут мне и место.

— Глупышка. Это неудача, но не поражение. У нас еще день в запасе. Хочешь, воду покажу?

— Нет. Я видела полет. Я запомнила. Немного. Я не хочу другого. Почему ты бросила летать? Я жила не только твоим зрением, но и чувствами. Это прекрасно. Почему ты бросила летать?

— Потому что попала сюда, а до этого хотела умереть.

— Как я сейчас?

— Еще хуже. Я не хочу об этом говорить.

Эл было тошно. Полет казался забавой, а в результате, разбередил в ней старые чувства.

— Он красивый, мой будущий муж?

— Да. Я бы могла сказать, что да.

— А он будет меня любить слепую?

— Я думаю, что он тебя будет любить, даже если ты станешь старой.

— Потому что ты ему прикажешь?

— Приказать любить — невозможно.

— Как же он может меня любить, если он не видел меня раньше?

— Он видел тебя раньше.

— Когда у меня был дар?

— Да.

— А теперь у меня нет дара.

— Я думаю, он будет этому рад. Любить прорицательницу не просто.

— А он кто?

— Он король. Ты будешь жить во дворце, как хотел Жеймир.

Эл уже собралась сдаться и рассказать Мирре правду.

— Король. Как Бродяга?

— Намного лучше.

— Не бывает лучше, чем он.

Эл не хотела видеть ее слез. Она пошла, к ожидающим на берегу спутникам. Эл не дожидаясь вопросов, отрицательно замотала головой и села на песок.

— Бедняжка ничего не ела, — вздохнул Жеймир.

— Она в отчаянии. Лучше не трогай ее, — сказал Маниэль. — Почему не вышло, Эл?

— Не вышло, потому что я не умею. Зато я поняла, откуда взялась цепочка огней, которой она бредила. Это последнее, что она видела. Храм в Алмейре. Факела в храме горят на определенной высоте, для ребенка они недосягаемы и кажутся цепочкой. Они змейкой, по кругу поднимаются вверх. Она действительно долго смотрела на статую, а когда стала падать, видела эти огни.

— Как ты догадалась?

— Я не догадалась. Я видела. Я точно видела. Это потом кто-то внушил ей, что был голос. Она помнит лицо статуи, и мне еще предстоит разбирательство на этот счет. Она знает мое лицо досконально, лучше, чем я. И меня утешает, что владыка не имеет к происшествию прямого касательства. Жеймир, я не хочу знать как, я хочу понять, почему ты ее украл?

Жеймир изобразил страдание.

— Она уже была слепа. Она просто залезла в мою повозку, когда мы уезжали. Клянусь, я ее не крал. Мы нашли ее уже за перевалом. Я испугался, что меня накажут за воровство, обвинят. Наказание было бы суровым. Я вообще не знал, что она принцесса.

— Я посоветовал ее вернуть, — вступился Маниэль, — но Алмейра уже ушла, я чувствовал, что Радоборт желает покинуть свою службу, а Мирра потеряла связь с прошлым.

— Она говорила "Мирра", когда мы спрашивали ее имя. Так мы ее и называли. Она была такая ласковая и миленькая. Я просто был очарован этой девчушкой. Я бы не смог ее так просто отдать, — вздыхал Жеймир.

— Эл, у нее лучшая судьба, чем была бы во дворце. Ее изнежили бы опекой, сделали ее беспомощной. К ней сватались бы ради престола. Дороги были к ней более благосклонны. Она полюбила простого мальчишку, чего не позволила себе, будучи принцессой, — сказал Маниэль.

— Я согласна. Но ее нужно вернуть. Пойду отдыхать. У нас в запасе есть еще один день. Я нащупала ход. Она будет видеть, я лучше сама ослепну.

Она поднялась и ушла.

— Ослепнет, ведь, — вздохнул Жеймир.

— Не видал ты ее во время урагана, — улыбнулся Маниэль. — Вот там действительно было что-то невероятное. Я ничего себе не представляю. Я ей просто верю. Если у нее выйдет, то я пойду за Миррой, куда угодно, откажусь от чего угодно.

— И она действительно видела родителей Мирры?

— Больше скажу, благодаря ей, может быть, Мирра на свет появилась. Ведь Радоборту нравилась Эл, он не сразу избрал Алмейру, это она его сначала полюбила. Ох, ну история там была!

— Расскажешь когда-нибудь. А сейчас пошли камней наберем. Ночь будет долгой, — предложил Жеймир.

Мирра день провела в пещере, в уединении. Эл нашла ее спокойной. Кусочки камней тлели посередине пещеры. Эл положила туда еще один. Она решила, что нужно внимательно следить не за ощущениями Мирры, а своими.

— Давай начнем с того, что было вчера, — сказала Эл.

Эл усадила Мирру перед собой. Перед ними слабо горел огонек. Эл закрыла глаза и положила руки на голову Мирры.

— Помнишь полет? Давай повторим. Но без корабля. Просто звезды. Представь и двигайся сама.

И настала тишина. И в какой-то момент она показалась Мирре благословенной, как говорила о ней Эл.

— А теперь представь ту цепочку. Она ровно горит над твоей головой, а ты не обращаешь на нее внимания, потому что тебя привлекает статуя.

— Она так красива. Она огромная.

— Это ты маленькая. Ты просто еще не выросла. Как ты оказалась у ее лица.

— Ставила лестницу и залезала к ней. А мне нельзя долго смотреть, — заявила Мирра.

— Ну еще бы. В храме течет сила, которая опасна для ребенка.

— Так это же огни, которые зажигают ночью. Я тихонько пробралась в храм. Мне кто-то сказал, что статуя отдыхает ночью. Я хотела увидеть, как она сойдет вниз и пойдет пройтись. Трудно стоять целый день. Мне даже показалось, что она мне кивнула, и я увидела огни. Цепочка не живая. Это факелы. А утром меня нашел Хети, я не могла выйти. Я не видела куда иду, день никак не наступал для меня.

Мирра умолкла и молчала. Она вспоминала, кто такой Хети. Смутный образ мелькнул, еще один.

— Пламя потухнет, — сказала она.

— Факелы сами не гаснут.

— А этот погаснет. Он не факел.

— Дорогу помнишь? Ты найдешь огонь снаружи. Принеси мне его. А то будет холодно.

Эл действительно было холодно. Мирра отправилась в свое путешествие, оставив Эл в пустом храме, где вечный сквозняк холодил ее раны, а свет факелов был у нее над головой и был слишком слаб, чтобы высветит конкретные образы. Эл встала, воображая себя статуей, чтобы удержать состояние, опасаясь открыть глаза и не увидеть огня.

Маниэль и Жеймир замерли, когда на них из темноты надвинулась фигура Мирры. Она шла, глядя в одну точку. Это был огонь.

Маниэль и Жеймир тихо поднялись.

— Мне нужен огонь, — сказала Мирра и ее глаза сузились, когда она склонилась. Она выпрямилась. — Эл там холодно. Позволите мне взять немного?

— Да, дитя, возьми, — прошептал Маниэль, а Жеймир зажмурился.

Мирра достала тлеющий камешек.

— Маниэль. Я голос узнала.

Их разделял шаг. Она подошла, держа уголек, словно знала, как его держать. Она опустила руку на его плечо.

— Да. Это твое плечо.

— Не обожгись, — нежно сказал он.

— Я умею. Меня мама учила.

Она посмотрела на Маниэля, потом перевела взгляд на едва дышавшего Жеймира.

— А ты Жеймир. Я не знаю твоего лица, но Эл знает. Я пойду к ней. Она там одна в темноте.

Мирра развернулась лицом к воде, подняла глаза в небо.

— Их меньше, чем в полете,— произнесла она, глядя на звезды. — Я вернусь, я шаги считала.

Она медленно пошла к пещере. Мирра скрылась в темноте, а потом они увидели маленькую точку огня, которая мелькнула и исчезла. Мирра вернулась в пещеру.

— Она видит, — тоненьким голоском проговорил Жеймир. — Святые небеса. Она видит.

— Тихо. Тихо, — умоляющим голосом выговорил Маниэль. — Еще не все. У меня терпения не хватает, я готов бежать туда. Держи меня, Жеймир.

Жеймир исполнил просьбу, крепко схватив его.

Мирра склонилась, чтобы положить камешек. Он ярко вспыхнул, заставив ее защитить ладонью глаза. Мирра не испугалась, не успела испугаться, потому что свет осветил фигуру напротив. Лицо было, как у изваяния, блики огня сияли на нем. Мирра опешила. Взгляд этих глаз, таких странных и знакомых, был устремлен на огонь, огонь играл в зрачках и они казались живыми. Глаза шевельнулись.

— Мне нужно идти? — испуганно спросила Мирра у фигуры.

— Да. К выходу. Дождись, когда появиться свет, едва звезды начнут гаснуть и горизонт окраситься лиловым, возвращайся ко мне.

Губы статуи шевелились. Мирра замерла в испуге.

— Я снова ослепну?

— Это будет зависеть от твоего желания.

Голос казался певучим, упоительным. Мирра предпочла скорее выйти, хорошо, что она выучила дорогу. Очутившись у воды, она пыталась рассмотреть ее. Темнота скрывала все, кроме звезд. Мирра только сейчас начала понимать, что это ее собственные чувства, не было причудливых полетов, вращений, другого тела. Только воспоминания. Она не могла пока сообразить, как статуя из храма оказалась в пещере. Но в детстве она горячо желала, чтобы она ожила и побеседовала с ней. За тем она и прокралась в храм. Статуя сошла к ней в пещеру? Но Мирра не хотела видеть воображаемый храм и воображаемую статую. Звезды были у нее над головой, две фигуры у огня на берегу. Шум воды. Эл говорила, что на шум не нужно ориентироваться. Мирра вспомнила об Эл и поспешила вернуться. Пещера оказалась пустой. Мирра не решилась звать, ей не слишком хотелось видеть статую из воспоминаний. Она снова вышла наружу. К началу утра она успела пройтись по берегу, трижды вернуться в пещеру, еще раз принести огня. Все происходило как в нервном припадке. Эл она так и не увидела.

Она сидела на песке у воды, и вот звезды стали гаснуть, потому что тьма разделилась сначала узкой полосой, а потом все ярче и ярче возникала полоса зари. Мирра помнила, как восходит солнце, отец показывал ей прекрасные рассветы, которые называл чудом. Мирра ждала этого чуда. Горизонт уже светился. Она различила воду, полосу песка, ей пришлось все ощупать, чтобы понять, верны ли ее впечатления. Вода была водой, песок на ощупь тот же. Она обернулась, во тьме того, что, скорее всего было пещерой, мелькнула фигура.

— Эл!

Она не пошла, а побежала. Она натолкнулась на фигуру в платье.

— Тебе нужно уйти назад в пещеру, — прозвучал из темноты знакомый голос.

— Эл. Я искала тебя. Там в пещере была статуя, и она была живая. Я не хочу видеть прошлое. Я просто хочу видеть. Это же рассвет. Рассвет.

Она потянула Эл за рукав, свет проник во вход в пещеру, очертив лицо.

Мирра от изумления взяла его в ладони и вгляделась. Она стала его тщательно ощупывать.

— Я ничего не вижу. Это называется воображением. Твое лицо. — Мирра отошла на шаг. — Покажи мне твое лицо. Настоящее, не становись ею.

Она начала пятиться.

— Тебе нельзя сразу на свет, глаза повредишь, — прозвучал такой знакомый и рассудительный голос.

Силуэт с лицом пугающей статуи обладал этим привычным певучим и таким разным в интонациях голосом. Он шел прямо на нее. Она взвизгнула от испуга.

— Нет!

Она увидела, как бесстрастное лицо превращается в сочувственную гримасу, потом улыбается ей.

— Я не статуя, Мирра. Ты видишь, натуральную меня. Мы просто похожи.

Мирра замахала руками.

— Ты просто играешь моим воображением. Ты ведь можешь. У тебя так хорошо получается.

— Ты видишь, — убедительно заявила статуя с голосом Эл. — Детские фобии не по моей части. Подойди, я хочу уберечь твои глаза.

В ее руках оказался темный кусок ткани. Она образовал квадрат покрывала. Мирра представила, как он окутает ее и вернет слепоту.

— Я хочу видеть!

— Ты и будешь видеть. Постепенно. Сначала ткань будет плотной, потом тоньше и тоньше, пока ты не сможешь выносить дневной свет. Марш в пещеру!

Приказ прозвучал так резко, что Мирра кинулась в темноту темной трещины, как к спасению.

Эл не пустила ее дальше середины пути, набросила на нее покрывало. Мирра была готова на все, лишь бы избавиться от ее присутствия.

Эл оставила ее одну и вышла к восходу, чтобы убедиться, что для нее ночной эксперимент завершился без последствий.

С рассветом измученные ожиданием двое мужчин видели метания Мирры, слышали какие-то выкрикивания, потом обе девушки ушли назад в пещеру. Это время оказалось самым мучительным. Потом наружу вышла Эл и замерла ненадолго, глядя на восход. Она стояла, скрестив руки на груди, а потом вдруг начала приплясывать, и этот танец напоминал больше дикие прыжки сумасшедшего. Она то прыгала, то принималась приплясывать, платье извивалось волнами. Это была явно не радость. Маниэль не выдержал. Он добежал до Эл первым и только теперь понял, что она скачет по берегу с вполне счастливым видом.

— Я! Заклинатель духов! Я — шаман! — орала Эл.

Она повторила свои скачки и на этот раз у нее получились более приемлемые, с эстетической точки зрения, движения.

— Получилось? — неуверенно спросил подоспевший Жеймир?

— Кажется, — предположил Маниэль. — Чему посвящена эта бешеная пляска, Эл?

— Получилось! Получилось! Она напугана! У нее истерика. Но она видит!

— Чем напугана?

— Мной! Я — статуя из храма. Я — ожившая статуя. Она видит и помнит!

Эл почерпнула воды и плеснула себе в лицо, умываясь с удовольствием.

— Проваливайте оба! Я буду купаться!

— Куда проваливайте? — удивился Жеймир, решив, что она их решила совсем прогнать.

— Да ну вас всех! В пещеру! — возмутилась Эл и стала развязывать пояс на платье.

Певцы поняли ее буквально и скрылись в пещере.

Мирра сидела недалеко от входа, здесь царил слабый сумрак, свет был косой и спокойный. Она была закрыта покрывалом. Заметив шевеление, она испуганно вскочила.

— Мирра, не пугайся. Это мы. Жеймир и я — Маниэль.

Мирра пошла на два силуэта, что проступали в темноте сквозь тонкие щелки в ткани. Маниэль подал ей руку. Она узнала руку, ощупала плечо. Маниэль улыбнулся ее привычке все ощупывать.

— Жеймир, почему ты молчишь?

— Потому что от волнения он не может говорить, — ответил Маниэль.

— Я так счастлив за тебя, что мне и правда трудно говорить. Но я еще спою об этом, — отозвался Жеймир.

— Это не обман? — спросила она.

Маниэль поцеловал ей руки.

— Дитя мое, это правда. Ты видишь свет, меня, Жеймира.

— А она? Здесь? — вкрадчиво спросила Мирра.

— Нет. Эл купается. Эти два дня измотали ее. Если она кричала от восторга и скакала по берегу, то в успехе не стоит сомневаться. Она отогнала твою слепоту. — Он не удержался и обнял Мирру. — Я клялся ночью, что пойду за тобой куда угодно. Я сдержу слово. Мы поплывем в город. Ты увидишь город своего детства.

— Я принцесса? — спросила она.

— Да, да, Мирра. Я расскажу тебе то, что ты не вспомнишь.

— Так ты знал? Знал обо мне?

Мирра оттолкнула его.

— Я разыскал тебя, потому что знал — ты будешь нужна своему городу. С годами я забыл о благородных планах. Прошлое исчезло. Эл тебя узнала, когда мы встретились, и круг стал замыкаться, — объяснял Маниэль.

— Она знала. Она предвидела. Ты говоришь о круге, который она замкнула по своей воле. Я тебе так верила, — прошептала она.

— А теперь не веришь?

— Я словно другая.

— Перемены, — подал голос Жеймир. — С ними нужно согласиться. Как мудро было сказано. Сейчас не время для печали. Мы завтра будем в городе, который нас не ожидает. Или ожидает. Я и это готов принять.

К ним шагала Эл, разбирая пальцами мокры волосы. Жеймир заметил, как Мирра вздрогнула. Он обернулся к ней.

— Эл, пожалуйста, надень старую одежду, ты пугаешь ее, — попросил он.

— Я детским глупостям потакать не собираюсь, — ответила она. — Я вообще больше здесь этот костюм носить не стану.

— Ты нас больше не охраняешь? — спросил он.

— Ни один здравомыслящий смертный не нападет на меня в таком облике. Мирра, побудь одна, а вы двое следуйте за мной.

— Эл, ты строга к ней, — заметил Маниэль.

— Скоро ей будет еще труднее. Впереди свадьба. Скоро приплывет корабль. Мне бы следовало не пускать вас в город. Вы вели себя очень достойно все это время. Я благодарна вам за помощь, поэтому вы плывете с нами.

— Будет договор? — спросил Жеймир.

— Условия. Я требую полного подчинения. Любое мое слово — это приказ. Даже взгляд — приказ. Я — великая для вас и для города. Каждый, кто нас встретит должен это понять. Советы королеве будете давать, когда я уйду, а пока вы станете безропотными слугами. Оба. ОН там будет. Ему довольно слабого шепота, чтобы все рухнуло. Одно мгновение. На поле интриг мне его не обыграть. Мирре предстоит трудное испытание. Ты же помнишь Кикху, Маниэль. Однажды у него был шанс вывести меня из миров. Одного мгновения было довольно, но владыка его отвлек, и Кикха проиграл. Я не хочу отвлечься. Будет много тех, кому эта свадьба не по нраву, включая Мирру. Не хочу, чтобы вы были в их числе.

— Но мы оба против этого брака, — сказал Жеймир. — Честное слово, я готов за Бродягу ее отдать. Сколько ей еще мучаться. Она и голос, и дар из-за него потеряла.

— Ваше право. Можете отказаться. Я вас просто отпущу. Найдете своих, и скитайтесь сколько угодно.

— Ты нас гонишь? — спросил Маниэль.

— Мирра уже не ваша забота.

— Мы остаемся. Мы остаемся, — сказали оба по очереди.

— Ждите на берегу корабль, нужно чтобы она ко мне привыкла.

— Глава 11 Свадьба

У кормчего было вдоволь времени, чтобы понаблюдать за компанией пассажиров. Судно скользило по воде словно само, управлялось просто. Хороший корабельщик знает свое дело. Он гордился новым кораблем и готов был хвастаться им перед пассажирами. Они же оказались молчаливыми и необычными, как на подбор. Две дамы. Одна из них была укутана непроницаемой для глаза тканью, пряталась днем и выходила только ночью, лица в темноте он так и не смог разглядеть. Вторая дама казалась высокой из-за своего лилового наряда, от взгляда на который хотелось закрыть глаза. Она выглядела неприступно величественной, от одного взгляда на нее сводило скулы и от холки до пять шла дрожь. Она оборачивалась, едва он пытался хоть мельком посмотреть на нее. Другие двое, пожилые мужчины, на вид слуги, не броско одетые и тоже молчаливые разделились между этими странными дамами. Худощавый с красивым еще лицом и изящными движениями оказывал услуги даме в лиловом. Тот, что был грузней и старше, и проще в обращении ухаживал за дамой в покрывале. Первая пара иногда совещалась тихо, услышать их он не мог из-за шума ветра. Дама в лиловом ходила от борта к борту, вглядываясь в даль, рассматривая воду. Качки для нее не существовало, кажется, ей нравился ветер и скорость судна. Ее платье развевалось по ветру как огонь, вызывая скорее трепетный страх, чем любование. Вторая, если выходила днем, то замирала при каждом существенном покачивании, никогда не ходила на нос, будто сторонилась даму в лиловом, которая там и проводила большую часть времени. Зато ночью она садилась у борта, опираясь на него спиной. Она тихо напевала. Голосок ее был прелестный. Он сам готов был ей подпевать. Эти два дня промелькнули слишком быстро, ему непременно хотелось знать, куда направятся пассажиры, поэтому он любезно предложил себя в провожатые. Ответ его поразил. Они знали город и шли во дворец. Он решил, что пропустить такое не может, поэтому отложил отплытие.

Мужчины сошли первыми, потом дамы. Их встречали всего-то двое. Появление лиловой дамы их напугало.

Эл своим видом добилась желаемого эффекта. Слух облетел город так скоро, что на площадь сбегались люди, создавая толчею и суматоху.

Маниэль понял, что Эл была права. Люди суетились и толкались, но между ней и ими образовалось пространство с точными границами, где хватило места четверым путешественникам. Он стал различать звуки, которых она прежде не издавала. Это был трудно переносимый гул, ему казалось, что если бы люди слышали это, то предпочли бы удалиться.

Он вслушивался в звуки города, в казавшийся очень далеким звук храма, он менялся, распространяясь по городу. Суетливые люди не слышали его. Не мелодия — это был ритмичный звук схожий с жизненным пульсом, по началу однообразный, но потом к нему примешивались еще и еще дополнительные гармоники, он становился многогранным по мере того, как певец проникался им.

Все это время он следовал за Эл, потому что ее ритмичные звуки были сильнее того, что он слышал, он мог бы закрыть глаза и определить источник. При новой встрече, в путешествии, в горах, на берегу, даже в то утро, когда она ликовала, он не слышал ничего подобного. Ее звуки смешались с общим гулом и изменили его.

Эл встретилась в толпе со знакомым взглядом. Он был на совете. Они никак не приветствовали друг друга. Он развернулся к ней спиной, улыбнулся и вышел из толпы. Эл шла по площади стараясь, чтобы Мирра шла за ней на одинаковом расстоянии. Маниэлю это удавалось лучше, а Жеймир уловив торжественное настроение и вслушиваясь во все окружающее, замыкал шествие с видом мудрого старика, который очень точно знает цену этому событию. Он лишь на лестнице понял, что все еще виновен в пропаже Мирры. Маниэль остановился, и он тоже.

— Нам нельзя туда, — сказал он через плечо.

Жеймир был рад его словам.

— Я знаю, где мы можем остановиться, — добавил Маниэль.

— Но мы же слуги, — шепнул Жеймир.

Эл остановилась ступеней через десять, повернулась лицом к площади и взглядом показала Маниэлю место рядом с Миррой. Он поднялся к ней. Жеймир оказался рядом.

К ним приблизился человек, он посмотрел на Маниэля, они были знакомы. Маниэль ему вежливо кивнул.

— Это она? — спросил он именно у Маниэля.

Маниэль снова кивнул.

— Совет... — заговорил человек.

— Когда стемнеет, — перебила его Эл. Он согласился и отошел в первые ряды людей на площади. — Идем дальше.

Эл завела их в зал первого яруса, окна были занавешены плотной тканью.

— Мирра, можешь снять накидку. Вечером мы прогуляемся по дворцу, кое-что осмотрим, а пока я оставлю вас здесь. Отдыхайте.

Эл скрылась в одной из трех дверей.

— Не перестану удивляться, — заговорил Жеймир. — Мы вошли сюда?

— Одна из нас может провести сюда преданного человека, — сказала Мирра.

Эл поднялась к тому месту, которое в этом дворце играло роль башни. В эту комнату она заходила один лишь раз. Дверь накрепко была закрыта. "Не придет", — подумала она. Владыка в переговоры вступать не намерен. Изменилось что-то после того, как Эл отказала его посланнику. То было последнее предупреждение.

Она отошла в сторону, а дверь вдруг открылась. Он оказался на самом пороге, войти она не могла.

— Пришла за советом? Неужели ты желаешь меня видеть? — спросил владыка.

— Вы слишком пристально следите за мной, отец. Нельзя ли ослабить петлю на моей шее?

— Я заставляю тебя собрать силы. Ты все время пытаешься поделиться ими с кем-то. Я не позволю очередному смертному пользоваться твоей милостью. Твой новый облик обязывает демонстрировать величие, а не делиться им. Ты для них не прежний гость, которого спутали с принцем, который сражался за город. Заметила? Никто, из созерцавших тебя, не сопоставил дивную женщину с серым скитальцем или черной фигурой моего слуги. Они видят в тебе мою дочь! Ожившее изваяние! Владычицу! Ты прекрасна! Я не стану тебе мешать. Наслаждайся очередной своей новеллой. Ее перескажут потомкам. Я отозвал своих слуг из города. Столь преданное тебе горное братство учинило на них охоту. Ты переусердствовала с охраной. Мне угодна эта династия. Только не называй ее моей внучкой. Это неверное определение. Пусть правят.

Дверь закрылась. Эл закрыла глаза и медленно выдохнула. Глаза и голову ломило. Она закрыла глаза руками. Она сделала еще один глубокий вдох, боль растворилась.

Она шла открытыми галереями, смотрела с высоты на город.

— Я исполнила обещание, Радоборт. Твоя дочь будет счастлива здесь, — произнесла она горизонту.

Эл не торопилась возвратиться. Ее уже искали. Посольство приближалось к городу. Мирра с трудом сдерживала себя от новой истерики, когда сообщили, что прибудет король.

Еще три дня.

Три дня!

* * *

На совете Эл сняла с Мирры покрывало. Она уже могла выносить хорошо освещенное помещение. Она не щурилась, только с испугом изучала осматривающих ее незнакомых людей. Она хотела подойти и прикоснуться, ощупать их, услышать звуки их душ, понять их мотивы. Но дара не было, касаться ее, было запрещено. Она — королева. Эл описала процедуру заранее, объяснила, как ей нужно себя вести. От нее требовалось стоять или сидеть, как можно кратко и вдумчиво говорить и накрыться покрывалом, едва устанут глаза.

Эл объяснила совету секрет накидки, рассказав правду, она неточно и кратко описала момент прозрения, называя его тайной. Люди удивились. Присутствие великой не давало им повода сомневаться. Маниэль пересказал свою историю, утаив о том, что именно Жеймир увез маленькую Алмейру из города, что якобы просто нашел ее среди певцов. Жеймира на совете не было, чему он очень был рад. Маниэль был почитаемым человеком в городе. Никто не подверг сомнению родовитость Мирры. Ее выдавало сходство с родителями, а красота прельщала именитых горожан. Обрести такую королеву они сочли честью. Отдали время торжественным речам, восхвалениям. Но когда речь зашла о свадьбе участники совета заметно приуныли.

— Алмейр не против, стать столицей, — говорили они. — Но уж очень скоро. От спешного брака больше раздоров, чем согласия.

Среди всех присутствующих сидела только Мирра. Это была привилегия королевы. Эл позволила ей сидеть. Сама она стояла за ее спиной. Стояли и все остальные. Ими обеими любовались. Она рассчитывала, что они устанут, и совет не будет затянут обсуждением скорой свадьбы.

— Мы должны принять посольство. Они оскорбятся, если мы удержим их за пределами города, — рассуждали люди в кругу.

Маниэль заметил, как изменился звук, сопровождавший Эл, он стал таким утонченным, что вызывал у него восторженность юноши, словно он вернулся в прошлое и только что познакомился с ней, уловив ту красивую дерзкую ноту ее души, которую так стремился подчеркнуть и воспеть его брат Даниэль. Он тогда восторгался Эл. Он, наверное, слышал иное, но его чувства стали близки сейчас Маниэлю. А когда Эл заговорила, то ее голос звучал тем умиротворяющее мелодичным тоном, который наводил на людей благостное расположение духа.

— Я знаю, как их задержать. Покажите им храм. Он огромен, его осмотр займет все время до полудня, — ее рассудительный тон вызвал одобрение. — В посольстве люди запада, они впервые здесь. Им придется вникать в ваши традиции. Зацвел храмовый кустарник. Покажите им приношение цветов к статуе. Церемония красивая. А вечером будет короткий ужин, потом вы расположите их на ночлег. Следующий день займет осмотр города.

— А когда же произойдет знакомство?

— Завтра за ужином. Оно будет не длительным. Я полагаю, не стоит прельщать молодого короля красотой Алмейры, его чувства станут неискренними. Проверьте его терпение. Пусть она будет под вуалью.

Ну, тут уж интрига так понравилась присутствующим, глаза их вспыхнули, с ней шумно согласились. Осталась ночь для составления планов и приготовлений, и совет завершился единодушным согласием.

Эл проводила Мирру в ее новую комнату во дворце.

— Ты же не станешь мне прислуживать? — смущенно сказала Мирра.

— Мне не трудно. Пока у тебя не появились доверенные помощники и помощницы, я помогу тебе. Мы выберем тебе красивую одежду, вуаль светлую, потоньше, плотная тебе уже не нужна. Дня через два ты сможешь видеть без нее. Глаза привыкнут.

— Ты поможешь мне выбрать платье? Ты разбираешься в одежде?

— Я не всегда ходила в сером, — с улыбкой ответила Эл, ей хотелось шутить. — Мне идет еще черный цвет и очень темный синий с эмблемами, в нем летать удобно. Лиловый мне приходиться носить по причине его символического значения. У меня была строгая наставница по части нарядов. Ты будешь неотразима!

— Я не хочу его видеть. Я благодарю тебя, что завтра мне не нужно открывать лицо.

Эл сняла с нее ткань и открыла окно в ночь. Мирра подошла к нему. Догорали остатки заката, появились звезды.

Мирра обернулась к ней. Эл стояла в темноте, в воображении Мирры из-за воспоминаний о договоре она снова приняла облик серого странника.

— В Обители я слышала историю о тебе и Настоятеле. Вы любили друг друга. Мне теперь трудно представить, что ты способна полюбить. Да к тому же смертного.

— Я бы просила тебя не упоминать об этом, — остановила ее Эл.

— Ты отказалась от него, и теперь меня вынуждаешь поступить так же?

— Не говори глупостей. Ты слишком мало знаешь, чтобы обсуждать мои поступки. Ты сама спровоцировала наш договор. Отказа я не приму.

— Ты любила его? — Мирра решила не уступать.

— Тебя это не касается.

— Нет, касается. Он умер из-за тебя. От любви к тебе. Так умри и ты!

Эл выросла перед ней из темноты, крепкая пощечина заставила Мирру вскрикнуть. Этого, кажется, было довольно. Но девушка гордо вздернула подбородок.

— Бродяга стал королем? — требовательно спросила она.

Эл на мгновение возликовала, потому что ей показалось, что Мирра разоблачила ее, но спустя это мгновение Эл уловила не догадку, а яростное сопротивление.

— Поздно, девочка моя. — Эл намеренно выбрала обращение, которое Мирре не нравилось. — В горах ты не слишком раздумывала над своими словами, над обещаниями, которые ты даешь. Ты просто капризничала, потому что не решалась сказать мне "нет". Ты даже заявила, что я как великая люблю договариваться, и мы договорились. Это была не жертва, не крик души, а обычная спесь! Ты пыталась подменить свое "нет" видимостью каприза! Ты не думала тогда о нем, о любви, о тех признаниях, которыми обменялись. Ты о нем не думала, ты оплакивала свой дар, свою слепоту, ты себя просто жалела. Себя! Потому что в душе надеялась, что я за тебя приму решение. Ты полагалась не на веление своего сердца, не на любовь, на мой опыт и силу великой. Я же великая, мне проще принять решение за несчастную смертную! Я его приняла. Не ты, а я. Ты добровольно согласилась, что твоя судьба, свобода и право любить принадлежат мне. Потому что я сильнее. Так было?

— Да! — выкрикнула Мирра.

В дверь постучали.

— Войди, — разрешила Эл.

Маниэль вошел в комнату со светильником в руке. Эл на всякий случай показала ему дорогу к спальне Мирры. Певец распознал бурную сцену, по особым звукам и поспешил вмешаться. Он хотел казаться спокойным, но был очень встревожен.

— Мне показалось...

— Тебе не показалось. Мирра решила изменить своему слову, а я напомнила ей о своих правах, — сказала Эл.

— Ты никогда не любила, — выговорила Мирра.

— Мирра, не смей, — ровным тоном напомнил Маниэль. — Я не учил тебя грубости и дерзости. Если ты не слышишь музыку души, это не значит, что следует забыть такт и этические каноны. Ночь хорошее время для раздумий и разговора с собой. Эл, оставим ее. Королеве нужен отдых и возможность размышлять.

Эл охотно вышла за Маниэлем. Они ушли ярусом ниже, где Эл поместила его и Жеймира.

— Поразительно, Эл. Ты права. Она бунтует. Что с ней твориться?

— Она правильно бунтует, — услышал он чуть насмешливый голос Эл. Она остановилась у края балкона. — А какой напор! Заслужила оплеуху и продолжила дальше!

Маниэль опешил.

— Тебе это нравиться?

— Хм, ее выкрики и обвинения не нравятся. А то, что она решилась бороться — очень нравиться.

— Бороться с тобой? С договором? Это бессмысленно. Ты не уступишь. Я знаю. Чего ты добиваешься?

— Я хочу, чтобы она приняла решение.

— Но она уже выбрала.

— Нет. Она, образно выражаясь, "прогнулась" под тяжестью обстоятельств. Просто сдалась. Она не умеет выбирать.

— Это потому что она потеряла дар. Он бы подсказал ей.

— В том-то и беда. Она оказалась в узком коридоре возможностей, без подсказки своего дара. Она поразила меня в первые дни знакомства. Я думала, она мудрее. Она казалась возвышенной и милой, пока плавала в потоке очаровательных звуковых сочетаний, она жила там, а не в реальном мире. Она плыла в потоке видений, как лист брошенный в реку, без собственной воли. Хорошо быть милой, доброй, послушной, когда тебя окружают заботой, ограждают от трудных дорог, ведут, не давая спотыкаться. Она прожила эти годы в пути, но он шел по равнине. Она столько раз видела будущее, но ей не приходило в голову запоминать или сопоставить события. Оно просто пугало ее. Она никак не связывала то, что видит с собой, пока не потеряла Бродягу. Ей не пришло в голову, что дар поможет и ему, и ей. Она прозрела, а душа ослепла.

— Я понимаю тебя. Без своего дара она не может понять, как поступить. Кто желает ей добра, а кто — нет. Она ждет постороннего участия. А значит, на нее легко влиять. Она должна заново научиться распознавать души людей. Иначе, через опыт сердца. Без дара ее душа ослепла. Это верно сказано. Быть листочком в потоке не требует усилий, трудно плыть самой.

— Я хочу, чтобы она получила урок. Она должна точно понимать ценность слов и намерений. Порыв имеет силу. Эта сила действует как обвал в горах или как творческий поток. На нее ляжет бремя государственной власти и ответственность за судьбы людей. Она должна понимать, что отвечает за свои слова и намерения, за обещания, за проявление воли. Это и есть испытание.

— Эл, но ты поставила неразрешимую задачу. Договор существует.

— Да. Если она не выберет один из трех путей.

— Трех? Так много? Отказаться или подчиниться.

— Есть еще третий. Она — королева. Она имеет право обратиться к владыке. Его воля превыше воли великой. Он может расторгнуть договор. Она познает за эту ночь все пороки стразу: злобу, трусость, упрямство, малодушие, — все те, что дар так хорошо затмевал. Она эту ночь никогда не забудет. Если она найдет себя саму, то опыт ее несгибаемых в трудностях предков станет ее завоеванием. Может быть не завтра. Не скоро. Только эту ночь она не забудет. Этим землям нужна мудрая королева. Будь она слепа и со своим даром, она давно распознала мой замысел.

Маниэль молчал, думал, и вдруг его осенило.

— Этот король — Бродяга? Эл! Ну, зачем ты так!

— Ну вот. Ты тоже только что посчитал меня сволочью. На мгновение. Неужели и ты воспринимаешь меня настолько великой?

Эл воздела руки к небесам.

— Прости! Это не вольное! Я путаюсь с этих твоих звуках! — смутился Маниэль.

— Теперь ты лучше оценишь то, что вы считали даром для Мирры. Это способность, которой существо более развитое может удачно манипулировать. Ты не всегда слышишь то, что есть в действительности. Я проверяла.

Она услышал добрый смешок.

— Ты должна бы уже ненавидеть нас. Я сам проявил немало упрямства в этой истории. Я буду молчать, что это Бродяга.

— Потерпи. Немного осталось.

* * *

Мирра оставалась одна и ночью, и днем. Было все так, как описывала Эл Маниэлю. Страстные муки, душевная пытка. Не желая никого видеть, Мирра в сумерках следующего вечера сбежала из дворца. Каким-то необъяснимым чутьем она отыскала путь к храму, выбирая самые уединенные улочки. Она сбросила по дороге покрывало, щурясь от вечернего света, но так никто не узнает ее.

Церемония завершилась, все уши в город. Пол был усеян лепестками. Мирра подобрала горсть, детская ее память напомнила рукам знакомую, приятную мягкость. Она любила играть ими.

В храме на полу сидела девочка или юная девушка. Она собирала лепестки в корзину, заботливо укладывая их, чтобы больше вошло. Она увидела Мирру и поднялась с приветливым выражением счастливого лица.

— Хотите лепестков? — спросила она.

— Ты здесь служишь?

— Да.

— Как прошла церемония?

— Ой! Тут такое было! Мне так смешно и странно.

— Что же произошло?

— Видите ли, я знаю эту красивую девушку в лиловом платье с лицом нашей статуи. Я ее узнала. И она меня. Только отец запретил мне к ней подходить.

— Как же вы оказались знакомы?

— Она заходила в храм прошлой осенью. А потом ночевала у нас в доме, разбирая с отцом старые документы из архива. Она что-то искала и, наверняка, нашла. Я хорошо ее запомнила, она тоже поздно пришла в храм, и я подарила ей лепестки. И почему все так смотрят на нее, как на изваяние, словно это она статуя? А она очень добрая.

— А зачем она была в храме?

— Она не знала, как поступить, и просила у статуи совета.

— Не знала, как поступить?

— Ну да, это же со всеми бывает. Только статуя ответов не дает. А этот храм нужен, чтобы управлять силой в долине. Потом я рассказала, как ослепла дочка нашего короля. И вот, говорят, она прозрела, правда ее лицо видели только главы семей, она прячет лицо. Это Эл ее нашла. Я слышала, как мой отец очень просил ее найти королеву. Он говорил, что мир без нее не наступит.

— А ты видела короля?

— Конечно, я даже подержала его за руку. — Она хихикнула. — А он не рассердился. Рассердился мой отец.

Она надула губки.

— Я глупая, да?

— Шелизет, поторопись, девочка, темнеет, — голос сопровождал шарканье шагов.

— Стрик Хеденгард будет ворчать на меня, — встрепенулась девочка и начала торопливо собирать лепестки.

Мирра опустилась на колени и стала ей помогать.

Шаги приблизилась. Он остановился над ними.

