— А что с магией? — я сам загонял себя в хрупкие рамки, но ничего не мог с этим поделать. Я всегда обладал слишком болезненной тягой к выяснению правды.
— Твоя мама была сильной маглорожденной. Её сила смогла внести в магию Поттеров новую струю, так что ты был уверенным середнячком раньше. Теперь, когда твою душу насильно расщепили, ты стал могущественным. По-настоящему могущественным, Гарри. Я не знаю, на сколько кусков Волдеморт разделил свою душу, но, смотря на тебя, думаю, что на неприлично большое число. Теперь вы равны с ним по силам, — Клариссу не слишком радовало то, что ей приходилось обо всем этом рассказывать, но она смирилась с правилами игры и не щадила меня.
Сравнение с Волдемортом — это не то сравнение, которое я хотел бы услышать из чужих уст, даже несмотря на то, что сам делал что-то подобное. Да и вообще, мне казалось, что все, что я сейчас услышал, было помехами на радио, как когда одна волна накладывалась на другую, перебивая сигнал. Эта история была бы достойна романа Кинга, но никак не моей жизни. Даже перепив обезболивающих зелий, чтобы погрузиться в наркотический транс, я не смог бы предположить, что являлся вместилищем души лорда Волдеморта. Этим знанием меня словно вываляли в грязи. Я был ребёнком: я не заслуживал смерти, да и странной чести стать вместилищем чужой души не заслуживал. Уж не знаю, по чьей вине и благодаря какому случаю, но я стал подобным одному из кусков чужой чёрной души. Волдеморт бредил желанием обрести величайшую мощь, ему нужно было идеальное число для осуществления этого замысла.
— Семь кусков и то, что осталось и пило кровь единорога, — семь — идеальное число, если бы я был им, то разделил душу именно на столько кусков.
— Делить душу на столько частей — чистое безумие, Гарри, — улыбнулась Кларисса на моё замечание.
— Разве то, что он творил, не было чистым безумием?
Мы с Клариссой смотрели друг другу в глаза, и прекрасно понимали, что моё предположение верно. У меня осталась одна седьмая от самого себя.
— Все эти лихие предположения могут оказаться неверными, — осторожно заметил Патрик. Он хотел бы подбодрить меня, но не думаю, что в данной ситуации вообще возможно подбодрить человека, который узнал такое о самом себе.
— Практика подсказывает, что в моем случае самое безумное предположение всегда является верным, — фыркнул я. Мне до сих пор казалось, что все, что сейчас происходило, это действие потустороннего шума. Я даже слышал какой-то грудной звук. Правда, оказалось, что это мурлыкала кошка на моих коленях.
— Как ты догадалась обо всем этом? — Кларисса чуть улыбнулась, услышав на мой вопрос.
— Ты для меня словно самый желанный подарок на Рождество, Гарри. Как бы грубо это ни звучало, но изучить тебя — все равно, что разложить по полочкам, из чего состоит душа человека. Многие ученые одержимы тем вопросом, который изучают. Волшебники же одержимы бессмертием. Мы изобрели множество зелий для того, чтобы сохранить свои тела как можно дольше. Но единственное, чего мы не знаем — это когда наступает тот момент, когда душе надоедает окружающий её хаос, и она уходит в мир покоя. То, что осталось от тебя, это жалкие крохи. Но они не покинули тебя, хотя мир вокруг тебя стал намного более некомфортным. Гарри, ты живое доказательство того, что бессмертие зависит от поступков самого человека.
— Это всегда было известно, — осторожно заметил я.
— В плане памяти о благородных и великих поступках, — согласилась Кларисса. — Но я говорю о том, чтобы оставаться живым очень и очень долгое время, пока кто-нибудь насильственно не заберёт жизнь.
— Я не понимаю. Если все так просто, зачем тогда философский камень и эликсир жизни?
— Не просто, Гарри. Нужна действительно веская причина, непоколебимое чувство, чтобы удалось остаться. Зелья и эликсиры нужны для тела, чтобы оно было молодым и сильным, — в её словах, возможно, был смысл, но больше всего в них было фанатичности ученого. Учёного, надеющегося понять, как все началось, из чего все состоит и к чему придёт.
— Иногда нужно просто уходить и не искать способа остаться, — заметил я.
Если бы все было так просто, то Волдеморт умер бы в ту ночь в нашем доме, а я сейчас был бы нормальным парнем. Радовался бы перспективе увидеть финал чемпионата мира по квиддичу. Пытался бы позвать какую-нибудь красивую девчонку на свидание, и волновался бы из-за этого, как умалишённый. Все было бы таким обыкновенным и правильным, если бы волшебники не желали власти и бессмертия.
— Что-то было в моей крови? Из неё ты узнала обо всем этом, — до меня, наконец, дошло, что, каким бы фанатичным учёным и мыслителем ни была Кларисса, она должна была что-то проанализировать, чтобы прийти к таким выводам.
— Да, в твоей крови был остаток инородной магии. Мы изучали раньше такую кровь у носителя чужого крестража. Единственный сильный волшебник, которому ты противостоял и который был способен на создание такой вещи, это Волдеморт. Мне несложно было сделать выводы. Если считать тебя предметом для изучения, а не племянником, то вполне можно примириться с таким знанием, — кошачье мурлыканье уже больше не производило на меня такого умиротворяющего действия, как раньше. Сейчас вполне бы пригодился коллекционный виски Патрика. — Можешь не беспокоиться: чужеродная магия исчезнет из тебя вскоре.
— Вы изучали раньше кого-то, подобного мне? — мне даже не хотелось думать, как он к ним попал.
— Да, — Кларисса закусила нижнюю губу, не торопясь говорить дальше. — Я была одним их целителей в экспериментальной группе Отдела Тайн в моей стране. Авроры создали для нас образец для изучения.
