* * *
Батальон Евпатия Коловрата сопровождал пехотную дивизию копейщиков, лучников и бомбистов. У каждого пехотинца была лошадь, но воевали они пешком. Боевой конь стоил в двадцать раз дороже обычной лошади. Пройти без груза пехотинец мог до пятидесяти километров в день, мало уступая скорости передвижения конника. Дивизия рано расположилась на ночлег. Только приступили к строительству лагеря, как разведчики Евпатия Коловрата прискакали с известием о приближении врага. Евпатий удивился слаженной работе пехоты, буквально за десять минут пехотинцы надели доспехи и построились в колонны. Ещё через полчаса вокруг лагеря была выстроена живая стена, ощетинившаяся длинными копьями.
— Жалко, мало времени. Если бы ты предупредил меня за два часа, мы смогли заминировать степь, — пожаловался Евпатию Коловрату комбат бомбистов Гром.
— На сколько метров стреляют твои самострелы бомбами, — заинтересовался Евпатий.
— Можем дострелить на триста метров. Обычно бьём на сто. Если монголы сразу попрут в атаку, то больше одного выстрела трудно сделать. Карусель они начинают крутить на ста метрах. Если они так поступят, тогда и мы, и лучники поработаем на славу.
В авангарде у монголов было меньше двух тысяч всадников. Они не решились пойти в лобовую атаку. Через четверть часа, когда подтянулись основные силы монголов, от авангарда осталось меньше половины состава. Бомбисты выстрелили только дважды, монголы рассеялись, и тратить пару бомб на всадника Гром не захотел. Но лучники не жалели стрел, они могли позволить себе потратить на одного врага даже два десятка выстрелов.
Раздосадованные большими потерями, монголы бросили в атаку все десять тысяч. Никто до сих пор не мог устоять перед натиском их кавалерии.
Монгольская конная лава пошла со всех сторон одновременно. Две тысячи монголов атаковали, остальные, немного отстав, засыпали русских стрелами. В двадцати метрах от шеренги пехотинцев, ощетинившихся пиками, в траве были уложен трехметровый ряд ежей, поднимающийся веревками. Обычные бороны давно отошли в историю. Поднимать ежи стали слишком рано, и монголы успели остановить лошадей. Это не изменило результата, на плотную массу и атакующих, и лучников обрушился огонь. Бомбисты успели выпустить пять тысяч снарядов.
Евпатий Коловрат облюбовал себе единственную наблюдательную вышку, которую успели возвести. Высота её была небольшая, метра три. Комдив не стал её использовать, и Евпатий залез наверх с десятком заряженных винтовок. От вышки отогнали посторонних, непонятно почему не занятых делом. Евпатий высмотрел в позорную трубу монгольского хана и начал стрелять. Расстояние было предельное для прицельного выстрела. Евпатий попал пару раз в охранников хана, всадники постоянно двигались. Ординарец, лежа рядом на вышке, заряжал винтовки. Наконец, когда хан уже выехал за границу поражения, Евпатий смог зацепить его.
Монголы, лишенные командования, продолжали атаковать, что привело их к полному поражению. Комдив долго уговаривал Евпатия атаковать и рассеять врага, хорошие кони были только у диверсантов. Комбат отказался. Подчинение Евпатия комдиву имело ограниченный характер, а своих людей он не был готов разменивать на простых монголов даже один к десяти.
Этот успех был единственным. Многие дивизии, понадеявшись на численное преимущество, атаковали монголов и были отброшены. От полного разгрома русских спасло громадное численное преимущество и суровая дисциплина. Через неделю к монголам пришло пополнение, и русские войска ретировались на правый берег. Потери русских были огромны, больше двадцати тысяч человек. Монголы потеряли только пятнадцать тысяч, и половину из них потеряли в бою с пехотной дивизией.
Монголы были также ошарашены, за два дня боев они потеряли столько же, сколько за всю болгарскую кампанию.
Глава 37.8. Первая победа.