— Ну, что тут у вас. Вдвоем не могли быстро убрать. У статуи оставьте. Хотя это оригинал сегодня надо было ими осыпать, — ворчал старческий голос. Он стал ерничать. — Великая. Дочь владыки. Глупцы. Как ее не убил владыка за это. Третий раз уже поперек его воли.

— Ой, страшно, — заговорила Шелизет. — Вот он тебя услышит.

— Здесь не услышит. Здесь не его территория. Поднимайтесь, лентяйки. Прочь отсюда, завтра уберете. Снова насыплют.

Мирра встала с колен, не поднимая глаз, пыталась избежать взгляда старика.

Его шаги зашуршали прочь. Мирре стало легче.

— Ты думаешь, я тебя не узнал? — сказал он, не оборачиваясь. Мирра подняла на него глаза. — Тебе нечего бояться, он мне понравился. Эл любовь очень хорошо распознает.

— Откуда ты знаешь, Хети?

— А ты у нее спроси. — Он ткнул кривым пальцем в статую. Потом он обратился к Шелизет. — Давай-ка, в город иди. Хватит уже прислуживать изваянию. Королеве будешь служить? А-ну, сознавайся?

— Если отец разрешит, — протараторила Шелизет.

— Отец? Я тебе разрешаю. — Хети топнул на нее ногой.

Шелизет взвизгнула и захихикала. Мирра взяла ее за руку.

— Пойдем. Я в темноте не найду дороги.

Шелизет пришла за Миррой во дворец. Она была счастлива. В комнате Мирры стояла Эл, по хозяйски рассматривая лежавший на постели наряд. Шелизет без стеснения наскочила на нее и повисла не шее. Эл подхватила ее и подбросила вверх.

— Ну, хитрющее создание, зачем хулиганила сегодня?

Мирра не привыкшая к подобному поведению в присутствии Эл с удивлением и завистью смотрела на них.

— А потому что смешно было! — ответила девочка. — Хети сказал, что тебя следовало осыпать лепестками, и я с ним со-гла-сна.

На слове "согласна" она достала из кармашка большую горсть лепестков и подкинула вверх, осыпая ими Эл.

— Ну, спасибо! — воскликнула Эл и засмеялась.

— И король красивый. Мне он понравился! — добавила Шелизет.

Мирра смотрела на них, и взгляд ее постепенно теплел. Девочка вела себя непосредственно и оживленно. В ее манере не было дерзости или дурного тона, она просто воспринимала окружающее, как естественный для нее мир. Она подошла к постели, осмотрела наряд.

— Поможешь его надеть? — спросила Эл.

— На тебя? А мне черный костюм больше нравился.

— На нее. — Эл указала на Мирру.

— Да. Я ей помогу. Я догадалась, что она королева.

— У тебя появился новый друг и почитатель. — Эл кивнула в сторону Шелизет.

Потом подошла к ней и потрепала по волосам.

— Тебя Хети подослал?

— Да, — согласилась девочка.

— Тогда работай, новое поколение. Пойду, потороплю мужчин.

Она удалилась.

Шелизет подняла с постели тонкую ткань, посмотрела ее на свет, приложила к своему лицу, примеряя.

— Какая тонкая. Ты спрячешь под ней лицо?

— Да. Так надо, — вздохнула Мирра. — Только не знаю зачем. Ведь уже вечер. Я пришла сюда без покрывала.

— Так же интереснее, — заявила Шелизет, закутываясь в вуаль. — Ты всех видишь, а тебя — никто. Такой простор для наблюдений.

Мирра не смогла сдержать улыбку.

Шелизет опустила вуаль и задумалась.

— Ой, я же как-то должна себя правильно вести. Как мне обращаться к королеве?

— Я еще не совсем королева, — усомнилась Мирра.

— Как не совсем? — удивилась Шелизет. — Если бы тут были ваши предки, то следовало бы зваться принцессой Алмейрой. Вот что я точно могу сказать, так это то, что следует именоваться королевой Алмейрой. Я могу обращаться к королеве: королева Алмейра? Жаль, я не могу спросить у Эл, она ушла.

— Эл гораздо выше меня по рангу, как все считают, — заметила Мирра не слишком уверенно. — Однако, ты зовешь ее по имени.

— Она мне позволила, когда она гостила у нас. Хети тоже говорил, что ей приятнее именоваться Эл, она никогда не хотела быть великой.

— Мне не успели рассказать эту историю, до того, как я пропала, — призналась Мирра.

— Это длинная история. Мой отец обязательно расскажет ее потом. Праздник скоро начнется. И все же, как же мне обращаться? — спросила девочка.

— При посторонних называй меня королевой, а наедине ты можешь называть меня по имени. Алмейрой.

— Хорошо, Алмейра.

Получив ответ на свой вопрос, Шелизет деловито посмотрела на платье.

Маниэль удовлетворенно осмотрел свою воспитанницу. Жеймир смотрел с гордостью. Эл — внимательно. Мирра вышла к ним без вуали, она держала ее в руке и нервно сжимала.

Ночь не избавила ее от противоречий и страданий, но она теперь внутренне обращалась к своей любви, она не покорилась.

— Маниэль, отведи королеву в дом Ладо, а мне нужно уладить некоторые дела, — заговорила Эл. — Сам ты там не оставайся. Петь тебе сегодня не придется. Обстановка разрядилась, нужно дать людям возможность общаться.

— Ты не пойдешь туда?

— Я не обязана сопровождать королеву, у нее есть право все делать самой. Мое присутствие делает обстановку напряженной. Я приду, когда сочту нужным.

— Я буду там одна? — произнесла испуганным голосом Мирра.

— Там будет тридцать два приглашенных. Главы укажут тебе, где сесть. При знакомстве с королем тебе довольно подать ему руку. Оставаться с ним наедине тебе сейчас никто не позволит. Если сегодня вечером вы дадите согласие на брак, то вы сможете встретиться завтра в храме. Там будут ваши поверенные. Общайтесь через них. Если вы оба будете к концу вечера согласны, то завтра уже поженитесь. Если остальные договорятся.

— Я хотела бы лично поговорить с королем, — заявила Мирра.

Маниэль внимательно посмотрел на нее, она была без покрывала, ее лицо казалось и потерянным, взгляд устремленным куда-то на посторонние предметы. Он перевел взгляд на Эл. Прищур ее глаз с язвительной хитрецой выглядел чуть угрожающе. Он ждал реакции великой.

— Не возможно же, чтобы они, не зная друг друга, вступили в брак? — возмутился Жеймир.

— Вечером, после ужина, — заговорила Эл тоном человека, который разбирается в смысле происходящего больше присутствующих, — если вы дадите слово друг другу, короля поместят во дворце. Он получит статус официального жениха, но пока еще не мужа. Это вежливость, которую придется соблюсти ради престижа города. А потом вы можете встретиться и поговорить, в частном порядке. За ужином тебе необязательно произносить речи. Это личное и не имеет отношения к сути этой встречи. Это политика. Довольно только присутствия. Городом управляет совет. Он не подчинен решению недавнего военного совета, который предложил сделать Алмейр столицей объединенных земель. Пока не будут точно определены все условия, свадьбы не будет. На это уйдет какое-то время. Я ухожу, потому что спешу.

Эл открыла соседнюю дверь и оставила их. Мирра печально вздохнула и собралась набросить вуаль.

— Я провожу тебя, — добродушно сказал Маниэль, чтобы приободрить ее.

— Что ты чувствовал, когда она заставила тебя отказаться от меня? — спросила Мирра суеверным шепотом, ожидая, что Эл вернется.

— Я был неправ, претендуя на тебя. Я люблю девочку, которую воспитал, но это отцовская любовь. Я понял, что пытался решить вопрос личного порядка, а когда посмотрел на обстоятельства шире, то понял свою ошибку. Я не могу сказать, что мне было легко, — ответил он.

— Что ты чувствуешь сейчас?

— Облегчение и надежду, — признался он.

— Как необычно, что я спрашиваю у тебя то, что раньше так просто ощущала, но я откуда-то знаю, что ты искренен, — сказала она. — Нужно идти.

* * *

Браззавиль остался один. Его торопили с выходом к ужину. Незнакомый дом, высокие потолки, переходы, росписи на стенах, большие окна выдавали значительное положение хозяина дома. Когда он узнал, что хозяин давно умер, что горожане хранят о нем память, принимая здесь добрых друзей, то был благодарен горожанам за честь. Его посчитали другом. Это сгладило то напряженное ожидание, с которым он ехал сюда.

Он мысленно звал Эл. Она появилась на церемонии, вызвав суеверный трепет. Спустя полгода он посмотрел на нее по-другому. Прежние, близкие отношения исчезли, как и проникновенное доверие, которое он к ней питал. Этот новый облик лилового существа принес отчуждение в его душу. Он боялся встретиться наедине, и хотел этого одновременно. Противоречие не покидало его до этой самой минуты.

Он ожидал, что Полага предупредит о посторонних, что он заранее узнает о ее приходе. Или она не придет.

— Ты слишком часто думал обо мне, — раздался знакомый голос.

Он обернулся к ней лицом и встретил добрую улыбку.

— Откуда ты?

— Вошла в дверь.

Сердце дрогнуло, мысли спутались, он замер, чтобы пропустить мимо волну смущения и растерянности. Он мгновенно забыл об отчужденности, которая, как он думал, возникла между ним и ею. Нет. Теперь стало ясно, что отчужденность коснулась образа, который его преследовал, а появление реальной Эл вызвало волнение и радость.

— Я рад тебе. Ты видела Мирру? — это был его выстраданный вопрос, он забыл поприветствовать ее, показаться учтивым, но только она могла сказать ему.

В ответ она еще шире улыбнулась.

— Она здесь.

— В городе? — он не мог сдерживать больше эмоции и схватил Эл за кисти.

Эл осторожно высвободила свои руки и отошла.

— Браззавиль, с ней многое произошло, как с тобой.

— Она здорова? Я не могу ее увидеть, но......

— Почему же. Ты ее увидишь. Тебе объяснили, как вести себя на ужине?

— Да. Я понял, как строги местные нравы. Я буду молчалив, сдержан, — он не стал перечислять дальше, умолк, опустил глаза. — Зря я спросил о ней.

— Тебе рассказали, какова местная королева?

— Я не спрашивал.

— А ты спроси. Тебе следовало собрать сведения о той, кого ты решил одарить любовью.

— Эл, но ты-то знаешь, что я люблю не ее.

— А вдруг?

— Я думал об этом.

— Я знаю. И мне нравятся твои выводы. Не терзайся опять. Я пришла сказать, что освобождаю тебя от обязательств. Владыка теперь твой господин. Выбирай ту, которую любишь.

— Эл, я выбрал. Мирра не выдержит этой несвободы, она слишком хрупкая и отдаленная от обыденности. Она очень быстро перестанет ощущать себя свободной.

— Можно я сяду? — спросила она.

— Ты великая. Я должен был сам предложить. Меня торопят.

— Ничего подождут. Ты по праву гостя можешь опоздать. — Эл опустилась на край подоконника, а не села в кресло, которое он ей пододвинул. — Давай вспомним сначала. Мирра предсказала тебе твое место в этом мире, но когда ты уходил ты желал власти и права отобрать ее. Ты же так и думал? Желание осталось?

— Это бы порыв. Я не понимал, куда я иду в действительности. Что этот шаг отдалит нас.

— Ты любишь ее? Еще любишь?

— Я не могу не думать о ней. Мне больно. Я даже боюсь спрашивать о ней. Мне нельзя о ней знать. Эл, могу я избежать встречи с ней?

— М-м-м. Нет.

— Тогда оттяни эту церемонию. У тебя получиться. Я готов увидеть ее прямо сейчас. Мне нужен один шанс. Я найду Мирру и объяснюсь. Я сам должен сказать ей, что оставляю ее. Честно, как полагается мужчине и королю. Если она в городе, то она знает, что я женюсь.

— И ты сможешь быть достаточно жесток? — спросила Эл.

— Я уничтожу этим связь между нами.

— Как же ты собираешься ее найти? Я подсказывать не стану.

— Я мельком выдел Маниэля. Он знает, он даст мне правильный совет, как лучше ей сказать. Мы не виделись год, может быть, они уже женаты.

Эл подошла к нему и положила руку на плечо.

— Ты мне веришь?

— Конечно. Я никогда не сомневался в твоем благородстве.

— У меня есть причина, просить тебя не торопиться. Иди на ужин. Я просто прошу тебя молчать.

— С радостью. Я иногда хочу стать немым, так надоели мне бесконечные переговоры.

— Твое право. Ты можешь ничего не говорить. Найдутся желающие высказаться.

— Как же я буду молчать, если королева обратиться ко мне?

— Она не обратиться. Будет достаточно пожать ей руку. Тебя не спросят, хочешь ты жениться или нет. Они просто объявят возможность союза.

— Эл, ты же видела ее. Я ее достоин?

— Боюсь тут вопрос обратный. Достойна ли она тебя? Ее терзают сомнения. Она любит простолюдина. И королевой она стала вчера. Это пропавшая принцесса. Маниэль нашел ее.

— Поэтому он и Мирра в городе. Теперь я понимаю.

— Пока ты понимаешь не все. Раз ты не сомневаешься во мне, то я прошу подождать. До следующего утра. У тебя будет ночь в запасе. До завтрашнего утра тебе нужно принять решение. Мирра ночью будет во дворце. Вы встретитесь наедине, без свидетелей. Это важно. Вам обоим.

— Эл, что-то не так. Ты не говоришь, только я чувствую.

— Она потеряла дар, зато стала зрячей. Она очень страдает из-за этого, потому что не может сориентироваться в новом для нее мире.

— Она может меня видеть?

— Она не знает, как ты выглядишь. Никогда не знала. Помнишь, во время предсказания ей в голову не пришло, что ты рядом. Теперь ты совсем изменился. Она может вообще тебя не узнать.

Он смутился и посмотрел строго.

— Она любит меня?

— Страдания изменили ее. Ее любовь скорее отголосок прошлого. Желание возобновления тех нежных чувств, которые составляли ваши прежние отношения. Она цепляется за то, что у нее осталось, она не хочет отпустить прошлое, а мир тем временем изменился. Какой она стала теперь, я сказать не могу. Я могу изменить направление ветра, понять, о чем думает человек, какой поступок он намерен совершить, какой камень упадет в горах и каким будет рассвет. Но я не могу предвидеть, как человек распорядиться своим даром любить, этой способностью его сердца. Эта область — еще тайна для меня. Когда я оставляла тебя, то знала наверняка, что ты станешь хорошим супругом другой, хорошим королем для земель, но Мирру не забудешь никогда. Она же распорядилась своими чувствами иначе, она просто решила умереть.

— Но ты сказала, что она жива.

— Она жива. Потому что ее судьба тесно связана с моей. Не будь так, я бы пальцем не пошевелила, чтобы ее спасти.

— Так сурово?

— Да. И ей нужно время, чтобы понять цену моих усилий и своих чувств.

— Может быть, ты предоставишь это нам. Когда-то ты сказала, что великой не стоит решать то, что смертные в состоянии решить сами.

Эл улыбнулась его словам.

— Я хочу, чтобы она взяла на себя труд завоевать твою любовь снова. Поэтому молчи и не торопись давать обещания ей или королеве.

— Я увижу Мирру? Я увижу ее сегодня?

— Ночью.

Он задумался.

— Я хочу понять, кого она выберет, — сказал он. — Ради нее я стал королем, но готов снова стать Бродягой.

— Тебя смутили мои слова?

— Нет. Я подумал, что ты права. Недавно я готов был рвануться к ней. Я подожду.

* * *

Сквозь пелену вуали, она не могла различить точный контур лица. Когда он приблизился и протянул руку, она подала свою не сразу, затянув паузу дольше, чем ожидали присутствующие. Только тишина в зале, наступившая из-за промедления, подтолкнула ее скорее подать королю ладонь. Ее кисть оказалась в сдержанном пожатии крепкой, крупной и уверенной кисти. Что-то дрогнуло внутри и потухло. Они задержали рукопожатие, проверяя друг друга, словно руки могли сказать им что-то. Для нее касание руки было особенным. Утонченность ощущений пропала вместе с даром, но прикосновения все еще дарили ей возможность ощутить человека рядом. Она уловила силу и сдерживаемое нетерпение. Он ждал, когда она отпустит его руку, чтобы не казаться невежливым, но на самом деле он спешил избежать касания. Она решила, что не нравиться ему, быть может, и у него была другая. Поэтому рукопожатие оказалось несколько затянутым, как и его ожидание. На мгновение она почувствовала себя хозяйкой положения, она имела право держать его руку, сколько пожелает. Чуть дольше дозволенного.

Гости расположились вокруг большого круглого стола, их посадили напротив, но расстояние было значительным.

— Он мне тоже нравиться, — сообщила жена главы совета, которая сидела по правую руку.

— Как ты можешь судить о моих чувствах? — прошептала Мирра.

— Ты не отпустила его руку сразу, — заметила женщина.

Так вот как расценили эту паузу! Мирра поняла, что дала ложный намек присутствующим. К счастью ее смущение было укрыто вуалью.

Ее сосед слева опаздывал. Он явился один в разгар ужина и спросил дозволение занять свое место. Он был из столицы и выглядел, как жрец. Он был молчалив и ничего не ел.

— Ты смущен? — спросила Мирра.

— Нет. Я ожидал увидеть великую за ужином. Но ее нет. Я не голоден.

— Ты — советник короля?

— Да.

— Он знает ее?

— Да. — Он склонился к ней и шепнул очень тихо. — Зачем вы спрятали лицо? Свет вам не мешает, а вот покрывало — да.

— Так решил совет, — ответила она.

— Затея смешная. Тот, кто хочет узнать, все равно узнает. Закройте глаза и вы поймете больше, чем стараетесь рассмотреть из-за этой завесы.

Мирра испугалась. Ей стало казаться, что незнакомец знает о ее слепоте.

— Не бойтесь. Я никому не скажу, — шепнул он.

Сквозь вуаль она различила его улыбку.

— Мне не следует говорить, — напомнила она себе в слух.

— Глупый так и делает. Молчание окрашивает все таинственностью и значением, для того, кто верит в слова и доверяет глазам.

Мирра больше не говорила с ним. Ей стоило труда просидеть с ним рядом часть вечера. Наконец, он ушел, не дожидаясь окончания ужина. Она почувствовала облегчение.

Арьес, а это был он, вышел на улицу и направился в порт, чтобы увидеть, как залив меняет цвет в вечернее время. Впереди уже виднелась вода, улочка заканчивалась и начиналась широкая набережная, усаженная деревьями и низким кустарником. Из боковой улочки веяло приятным ароматом, кто-то готовил блюдо к ужину. Оттуда к нему вышла Эл. Она пошла рядом, словно они давно прогуливаются.

— Нравиться город?

— Да. Здесь приятный воздух и всегда сквозняк. Почему ты не пошла на ужин?

— А зачем? Там весело без меня.

— Я видел твою королеву. Эл, эта девушка может стать либо сокровищем, либо бедой для города.

— У-у-у. Чутье к тебе вернулось.

— Ты знала, что мы встретимся, а я не поверил, — признался он. — Я уже простился с тобой.

— Ты простился, потому что знаешь, что в твоей судьбе я больше роли не играю. Мы не будем начинать новый круг. Мы просто гуляем. Ты единственный из всех, кому от меня ничего не нужно. Здорово.

— Ты великолепна. Я едва дышал, когда впервые увидел тебя такой, а сейчас просто любуюсь. Ты права. Я свободен от прошлого очарования, злобы на тебя, желания служить.

— Это хорошо. Потому что я не более чем вчерашний день.

— Не боишься, что владыка вмешается?

— Он сказал, что этот брак ему угоден.

— Они не в восторге друг от друга.

— Это временное, — с улыбкой сказала она.

Арьес улыбнулся.

— Красивый вид, — сказал он.

Они смотрели на залив, тень медленно овладевала городом.

— Тебе понравился дом? — спросила она.

— Да. Мои родные тоже его полюбят. Эл, Полага очень переживает за своего короля. Опасаюсь, что он устроит какую-нибудь провокацию. Боюсь, что владыка подпитает его неприязнь. Я внимательно следил за ним, он очень подвержен порыву.

— Я знаю, — ответила она. — Мы дурно расстались. Он меня сразу как-то невзлюбил. Постепенно углы сгладились. Ради Браззавиля он терпеливо недоумевал на мой счет. Он умеет делать глупости в самое подходящее время, поэтому о нем ты можешь не печалиться. Он добрый малый, он заслужил свой пост и право на собственное мнение.

— Ты что-то затеваешь.

— Не я. Мне просто приходиться укреплять берега, чтобы будущий поток страстей, который выплеснется этой ночью, не уничтожил год моих трудов. Я могу обоим приказать пожениться — и все. У меня хватит и хладнокровия, и цинизма. Мне все равно, какая память обо мне останется, ее коверкали много раз, чего теперь стараться. Но напоследок я хочу, чтобы этот мир имел шанс, со мной или без меня, получить доброе наследство в виде двух возвышенных натур, которые ценят истину.

Арьес согласно кивнул.

— Я могу помочь?

— Будь во дворце этой ночью. Ты почувствуешь, что делать. Мне тебя наставлять незачем.

* * *

Полага помогал Браззавилю снять одежду. По дороге на них напал какой-то отряд, и Браззавиль не удержался, решил вмешаться и получил заслуженный удар в плечо. После прикосновения Эл боль ушла и весь вечер не тревожила, но теперь вернулась слабая, тупая и доставляла ему неудобство. Он снял все, что ему мешало и хотел лечь. Ожидание утомило его больше, чем ужин. Он не смотрел на королеву, подметив лишь, что она неестественно осторожно движется. Вуаль ей мешала. Он ждал, что зайдет Арьес и они, как обычно, поговорят о прошедшем дне. Браззавиль обожал вечерние беседы с ним.

Полага за ужином отдал должное всем кушаньям и напиткам, поэтому страдал от обжорства. Он пребывал в возбуждении от гостеприимного приема и добродушия горожан, он пытался обсуждать разные мелочи, на которые Браззавиль просто не обращал внимания. Но. О королеве Полага не произнес ни слова. Это обстоятельство смутило Браззавиля, и он спросил:

— Она тебе не понравилась?

Вопрос был испытующий. Полага в ответ презрительно фыркнул.

— Как может нравиться то, что завешено тканью. На первый взгляд она не кривая. Движется как-то осторожно, словно боится. Арьес говорил с ней, я видел.

— Я тоже видел. Позови его.

— Я так это не оставлю. Они хорошие люди, но зачем так издеваться над гостями, а? Завесили ее, словно напугать бояться. Я слышал, что ее отец был великим.

— Ты собрал все слухи в городе за эти дни? Позови Арьеса, пожалуйста.

— Она может навести на тебя чары, — встревожился Полага.

— Эл у тебя тоже ходила в колдуньях. Перестань. Она не пыталась меня очаровать. Насколько я смог уловить, она питает ко мне неприязнь не меньшую, чем я к ней.

— Человеческие чувства, не укрепленные опытом, бывают очень обманчивы, — сказал третий голос.

К ним присоединился Арьес. Браззавиль показал Полаге, чтобы тот удалился. Полага послушался и вышел.

— Она тебе понравилась? — спросил Браззавиль на этот раз у Арьеса.

— Хм. Мое впечатление — это мое впечатление.

— Ты не ошибаешься.

— И все же я не хочу влиять на твое мнение.

— Ее рука показалась мне знакомой. Быть может, потому что я вообразил Мирру на ее месте. Самое печальное, что эта девушка так мне и виделась весь вечер, я не смотрел на нее, и постоянно меня мучила эта фантазия. Взгляну на покрывало и вижу ее. Нам нужно встретиться и тогда, я смогу избавиться от этой муки.

— Так просто? Одной беседой?

— Эл обещала нам встречу сегодня. Я прошу никому не говорить. Я могу сказать тебе, потому что ты лучше остальных понимаешь это томление души.

— Мы много раз говорили об этом. Просто подобные ситуации не разрешаются. Это на всю жизнь, а она будет длинной, — вздохнул Арьес так, словно рассказывал о красивых переживаниях.

Браззавиль любил слушать этот голос.

— Эл не сказала, как именно собирается устроить вашу встречу?

— Мы не успели оговорить подробности, меня ждали. Она зайдет сюда, я думаю.

Арьес улыбнулся.

— Я бы прежде поговорил с королевой. Этого Эл не запретила?

— Это запрещает местный этикет. Или уже не запрещает. Меня посчитали достойным претендентом, а то мы бы снова ночевали в городе, — Браззавиль задумался и добавил. — Ты полагаешь, я имею право? Хм. Кто мне поможет?

— Случай.

— Я разыщу Маниэля. Он знает обеих. Он мне даст совет. Он слышит и поэтому...... А как же Эл?

* * *

Эл сидела на том балконе, где они с Радобортом провели несколько памятных часов за воспоминаниями. Эл держала похожий бокал с напитком и сидела на высоком сидении, подобрав ноги и опираясь спиной на высокую спинку, а локтем на перила. Боль и слезы, разговоры о любви, напиток, ночной ветер. За все время проведенное в мирах у нее только тогда возникло состояние, что она может говорить обо всем. Они чувствовали единство, такое редкое почти невозможное для тех, кого в этих мирах именовали великими. Эта ночь была тем редким моментом, который хотелось хранить. Впечатление не возвратить, но оно равно еще одному красивому движению души. Эл улыбалась своим мыслям.

Она не изменила позу и выражение лица, когда к ней приблизилась Мирра.

— Устала? — спросила Эл.

— Да, — кивнула девушка.

Эл замолчала, давая возможность Мирре собраться с мыслями. Она оперлась на перила и посмотрела вниз.

— Я могу видеть без вуали, — сказала она. — Даже днем. Как быстро.

— Твои глаза всегда видели свет, это твой разум его не воспринимал.

— Это намек?

— Как решишь.

— Ты стала строга со мной.

— Ты это заслужила.

В ее интонациях не было назидания, слова звучали как констатация.

— Ты проверяла мою любовь?

— Ты сама ее проверяла. И как?

— Я извиняюсь, что сказала, будто ты не умеешь любить. Я не знаю о тебе. Ты знала моих родителей?

— Да. Твой отец является мне братом. Я дала ему слово на этом самом месте, что найду тебя.

Мирра посмотрела на нее с удивлением. Она с трудом верила, что такое возможно.

— Это было давно. Почему ты не изменилась? Ты сохранила облик статуи в храме. Почему?

— У меня особые отношения со временем.

— А мой отец. Он где?

— Он закончил свой путь и пошел дальше.

— Он умер?

— Нет.

— Он вернется?

— Нет. Алмейра. Он не вернется.

— Странно. Я помню его. Мне всегда было уютно рядом с ним. Неужели он был великим?

— Да.

— С тобой мне тоже было хорошо, пока у меня был дар. А потом я ощутила тебя другой.

— Но я то здесь ни при чем. Это ты изменилась, а не я, — Эл продолжала смотреть с той же улыбкой.

— Да. Я изменилась. А сегодня мне показалось, что я ощутила его присутствие. Я понимаю, ты не хочешь слышать о Бродяге.

— Я так не говорила. Я сказала, что Бродяги не существует.

— А я ощутила сегодня, что он рядом. Так отчетливо. И этот ужин прошел спокойно для меня. Мне хотелось почувствовать его, и я почувствовала. Мне теперь все равно, кого ты назначишь мне в мужья, я не потеряю это чувство. Пусть будет, как ты приказала.

— Иди отдыхать.

— Ты не сердись на меня. Я была глупа и несправедлива.

— Не извиняйся.

— Я не заслуживаю этого короля. Он сильный.

Эл усмехнулась.

— Иди отдыхать, — повторила она. Мирра собралась уходить. — Покрывало накинь, во дворце гости.

Мирра послушно закрылась вуалью и медленно стала уходить. Она спустилась ярусом ниже, ей предстояло пройти еще два коридора. Стояла тишина, гости устали, в галереях не было посторонних. Мирра даже не знала, сколько точно посторонних находится во дворце. Она дышала ночным воздухом, впервые замечая, что он отличается от запаха дорог, гор, он был знаком, знаком как она знала с детства. Они играли в прятки с отцом. Именно ночью. Он прятался, а она искала его. Забава была отчаянная. Слуги боялись, что она потеряется, а она не представляла, как можно потеряться в такой стройной системе дворца.

Она собиралась спуститься ярусом ниже, когда сзади раздался шум шагов. Мирра ускорила шаг, надеялась, что успеет уйти, разойдется с кем-то, кто прогуливается по дворцу.

Шаги преследовали ее. Она не успела дойти до пандуса, когда они нагнали.

— Я готов умереть, только бы раскрыть твой секрет.

За спиной вспыхнул светильник, и кто-то потянул за вуаль. Мирра вскрикнула, пытаясь не отпускать ткань, но тот, кто преследовал ее, оказывался сильнее. Светильник бил в глаза, свет резал их. Одной рукой она держала накидку, другой стала защищаться от света.

— Я убью тебя быстрее, чем ты успеешь вздохнуть! — раздался голос Эл совсем близко.

Потом хватка резко ослабла, и Мирра сама отбросила накидку, потому что от волнения стала задыхаться.

Светильник потух почти сразу. Но она так четко различила две фигуры. Одна крепкая мужская со светильником в руке. Его лицо было странно искажено. За его спиной стояла Эл в своем лиловом одеянии и кинжалом в руке. Она схватила мужчину за шиворот, крепкой хваткой, так что он хрипел и не пытался сопротивляться. Кинжал был направлен ему в шею. Мирра бросилась бежать.

Полага почуял остроту лезвия и замер. "Убьет", — подумал он. Светильник вспыхнул уже у нее в руке. От испуга Полага не понял, что уже отпущен на свободу. Он видел Эл только в храме, где, как и остальные верил с трудом, что перед ним та надменная Эл, к которой он привык.

Эл убрала свое оружие. И швырнула в Полагу шар.

— Проваливай к себе, следопыт.

Он поймал светильник и замер с тупым выражением лица.

— Это же Мирра, — произнес он.

Эл толкнула его так сильно, что он расшиб спину о стену, что оказалась за его спиной как-то слишком быстро.

— Был болваном, им и умрешь. — Эл надвинулась на него. — Если ты вымолвишь ему хоть слово, я тебя убью! Если ты появишься в коридорах до утра, я тебя убью! Если ты вообще покажешься мне на глаза до свадьбы, я тебя точно убью! Марш к себе!

Полага успел зажмуриться, а когда посмел открыть глаза — узнал свою комнату. Светильник был при нем, он прижимал его к себе обеими руками, словно опасался уронить. Он не мог понять, каким образом сюда попал. Он снова зажмурился, но увидел гневное лицо, окутанное лиловым туманом, и решил больше глаза не закрывать.

Мирра мчалась по галерее пока силы ее не оставили. Стемнело, светились звезды. Она привалилась к перилам, чтобы отдохнуть. И тут снова шорох шагов.

— Не подходите! — выкрикнула она.

Шаги замерли.

— Я повинуюсь, — ответил ей из темноты мягкий голос с успокаивающими интонациями. — Я ухожу.

Мирра вдруг испугалась еще больше.

— Нет. Не уходите.

Она часто дышала.

— Я жду, — произнес тот же голос. — В чем причина испуга?

— Кто-то из чужих напал на меня, — сказала Мирра, не понимая, имеет ли она право откровенничать с незнакомцем. Голос был другой, нападал не он.

От испуга она стала кутаться в вуаль, хоть было темно.

— Он причинил зло? — голос приобрел строгий тон.

— Он мог, но был остановлен мои другом, — решила Мирра ответить неопределенно.

— Со мной ты можешь чувствовать себя в безопасности.

Она справлялась с волнением, а он сохранял прежнюю дистанцию.

— Я провожу. Ступай, а я буду следовать сзади.

— Нет. Лучше рядом, — попросила она.

Он приблизился. Мирра снова сбросила накидку. Теперь ей хотелось увидеть незнакомца, но у него не было светильника.

Он медленно шел справа от нее, с той стороны, где были звезды, но их свет был ничтожен теперь и не выдавал даже профиль. Мирра умышленно выбрала дальнюю дорогу, незнакомец заинтересовал ее. Это было нескромное любопытство, но в темноте Мирра была словно на своей территории. Она чувствовала себя лучше и увереннее, тем более, что он вызвался ее охранять. Но где же Эл? Хорошо, что ее нет. Мирра не хотела, чтобы она возникла так же внезапно. Она не решалась спрашивать, кто он, казалось, это развеет его секрет и тогда, станет не интересно.

Он молчал, шел спокойно и уверенно, будто темнота не мешала ему.

— Ты хочешь понять, кто я? — спросил он, наконец. — Почему не спросишь?

— Не хочу, — ответила она. — Мне так нравится.

Он ничего не сказал, так и следуя рядом.

Вот уже ее ярус, ее комната, осталось открыть дверь.

— Как ты ориентируешься во дворце? — спросила она. — Темно.

— Так же как и ты, королева. Я чувствую это пространство.

Мирра вздрогнула и издала громкий вздох, который выдал ее испуг.

— Дай руку, — потребовала она и протянула свою.

Но он стоял ближе, чем она рассчитывала. Ее ладонь уперлась в его грудь. Он был в тонкой рубашке, и в это мгновение Мирре показалось, что рядом кто-то очень знакомый. Он отстранился и взял ее руку, она почувствовала досаду оттого, что не имеет права протянуть руки и коснуться лица, плеч, груди. Ей досталась рука, и она беззастенчиво взяла ее в свои обе ладони, изучая пальцы. Он молчал, позволил ей дерзкое действие, а потом подал вторую руку. Темнота стала ее помощницей. Она изучила вторую. Через короткое время она знала эти руки наизусть, ее сознание быстро запомнило их. Или помнило раньше? Она держала его кисти еще некоторое время. Он будто испытывал ее, не убирал рук, не спрашивал, он ждал.

Ему тоже было странно, сначала. Шаги ее были едва слышны, но она точно знала маршрут, по дороге она потеряла вуаль, не заметив этого, что выдало волнение, ткань скользнула по его ладони, он поймал и выбросил ее в звездное пространство. У нее не было возможности спрятаться. Малейший луч света — и он увидит лицо. Теперь она стояла напротив и ее так интересовали его руки. Настал момент, когда его душа дрогнула от мимолетной догадки. Она не отпускала руки и одновременно не знала, что с ними делать. Тогда он решился на хитрость и дерзость, одновременно на эксперимент. Он сделал шаг вперед и чуть в сторону, направив ее руку так, чтобы она неминуемо обняла его за шею. Он же дикарь для нее. Если она даст отпор, то он извинится и спишет все на обычаи или на случай. Азарт так разыгрался в нем, что он представил более дерзкое действие. Ее лицо было у самого его плеча, достаточно наклониться. Он едва удержался, чтобы не дать ход этой затее. И остановился вовремя, ее рука стала изучать его плечо особым, знакомым ему способом. Он вздрогнул от прикосновения пальцев. Рука замерла на его плече. Неужели! Догадка. И он обнял ее стан без всякого стеснения. Она остановит его.

— Как твое имя? — прошептала она.

— Тебе его не назвали? Мне известно твое, Алмейра.

Он отпустил ее талию, нашел ее обе ладони и положил себе на лицо.

— Тебе хочется этого, — сказал он тихо.

— Бродяга, — прошептала она.

— Нет. Неверно. Я — Браззавиль — король западных земель.

— Ах!

Она словно растаяла, он только слышал, как закрылась дверь.

В этом не было никакой логики. Он едва сдержал порыв, чтобы не броситься за ней. Это будет слишком. Уйти? Нет. Подозрения терзали его. Разыскать Эл? И тут он вспомнил, что великий не нужен там, где смертные сами могут разобраться.

— Выйди. Я прошу, — позвал он. — Найди светильник. Нет. Лучше в темноте. Нам нужно объясниться. Иначе, нас поженят без нашей на то воли. Я имею право отказаться от тебя, если не нанесу тебе этим оскорбления, я так поступлю. Мы должны понимать, что мы делаем. Выйди. Я больше не прикоснусь к тебе.

Ответом было молчание. Потом в галерее появился свет, и лиловый силуэт вышел из темноты. Это Эл со светильником в руке с усталым видом брела по галерее ему навстречу.

— Очень интересно, — вздохнула она. — А король времени даром не теряет.

Браззавиль хотел возразить, но при взгляде на сонное лицо Эл сжалился. Ему было известно, что она устает и скрывается по ночам, чтобы отдохнуть.

— Я шла к себе, но кажется, покоя мне тут не будет. Пойду на свой балкон.

Она показала ему резкий жест, чтобы он отошел от двери. Ему ничего не оставалось, как подчиниться, пройти за ней всю галерею до следующего спуска. Она указала на небо.

— Звезду видишь?

— Да, — ответил он.

— На четвертом ярусе есть балкон, она будет там.

— Мирра?

— А кого ты хотел видеть? Не буду спрашивать, что ты делал около комнаты королевы.

— Эл. Это...

— Топай наверх. Покоя от вас нет, — фыркнула Эл.

Так она прежде говорила с Полагой, если он вел себя, как тупица. Браззавиль ощутил скоротечность этой ночи. Тоску и сомнения.

— Светильник возьми, — вдогонку бросила Эл.

— Я знаю дорогу.

Он вбежал на пустой балкон. Там наскочил на кресло, которое от волнения не распознал сразу. Ему пришлось присесть и растереть ушибленную ногу. Потом он посмотрел на звезду, схватился за голову. Какое-то наваждение владело им. Девушка, которую он едва не поцеловал, была так похожа на Мирру, этой манерой изучать его плечо. И рост, и походка, которую он сравнивал в начале ужина. Только голос другой. У Мирры был тонкий голосок, который заставлял замереть, когда она заговаривала с ним.

Он ждал, вслушивался, чувствовал нетерпение и угрызения совести. Зря он покинул ярус королевы, нужно было добиться... Чего? Согласия? После его выходки она подумает, что нравится ему. Он не успел к счастью вообразить последствия. Шаги послышались совсем близко. Кто-то упал на колени перед ним.

— Умоляю, — произнес всхлипывающий голос. — Не терзай меня больше. Эл, я виновата. Я была слаба. Ты права, король хорош собой, но я не люблю его. Я люблю Бродягу. Я от отчаяния начала путать их. Я брежу наяву. Пусть это будет он.

Он склонился и нащупал плечи. Он не мог сказать ни слова. Волнение захлестнуло его. Ее руки вцепились в его локти, и наступила пауза. Он смог подняться и поднять ее. Он просто положил ее руки себе на плечи.

— Мирра, — прошептал он.

* * *

Утром Арьес провожал Эл. Он уловил мгновение ее ухода. Вышел ей наперерез.

— Извини, но я распознал это мгновение, — сказал он.

