— Примерно так я и предполагал, — нейтрально заметил Ник и подал записку Рите.
— В честь Александра Палыча, что ли? — спросила та.
Гроссман кашлянул и отвернулся в окно.
— Ладно, сегодня у меня не получится, а завтра съездим, назовем, — сказала Голубева, обращаясь к нему. — С вас — бутылка "Мартини", между прочим.
— Ладно. Сашка так Сашка. Ренатка, дай хоть подержать.
Она лукаво прищурилась. Николай понял намек, но все равно наклонился к ней с нерешительностью. Рената подставила губы для поцелуя и лишь потом отдала "конверт".
— Ты хоть похныкай для приличия, молчаливый наш Алексашка!
Ребенок явно подумал. Повел взглядом по потолку машины. И двинул одним краешком рта. Получилось очень похоже на краткую улыбку, и на бархатистой щечке в тот момент проступила ямочка.
Николай и Рената расхохотались, а Марго раздосадовано переспрашивала о том, что же она пропустила.
Мальчик не проронил ни звука за весь день. Он был живым, активным, но хныкать даже не собирался. Гроссман призадумался, не является ли это первым "звоночком" отклонения от нормы. Когда же Маргарита уехала домой, малыш и подавно заснул. Проводив гостью, Николай обнаружил Ренату стоящей на балконе и смотрящей на вечерний город.
— Все хорошо? — спросил он.
Рената кивнула, но не оглянулась. Он взял ее за плечи, притянул к себе. Так они постояли: он — сзади, она — прижавшись к нему спиной. Как всегда, в безмолвии.
Лишь глубокой ночью Николай проснулся и увидел, что жена, положив рядом с собой сына, гладит его маленькие пальчики и тихо плачет. Ник вздохнул и сделал вид, что не видел этого, притворился спящим. Однако сон не шел к нему еще очень долго. И все это время Рената плакала — без всхлипываний, без малейших звуков. А малыш смотрел на нее задумчивыми серыми глазками...
* * *
Дмитрий Аксенов не собирался в этот вечер приезжать в "Горный цветок", но почему-то повернул руль и поехал не по той дороге. Лишь оказавшись в клубе, он удивился, зачем это сделал.
В спортзале царила странная обстановка. Дмитрий сразу ощутил: что-то здесь нечисто. Слишком много энергии, причем сконцентрированной локально, вокруг группы "его" ребят. Здесь царил подъем, слышался смех.
— Привет, Дмитрий! — из раздевалки вышел Володя-Афганец.
Дмитрий рассеянно протянул ему руку и только тут заметил: душой скучковавшейся возле тренажеров компании был этот размазня, "контуженный в голову" Ромальцев.
— О, Димыч! Здоров! — Самурай тоже заметил появление Аксенова. — По делу, али так?
Дмитрий повертел кистью, для важности неопределенно выражая: мол, "серединка на половинку". Не сознаваться же, что сам не знает, зачем его сюда принесла нелегкая...
Влад кивнул смеющемуся Хусейну и мягкой поступью хищника скользнул навстречу Дмитрию. Аксенов оторопел: вместо вечно сутулившегося безвольного Ромахи он увидел уверенного, прямого, как струна, человека с упругой походкой и проникающим в самую душу взглядом. Дмитрий никогда прежде не обращал внимания на цвет глаз у людей, а тут заметил. У Влада они были ярко-синими. Первым делом заметил! Удивительно...
И еще более удивительно, что носителем энергии, замеченной Аксеновым с момента прихода в зал, и являлся Ромальцев.
Холодный, "сканирующий" взгляд, чуть исподлобья. Правда, угрозы от него Дмитрий не почувствовал.
Только потом Влад заговорил:
— Приветствую. Знал, что заглянешь.
Рукопожатие — жесткое, даже властное, но на равных: Ромальцев не давил, не "накрывал" своей ладонью руку приятеля. Хорошее рукопожатие. Однако — не Ромахино. Раньше Влад подавал руку вяло, почти по-женски. С видом то ли одолжения, то ли подчиненности. Скорее, первое. Для того чтобы подчиняться кому-то, он был слишком не от мира сего. Равнодушен был прежний Влад. Что-то изменилось. Что-то в корне изменилось...