Никейские войска успешно ограбили степь. Для их перевозки по морю требовалось четыре рейса. За первые два рейса русский флот успешно перевез награбленное добро, много рабов, и много лошадей, продавать их русским за бесценок греки отказались. Это сгубило никейскую армию. Монголы настигли греков на берегу Черного моря. Тех не могли спасти ни укрепленный лагерь, ни отличная выучка, ни поддержка русской артиллерии с моря. Греки понимали, что монголы пришли мстить и убивать, поэтому сражались до последнего. Но монголов было вдвое больше. Несмотря на огромные потери, монголы успели уничтожить греков до подхода торгового флота русских. Спасти удалось только пять тысяч икейцев. Каждая из десяти русских военных галер имела две сотни рабов-гребцов и две сотни экипажа. Русские выбросили рабов за борт и смогли погрузить по пятьсот греков на каждую галеру.
Больше половины потерь монголов пришлось на период погрузки греков на галеры. Дистанция сократилась, и русские смогли использовать огнеметы и мелкую картечь для пушек. Монголы, в безумных попытках захватить галеры, подъезжали, буквально вплотную, пытаясь на плечах греков ворваться на борт судов. Из-за опасности захвата, две галеры ушли загруженные не полностью.
Как только началась погрузка на галеры, греки прекратили сражаться. Они бросились к галерам, и образовался хаос. Монголы легко убивали икейцев в спину, тех, кто до сих пор на равных бился с ними.
Греки, оставшиеся на берегу, срывали с себя доспехи и пытались вплавь добраться до галер. Удалось это немногим.
* * *
Сначала, русские не ожидали такого быстрого рейда монголов. Потом, считали, что греки продадут им лошадей, которых сами планировали перевезти в Крым. И тогда икейскую армию можно было успеть вывезти на родину. Затем, сделали два рейса через море, вместо того, чтобы временно переправить греческую армию в Крым, и возить уже оттуда в Икею. И, наконец, когда битва уже началась, командование русского корпуса продолжало обсуждать необходимость передислокации. От устья Дона до берега Черного моря русский корпус двигался три дня. На четвертый день тридцать тысяч русских и двадцать пять тысяч монголов встали друг против друга. Бой начинать никто не хотел, монголы только что завершили тяжелейшую схватку с греками, русские устали после тяжелого марша.
Ранним утром монголы ушли.
* * *
Валентин был необыкновенно доволен. На фоне хмурых лиц остальных, его лицо светилось.
— Я требую отбить у монголов северную часть Волжской Болгарии. Мне нужен свободный сплав по Каме и вверх по Волге. У меня на Урале началась выплавка стали.
— Нет, — голос Никиты был категоричен.
— Тогда надо купить у них эту часть Болгарии.
— Это будет признанием их прав на всё левобережье, — попытался втолковать Валентину Валера.
— Плевать! У меня на Урале выплавляют сталь! Это сумасшедший скачек в качестве и производительности. Через год наша пехота и кавалерия сметет монголов с лица земли.
— Глупости. Качество вооружения мало чего решает. Главный фактор боевой опыт! — Ёрш был несколько напуган последними успехами монголов.
— Важны все составляющие. Но нам явно не хватает боевого опыта. Если оценивать по пятибалльной шкале, то вооружение у нас хорошее, дисциплина отличная, выучка также, а вот боевой опыт у нас плохой. Поэтому наш результат всего сотня: четыре умножить на пять, еще на пять и на единицу. У монголов четверка по вооружению, остальные пятерки. Получается, пять сотен. Они в пять раз мощнее нас, — нахально вылез с поучениями молодой Невский.
— Во-первых, это формальные истины училища. Во-вторых, выучка у нас лучше, — не согласился Ёрш, с опаской глядя на вчерашнего молокососа.
— Не можете договориться выступать общим фронтом? — усмехнулся Валера.
— Чем так важно литьё стали? У нас этой стали столько же, сколько железа, — удивился Никита.