— Я всегда была уверена, что ты видишь верно. Идем. Я покажу тебе, чего ты не сможешь увидеть.

Она завела его на теневую сторону четвертого яруса, подвела к стене и указала рукой направление.

— Не спугни только.

Арьес увидел в утренней тени два силуэта, которые, обнявшись, прильнули к перилам балкона. Его губы растянулись в улыбке.

— Она его узнала?

— И да. И нет, — покачала головой Эл.

Они тихо удалились.

— Береги их, — напутствовала Эл, подходя к лестнице на верхний ярус.

— Все? — спросил он, и надежда угасла, когда она согласно кивнула.

— Эпилог в двух частях

— Часть 1

— Глава 1 Тиамит

Солнце выплыло из-за горизонта и уже царило над ним. Новый день начался. Он был особенный. Владыка не учил ее искать ритмы миров, она вычислила сама этот самый день, когда двери будут ей подвластны. Здесь не было дней подобных равноденствиям и солнцестояниям, зато были дни равные по значению, когда двери открываются. Эл тянула время, чтобы уход был возможен именно сегодня.

Она сидела лицом к солнцу, на самом последнем кольце, обозначающем руины Храма Времени. Скоро светило встанет относительно нее между двумя белыми обелисками, обозначавшими не просто двери, какими она пользовалась, а Врата. Это была дверь из миров, которой по утверждению невозможно воспользоваться. А она попытается.

Ветер трепал платье. В паре шагов за пределами храма движения воздуха уже не заметно, это место особенное, как несколько других. Эл оторвала кусочек легкой ткани от рукава. Одежда обветшала слишком быстро, не то, что серый костюм, который претерпевал не одно путешествие, сохранив крепость. Эл пустила лоскутик по ветру. Он пролетел небольшое расстояние, вырвался из потока воздуха и растаял. Она криво улыбнулась.

Сначала она хотела устроиться у каменного кольца, а потом остановила выбор на этом месте. С ее скоростью перемещения такое расстояние — вовсе не проблема.

Солнце стало выплывать из-за обелиска. Эл прищурилась. Немного осталось.

Она просидела так до тех пор, пока светило не заняло середину между обелисками. Ей стало жарко. Эл не поднялась, чтобы найти тень. Про себя она начала обратный отсчет от десяти.

Ноль.

— Ты ошибаешься, — раздался голос владыки. Он возник между обелисков. Свет легко проникал сквозь него и обтекал фигуру. Он был больше похож на видение.

— В чем? — спросила Эл.

— В том, что сидишь здесь.

— Я хочу, чтобы этот храм запомнил все, что со мной было за этот год. До последней мелочи.

Он стоял между обелисками.

— Лоролан говорил, что в дверях находиться приятно, — заметила она. — Никогда не пробовала.

— Твоя затея завершилась успешно. Еще одна новелла. Тебя не посещали догадки? Эти твои скитания, встречи — все они служили тебе тренировкой. Ты поняла, что значит коснуться чужой судьбы?

— Все, кого я касалась мне не чужие, — заметила она.

— Тогда почему ты не порадовала их своим присутствием на празднике. Девушка отчаянно сокрушалась, что виновата перед тобой. Певец сказал, что исчез тот звук, который тебя отличал. Жрец опечалился уходом. Ты спешила. Куда?

— Я больше не нужна. Я совершила все, что обещала себе. Мой путь окончен.

— Кто-то из твоих любимцев бросил тебе упрек, что ты ничего не создала. Не обидно?

— Я ничего не создала? Возможно. Но был Мейхил. Великий. Я не творила его как живую субстанцию, зато я помогла ему стать великим. Никто в этих мирах этого не смог.

И Эл улыбнулась вызывающе счастливой улыбкой.

— И ты готова умереть?

— Нет.

Эл поднялась с места, порыв ветра последний раз заколыхал колокол ее платья, а потом она вышла за пределы храма. Утро было спокойным и прохладным. Она пошла к обелискам неспешным шагом, уверенного в себе существа.

На мгновение она увидела очертание незнакомого пейзажа, которого на самом деле не было впереди, если не приближаться к двери. Стало трудно двигаться. Эл почти поравнялась с фантомом владыки, образ пылал и резал глаза сильней солнечного света. Он удачно преграждал ей дорогу. Эл сделала резкое движение, и мощная сила отбросила ее от двери, назад к храму. Тело заныло, раны отозвались тупой болью. Она получила отпор. Усилие. Толчка фантома достаточно, чтобы изменить направление. Она выскочила из прохода точно у колодца. Прыжок. И тень скрыла все вокруг.

Такого перемещения никогда не было. Способность ориентироваться здесь бы не помогла, тут было отсутствие всяких ориентиров. Колодец затянул ее в пространство без всякого движения и света. Оказывается можно пережить все ощущения сразу и ни одного конкретно. Мгновение и вечность. Ориентир мог быть только в ее сознании. Любая точка пространства, любое время. Она пережила состояние такого необычного куража, словно подвластно ВСЕ! И тут же возникло чувство тесноты, словно ей хотелось расколоться на частицы, чтобы каждой хватило на любую точку пространства. Абсолютное могущество?!

С этой алчной зверюшкой она была весьма знакома. Это ловушка! Место и время должны быть точны и желанны. А что теперь желаннее всего? Уйти! И еще опередить его! Нет! Сначала опередить, а потом уйти.

Ее точно ударило о глухую стену. Сердце сжалось, а потом расширилось, словно вот-вот разорвется. Пространство налетело на нее, или она оказалась в нем. Только после темноты колодца пространство лестницы и дворец впереди показались иллюзией. Тем не менее, она неслась по ступеням этой иллюзии во весь, как говориться, дух. Она даже маршрут себе не представляла, он был прочно впаян в ее сознание неисчислимыми хождениями. Браззавиль всегда следовал им и сворачивал только у башни. Эл промчалась мимо него.

— Прощай! Я...

Договорить она не смогла, Браззавиль старший остался позади. Вот и башня с арочным проемом. А теперь только наверх. Только наверх! Ох, как же тяжко! Как тяжко! До вкуса крови в горле, до хрипоты и бешеного стука сердца. "Давай, Эл. Давай. Не остановись. Не остановись. Ты это заслужила", — пульсировала мысль. Бесконечный подъем. Бесконечный до отчаяния. Наверх. Наверх.

Эл влетела на площадку башни с хрипом умирающего животного, переходя от напряжения на крик. Все. Верх!

И с разбегу она готова была вскочить в проем арки, ограждавшей площадку. Вместо проема она наскочила на владыку. Эл изобразила резкий прыжок в сторону, словно добыча, старающаяся избежать петли ловца. Молниеносный прыжок помог ей вскочить на ограждение напротив.

— Назад! Или я брошусь вниз! — от собственного крика ей стало жутко, голос был словно не ее, от бега она охрипла.

— Значит, одно мгновение? Как мало ты хотела выиграть у меня.

— Я выиграла! Договор! Три условия! Я исполнила! Я знаю дверь.

— Хитрость с дверью удалась. Согласен.

До нее донесся толи шепот, толи шум.

— Прыгай, Эл.

— Но мне решать, достойна ты остаться, или нет.

— Я выполнила, — прошептала она.

И снова.

— Прыгай.

Эл присела и толкнула от себя ограждение. Тело полетело вниз. Отчетливое ощущение падения вызвало странное чувство. Вдали таял силуэт владыки. Конец все равно один. Эл зажмурилась, ожидая встречи с твердым полом пятого яруса. Она даже вообразила, как будет выглядеть после падения. Ей осталось насладиться полетом. Вот что означает парить без всего. Падение продолжалось и, спустя какие-то мгновения, перед ней действительно стала проноситься ее прожитая жизнь, в обратном порядке, как полагается. Вот как была. Вся до момента, когда Лоролан протянул ей руку. Полет в прошлое. Она улыбнулась.

И поняла, что стоит на своих ногах, сжимает веки и не чувствует пространства вокруг.

И вовсе она не стояла на ногах. Выяснилось это, когда Эл открыла глаза.

Над ней склонился Кикха. Это лицо, столь знакомое и ставшее когда-то ненавистным, теперь оказалось напротив.

— Руку дай, — не слишком учтиво сказал он.

Эл сконцентрировалась, и в ее правой руке оказался сияющий лиловым огненный шар. Это был рефлекс, который сработал при виде этой поразительно красивой и одновременно мерзкой физиономии. Она вскочила, и пламя едва не задело грудь, отскакивающего от нее великого. Она не учла разницу в росте.

— Вот бешенная! Убери это! — потребовал он.

— Не подходи, — зашипела Эл, но шар в него не пустила.

Она махнула им снова. Кикха изобразил гримасу ему свойственную, она обозначала крайнее презрение к ее действиям, а так же сообщала, что он миролюбив. Он мог кинуться на нее в тот же миг, как она ослабит внимание, но сейчас он изображал только недовольство.

— Я торчу здесь, как проклятый, ожидая, когда ты соизволишь убраться из миров. Явилась, наконец, — ворчал он.

Эл не изменила позы.

Он отошел на достаточное расстояние и встал к ней в пол-оборота.

— А ты изменилась. Не поспоришь. Сила так и играет.

Он скрыл улыбку, и в его взгляде мелькнул интерес.

— Ты, сестренка, будь любезна, прояви свою сообразительность.

— Я тебе не сестренка, — сказала Эл с достоинством. Пламя исчезло, но поза осталась угрожающей.

— Кажется, старшая. — Не унимался Кикха. — Оглянись же. Ты в безопасности. Тут.

Он сделал жест, обводя пространство, приглашая ее осмотреться.

Эл видела странную картину, пространство вращалось, а меж тем ей казалось, что она стоит, а недавно лежала на спине. Хотя Эл усомнилась, что она лежала или стоит.

— Это еще проход. Поскольку, я не исполнил поручения вытащить тебя из миров, то получил наказание. Я вынужден был ждать тебя здесь. В предполагаемой точке ухода. Ты только вдумайся. В предполагаемой.

— Что происходит? Где я? — опомнилась Эл.

— Ты между дверями. Тебе придется решить, куда ты отправишься. Назад к владыке или дашь мне руку?

— Только не назад, — протестовала Эл.

— Дошла до крайности? Ну, наконец-то. Дай руку. Я не причиню вреда, мне тоже хочется на свободу, а она к моей печали снова зависит от тебя.

Эл резко протянула ему ладонь.

— Подойди и возьми, — заявила она.

Он расхохотался.

— Ты прелесть!

Рука ее в половину была меньше его, но Эл сжала его кисть с приятной злобой внутри.

— Ого хватка, — сказал он.

Пространство изменилось. Это снова была галерея, но без окон, освещенная непонятно каким образом, похожая, но не дворцовая. Синие стены казались странными и нереальными. Они были испещрены знаками. Эл перевела на Кикху вопросительный взгляд.

— Я не скажу, где мы, — предвосхитил он вопрос.

Эл продолжала оглядывать коридор со сводчатым потолком. Рисунок потолка состоял из переплетенных ромбовидных орнаментов. Потолок приковал ее внимание, она сильно запрокинула голову. Потом рисунок расплылся, и она потеряла ориентацию.

Это был обморок. Энергии перехода и этого места отличались по силе от миров. Она не сразу ощутила тело. Из тумана на нее надвинулось лицо Кикхи, ей хотелось уклониться или отстраниться назад, но за спиной оказалась крепкая преграда. Стена. Она сидела на полу, опираясь спиной о стену. Кикха присел и рассматривал ее и присущей ему улыбочкой-издевкой. Эта усмешка не говорила ей ничего, он мог испытывать гнев в этот момент. Он защищался. Эл приглушенными ощущениями едва улавливала его присутствие. Ей пришлось закрыть глаза. Ее мутило.

— Это пройдет. Переход не всякому дается. Башня — место уникальное. Хорошо, что я заметил.

— Это ты звал.

— Пытался. А ты действительно отчаянная, как сказал странник. Ты прыгнула. Здесь ты можешь не заботиться о том, что тебя станут преследовать. Владыка тебя не настигнет.

— А может? — спросила Эл, не открывая глаз.

— Судя по сцене, которую мне довелось узреть, ты удрала. Сама догадалась, что дверь под башней? Ускорение подсчитала? — шутил он. — Ты предпочитаешь анализ и научный подход.

У нее не было сил на отвлеченные беседы, поэтому она не ответила. Эл уперлась ладонями в лоб, словно эта мера, могла остановить качание пространства. Оно намеревалось перевернуться.

— Мне плохо, — призналась она.

— Жалко выглядишь. И ты выскочила из хватки владыки? Сомнительно, сомнительно.

— Нельзя ли мне прилечь где-нибудь? — спросила Эл.

— Тебе нельзя дальше этих стен. Мне придется снова ждать?

Эл легла на бок. После некоторого времени, которое показалось недолгим, она вышла из забытья. Она чувствовала себя лучше. Пол казался твердым, руки кололо иглами. Поза была не слишком удобной. Зато она села без головокружения.

Кикха сидел у противоположной стены. Он смотрел на нее серьезно, он изучал ее.

Эл бросила взгляд на свои ноги, с удивлением узнала носки серых сапог и стала придирчиво себя ощупывать. На ней был серый походный костюм. В голенище она нашла нож.

— Не вздумай достать, — предупредил Кикха. — Здесь не место для проявления твоих воинских способностей. Я даже хотел его изъять. Не смог. Защита у тебя не от владыки. Какая стабильная система. Непробиваемая Элли.

Он улыбнулся своей улыбочкой. Эл снова ощутила загадочное притяжение между нею и им, объяснения которому она не нашла бы сейчас, даже спустя такой срок. Родство? С ним? А что тут искать. Брат. Не такой как Радоборт, Лоролан, у него была своя особенная волна.

— Я тоже думаю, чего мне больше хочется: убить тебя или жениться на тебе?

— Мог бы. Только опоздал.

— Убить или назвать супругой?

— И то и другое. У тебя был шанс в первом случае и ни единого шанса во втором, — ответила она.

— Согласен. Ты обычно бредишь смертными. Если существует сила способная тебя наказать, так это любовь.

— Что ты знаешь о ней, великий? — с улыбкой сказала она.

— Радоборт воспевал тебя на все лады. Он так противоречил сам себе, что запутался. Он был безмерно благодарен судьбе, что ты попала в миры, и одновременно бросался обвинениями в мою сторону, что я тебя там остановил. Как тебе пришло на ум выдворить его из миров? Ошибкой не назову, но ты в заслугу ничего не получила. Наоборот, сложилось впечатление, что ты избавляешься от соперников. Война за наследство шла полным ходом?

— Ты плохо осведомлен.

— Не знаю, кому верить. Лоролану? Так он известный интриган. Ты ему обязана своей будущей несвободой. Он такого про тебя наплел. Что ты мертва, что стала избранной и приняла милость владыки, что он наставлял тебя и готовил к высшей роли. А потом странник и Радоборт принесли весть, что ты ему служишь в высшем ранге.

— Отпустила бы я их, как же, — возразила она.

— А за тобой водиться изобретать оригинальные комбинации.

— Я предпочитаю простые и честные ходы. Мог бы усвоить.

— Я тебя уже не знаю. От тебя веет силой и самоуверенным упрямством. Не та Элли, что явилась в миры, как доверенный. Очаровательный взгляд, душевный жар, преданность своему лживому другу. Миры сделали свое дело, отцовское влияние так очевидно. Ты достаточно пришла в себя?

— Вполне, но я еще посижу.

— Не спрашиваешь.

— Совет Одиннадцати, — произнесла Эл с наигранно таинственным блеском в глазах и провела рукой по воздуху. — Кому я еще нужна. Тебя послали за мной.

— Мне приказали добыть тебя из миров еще до того, как начались состязания наследников. Не хочу возбуждать твою ненависть ко мне, но я не по своей воле пришел назад. Мне не было дела до тебя, ты считалась смертной. Ты так и выглядела. Чуть больше отваги, чуть больше способностей. Ничего, что предвещало успех. Мне предоставили право действовать самому, рисковать я не желал. Подмена, которую я сделал, была удачным ходом. Я полагал, что двери вам не дадутся, что вы сгинете по дороге. Лучше бы так и было.

— А мы выжили.

— Если бы твой друг не увлекся своими чувствами, не забыл об осторожности, если бы ты придала значение своим наблюдениям или поддалась чувству сама, то исход мог быть другим.

— Если бы ты не играл чужой судьбой и не подставил бы его, то сценарий был бы иным, да. Мне не за кого было бы торговаться ценой своей жизни.

— Я был убежден, что владыка тебя убьет. Мне не было еще известно...

— Врешь ведь. За что тебя возненавидел отец, а? Это напоминает историю с храмом. Ты был виновником его разрушения, знал, как он работает, как его восстановить. В отношении меня было то же самое малодушие. Ты видел портрет, мерзавец!

Кикха ринулся на нее.

— Ты смеешь!

Эл сделала ловкую подсечку, потратив не так много усилий, чтобы свалить его на пол. Острие кинжала уткнулось в его горло, коленом она надавила ему на грудь.

— Не пытайся. Не тот случай. Я, как ты признал сам, старшая. И я знаю, как убить великого.

Он подчинился, но едва Эл отпустила его, тут же схватил мертвой хваткой руку с кинжалом, чтобы вырвать его. Ей пришлось дать отпор снова. Эл высвободилась, и избавилась от оружия, швырнув его в стену, лезвие застряло в ней. Кикха метнулся, чтобы вырвать кинжал.

— Я делал этот трюк, не будучи великой. Тебе его не достать.

Кикха дернул рукоятку и отпустил.

— Если придется, я тебя насмерть загрызу, и оружие не потребуется, — пригрозила она. — Ты прав, тебе следовало убить меня раньше. Если жаждешь свести счеты, брось мне вызов. Только предупреждаю, жалости у меня поубавилось. Я тебя убью.

— Не сомневаюсь, — согласился он. — У меня нет должного мотива, чтобы сразиться с тобой, пока между нами не возникнет соперничество из-за миров.

— Забери их себе, — фыркнула Эл. — Я туда под страхом смерти не вернусь.

— Ты вступила в круг и надеешься так просто выйти из него? Элли, ты не тот случай, как сама сказала. Назад события вернуть нельзя. Ты то, что теперь есть. С такой-то силой, куда ты намереваешься отправиться? Кто тебя пустит крушить очередной мир. Даже если ты поклянешься не использовать свои новые возможности, то никто тебе не поверить. Это невозможно. Ты великая. Пока ты великая, ты будешь отвечать за свою силу.

— Что действует в одних условиях, ни к чему в других. Где сила в одном месте, там ее отсутствие в другом, — возразила она.

— Вот именно. А пока ты не выберешь вариант существования, ты будешь сидеть здесь.

— Это моя новая тюрьма? А ты тюремщик?

— Отчасти. Ты предстанешь перед Советом Одиннадцати, как союзница проклятого владыки. Отныне его проклятие относится и к тебе. Ты не более чем его слуга, направляемая им ради зла. Приговор будет не в твою пользу. Так что свобода для тебя не существует. Либо ты присягнешь Совету и будешь служить, либо тебя не станет. Как сама понимаешь, мне ни к чему соперничать с тобой. Не с кем соперничать.

— Последний наследник, — смекнула Эл.

— Да, — гордо заявил он.

— Я бы не радовалась. Говорят, есть еще. Нас было девять, потом выясниться, что десять.

Эл была раздосадована его заявлением, поэтому доставила себе удовольствие предположением о других, чтобы испортить ему мгновение ликования.

— Есть поправка. Я совету ничем не обязана. Я сама ушла из миров. Если бы меня увел странник, то обязательства были бы естественными. Я ушла, исполнив три условия. Какие уж тут обязательства. Служить я не стану, мне никто их не навяжет. Хватит уже, служить по принуждению не буду.

— Три условия?! Как же! Кто тебе поверит!

Эл показала ему руку и пальцем другой указала на три пальца по очереди.

— Он спас мне жизнь, когда меня ударила Фьюла, тем самым кинжалом, что торчит из стены. Отравленным, добавлю. Радоборт потерял дочь, земли враждовали. Я восстановила династию. Ему будет приятно узнать, что его дочь заняла место матери, стала королевой и супругой сына Браззавиля, который занял место короля объединенных земель, а в последствии сможет управлять миром. Не как Радоборт, а официально. И третье, я нашла дверь из миров. Я здесь. Опроси Лоролана, Радоборта и странника. Меня, наконец. Уверена, все факты, сообщенные ранее, даже в искаженном виде подтвердят друг друга.

— Династия. Могла бы выбрать попроще.

— Уж, какая досталась. Я готова хоть сейчас пойти на Совет и отстаивать свою свободу. Я никому, ничего не должна.

— Не торопись. Ты требовала от отца оглашения приговора. Помнишь? Проторговалась. Тут похожий случай. Не на твоей стороне факты. Не оправдаешься. Найдется один, только один, кто согласиться тебе поверить.

— И это не ты. Я вижу противоречие. Ты жаждешь моего фиаско и одновременно не хочешь моего исчезновения. Ты же имеешь свой мир. Управляй им. Он твой.

— Я регент. Я не владыка. Тебя мой долг не касается. Пока.

— Хвала небесам, нет.

— Мне нужна владычица, чтобы иметь на него права.

Эл подняла брови, и ее губы сами растянулись в улыбке.

— Я? — она ткнула себя пальцем в грудь.

— Возможный вариант.

— Ох-х-х, — протянула она и закрыла лицо руками. — Не мог бы хоть ты разнообразить выбор. Всю мужскую половину семьи заклинило на мне.

Кикха с досадой глянул на нее.

— Я помогу только при условии сделки. Не спеши отказываться.

— Ты ненавидишь меня, — напомнила Эл.

— Ты лучшая. А я лучшая для тебя защита.

— Я же грубая, воинственная. Я знаю, как тебя убить. И ты не любишь меня. — Она опустила глаза и засмеялась. — Убейте или дайте жить.

— Хорошо сказано.

— Это цитата. Срок сделки — вечность, — протянула она. — Ужас.

Они замолчали.

— Ты, как существо, обладающее широким спектром опыта, — заговорила она снова, — должен бы знать, что сделки такого рода невозможны. Меж нами есть сила притяжения равная сродству. Мы похожи. Потому и союз невозможен. Мы убьем друг друга. Мы созданы, чтобы соперничать.

Его взгляд изменился, издевка или насмешка исчезли.

— Хороший ответ, Элли. Достойный великой. Ты самый желанный мой соперник. На этом моя задача закончилась. Сиди тут и жди.

— Чего?

— Не чего, а кого? У тебя есть защитник. Он не станет тебя испытывать, как я. Он желает отстоять твою свободу перед советом.

Кикха не исчез. Он встал и пошел по галерее. Она была такой длинной, что скоро он превратился в точку. Эл нечем было занять себя, поэтому она следила за Кикхой, пока он не свернул за существующий поворот. Эл хмыкнула и уселась удобнее.

— Из огня в полымя, как говорили древние люди, — она грустно выдохнула, снова осмотрела сапоги. — Стабильная система.

Разговор с Кикхой вертелся в уме. Он, как и должно быть, сказал достаточно, чтобы она могла делать выводы, а они таковы, что свободу придется отстаивать. Ее надежда выбраться без последствий смотрелась наивной. Только зажглась эта надежда, вдохновила на прыжок и растаяла. Опять ожидание, без малейшего представления, что делать, какая сила преградит путь, кто окажется за очередной дверью. Напоминает продолжительное издевательство. И еще это ощущение, что за ней наблюдают.

Ожидание затянулось. Она сначала сидела, разглядывая знаки на стенах, потом изучала галерею или коридор, который в обе стороны тянулся далеко. У Эл не было желания пройтись по нему, тратить силы, коих было не так много. Они только восстанавливались. Эл предпочла сидеть, а потом улеглась на спину. Она воспользовалась правом на отдых, которое ей предоставили хозяева это пространства. Напряжение таяло, а с ним желание упорствовать. Эл одинаково не хотелось оправдываться, вступать в переговоры, а особенно пускать в ход силу. Бегство из миров освободило ее от необходимости контролировать пространство, здесь была очень ровная атмосфера, такую гармонию грех нарушать. Кикхе такой покой внушает опасения, он не умеет следовать этому потоку, уж очень деятельна его натура, поэтому он устроил ей напряженное свидание, по приказу или самостоятельно, но от встречи остался тот самый двойственный осадок — напряженности отношений и чего-то неуловимо знакомого, внушающего новую иллюзорную надежду. Не будь она собой, не будь она тем собрание опыта, которым являлась на момент их знакомства, его мощь увлекла бы ее. Между ними установились бы отношения господин-слуга. Притяжение не стало таковым, потому что Эл была настроена враждебно. Лоролан учел демоническое притяжение Кикхи, предвосхитив их взаимное впечатление предварительным наговором.

Эл обдумала его предложение и улыбнулась. С точки зрения трезвой логики Кикха совершенно прав, ее место рядом с ним, как с равным, оно обеспечит обоим возможность развивать свои силы дальше. Но она, Эл, такой цели не ставила. Она вообще не ставила никаких целей, кроме ухода, контроль со стороны владыки не позволял обдумывать будущее. Правда и тут много ума не надо, чтобы догадаться, что она двинется теперь назад, к своему прошлому. Ее влекут места и люди, которых она предпочла оставить в покое, дать утихнуть конфликту, который возник в результате их противостояния в войне, разрыва межу их представлениями о ней и реальностью. Правда в том, что тогда она хотела уничтожить себя, а теперь она имеет противоположные устремления. Между тогда и сейчас опять пропасть. Она готова прыгнуть и вдруг выясняется, что этот берег ее прочно держит.

Эл вздохнула и, заложив за голову руки, закинув ногу на ногу продолжала изучать потолок, поскольку кроме ожидания ей ничего не оставалось. Некто вызвавшийся быть "адвокатом" не спешил навестить ее. Эл не представляла, кому вне миров она понадобилась и зачем. Такова проверенная годами традиция, от нее кому-нибудь, что-нибудь нужно. С иными мотивами к ней обращались бы только те единицы, которых она считала близкими, но они недосягаемы для нее, а она для них. У нее были только предположения. Это мог быть Мейхил, как свидетель событий, если ему удастся материализоваться, что весьма сомнительно. Радоборт уже высказался. Странник не на ее стороне, а Кикха предпочтет наблюдать до момента крайнего напряжения, а потом напомнит о предложении. Совсем невероятным будет, если в адвокаты подадутся Алик или Димка, они уже состарились и умерли, и они — люди, слишком далеки от этих сил. Есть еще Махали, но что он знает о ней?

Глаза устали изучать орнаменты, и она закрыла их. Прилично ли будет вздремнуть? Мудрее сейчас не думать и не строить версии. Она попросту не знает, что ей грозит.

— Моя судьба еще не определена, — с улыбкой сказала она фразу, которая преследовала ее весь период пребывания в мирах и последовала за ней дальше.

Ее голос произвел резонанс где-то под сводом коридора и из этого звука родился шелест шагов. Адвокат идет, как она в шутку прозвала новый ожидаемый персонаж. Ей удалось отдохнуть, сбросить напряжение и подозрительность и отнестись к ситуации не с точки зрения участника, а как зрителю. Вот она лежит в вальяжной позе. Ей наплевать на угрозы и требования. И смерти она не боится, хоть умирать не хочется. Кто или что могут ее напугать? Разве что владыка шествующий по коридору. При этой мысли она села и глаза начали искать визитера, а потом она поднялась на ноги.

"Так возникают стереотипы", — подумала она.

Персонаж в длиннополых белых одеждах, человекоподобный, с длинными волосами соломенно-седого цвета и такой же или чуть темнее бородой, шествовал ей навстречу.

— Махали! — узнала она долгожданный персонаж.

Он, как старый друг распахнул объятия и, следуя земной традиции Эл ринулась к нему, преодолев длину коридора в секунды.

— Ох, ну и сила, — вздохнул он, когда они обнялись. — Ты очень выросла, девочка моя.

Эл вспомнила, как дразнила недавно Мирру, а теперь сама оказалась для кого-то девочкой. Его голос звучал приятными нотами, как у Арьеса, густой баритон без старческого дребезжания.

— Здравствуй, учитель, — шепнула она, отошла от него и поклонилась, сложив на животе руки, как он учил ее в детстве.

Он улыбнулся в бороду.

— Не забыла. А как мне обращаться к тебе? Владычица? Или принцесса?

— А по имени нельзя? — уточнила Эл.

— А каково твое имя?

Эл сдвинула брови с недоумением.

— Неужели забыл?

— Я помню Эл.

— Я и есть Эл.

Она снова улыбнулась. Ей опять хотелось обнять его. Он был самым нереальным персонажем и одновременно самым ожидаемым, тем, кого ей больше всех хотелось видеть.

Он посмотрел на нее, приподнимая одну бровь, она догадалась, что он понял ее мысли, и кивнула.

— Именно так.

— Почему я? Зачем тебе я? Разве тебе нужен совет? — спросил он.

— Просто я здесь никого не знаю, — ответила она.

Он засмеялся. Она помнила его измученным и отстраненным. Их свидание в подвалах дворца владыки казалось бредом. Она не ждала такой встречи. Искала не его. Он изменился, выглядел таким, каким она всегда его воображала. Образ мог быть иллюзией, на которую способны обладатели магических способностей. У Махали они имелись. Поэтому Эл осмотрела его с придирчивым вниманием. Не потому что не доверяла, а потому что усмотрела в этом разумный ход, необходимый для сближения с ней.

— Значит, это ты решил защищать меня, — сказала она.

— А тебя нужно защищать?

Он любил задавать встречные вопросы. Конечно, сейчас ему нужно оценить ее.

— Я тебя таким и представляла. Это настоящий вид? — спросила она.

Он, конечно, ответил вопросом:

— А твой?

Он посмотрел за ее спину, заметил кинжал в стене.

— Ты об одежде? — спросила она, прищуривая один глаз.

Он взял ее за плечи и осмотрел.

— Ты умеешь делать вид, но не любишь ложь, — сказал он.

— Я не делаю вид. Я такая и есть.

Он снова улыбнулся, самое время задать вопрос на предмет, а какая она есть. Он не спросил.

— Я предлагаю не говорить о том, что будет. Давай побеседуем о том, что было.

— Что еще интересно совету? — спросила она.

— Это потом. Мне прежде хочется узнать то, что интересно мне, — ответил он. Эл недоверчиво улыбнулась. — Конечно, если ты согласишься беседовать со мной.

— Любое мое откровение будет либо благом, либо злом? Меня убьют или заточат куда-нибудь? Я ясно дала ответ. Я служить не буду.

— Хм. Владыке ты так же не собиралась служить. Но служила.

— Откуда известно, что не собиралась?

— Когда я видел тебя, ты была озабочена судьбой своего спутника. Ты собиралась уйти. Незначительный промах Кикхи повлек дурные последствия. Ты простила его?

— Нет. Не простила. И не скоро прощу. Дорого мне обошелся его незначительный промах.

— Я ему благодарен. В противном случае, я не узнал бы тебя снова.

— Как ты там оказался? Это самый странный случай в моей жизни. Оказаться неизвестно в какой дали от дома, и встретить тебя. Все кому я пыталась рассказывать считали, что я тебя выдумала.

— Я думаю, что ты сама ответишь.

Эл посмотрела на него вопросительно.

— Нет. Объяснить мне не проще, — ответил он на ее взгляд. — Не проще. Твой ум острый и быстрый. Времени у нас достаточно.

— Я не имею желания разгадывать загадки, — отказалась Эл.

— Тебе не интересно?

— Не в данной ситуации. Предпочтительно решить вопрос, как мне уйти отсюда?

— Сейчас уход невозможен, — сказал он строго и спокойно. — Я не могу тебе советовать, как себя вести. Ты превосходишь в могуществе тех, кто появился тут до тебя. Я не хочу испытывать тебя, как делал Кикха. Его гордыне нанесен удар. Ты его превзошла.

Он подошел к тому месту стены, где торчал кинжал.

— Откуда у тебя это оружие? — спросил он.

— Я думаю, ты сам ответишь.

Он тихо засмеялся.

— Передразниваешь меня. Я знаю этот клинок. Я знаю, когда и кем он сделан. Ты знаешь?

— Нет. Это подарок.

— Такие вещи не дарят. Их возвращают.

Эл добыла из-за пазухи медальон.

— И это возврат?

Она сняла с шеи цепь и протянула диск Махали.

— Он работает? — спросил он.

— Да. Он не теряется. Я проверила. Как ты и предсказывал, он меня находит. Концентрические круги вращаются, если рядом двери. Это ключ.

— Это просто медальон. Одна из забавных вещиц, которыми в старину развлекались искусные мастера. Я дал его тебе, чтобы ты не теряла связи с тем, что нельзя ощутит чувствами простого человека. Каково быть великой?

Эл вздохнула.

— Я не добивалась такого положения. Такова была воля владыки.

— Тебе удалось понять, почему он возвысил тебя?

— Он рассказал, что я его создание. Что ему нужна владычица. Это правда. Миры рушатся.

Он кивнул в подтверждение ее слов.

— Я меньше всего желал видеть тебя там. Кикха заявил, что ты выскользнула из миров подозрительным образом. Как?

— Я прыгнула в колодец. Тот, что именуется Каменным Кольцом.

— Колодец. Ты знаешь о колодцах?

— Я знаю один колодец. Есть другие?

— Ты была внутри? — Он был удивлен.

— Мне удалось совершить бросок благодаря его свойствам, но знай я, каково там, то не полезла бы туда.

— Разумное решение. Ты поймала удачу за хвост. Эл, я бы хотел подробно побеседовать с тобой о твоем пребывании в мирах. Мне нужно точно сообщить совету о мере твоей работы там.

— Тогда вопрос. Мое нахождение там противозаконно?

— Нет. Ты осталась в результате ошибки смешанной с обманом. Я тому свидетель. Я был там во время приговора.

— Ты попал в темницу из-за меня? — спросила она.

— Уместный вопрос. Я попал туда из-за тебя.

Эл только вздохнула с грустью.

— Так я и думала. Ты служил владыке?

— Я вынужден отвечать на твой вопрос, или ты позволишь мне не ответить?

— Если важно сохранить в тайне, можешь не отвечать.

— Я подожду. Достань кинжал из стены.

— Не-а. Пусть будет там. Вдруг найдется желающий его заполучить.

— Достань. Ему там не место.

Эл легонько потянула за рукоятку, и кинжал вышел назад. Она спрятала его в сапог.

— Как ты догадалась, что он способен быть оружием против великого? — спросил Махали.

— Вопросы. Вопросы. У кинжала и меча рукоятки равной силы. Мне подсказал обитатель третьего мира.

— Счет откуда ведется? Что значит третий?

— Темнота. Скалы. И два мира людей. Один новый, еще не развитый. Я называла его третий. Четвертый — развитый и прогнивший из-за алчности.

— Не лестное описание. Вмешивалась в жизнь миров?

— Приходилось.

— Значит, ты не сразу решилась на бегство.

— Я резвилась там четыреста с лишним лет. Мне изначально дали понять, что я там застряла навсегда.

— Я тебе верю. Трудно было?

— Под конец трудно.

— Эл, довольно смело заявлять, что ты выполнила три условия. Я поверю, что одно. Ты нашла дверь.

— Он спас мне жизнь. И я восстановила династию.

— Я должен тебя разочаровать. Ты не понимаешь смысла возвращения жизни и восстановления династии. Если ты выжила, это может означать, что тебя не убили. Рана могла быть опасной.

— Милинда говорила, что...

— Милинда еще существует?

— И Браззавиль тоже. Даже Браззавиль младший.

Эл показалось, что имена его встревожили. Махали был связан с мирами теснее, чем она догадывалась. Она не стала узнавать о причине его заточения.

— Ты согласишься уйти из этого пространства, чтобы мы могли поговорить? — предложил он.

— Конечно. Я люблю синий цвет, но не до такой степени.

— Руку, — попросил он и протянул ей крепкую ладонь.

Перемена цвета ударила по нервам. Эл не была готова к резкому скачку.

— Извини. Я давно не практиковался, — сказал он, щурясь от яркого света.

Эл приложила руку ко лбу, защищая глаза. Пока глаза привыкали, они не вели бесед. Понемногу Эл пришла в себя и могла оглядеться. И замерла.

— Красные скалы, — выдохнула она.

— Знакомый пейзаж? Сюда ты забросила своего яростного друга. Деметрий, кажется.

Эл хихикнула.

— Дмитрий, в славянской транскрипции, ты используешь латинскую, — поправила она. — Я зову его Димкой или Димоном. Скалы на месте, значит, он ничего тут не сломал.

Она пыталась шутить, но он уловил боль и беспокойство.

— Он был ранен, — она посмотрела просительно, с надеждой, что он расскажет о друге.

— Мы можем двигаться. Сначала ответь, откуда ты знаешь это место?

— Оно снилось мне. Часто. Я не догадывалась, что оно существует. Я увидела его с ветвей дерева в нижнем, темном мире и запомнила. Так на всякий случай. Мне хотелось проветрить при случае реально ли оно.

— Все что мы видим или воображаем — существует, — заявил он.

— Он здесь? Димка, — спросила Эл.

— Нет. Они оба вернулись назад. Откуда пришли.

— Они были живы?

— Да, когда мы виделись. Второй, кажется Алик, желал вернуться и сцепиться с владыкой. Весьма самонадеянно с его стороны. Мне показалось, им двигала привязанность.

Эл не готова была обсуждать свои отношения с Аликом, пусть он трижды Махали.

— Он верно поступил, что ушел, — ответила Эл.

— Каких трудов стоило его убедить. Он сильная натура. Я был приятно удивлен твоими друзьями и их стойкостью. Деметрий, то есть Дмитрий, ушел назад, через одну из дверей этого пространства. Я позаботился об обоих. Теперь они убеждены, что я действительно существую.

— Они всегда верили мне.

— Да. Я заметил.

— Значит, они вернулись.

— Ты собиралась их искать?

— Да. Не представляла как. Хотела воспользоваться даром и силой.

— Теперь ты знаешь, где их искать?

— Предположительно.

— Я просил Совет, не поручать Кикхе, вызнавать сведения о твоих планах. Ему полезно не знать о твоем местонахождении. Ты мудро поступила, когда не стала делиться своими намерениями. Это правильно.

Он указал в сторону скал, и они двинулись туда. Эл читала пейзаж. Собственно гор здесь не было. Скалы, наподобие одинокой башни, вырастали из огромного холма, такого же красно-терракотового цвета, более яркого, чем обожженная глина, приятного не режущего глаз оттенка. Весь путь к ним был склонном холма. Под ногами — слой песка и камешков тех же оттенков, кое-где странная растительность. Странная, потому что в мирах такой не было, Эл видела много экзотической флоры других планет, поэтому формы растений ее не удивили, просто смотрелись экзотично. Оттенки присутствовали разнообразные, как и размеры. Островки флоры разбивали единый цвет песка и камней вблизи, но вдали терялись на его фоне.