Все это пронеслось в голове Дмитрия мгновенно. Он не успел осознать, не успел спросить, отчего же это Ромальцев был так уверен, что он, Дмитрий, завернет в "Горный цветок", если тот сам еще четверть часа назад и не помышлял об этом. А Влад уже отошел в сторону. Он, как и остальные ребята, был в кимоно, которое сидело на нем безукоризненно. Влад словно родился для того, чтобы носить кимоно, так подумалось Аксенову. И китайцы с японцами не будут выглядеть в своей национальной одежде более органично, чем Ромаха.
— Ну поехали, раз надумал, — сказал Влад усмехающемуся Косте-Самураю и кивнул на татами.
Ребята оживились. Впрочем, и не только они. На такое зрелище стали собираться посетители со стороны, тренировавшиеся в этом же зале. Самурая здесь знали хорошо. Даже слишком хорошо.
"Понял! — сообразил Аксенов. — Контуженный совсем рехнулся. Ну-ну, может, Костя вправит ему вывернутые мозги"...
Все "болели" за Ромаху, который заведомо проиграл. Проиграл, еще не начав бой.
Влад покачнул головой, разминая мышцы шеи. Самурай почти сочувствующе следил за его приготовлениями.
— Начали! — по привычке приказал Володя-Афганец, который обычно был членом судейской коллегии на соревнованиях.
Самурай выждал пару секунд, предоставляя слабому первый ход, и, когда того не последовало, сделал бросок. Он уже решил немного поддаться противнику. Для зрелищности, а то будет совсем неинтересно. Вон ведь сколько народа собралось, надо и на публику сыграть.
Влад прыгнул ему навстречу, неуловимым кошачьим движением извернулся в воздухе и, на лету, еще не приземлившись, ткнул Самурая в шею. Тот едва успел уклониться, иначе удар был бы парализующим. "Ого! — мелькнуло у Кости. — В "точку" метил!"
Ромальцев уже прокатился по татами и вскочил на ноги, а успевший вернуться для ответного удара Самурай приземлился на пустое место.
Девчонки с айкидо подняли восторженный визг. Дмитрий качнул головой: конечно, Ромаха ведь такой "лапочка", от него бабы и так без ума, а тут еще и от Самурая, как тот колобок, уйти сумел.
Ребята не успели ни удивиться, ни восхититься. Это Аксенов, не обученный восточным единоборствам, рассеивал внимание, наблюдая за всем залом сразу. Остальные следили за ходом действия. А оно было коротким. Разъярившись после второй промашки и поняв, что пора начинать биться всерьез, Самурай резко изменил тактику и стиль. Оба они одновременно выхватили из-за поясов нунчаки.
— Давай, кентай-итиё! — услышал Аксенов бормотание Горца у себя над ухом. — Еще раз!
Богатырь Хусейн был явно на стороне Влада, и тихая, почти неосознанная подсказка была адресована ему.
Применил Ромальцев это "кентай-итиё" или не применил, Дмитрий не знал. Нунчаки Влада и Кости переплелись, противники дважды кувыркнулись, сцепленные, друг через друга, затем последовал рывок. Костя остался с пустыми руками и, потеряв равновесие, рухнул от легкой "подсечки".
— Врежь ему! — крикнула какая-то девчонка, но Влад ткнул кулаком рядом с головой Самурая. Ткнул так, что загудел пол. Ни у кого не осталось сомнений: если бы Ромальцев послушал девку и не сместил удар, Костю пришлось бы везти в больницу с тяжелым "сотрясом". А то и в реанимацию — с проломленным черепом.
Самурай не мог поверить, что бой окончен, окончен не в его пользу. И кто его победитель — Ромаха! Нонсенс. Но на случайность непохоже. Не может быть пять "случайностей" за один, в принципе — короткий, бой.
Костя поднялся, угрюмо растирая отбитое плечо. Неохотно пожал руку Влада. Тот был спокоен, как будто ничего не случилось.
— Ни хрена се! — сообщил опомнившийся первым Леший.
И тут словно кто-то внезапно открыл дверь в шумную комнату. Тишина взорвалась гулом голосов.