— Общеизвестно, что железо, содержит менее трети процента углерода. Мягкий, пластичный металл. Обычный гвоздь, например. Если увеличить содержание углерода, но не больше чем в пять-шесть раз, это сталь. При закалке она твердая, но хрупкая. Мечи мы делаем крайне сложно. Берем самое чистое кричное железо и помещаем в открытом тигле в горн с древесным углем. Железо, плавясь, насыщается углеродом и покрывается шлаком, под которым оно очень интенсивно освобождается от кислорода, серы, фосфора и кремния. Затем охлаждаем сталь прямо в горне, заполненном раскаленным углем, как можно спокойнее и медленнее. Ковка не должна нарушить кристаллическую структуру, поэтому очень сложна. Сам описанный процесс также сложен. Если не принимать во внимание ферромарганц, то упругость можно получить путем создания четкой кристаллической структуры в процессе застывания из расплава. Проблема в достижении высоких температур. Мы запустили на Урале пудлинговую печь. Она загружается чугуном, а дно и стены ее обложены железной рудой. Эта печь за сутки дает три тонны кричного железа или полторы тонны стали! Никакого принудительного вдувания, любое топливо, в том числе и дешевый неочищенный каменный уголь. У меня сейчас на Урале сто тонн железа и стали. Я не могу привезти его сюда! — Валентин был слишком возбужден.
— Мы перестанем отчитываться за болты и стрелы? — обрадовался Ёрш.
— Не надейся, — бросил Никита.
— Болты! Стрелы! Не смешите! У меня пять тысяч полных доспехов: кираса, набедренники, поножи, наплечи, наручи, весом всего десять килограмм. Они выдерживают стрелы из лука и арбалета с дистанции ста метров. Есть сто комплектов жесткой брони. В такой броне всадник, если грохнется под ноги коня, останется жив! Такая броня выполняет функцию экзоскелета, тем самым резко повышает живучесть воина, — продолжал агитацию Валентин.
— Не надо умничать! Говори проще, сто таких, как у меня броней? — отпарировал Ёрш.
— Да. Сто королевских броней, — засмеялся Валентин.
— Это плохие новости. Ни покупать у монголов болгарские земли, ни воевать за них мы не будем. Как только монголы хоть что-то пронюхают, там будет монгольская армия. Нам придется принять сражение в поле, и мы проиграем, — заявил Никита, — ты опоздал на год, даже на полтора.
* * *
Но через месяц воевать пришлось. Монгольская армия перешла границу и двинулась на Рязань. Никакая тактика выжженной земли на монголов не подействовала. Слухи о том, что степняки боятся леса и легко попадают в ловушки, тоже оказались преувеличены. А вот крепость в своем тылу они оставлять не захотели. Обложили по всем правилам. Не испугались ни пушек, ни огнеметов. Гнали вперед болгарских призывников, как скотину на убой.
* * *
Стремительность монголов и разгильдяйство Евпатия оставили его батальон в ловушке, в осажденной крепости.
Евпатий рассчитывал увести отряд ранним утром, но проспал, и его не смогли найти. Симпатичная помощница повара помогала собирать запасы в дорогу, приглянулась Евпатию, и он весь вечер обхаживал её, слоняясь за ней по всей крепости. Наконец, в тесной кладовке, где они случайно остались вдвоем, Евпатию удалось задвинуть засов и продолжить более тесное знакомство. Как она сопротивлялась, как возмущалась нахальством мальчишки! Голос, правда, не повышала. Игры закончились поздней ночью, и Евпатий заленился возвращаться к себе, заснув в темной кладовке.
Комендант крепости был доволен. Он запасся едой на целый год, но состав имел необстрелянный. А тут удвоение численности, да крайне опытными воинами.