Махали дал ей возможность наблюдать.

— Знаешь что там? — спросил он.

— В общих чертах. А ведь я могла оказаться здесь еще раньше. Я видела это пространство в дверь между обелисками, с другой точки. Владыка не пустил меня.

— Обелисками?

— Да. Дверь, между двумя белыми обелисками. По преданию там была дверь из миров, ходили слухи, что она не открывается. Но есть один день в году, когда распределение сил так влияет на проходы, что именно этот можно открыть. Я слукавила, ринувшись туда. Я знала, что он меня не отпустит.

— Ты знаешь почему?

— Не хотел отпускать, потому что у него не осталось ни владычицы, ни наследников.

— Хм. Не хотел, — в тоне старика прозвучал триумф. — Он опытен и должен был знать, что тебя остановить не легко. Тебя описывают как натуру с крутым норовом и большим упорством. Добавь силу. Что получиться? Таран.

Он засмеялся.

— Хорошо, что не назвал мое стремление стоять на своем с ослиным упрямством, — припомнила Эл фразу их детства. — Да, я упорная, когда речь идет о свободе.

— И ты решила, что тебе поможет колодец. Решение само за себя говорит. Желание выиграть время у владыки — наименьшее из зол, которое ты могла ему учинить. Ощущения, небось, были незабываемые?

— Жутковатые ощущения. Там существует страх. Страх не совладать с собой. Рядом с колодцем трудно находиться, а внутри еще труднее. Бр-р-р! — Эл передернула плечами. — Надеюсь, не представиться больше возможности. Думать больше не хочу о мирах, о колодцах и владыке.

— Может, подумаешь о службе совету. Это залог твоей безопасности.

— Опять не свобода.

— Эл, силу, которой ты владеешь скрыть невозможно. Несколько наивно думать, что тебя нельзя найти. Он найдет.

— Владыка?

— Да.

— Уф. Как бы от нее избавиться, — вздохнула Эл.

— От него, ты хотела сказать? От владыки?

— Нет. От силы.

— Не понимаю. Что ты имеешь в виду? — он остановил ее, легко коснувшись локтя.

— Если бы мне был известен способ, как сбросить ее. Надеюсь, если совет оставит меня в покое, тогда я найду средство. Я ее не добивалась, не стремилась овладеть этими способностями. Они пробудились благодаря влиянию владыки. Его стремление слепить из меня владычицу не совпадали с моим желанием. Я бы с радостью вернула то, что имела до знакомства с ним. Сила — это след, это заметное явления. Я не хочу быть заметной, бегать от ловцов, охочих ее заполучить. Я понимаю, что нужно владыке, Лоролану, Кикхе — моя сила. Не будь ее, я утратила бы ценность.

Он пошел дальше, получив ответ, а ей стало тоскливо.

— Эл, ты шагнула далее всех наследников, дальше ожидаемого результата. Странное желание. Как ты, побывав в объятиях силы, при больших возможностях, изведав могущества и власти, будешь существовать без этого?

— Существовала же прежде. Неплохо.

— Ты лукавишь. Довольно болезненно открывать себя и добиваться ответов на свои вопросы. А потом терять. Могу поспорить на свою бороду, что у тебя были большие сложности.

— Да уж, иначе я не очутилась бы в мирах.

— Почему Лоролан нанял тебя?

— Потому что мой опыт экстремальной жизни позволял мне пройти испытания, — ответила Эл.

— Вот как? Он сказал по-другому, ты имела способности еще до миров.

— Некоторые задатки, если сравнивать с тем, что есть теперь, — ответила она.

— Задатки, — сказал он с улыбкой. — Что ж мне известен путь, которым тебя можно вернуть к твоим задаткам.

Он посмотрел на нее с умилением старика, который наблюдает за резвящимся ребенком.

— Но что потом?

— Найду дверь и вернусь домой, — озвучила она очевидное для нее решение.

— Все-то у вас молодых просто. Дверь. Домой. Мы больше не встретимся, а я бы желал быть поблизости тебя. Я заслужил это сотнями лет ожидания. Все что мне достанется — две встречи? Одна со смышленым, нахальным ребенком, который лезет во все дыры, какие может обнаружить, а другая с великой, которая не нашла применения своим способностям, поэтому решила вернуться в смертное состояние.

— Я тебя так интересую? — удивилась Эл. — Я дурной союзник, от меня одно беспокойство.

— Я призван быть рядом с тобой. Я часть твоего беспокойства. Неужели миры так омерзительны для тебя?

— Я туда не вернусь! — заявила Эл уверенно и громко.

— Даже если ты разочаруешься в твоей обычной жизни, или жители миров будут молить о помощи?

— На счет, молить о помощи — пока не знаю. Я им не в состоянии помочь. Я не гожусь, чтобы править. Я — воин. Гарантия порядка. Я могу исправить локальное искажение, а не возродить всю систему.

— О! — он удивился. — Если сказать, что ты глубоко постигла суть, то это ничто перед истиной. Ты открыла предназначение.

Эл позабавило его удивление и отношение к ее словам, он предал им больше значения, чем она хотела сказать.

— Зачем тебе я и моя сила?

— А это уже мое предназначение, но если ты избавишься от своего величия, мне незачем будет наставлять тебя.

Они проходили мимо кустарника, который у верхушек красовался лиловыми цветами. Эл привлек этот цвет, он был так похож на оттенок платья, которое она носила в мирах. Вихрем пронеслись воспоминания. Эл провела рукой по соцветиям, одно оторвалось. Эл осторожно взяла его кончиками пальцев, повертела и не решилась выбросить. Она сунула его за пазуху.

— Ну и отлично, — заговорила она. — Я не готова к наставлениям. Моя душа полна тоски по тому, что дорого мне. Сердце истерзано потерями и ожиданием. Я измотана неволей, мои чувства притупились. Меня нельзя испугать смертью и удивить жизнью. Я ничего не хочу постигать. Эта сила мне не нужна. Ткните пальцем, кому ее передать, и я избавлюсь от нее с радостью. Мне нужен мир и покой. Я устала.

Повеяло влагой, захотелось пить. Эл ушла вперед, чтобы не показывать Махали своего волнения.

— Ты хочешь жить? — спросил он издали, глядя ей в спину.

— Да. Хочу.

— Желание жить не притупилось. Желание свободы осталось. Тяга к прошлому не оставила тебя. Не все умерло.

— У меня есть долги.

— Ты намерена их отдать?

— На них может уйти много сил и времени. Вся оставшаяся жизнь.

— Старые связи, — понимающе протянул он. — Я в их числе?

— Да.

Она не хотела говорить, она глушила свою тоску и боль.

— Можно вопрос? — спросила она. — Только не надо отвечать встречным вопросом.

— Я отвечу.

— Почему ты решил защищать меня? Если ты оказался в заточении из-за меня, то я отдала свой долг. Почему ты решил, что мы спутники?

Он задумался.

— Я отвечу так, как наиболее честно. Я нахожусь под покровительством совета, потому что, как и ты, обладаю силой интересной владыке. Я вынужден скрываться, чтобы он не принялся искать меня вновь. Я его враг. Я ему мешаю. Ты появилась, и теперь я мешаю ему, как никогда. Если он меня разыщет, то убьет меня и моя сила станет принадлежать ему. Мне нужна защита. Я совершил ошибку, потому что не поверил в твою способность покинуть миры. Я решил, что ты не готова, что у тебя мало опыта. Я тебя недооценил. Поэтому я имел честь присягнуть Совету Одиннадцати. Если я буду перечить требованиям Совета, то они откажут мне в защите.

— А каковы же требования?

— Своевременный вопрос. Мы определили, что служить ты не хочешь. Твое право. В разговоре с Кикхой ты точно определила, что сама ушла из миров. Это спорно, но так же вероятно, как и то, что он нанял тебя, чтобы мешать Совету. Ты можешь оказаться внешней силой, которая способна расколоть мнение Совета относительно будущего миров и его прав на свой пост. Судя по тому, что видел Кикха, можно предположить два варианта, тот который назвала ты и тот, который есть у совета. Он тебя подослал. Но ты упомянула пресловутые три условия. Ты не обязана была их исполнять. Если следовать развитию событий до появления в мирах странника, ты из всех, так называемых, наследников, выглядишь в самом лучшем свете. У тебя есть преимущество. Ты не знала кто ты, когда попала в миры. Ты выступала, как доверенное лицо, а когда речь зашла о тебе лично, ты повернула назад. Я не видел в тебе жажды остаться в мирах. Свои способности ты развивала под влиянием владыки и не по своей воле. Аргумент сильный. Я вынужден признать, что правда — на твоей стороне. Но. И это "но" перевешивает пока твои доводы. Ты стала его слугой, безоговорочно исполняла его волю, ты подчинилась. Не так просто поверить, что ты запросто перечила ему. Три условия, которые исполняет слуга и три условия для великой — задачи разные. Твой отказ от службы работает против тебя, можно предположить, что ты не можешь из-за других обязательств.

— Домыслы, — фыркнула Эл.

— Есть и другой повод для сомнений. То, что было в прошлом можно проверить будущим. Но ты не можешь сказать, что произойдет, если твои нынешние надежды рассыплются. Кто поручиться, что ты не разочаруешься в той жизни, которой грезишь сейчас, что тебя не потянет назад, где твоя сила и слово значили много. Место владычицы еще свободно.

— Никто не поручиться, — согласилась Эл.

— Я поручусь. — Он подождал, пока она обернется, и посмотрел девушке в глаза. — Поручусь. Если я буду рядом, я помогу тебе.

— Твой голос так ценен? И я стою твоего слова?

— Я служу совету, но у меня есть право на собственное мнение.

— Я не стану делать новых долгов, — возразила она. — Не нужно поручаться за меня.

— Я — друг. Я не приму это как долг. Я хочу, чтобы ты продолжала то, что начала. Поиск себя. Это важно. Если совет примет мои обязательства, я стану помогать тебе без всяких мыслей о награде.

— Если я не служу совету, то помощь мне можно расценить как игру на противника. Я для них противник. Всем от меня что-то нужно. Я скорее поверю, что и тебе. Ты видел меня один раз в жизни, ребенком. С чего вдруг тебе поручаться за взбалмошную великую, каковой я стала без твоего влияния? Управлять собой я не позволю, с силой или без нее.

Им преградил дорогу широкий ручей. Эл наклонилась и умылась с удовольствием, намочила волосы и убрала их назад в хвост, завязав обрывком ткани.

Старик наблюдал за ней с довольной улыбкой.

— Иди вдоль русла, — указал он. — Я знаю, что такое неволя, девочка моя. Жизнь не была к тебе ласкова. Твои друзья были немногословны, но кое-что я узнал от Кикхи. Я не терзал их расспросами, но твой Дмитрий гордо заявил, что он, владыка, тобой еще подавиться. Что ж, он почти прав. Я тебе верю. Правда и то, что ты иной случай. Ты была чужой для миров, что спасло тебя от роковой ошибки. Ты все же отказала владыке, не стала его супругой, а это — огромная честь. Огромная.

— Супругой отца? У меня предрассудки, — отшутилась Эл. — Я не достойна той, которую он хотел мною заменить. Да. Мы похожи. Говорю так и...... Я пыль у ее ног.

Русло ручья разделилось надвое. В этом месте два ручейка поменьше сливались в один. Эл перепрыгнула ближний и пошла между рукавами. Старик остановился у места слияния и смотрел ей в спину. Эл оглянулась, возвратилась и протянула ему руку.

— Я помогу, если трудно. Прыгай.

Тут она обратила внимание на его лицо. Он был бледен, его глаза углями выделялись на лице. Эл решила, что ему нехорошо.

— Что? — спросила она встревожено.

— Что значит, вы похожи? — спросил он.

— Я нашла портрет. Изображение владычицы, которое он прятал, — ответила Эл. — Я поступила так намеренно. Я рассчитывала, что если он Кикху едва не убил, то и меня убьет или прогонит. Но когда я увидела ее, то поняла, что обречена, что мне не отвертеться. Вопрос о трех условиях был решен для меня окончательно.

— И ты поверила, что она та, что создала тебя?

— Что тут скромничать, уж очень сходство выдает. Найти бы того, кто ее увел. Он за пределами миров. Может быть, жив. Мне повезло даже имя узнать. Но что-то мне не очень хочется копаться в семейных распрях. Мне нашей генеалогии в одном поколении хватило до тошноты.

Он нахмурился и перепрыгнул ручей сам. Эл заметила, что он рассердился, пожала плечами. Он торопливо пошел первым, Эл за ним. Так они добрались до отвесной стены. Два ручейка начинались на высоте полутора метров. Вода сочилась из стены, собиралась у подножья скалы, не смешиваясь дальше, прокладывала себе путь двумя руслами.

Махали встал между двумя влажными потоками.

— Ты, пока, непонятно кто. Ни белое, ни черное. И меня удивляет твое легкомыслие. Сила тебе не нужна. Ты отдала оружие Радоборту, даже не думая о последствиях. Портрет тебя не впечатлил.

Эл тоже нахмурилась.

— Отчего же. Очень впечатлил. Весьма. Никогда не ощущала себя ничтожеством до такой степени. До смерти не забуду. Потому и ушла оттуда. А что до меча. Хм, Кикха подтвердит, что первое, о чем я задумываюсь — последствия.

— И тогда ты выбрала Радоборта.

— Он не умеет пользоваться этим оружием, и он тот, кого я без стыда назову братом. Хм. Наследникам этого не понять! Никто не объяснил им? Ха. Конечно. Для них выпустить из рук такое оружие равносильно глупости. Я отдала его, чтобы не пустить его в ход самой. Если меня довести до крайности, я стану убивать. А поскольку назначение меча Радоборту и Кикхе известно, то они удивились моему поступку.

— Радоборт думал, что ты сделала так из хитрости, чтобы вас спутали.

— Это он так подумал. Я не хотела убивать.

Маг смотрел так же строго, сделал жест, доставая что-то из широкого рукава, как фокусник. Предмет оказался прозрачной полусферической чашей, которая маняще блеснула в его руке. Эл хотелось пить. Чаша привлекла ее внимание.

— Вот два источника, — сказал он. — Одна вода дарит умиротворение и дает силу познать себя, другая дает забвение и возможность уйти от прежних печалей и ошибок, до времени, конечно. Выбери источник. Совет одарил тебя правом самой избрать путь.

Он ждал возражений, но девушка усмехнулась беззлобно, протянула руку за чашей, он отдал ее, Эл повернулась к нему спиной.

— Я могу просто набрать воды или мне можно угадать?

— Что значит — угадать?

— Я могу определить какой из них какой.

— Ну что ж, если можешь — попытайся.

Он не видел, как она достала соцветие из-за пазухи. Она разделила его на две части и бросила в каждый поток. Они были помяты и умирали. Эл по очереди посмотрела на то, как вода уносит цветы. Одно соцветие ожило, приобрело прежний цвет, стало ярче и прекраснее. Даже оттенок аромата можно было уловить. Эл следила за обоими потоками. Второй цветок совершил метаморфозу, исчезнув ненадолго, а потом стал узкой лодочкой семени, которое стремительно скрылось из виду. Благоухающее соцветие доплыло до места слияния потоков и распалось бесследно, а семечко беспрепятственно продолжило свой путь.

Эл обернулась.

— Я выбрала.

Она взяла чашу в левую руку и зачерпнула из того потока, где лиловым пламенем недавно полыхал цветок.

— Ты уверена? — спросил Махали.

— Если бы мне нужно было избрать самой без надзора совета, то я выбрала бы правый, но поскольку в том, что со мной происходит сейчас, присутствует насилие, я предпочту исчезнуть.

Не дожидаясь продолжения разговора, она повернулась лицом к старику и поднесла чашу к губам. Край был так холоден, казалось, что губы примерзнут. Старик сделал рывок и вышиб чашу из ее рук. Она со звоном разбилась еще в воздухе и осколки растаяли, не коснувшись земли.

— Совет не примет эту жертву. Тебя уже постановили отпустить с двумя условиями. Это я тебя проверял, — сказал он.

— Я пить хочу, — возмутилась Эл, разводя руками.

Хоть он и выглядит старым, а пальцы ее болели от сильного удара. Она потерла их.

— Пойди туда, где они сливаются и напейся, — строго сказал он.

Ответом ему был нахальный смешок. Она пошла к месту слияния ручьев, достала из дорожной сумки потертую чашечку для еды и питья, зачерпнула манящую влагу и напилась с удовольствием. Он тем временем подошел к ней и тоже присел на корточки.

— Зачем, если ты поняла? И как ты поняла?

— Тебе на каком языке объяснить на метафизическом или на......

— На каком хочешь, — строго прервал он.

— Сердишься. Неужели? Если впредь захочешь проверить меня, так и скажи. Твои предшественники приучили меня распознавать такие трюки. Цветок, который стал семечком получил возможность, утратив себя, возродиться вновь без памяти о том, что с ним было в воде. А тот, что цвел и благоухал до последнего мгновения, остался цветком и умер цветком. И пусть его жертва бессмысленна с точки зрения закона жизни, но он, если так можно выразиться, помнил себя и отдавал свой аромат и красоту. Я уже забывала себя, не хочу повторять этот путь. Слишком больно потом вспоминать. Я хочу помнить и знать свое прошлое, свои приобретения и потери. Мне все равно, что во мне видят другие, я знаю, кто я сейчас и завтра снова задам себе этот вопрос, но буду помнить, кем была вчера. Я спрошу опять. Что от меня угодно совету? Не нужно нанимать меня, проверять или ждать предательства. Просто скажите, что от меня нужно?

— Сейчас это не имеет значения. Ты действительно устала. Нужен отдых.

— Выкладывай. Прости, что говорю грубо, но меня недомолвки и полунамеки не устраивают.

— Ты говоришь как великая.

— Я и есть великая! Стану смертной, тогда и разговоры будут более вежливыми.

— Совет просит тебя найти другого владыку для твоих пяти миров, — ответил Махали.

Эл подняла брови, зачерпнула еще воды и выпрямилась.

— Хм. Ничего себе задачка! — она отпила несколько глотков, глядя на него поверх края.

— Это и означает "вернуть королю его трон".

Эл подозрительно посмотрела. Он процитировал фразу из давнего предсказания. Она не вспоминала о тех трех условиях слишком давно. Никто, кроме нее не знал о них.

— Ты не Махали. Ты принял его облик, — усомнилась она.

Он сложил руки на груди, как обычно делал Махали, приступая к наставлениям. Этот жест Эл помнила с детства.

— Наоборот. Это я временно назвался Махали. Меня зовут по-другому. Мое имя — Тиамит, — он прищурился, но не улыбнулся. — Его ты слышал там?

Лицо Эл приняло детское удивленное беззащитное выражение. Глаза казались огромными, она смотрела на него неотрывно и потерянно. Теперь он увидел подлинную Эл, которая пряталась за броней величия и силы. Он позволил молчанию затянуться. Нет, он не чувствовал превосходства или триумфа. Эта встреча сулила много сложностей. Она была права, когда сказала, что росла без его участия. Результат он видел перед собой — страстную, противоречивую, возвышенную натуру, способную на весь спектр поступков от безрассудства до целенаправленного подвига и при этом неконтролируемую методами, принятыми в его прошлом. Перед ним было другое поколение.

— Ты хотела найти меня, — напомнил он.

— Я свободна? Могу идти, куда вздумается? — спросила она.

— Нет. Ты забыла о втором условии. Ты подсказала его сама. Ты должна избавиться от силы, стать, как ты сама выразилась, смертной.

Эл вздохнула.

— Да. Только предупреждаю, со мной проводили такие опыты. Что-нибудь все равно останется, а то и вернется назад. Мне нужно предстать перед советом?

— Совет, только не обижайся, посчитал твое присутствие излишним, я бы добавил оскорбительным. Твой поступок, бегство, выглядит так же как решение всех наследников, нет разницы между вами.

— Мы все — предатели, — заключила Эл. — А я еще служила ему.

— Совет строг. Таковы извечные правила.

— Не утешай, в данный момент мне просто... — Эл, чтобы не выразиться грубо, покряхтела. — Мне нет нужды отчитываться. Куда мне уйти?

— Ты свободна, — напомнил он.

— А ты? — Эл по инерции сказала "ты", а следовало бы сказать "вы". Его признание изменило отношения.

— Говори мне "ты". Можешь употреблять старое имя. Мне все равно. Я останусь под защитой совета. Я только провожу тебя до двери. В переходе сила оставит тебя, не забудь, представить место, куда собираешься попасть.

Эл кивнула. Он приблизился вплотную, положил руки ей на плечи.

— Уверена? — спросил он снова.

Она опять кивнула. Он обнял ее. Эл остро ощутила его сожаление. Словно она уничтожила его надежду. Сердце дрогнуло. Ее обнимал не Махали, он внезапно превратился в старого врага ее отца, пленника, беглеца и изменника по имени Тиамит. Эл осознала, что предала много значения моменту ухода, у нее не было времени вникнуть в его роль. Она быстро прокрутила в голове события от разговора с Кикхой до этого момента. Вопросы, вопросы, и искушение остаться захватили ее в плен.

Он ее отпустил.

— Ты знаешь это место?

— Оно мне снилось.

— Тогда иди. Ты найдешь проход.

Эл перепрыгнула через второй ручей и пошла туда, где по воспоминаниям есть естественные ступеньки, которые ведут к проходу через скальную стену. Она нашла их, и в точности повторяя видение, поднялась. Четвертый уступ был обломлен, на него можно было встать носком. Эл перескочила через разрушенную ступень. Она остановилась у входа в узкую расщелину. Только цвет скал указывал, что это не третий мир, а в общих чертах проход был схож с убежищами в горах, которые она посещала. Эл пошла по проходу. Сомнения все еще терзали ее, к середине прохода она заметила просвет. Оттуда веяло другими запахами, энергия там была легкой по сравнению с пространством за скалами. Эл словно вынырнула в уголок земного мира. Пространство напоминало небольшой кратер старого вулкана. Чаша его была невысокой. Подъем, который она преодолела, был слишком мал, чтобы компенсировать высоту скал, здесь стены были меньше, можно без труда залезть по стене из камня наверх. Высоты снаружи и внутри кратера явно разные. Эл решила, что оставит без разрешения эту задачу. Она принялась разглядывать пространство. Местечко, просто сказочное. Водопад стекал со скального уступа в небольшое озерцо. За водопадом было пространство, предположительно пустое. Эл подошла к воде, опустила руку, ощутила прохладу, присела у изумрудной воды. Подняла глаза на голубое небо. Чья могучая воля поместила сюда кусок земного пространства? Она отвыкла от голубизны небес, но тут же вспомнила, как прекрасно небо там, в пространстве, которое она считает и называет домом. Сладкое ощущение тоски наполнило душу, Эл даже поморщилась. Неужели возможно. Она с удовольствием потянула воздух и даже прослезилась от охватившего чувства блаженства. Вода, которую колебали струи водопадика, облизывала песчаный берег, он был покрыт ровным, словно искусственным слоем песка, какой был на острове Тома, еще одна подробность из прошлого существования. Захотелось с детским азартом исследовать каждый закуток пространства. Что она и сделала. Эл скинула сапоги и куртку, залезла в воду по колено. Хотелось умыться от пыли прошлого. Она в одежде окунулась в воду с головой. Глубина у водопада оказалась достаточной, чтобы уйти под воду. Эл поднырнула под прозрачную стену и оглядела нишу за водопадом. А это кусочек старого мира. Ниша была похожа на место во втором скальном мире, где ей удалось увидеть себя в ином облике. Эл влезла на камень и взглянула на стену воды. Она вздрогнула, на мгновение ей показалось, что в отражении вооруженный воин, но это был плод воображения. Поверхность не была гладкой и ничего не отразила, кроме света, который проникал снаружи. Эл успокоилась и вернулась на берег. Мокрая, с ощущением, что с нее сняли пудовый груз Эл, прошлась по маленькому берегу. Справа от озерца она заметила уступ, на который легко забраться. Она залезла и там ее ждала находка — еще одна трещина, широкая на столько, что туда можно влезть. Эл вспомнила, что забыла сапоги и куртку, обернулась, они валялись у воды. Она не вернулась за ними. Трещина привлекала больше. Она вошла в темноту и несколько секунд на ощупь пробиралась внутрь, трещина стала выше и шире. Напоминало пещеру, где она лечила Мирру.

Проход привел ее в зал овальной формы с колоннами и нишами. Над головой свод в виде звездного неба, вернее фрагмента неба. При взгляде на него Эл поняла, где собирается оказаться. Небо оказалось знакомым. Она встала в центре зала и осмотрелась, заметив, что потеряла из виду нишу, в которую вошла. Они все были одинаковые. Эл пересчитала их. Десять. Здесь было холодно. Она замерзла и это заставила ее обратить внимание на медальон. Он нагрелся. Эл обошла все ниши по очереди. Он грелся у каждой по-своему, где-то холоднее, где-то жарче. Эл подошла вплотную к той их ниш, где медальон нагрелся интенсивнее всего. Она не ощутила двери или преграды, там было пустое пространство. Она шагнула туда и скоро снова протиснулась в трещину, вышла на уступ и увидела чашу кратера.

Решение пришло само. Эл слезла вниз, нашла выход и скоро оказалась за границей сказочной зоны. Красная стена справа и ступени впереди. Эл бегом спустилась по ним. Силуэт в белом сидел у места слияния ручьев. Не нужно было спрашивать, она мгновенно поняла, что им владеет печать. Он хотел, чтобы она вернулась.

— Я вернулась! — окликнула она. Он обернулся. Неужели его можно удивить? Ну, если он сердиться способен, то почему бы ни удивиться. — Ты сказал, тебе нужна защита. Я знаю место, где владыка тебя не найдет. Совет отпустит тебя со мной?

— Я свободен. Зачем я тебе? — задал он ее недавний вопрос.

— Не скажу, пока ты не ответишь, зачем тебе я, — ответила Эл. Она, как дирижер махнула руками, чтобы он поднимался и принял решение.

— Глава 2 Осколок прошлого

Он обошел два яруса дворца, спустился в сад, где деревья еще вчера были похожи на замерзшие коряги, сегодня их обволокло дымкой, миновал открытое пространство и холм, из-за которого едва была видна полоса моря. Свет был каким-то хмурым, атмосфера тут была напряженной, суровой. Отсутствие Эл вызывало беспокойство у Тиамита. Она привела его сюда, бросила равнодушное "отдыхай" и скрылась. Он осматривал странное место, не ощущая ни опасности, ни постороннего влияния. Он не мог ее обнаружить, без силы, она не оставляла следа, а ее новые вибрации он еще не привык улавливать. Эл для него пропала. Время для вежливого уединения ему не требовалось, им следовало обстоятельно поговорить. Эл легкомысленно отправилась по своим делам.

Он вышел на широкую полосу прибрежного песка. Здесь все устроено по-земному, по дороге он видел вереск и группу сосен.

На пляже, накрывшись чем-то с головой, лежал человек. Тиамит приблизился и сел рядом на песчаной невысокой дюне. Она безмятежно спала, свернувшись калачиком. Из-под покрывала был виден ее локоть в рукаве испачканной рубашки и прядь волос. Тиамит долго не решался разбудить ее, разглядывал море, песок. Он ждал, когда она проснется сама. Наконец, из-под покрывала раздалось ворчание:

— Погуляй по острову. Он достаточно большой.

И что-то еще невнятное.

— Ты спишь здесь? У тебя пустой дворец, ты спишь на песке, на ветру.

— Мне тут нравиться, — проворчала она и повернулась на другой бок.

— Эл, тебе не кажется все окружающее странным?

— Нет. Не кажется. Я спать хочу. Я не спала нормально четыре века.

И опять невнятное ворчание.

Она поворочалась устраиваясь удобно, потом еще поворочалась, потом из-под покрывала показалась лохматая голова.

— Ну, вот. Разбудил, все-таки.

Эл пыхтела и куталась в покрывало. Точно так же она поступала в детстве. Он не сдержал улыбку. Потом она вздохнула грустно и, скинув покрывало, встала во весь рос. На ней были рубашка и штаны по колено, одежда отличалась от той, в которой она здесь появилась. Эл повернулась лицом к морю, потянулась и пошла к воде. Зайдя по колено, она подняла руки вверх, словно приветствуя пространство, а потом рухнула в воду. Она вынырнула не сразу, ее голова показалась в дугой точке, над водой, она фыркнула и издала возглас ликования.

Тиамит поднял глаза вверх. Небо заметно просветлело. Купание длилось довольно долго. Он терпеливо ждал. Его терпение было вознаграждено. На ее лице появилось выражение безмятежности, на губах играла полуулыбка. Она вернулась к нему и села на свое покрывало напротив. Он сделал вывод, что он не вносит неловкость своими наблюдениями и, что можно спросить.

— Что это за место? — спросил он.

Эл пожала плечами.

— Не знаю. Я называю его Островом.

— Как ты очутилась здесь впервые?

— Лоролан привел меня сюда. Умирать.

— Лоролан о нем знает? — с опасением спросил он.

— Да. Но он не может тут находиться без меня.

— Ты была тут одна?

— Я была здесь очень долго. Здесь было бесформенное пространство. Таким она стало при мне.

— Все появилось снова, когда возникла ты, — уточнил он, она согласно кивнула.

— Значит, снова, — она хитро улыбнулась.

— Как ты себя чувствуешь?

— Здесь или вообще?

— Сейчас.

— Отлично, люблю купаться.

— Откуда покрывало?

— Само появилось.

— Тебя не удивляет?

— Нет. Сейчас есть вещь, а отвернешься — ее нет. Тут все живет своей жизнью.

Эл сделала поворот головы, Тиамит заметил, как пропало покрывало. Эл сидела на песке. Он старалась не улыбаться.

— Вернемся чуть вперед. Почему ты решила умереть? — спросил он.

— Не хочу вспоминать. Мне не за что было уцепиться.

— А твои друзья?

— В тот момент они считали меня предателем.

— Почему?

— Была война. Мы воевали друг против друга, образно выражаясь.

— Я немного знаком с твоей историей.

— Не порти мне настроение. Не хочу вспоминать ничего из прошлого. — Эл сморщилась, словно ей поднесли что-то кислое. — Наслаждайся свободой. Ты можешь пребывать здесь, сколько вздумается. Здесь тебя никто не найдет. Это мое пространство, оно будет тебя охранять. Ты здесь желанный поселенец, раз ты тут бродил. Лоролан не смог попасть дальше этого места.

— Ты хочешь побыть одна?

— Желательно, но маловозможно. Если мне станет одиноко, я сама тебя найду. Выбери себе комнату во дворце или несколько комнат. Там есть библиотека. Я уверена, ты найдешь, чем себя занять.

— А чем займешься ты?

— Своими делами. Нет необходимости в расспросах, беседах и вежливых свиданиях. У нас масса времени. Здесь его не существует.

Тиамит не стал больше досаждать ей, он понял, что вызывает напряжение, он мыслил их отношения иными, но Эл была не готова доверять ему, как это происходило давно. Оставалось ждать, наблюдать и верить.

* * *

Тиамит устроился у подножия дворцовой башни, где обнаружил удобные для себя комнаты. Ему не требовался особый уют, как вообще крыша над головой, просто пространство дворца обладало такого рода гостеприимством, он принял его как благоволение этого места. Он действительно долгое время был занят изучением окружающего. Он сделал простой и наиболее вероятный вывод — здесь правила Эл, вернее так проявляла себя ее творческая часть, которую трудно разглядеть за воинственной натурой. Он последовал ее совету и не досаждал ей. Поскольку он не имел пока возможности общаться с девушкой, то следил за пространством, которое красноречиво демонстрировало ее состояние. Приглушенный свет сообщал, что она спит, становилось светлее, когда Эл бодрствовала.

После нескольких циклов сумерек настал настоящий день. Свет преобразил окружающее. Этот "остров" отразил ее очевидно радостное расположение духа. Тиамит пофантазировал, представив, что она скачет по берегу или вокруг костра. Штиль сменялся дыханием ветра. Стены нижней галереи дворца становились ярче днем и тускнели в сумерках, казались тогда туманной иллюзией.

Было единственное место, которое не менялось — невысокие деревья у подножия дворца, они не реагировали на перемены состояния Эл.

И вот, наступила ночь. Свет быстро ушел. Тиамит не заботившийся о светильниках, покинул библиотеку, темнота остановила его на пороге интересного открытия. Он спустился вниз, оказался наверху лестницы. Перед ним было пространство, усыпанное звездами. Он поднял глаза вверх, осмотрел горизонт. Он стал спускаться по ступеням, дошел до середины и почувствовал ее присутствие.

— Красивые звезды, — заметил он.

— Да.

Голос прозвучал снизу, она сидела на ступенях, он поступил также. Откинувшись назад, упираясь локтями в предыдущую ступень, Тиамит запрокинул голову.

— Я собирался задать тебе вопрос.

— А как иначе, — с улыбкой сказала она.

— Можно?

— Спрашивай, — согласилась она со вздохом, который сообщал, что вопросов ей не избежать.

— Я кажусь назойливым? Это еще не тот вопрос.

— Это нормально, — вялым тоном начала Эл. — Ты встал на мою защиту, устроил мне проверку, пошел со мной, — все это подразумевает не любопытство, а необходимость.

— Я нашел атлас в библиотеке. Это чертежи звездного неба, — начал он подготовку к вопросу.

Эл догадалась раньше и прервала его.

— Его составила я. Это небо Пяти миров, как мы их условно назвали. Точнее разных секторов. Я увидела его здесь, когда ничего еще не знала о замыслах Лора, то есть Лоролана.

— Ты хороший картограф. Ты училась этому искусству сама, или у мастера?

Эл рассмеялась задорным смехом, вопрос был задан так, что рассмешил ее.

— Мои знания — собрание не одного поколения. Курс навигации Академии Космофлота Земли составлялся сто пятьдесят лет и плюс вся предыдущая история. Это самая отточенная система звездной ориентации, адаптированная для сознания землянина.

— А в чем смысл метода?

— Если бы у тебя было три глаза, мы бы видели разное небо. Я шучу. Занудное дело — объяснять. Научилась, научили. Опять же, практика немалая. Захочешь выжить, научишься читать и чужое небо, и карты помнить наизусть.

— Когда ты училась? Как давно? — спросил Тиамит, и Эл учуяла подвох.

— Хм. Вопросы времени — сложность для меня. В каком летоисчислении? Где начало отсчета?

— Земное. Если тебе придется вернуться в свое время и пространство, какую временную плоскость ты пересечешь?

— С учетом возраста?

— Тебе десять лет, — заявил Тиамит. — Сколько будет?

Эл сосчитала.

— Без малого — тысяча лет, — ответила она задумчиво.

— Это много или мало?

— Для меня это просто давно.

— Момент нашей первой встречи. Сколько?

— Тысяча шестьсот сорок лет. Десятилетие туда или обратно. Приблизительно. Земных, — уточнила Эл.

— Это много?

— Люди столько не живут, — заключила Эл и посмотрела в ту сторону, откуда доносились эти вопросы.

— Я — мыслящее живое существо. Если тебе угодно считать меня человеком, ты не сделаешь ошибки, если и себя считаешь таковой.

— Не имеет значения. Сколько из этого срока ты просидел взаперти у владыки?

— Ты умная. Сама сосчитай.

— Точка отсчета?

— День, когда мы расстались. Ты ускользнула от преследователя, а я нет.

Эл шумно выдохнула.

— С поправкой на самый известный тогда календарь, тысяча двести.

— Приблизительно, — добавил Тиамит, соглашаясь с цифрой.

— Очень приблизительно. Плюс скачек еще на пятьсот тридцать два года. Итого, больше тысячи семисот лет. Ты получаешь ответ и следом вопрос, которого, как я понимаю, добивался. Будь ты Махали, я бы спросила, а у Тиамита спрашивать нужды нет. У меня родился другой вопрос. Как ты вообще попал на Землю?

— Так же как и ты. Ответ ты будешь искать сама. Это важно, — ответил он. — Карты, которые я нашел, не соответствуют тому, что я сейчас вижу.

— Это другое небо. В этой темноте я получила подтверждение, что мои надежды были не напрасны, так же, как чудовищные усилия ради свободы. Это земное небо. Такое, каким я его помню. Еще помню.

— Знаешь, как вернуться к настоящему небу? — спросил он.

— Нет. Еще не знаю.

— Ты готова в хронологическом порядке, с указанием возраста описать, что происходило с тобой после нашей встречи?

— Ты же знаешь?

— Я знаю часть. Она мала. Если ты доверишься мне, я тебе помогу.

— Ты знаешь, как вернуться?

— Еще нет. Тебе десять. Ты удирала от преследователя и...

— Залезла в трещину стены, очень узкую для него. Он стреляет в меня из лука. Я возвращаюсь обратно во времена моих приемных родителей.

— День, год.

— Двадцать третье апреля тысяча девятьсот восемьдесят первого года. Меня не было дома три дня, а с тобой я пробыла полгода.

— Были другие путешествия? Потом?

— Еще с десяток.

— Хм. Будь ты ребенком, я бы отшлепал тебя. Любопытство, — заключил Тиамит.

— Качество всего живого, — весело отозвалась Эл из темноты. — Знаю. Но тяга была сильнее. И я была не одна.

— Эти молодые люди. Я нашел в них отпечатки этих странствий.

— В Алике — наверняка, а вот в Димке не так просто что-то оседает.

— Почему так?

— Димка помнит только то, что представляет для него ценность, а Алик считает, что важна любая мелочь. У него уникальная память, лучше моей. Не знаю, как дела обстоят теперь. Живы ли они вообще. — Эл помолчала, потом почувствовала ожидание собеседника. — Отвлеклась. Да. Нас было трое. Тогда казалось, что наша дружба будет вечной, мы никогда не расстанемся. Три года мы тайком шныряли в прошлое. Правда, потом у меня возникли сомнения. Я взяла учебник брата по физике и не нашла там объяснений. Я взрослела, задавалась вопросами. Через два года я зашла в тупик, и меньше года мне потребовалось на то чтобы решиться проникнуть в будущее. Я считала, что ответ известен там. А еще были эти звезды. Я появилась среди людей, так это назовем, на заре изучения космоса. Я решила, что ответ там. Не так уж я не права оказалась.