"Айкидошницы" кокетливо поглядывали на Влада, а самые смелые строили ему глазки, хоть он и не смотрел в их сторону. Хусейн предлагал повторить спарринг, но уже с ним, а не с Костей. Ребята обсуждали бой и сыпали какими-то терминами, среди которых Аксенов разобрал слова "кайтэн", "атэ-вадза", "ука-кимэ" — в общем, это была недоступная пониманию Дмитрия тарабарщина. Дмитрий сделал вывод: произошло что-то, выходящее из ряда вон. Да, Ромальцев служил в ВДВ, это Аксенов знал. Да, не понаслышке был знаком с приемами из различных видов единоборств. Но не занимался он этим с методичностью, как, например, тот же Самурай, только что потерпевший фиаско. И если даже силач Хусейн проиграл Косте в прошлом году на "русском стиле", то что говорить о Ромахе? Везение? Костя поддался? Да нет, вряд ли: насупленный, раздраженный, сбрасывает с плеч похлопывающие руки ребят, довольных и раззадоренных спаррингом, буркает что-то в ответ на их вопросы, почему он не применил то или это. Ребята дразнят его, а он злится, это очевидно.
Добродушный Горец не любил, когда среди друзей создавалась напряженная обстановка. И, чтобы отвлечь от Кости насевших на него советчиков, затеял рассказывать какую-то байку своего народа. На это он был мастер. Эдакий, почти двухметровый, менестрель. За что и пользовался особой симпатией у приятелей.
— Сейчас я расскажу вам сказку, — басом, со своим легким кавказским акцентом, громогласно заявил он.
Все засмеялись, услышав любимую присказку Усманова. Вместо того чтобы изъясняться прямо и по существу, он всегда шел к цели окольными путями. Но получалось это у него весьма колоритно, тем более что для цветистости Горец нарочно усиливал свой акцент. Даже Дмитрий с интересом приготовился слушать. Правда, Хусейну в таких случаях не хватало зурны, словно какому-нибудь Гесер-хану.
— Жил один бедный-бедный мужчина в маленьком-маленьком ауле, — Хусейн уселся на скамейку и, чтобы не терять времени даром, стал тягать небольшую штангу; в его руках она выглядела игрушечной. — Был у бедный-бедный мужчина сын...
— Маленький-маленький? — уточнила та самая девица, которая советовала Владу "врезать" Самураю.
— Э, не мешай! — усмехнулся богатырь, искоса глянув на дерзкую даму, и, зажав гриф штанги одной рукой, другую поднял в неодобрительном жесте. — Зачем перебиваешь, сказку портишь, женщина?
Все засмеялись.
— Был у мужчина сын. Не маленький, но юркий. И вот поехал мужчина в гости в соседний аул. Взял с собой сына. А ишак в его хозяйстве был всего один, старый-старый. Пришлось вдвоем на один ишак ехать, что делать, а? Проехали три сакля — навстречу сосед едет. "Вай! Ассалам аллейкум!" — говорит сосед. "Ва аллейкум ассала!" — отвечает мужчина. "Ай, как нехорошо: два таких больших наездник на один маленький ослик едут!" Послушался мужчина, слез с ишак, рядом пешком пошел, сын на ишак поехал дальше. Проехали еще три сакля — другой сосед едет. "Ассалам аллейкум, сосед!" — говорит сосед. "Ва аллейкум ассала!" — отвечает мужчина. "Ай, как нехорошо: мальчик на ослик едет, отец пешком идет! Ай, нехорошо!" Мужчина спустил сын на землю, сам сел на ишак. Опять три сакля проехали, уже из аул вышли, мальчик за хвост ишак держится, сам идет. Навстречу — третий сосед на ишак едет. "Ассалам аллейкум!" — "Ва аллейкум ассала!" — "Нехорошо, сосед! Большой мужчина верхом едет, маленький мальчик сам идет! Тц-ц-ц! Как не стыдно, а?!" Снова послушался мужчина, сам слез. Ишак пустой идет, мужчина с сын — за ним, мальчик за хвост держится. Далеко ушли, жарко совсем. Аул уже из глаз скрылся, тяжело идти пешком, но перед людьми стыдно. Вот уже сакли соседний аул показались. Навстречу на ишак житель того аул едет. Увидел мужчину с сыном и давай смеяться: "Ассалам аллейкум, путник! Что ж ты людей смешишь? Разве может джигит пешком идти, сын пешком вести, а осел впереди пустой?" Рассердился мужчина: "Ва аллейкум ассала, незнакомец! Когда мы ехали двое на мой осел, нам сказали: стыдно на один осел вдвоем ехать. Когда я слез, сын оставил, укорили меня, что пешком иду. Когда сын слез, я сел, стали стыдить, что я еду, а мальчик идет. Так, может, ты дашь мне свой осел, чтобы никому не было обидно — ни мне, ни сын, ни осел? У каждый свой таранспарт будет!" Ничего не ответил встречный, ишак свой подхлестнул и дальше побыстрее поехал. А мужчина посадил сын, сам сел и поехали дальше верхом на свой ишак в аул. Хорошо советовать другой человек, а свой ишак давать никто не хочет...
