— Аа-а... А зачем вам тогда куча бабла? — Протянула Куадка, по смышлености опережавшая мужиков.
— Ой, да тебе ли не знать, женщина? — Картинно возмутился подросток. Выглядело комично. — На подарки любимым дамам, конечно! Кто-то предпочитает сверкающие бриллианты на себя навешивать, кто-то души не чает в острых штукенциях, а кто-то хочет тряпки модные и кружевное нижнее белье...
— Ах, пошляк пронырливый, все-то ты знаешь, сопля тощая! — Лукаво глянувшая на суженого, Куадка попыталась парня то ли шлепнуть за попу, то ли ущипнуть своими липкими пальцами, но Софист не дался. Вместо него ойкнул Фарган.
— Хех, на то и пострел, что всюду поспел! Готовься к усыплению, Куадка, и помечтай там во сне, что ли, какие сегодня хочешь габариты у пиписьки Пайпера.
— Эээ!?
— Хи-хи, уж я представлю, нихи-хи!
— Ага, а то его без стимула Гилфорд натянет, первым выбив портал для своей церкви. Конкуренция — она такая, у кого больше причиндалы — тот и прав...
— Ну ты и жук, Софист, — выдал Фарган, глянув на опешившего священника с красными ушами. Куадка еще пуще захихикала.
— Не в обиду, но Пайпер — худосочный да с маленьким членом, постоянно по этому поводу комплексующий мужик, потому чудивший да ходивший в бобылях. Пусть семейная проблема решилась, но надо как-то убеждать паству и управлять подсобными рабочими на ферме. А как это делать при плохой самооценке и шепотках за спиной?
— Эй-эй, не совращайте моего мужа, кретины! Он же так по бабам пойдет самость свою доказывать... — Искренне возмутилась Куадка, делая лицо Пайпера свекольным. Он не успевал слова вставить, только зенки пучил и краснел, даже перестав щелкать четками. И куда только запропастилась вся его словоохотливость?
— А ты действуй на опережение, Куадка. Сама подыщи миленькую молодку, что ему дюжину детишек нарожает. И ты рот не разевай, Пайпер! Яшинда вон тремя завтра обзаведется — чем ты хуже бабы? А нам с Фарганом закапают процентики на торговый оборот через портал...
Выключив женщину, трое мужчин по-свойски сошлись во мнении сопоставить величину процентов с размером достоинства — восемь дюймов. Уже потом напарники распределили шкуру неубитого медведя: три процента Фаргану и пять Софисту.
Свадьбы... До смешного доводить не стали — роль посаженного отца Куадки сыграл Хол Халасторн, для Яшинды — капитан Ганман. Роль посаженных матерей по традиции была у самой Великой Матери, по чему обряду проводилось двойное венчание — вел его вчерашний неофит всего-то лет двадцати отроду. Светскую власть представлял мэр — барон Вераунт Шаттлкомб.
Софист наблюдал за церемонией из толпы, держась сержантской алебарды, украшенной плетеными лентами в честь молодоженов. Сам сержант Топер был украшен детским веночком из цветов, которые к рассвету были целой телегой телепортированы из главного храма в самом Эверлунде. Софист тоже вырастил и поделился охапкой — в каждом букетике или веночке был вплетен светящийся бутон орхидеи или лотоса, лилии, фиалки. Первый парень на деревне особо договорился, ради праздника собрав всех без исключения "детей малых" от пяти до девяти лет включительно. Софист уже вполне разобрался с заклинаниями лакея и орды невидимых слуг из третьего круга, коими пользовался мастер Дроган на своих участках, потому на каждое непоседливое дите приходилось по незримой няньке, завязанной на тоже наколдованную, но одну, квази-реальную и более умную дородную воспитательницу, одетую в строгую робу монашки и "получившуюся" с не очень приятной лошадиной рожей. Юный друид вместе с ребятишками готовил дары богам, чтобы прогнать ночные заморозки и вызвать лето, тогда как старший друид Фарган в то же самое время раздавал занятым взрослым цветущие веточки сирени.