Эл не заметила, как стала рассказывать о себе тому, кому накануне не очень-то доверяла. Объяснение было простым, ей хотелось выговориться. Ее рассказ стал путешествием, одним из тех, что приносят множество открытий и облегчение душе. Он слушал из темноты, глядя в небосвод над головой, когда она заговорила о полетах. Тиамит оценил яркость рассказа, она говорила не о выдумке, о пережитом, каким бы причудливым оно не казалось ему, видевшему много причудливых событий. Она умолкала, говорила с паузами, подчас с трудом подбирая слова, потому что слов не хватало, порой рассказывала увлекательно, как хороший рассказчик, не рассыпаясь на мелочи, разве что на такие, которые были демонстрацией ситуации. История оказывалась не простой, порой и вовсе безрадостной, в ней был скрыта причина ее упорства в желании вернуться назад, так сильно, что небосвод изменился над просторами ее острова. Она позволила себе быть эмоциональной, рассказ от этого стал ярким и впечатляющим. Временами ему были не понятны ее поступки, ее выводы, обычаи, которые его окружали, но он не спрашивал объяснений.

Из сумерек проступал ее профиль, стали различимы ее руки, которыми она пыталась показать непонятные вещи. Она еще не добралась до момента встречи с Лороланом, когда наступил рассвет. Тиамит взглянул на таявшие звезды с сожалением, Эл своим рассказом прогнала темноту ночи. Ее не смутил свет, он понял, что она не видит окружающего, она смотрит в пространство своей памяти, где есть другие дни, звезды, тьма, персонажи прошлого, враги и друзья, где существует прежняя Эл. Потому то рассказ и звучал очень жизненно, она говорила о полетах и в это мгновение звезды неслись мимо ее взора, рядом была война или опасность. Повествование о войне она вела ровным, холодным тоном, она опасалась глубоко окунуться в прежние образы, она держала дистанцию. Эл, как бы не была опытна, опасалась тесно соприкоснуться с той частью своей души, которая запечатлела жестокость. В момент кульминации он остановил ее прикосновением своей руки к ее плечу и увидел сам страшную череду картин.

— Ты победила его? — спросил он, чтобы избавить и ее, и себя от подробностей.

— Я думала, что убила его. Мне не сразу удалось ощутить, что это не так. Мне помог тот, кто дал оружие.

Она заговорила о Хеуме, о схватке с Зентой, о неудачной попытке возвращения.

— Расчет Лоролана был точен, он обладал ключом, способным открыть мою душу. Я рискну утверждать, что в момент нашего знакомства он испытал сочувствие и восхищение. Его впечатления не были ложью, меня сложно обмануть. Еще бы, он впервые нашел потенциальную владычицу. И не только потенциальную, мои таланты многое ему открывали, он привел меня умирать с чувством потери, он точно терял себя в тот момент. Это было искренне, поэтому я ему доверилась.

Тиамит снова коснулся ее плеча.

— Ты бледна, выглядишь усталой. Можешь прерваться? Спешу напоминать, что с теми временами тебя разделяет большая часть жизни. Ты так говоришь, словно вчера оставила войну.

— Это остров, — вздохнула Эл. — Я не буду сожалеть об ошибках допущенных в Пяти мирах, там у меня были привилегии и дыхание владыки за спиной, а ошибки этой войны забывать опасно. В противном случае я стану жестокой и начну убивать.

— Ты боишься убивать? — уточнил Тиамит.

— Не боюсь. Я не хочу убивать. Я хотела проткнуть шею Кикхи кинжалом, а он в это время считал, что проверяет меня.

— Ты не сделала так, как хотела, — напомнил маг.

Эл в ответ усмехнулась.

— Историю ваших состязаний я знаю от Кикхи и Лоролана, и частично знаю о твоих подвигах на службе у владыки. Не утомляй себя больше рассказом. Я спровоцировал тебя на откровенность. Мне следует извиниться. — Тиамит покорно склонил голову.

— Так это ты? Я не часто откровенничаю с теми, кого не знаю. Ты спровоцировал эту исповедь.

Он кивнул. Эл посмотрела устало и внимательно, он могущественен, а она уже — нет. Она перевела взгляд на горизонт, осмотрела его так же, как рассматривала Тиамита и поднялась, чтобы уйти.

— Ты не пойдешь спать на берег? — спросил Тиамит, когда она затрусила наверх по ступенькам.

— У меня есть целый дворец, — напомнила она.

Он тихо засмеялся в бороду.

— Хшатрья.

— Глава 3 Видение

Времена сумерек сменялись светом, шли дни на острове. Тиамит и Эл по-прежнему держали дистанцию. Он ждал от нее интереса к своей персоне, напрасно, Эл занималась чем угодно, только не проявлением любопытства. Тиамит обследовал ее владения несколько раз, остров постоянно изменялся, изучение могло быть сколько угодно долгим. Он сосредоточил внимание на библиотеке. Ярко синий фолиант, который содержал рассказ о проклятом городе, напомнил Тиамиту сюжет из жизни Эл. Он нашел ее, показал книгу, спросил.

— Да, — ответила она. — Книга здесь появилась раньше, чем случились события. Я прочла ее до момента моей встречи с жителями Алмейра, а потом оказалась там. Да, форма книги та же, такая же теперь лежит в архиве Алмейра.

— Ты не ходишь в библиотеку, — заметил Тиамит. — Потому что я провожу там время?

Эл пожала плечами, видимо не предавала прежде этому значения.

— Эл, если ты позволила мне быть тут, то я не должен тебе мешать. Я здесь лишний, — сказал он голосом, в котором звучала грусть.

— Не торопи меня. Я рада, что встретила человека из моего детства. Я получила ответы на все интересовавшие меня вопросы. Новые еще не возникли. Я завершу круг и однажды, мы сядем где-нибудь здесь или в другом месте и поговорим, как в старые добрые времена. Ты мне не мешаешь. Тебе здесь неуютно?

— Мне нравиться здесь. Меня тревожит твое отношение.

— Остров твой. Будь тут сколько пожелаешь.

Тиамит приблизился и впервые с момента их встречи в галерее обнял ее. Для Эл ощущения были новыми, она утонула в его объятиях, не отвечая на них. Разница в ощущениях сначала напомнила об утраченных способностях, а потом Эл подчинилась его желанию и ответила на объятия. Тиамит не отпускал ее и, наконец, вызвал к жизни того ребенка, который его помнил. Эл послушно уткнулась лбом в его грудь. Она обнимала его и вспомнила события того дня, ее бегства от стрелы, дня возвращения и точки отсчета долгой разлуки с таинственным Махали. Теперь Тиамитом. Голова его тогда была завернута в чалму, от него пахло дымом и благовониями, его попугай хлопал крыльями и теребил пергаменты, старясь вытащить их из дорожной сумы. Он казался ей огромным и величественным, он держал ее на руках, потому что она была ребенком. Память умело воспроизвела этот задушевный эпизод. Потом она стала сравнивать, и огонек вспыхнувший в груди погас.

— И все-таки, это снова я, — сказал он, целуя ее макушку. — Я волшебник, а ты белокурая бестия. Ты стала мне не менее дороже оттого, что повзрослела. Такманди, твой первый наставник в воинской премудрости, гордился бы тем, как ты освоила искусство войны. Я же горжусь, что ты сохранила вольный дух того маленького юркого создания, каким была в дни детства. Я обязательно снова заслужу твое доверие. Я хочу этого больше всего. Завершай свой круг, а когда будешь готова, собирай свою компанию и появитесь здесь вместе. Этот остров должен быть обитаем.

Он продолжал обнимать ее одной рукой, а другой гладил по волосам. Эл подняла на него свои темные крупные глаза, они были более влажными, чем всегда. Он мягко смахнул слезинку с ее глаз.

— Ты можешь лишиться всего, памяти, силы, но дар у тебя не отнять. Он дарован тебе той, что создала и оберегала тебя, пожертвовать им ты не можешь. Двери всегда будут тебе открываться в срок. Тебе нужно захотеть.

Он отстранил ее от себя, заглянул в лицо. Глаза сияли радостью, известие воодушевило ее.

— Получиться? — спросила она.

— Начни с того, что точно помнишь.

На том они расстались, но ненадолго, Эл появилась в его комнатах, одна их которых служила ему для отдыха, другая для работы.

— Ух, настоящая алхимическая лаборатория, — проговорила она с восхищением. — Ты освоился.

Тон ее голоса был дружественным. Тиамит осмотрел ее необычную одежду. Темно-индиговой костюм, в который было упаковано ее тело, сделал ее грозной, если бы не счастливое лицо и шаловливые искры в глазах.

— Что за вид? — спросил он.

— Это моя форма, — с радостью сказала она. — Капитанская.

Она обвела знак на левой стороне груди — овал с изображением Вселенной в миниатюре, потом посмотрела на левое плечо, где до локтя рукав был испещрен знаками.

— Даже все регалии и полеты есть, — уточнила она. — Это означает, что я возвращаюсь. Останешься тут или пойдешь со мной?

— Останусь. Мне многое нужно понять. Заглянешь сюда, когда разберешься с прошлым?

— Может быть не сразу. Судя по одежде, окажусь я не дома.

— А где бы хотела? — с интересом спросил он.

— На том же месте, откуда ушла сюда, годика с полтора спустя. Нужно дать ребятам шанс поискать меня. Мы дурно расстались. Мне следует извиниться перед всеми. У меня есть некоторые долги.

— Эл, неужели так просто? Словно не было...

— Именно, словно не было, — твердо заявила она. — Для них я не была великой, этого им лучше не знать.

— Твоя страсть скрывать свои способности привела тебя к ссоре, не повторяй ошибку, — напомнил Тиамит. — Расскажи им правду.

— Что я принцесса? Это лишнее.

— Ты принцесса Пяти миров, Эл. Попробуй относиться к себе так. Тебе будет проще решать жизненные задачи. Все-таки ты не просто смертная, тебе нужно это помнить. Ты знаешь, кто ты.

Эл улыбнулась нарочито, помотала головой, смутилась.

— Может быть, я и решусь.

— Ты выбрала маленький срок.

— Полтора года — стандартный цикл реабилитации после полетов. Они будут на Земле или на известных базах, а то искать мне их потом по рейсам.

— Эл, ты рассуждаешь словно вчера там была.

— Моя память. — Эл ткнула указательным пальцем в висок. — Это цепкая система, я способна восстанавливать события, словно они были вчера.

— Все то у тебя просто, — улыбнулся Тиамит.

— Как дверь открыть, — засмеялась Эл в ответ.

Он наблюдал счастливое лицо, румянец от нетерпения и предвкушения, видел во взгляде азарт и ни тени страха. Она прохаживалась по его рабочей комнате, ничего не трогала, только смотрела на предметы, которые его наполняли.

— Травы? — спросила Эл. — Это же тмин. Откуда здесь?

— Ты хорошо разбираешься в растениях, — заметил Тиамит.

— Да и ты неплохо, для человека тысячу лет просидевшего в тюрьме. Что ты будешь здесь с ними делать?

— Нужно будет тебя лечить, — ответил Тиамит. — Еще одна такая рана, как у тебя на шее и в боку и твоя жизнь начнет стремительно сокращаться. Тебе нужен хранитель, тот, кто будет защищать тебя, получать за тебя раны, которые я буду лечить.

— Какая безрадостная перспектива, — протянула Эл. — А я тебе верю. Только где мне его добыть? И я не привыкла подставлять чужую шею вместо своей.

Эл расстегнула ворот куртки и нащупала едва заметный шрам на шее, он ощущался пальцами. Грустные мысли не держались в уме. Она осмотрела свою одежду, потом мантию Тиамита белую с каймой по краям рукавов и низа и улыбнулась, еще раз окинула взглядом комнату.

— Проводишь меня?

— Ты собиралась еще кое-куда зайти, — сказал Тиамит. — Я подожду на берегу.

— Ты был на башне? — спросила Эл без удивления.

— Мне рано туда подниматься.

— Я хотела воспользоваться той дверью, — сказала она.

Он был непроницаем.

— Значит, берег? — спросила она.

— Делай, как чувствуешь.

Она кивнула и оставила его одного. Маг посмотрел на дверь. Момент настал, она уходит, ему останется ожидание и надежда, неизменно связанные с ней состояния души.

Подъем в башню начинался за первым же поворотом. Тиамит выбрал верхний ярус, самый неизменный из пяти. Эл скакала через ступеньку, пыхтела от усердия, стараясь преодолеть самый трудный этап подъема на скорости, стало жарко, и она расстегнула куртку. Все же пришлось остановиться. Бросив на правый рукав куртки короткий взгляд, Эл заметила, что мигает подсказка режима "Высокие нагрузки". Не вчера она последний раз пользовалась костюмом, забыла, что такое подсказки контрольной системы, ее одежда в мирах не отличалась искусственным интеллектом. Только на острове старания костюма напрасны. Эл настроила требуемые параметры, продолжила подъем, но костюм сигналил о перегрузке, чтобы не отвлекаться Эл выключила все системы и, на удивление почувствовала себя лучше. Она преодолела последние ступени, как на горную вершину залезла. Пришлось смотреть пол ноги. Ботинок щелкнул ощутив гладкую поверхность пола, выстраивая шероховатость подошвы. Она обращает внимание на эти мелочи! Отвыкла. Эл посмотрела на носок ботинка и усмехнулась. Зато когда подняла глаза, стало не до смеха. Там стоял он.

Эл замерла сначала, похлопала глазами, потом сильно сжала веки. Он не исчез.

— Пожалуйста. Не уходи, — прозвучал голос Алика вкрадчивой, уговаривающей интонацией.

— Опять ты, — прошептала Эл, волнение и опасение заставили ее приготовиться к худшему.

— Пожалуйста, — повторил он и протянул руку.

— Стой там, — предупредила Эл.

— Я обидел тебя? Ты так стремительно исчезла. Ты была ранена.

У фантома был тот же взгляд, что в прошлый раз, ласкающий и влюбленный, подкупающе искренний. Эл испытала острое желание подойти и прикоснуться к нему.

— Алик, — обратилась она, так словно разговор будет коротким и серьезным.

— Как твое имя? — спросил он на этот раз.

— Меня зовут Эл. Откуда ты здесь? Ты не должен тут быть.

— Я сплю. Я вижу тебя, когда сплю.

— Тогда проснись, прекрати это.

Эл поразило то отчаяние, которое отразилась в его взгляде.

— Я больше не увижу тебя? — спросил он.

Эл стало жаль его, она с трудом сдерживала желание подойти к нему. Точная память, предмет гордости в разговоре с Тиамитом, стала наказанием тут, точно напомнив последнюю встречу и слишком откровенное ее поведение, признание в любви.

— Кто ты? Откуда? — спросила она.

— Я хочу встретить тебя в реальности. Найди меня. Пожалуйста.

— Где?

— Как тебе объяснить? — он растерялся.

— Планета, время, город, — перечислила Эл.

Он удивился.

— Земля, Солнечной системы, двадцатый век, Москва.

— Достаточно. Хватит, — с недовольством в голосе оборвала Эл. — Если ты такой шустрый, найди меня сам.

Выносить это стало невозможно. Эл словно снова оказалась рядом с владыкой, когда ты как на ладони, как прозрачное стекло в руках знатока. Эл отвернулась и шагнула назад, на спуск. Ее терзало желание вернуться, дыхание срывалось, словно она опять мчалась наверх, стало больно в груди. Слезы брызнули из глаз помимо воли. Эл зажмурилась и ее настигло еще одно видение. Она увидела полупустую, едва обставленную комнату новой квартиры. У окна с откинутой занавеской, стоял человек в джинсах, голый по пояс, на плече виднелся шрам — старое пулевой ранение. Он смотрел в окно, там была поздняя осень, серое небо, остатки листвы на ветвях кленов. Он оглянулся, она узнала профиль, а потом все исчезло.

Эл развернулась и помчалась снова наверх. Выскочив на площадку башни, она никого там не нашла. Ей бы радоваться, но ее захлестнуло отчаяние, словно она потеряла что-то ценное, словно опять умер на ее руках Мейхил, или она поняла невозможность возвращения. Великая Эл была не способна на такую остроту чувств, а она нынешняя мучительно переживала этот момент, со всеми присущими человеку эмоциями. Отчаяние опять погнало ее назад, она стремительно спустилась в первый ярус дворца, не оглядываясь, через ступеньку, сбежала по лестнице и дальше без остановки до самого берега. Она остановилась только, когда ее отделяло три шага от Тиамита.

Он заметил ее состояние, Эл запыхавшаяся в слезах с трудом переводила дыхание, словно за ней гнался разъяренный враг.

— Что с тобой? — всерьез встревожился он.

— Так. Глупости, — стискивая кулаки, ответила она.

Она отдышалась и сказала.

— Мне нужно скорее уйти. Прости, что тороплюсь. Я обещала, я вернусь. Не спрашивай ничего.

— Это отчаяние? — все-таки спросил он.

Случилось определенно серьезное событие. Тиамит еще не достаточно ориентировался в энергиях острова, чтобы точно отследить действия Эл. Ее радостное возбуждение быстро сменилось на обратные чувства, пусть она утратила силу, только не выдержку, заработанную стараниями человека. С ней творилось что-то, чему не было объяснения. Будь его воля, он задержал бы ее, помог бы разобраться, но она рвалась прочь, удержать ее невозможно.

Он по-отеческие ее обнял.

— Тебе действительно пора. Только помни, здесь ничего не может происходить без твоего участия. Иди. Тебе нужно двигаться к своей цели. Храни тебя сила добра, девочка моя.

— Часть 2

— Глава 1 Ника и непростое возвращение

Ника выбежала из камеры переброски в бортовой гостинице. Эту часть крейсера не очень давно переоборудовали, из тоннелей сделали боксы, чтобы проще ориентироваться, но сложнее попасть в нужную точку, война заставила усилить контроль даже внутри спасательных судов. В узком коридоре никого не было. Сердце билось сильно, не давая ей сосредоточиться. Она готова была кричать, злилась сама на себя, что не может сладить с волнением. Она остановилась, поскольку в собственных глазах выглядела глупым ребенком, трусихой, у нее начали предательски дрожать колени, она топнула ногой. Она постояла у стены, чтобы успокоиться. Мало помогло. Уж лучше сразу, без паузы. В таком же возбуждении она остановилась у двери напротив. Был слышен сигнал оповещения. Дверь сразу исчезла. Из боковой ниши вышла Эл.

Ника остолбенела, силуэт в трех шагах от нее принадлежал Эл, не проекция сквозь которую ее ощущения проваливались как в пустоту, но и не Эл из тех образов, что она помнила. "Реальный персонаж с измененными параметрами", как обозвал это Геликс. Ника вытаращила глаза и вытянула шею, всматривалась с минуту в фигуру. Из-за высокого ворота просторной робы был виден край формы Космофлота, капитанский индиговый костюм. Она спрятала его? Зачем? Волнение заставило Нику крикнуть:

— Откуда ты взялась?!

Прием был нерадушный. Эл осматривала девочку с любопытством, с доброй радостью во взгляде, перешедшей в восторг. Ника все еще была очень на нее похожа, только волосы немного темнее с рыжиной и прямые, они были острижены на манер, который предпочитала Оля, определенно ее влияние. От Ники можно ждать любой реакции, поэтому Эл не торопилась выказывать чувства, она понимает без слов. Кажется, встреча ее злит, нормальная реакция при сильном возбуждении, так, увы, сказывается происхождение.

Ника, наконец, решилась подойти, встала напротив, подняла на нее глаза. Она не выросла, рост был как при последней жуткой встрече. Возраст едва подростковый, она практически не изменилась. Эл оценивала ее, а Ника просвечивала Эл своими сверхчеловеческими чувствами, читала ее мысли, и явно не узнавала, что привело Нику в состояние близкое к шоку.

Глаза ее круглые и темные, похожие на глаза Эл меняли выражение. Ника отличалась способностью показывать свои переживания взглядом, без слов можно было понять ее чувства, чуть позже она скорчит соответствующую гримасу. Этому она научилась в детстве, поскольку мало говорила и любила копировать взрослых, в ее язык общения входил целый набор соответствующих ситуации подсмотренных у других рожиц, порой она смысла не понимала, просто копировала удачно.

Эл ожидала бурная реакция.

Ника наскочила на нее, сильно ударила кулаками в грудь и выкрикнула:

— Я тебя ненавижу!

Эл в ответ прижала ее к себе, чтобы не получить еще серию ударов, Ника упиралась руками в ее грудь, но не вырывалась, что дало надежду ее успокоить.

— И тебе привет, малыш, — проговорила Эл ей на ухо.

Через несколько мгновений Ника разрыдалась.

— Ненавижу, ненавижу, — чередовала она со всхлипываниями. — Зачем ты появилась? Видеть тебя не хочу.

А сама все крепче прижималась к ней. Эл вздохнула, стала покачивать в объятиях. Это она не всерьез, испугалась собственных чувств, которым не нашла объяснения сразу, потом, когда она осмыслит происшествие, то и отношение станет противоположным.

— Я обещала когда-то, что ты первая узнаешь, что я вернулась, — выговорила Эл с волнением.

Наконец, девочка стала успокаиваться, дыхание больше не срывалось, она обняла Эл за талию и прижалась крепко. Вот теперь все было честно, без театра.

— А они сказали, что ты не вернешься, — сказала она уже ровным голосом.

"Они" были Алик и Дмитрий, очевидно, виделись после их приключений.

— Мне удалось вернуться, — ответила Эл.

— Что с тобой случилось? Ты не такая.

— И все-таки это я, — повторила Эл слова Тиамита и поняла, что он чувствовал тогда.

Они замолчали. Ника не отпускала ее, ослабила объятия. Эл смотрела перед собой, и иногда целовала ее макушку. Она была рада паузе, она не хотела вопросов. Ника и так чувствует, что визит короткий. Ника боялась спрашивать, чтобы тянуть время.

Эл устала первой и, отстранившись от девочки, села прямо на пол. Это была традиция, они часто в прошлом разговаривали сидя на полу, когда Ника была маленькой. Та последовала ее примеру и, опустившись рядом, взяла ладонь Эл в свои руки. Проверяет.

— Ты человек? — уточнила Ника.

— Наверное.

— Ты опять не знаешь кто ты?

— Я просто больше не ищу ответа на этот вопрос. Я должна извиниться перед тобой за прошлый раз.

— Это я должна. Алик мне приказывал не высовываться и не подходить к тебе, но мы с Димкой договорились кое-что проверить. То есть с Дмитрием.

— Ты так и зовешь его Димкой.

— Иногда, а когда хочу позлить зову его Д. Королев.

Эл засмеялась.

— Что тут оскорбительного?

— Не знаю, он все равно не сердится. Он теперь вообще не сердиться. После Хеума.

Эл вопросительно посмотрела.

— Вот так новость. Они были на Хеуме.

— Угу. Поиски тебя привели их туда.

— Невероятно, — протянула Эл. — А впрочем. Они же меня нашли и дальше, чем Хеум.

Ника заметила ее удивление, такое искренне, простое. Эта Эл совсем не капитан, не пират, вообще не Эл, о которой Ника всегда была высокого мнения. Рядом находился человек. Поскольку Ника успокоилась, то и мысли потекли в русле анализа того, что она ощущала. У нее не хватило смелость спрашивать напрямую, потому что именно Дмитрий напутствовал ее перед уходом: "Появиться Эл, лучше ничего не спрашивай". И она не спрашивала.

— Ты ненадолго? — осмелилась она задать самый пугающий вопрос.

— Ненадолго, — созналась Эл. — Только тебя увидеть.

— Почему не всех сразу?

— Я не знаю, кто и где находиться. Мне будет легче извиняться по очереди.

— Оля и Игорь на Земле, они больше не летают. Старик Лондер тоже, Рассел иногда консультирует разведку. А Алик и Дмитрий...

— Я знаю, они в двадцатом.

— Откуда знаешь?

И у Ники в душе зажегся тот самый огонек, которого не хватало. Вокруг Эл не было того ореола таинственности, который она привыкла наблюдать, которому придавала значение, к которому имела сопричастность, потому что знала секреты Эл. Теперь у Эл не было секретов, она, проницаемая, свободная и легкая, с открытым взглядом и внутренним покоем, производила на Нику печальное впечатление. Ей не нравилась обычная, заурядная, очеловеченная Эл. Намек на тайну зажег интерес, особенно потому, что Ника не уловила ответ сразу.

— У меня свои каналы, — пошутила Эл.

— Меня ты так же нашла?

— Нет. Тебя я просто обозначила в поиске. Меня подобрало грузовое судно на той же базе, где мы расстались.

— Можно я спрошу? Димка запретил мне, но я хочу.

— Ну, спроси.

— Как тогда ты исчезла? Что это за вид переброски? И кто с тобой был?

— Как много вопросов сразу. Он представился другом. Он помог уйти.

— Ты хотела умереть? — Ника испугалась собственного вопроса.

— Хотела, — созналась Эл.

— Из-за нас?

— Не нужно это вспоминать, всем было тогда больно. Просто обстоятельства так сложились, что иного варианта развития событий я не видела. Война затихает, шумиха улеглась за полтора года.

Эл подумала про полтора года и не поверила себе. Ника уловила сомнение и подозрительно посмотрела.

— Больше чем полтора года, — заметила она.

— Для меня — да, — не стала отрицать Эл.

— Сколько?

— Это важно?

— Сколько? — упрямо повторила Ника.

— Чуть больше четырех сотен.

— Лет?

— Я не знаю точного срока. Долго.

Ника подумала, что за такой срок кто угодно очеловечится до неузнаваемости. Она сделал вывод, что это время так повлияло на Эл, за год исследований Лондер сделал такой вывод. Может быть, ее воспитательнице самой неприятно это заурядное состояние, вежливо будет не упоминать о способностях и не показывать своих. И все же Ника не могла смириться с этим.

— Чем занимаешься ты? — поинтересовалась Эл.

— Ты же узнавала.

— Нет. Я была рада тому, что ты оказалась в поиске. И приятно, что ты осталась верна нашему родному борту. Его стали называть официально "крейсер Торна", хорошая память о капитане.

— У нас новый капитан. И его тоже зовут Торн, и он на Торна похож, только много моложе. И он хотел тебя видеть.

— Зачем?

— Ты известный спасатель и разведчик, а у нас патовая ситуация с земным экипажем. Угадай тип корабля?

— Восемь четырнадцать, как у "Тобоса".

— Почти угадала, еще древнее — восемь одиннадцать. Капитан считает, что твое появление — это судьба. Не так просто теперь попасть на борт с репутацией бывшего пирата.

Эл криво усмехнулась, Ника с торжеством подметила ее колкий взгляд, едва не взвизгнула от радости, уловив прежний осколок Эл.

— Слишком просто меня пустили на борт, — покивала Эл.

— Ты себя в поиске не набирала? Ты до сих пор самый разыскиваемый персонаж. Капитан готов тебе помочь, на любых условиях, только помоги с этим старым бортом, — деловым тоном заговорила Ника.

Ей стало понятно то волнение, с которым она сюда шла, предательское волнение человека с двойными намерениями. В таких случаях она сама себе была противна, особенно потому что нужно уговаривать и выпрашивать. Ей предстояло не просто увидеть Эл, а уговорить на участие в операции.

— А если — нет? Сдадите меня пиратам, землянам или под арест?

В словах Эл была насмешка, беззлобная как все ее поведение, но Ника испытала неуютное чувство и поежилась.

— Я так не думаю, — поправила она.

— Что за экспедиция?

— С дублирующим экипажем. Основной вымер или в коме. Они подцепили какую-то болезнь, старение организма, видимо прошли через опасную зону в космосе. Я не разбиралась. Им нужно проскочить буферную зону или не входить в нее, они сейчас на границе, от помощи отказываются. Пиратам зараза не нужна, они разграбят корабль и взорвут. Галактис — враг для пиратов и экипажа. Этот молодняк грозит взорвать корабль, если мы попытаемся проникнуть на борт.

Выражение "молодняк" она подцепила у Димки. Ника представляла себе, что разбирается в ситуации, делала серьезное лицо. Эл ей верила, Ника умела принимать близко к сердцу чужую беду. Она знала о катастрофе корабля, которую пережила Эл в четырнадцать лет.

— Ничего себе ситуация. Ты в этом участвуешь? — поинтересовалась Эл.

— Поскольку меня классифицируют как землянина, то привлекли к работе. В наблюдатели я не попала, в разведку тоже, характер мешает, — Ника печально вздохнула. Эл мгновенно поняла суть ее положения, словно наступило мгновенное прозрение. Ника отрезана от своих корней, она не принадлежит ни к прежней цивилизации, ни к земной, потому что выросла вне обеих культур, на этом корабле. Земля для нее экзотическая планета. Если Ника и уживалась с землянами, то с трудом. Ее друзья занялись после войны своими проблемами, а Ника, злая на всех за уход Эл, выбрала одинокое существование на корабле, который считала домом. Это безрадостное положение заставило Эл внутренне содрогнуться. Ника одинока и нуждается в ней больше всех.

— Ты сама хочешь, чтобы я участвовала или тебя попросили? — спросила Эл.

— Не хочу, но по-другому тебя на Землю не отпустят. А ты вообще сможешь? Ты же обычная.

Эл улыбнулась и покачала головой.

— Задираешь нос, как всегда.

Ника опустила глаза и насупилась.

— Лучше пусть умирают, чем ты, — пробормотала она.

— Ну, этот вопрос не с тобой обсуждать. Зови капитана.

— Все? — Ника с такой тоской посмотрела на Эл, которая и без того чувствовала себя виноватой.

— Не думай, что я соглашусь. И даже если соглашусь, то на подготовку потребуется время.

Ника боролась с собой, одна ее часть хотела остаться с Эл и не отпускать ее, другая понимала, что разлука случиться. Участие Эл в ситуации — шанс побыть поблизости от нее.

— Можно я еще тут посижу? — попросила она тоном провинившегося ребенка. — Я не хотела тебя просить, но капитан поставил такое условие.

— На Землю хочешь? — спросила Эл, чтобы избавить Нику от терзаний.

— С тобой?

— Я не хочу тебе лгать, малыш, я не знаю, что со мной сделают.

— Если ты согласишься, Галактис обеспечит тебе неприкосновенность.

— И опять буду кому-то обязана? Ну, уж нет.

— Это они тебе обязаны, — заявила Ника.

— Мне бы Геликс, — хитро намекнула Эл.

— Это твой корабль. Он в рейсе. Он вернется.

— Так позови.

— Ты сможешь их обставить? — с азартом спросила Ника.

— Я попробую.

— Без способностей?

— А кто сказал, что у меня их нет? — Эл подмигнула.

— Я же чувствую. Сделка с нашим капитаном — это твой лучший шанс. Он не заявил, что ты на борту. О том, кто ты никто не знает.

— Какая забота. С чего вдруг?

— Он точно знает, что ты не пират. Это он нашел запись твоей последней беседы с Торном, где он давал тебе задание и описывал, что с тобой случиться, а потом тебе удалили фрагмент памяти. Он нашелся при реконструкции корабля.

— Ты точно знаешь?

— Я единственный представитель старого экипажа. Капитан предложил мне остаться для стажировки, к заданиям меня редко привлекают, никто не доверит ребенку жизнь и безопасность. Как тебе удалось стать капитаном в девятнадцать? Эти взрослые такие самоуверенные, к какому бы виду не принадлежали.

— Дело не в возрасте. Нужно найти баланс между степенью свободы и мерой подчинения. Будешь внушать доверие, и отношение изменится. Ну вот, едва появилась и уже воспитываю, — Эл развела руками.

— А я не против, — проворчала Ника. — Пока меня ты воспитывала, я не кидалась на людей с кулаками. Я расти перестала, я даже не меняюсь без тебя. Возьми меня с собой.

Она готова была опять заплакать.

— Как на счет переселения на Землю, для начала. Я просила тебя, если не полюбить, то узнать людей, а ты их сторонишься. Есть еще деталь, я изменилась. Ты примешь наставления обычного человека?

— Я просто хочу быть с тобой, — упрямо пробормотала Ника.

— На долго ли?

Ника всхлипнула.

— Не бросай меня опять. Тебе нужна защита, а я могу тебя предупреждать.

Эл помолчала, припомнив замечание Тиамита о ранах и хранителе, Ника точно не хранитель, хотя все теперь может быть.

Ника замерла в ожидании решения, она честно не читала мыслей Эл, чтобы показать свое желание жертвовать ради нее чем угодно. Она только бросала полные ожидания взгляды, потом не выдержала, норов снова взял верх, она вскочила и, гордо выпрямляясь, заявила:

— Я иду за капитаном.

Эл проводила ее внимательным взглядом. Такова была цена ее желания спасти ребенка из другой цивилизации. Ника бросила правильный упрек, и Эл согласилась с тем, что их жизни сплетены тесно. Она сидела в задумчивости и чувствовала растерянность, такую не свойственную ей в недавнем прошлом. Впереди была очередная полоса неизвестности. Как всегда в ее жизни. Она сравнила две части своего существования и обнаружила, что владыка был прав, та часть, что она провела в мирах, оказалась более плодотворной, хоть и вынужденной. Чем чувство несвободы тогда, отличается о предстоящей несвободы теперь? Словно голос владыки повторил: "Что ты знаешь о свободе?"

Размышления были прерваны появлением капитана. Эл поднялась и, как полагается, приветствовала его.

— Командор, — приветствовал он по форме принятой в Галактисе, напомнив ей, что ранг ее в иерархии выше.

Эл не принимала всерьез этот ранг, его присвоили пирату, чтобы заключить договор. Он хотел ее смутить? Получилось. Эл чуть нахмурила брови и ответила кивком.

— Не стоило посылать Нику с подобной просьбой, ей было неприятно, — начала Эл. — Это дает мне повод думать дурно о манерах на борту.

Эл рассматривала нового капитана. Да, молодой Торн, каким он мог быть в возрасте к сорока, крепкое тело, словно он вырос на Земле, внушительный рост, строгие черты, присущие Торну-капитану и пропадавшие при дружеском контакте. В этот человеке было больше официоза, чем искренности.

— Итак, начнем сначала, — произнес он голосом с трескучими интонациями, словно ему трудно говорить. — Я имею честь предложить службу на этом борту.

— Я не намерена служить Галактису, причины позволю себе не объяснять.

— Мне понятны причины, — он нарочито кивнул.

Потом по-хозяйски, жестом, он дал команду управления средой гостиничного номера, и два уютных кресла выскользнули из пола недалеко от них. Он галантно предложил ей сесть. Эл опустилась свое кресло первой, он вежливо сел последним. Все как полагается при дипломатической встрече. Эл подумала, что он разыгрывает ее. Все было нарочито. Специально. Он предпочла слушать. Он молчал и изучал ее, если учесть, что они никогда прежде не встречались, то его взгляд сообщил, что он читает знакомые черты. Эл подметила свое качество улавливать состояние собеседника, не как раньше, когда она словно вживалась в него, становилась на мгновение им, теперь она словно видела не глазами, а пользовалась какой-то схемой запечатленной в ней и потому естественной. В этом Торне все было не так, даже его взгляд. Догадку еще нужно проверить. Они воспользовались этой паузой, чтобы сделать выводы. Он, не отрывая взгляда, заговорил:

— Мне известны сложности, с которыми вы столкнетесь при возвращении на Землю. У меня есть возможность создать хорошее впечатление. Вмешательство в спасательную операцию даст повод считать вас другом.

— Других кандидатов не нашлось? Почему земным бортом занимается Галактис?

— Причина в расположении корабля. Граница района, который считали полосой отчуждения или буферной зоной, охраняется конфедерацией, которую организовали бывшие кланы пиратов. По договору земляне в эту зону не допускаются. Планетарная столица — Барселла — выдвинула такие требования. Причина неприязни вам известна.

— Известна, — согласилась Эл. — Почему я?

— Это судьба, — сказал он фразу, которую Эл слышала от Ники. — Знакомый вам корабль, опыт спасателя и необходимость проявить себя с доброй стороны — это ваш пропуск на Землю.

— А с чего вы взяли, что я собираюсь себя проявлять? — спросила Эл насмешливо. — Мой ответ — нет. Я не буду рисковать, не тот мотив, не тот случай.

— Им от пятнадцати до двадцати лет. Их капитану девятнадцать. У них нет карт района и устаревшая методика полета. Это старый рейс, который уже не ждут назад. Их появление стало сенсацией для Землян. Они долго решали, что им делать, ни один земной крейсер не преодолеет расстояние быстро. Корабль погибнет или будет взорван. Без постороннего вмешательства им не добраться до Земли. Я могу поклясться своим званием, как капитан и глава спасательного крейсера, я заверяю, что вы — лучшая кандидатура. Опыт, выдержка, возраст. Критерии идеальные.

— Кандидат не идеальный, — заметила Эл.

Эл не стала распространяться, что не летала срок, который не сможет перевести в галактические дни, он ей просто неизвестен.

— На любых условиях, — настаивал он.

Эл посмотрела в сторону, не смогла больше сдерживать желание признаться капитану, что разоблачила его.

— Как тебе удается сдерживаться, Зента, ты же готов меня убить, если я не соглашусь? — не поднимая глаз, сказала она. — Может, хватит притворяться. Я не поверю, что существует второй Торн.

Он выдержал еще одну паузу. Вид его не изменился. Эл пошла в атаку.

— Как тебе в шкуре землянина? Не жмет? — решила съязвить Эл.

Он продолжал молчать.

— Как догадалась без своих способностей? — спросил он.

Для него она как на ладони, ухищрения Ники в сравнение не идут с его возможностями.

— Я в этом образе благодаря своей ошибке, я совершил ее в схватке с тобой. Рана, которую ты нанесла — смертельна для прежней формы, и тело землянина с твоими прежними параметрами обеспечивает мне существование, не такое как раньше, но сносное. Я скопировал Торна в знак моей признательности ему за дружбу, а твои характеристики взял, чтобы не забывать, кому обязан таким существованием.

— Я надеялась тебя больше никогда не встречать. В облике человека вообще не представляла. Умно. Теперь я рада встрече. Я готова прыгать от восторга, как бы тебя это не злило. Ты получил по заслугам. Замечу, что устроил ты все мастерски, с размахом. Реконструкция крейсера, и как результат — находка утраченного фрагмента моей памяти, а значит, возвращение мне доброго имени, и получение почетного капитанского места, смена экипажа, чтобы себя обезопасить. И Ника под боком, потому что я обещала ей вернуться. В твоей схеме существования все идеально рассчитано, как всегда.

— Как догадалась? — спросил он заинтересованно.

Эл ждала реакций прежнего Зенты, который не терпел насмешек, приходил в ярость от намеков на свою расчетливость и считал все существа вокруг низменными. Если он разозлиться, ей не избежать боли. Однако, бывший монстр агрессии не проявлял. Поэтому Эл стало еще интереснее.

— Я не могу объяснить, я увидела тебя на месте Торна, едва Ника упомянула имя.

— Новый виток развития способностей.

— Нет у меня способностей, ты же видишь. — Эл развела руками.