Хусейн легко подбросил штангу, положил ее на пол и встал.
— Хороший сказка! — передразнивая его манеру повествования, заключил Володя-Афганец. — После драки кулаками не машут... — и он подмигнул самым ярым советчикам Самурая — Санчо-Панче и Мастеру.
— Поговорить нужно, — услышал Дмитрий у себя над ухом голос Ромальцева и обернулся.
Пришлось немного приподнять голову: теперь Влад был ростом выше него. Потому как более не съеживался в три погибели на манер вопросительного знака.
— Без вопросов, пошли говорить, — повел плечами Дмитрий.
Они удалились в раздевалку. Ромальцев наскоро окатил себя в душе холодной водой, оделся и мотнул головой в сторону выхода. Шел он впереди, как никогда прежде не делал. Аксенов понял, что инициатива сейчас полностью в руках Влада, но решил не сопротивляться и посмотреть, что же будет. Внезапные перемены, случившиеся с размазней-Ромахой, интриговали.
Местом для беседы Влад избрал "Ауди" Дмитрия.
— Дело такое. Мне нужны смышленые ребята-бухгалтеры. Есть у тебя на примете?
— На фига тебе? — невольно удивился Аксенов, понимая, что имеется в виду, когда говорят о "смышлености" бухгалтеров. — Никак решил наконец заняться своим "Финистом"?
— Тепло.
— А что ж так? Не прошло и десяти лет... Ну, есть у меня такие, есть. Тебе с делами разобраться или налоговиков заморочить?
— Там всякой работы найдется.
— О, это ты точно сказал. Вообще удивляюсь, как вы еще не прогорели к чертовой матери. Давно удивляюсь.
— И еще один вопрос. Кто-нибудь из наших имел опыт работы в "горячих" точках?
Дмитрий почесал макушку. Странные вопросы задает Ромаха. С каких это пор его стало интересовать такое?
— Ну, Володька, сам понимаешь, Афган застал... Мастер в Чечне был, в девяносто третьем или девяносто четвертом, кажется...
— Усманов?
— Усманов — нет. Он оттуда еще в начале девяностых срулил... И не слишком назад рвется. Философ он, не тот склад... А что это тебя торкнуло ни с того, ни с сего?
— Для развития кругозора. Ладно, Дмитрий. Ты мне завтра в контору зашли тех ребят, сразу и начнем разбираться. Давай.
Короткое рукопожатие — в том же духе, в каком было приветствие — и Влад покинул машину Аксенова.
— Чудеса в решете... — пробормотал Дмитрий, провожая взглядом удаляющегося Ромальцева. — "Это просто праздник какой-то, слюшь!"... Бр-р-р!
* * *
— Владичка! Тебе помочь?
Глазам Зинаиды Петровны предстало удивительное зрелище: на ночь глядя сын разгребал хлам в своей комнате, безжалостно выбрасывая все подряд. В коридоре уже скопилась целая гора вещей "на выброс".
— Нет, мам. Отдыхай, — ответил он, щелчком выбрасывая в окно докуренную сигарету.
— А что тебе вздумалось? — поинтересовалась мать, с неудовольствием развеивая рукою дым.
Влад потянулся, слегка зевнул и с улыбкой, ласково, коснулся ее плеча:
— Душно тут. Давит. Теперь смотри, как просторно! — он повел рукой по комнате.