О, три дня назад у Софиста с Фарганом вышел небольшой спор: вишню сажать, сирень, калину, рябину, барбарис, иной первоцвет или плодово-ягодный, которым можно обеспечить всю деревню не разово, а постоянно, и чтобы кустарник долгие годы напоминал о необычной свадьбе. Фарган победил, сойдясь на плодовой лозе актинидии и кустах дикой сирени, которую необходимо будет специально подталкивать к раннему цветению и потом срезать пустоцвет в дар богам, а Софисту пришлось пообещать позже сделать такие же пирамидки-обогреватели, которые Пайперу не будет напрягом заряжать, раз в год два месяца кряду через каждую декаду сливая в них всю свою магию — или пока богиня не отметит за службу, как произошло с Гилфордом и его снежными розами. Оба друга лихо прокатились под мокрым снегом верхом на гигантской Пятнашке. Изгваздались все, но зато собрали здоровые и крупные кустарники на пересадку — окружили ими дом молодоженов, который бывший трактир и ныне казарма. Дикую лозу тоже нашли и пересадили. Фарган, как сельский друид, давно намеревался начать ее разведение в Хиллтопе, да все случая не было.
Под музыку, напоминающую торжественный марш, брачующиеся вышли из здания фермера Пайпера. Каждый в невзрачной серой сорочке до пят и нарядном синем плаще на меху. Они шли сквозь живой коридор, волнуясь, как зеленая молодежь. Даже ветер слушал супружеские клятвы перед мирскими властями, звучащие с торжественным... препинанием. Макание ладоней в чернила и отпечаток на обратной стороне грамот, свидетельствующих регистрацию брака. Мужчина растопыренную правую кисть, женщина левую — большие пальцы соединяются кончиками. В случае с Яшиндой никто пальцы не растопыривал — еле ужались.
В следующую стадию церемонии вновь первыми отправились Пайпер и Куадка. Народ бросал цветы под ноги брачующимся, с разных сторон совершавшим ритуальный обход алтаря богини Чонти. Поравнявшись с обратной стороны, они раскрыли фибулы, уронив плащи, одна завязка — и сорочки ниспадают к ногам, оставляющим позади берестяные лапти. Нагими, как появились на свет, люди предстали пред богиней и босиком прошлись по колючим розам, совершив полный оборот — за это время представителя мирской власти сменил проводник небесной. Бледнокожий брюнет совершил обряд омовения, из одного ритуального ковшика облив супругов святой водой. И вновь клятвы, теперь спинами к зрителям и на коленях перед алтарем богини — скреплялись священные слова браслетами, перевитая с серебром бронза символизировала их общественный статус.
— Будь верен жене, — начал первый наказ посаженный отец невесты, вручая набедренную повязку Пайперу, красному, как помидор, от жуткой гордости и стеснения, ведь все откровенно пялились на его представительное мужское достоинство, ранее размерами присущее разве что безусому подростку.
— Будь верна мужу, — от лица посаженный матери, повторял наказ черноокий священник, передавая женское нижнее белье Куадке, впечатлившей всех практически идеальной кожей, пусть и с жировыми складками и другими следами старости, но совершенно без дряблости и рубцов, уродовавших многое испытавшую и перенесшую женщину.
Раздутый от гордости Барт, которому оказали великую честь, следующим предметом подал Холу мужскую сорочку:
— Семья — это ближайшее окружение, блюди чистоту отношений, — произнес старик второй наказ, продолжая церемонию прилюдного облачения в празднично расшитый наряд.
Утверждая патриархальный строй, этот наказ эхом повторил священнослужитель, принявший женскую сорочку из рук светлокудрой девчушки года на два старше Барта, нет-нет, да кидавшего взгляды на не видящего его Софиста.
— Мужчина — корень семьи, — начал Хол третий наказ, поясняя роль и вручая штаны.
— Женщина — крона семьи, — продолжил Майлз, говоря о порождении новой жизни с представительностью и вручая нижнюю юбку.