— Я вижу другое, — многозначительно ответил он, и Эл уловила таки знакомые ноты. Он это серьезно.

— Как всегда, — парировала она.

— Мне известна твоя неприязнь ко мне. Я скажу то, что ты ожидала однажды услышать. Сейчас ты не нуждаешься в моем признании, жизнь отлучила тебя от прошлого, зато в признании нуждаюсь я. Я тебе благодарен и виноват.

Он сделал паузу, чтобы она смогла удивиться. Эл действительно подняла брови.

— Я благодарен за то, что ты заставила меня вырваться из уединения. Увы, тому причиной наша схватка и ранение, но я действительно извлек максимальную пользу. Человеческий облик не является для меня наказанием, это разумный способ служения, который я избрал. Я вернул тебе репутацию, потому что наступил нужный момент. Я сделал больше, чем ты знаешь. В начале войны я учил и оберегал Нику. Я был ее наставником. Торн был обречен, я не мог ему помочь в силу его открытости для контактов. Моих предупреждений он не слушал. Я должен был уследить за тобой. Ты была важнее. Я покинул крейсер после твоего исчезновения, чтобы быть вне досягаемости Нейбо. И вернулся только тогда, когда потребовался новый капитан этому кораблю. Я смог уберечь твою девочку. Ника здесь не в качестве приманки, а под защитой.

Эл посмотрела на него иначе, бес сарказма, с уважением.

— Я не поверю, что ты бросишь умирать восемь подростков. Это будешь не ты, Эл, — закончил он.

— Ты меня удивил, — призналась он.

— Ты же изменилась, — намекнул он. — Только я снова предупрежу тебя. Не обольщайся, в тебе снова дремлет великое существо. Есть нечто, что у тебя не отнять ни врагам, ни времени. Самая малая беда может зажечь в тебе прежний огонь. Никто меня не разоблачил, только ты.

— Я единственная, кроме обитателей Хеума, кто знает о твоем существовании. Тебя не кому разоблачать, а я презираю такой способ мести.

— Ты согласна, что моя новая роль полезна? — спросил он.

— Я рада, что так обернулось. В итоге жизнь рассудила не так уж плохо, — согласилась она.

— Так какие будут условия, капитан Эл?

— Нику вернуть на Землю сроком на год. Мне нужен пиратский катер той модели, что я создавала. Не могу дать гарантии, что у меня получиться снять экипаж с борта, скорее он не попадет к пиратам. Какой маяк там из земных или щит?

— Шестнадцатый. Он в рабочем состоянии.

— Пусть ждут.

— Хорошо. Еще условия?

— Все данные по кораблю на текущий момент, новый навигатор и карты. И разведку с борта снимите, не буду работать при посторонних, этического поведения тоже не обещаю. На Землю меня провожать не нужно, без вашей помощи обойдусь.

Она увидела, как тело псевдо Торна затряслось в приступе смеха. Он весьма по-человечески изобразил удовольствие, смаковал ее хитрость. Он был рад, кажется, искренне.

— Будет, как ты просишь. Никаких ограничений, — подтвердил он и закивал. — Дерзай, капитан.

Он снова затрясся от смеха.

— Зубы у тебя все такие же острые, звереныш, — добавил Зента.

— Глава 2 Намеки на...

Весеннее солнце светило сквозь витражи Зала Назначений Академии Космофлота. Дежурный инструктор с грустью созерцал малочисленных посетителей, туристов или курсантов младших курсов. Со времен войны из рейсов возвращалось все меньше экипажей. Старая традиция — посещение Зала Назначений после экспедиции становилась историей. Военные рейсы — короткие, и экипажам некогда навещать Альма Матер или больно читать список погибших.

Инструктора курсов не обязаны дежурить здесь, в уставе нет такого требования, это была добрая традиция, которую старались сохранить. К какому бы рангу не принадлежал инструктор, будь он куратор курса или пилот, каждый искал своих бывших питомцев, отбывал свою вахту с надеждой встретить знакомые лица, услышать новости из экспедиций, испытать гордость за свой труд.

Сновали курсанты, шумели, обсуждая какое назначение кому в потенциале достанется. Он разглядывал со своего места дежурного туристов и ждал, что ему зададут вопросы, так приятнее коротать время.

День близился к полудню. Солнце оставило зал. Было тихо и скучно, поэтому его посетила радость, когда стайка молодых людей, человек восемь в форменных костюмах, причем не курсантских, неуверенно просочилась в зал и потерялась в огромном пространстве. Он не выдавал своего присутствия, они не заметили его. Он наблюдал, как они очарованно разглядывают стены, экраны, проекции известных выпускников. Им все было в новинку. Он заподозрил, что это какой-то рейс, молодежь из дублеров. Они тщательно осмотрели табло с назначениями, потом ознакомились с картой военных действий, устроили короткую дискуссию, одним словом вели себя обычно. Все и завершилось бы обычно, он подошел бы, расспросил, рассказал, объяснил, ответил на вопросы и проводил их счастливых и гордых дальше, осматривать новые корпуса и площадки Академии.

От группы отделилась девушка. Она изучала карту военных действий дольше всех и отстала, она же первой стала изучать проекции знаменитых выпускников, потом вернулась к группе и за рукав оттащила в сторону юношу монголоидной внешности, в форме десантника. Она подвела его к одной из проекций, там они застыли. Их исчезновение заметили еще двое и отвлеклись от обсуждения. Скоро у проекции стояло четверо. Инспектор поднялся со своего места и пошел полюбопытствовать, потому что выбор их был неожиданным.

На момент его приближения вся восьмерка бурно обсуждала изображение. Они серьезно спорили. До него донесся голос того юноши, который был вторым заметившим проекцию.

— Я чувствую себя тупым питекантропом, — заявил он. — Так глупо. Так очевидно.

— Лена, те цветы, что были в нашем боксе — это был обещанный букет?

— Ребята, я же говорила вам. Это розыгрыш, — ответила Лена.

— Добрый день, — приветствовал их инструктор.

Они обернулись к нему, и он прочел по лицам, что подошел вовремя. У них были вопросы.

Невысокий крепкий парень сделал приветственный жест, несколько неуклюжий. По знакам отличия он был дублером капитана, поэтому инструктор изобразил подобающее приветствие.

— Я могу удовлетворить ваше любопытство? — вежливо спросил инструктор.

— Да, — отозвался юный капитан. — У нас возникла дискуссия по поводу этой особы.

Он говорил с акцентом и выражался по-старинке. Интерес инспектора рос с каждым мгновением.

— Мы, экипаж рейса восемь одиннадцать "Северная роза". Мы двое суток как возвратились из экспедиции. События трагические и мы обязаны своим спасением пиратам. Мы кое-что узнали о войне по возвращении. И у нас возник вопрос. Хотя вопрос спорный и странный. Тут данные сообщают, что она капитан Космофлота и командор Галактиса, а по военным сводкам она же — пират. Одновременно? Такое возможно?

Инструктор поднял глаза на проекцию.

— Я не могу отрицать, что здесь имеет место парадокс. Этот капитан Космофлота действительно считался пиратом до недавнего времени. Она самый неоднозначный герой прошедшей войны. Ключевая фигура, если можно так выразиться. Ее именем можно напугать и пиратов, и нас. Это не умаляет ее капитанских достоинств. Она известный капитан, навигатор, пилот, автор военной системы пилотирования и одновременно пират.

Мысли пришедшие следом за собственным объяснением заставили инструктора потянуться к узлу связи.

— Командора Ставинского, — попросил он.

После коротких переговоров он торжественно сообщил.

— Друзья, вы, оказывается, почетные гости Академии, простите мое незнание. Глава совета Академии, член Совета Космофлота, командор Ставинский приглашает вас на встречу.

Восторг смешался с испугом на лицах молодых героев. Он был рад, что этот день будет интересным. Девушка по имени Лена, штурман этого экипажа, смутилась больше остальных и выразила сомнение, что визит оправдан. Сегодня, как выяснилось, у нее был день рождения. Ребята упоминали странный утренний подарок. Лену пришлось уговаривать. В апартаментах Ставинского они оказались не сразу.

Сухой и грозный командор своим громким приветствием и резкой манерой разговора заставил всю компанию замкнуться. Они оробели, как все кто был хотя бы едва знаком с этим академическим динозавром. Орлиный нос, гордый взор, абсолютная убежденность в своей правоте пугали всех от новичка-курсанта до боевого капитана. Командор оглушал собеседника, не оставляя ему шансов на возражения.

— Итак, вы ее видели? — задал он вопрос строгим тоном и указал на миниатюрное изображение того же капитана у стены своего кабинета.

Они опешили, растерялись, и командору к своему неудовольствию пришлось ждать ответа не меньше пары минут.

— Я лично не уверена, — ответила первой Лена.

— Я тоже, — согласился с ней другой молодой парень с нашивкой десантника на рукаве, его звали Даниэль.

Их поддержал кивком монголоидного вида юноша, еще один из десантной группы, они называли его Комидо с ударение на все три слога сразу.

Их капитан Антон бросил на товарищей недовольный взгляд.

Командор тут же смягчился и изобразил приветливость.

— Мне особенно дорог этот персонаж. Она мой лучший выпускник, если я имею честь именоваться ее наставником. Любая весть о ней — бальзам на мое старое сердце. Ребятки, давайте на чистоту. Ни рапортов, ни расспросов, ничего официального. Мы знаем, через что вы прошли. Но если вы видели эту бестию, я вам в ноги поклонюсь. Ведь все же голову ломают, как вы прыгнули. А если это она, то я и удивляться не буду.

Лена стиснула зубы и напомнила себе про обещание.

* * *

Лена, Комидо и Даниэль вызвались дежурить. Лена дежурила, потому что их навигационные карты не совпадали с реальностью, и она, как навигатор должна была рассчитывать траекторию каждый час. Даниэль как лучший математик вызвался ей помочь, а Комидо просто нравилось дремать в креслах рубки, он был лишним, как разведчику ему в этой вахте не отводилось никакой роли. Как раз он первым увидел чужой корабль. Пока Даниэль и Лена занимались навигацией, он лениво разглядывал картинки отсеков, листал их, делая вид, что проверяет все ли в порядке. К этому моменту были законсервированы все системы, кроме жизнеобеспечения. Энергию экономили, как могли, борт едва тащился из-за потери ориентации.

— Ба-ба-ба. Ба-ба -ба, — забормотал Комидо. — Пирс ожил. Там створ открывается.

— Тебе снится, — фыркнул Даниэль.

— Я не шучу, — бросил Комидо и выскочил из кресла.

Он покинул рубку без лишних слов, когда Лена и Даниэль догнали его, он едва не увел лифт. Они замешкались и, как потом утверждал Даниэль, это спасло им жизнь.

Прозрачная капсула лифта задрожала как скорлупа, готовая расколоться. Лифт застрял, не опустившись до пола пирса. Лена взвизгнула от испуга. Трое прилипли к противоположной стене.

Створ пирса был распахнут, как при аварийной посадке, а по узкому посадочному каналу кувыркался черный объект. Он не шел ровно по ловителям, а, снося ограждения, летел над каналом, не касаясь ничего. В этом беспорядочном кувыркании нельзя было угадать ни формы, ни принадлежности объекта. Грохот был слышен даже через стенки лифта. Он снес последнюю защитную перегородку и замер в метрах трех от лифта с ребятами.

Лифт дрогнул и сполз вниз, но выходить они не осмелились. Створ пирса сомкнулся, аварийные системы отсекли неизвестный объект от всего окружающего, но они так и остались стоять в лифте, без малейшего желания покинуть укрытие.

В черном месиве объекта образовался проход, и оттуда выпало существо такого же цвета, что и корабль.

— Человек, — поспешно заключила Лена.

— Гуманоид, — поддержал Комидо.

Лена не стала уточнять, голос дрожал, она стеснялась своего страха.

Черное существо выпрямилось покачиваясь, обнаружив гуманоидный силуэт.

— Человек, — не без удивления согласился с ними Даниэль, когда визитер стянул шлем.

Он тут же сел на пол рядом с черным остовом своего аппарата и оперся спиной о борт. Изобразив руками несколько жестов, оно что-то произнесло.

— По-моему, оно ругается, — предположил Комидо.

Даниэль совершил безрассудное действие, он выбрался из лифта и подошел к полю ограждения. Человек его заметил, стянул с головы черный колпачок, обнажив светлую копну волос. Он отбросил шлем и жестом поприветствовал Даниэля.

Комидо и Лена присоединились к Даниэлю, чтобы не оставлять его одного.

— Это человек, — убежденно сообщил Даниэль. — Ну и странный у него корабль.

— Вот это была посадка, — восторженно произнес Комидо, ни на одном симуляторе такого не увидишь.

— Нужно поговорить с ним, — подала здравую идею Лена.

Она первой сообразила, что нужно настроить канал связи, разобралась с панелью, и скоро голос гостя зазвучал поблизости от них.

— Прошу прощения, — произнес насмешливый женский голос. — Я тут сломала кое-что, другого места для посадки не нашлось.

— Ты кто? — потребовал объяснений Даниэль.

— Я пилот флота конфедерации. Меня зовут Эл, и я только что разбила свой катер о ваш неуклюжий... Даже не знаю как назвать эту древность.

Она осматривалась вокруг. Говорила с легким акцентом, протяжно, но приятно миролюбиво.

— Извините, что сижу. Голова кругом.

Для убедительности она откинула голову назад, нащупав затылком опору. То, что осталось от ее катера, с трудом можно было принять за летательный аппарат.

* * *

Лену терзали сомнения. Напор командора, а потом проявление личной заинтересованности подкупали. Комидо и Даниэль поддержали ее.

Фигурка Эл у стены кабинета Ставинского, как ей казалось, смотрела укоризненно. Эл когда-то допустила в разговоре, что ее тут же сдадут, едва экипаж окажется на Земле. В себе Лена не сомневалась, но если один заявит, что им помог посторонний, то тайны не станет. Зря они решили посетить зал назначений. Этот помпезный визит повлек за собой все эти неудобства. Распрощаться бы с командором поскорее.

* * *

Недовольство ее присутствием началось, когда Антон, теперь в должности капитана экипажа, застал Эл в боковом коридоре пирса около панели управления. Эл бессовестно копалась в блоке управления дверями, она их уже открыла, когда Антон застал ее за этим занятием.

— Что вы делаете? — возмутился капитан.

— Первый визит за сутки, — проворчала Эл. — Спасибо за вопрос. Я пытаюсь уйти с пирса, поскольку обо мне невежливо забыли.

— Вас на борт никто не звал, — строго возразил Антон.

— Я сюда и не стремилась, дурное стечение обстоятельств. Мне не повезло.

— В чем же? Ваше судно маловато для пилотирования в удалении от баз и планет.

— Угу. Это навигационный катер. Из-за неполадки он прыгнул с ошибкой в навигации.

Антон решил, что она врет, и его интересуют не обстоятельства, а ее намерения.

— Зачем вы копаетесь в нашем блоке управления?

— Чтобы дверь открыть, — прямо ответила Эл.

— Это не законно.

— А держать человека на аварийном пирсе не гуманно, — парировала Эл.

— У нас на борту опасное заболевание. Мы не можем предоставить убежище никому старше тридцати лет.

— Час от часу не легче, — произнесла она странную связку слов. — Мне не тридцать, к счастью. Что за болезнь?

— Старение.

Она многозначительно закусила губу.

— Надеюсь, в эфир вы не сообщили. Пираты вас в клочья разнесут. Им зараза не нужна.

— Пираты? — усмехнулся Антон.

— Вы как раз на их территории, — пояснила Эл. — Вы земляне. Я верно поняла?

Впервые на его лице появилось сомнение потом, понимание. Он ушел и скоро ее разместили в отдельном боксе рядом с рубкой. Это была их первая удачная ошибка.

Для виду Эл сутки провела рядом со своим катером, изображая ремонтные работы. Он до посадки выглядел бы монстром для эстетических воззрений землян, а в несколько помятом виде казался истерзанной формой. Как нейробиологический объект он мог принять иную форму. Эл намерено исказила его объемы, для устрашения и правдоподобности. Поскольку молодежь на корабле не попыталась его осмотреть, то цель была достигнута, молодое любопытство было побеждено чувством самосохранения.

С печальным видом, с увесистым диском системы навигации в руке Эл брела пешком в сторону рубки. Первым, кто сжалился над ней, был Комидо. Любопытство разведчика заставило его пойти на хитрость. Пролистав картинки из отсеков, он нашел Эл и сделал вид, что идет по делам. Они встретились, где-то посередине.

— Усталый вид, — заметил Комидо и мотнул головой, указывая на диск.

— Все что уцелело от моего крейсера, — с грустной улыбкой ответила она.

— Что это?

— Навигатор.

Комидо красноречиво показал, что предмет ему интересен. Он протянул руку.

— Можно?

Эл отдала ему диск. Он повертел его в руках с сожалением, что не понимает механизма.

— Универсальный навигатор. Теперь сувенир на память.

— У нас нет карт, — вырвалось у Комидо. — Тут есть?

— Тут все есть. Вчера запихала туда новый курс.

— Вы разбираетесь в навигации?

— Конечно. Вообще-то, по вашим меркам, я — капитан.

Она улыбнулась его наивности, а Комидо понравилась улыбка гостьи. Она ему нравилась в принципе. Ему удалось сделать короткую запись посадки, когда он пересмотрел ее, то восхитился, что она смогла сесть при таких сложных условиях. Такой посадки не найдешь ни водном каталоге, он много раз повторял себе и товарищам по экипажу эти слова. Антон не хотел признать, что они в тупике. Несчастье Эл оказалось им на руку. Он держал в руках навигатор и не хотел отдавать. Она словно уловила его желание.

— Дарю, — с прежней добродушной улыбкой сказала она.

Комидо вздохнул.

— Я не умею им пользоваться? — сознался он.

Она не удивилась. Комидо решился.

— Нужно сказать Лене, она штурман, она разберется.

— Я не знаю, что у вас тут твориться, но по тому, что видела, я подозреваю, что я тут — смертник, как и все вы. Борт старый, не летит, а ползет. Системы законсервированы.

Комидо не мог говорить о затруднениях, Антон будет недоволен его откровенностью с незнакомкой. Он смутился. Эл понимающе потрясла его за плечо.

— Да, ладно. То же мне, военная тайна. Старая экспедиция, старики умерли, а вы заблудились. Что тут прятаться, до первой встречи с хозяевами этих мест, а потом или умирать, или в плен. Если ваша Лена сообразительная, я научу ее пользоваться диском. Его можно состыковать с вашей системой. Я жить хочу.

Комидо оценил откровенность и поспешил к Лене, пригласив Эл с собой.

Лену не требовалось уговаривать, она сразу испытала симпатию к гостье. Новость о навигаторе была принята с радостью.

— Земляне теперь летают на таких катерах, как ваш? — спросила Лена после первого урока обращения с навигатором.

— Нет. Как раз земляне на них не летают. Это пиратский катер.

— Что значит, пиратский? Ты пират? — Лена с разочарованием посмотрела на Эл.

— В прошлом — да.

— А теперь?

— А теперь по обстоятельствам. Я нанимаюсь на службу.

— Но ты землянка?

— Да. Тоже в прошлом. Меня арестуют, если я окажусь на Земле.

Лена расстроилась. Признания портили впечатление о ней. Какая нелепость — сочетание ее облика, несколько аристократической манеры поведения и такое прошлое. Эл не производила впечатления плохого человека. Лена подумала, что Антон был прав, когда ей не доверял. От переживаний у нее началась мигрень. Лена ушла в медотсек, навестила настоящего капитана, еще живого, погруженного в сон, приняла лекарство и заснула там же в капсуле реабилитации.

В это время Даниэль застал Эл за еще одним криминальным занятием. Она оказалась в рубке. Даниэль заметил ее с экрана наблюдения, потом прокрался в зал рубки и с балкона, как из засады наблюдал за гостьей. Он, как истинный разведчик, решил наблюдать и не торопиться с выводами. Он тихо лежал в своем укрытии и принял решение помешать ей, если заметит вредные действия.

Эл, покачиваясь в кресле пилота, манипулировала с интересным дисковым навигатором, о котором ему сообщил Комидо. Она была погружена в свои мысли и вертела диск, не глядя на него. Даниэль сделал вывод, что она пользуется им в слепую. Вокруг нее цилиндрическим экраном сияла карта. Она поворачивалась или менялась. Поскольку Даниэль хорошо видел ее лицо, то смог прочесть в ней печаль, она словно читала в картах что-то личное. Поворачивалась карта, и глаза Эл скользили по обозначениям созвездий, по трассам облета. Знаки навигатора отличались от земных, он не мог прочесть их, для нее они знакомы и просты.

Наконец, она развернула какую-то карту, и в глазах зажглось торжество. Она приложила к губам палец, словно боялась ошибиться или прогнать догадку, потом улыбнулась и ткнула, сначала в точку на карте, потом провела невидимую линию пальцем, потом дугу, еще одну.

— Есть! — донесся ее торжествующий голос до укрытия Даниэля.

Она сделала какой-то расчет с помощью навигатора, и с довольной улыбкой откинулась в кресле.

Потом Даниэлю пришлось проявить выдержку. Он хотел вскочить с места, когда Эл бесцеремонно взялась за систему управления их кораблем, Даниэль понял, что она знает правила управления также хорошо, как свой навигатор. Он совершил вторую ошибку, которая их спасла. Он не донес на Эл, хоть совесть мучила его в последствии, он никому, даже Лене не стал говорить, что Эл может управлять их кораблем. Он доверился своему чутью, которое подсказало, что визит не случайный, Эл явно старается им помочь.

Остальной экипаж придерживался мнения Антона, что она — чужак без права на доверие.

* * *

Командор сканировал экипаж взглядом, одного за другим. Он старался сохранить строгий вид, а про себя заметил, что Эл была верна себе — приручила и этих ребятишек, как многих до них. Самые насупленные физиономии принадлежали ее преданными поклонниками. Троица — штурман и два разведчика выдали себя с головой.

— На одном вашем пирсе — разруха. Что стряслось? — поинтересовался он. — Кто из вас так неудачно экспериментировал с пилотажем?

— Я, — тут же соврал Комидо.

— И ты же управлял навигационным катером? Не земной системы. Где вы его позаимствовали?

— У пиратов, — гордо заявил Комидо.

Командор не унимался, а обещал без допросов.

* * *

Пираты, хоть и бывшие, появились, словно, в подтверждение опасений Эл. Их просто взяли в оцепление и принудили к контакту. На экранах связи мелькали неприятные рожи, звучал непереводимый язык. Антон впервые растерялся так, что не мог сказать ничего в ответ.

На помощь им пришла Эл. Она ворвалась в рубку, вошла в поле обозрения стремительным шагом, почему-то в шлеме. Черная как смоль фигура дернулась, Эл рывком сняла шлем и фыркающими интонациями, неприятно громко заговорила с мордами на экране. По ту сторону возникло замешательство, а она замолчала и встала в гордую позу, демонстрируя себя.

В те минуты Лена с согласилась с тем, что Эл действительно была пиратом. Она знала язык, интонации были грубые и требовательные, а поведение, как у фигуры значимой.

Не закончив разговор, Эл развернулась и ушла.

Тогда с экрана прозвучала приемлемая для слуха земная фраза.

— Передайте капитану извинения. Мы исполним требование. Продолжайте путешествие.

Морды пропали, как и связь вообще. Начались взволнованные обсуждения, главным вопросом было, что такое им сказала Эл.

Лена с досадой тогда призналась.

— Она — пират. Бывший пират.

— Он назвал ее капитаном, — напомнил Антон. — Она еще и капитан?

Он был возмущен, напрасно, потому что не пытался допрашивать гостью, предпочел презрительно ее игнорировать.

Эл пришлось искать. Она стояла на пирсе, противоположном аварийному, и смотрела на странную конструкцию, висевшую над посадочной полосой.

Экипаж в полном составе явился на пирс, но вид недовольной Эл свел вопросы на нет. Только Комидо, который принял все как есть, это было его отличительной особенностью, полюбопытствовал.

— Это что, капитан? — он вежливо назвал звание, потому что считал этот вопрос важным.

— Это наше спасение, дети мои. Это навигационный борт, с которым справиться землянин, — ответила Эл. — Ну, поняли, с кем вы в соседстве?

Антон растревоженный событием потребовал объяснений.

— Не совсем. Нас интересует более близкое соседство. Вы. Кто вы такая?

— Удивительное терпение для молодых людей. Что ж раньше не спросили? Мне на ваш интерес принципиально начхать. Отвечать не буду. У меня конкретный вопрос: вы жить хотите? Если хотите, я научу вас, как оказаться поближе к Земле. Если надумали стать трупами, я сейчас сажусь в этот катер и улетаю. Времени на размышления у вас минимум. Часа не пройдет, как последняя сволочь в этом районе будет, кто у вас на борту. Моя жизнь дороже ваших вместе взятых, я рисковать не стану. Со мной ваш борт взорвут, без меня его пустят на материалы, ни на что другое он не сгодиться.

— Что ты им сказала? — спросил Даниэль, которого не пугала перспектива, очерченная Эл, он давно догадался о ее намерениях. Гораздо интереснее содержание разговора.

— Тебе дословно перевести? — с иронией спросила Эл.

Даниэль кивнул утвердительно.

— Опущу нетрадиционную лексику, дабы не тревожить ваш нежный слух. "Если через десять биений моего сердца в районе этого корабля останется хоть один корабль, я убью всех без исключения. Смягчусь, если мне подарят катер пригодный для управления любым из моих людей.

Вообще-то Эл назвала их рабами, но смягчила этот угол.

— Здорово! — добродушно восхитился Комидо.

Кроме его довольного лица, других восторгов не последовало. Ребята сбились в плотную кучу, смотрели на нее, как на врага.

Лена решилась сказать то, что не могла раньше. Она встала напротив ребят, ее движение выглядело, словно, она перешла на сторону Эл.

— Мы должны пробовать уйти из этого района. У меня есть новый курс. Я могу вывести нас в пределы Галактиса.

— Откуда карты? — с подозрением спросил капитан Антон.

— Я дала, — сообщила Эл из-за спины Лены. — Думай быстрее, капитан, время идет.

— Я давно подозреваю, капитан, — осек ее Антон, — что вы пытаетесь нами управлять. Почему я не знаю и картах?

Этот вопрос предназначался Лене, но ответила Эл:

— Потому что упрям не в меру. Ты мне нравишься, я на твое место не претендую. Ты капитан грамотный, поэтому слушай внимательно. Условия такие. Я учу одного из вас управлять этой штукой. Это нужно для трассы скачка. Идея заключается в том, что корабль даже вашей системы может прыгнуть следом за ведущим объектом. То есть мгновенно преодолеть значительное расстояние, так что вы окажетесь где-то в пределах Солнечной системы. Придется отстегнуть три секции борта, в том числе медицинский, спалить всю энергию, но оказаться в зоне досягаемости одного из маяков, а там вас свои подберут. Звучит как сказка, но вы в нее попали, дети мои. Я возьму с вас слово, что ни одна собака на Земле не узнает имени того, кто вас спас.

Резкий тон подействовал на Антона, хоть он едва понимал, о чем идет речь. Он искал поддержки в глазах Лены, что стояла напротив. Она кивала, краем глаза она заметил, как кивают Комидо и Даниэль. У него нет доказательств их заговора, но они единодушно поддерживают идею пиратского капитана.

— А вам от этого какая радость? Вы окажетесь вместе с нами около маяка, и вас тоже спасут, — решил он отвоевать у нее хоть крупицу контроля над ситуацией.

— Хм. Там видно будет. Возможно, я высажусь на маяке, и мы больше не увидимся, — ответила Эл.

— Так просто, — усомнился Антон.

— Не трудней чем дверь открыть, — сказала она и подмигнула ему.

* * *

Никто так и не призналась. Комидо описал командору встречу с пиратами, эту историю они сочинили сообща. Согласно рассказу, это пираты подсказали им способ, что было отчасти правдой. До сегодняшнего дня все были убеждены, что Эл — пират.

На том их отпустили.

Инструктор пожал плечами и заметил:

— Возможно, я ошибся.

Командор стоял к нему спиной, потом разрешающим жестом отпустил инструктора. Когда тот ушел, командор обернулся к проекции Эл, погрозил пальцем и улыбнулся.

— Выжила! Все-таки, выжила! Попадись ты мне на Земле!

* * *

Лена вернулась в бокс. Села к столу, где с утра красовался букет желтых, ярких как солнечный свет цветов. Лена знала, что это розы. Девятнадцать, по количеству ее лет на сегодняшний день. Встреча в Академии снова вернула несколько корабельных суток в компании Эл. Лена с сожалением вспоминала свои сомнения, особенно когда настал оглушительный момент истины. Споры не утихали до сих пор. Первым делом, после возвращения на Землю были справки об Эл.

Эти два дня ей хотелось забыть, чувство стыда смешивалось с тоской. Она смотрела на розы и вспомнила более приятный эпизод — разговор с Эл перед скачком.

Никто не возразил, что Эл взяла на себя управление. Комидо трясся от волнения, когда она усадила его за управление катером, он летал не слишком хорошо. Эл выбрала его после теста всего экипажа на бортовом симуляторе.

— Разведчик должен хорошо летать. Ты сможешь. Поверь мне. Я обучила много пилотов.

Она делал все быстро, торопливо. Она спешила.

— Нам угрожает опасность? — спросила Лена, чтобы только завязать разговор, ответ был очевиден.

— Уже не угрожает. Или пока не угрожает.

Лена и Эл были в рубке вдвоем, Комидо осваивал катер, остальные избавлялись от лишних частей корабля и размещали капитана в безопасном отсеке.

Лена думала, что Эл ни слова не скажет. Однако, завершив свои манипуляции, она обернулась и сказала:

— Не сердись за резкость. Это было необходимо. Вы отличный экипаж.

— Могу усомниться. Ты считаешь нас детьми, — возразила Лена.

— Дети, которые выжили в таком полете достойны уважения в двойне. Я рада, что уговорила вас прыгнуть, пусть и в резкой форме. Вам еще жить и жить. И летать.

— После такого я больше никуда не полечу.

— Полетишь, — с хитрой улыбкой ответила Эл. — Помучаешься полтора года в отпуске и начнешь изучать новый маршрут. Я тоже самое говорила после моей первой катастрофы и после войны, и потом. Села за пилотаж, и пальцы чешутся. Даже ваша рухлядь для меня приятный корабль. Ничего, этот старик еще себя покажет.

Она имела в виду корабль.

— Старушка, — поправила Лена. — Она называется "Северная роза".

Ей понравился тон непринужденной беседы. На душе полегчало, стало уютно в штурманском кресле. Эл тоже вальяжно и удобно развалилась в своем.

— Роза. Ты розы настоящие видела?

— Нет. Только в проекции.

— А как они пахнут, — с блаженством протянула Эл.

— Если окажусь на земле, то посмотрю их обязательно, — заверила Лена.

Она заметила, что Эл погрустнела.

— А что будет с тобой? — спросила она.

— Ну, лучше тебе не знать.

— Эл, мне неловко. Ты нас спасла, а я даже не буду знать, что с тобой сталось. Пусть не все тебе рады, но я, и Ком, и Дан, мы — друзья. Можно хоть как-нибудь с тобой связаться? Тебе же интересно, вернемся мы или нет.

— Я знаю, что вернетесь, — убежденно сказала Эл.

— Откуда, как узнаешь?

— У меня свои каналы.

— Я не верю. Хватит изображать всемогущество. Блеф с пиратами еще не показатель, что возможно все?

— У тебя грядет день рождения. Хочешь розы? В подарок.

— Перестань, такое невозможно, — засомневалась Лена.

— Если ты окажешься дома до дня рождения, то получишь утром букет. Так ты поймешь, что со мной все хорошо.

Лена решила, что Эл ее нарочно разыгрывает.

Розы появились утром в день ее рождения. Лена все утро бегала по боксу и набирала в поиске имя Эл. Ответов была масса, пока вдруг не возникло знакомое лицо и краткое описание искомого человека. Этим же занимались и другие члены экипажа. Они пришли в бокс с поздравлениями и идеей посетить Академию. Лена с радостью приняла приглашение, еще не ведая, что визит заставит ее вспомнить об обещании данном Эл, что она увидит главу Академии и вернется домой в расстроенных чувствах.

Лена смотрела на букет и с сожалением думала, что не может поделиться догадкой с друзьями. Эл была на Земле.

— Глава 3 Бишу

Бишу ночевал в горах, не успевая возвратиться с обхода территории. К полудню следующего дня он добрался до своего домика.

Близилось лето, последние следы весны, здесь, недалеко от его жилища были еще заметны. Остатки снега с толстой коркой, травка разной высоты, цветы, которые отцвели и которые приходили им на смену. Конец весны навевал на него грусть.

Он постоял на крыльце. С одной стороны хотелось спать, ночью он замерз, поэтому сон был урывками в ожидании утра, с другой стороны, суточное пребывание в горах подарило редкое состояние тишины и радости, которое хочется растянуть на бесконечное время. Тело гудело от усталости и от удовольствия, он с чувством выполненного долга созерцал знакомый вид со ступеней крыльца, находя в нем что-нибудь новое. Доска под ногой скрипнула, словно настаивала, чтобы он шел отдыхать. Бишу отворил дверь, отметил, что она заперта крепче обычного, потом с удовольствием сбросил снаряжение и куртку, вздохнул с облегчением человека возвратившегося домой и побрел на усталых ногах в кухню.

В его отсутствие тут был повар из поселка, что расположен ниже. Бишу догадался о визите по новому продовольствию в его запасах и по запакованному для сохранности ужину. Контейнер с молоком был не полон. Что это нашло на Чарльза? Молоко не прокисло. Бишу налил себе немного, отпил два глотка и задумался о вскрытом пакете. Гостей он не приглашал. Кто-то еще навешал его.

— Это я позарилась на молоко, — раздалось за спиной.

У Бишу мурашки побежали по спине. Он не сразу обернулся на голос, поборол волнение, потом только поставил кружку на столешницу и повернулся. Лицо его расцвело в счастливой, доброй, ребяческой улыбке.

— Эл!

Она тоже улыбалась такой же счастливой улыбкой.

— Капитан! — снова воскликнул Бишу.

Они обнялись и, так же в обнимку, весело толкая друг друга, вышли из узкой кухни в гостиную.

— Я знал, что этот день принесет мне большую радость! — восклицал Бишу.

— Горы тебе поведали? — поинтересовалась Эл. — Я думала, ты опять свалился куда-нибудь. Собиралась искать.

Они сели напротив, Бишу теснился как можно ближе к Эл.

— Мне страшно спрашивать, когда и как ты вернулась? — признался он.

— Вчера. По вечер, — ответила Эл.

— И сразу сюда?

— Да.

— Какой порт? Как тебя пустили?

Она улыбнулась вместо ответа, и Бишу догадался.

— Тайком?

Она кивнула.

— Не боишься принять неудобного гостя? — спросила она.

— Что? Это они там внизу пускай считают неудобства. Для меня ты самый желанный гость. Единственный желанный, — уточнил он и вздохнул, вспоминая прошлое.

Волнение сменилось радостью. Эл позволила себя рассматривать так долго, как ему хотелось. Она откинулась на спинку стула с видом человека, которого ничто не тревожит. Он с первых мгновений заметил себе, что девушка выглядит, смотрит и ведет себя иначе. Обычно, без того угрюмого величия, которое было прежде. Теплота взгляда, спокойствие, расслабленность в движениях, придавали ей даже более загадочный вид, чем прежде.

— Не давай мне засыпать тебя вопросами, — предупредил Бишу. — Где ты остановишься? Оставайся. Здесь тебя не станут разыскивать даже, если обнаружат следы.

— Не обнаружат, — уверенно сообщила она. — Я еще не существую. У меня есть две недели на личные дела.

— А потом?

Она не ответила, он не стал даже настаивать. Ответ очевиден.

— Две недели. Это много, — согласился он. — Тебе нужен транспорт. В поселке тебя не должны видеть.

Она кивнула.

— Я не помешаю?

— Это честь для меня, капитан! — Бишу часто закивал.

Легкость этого человека однажды разбила ее скорлупу. Бишу был тем редким человеком, который принимает окружающих на равных, без попытки включить его какую-то схему, без заранее сформулированных человеческих канонов. Он предпочитал не составлять впечатления тут же, после дня знакомства. Он умел смаковать нового знакомого, с удовольствием его изучал.

Эл когда-то стала редким явлением в его одинокой жизни. Перемена с ней случилась столь явная, что Бишу не знал, как вести себя с ней. Раньше она четко очерчивала границы допустимого общения, оберегая от себя окружающих, и себя от окружающих. Эта новая Эл сияла счастьем, причем не тем какое бывает у молодых людей, она позволила себе быть счастливой, потому что завоевала это право. Счастье опытного и бесстрашного, счастье победителя, счастье завершенности — вот каким было ее счастье.

Он забыл про усталость и сонливость, навалившуюся на пороге. В его дом пришла долгожданная гостья. Он по праву хорошего хозяина отдал ей все внимание и свою сердечность. Они сидели молча, рассматривали друг друга, улыбались, чего вполне хватало обоим.

Бишу сидел близко и, поддавшись порыву, взял ее руку и коснулся губами. В его поступке не было ничего интимного. Эл поняла его чувства и кивнула с благодарностю.

— Спасибо, что ты изменила решение умереть. Я горжусь тобой. Ты еще тот боец, — добавил он к своему поступку.

— Я не умерла по стечению обстоятельств. В том заслуга судьбы, а не моя.

— Ты была готова, для тех, кто в ответе за нашу жизнь бывает довольно нашей решимости, чтобы оценить мужество, — сказал он серьезно. — Ты ушла. Я как все не находил себе места. Я пошел к человеку, который живет тут в уединении. Он меня ждал, я рассказал ему о тебе. Он молчал долго, потом сказал: "Она возвратиться. У нее здесь есть не законченные дела. Она придет к тебе". Я ждал тебя.

— Ты был у отшельника? — уточнила Эл.

— Да. Гималаи редкое из мест на Земле, где есть такие великие люди.

При у поминании великих Эл подняла на Бишу глаза, и он почувствовал резонанс ее сознания на это слово. Оно для нее имело значение. Бишу подумал, что причислил бы ее к таким людям. Пусть она не достигла вершин духа, но она отмечена значительными поступками.

— Ты больше не чувствуешь как раньше, — заметил он.

— Нет.

— Не жаль?

— Не вредно побыть обычным человеком, — с улыбкой ответила она.

Снова он уловил необычную значимость ее признания. Она говорила с ощущением брошенного лишнего груза. Сверхвозможности тяготили ее, мешали, он помнил это. Он согласился, потому что видел очевидное различие.

— А еще отшельник сказал, что ты отвечаешь за свою судьбу сама, — в след своим мыслям сказал он.