— Ты мне девчонку подложил, ты мне условия и создавай, — в который раз ругал коменданта Евпатий, — освободи мне самый верх башни. Я своих стрелков туда посажу. Мы монголов будем отстреливать. Они гонят болгар, а сами идут чуть сзади. Из огнеметов до них не достать, только до болгар. Зарядов для пушек мало. Если монголов отогнать метров на сто, смотришь, болгары воевать перестанут, у стены спрячутся.
— Я к твоей подружке отношения не имею, — в который раз не признавался Меченый, у коменданта на лбу была большая родинка, — посылай своих снайперов наверх. Давно согласен.
Евпатий приказал перетащить половину, чуть меньше двух тысяч, зарядов на самый верх башни. Прогнал людей коменданта и поставил стрелкам задачу. Винтовок в батальоне была уже целая сотня. Заряжались они всё также медленно, поэтому каждому стрелку Евпатий придал в помощь заряжающего.
С трехсот метров стрелки попадали в монголов почти наверняка. Те шли в полный рост, стрелы на таком расстоянии теряли убойную силу. Снайперы работали не торопясь, только по богатым целям. Опытный воин — богатый воин. Евпатий немного посмотрел на работу своих стрелков, затем увидел в подзорную трубу надменного монгола, километрах в двух, на пригорке. Лицо блестело от жира, сливаясь в пятно, поза была невероятно горделива. Окружающие его монголы склонили головы.
— Жалко винтовку, но всё-таки принеси мне парочку дальнобойных, — скомандовал Евпатий ординарцу.
Ординарец додумался притащить ещё подушку на плечо и упор для винтовки. Стрелки услышали про дальнобойные патроны и, нарушая дисциплину, начали заключать пари. Ставки шли двадцать к одному в пользу монгола, без оптики цель казалась невероятно далекой, день стоял теплый и воздух играл, мешая целиться. За Евпатия были два фактора: безветрие и неподвижность мишени.
Первым выстрелом Евпатий попал в толстого, огромного монгола в полутора метрах от мишени. Нужно было решать, это случайный порыв ветра, или необходима корректировка. Плечо уже болело. Евпатий поморщился, потрогал плечо, выматерился, позвал сотника.
— Я слышал, ты поставил на меня?
— Так точно.
— Как думаешь, это был порыв ветра?
— Уверен, что так.
— Тогда тебе и отыгрывать своё серебро. Будешь стрелять за меня.
Евпатий взял подзорную трубу и стал наблюдать за мишенью. Сотник практически не целился. Голову монгола отбросило назад. Было непонятно, куда попала пуля. Если в шлем, то могла не пробить, если в личину, то результат гарантирован. Двадцатиграммовая коническая пуля со стальным наконечником пробивала два миллиметра стали на такой дистанции. Евпатий минут пять смотрел за вражеской суетой. Было похоже, что сотник завалил монгола.
— Слишком высоко взял, — заявил Евпатий.
Вокруг поднялся галдеж. Начали отдавать деньги за пари.
— В голову попал. Случайно. Насмерть убил, — продолжил, как небывало, комбат.
Деньги весело потекли обратно.
— От меня подарок, — Евпатий отдал сотнику два золотых. Спустился с башни и пошел заказывать обед с доставкой в комнату. Девчонка-поварчонка оказалась необыкновенной выдумщицей. Молоденькой, опытной, не очень жадной, в меру надоедливой и безмерно нахальной.
К вечеру, когда Евпатий закончил обедать, у него болело не только плечо. Услышав невольный стон, подружка радостно пообещала прийти сразу после ужина. Ужин в крепости уже начался.
* * *
Ёрш матерился долго и с выдумкой.
— Ну, если тебе так легче. Продолжай, — невозмутимо комментировал Никита.
— Я не намерен из-за разгильдяйства молокососа гробить армию!
— Кроме Евпатия, в крепости сотня винтовок!
— Передай светотелеграфом из Рязани приказ на их уничтожение!
— Винтовки стоят тонну золота. Я не настаиваю на большом сражении, важно освободить проход для вывода батальона из крепости, — Никиту стало раздражать упрямство Ерша.