Поскольку Пайпер не был воином, ему не предлагали щитки и нагрудник, но за ремнем был новенький кинжал с резной ручкой и общей длиной в локоть, а Куадке вручили позвякивавшую серебром мошну. Последней деталью был широкий плащ, легший на плечи обоих супругов, взявших фамилию Пакхилл. К слову, количество элементов облачения и наказы варьировались от возраста, рода занятий и достатка брачующихся. Поэтому одевание при втором венчании прошло чуточку быстрее.
Холостой полуэльф, из воинской учебки ушедший в духовную семинарию при храме Великой Матери, наизусть и с положенным вдохновением прочитал нравоучительную проповедь о том, что такое — Брак. Он всех присутствующих построил в семейные круги. Женщина — это сердце, слева. Мужчина — это опора, право. Сердце матери — дети. Опора детей — мать. Их сердце у отца и для отца они поддержка.
И вот, под ликование толпы и нестройный хор хвалебной песни под обволакивавшую всех музыку Хании Дейлз поверенные народом супруги вместе принялись собирать цветы и букетики, по которым недавно прошлись. Они от лица народа и всей деревни возлагали их к самому алтарю, молясь за благополучие и призыв лета. И каждая семья в свой черед подходила к центральному камню, отдавая земные поклоны. А молодой священник в это время сыпал из котомки лепестками алых роз. Ведомые сакральной магией, они причудливо кружились над колоннами, над супругами и толпою, не падая — не уносясь. Лепестки символизировали единение. Народ в это время пел и одновременно неторопливо шел, черпая блюдечками воду из фонтана, делая почти полный круг и аккуратно поливая один из молоденьких дубков или одну из еще не начавших куститься юных роз. Один круг — фраза-мольба к богине. Второй круг — с коротким пожеланием выливали блюдце в кадку той или иной новообразованной семьи и брали из блюда медовые орешки. Блюдца символизировали жизненные тяготы и оттачивали походку. Церемониальное действо рождало узы, объединявшие всю деревню, а в более обжитых местах в этом участвовали только желающие или вовсе одни приглашенные на свадьбу. Когда завершился второй круг, обвенчавшиеся сплели руки, помогая друг дружке пить воду из кадки — остатки преподнесли в дар Великой Матери, облив центральный камень алтаря.
Трогательная церемония — и сплошь радостные лица. Свадьбы на День Зеленой Травы сулили погожее и урожайное лето.
Только когда у открытого небесам алтаря Чонти завершилось послеполуденное священнодействие, дозволялось накрывать столы к празднованию Гринграсса — исключительно вегетарианская диета. Ради такого случая Софист не пожалел выставить часть заначки из элитного вина — для обвенчанных землей и небом с их ближним кругом. Народ прямо на улице ставил и накрывал столы, невзирая на переменную облачность с проходящими мимо тучами, несущими то мокрые хлопья снега, то холодный дождь с грозой.
Общие пляски и хороводы водили без устали. Конечно, четыре приведенные Куадкой переселенки неплохо "лабали музу", но Уллю поставил им максимум троечку, при том, что убывшей Перл он давал — четыре, Хании — твердую шестерочку, а некоторым феям — восемь баллов из десяти. Забавы, шутихи, конкурсы — народ активно веселился, проводя на улице остаток дня и вечер.
Днем спиртное пили мало и только благородное вино. Все потому, что впереди были — проводы. Софист еще вчера на рассвете вскопал, а после него бригада сервов Пайпера вместе с ним самим на призванном буйволе и одолженном тягловом коне взборонили небольшое поле, поросшее бурьяном — прошлый год оно отдыхало. И вот с началом вечерних сумерек толпа народу отправилась туда, почти за милю от деревни — провожать зиму за порог и новобрачных к их ложу.