Они говорили еще час, и ни одного вопроса он не задал о том, откуда возвратилась Эл, ему не было необходимости знать. Потом усталость свалила Бишу. Эл настояла на том, чтобы он лег спать.

— Я слышал от Рассела Курка, что двое твоих самый упрямых друзей нашли тебя. Что встреча не была удачной, — бормотал уже из постели Бишу.

Эл заботливо поправила плед.

— Не встреча, а обстоятельства были неудачными.

— Лучше бы они вообще не появлялись, — засыпая, бормотал Бишу.

Эл покачала головой. Он поразительный человек, что не скажет — все в точку.

Проснулся Бишу в одиночестве, нашел записку на столе:

— Записала катер на твое имя, буду возвращаться, сообщу.

— Глава 4 Оля

Жаркий воздух проникал в открытое окно. Доктор не пользовалась климатконтролем. Ее кабинет был самым крайним в этом крыле госпиталя. Ассистентка вошла, потянула носом утренний, но уже горячий воздух. Ольга представила, как она морщиться и смотрит на отключенный прибор климатконтроля. Ольга улыбнулась в сторону и жестом попросила ассистентку подождать, чтобы завершить записи. Когда она выпрямилась, то увидела не свою ассистентку, а ее дублирующего доктора. Девушка смотрела на нее детскими глазками и часто хлопала ресницами. Оля изобразила на лице вопрос.

— К вам нештатный пациент, — заговорила девушка.

— Что значит нештатный? — попросила пояснений Ольга.

— Кто-то из бывших пленных, я думаю. Меня попросили сообщить вам, я его лично не видела. Он ждет за территорией госпиталя.

— Я не консультирую таким образом и не работаю с пленными, — возразила Ольга.

Девушка пожала плечами.

— Мне сказали, что вы будете заняты весь день, чтобы я вызвала доктора Сотина вместо вас.

— Это уже никуда не годится, — возмутилась Ольга. — Что там за такой сложный случай, чтобы ему сутки посвящать?

Девушка опять пожала плечами.

— Где? — спросила Ольга, поскольку добиваться ответа от посыльного бессмысленно.

Она спустилась к администратору, где ей с тем же недоумением сообщили, что ворота ее пациенту не открылись, видимо не в порядке биодатчики, что ей придется лично идти за территорию госпиталя.

— Есть картинка? — спросила Ольга.

Увиденное заставило доктора сорваться с места.

— Сутки! — крикнула она, убегая.

Оля мчалась к воротам по жаре ,не чувствуя под собой ног. Она очнулась на центральной аллее, хотела отдышаться, а потом, махнув рукой, побежала дальше.

Ворота перед ней тихо разошлись, и она оказалась за пределами госпиталя, которые не покидала три недели.

Впереди стояла женщина в легком просторном костюме из непрозрачной тончайшей ткани, с накинутым на голову капюшоном, защищавшем лицо от утреннего, но уже палящего солнца. Просторные брюки и длинные рукава закутывали фигуру, делая ее эфемерной. Токая ткань колыхалась на слабом ветерке, вот-вот дунет сильнее и фантом улетучится. Она сняла защитные очки, и Оля узнала лицо с картинки. Это была Эл. Или человек очень на нее похожий. Оля опешила и беспомощно смотрела на эту нереальную фигуру в нехарактерном одеянии, в нехарактерной обстановке. Она сделал шаг назад, потом закрыла обеими руками рот. Больше всего она боялась что-нибудь сказать, она чуть согнулась в пояснице, словно у нее сводило живот, и продолжала зажимать рот.

— Тебе не хорошо? — произнес знакомый голос, и Эл попыталась подойти.

Оля отскочила от нее.

— Знаю. Трудно поверить. Тем не менее, это я. — Эл снова повторила фразу Тиамита и улыбнулась.

Лицо Оли стало сначала еще более изумленным, потом жалостливым, словно она сейчас расплачется. Эл этого и ждала, даже обморока или истерики. Оля в прошлом пострадала из-за нее, простой встречи ожидать не приходилось. Эл терпеливо ждала, когда же ошарашенная Ольга даст ход своим чувствам. На всякий случай Эл ушла из поля охвата системы наблюдения, а за одно в тень деревьев в аллее. Оля поняла, что расстояние увеличивается, решила, что Эл уходит, и рефлекторно пошла за ней. Она приблизилась, остановилась в шаге. Одной рукой она зажимала себе рот, другой пыталась прикоснуться к лицу Эл, но отдергивала руку.

Эл осторожно взяла ее кисти, одну отвела от губ, встретив слабое сопротивление, другую удержала мягким жестом, а потом положила обе себе на щеки, чтобы Ольга, наконец, осмелилась ее коснуться. Руки Ольги были прохладные, сухие, мягкие, как и полагается врачу. Она подержала лицо Эл в руках, потом отпустила. Эл улыбнулась.

— Это ты? — все еще с сомнением спросила Оля.

— Да, — заботливо прошептала Эл. — Здравствуй, Оля.

Руки Ольги опустились на плечи Эл, она внимательно вгляделась в ее лицо.

Что-то было не так. Что-то иное сквозило в знакомых чертах. Оля смотрела и не узнавала. Потом комок подступил к горлу, подбородок и губы задрожали, и сдавленные сомнением чувства вылились в слезы, тихие без всхлипывания, они текли по щекам в то время, как лицо Ольги продолжало сохранять удивленное выражение. Эл обняла ее одной рукой и чмокнула в щеку.

— Все такая же дуреха, — посетовала она.

Ольга положила ей голову на плечо.

— Этого не может быть, — поговорила Ольга каким-то обреченным голосом.

Эл в ответ издала тихий смешок.

— Посвятишь время нештатному пациенту? В картинку с камеры ты поверила, там я смотрелась более правдоподобно, если ты неслась к воротам, словно кросс хотела выиграть.

Эти слова звучали реально и просто, голосом Эл, знакомыми с детства насмешливыми интонациями. Ольга подняла голову и посмотрела еще раз в лицо.

— Слетаем куда-нибудь? Тут жарко, — предложила Эл.

Ольга сразу сообразила куда. Она посмотрела на аллею, где висел катер, который она прежде не заметила.

— Я знаю куда, — согласилась Ольга.

Они дошли до катера, Ольга пошла к креслу пилота.

— Нет, нет, нет. Тебе в пассажирское, не в таком состоянии тебе управлять.

— Я в нормальном состоянии, — возразила Ольга.

— Не могу не согласиться, — шутливый тон Эл опять напомнил о реальности происходящего. — Но управлять буду я.

Они остановились у маленького ресторанчика на берегу озера. Посетителей было мало, но Ольга выбрала угловое отделенное от всего зала место. Играла музыка. Там она опустилась в кресло и замерла, снова принялась изучать лицо Эл. Хорошо, что она не спрашивала, Эл не хотелось разбивать состояние собственной радости и напрягаться, подбирая слова для объяснений. Сложно понять, что чувствует Ольга, но пока она не проявила радости. Эл чувствовала себя вторгшейся в устоявшуюся жизнь другого человека. Ни чувства вины, как с Никой, ни счастья, как с Бишу, с Ольгой она чувствовала себя нарушительницей спокойствия. Эл заметила, как Ольга осматривает ее запястья, когда она положила руки на стол и легкие рукава блузы сползли к локтям. Ольга не видела на руках контрольных браслетов, которые Эл обязательно бы выдали при пропуске на Землю. Ольга начинает вдумываться в детали. Она вопросительно перевела взгляд с рук Эл на ее лицо. Вопрос был понятен, и Эл ответила:

— Их нет.

— Как тебя контролируют?

Вопрос в духе Ольги, неужели еще боится или в ней говорит привычка к осторожности в принципе.

— Никак. Один человек знает, что я на Земле. Полтора человека, если считать Нику, — с иронией добавила Эл. — Ты — два с половиной.

— Кто? — был естественный вопрос.

— Не скажу.

— Ты не доверяешь мне? — смутилась Оля.

— Взаимно. Расслабься. Я появилась, чтобы только извиниться перед тобой. Лично. Я больше тебя не потревожу.

— Что значит, больше не потревожишь?! — возмутилась Ольга, и глаза ее наполнились слезами. — Спорный вопрос — кому из нас стоит извиняться. Это я настроила против тебя ребят. Из-за меня тебя считали зверем.

— Оля, — протянула Эл. — Забудь. Прошлое. Мне следовало вам больше доверять. Мои тайны стали причиной нашей размолвки. Я прошу прощения не за то, что ты пострадала из-за меня, не за то, что мы нелепо расстались, а за то, что я была неоткровенным человеком и плохим другом.

— Ты? Эл, — Ольгино лицо стало маской отрицания. — Без тебя все пошло кувырком. Словно вынули стержень. Война. Боль. Эмоции. Это время без тебя было самым ужасным в моей жизни.

— Игорь так не думал, а у него точное чувство ситуации, — возразила Эл.

Ольга зарделась при упоминании об Игоре.

— Я бы не утверждала так уверенно, всех нас время от времени покидает здравый смысл, — она взяла карточку заказа и сделала вид, что изучает меню.

— Оль, анализировать прошлое — лишнее, у каждого свои воспоминания, — сказала Эл.

Она дала Ольге время для успокоения. Лицо ее постепенно стало спокойным, потом она слабо улыбнулась и подняла палец в потолок.

— Слышишь? Это его музыка. Стоило только вспомнить.

— Вы не общаетесь? — спросила Эл, намереваясь узнать у Ольги подробности про Игоря.

Она прислушалась, инструментальная музыка разливалась по залу. Эл, чтобы вслушаться попросила Ольгу помолчать. Улыбнулась и кивнула.

— Не летает, потому что пишет музыку, — догадалась Эл.

Ольга не подтвердила ее слова, сделал сомнительную гримасу.

— Не могу сказать, что у него хорошо получается. Сразу после войны через него поток хлынул, длилось несколько месяцев и потом сошло на нет. Он сочинял мотивчики всю войну, он постоянно что-то записывал, напевал. Сейчас пишет симфонию, но вяло. Я была у него недавно. У него творческие муки. Он признался, что писать в спокойной атмосфере не может, а летать не хочет. Словно оборвался какой-то канал, благодаря которому он слышал музыку. Он пользуется старыми сочинениями, в основном песни, которые он в рейсах писал, хватило на целый концерт. Его музыка часто звучит в разных местах.

— Давай поедим и к нему. Без приглашения, — с воодушевлением предложила Эл.

— Стоит предупредить, у него будет обморок. Эл он трепетно относиться ко всему, что тебя касается. Он уговаривал Алика тебя не искать. Я узнала, что они тебе навредили, когда наши. Это правда?

— Могла бы сказать, что это глупость, но с некоторой точки зрения так и было, — не стала отрицать Эл.

Ольга смотрела, как есть Эл, сама она едва могла прикоснуться к пище.

— Тебя смущает мой аппетит? — спросила Эл.

— Когда я встречалась с тобой в горах, ты ела мясо. Вспомнилось. Меня шокировало все, что ты делала.

— Опять ты за старое, — намекнула Эл.

— Я впечатлительная.

— Ты всегда была впечатлительная.

Эл не смотрела на нее, но понимала, что трудно Ольге принять ее появление. Она периодически смотрела на ее голые запястья. Ее тревожило отсутствие браслетов.

— А если тебя обнаружат? — спросила она с опасением.

— Как? На мне нет датчиков. Ни одного. Нет их, нет и человека. Ошибка цивилизации.

— Ты не волнуйся, я тебя не рассекречу, — обещала Ольга.

— Если бы я тебе не доверяла, то не появилась бы пред светлы твои очи.

Эта старинная фраза смутила Ольгу больше чем, любая другая укоризненная речь.

— Но я могу. Эл я часто мучалась из-за своего поведения, когда тебя вернули. Этот страх, неизвестность, твоя необычность.

— О-о-ль, — укоризненно протянула Эл. — Я вернулась ради вас, других мотивов — нет. Не поверю, что ты огласишь мое появление. Ты же не хочешь опять потерять меня из виду.

Ольга воспрянула, нашла объяснение своим чувствам.

— Да. Так и есть. Я мучаюсь вопросом, что тревожит мою душу? Ты сидишь напротив, но ты недосягаема, потому что это не надолго. Эл, я боюсь, что больше не встречу тебя. Алик и Дмитрий в прошлом. Ты уйдешь за ними. Опять разлука. Что снами будет?

— С нами? — переспросила Эл. — Ты еще представляешь нас как команду?

Ольга задумалась и покивала.

— Ты увидишь Игоря и сама поймешь, — сказала Ольга.

— Тогда летим?

— Глава 5 Игорь

Их встретил пустой дом. Игорь выбрал уединенное деревянное строение в средней полосе северного полушария. Оля поежилась после жаркого климата тропиков, когда открыла дверь катера. Эл заботливо набросила на нее теплую куртку.

— Ты знала, где он живет, — догадалась Ольга.

Эл только кивнула. Ольге не обязательно знать, что она сама поселилась в горах, где снег лежит большую часть года, всепогодная одежда, которую Ольга приняла за просторный летний костюм создавала микроклимат, а куртку Эл позаимствовала у Бишу на всякий случай. Вот он и наступил.

Ольга знала, как попасть в дом.

— Ты тут частый гость, — заметила Эл.

— Единственный. Он предпочитает одиночество. Я бываю тут иногда. У него три концерта в неделю. Что делать будем, если он не прилетит?

— Найдем, чем себя занять, — улыбнулась Эл и подумала, что инженер военного флота оставит в доме защиту, и скоро будет знать о визите, а возможно и о визитерах.

Дом был маленький и почти пустой. Хозяин не заботился об уюте.

— Если бы не я, он спал бы на полу, — посетовала Ольга. — Все вы аскеты.

Эл улыбнулась, Оля всегда причисляла ее к клике мальчишек в их компании, неприхотливость ее жизни Оля относила к характеру Эл более, как она считала, мужскому. Приятно было ощущать эту старую связь между ними, Оля являла собой представителя прошлого, для Эл уже давнего, а для Ольги прошло только два года. Она навевала на Эл волну воспоминаний, среди которых не было места их разладу. Эл относилась к Ольге с нежностью, как к хрупкому созданию и единственной подруге. Эл вспомнила Милинду и сопоставила их с улыбкой удовольствия. Похожи.

Дом был необитаем. Эл ошиблась, датчиков он не оставил. За окнами серое небо в тучах, весна здесь совсем не ощущалась. Эл постояла у окна, глядя вниз на озеро. Дом расположился на холме, а край воды был у его основания. Отсюда удобно сбегать по склону купаться. Эл вспомнила остров, как трусила купаться из дворца на берег. Как похоже.

За спиной зазвучала музыка. Эл замерла при звуках этого мотива.

— Симфония? — спросила она, не оглядываясь.

— Нет. Эта песня вызывает еще большие муки творчества. Игорь утверждает, что она ему приснилась. Он помнит часть, отрывок.

Эл по себя напела недостающий отрывок, когда музыка оборвалась.

— Застрял на этом месте где-то год назад, ни слов, ни музыки, — сообщила Ольга.

— А текст? — поинтересовалась Эл.

Оля подошла и протянула черновик. Эл прочла:

"И где бы не скиталась я,

И тысяча миров мне не заменят,

.... И голоса друзей".

"И пусть никто не вспомнит обо мне..."

— Я свой свершаю путь веленьем сердца, — проговорила она.

Ольга стояла рядом и видела, что этой строки в черновике не было.

— Эл, ты сочиняешь?

— Включи еще раз, — попросила Эл.

Она бродила по пустой комнате, которая служила Игорю творческой мастерской, здесь не было ничего, кроме музыкального оборудования, все компактное, чтобы не занимать место. Эл села в единственное кресло.

— Видеоряд есть? — спросила Эл.

— Эл. Это святое. Он мне не показывал. Я включила, потому что он сочинял при мне, я слышала отрывки, хотела узнать, как идут дела. Оказывается никак. Или он забросил. Он пооткровенничал со мной, признался, что песня о тебе, о войне.

Эл сама нашла ссылку на видеоряд в записях Игоря, проектор щелкнул и студия стала просмотровым залом, панорама окружила их, и Эл поднялась с места, обходя величественный горный пейзаж.

— Эл. Это место, где ты жила в горах, — напомнила Ольга.

Ольге стало грустно. Игорь долгое время бредил той встречей с Эл, считал, что там было важно каждое мгновение, что вел себя неправильно. Воспоминания приносили боль его поэтической натуре, а у Оли рождалась ревность. Их военный роман больше не вспоминался, отношения остались дружескими, потому что их осталось двое из команды, но о своих чувствах к Ольге Игорь больше не упоминал. Оле нравилось положение друга до того момента, когда между ними не стала эта мелодия и память об Эл. Она намеренно включила музыку, чтобы Эл оценила его муки. Эл отреагировала странно. Она восприняла происходящее как-то по-своему. Оля наблюдала, как Эл смотрит на попытку Игоря связать недописанную музыку, обрывки текста с видеосопровождением. Выходило сухо и невпечатляюще.

— Мне нужно кое-куда слетать, — заговорила Эл. — Встретимся тут завра. Найди Игоря, но про меня не говори. Назначь встречу здесь. У меня будет для него сюрприз.

Эл по-хозяйски собрала черновики текста и музыки, скопировала видеоэскизы Игоря, без его ведома, и они улетели.

Так у Ольги появилось время осмыслить возвращение Эл. Радость не появлялась, только неотступная тревога. Игорь в разговоре с ней смекнул, что она взволнована, но будучи от природы дипломатом вежливо оставил любопытство до личной встречи. Он был ей рад. Ольга попросила еще два свободных дня, ощущая, что большим временем Эл ее не удостоит.

Игорь вернулся ночью. Оля сидела на крыльце дома, и встретила его с обычной своей сдержанностью. Он не спросил с порога, что произошло, вошел за ней в дом, и она потянула его в студию.

— У меня есть новость, — сказала Ольга. — Ты сядь и не волнуйся сильно. И не сердись, пожалуйста.

Он увидел, как она манипулирует с его студийными приборами, хотел попросить ее не трогать их, потому что не позволял никому. Когда зазвучали первые аккорды музыки, он вжался в кресло и нахмурился.

Ольга обернулась, и по ее глазам он прочел просьбу подождать, что скоро он все поймет.

Проходит этот день,

Один из тысячи, что проносились мимо,

И он не повторим, как все другие,

Из тысячи, когда была любима,

Когда сияла славой жизнь моя.

Но, где бы ни скиталась я,

И тысяча миров мне не заменят

Родимый дом и голоса друзей,

Что слышу я в своих воспоминаниях.

Я воскрешаю прошлое, когда мне грустно,

Оно уже не затмевает разум и не мешает

Жить и в этом дне.

И пусть никто не вспомнит обо мне.

Я свой свершаю путь велением сердца.

И, может быть, в стремлении моем

Вы не найдете ни нужды, ни прока,

Меня вы не вините в том.

Я с вами прибываю лишь до срока,

Когда опять уйду своим путем.

В течение времен я перестала видеть

Прямую череду событий,

Я вижу жизнь, как полотно из нитей,

Что соткано судьбой.

На этом полотне и времена, и души,

И рок сплетаются в одно,

И дай мне Бог, на это полотно

Свой наложить стежок.

Да так, чтоб стало лучше,

И чтоб не упустить заветный срок.

Не просто следовать узорами судьбы,

Преодолеть сомнения и страх,

И ложь, что на чужих устах

Сплетает сети зла.

О, будь добра, судьба! Чтоб я смогла

Замкнуть заветный круг,

И обрести тот мир, что сердцу дорог.

Опять попасть туда, где ждет меня любовь,

Где другом и любимой буду вновь.

Обрывки текста, который он не смог списать со сна, были объединены в рифмы с необычным для его чувством ритма и гениально положены на музыку, в которой он слышал, недописанные им куски.

Эл не смогла бы объяснить ему, откуда знает песню. Игорь невероятным образом, необъяснимым для нее, услышал песню Даниэля, которую певец посвяти ей. Потому Эл не стоило труда собрать текст, напеть мотив и соединить все в музыкальную композицию. С видео было еще проще. Игорь наложил песню на их встречу в горах, но в его съемке не хватало ее.

Игорь был поражен. Его видеозарисовка изменилась, ракурсы стали другими, кто-то поработал над его видеорядом, практически заново отсняв материалы. Он был в ролике по изначальному замыслу. Поскольку он не решился воспроизводить фантастический по его меркам сон, он мысленно наложил текст и музыку, вернее обрывки на, свои воспоминания о встрече с Эл в горах, о ночи ее откровений, о шоке, который пережил тогда. Он не смонтировал запись, потому что в ней не было Эл, он пересматривал записи с ней, которые смог найти, но нигде Эл не была даже близко сравнима с той, что говорила с ним в горах. Она была вторым персонажем нужным для видеоряда. Теперь она была на картинке перед ним, только в капитанском костюме без серой куртки десанта Галактиса. У Игоря замерло сердце, и догадка превратилась в уверенность. Он не мог пошевелиться, оторвать внимание оттого, что видел и слышал. Все было, как он задумал, и текст, и музыка, и изображение. Боль в груди не давала говорить, и он почти прорычал, когда смолкли последние ноты песни.

— Кто это сделал? — спросил он строго у растерянной Ольги.

Ольга делала в его сторону успокоительные жесты.

— Это я, — раздалось из угла. Эл в форме Космофлота показалась из-за занавески делившей пространство студии.

Игорь оцепенел, а потом медленно поднялся с места.

Он часто дышал и ринулся на Эл, как в драку. Ольга смотрела, как они столкнулись, будто намереваясь побороть дуг друга.

— Элька! Элька! — кричал Игорь во весь свой голос.

Он оторвался, радостно поцеловал Эл в обе щеки и опять обнял.

— Эл,— повторил он с блаженством в голосе. — Я боялся спугнуть свою догадку. Я так хотел, чтобы это была ты! Только ты знала, кого не хватает в сцене, только ты! Текст? Откуда?! Ты поняла мой замысел или видела тот же сон?! Все точно! Музыка! Стихи! Ты в горах! Наша пещера! У меня сердце лопнет.

Он действительно схватился за грудь слева. Тут у Ольги сработал рефлекс, она подбежала, но не успела оказать помощь. Игорь обнял их обеих.

— Девчонки! Вот и кончилась эта проклятая война! Мы опять вместе! Только еще дикой тройки не хватает: Ники, Димки и Алика. Но это же дело времени, Эл?!

Ольга поразилась его уверенному заявлению.

Он выдохнул с трудом и уткнулся лбом в лоб Эл.

— Мне нужно воздухом подышать. Пойдем на крыльцо. Сердце прыгает, как бешенное.

Он был возбужден, счастлив.

— Ты ждал? — спросила Оля направляясь к выходу следом на ним и Эл.

— Всегда! — воскликнул он.

"Это он у Димки научился", — подумала Ольга. А еще она подумала, что он сохранил в сердце частичку своей юношеской любви к Эл, иначе, откуда такой восторг. Она очень давно не видела его таким возбужденным, порывистым, как юнец, уверенным и способным на безумство. Все читалось в его лице и поступках. В эти минуты Оля больше радовалась его чувствам и оживлению, чем возвращению подруги.

На крыльце Эл села между ними и обхватила их плечи.

— Не ожидала я такого восторга, — призналась она.

— Боги Вселенной! Капитан, а как я еще могу реагировать?! С души глыбища свалилась! — кричал Игорь.

— И ты о прошлом, — вздохнула Эл.

— Нет. Я о будущем. Если ты покусилась на мое скромное творчество, и удачно должен признать, это значит, что мы живем одними чувствами. И если тебе снова нужен экипаж, я готов хоть завтра. Не могу писать в тиши. Я слышу не музыку, а только эту тишину. Я скучаю по шуму корабля.

— Я тоже больше не летаю, — призналась Эл. — Мне не нужен экипаж.

Она сделал паузу. Игорь с сожалением наморщил лоб.

— Но мне нужны друзья. Если я еще имею на это право.

Тут Ольга обхватила ее шею и с чувством чмокнула в щеку.

— Я очень хотела это услышать, Эл. Алик видел твоего Махали. Я хочу убедиться лично, что он существует. Я с тобой пойду, куда позовешь.

Ольга сказала так и сама удивилась своей великой откровенности. Ей хотелось плакать, радоваться, мчаться куда-то. Она видела профиль Эл с хитрой улыбочкой предвещавшей нечто интересное, и счастливое лицо Игоря, который кивал в след ее словам. Эл перестала улыбаться, что-то вспомнила. Игорь решился спросить:

— Трудно было вернуться? Я не о желании вернуться, из рассказа Алика, я знаю, что ты планировала возвратиться, я о других трудностях.

Эл закивала и поджала губы. Казалось, что ей трудно говорить.

— Я думала, что мне предстоит долго извиняться. Спасибо вам. Давно не было так хорошо. — Она снова обняла обоих. — Как я жила без вас всех? Святые небеса, лучше не вспоминать!

— Не вспоминай, дай времени загладить углы, — сказал Игорь.

— Мы можем для тебя сделать что-нибудь? — спросила Ольга.

— Да, — кивнула Эл. — Ника. Я попросила вернуть ее на Землю. Меня не будет какое-то время. У меня нет планов на ее счет, но если она хочет быть рядом со мной, земная культура необходима ей как воздух. Какое занятие ей подойдет, только не связанное с космосом?

— У-у-у, — протянул Игорь. — Этот случай трудный. Она убеждена, что мы тебя прогнали.

— Контакт необходим. Я попытаюсь, — задумчиво сказала Ольга без уверенности в голосе.

— Так плохо? — поинтересовалась Эл.

Они вместе кивнули.

— Ладно. Пусть сама выберет. Если сама не явится в гости, не зовите. Это мой долг. Я вернусь за ней, когда разберусь, как мне самой существовать.

— Экипажа не будет? — спросил Игорь.

Эл отрицательно часто замотала головой.

Они замерзли и перебрались в дом. Поздний скудный ужин стал паузой необходимой всем троим. Эл холила из угла в угол по комнате, которую можно было принять за гостиную. Игорь принес два сидения с кухни, третье из студии. Выслушав нарекание Ольги по поводу уюта, он пожал плечами.

Эл смотрела в черное стекло окна, вслушивалась в звуки их голосов, к горлу периодически подступал комок. Они не казались чужими, они приняли ее появление, Эл призналась себе, что это ей требуется усилие, чтобы выглядеть нормальной. Окружающее казалось отдаленным отблеском, разговоры друзей за спиной чем-то нереальным. Она отвыкла. Отвыкла от них. Волна восторга сменилась сомнением, естественным в такой ситуации. Она не сразу обратила внимание, что они стоят рядом.

— Ты больше не чувствуешь? — заметила Ольга.

— Не чувствую. Я как выразилась Ника, стала заурядным человеком. Простым смертным. — Эл улыбнулась последней паре слов, они звучали двусмысленно.

Ольга и Игорь переглянулись.

— Так мы и поверили, — заметил Игорь.

— Переубеждать не стану, — ответила Эл.

Игорь посмотрел на нее более внимательно.

— Можно я вернусь в студию и еще раз прослушаю песню? Я хочу это слышать.

— И я, — согласилась Ольга.

Эл последовала за ними.

— Невероятно, — только и смог произнести Игорь после двух прослушиваний.

— Как давно ты видел сон? — спросила Эл.

— Я не вспомню точно. Сейчас сверюсь с первой записью.

Он пересматривал свои заметки и из угла спросил:

— Встречный вопрос: откуда ты ее знаешь?

— Ее пел один мой знакомый музыкант. Не могу сказать, как далеко и как давно это было.

— Песня посвящалась тебе? Я не ошибся?

— Нет. Не ошибся.

— Я нашел первые эскизы, — сообщил Игорь. — Дата старая. Год уже прошел, как ребята тебя искали. От них не было известий. Этот сон был как облегчение, словно весть о вас троих. Я услышал реальную песню? Во сне ее пел я. Поэтому мне казалось, что я ее сочинил. Мысль не знает границ. Значит, она существовала до меня?

— А вдруг тот далекий певец услышал ее после твоего сна, — предположила Ольга.

— Я запомнил только отрывки, а он знал всю. Это я услышал то, что сочинил другой.

— Эл, а ты какого мнения? Ты знаешь обоих, — поинтересовалась Ольга.

— Я допускаю и то, и другое. Тот певец именовался так условно, он пел то, что отзывалось в его чутком существе, не он сам, а мир, который его окружал, был автором его песен.

— Согласен. Всегда говорил, что музыка звучит везде, нам дано или не дано слышать ее, — задумчиво проговорил Игорь. — Песня о тебе. Мы оба были правы.

Он одарил Эл добродушной улыбкой. Потом посмотрел шутливо заискивающе.

— Эл, я хочу путешествовать. Ты понимаешь, о чем я? Чтобы писать, мне нужно вкусить странствий. Едва я так решил, и возникла ты. С момента окончания войны я не сочинил ничего стоящего, словно она питала мое вдохновения, как ни страшно это звучит. Возможно ли, что мы объединимся не на почве полетов, а по другому поводу? Вместе, как прежде.

— От меня у вас одни неприятности. Вас уже допрашивали, судили, лишали званий, взрывали, — удручающая картина выходит, — заметила Эл.

— А еще мы летаем лучше прочих, отлично разбираемся в других цивилизациях, даже в пиратах, свою работу мы знаем на таком уровне, который другим за половину жизни не достичь. Спорить глупо, обстоятельства были еще те, но и опыт соответствующий. Быть может, эти трудности были необходимы, чтобы подготовить нас к важным событиям? — с воодушевлением говорил Игорь.

— Говорит, как в зеркало смотрит, — иронизировала Ольга.

— Я так чувствую. Поэты редко ошибаются.

— Самонадеянно, — возразила Эл и впервые поняла, что у нее вырвалась фраза присущая ей прежней.

Но Игорь не обиделся.

— Я видел и другие сны, — заявил он. — Если сбудется хоть один, я поверю, что они все вещие.

— Ребята — в двадцатом, мы — здесь, только чудо может нас объединить, — вздохнула Ольга.

Игорь посмотрел на Эл, понял, что ему не стоит настаивать. Он подумал о том, что, так называемое, чудо уже случилось однажды. Потом повторилось снова спустя время. Автор чудес стоит у окна его студии и с сомнением на лице трет подбородок. Он только что обратил внимание, что Эл изменилась.

— Глава 6 "Старая гвардия"

Бишу предстояло играть роль гостеприимного хозяина и первое время хранить в тайне появление Эл.

Встреча с Максимилианом Лондером и Расселом Курком была назначена еще полгода назад, точно в день рождения Лондера. Оба постоянно были заняты, долго договаривались, тогда Бишу сам предложил этот день и настоял на нем. Теперь Лондера ждал непредвиденный подарок, от которого сердце старого космобиолога могло не выдержать. Поэтому Эл приняла решение появиться позже, когда Бишу подаст сигнал.

Они прилетели вместе на одном катере.

Курк был мрачен, видимо устал после рейса. Он предпочитал теперь связи с Галактисом, продолжая начатое когда-то дело переговоров с пиратами по освобождению пленных. Курк единственный, кто остался в действующих экипажах, команда Эл перестала летать, едва объявили перемирие. Идея поисков Эл казалась ему шальной, он обвинял молодых людей в том, что они оба никак не согласятся жить своей жизнью, им не в чем было себя винить. Их возвращение Рассел не застал, поэтому знал лишь, что Эл нашли, но Дмитрий и Алик были уже далеко, когда он вернулся. Он не жалел, что его не посвятили в подробности, устал уже и от затянувшейся истории с Эл, и от упрямства своих молодых друзей. Он оставил этот этап в прошлом.

Лондер сделал то же самое. Он старел, волнения бурной военной жизни бывших молодых товарищей по экипажу и капитана Эл вызывала в нем беспокойство и чувство, что помочь он им не может. Он пытался отечески заботиться об Ольге, но девушка была увлечена своим переживаниями, он оставил ее в покое. Он вел большую научную работу и пользовался данными, которые однажды предоставила ему Эл, но ей уж точно не мог помочь. Он всегда помнил, что имеет дело, если не с человеком, то с существом незаурядным, которое нельзя объяснить законами биологии, физики и вообще науки. Эл — феномен из другой плоскости, постичь его может только сама Эл. Он относился к ней с любовью и уважением, как к другу и равному коллеге. Его симпатии всегда были на ее стороне, чтобы она не вытворяла в прошлом.

Они расселись в гостиной. Точнее сели Бишу и Лондер, а Курк смотрел в окно на таящий снег и думал о своем. Бишу поинтересовался:

— Что тревожит тебя, друг мой?

— Прошлое, — буркнул Курк.

— Ты не рад встрече? — опять спросил Бишу.

— Мне некогда было сосредоточиться на ней. Прости, — сознался Курк.

— Прощаю. На друзьях не нужно сосредотачиваться, на то они и друзья. Поделись своей тревогой.

— Меня тревожит, что Димон Королев, сукин сын, не убрался в свой двадцатый век. А клялись оба.

— Ну-у, — протянула Лондер. — Если речь дошла до сукиного сына, то дело сложное. Ты выучил много слов из их времени, даже я тебя уже понимаю.

Рассел много занимался двадцатым веком, языками, историей, культурой, но не делился выводами, только скользили фразы из прошлого в языке, он вставлял их время от времени для усиления впечатления.

— И что он сделал? — сдерживая улыбку, спросил Бишу.

— Ничего дурного, — смягчился Рассел. — В район шестнадцатого щита прыгнул корабль. Восемь одиннадцать.

Он посмотрел на Лондера, дождался, когда тот удивится и продолжил:

— Прыжок такого корабля — сущая теория. На борту экипаж из восьми дублеров до двадцати лет, воспитанных на этом же корабле. Они не знали о переброске такого уровня.

— Опять будут таскать детей на допросы, — заворчал Лондер. — Среди них нашелся гений.

Рассел усмехнулся.

— Этот гений рассчитал перемещение по академическому атласу, причем такой вариант существовал в теории и был рожден юнцом Димкой Королевым во время экзамена по навигации, к которому он был не готов.

— Борт восемь одиннадцать, — покачал головой Лондер. — А почему нет? Сейчас прыгают и более крупные корабли.

— Да. При условии, что они знают технологию прыжка и учились недавно. Им кто-то помог.

— И почему именно Дмитрий? — удивился Лондер искренне, по-стариковски.

Сегодня Расселу хотелось верить, что это был Дмитрий.

— Давно пришло известие? — спросил Бишу.

— Сегодня.

— Странное известие. Подарок мне на день рождения, — засмеялся Лондер.

— Кстати о подарках, — вспомнил Бишу и поднял палец к потолку.

Он ушел. Рассел виновато посмотрел на Лондера.

— Прости. — Он достал из нагрудного кармана платину и протянул Лондеру. — Атлас. Это мой подарок. Год собирал по всем колониям.

Лондер принял пластинку с трепетной осторожностью, будто она хрупкая и рассыплется в руках.

— Рассел, ты умеешь одаривать. Подспорье в работе. Лучшего не желал, — похвалил Лондер, он был счастлив и прослезился.

— Я же мотаюсь во все концы, вот и набрал для тебя данных.

— Им цены нет. Буду публиковать — возьму тебя в составители. Получится прекрасный учебник. Ай, спасибо.

Вернулся Бишу. Лондера ждал еще один сюрприз — три эдельвейса в горшочке, в специальном прозрачном контейнере.

— Ты жаловался, что твои погибли. Прими, только, умоляю, не нужно их изменять. Их создала сама природа. — Бишу с серьезным видом погрозил биологу.

Лондер встал с кресла и принял подарок.

— Хороши. Ты вылез из своей норы, чтобы их разыскать. Тут они не растут. Спасибо. Спасибо.

Бишу посмотрел на Рассела. Он уже не выглядел мрачным, Лондер смотрелся счастливым ребенком с контейнером в руках, улыбкой и беззаботным огоньком в глазах.

— Это еще не все? — спросил Лондер. — Я давно тебя знаю. Если бы дело было в эдельвейсах. Давай уж к главному.

— Ты лучше поставь контейнер и сядь, — посоветовал Бишу и позволил себе улыбнуться так, как ему хотелось. Еще несколько минут и он бы выдал себя нарастающим волнением, невозможностью смолчать.

Открылась входная дверь, в узком коридорчике слышался шум снимаемой одежды и шаги, "подарок" замешкался.

— Я решил подарить вам того сукиного сына, который заставил прыгнуть восемь одиннадцать, — со смехом выговорил Бишу.

Между гостиной и коридором не было дверей, из коридора посетитель попадал сюда через широкую арку. Ему нужно было дойти до нее и повернуться.

У Бишу мурашки побежали по спине. С доме было сумрачно, он не любил яркий свет, поэтому фигура Эл в сумерках арки даже ему, хранителю секрета, показалась призраком. Эл повернулась к ним лицом, вошла в комнату и только тут обрела очертания реальной девушки одетой для прогулки в горы, его костюм смотрелся на ней мешковато, придавая ей небрежный вид и сглаживая удар по нервам. Он помнил, какой строгой она смотрелась в форме. Бишу расцвел в улыбке, предназначенной Эл, и не смотрел на гостей.

— Не слишком тщательно ты подготовил общество, — добродушно сказала она и приветственно поклонилась Расселу и Лондеру.

Лондер не успел сесть, он так и стоял с контейнером в руках. Он медленно поставил его на пол и приложил руку к груди слева, но сердце у него не болело, только сильно забилось, и дышать стало трудно.

Он ожил подскочил к Эл и тронул ее волосы.

— Она, — подтвердил он и обернулся к Расселу.

Рассел Курк с непроницаемым лицом стоял у окна и смотрел на Эл взглядом без удивления и каких-либо других эмоций. Когда Эл перевела взгляд на него и улыбнулась именно ему, и еще раз кивнула ему, это в ее лице читались смущение и радость, а Курк остался спокоен.

Эл еще помнила, что ждать от Рассела бурной реакции не следует, если он допускает эмоции, значит, не готов к встрече. Ее не удивило бы признание, что новость о восемь одиннадцать вызвала у Рассела подозрения на счет нее. Он хотел видеть на ее месте Дмитрия, его появление объясняется проще и приносит меньше тревоги. Эл даже не могла предугадать, желал ли Курк видеть ее? Она решила, что не имеет права игнорировать его, он стоит в одном ряду с ее друзьями, пусть лучше сердится, но увидит ее сам.

Курк поступил неожиданно для нее. Эл не чаяла оказаться в его обширных объятиях. Рассел крупный, рослый подхватил ее как тростинку. Он молча отпустил ее, молча смотрел ей в лицо, его мощное волнение передалось и ей, Эл сама его обняла, а потом с благодарностью кивнула в третий уже раз.

— Восемь одиннадцать, — радостно выговорил Лондер. — Спасибо, капитан.

— Командор, — поправил Рассел, слово само вырвалось от волнения, он не решался говорить, а тут поправил Лондера рефлекторно.

Эл поморщилась в ответ, дав понять, что не принимает этого звания.

— Космофлот опять присвоил твои заслуги себе, — невпопад сказал Курк.

— Я была в Академии, рискнула соблюсти традицию, зашла в зал назначений. Видела себя и убралась оттуда с максимальной скоростью. Я — герой войны. И смех, и грех.

— Ты — герой, — заверил Лондер. — Герой, и не спорь.

— Ты молодец, что вернулась, — сказал примирительно Бишу. — Ну-ка, я вас угощу горным медом, успокою ваши нервы.

Они расположились в маленькой кухне, теснота давала ощущение заполненности пространства и особенного уюта. Бишу проявил, наконец, свое гостеприимство в полной мере. Они сидели за квадратным столиком, маленьким, на вытянутую руку друг от друга. Рассел сел напротив Эл, она ощущала его внимательные короткие взгляды, потому что он считал, что она их все еще чувствует. Ей все время хотелось улыбаться. Лондер сиял, ничего не спрашивал и вел себя как Бишу при первой встрече. Ее присутствия ему было вполне довольно. Более молодой и въедливый Курк желал расспросов, тактично себя сдерживал.

— Ну, спроси, — сжалилась Эл.

— Он тебя уморит, — предупредил Лондер.

Курк впервые улыбнулся. Улыбка Рассела дорогого стоила, веселость вообще не его состояние, он считал даже радость крайней эмоцией и проявлением несдержанности.

— Почему восемь одиннадцать? — спросил он. — Способность выбирать самый трудный вариант?

— Нет. Мне навязали эту задачку. Сделка с Галактисом. Я спасаю борт, а они игнорируют мое появление. Встретила знакомого, он мне и предложил этот вариант. Представляется как миролюбивый жест бывшего пирата.

— Погоди. Борт прыгнул сегодня. Сколько она уже тут? — Рассел адресовал вопрос Бишу.

Он не собирался отвечать и показал ему соответствующую гримасу. Курк перевел взгляд на Эл и увидел, что она смеется, положив голову на сложенные на столе руки. Вместо нее ответил Лондер.

— Ты не исправим. Какая тебе разница? — воскликнул он.

Рассел хотел знать в принципе, не преследовал иных целей кроме установления истины.

— Скачек был не сегодня. Они сначала попали к маяку, потом уже к щиту. Я пропала между этими точками. Они не знают как. Сообщение прошло с задержкой.

— Как прыгнула?

— По Димкиной задачке. Однажды рассказывала историю про него другу, вспомнила случайно. Оказывается, не случайно.

Рассел получил подтверждение своей гипотезе и остановился на этом.

— Ты у нас тайком, — догадался Лондер. — Нужно укрыться, я помогу.

— Спасибо. Думаю, у меня еще есть несколько дней до того, как экипаж "Северной розы" меня рассекретит. Из них вытянут правду, пусть нет инспекторов, зато есть эксперты. Корабль на атомы разберут и непременно найдут следы постороннего присутствия, — пояснила Эл. — Я пробуду здесь еще три дня.

— Да. Дольше — опасно, — согласился Рассел. — Помощь нужна? Хотя какая тебе нужна помощь! Ты же неуловима.

Лондер со своей проницательностью уже заметил, что Эл проявляет иную схему поведения, она легко позволяет касаться себя, смотреть, движения ее стали другими. Эл сама призналась в следующую минуту.

— Пока не уловима, — уточнила она. — Да. Я не тот человек, что раньше. Если меня просканируют и сравнят с прежними данными, то общего будет не так много. Подумаешь, лица похожи. Казус природы.

— Слышали? Она назвала себя человеком! — воскликнул Лондер. — Нужно сохранить эту фразу для истории.

Шутку оценили, посмеялись, разговор потек в другое русло. Они разговорились, но тему войны и ее пропажи удавалось обходить, главным образом беседа вращалась вокруг старых воспоминаний, о том, что Эл считает себя человеком, что поиски самой себя привели ее к простой истине. Бишу становился серьезным, считая, что человек — это сложно, а Эл еще не познала особенностей такого существования. Шутили на эту тему много. Эл нашла момент, чтобы извиниться перед ними. Извинения не принял только Бишу, а вот Рассел и Лондер согласились, Эл было за что извиняться. Извинения были приняты, без последующих наставлений. Они не спросили ,трудно ли ей было вернуться. Лондер никогда не стал бы спрашивать, поскольку много раз уже наблюдал, как трудно Эл давались подобные перемены, а Рассела не удовлетворила бы даже часовая беседа на эту тему, он предпочел ее не обсуждать совсем.

— Значит, обратно? — с грустью спросил Лондер, когда речь зашла о планах.

— Каким образом? — спросил Курк.

— Мне нужна помощь, — сказала Эл, намекая на предложение Рассела. — Я хочу оставить, образно выражаясь, дверь открытой. Я попытаюсь вернуться через услуги службы времени, чтобы иметь возможность хода назад.

— Разумно, — согласился Бишу. — И мы не останемся без надежды встретить тебя опять. А?

— Осуществимо? — спросил Лондер у Рассела.

— У меня только три дня, — напомнила Эл. — Заявившись туда, я сама себя сдам.

— У них полно тайн, я узнаю, не согласятся ли они обзавестись еще одной, — неопределенно ответил Рассел.

— Если вышло у Алика и Дмитрия, то есть шанс и у меня, — сказала Эл.

— Ты сама догадалась или Игорь сказал? — спросил Лондер.

— Я помогу, — вдруг подал голос Бишу. — Эл, ты выполнишь некоторые требования и не станешь оглашать мое участие.

Эл только согласно кивнула.

— Но без Рассела я могу не уложиться в срок. Будем действовать по двум каналам, один непременно сработает, — заверил Бишу. — Ты будешь дома.

— Глава 7 Минимальное расстояние для встречи

Год 1997. 15 апреля. Окраина Норильска. В этом замедленном ритме жизни было что-то завораживающее и одновременно пугающее. Словно время перестало течь. Полдень. Темно. Полтора часа она просидела в холодном зале ожидания казавшегося крошечным аэропорта на окраине гороа. Все это время искали или не спешили искать Дмитрия Королева. Эл сильно замерзла и начала ходить по залу, чтобы согреться. Она оказалась здесь единственным человеком и скоро какой-то странно одетый, мешковатого вида человек решил составить ей компанию.

— Холодно? — спросил он.

Эл посмотрела на него.

— Вы кто? — спросила она.

— Я Никита Василич. Механик. А я ваше лицо-то видел.

— Мое? — Эл почувствовала напряжение и тут же успокоила себя. Не мог он ее видеть. — Откуда?

— На фотографии. У меня память на лица — высший класс.

У Эл зародилось подозрение. Она на всякий случай отвела глаза, потом припомнила, что в этом времени полно крашеных блондинок. Она изобразила улыбку.

— Интересно откуда?

— Есть тут один пилот. Я видел фото. Москвич. Парень — что надо.

— Дмитрий? — переспросила Эл и догадалась, что удача ей улыбнулась в лице плохо бритого пожилого механика.

— Ты кем ему будешь? — спросил он.

— Друг.

— Так-таки и друг? Не подруга, не невеста, не жена. А друг.

— Да. Друг, — настаивала Эл. — Знаете, где он?

— В гостинице.

— Я была в гостинице, его там нет.

— Это ты в пассажирской была, а для своих — гостиница своя.

— В порту? — Эл спросила и улыбнулась, порт в ее представлении был совсем иного масштаба. Имея в виду этот комплекс, она с трудом назвала бы его портом, но другого слова не было.

— Я на работе, а то позвал бы его. Ить, телефон тоже не работает.

— Как мне попасть в гостиницу?

Он осмотрел ее.

— Ты закоченеешь через сто метров. Ты видать из теплых краев.

Да, ее одежда погоде не соответствовала. Все что ей смогла отдать мама подходило под зиму в Москве, одно спасение — толстый колючий папин свитер. Если она замерзла в помещении, то снаружи ее ждет обморожение.

Он взял ее под руку, Эл едва не шарахнулась в сторону от такой фамильярности, но по его довольному лицу стало ясно, что жест приемлемый.

— Пойдем-ка, красавица, нарядим тебя. Будешь улетать — одежку вернешь.

Эл не спешила соглашаться, высвободила руку.

— А вдруг его найдут, пока меня нет?

— Да о тебе забыли уже. Тут твое друга, — он сделал ударение на последнее слово, — чуть ли не раз в неделю какая-нибудь красотка разыскивает. Дон Жуан — твой друг.

Эл кашлянула, подняла брови, потом молча проследовала за механиком. В унтах и потертой, но еще темно-синей куртке с коричневым меховым воротником действительно стало теплее, но Эл чувствовала себя медвежонком, который первый раз вышел из берлоги. Кругом темно. Никита Васильевич пошутил, что от такой красавицы Королев с ума сойдет, провел ее обходным путем на территорию порта, "ходом для своих", остановил заправщик, здоровую машину с цистерной, назвал Эл контрабандой, объяснил водителю, куда "подбросить" девушку. Водитель ничего не спрашивал у нее, только хихикал всю дорогу. Эл догадалась, что у Димки тут своеобразная известность.

— Он хороший пилот? — спросила Эл у шофера.

— Хм. Пилот что надо. В такую погоду летает и в такие места, куда другие только под автоматом полетят. Хороший парень. Ты из Москвы, значит?

— Вы догадливый, — похвалила Эл.

— Значит, увезете его?

— Если сам захочет, — ответила Эл. — А вы то откуда знаете?

— А мы в один день на работу устраивались. Спросили: на какой мол срок? а он говорит: вот прилетит за мной девушка из Москвы, тогда и уволюсь. Эх, хороший пилот, и парень хороший.

— Вы хорошо его знаете?

— А мы тут все хорошо друг друга знаем. Как буран зарядит, так все друзьями становятся.

Он остановил машину и показал на маленький желтый огонек.

— Вон туда. Сама дойдешь. Тут тропка есть. Я тебе посвечу.

— У меня фонарик есть. Армейский.

— Ну, если армейский, — засмеялся шофер, — тогда не пропадешь.

Эл действительно не сразу отыскала проход среди сугробов, спотыкаясь, она остановилась у двери деревянного барака. Пахло странно, каким-то сгоревшим топливом. Дверь оказалась открытой, Эл вошла в длинный коридор, освещенный единственной лампочкой. Окно в конце коридора было плотно занавешено. Эл прислушалась, присутствие людей в таком маленьком пространстве обнаружить легко. В одной из комнат шумели голоса, что-то звякало, и звучала музыка. Эл распознала дребезжащие звуки гитары и подумала, что слух Игоря не вынес бы их. Она улыбнулась и пошла в направлении этого разнообразного сконцентрированного в одном месте шума. Эл захлестнуло волнение. Она остановилась у двери. До этого момента она не воображала встречу, а тут вдруг про себя стала репетировать текст, на ходу соображая, как себя вести. Вдруг Дмитрия там нет. В гомоне голосов ей слышались памятные Димкины интонации. Она стояла за дверью, вслушиваясь в голоса. Среди них были женские. Они что-то праздновали. Эл сняла куртку, которая мешала свободно двигаться, оставила ее у стены на полу, потерла подбородок и решилась постучать.

— О! Еще гости! — кричал чей-то протяжный голос.

— Или гостьи! — поправил его другой голос.

Эл вздрогнула. Голос был очень знаком.

— Ну! Угадывай! Кто за дверью?! -закричало несколько голосов.

Голоса стали тише, перешли в шушуканье и смех. Эл постучала второй раз.

— Эл?

Раздался грохот роняемой мебели.

— Ребят, можно я сам.

Кто-то пробирался к выходу не взирая на ворчание остальных участников праздника.

Эл представила, как Дмитрий рослый и крепкий продирается по узкому проходу к двери. Его опередили.

— Затопчешь всех, экстрасенс.

Ей открыл мужчина с бородой и загнутыми вверх усами в одежде как у Никиты Васильевича. За его спиной Эл увидела небольшой деревянный стол без скатерти и человек десять народу, один из которых был похож на Димку, он как раз протискивался между спинками стульев и стеной.

— Опа! Красота ненаглядная! — проревел незнакомый мужчина у двери, и Эл обдало винным духом.

Она поморщилась и твердо заявила:

— Я ищу Дмитрия Королева.

— Все его ищут, — ответил кто-то из-за стола.

Но за его спиной уже виден силуэт Дмитрия. Он молчал несколько секунд, замотал головой, словно подтверждая свои мысли, потом закричал:

— Капитан!

— Ее так зовут? — спросил открывший дверь мужчина. — Это звание такое? Молода чего-то для капитана. Заходи. Покажись народу.

Для хмельного человека он соображал быстро и рассуждал здраво.

— Я в коридоре подожду, — отказалась Эл и отошла к занавешенному окну.

Ей стало не по себе. Почти следом за ней из комнаты выскочил Дмитрий. В вязанном растянутом свитере, в ватных штанах и унтах он смотрелся совсем другим. Вся эта гора надвинулась на нее. Эл провалилась в его объятия, он подкинул ее вверх, как ребенка.

— Элька! Элька! Господи! — кричал он, обнимая ее, не собираясь ставить на пол.

От него пахло спиртным, табачным дымом, веяло усталостью. Эл напряглась, и он сразу ее отпустил.

Его глаза были влажными, слезы едва видны, он не улыбался и не мог ничего сказать, хоть и пытался двигать губами.

В этом свете, желтом, противном, который он не любил, стояла Эл. Что-то необыкновенное было в ее лице, такая ласка и мягкость, что сердце стало горячим, руки онемели, глаза сами наполнились слезами, и прошел хмель. Он проглотил комок, хотел прикоснуться, но руки впервые не слушались.

Эл провела рукой по его небритой щеке и потом взяла за шею, потянула на себя. Он склонился, что дало возможность очень близко увидеть ее лицо, но этот мерзкий тусклый свет и темные тени не давали ему нужного впечатления. Эл уткнулась в его лоб своим лбом.

— Лисий ты хвост, — протянула она, называя детское прозвище.

Он опять обнял ее, на этот раз нежно. Она казалась какой-то беззащитной, поэтому он продолжал ее обнимать. В груди все так же жгло, а в уме вертелась фраза: "Все кончилось. Все кончилось". Что кончилось, он еще не сообразил. Мучительное ожидание, одиночество, эта странная жизнь в постоянной темноте. Ему хотелось плакать, но он усилием воли подавил слезы, потому что уловил в ней незнакомую слабость, даже странно стало. Это Эл, которой он нужен сильным. Он хотел сказать: "Не пропадай больше". Только эти слова он уже говорил, не помогло. Вертелись в уме банальные фразы, всякий вздор, правда длилось недолго, а потом он отдался чувству восторга. Он поцеловал Эл в щеку, снова обнял.

Эл из-за его фигуры не видела высыпавшую в коридор компанию, которая смотрела на них, мужчины с усмешкой, женщины с завистью. Дмитрий спиной ощущал взгляды, понимал их отношение, поэтому закрыл Эл от посторонних глаз, ее они не коснуться. Она было глубоко личным, и неприкасаемым, той частью души, которую посторонним не показывают. "Все кончилось", — опять вертелось в его голове.

— Все кончилось, — повторил он.

Это был не вопрос.

— Да, — подтвердила она.

Ему надоели взгляды в спину. Он отпустил ее, повернулся, заслоняя Эл спиной.

— А ну, кыш все! Тут вам не цирк!

— Она кто? — спросила одна из девушек.

— Она мой капитан.

* * *

До рейса назад они говорили о том, как он попал в вертолетчики. События были описаны в духе шуточного рассказа о документах оформленных службой времени, о так называемой легенде, по которой он и Алик теперь существовали. Раз речь зашла об Алике, то Дмитрий не удержался от резного высказывания.

— Я просто бросил его. Я сбежал от него на крайний север, потому что терпеть уже не мог его убитое горем состояние. Эл, я его с женщинами знакомил, прости, но мы были уверены, что ты не выберешься оттуда. Это потом. Да и не важно уже. Он мне всю душу вымотал. Эл, я тебя умоляю, выйди за него замуж, а. Он сгорит. Сам такое говорю, а хочется врезать ему как в прошлые времена. Одним словом, я оставил его одного. Он живет в моей квартире, спасибо твоей маме, она каким-то образом оформила мне наследство. Они переехали.

— Я уже знаю, мне пришлось их разыскивать, — ответила Эл. — Это мама сказала, где тебя искать. А папа помог с билетами.

— Значит, ты без Геликса? Тогда выходит своим ходом? Сколько ты тут?

— Семь месяцев, — ответила она и увидела, как он изобразил возмущение. — Мне нужен был период привыкания. Язык, быт. Я потом объясню. Я выбрала минимальное расстояние для встречи.

— Вот как теперь это называется, — ревниво заметил он.

— Дим, мне нужно время.

— Сколько ты там пробыла? Я про эти миры.

Эл молчала.

— Сколько? — повторил он.

— По их меркам четыре сотни лет. Я потом объясню. Когда пройдет время.

Он посмотрел внимательно, нахмурился.

— Сама выбралась?

— Да.

— Эл, это важно. — Он не сказал, что именно важно. — Ты не похожа на себя прежнюю. Ты — человек.

Эл кивнула.

— И как ты теперь? Что дальше?

— Дай отдохнуть. Я устала от скитаний, от всего. Я хочу простого, мирного существования.

— У тебя не получится, — с улыбкой снисхождения сказал Дмитрий. — Поверь мне. Тихая жизнь хуже болота. Я дни считал, когда ты появишься. Я заявление об уходе написал на три недели раньше.

— Твой начальник теперь меня не любит, я увела у него хорошего летчика.

— Я там прятался. От себя. Когда ожидание превращается в пытку, меня спасает только напряжение и риск. Я дождался. Теперь все будет по-другому. Не уверен, что тебя оставят в покое. Поэтому тебе нужна защита. Это я.

— Мне понадобиться хранитель.

— Это я. Я знаю. Наверняка. Я тебе потом объясню, когда тебе снова захочется жизнью рискнуть. А захочется, капитан, обязательно захочется.

Дмитрий заснул, едва самолет взлетел. Его способность спать в любое время и в любых условиях можно было отнести как к достоинствам, так и к недостатком. Он предупредил, что будет спать в самолете, чтобы удержаться от дальнейших расспросов, поскольку другие пассажиры могут принять их за ненормальных. Эл хотела спросить про Хеум, что они там искали и что нашли, но согласилась с ним, что обсуждать такое прилюдно не следует.

Димкина голова склонилась на бок, потом легла на плечо Эл. Он очнулся, хотел убрать голову.

— Спи, — Эл сама подставила плечо и уложила Димкину голову.

— Я тебя обожаю, капитан, — пробормотал Дмитрий, устраиваясь удобнее, и заснул.

— Глава 8 Алик

Царапающие звуки в замке, звон ключей заставили Алика подняться и пойти к входной двери. День был утомительный, он собирался спать. Шаркание ключа в скважине повторилось, и знакомое бормотание за дверью возвестило возвращение Дмитрия. Алик улыбаясь, начал открывать дверь. Дмитрий выпрямился, словно вырос на пороге. Он был не один. Опять притащил девушку, но Алик был ему очень рад. Он протянул руку с порога, заслоняя собой дверной проем, делая это явно намерено. Сейчас начнет оправдываться, что он не монах.

— Здравствуйте. Проходите уже, — приветствовал Алик добродушно.

— Я не один, — сказал Дмитрии шепотом.

— Я заметил.

Алик не старался рассмотреть гостью. Квартира принадлежит Дмитрию, этот флирт продлиться недолго, максимум неделю. Он даже подумал, что Дмитрий привел подкрепление. Последний раз они изрядно наорали друг на друга, Димка уехал, а Алик долго чувствовал себя виноватым. Чтобы устранить возможное разбирательство Дмитрий привел девушку.

— Ты сядь, а. Сядь, пожалуйста, — попросил Димка.

Что-то подозрительное было в его поведении, еще вчера он что-то праздновал, это Алик уловил по характерному запаху. Зачем он пьет спиртное, если пьянеет плохо? Эту способность Дмитрий открыл в себе, после того, как неудачно стрелял в Эл. Опять дрогнула струна внутри при воспоминании о ней.

Сесть в узкой прихожей было негде, он просто отошел к противоположной стене. Дмитрий, наконец, вошел.

— У меня новость для тебя. Уж не знаю, что с тобой будет... — начал извиняться Дмитрий. — Ты в обморок не падай.

— Это ты у нас млеешь от женщин, — решил пошутить Алик.

— Не от всех, но от этой. Я был пьян, поэтому смог удержаться на ногах.

— А должно быть наоборот, — опять пошутил Алик.

Что он затеял? Алику совсем не хотелось огорчать Димку, но его усердные попытки найти ему женщину — раздражали. Алик мысленно приготовился отбиваться от новой попытки.

Дальше произошло невообразимое. Девушка протиснулась между дверным косяком и Дмитрием и оказалась в прихожей первой. Едва мелькнула копна светлых кудрявых волос, Алик почувствовал холодок в спине и слабость в ногах, в голове раздался шум и хлопок. Перед ним возникла Эл в какой-то обычной одежде, в куртке с капюшоном и в джинсах заправленных в сапоги. Стена за спиной стала особенно твердой, а тело свело так, что он начал сползать по стене в низ.

— Держи, упадет, — скомандовал Дмитрий.

Следующие мгновения он видел очень близко лицо Эл. Она удерживала его, пока Димка не закрыл дверь и не помог ей усадить его на пол. Они уселись по обе руки от него, придерживая его тело плечами каждый со своей стороны.

— С ним бывает от переизбытка чувств, после Хеума прошли приступы, но иногда он может впадать в транс, — объяснял Дмитрий, выглядывая из-за Алика на Эл. Алик повернулся на его голос. — Ничего, сейчас пройдет.

Алик повернулся в другую сторону. Он увидел знакомое лицо, по спине снова побежали мурашки. Это Эл? Это она. Она слабо улыбнулась ему, а в глазах он прочел что-то красивое, они были удивленные, сияли и смотрели на него с нежностью. Он растерялся и подумал, что Дмитрий нашел слишком похожую девушку. Он продолжал смотреть на нее, думал еще о чем-то. Его плечи стали чувствовать прикосновения прижатых к нему плеч, ощущения были болезненными, как будто с рук сняли кожу и приложили инородные предметы. Со стороны Дмитрия шла мощная сила, которая оглушала его, а с ее стороны веяло какой-то незнакомой легкостью, но боль там была сильней. Он продолжал смотреть на нее. Какое знакомое лицо, каждая черта знакома, чуть приподнятые уголки губ, глаза казавшиеся большими из-за темных зрачков, но теперь они стали бледнее, радужка была приятного светло-коричневого оттенка, поэтому глаза красивые, но не обладающие приковывающим действием.

— Возьми его под руку, — сказал Дмитрий.

Карие глаза посмотрели на него. Алик ощутил, как его берет за локоть осторожная рука.

— Держу, — произнесли губы.

Сила слева изменилась, над ним склонился Дмитрий.

— Его нужно отвести в кухню, в холодильнике есть лекарство.

— Мне не нужно лекарство, — возразил Алик.

— Ну, да, — кивнул Дмитрий. — Лекарство под боком сидит. Я в душ и спать.

— Ты спал весь полет, — возмутилась Эл.

Дмитрий постучал по циферблату часов.

— Ночь уже.

— У тебя там всегда ночь, — возразила Эл.

— Нет. Только полгода, — уточнил Дмитрий.

— Ты была в Норильске? — проговорил Алик.

— О, уже оживает, — обрадовался Дмитрий. — Я вам не нужен. Разбирайтесь сами, дети мои.

Он стал шумно раздеваться, аккуратно повесил одежду, побродил по квартире, собирая чистую одежду. Следуя в ванную, проходя мимо видевших в прихожей друзей, он спросил у Эл.

— Сама его поднимешь или помочь?

— Сам встанет, когда придет в себя.

Странное выражение "прийти в себя", оно было точным применительно к нему. Как все знакомо, шарканье Димки по квартире, его кокетливый тон в разговоре с Эл. Дмитрий не удержался, присел на корточки напротив Алика и щелкнул его по носу.

— Очнись, друг, счастье привалило.

Алик посмотрел на него и нахмурился.

— Смотри, вспомнил, что он старший по званию. Эл, он меня все время воспитывает, повлияй на него, пожалуйста.

— Лисий хвост, — сказал Алик.

Дмитрий прищурился, соображая, что бы такое ответить.

— А она меня первого нашла, — гордо заявил он и поднялся.

За ним закрылась дверь, раздался шум воды.

Поддержка справа исчезла, он мог сидеть сам. Теперь он сообразил, что Эл тоже поднялась, и как же ему стало жаль, что нет прикосновения ее плеча. Он поднял голову, увидел, как она протягивает ему руку, предлагая встать.

— Кофе в доме есть? — спросила она.

— Есть.

— Угостишь?

Он поднялся, не прибегая к ее помощи, словно не было странного полуобморочного состояния. Он ощущал бодрость, но с ней пришла способность думать и оценивать. Эл стояла близко от него, была на полголовы ниже, все было реально. Он представил, как ликовал Дмитрий, когда она его нашла. Шутка Дмитрия была важна. Его она разыскала первым. Он догадался, что с ним ей было проще возвратиться. Сердце сжалось, боль вернулась, но она не несла за собой прежнего состояния.

Эл посмотрела на него, догадалась, что муки начались. Она тоже искала в его лице ответы. Алик из ее видений вкрадчивый и проникновенный отличался от реального Алика, в лице которого появились признаки сомнений едва он обрел способность соображать. Шок миновал. Ей не хотелось объясняться, ей хотелось поцеловать его, борясь с этим желанием, она повернулась и пошла на кухню первой. Потом она вспомнила, что не сняла верхнюю одежду. Расстегивая куртку, разматывая шарф, она обернулась, чтобы вернуться к вешалке, наскочила на Алика. Волнение возросло.

— Я повешу, — предложил он.

Он ловким жестом скинул с нее куртку, забрал шарф и отошел. Эл стиснула зубы. О чем говорить с ним? Не видение перед ней, которое может растаять и не вернуться, Алик в реальном времени, которому нужно привыкнуть к ее присутствию. Это будет самая тяжелая встреча, простыми словами извинений здесь не обойдешься, признаниями в любви тоже, как бы хуже не стало. Обрывки видений мелькали перед глазами, она замерла в дверях кухни, Алик уже вернулся и ждал от нее каких-нибудь действий. Зато ему стало понятно, что она растеряна не меньше, чем он. Каково будет продолжение встречи, он не мог представить. При других обстоятельствах он кинулся бы к ней, как влюбленный мальчишка, он готов был стать влюбленным мальчишкой, если бы не знал возможной подоплеки ее возвращения. Это была Эл, которая лишь выглядела обычной, но в действительности была недосягаема. Он завидовал простодушию Дмитрия, который мог не знать горькой правды. Эта Эл тоже не навсегда, вернее ненадолго.

Она присела на табурет около стола, недалеко от двери. Алик варил кофе, она ждала. Эта пауза была нужна обоим. Алик ждал, когда Димка завершит свои водные процедуры и удалиться спать. Не тут то было. Он вылез из ванной, свежий, радостный, присоединился к ним, кофе пить не стал, Димка пил чай и сканировал обоих. Алик этот взгляд знал хорошо. Только бы от переизбытка восторга Димка не начал шутить, он все испортит. Ему необходимо сосредоточиться, и все сделать с осторожностью хирурга, не прикасаясь к старым ранам. Эл пила кофе, потом Дмитрий напоил ее молоком, он помнил, что Эл его любит, а Алик это уже забыл. Наконец, Димка зевнул и собрался уходить со словами:

— Я лягу на полу в большой комнате, так и быть оставлю тебе диван.

— Ложись там, я спать не буду, — ответил Алик.

— Сам предложил, — пожал плечами Дмитрий и ушел.

Эл сидела за столом, вращая пустой стакан из-под молока. Алик стоял у окна смотрел на нее, быть может она возмутиться или как-нибудь по-другому отреагирует на его пристальный взгляд. Он искал первую фразу для начала разговора.

Эл поняла, что придется объясняться. Никто не требовал объяснений, потому что не чувствовал за собой такого права. Алик имеет право, он ждал, что она первой начнет разговор.

— Я знаю, что вам Тиамит помог, то есть тот, кого я знаю, как Махали.

— Он сказал настоящее имя, — кивнул Алик.

Эта ничего не значившая фраза была как спасение.

— Трудно было вернуться? — спросила она раньше, чем он задаст этот же вопрос.

— Странно. Прежде я не встречал другого человека способного пересечь пространство так, как ты. Он смог вернуть нас назад в ту точку, где я встретил Кикху.

Он понял, как продолжить разговор.

— Прости, за обман, — сказал он.

Над ним, как дамоклов меч висела вина за то, что Эл застряла в этих мирах из-за его малодушия. Тогда решение казалось гениальным, задача сложной и достойной попытки. Все обернулось потерей Эл.

Эл поняла, о чем он думает. Много раз с момента возвращения она замечала, что не обладая прежними возможностями, она получила способность точно оценивать состояние собеседника. Способность не требовала ни малейшего усилия, знание приходило мгновенно.

— Алик, это была дерзкая и опасная попытка. И удача, если бы не мое упрямство, ты увел бы меня. Теперь считать ошибки не имеет смысла. Все закончилось. Я вернулась.

Эл посмотрела ему в глаза и кивнула для убедительности.

— Вернулась.

Нет. Перед ней Алик, который ничего общего с фантомом из видения не имеет кроме схожей внешности. Того чувство вины не мучило, взгляд обжигал нервы откровенностью его чувств, словно он признавался в любви каждое мгновение. Она видела тот образ, который хотела бы видеть, силы острова и схожие силы миров играли ее подсознательной тягой к нему и облекали в идеальные формы, то, что в реальности далеко от идеального. Но что значило признание, что он имени ее не знает? Эл отвлеклась, Алик это заметил.

— Я вернулась, — повторила она.

— На каких условиях и надолго ли?

Вопрос вызвал у нее удивление. Эл сложно удивить. Она показывает эмоции только, если они имеют вес для воздействия на ситуацию и собеседника. Эл отлично знает, какую силу имеют эмоции. Почему удивилась?

— Я лишилась прежних способностей. А срок неограничен. Хочу верить, что навсегда, — ответила она.

Она виновато улыбнулась ему.

— Извини, что растерзала в клочья твое сердце. Я очень виновата перед тобой, за то и пострадала.

Она осталась спокойной при этих словах. Вот истинная Эл. Если признание, то в лоб, без витиеватостей. Она хочет, чтобы он принял ситуацию. Но как?

— А владыка? — спросил он.

Эл догадалась, что его сдержанность отнюдь не обида, что-то сидит у него в душе, он держит дистанцию, потому что существует некоторое заблуждение. Вопрос — тому подтверждение.

— Не уверена, что он смирится с моим уходом. Но выбирал не он, а я, — уверенно заявила она.

— А у тебя был выбор?

— Я его завоевала. Это был честный поединок, мне повезло на одно мгновение раньше оказаться в нужном месте нужное время. Я нашла выход из миров и ушла.

— Ты сбежала?

— Нет. Я ушла.

— Как долго это продлиться?

Эл остановила его жестом, посмотрела внимательно.

— Что происходит? Что ты знаешь, чего не знаю я?

Алик подавил смешок и отвернулся к окну. Стало больно. Говорить об этом больно.

— Тиамит говорил со мной, он достаточно ясно объяснил, при каких условиях ты можешь возвратиться. Димка этого не знает, потому его щенячьей радости можно позавидовать. Эл, я не могу быть просто другом и смириться, что ты принадлежишь другому.

Эл привстала, бесшумно отодвинула табурет, чтобы не нарушать эту напряженную тишину.

— А точнее? Говори точно, — потребовала она.

Вмешательство Тиамита сказалось довольно далеко, и Эл не приветствовала это влияние.

— Он сказал. Дословно. Что ты сможешь уйти из миров только временно при условии, что станешь супругой владыки, — сказал он на одном дыхании и стиснул руками подоконник.

Эл выпрямилась. Вот в чем дело! Она подняла глаза к потолку, улыбалась, потом посмотрела ему в спину. Интересно, он чувствует взгляд? Может ли после Хеума ощущать так, как могла она когда-то. Ох, ну и трудно же ему. Пауза затягивалась, он мог расценить молчание, как подтверждение. Эл приблизилась и встала у него за спиной, потом обняла его за талию и уткнулась в его спину лбом. У него бешено билось сердце.

— И маги, бывает, ошибаются. Я скорее сгорела бы в пекле нижнего мира, чем согласилась стать владычицей.— Она сделал паузу, собираясь с духом. — Если бы не ты, я бы не возвратилась, у меня не хватило бы сил. Потому что я люблю тебя.

Глупо надеяться, что довольно появиться, признаться в чувствах и вернуть потерянное прошлое. Эл надеялась, что он не отчаялся окончательно.

Он молчал, осмысливал ее слова.

Когда кольцо ее рук сомкнулось, он почувствовал боль в спине. Такой эффект мог произвести очень уставший человек, точнее измотанный. Это последствия временного скачка. Он в силу способностей легко отличал уставшего человека от бодрого, такая потеря силы имела долгосрочные последствия. Теперь он знал о различных силах, энергиях и своих способностях больше, чем когда-либо. Странное поведение Эл после возвращения с войны было оправдано. Способности были палкой о двух концах, видимое могущество было таковым для профанов. Он ощущал, как горит кожа на спине, ее прикосновение вызвало боль, он сосредоточился, чтобы не высвободиться. Потом он удивился, как она не свалиться с ног от усталости. Где ее сила, которую он видел во время путешествия в мирах владыки? И тут Алик осознал подлинную цену ее возвращения.

Эл тем временем отпустила его и отошла назад. Ей был виден пейзаж за окном в красках еще раннего утра, а совсем недавно была ночь. Светало быстро. Она отвлеклась от мыслей об Алике. Эл вдруг пришла на ум картина из видения, даже если бы за этим окном была осень, как она смогла вспомнить, то вид не совпал бы с тем, который она видела на острове. Окна квартиры выходили на одну сторону, ошибки не было. Почему именно теперь она вспомнила фантом из ее видения. Реальный Алик стояла к ней спиной в похожих, синих джинсах и в черном свитере, тот был обнажен по пояс, словно только что проснулся, он утверждал, что видел ее во сне. Ей бы спросить теперь у настоящего, но она ощущала неудобство и решила повременить с подробностями. Эти иллюзии не имеют отношения к реальности, сейчас она так и подумала. Тогда откуда сожаление, что реальный Алик холоден? А как иначе может быть? Эта встреча самая трудная.

Она хотела разыскать его раньше Димки, но не нашла. Простояла под окнами квартиры его родителей часа четыре, подняться не решилась, знала, что там ее ненавидят. Потом оказалось, что Дмитрий, когда общался с родителями представил дело так, что они с Аликом работают вместе, пришлось соврать, что она вернулась первой, а он заканчивает работу. Эл надеялась, что он почувствует на расстоянии ее присутствие, а потом сообразила, что ему не найти ее, даже если бы мог, у нее другие энергии теперь, не узнает. Так что, он естественным образом оказался в списке последним.

Прошло только несколько мгновений, как разомкнулись ее объятия. Он стал поворачиваться. Он лишился ее ощутимого присутствия и испугался, что она восприняла его молчание, как отказ принять ее нежное отношение. Он окончательно очнулся от шока и хотел снова видеть Эл в ее новом качестве.

— Почему, если бы не я? Я не смог тебе помочь, — сказал он.

Эл перевела на него взгляд. Она дернула бровями, не расслышала его вопрос. Она только что думала о чем-то отстраненном. Неужели он упустил момент. Нельзя отпустить ее. Он шагнул к ней, глубоко вздохнул, волнение снова захлестывала его, мысли смешались.

Эл ощутила, как его руки медленно смыкаются на ее спине, ей пришлось положить руки ему на плечи.

— Я так хотел... В тюрьме не решился, потому что был уверен, что обречен, не хотел тебя... не хотел, чтобы осталась боль. Я много раз причинял тебе боль.

Эл поняла, о чем говорит. О поцелуе.

— Я не могу без тебя, — продолжал он. — Ты словно проросла во мне. Я не могу с собой ничего поделать. Это действительно, как болезнь. Словно живу наполовину, чувствую наполовину, а другая спит или мертва. Не мертва, если я вспоминаю, что люблю тебя. Я не могу от тебя отказаться. Я тебя ему не отдам. Больше не отдам.

Он обнял ее крепко даже слишком. С момента возвращения объятий было достаточно, но эти были самыми желанными для нее. Эл пропустила мгновение, когда она стал целовать. Она ответила с опозданием, с радостью, что слова больше не нужны.

Опять по краю сознания проскользнуло воспоминание о фантоме. И ум успел сравнить тот отчаянный поцелуй во время ее ранения с тем, что происходило теперь. В том поцелуе она потерялась, словно растворилась, сейчас была страсть, неудержимое чувство обретения любимого человека, но она осталась собой. Слово "человек" было важным. Возможно, тогда восприятие великой окутало все магическим ореолом, придавая происшествию смысл превыше простого действия. Эл прогнала сомнения и отдалась новым ощущениям.

Он оторвался от ее губ, улыбнулся, глаза сияли счастьем.

— Элька, — прошептал он и опять обнял ее.

* * *

Дмитрий выскользнул в приоткрытую дверь комнаты, стараясь не шуметь. Ему так сильно хотелось пить. До двери соседней комнаты, поменьше, было метра два. Поскольку он не застал Алика спящим, а в квартире было подозрительно тихо, его кроме жажды замучили сомнения.

Дмитрий приоткрыл соседнюю дверь, к счастью обошлось без скрипа. Он просунул голову в проем и заглянул в другую комнату. Его лицо расплылось в счастливой улыбке от увиденной картины.

На маленьком узком диване, раскладывавшемся вперед, в одежде спали Алик и Эл. Он видел спину Алика, который обнимал девушку, словно защищая ее.

Ему пришлось оторваться от этого идиллического зрелища, жажда уже была сильнее.

Также бесшумно он прокрался в кухню. Он наливал воду в стакан, так отвернув кран, чтобы шум воды был не слышен. Выпив до капли воду. Он посмотрел на стакан, потом поднял его в руке, слов но факел, поднял глаза к потолку произнес, шевеля губами, но про себя он кричал громко, как только мог себе вообразить:

— Она вернулась!!! Алилуя!!!

И еще раз воздел руку вверх в жесте ликования.

Хшатрья — в авестийской традиции — правитель-воин.

516