Прямо за воротами деревни четверо рядовых солдат в кои-то веки побили своего сержанта — под улюлюканье толпы. Сами победители остались, конечно, а "труп зимы" понесли "хоронить": приготовленное чучело сожгут, а самому сержанту вместе с послушником Гавиным и посажёнными отцами предстояло дежурить неподалеку от "ложа новобрачных", пытаясь смутить и воспрепятствовать зачатию новой жизни — изображая попытки Зимы-карги остаться и насмерть заморозить. Конечно, народ вышел не в чисто-поле, а к палаткам, заранее поставленным рейнджером-послушником Гавином. Шумное шествие с факелами шутило и подначивало. Звонко пели частушки и зычно прогоняли холод. Закат встретили в чистом поле, совершив церемониальное сожжение и захоронение пепла чучела Зимы с ритуальными посадками на этом месте саженцев — вишни! У многих тертых мужиков с сединой явственно лились слезы — так на них подействовал вид темного поля с глубоким слоем мягкого чернозема.
До самого возвращения в Хиллтоп никто не снимал с шей сплетенные детьми гирлянды со светящимися цветками в центре композиции. За день не утратившие свежесть бутоны послужили великолепными фонариками разных красок, освещавшими путь для процессии — все восторгались зрелищностью нынешнего Гринграсса. Гирлянды с шей стали последним аккордом и последним подношением на сегодня, причем, подношением всем богам. Именно поэтому на караванной стоянке из цветочных ожерелий и воткнутых в их центре факелов выложили большой солнечный круг.
Вот после этого и началось настоящее застолье со вполне одобренными чрезмерными возлияниями крепких спиртных напитков. Ко времени празднества в храме уже был сооружен блок с кухней и уборной с баней, блок с лазаретом и кельями-номерами над ним, библиотечный зал напротив и рядом приемная мэра с кабинетом. Потому, формально, церковь Илматера не превратилась в храм разврата. Гилфорд лично спроваживал несовершеннолетних, разводил пьяные парочки по свободным помещениям и потом вместе с Марой и Гавином приводил Общий Зал в чистоту и порядок.
Не один Софист ощущал себя одиноким в толпе, однако у него имелось преимущество и отрада: как он взял с самого утра шефство над стайкой детишек, так весь день с ними провел, избавляя родителей от необходимости следить за юными чадами. Экзамен был успешно сдан — подросток вместе с фамильяром и призванными крупными кошками успешно умудрялся следить за всеми подопечными и занимать их познавательными играми. Женщины к концу дня стали достаточно доверять Софисту, однако, по понятным соображениям, после возвращения из поля кормящие матери не оставили ему своих младенцев, коим новый деревенский клирик Майлз подарил погремушки из желудей, дарящих крепкий и здоровый сон. А вот более старших на одну ночь передали на попечение феям юного друида — в его доме, впервые открывшем двери посторонним. Внутри уже все было готово под ясли, только белье принести и постелить. А уж как все мамашки и ребятишки охали и ахали на санузел и светлячков на потолке, безбоязненно светящихся и разноцветно переливающихся ночными звездами при пасмурном небе. Так что подросток оказывал взрослым жителям огромную и уж точно назревшую услугу — они в эту ночь без помех могли вспомнить свою первую брачную ночь. Некоторые даже не стали покупать у Фаргана противозачаточные средства...
Находясь посреди сладко спящих детей, надежно убаюканных колыбельной фей, умаявшийся и на сегодня сверх терпеливый Софист медитировал на алтаре до самого утра, благополучно пересидев навязанных Ханией и мэром помощников — Томана Бросса, четырнадцатилетнего подростка Глендира и немногим его младшей девочки Дейзи...
Глава 25.
Лишь благодаря месяцу всеобщей стройки в Общем Зале и опыту Гилфорда, привившего поросли почтение к освященным местам, дети поутру вели себя смирно, послушно пропуская к туалетным цветкам самых маленьких, не толкались перед умывальником, дружно при первых лучах делали утреннюю зарядку на пушистом зеленом мху и столь же дружно визжали под струями ледяной воды, гурьбой убегая в теплый дом. Вытирались простынями, потом аккуратно сворачивали свои постельки в тюки. Магия Вершка уменьшила их пробковые кроватки, сделав каждому персональный подарок. Кроме трех посторонних взрослых, со скрываемым ехидством разбуженных первыми и приобщенных к утреннему ритуалу, посвященному рождению нового дня, а потому обязывающему участников к облачению новорожденного.