Мне не хотелось думать, как они выбрали того, кто расщепит свою душу, и того, в кого он её внедрит. Мне вообще не хотелось думать, что такое зверство можно совершить, чтобы кто-то смог изучить результат. Насколько безумным и фанатичным нужно для этого быть?
— Они были слабыми, и сошли с ума почти сразу же, — Кларисса нервно ломала ногти на руках, не поднимая глаз от узора дубовой столешницы. — Я ещё никогда не видела такого безумия. Даже авроры испугались того, что сотворили. Их бросили в арку Смерти, не став доводить опыт до конца. Был такой переполох и страх, среди авроров и целителей. Они даже забыли взять с нас Нерушимый обет. Многие просто предпочли стереть это из своей памяти навсегда.
— Почему ты отказалась? — с одной стороны, мне было это на руку: она смогла мне обо всем рассказать. Но с другой стороны, помнить о таком — ужасно.
— Вейлы не могут забыть. Наш разум нельзя исправить или прочитать. Мы — детища магии, и можем подчиниться только одному человеку. Патрик не способен забрать у меня эти знания.
Мне вспомнился загадочный абзац в разделе о вейлах, где говорилось об их исключительности. Всегда чистокровные, без исключений; всегда могущественные, не бывает слабых вейл; всегда красивые, эталоны менялись, но они оставались прекрасными. Всегда любящие одного человека, выбор которого был крайне непонятен. Вейлы — детища магии, именно она и выбирала за них.
— Я думал, это у меня дерьмовая жизнь, — усмехнулся я. Мне казалось, что было бы правильным поднять Клариссе настроение, но я не знал, как это сделать.
— Да, — чуть истерично рассмеялась вейла. — Она у тебя не слишком обыкновенная.
Патрик все-таки принёс виски и налил его всем. Черт побери, мне было почти четырнадцать. Я практически тринадцать лет носил в себе чужую душу. Теперь у меня была одна седьмая от самого себя. При всем этом, больше всего мне было жаль Клариссу за то, что она не могла забыть. Её память давала ей уникальные знания и не менее уникальные кошмары. Хоть Патрик знал о том, что отягощает душу жены, он не мог ей помочь. Я не мог дать название чувству, которое испытывал к Браунам, но оно вызвало во мне желание заботиться о них.
— В конечном счёте, каждый из нас справился с тем, что получил, — я ударил своей рюмкой о рюмку Клариссы, чуть расплескав янтарную жидкость.
— Верно, — улыбнулась вейла. Огненный напиток обжёг внутренности, при этом каким-то странным образом разнося тепло по всему организму.
В конце концов, у меня была моя броня из фотографий и скудных воспоминаний, оставшихся после расщепления души. Броня Клариссы была куда более прочной: у неё был любящий муж и любимые дети. Так что мы все могли пережить, пока хоть крупица этого оставалось целой. Кошка, перестав мурлыкать, спрыгнула с моих колен и убежала. Она будто щёлкнула кнопкой и настроила одну волну на радио.
Глава 4. Мнение общественности
Меньше всего мне хотелось читать что-либо про крестражи, хотя несколько книг, которые дала мне Кларисса, лежали на моем столе. Они не вызывали никакого интереса ни своим видом, ни содержанием, хотя, возможно, они помогли бы мне понять, кем же я стал. Но пока мне было достаточно той информации, которая у меня была: а у меня была одна седьмая от самого себя. Я прекрасно понимал, что мне нельзя зацикливаться на этом, но все, о чем я мог думать — это об этих проклятых крестражах и дементорах.
Пытаясь хоть как-то отвлечься от уничтожающих мой рассудок мыслей, я взял деньги, которые отказалась принять Кларисса за все те вещи, купленные для меня, прихватил волшебную палочку и отправился за покупками. Я не смог придумать лучшего способа выкинуть из головы все ненужное, кроме как добровольной прогулки в Косой переулок за подарками своим сёстрам. Это было весьма альтруистическое решение, даже несмотря на некоторые отвлекающие факторы: новую одежду, отсутствие очков и шляпу, закрывающую мою непокорную шевелюру и шрам.
Отойдя на значительное расстояние от Тисовой улицы, я призвал Ночной рыцарь. Неуправляемый автобус с безумным водителем пришлось ждать некоторое время, но в любом случае, с его помощью я мог добраться до Лондона намного быстрее, чем с помощью магловского транспорта. Назвав Стэну пункт своего назначения, которым снова оказался Дырявый котёл, я отдал необходимые за билет деньги и постарался удобнее устроиться на одном из кресел. Хотя комфорт и стиль вождения Эрни явно были взаимоисключающими факторами.
— Кажется, я уже где-то видел тебя, — протянул Стэн, облокотившись на стекло кабины водителя. Помимо меня в автобусе было ещё несколько пожилых волшебниц, которым каким-то образом удавалось кимарить в своих креслах, не сваливаясь с них на крутых поворотах, но с ними кондуктор поговорить не мог, поэтому я оказался его единственной жертвой.
— Я путешествовал с вами раньше, — сквозь зубы прошипел я, вцепившись в подлокотники кресла. Несмотря на то, что мой душевный диапазон резко ужался до спичечной головки — это совершенно не спасало меня от раздрая, который чувствуешь, как только Эрни нажимает на педаль газа.
— Наверное, — кивнул Стэн, переключив своё внимание на микроавтобус, который Эрни то ли пытался сбить с дороги, то ли обогнать. — Парнишка, читал последний номер Пророка?
В душе я очень надеялся, что Стэн вообще обо мне забудет и даст мне возможность доехать до Дырявого котла, не распрощавшись с обедом. Но парень явно уже обсудил все новости, прочитанные в газете, со своим напарником и сейчас хотел поделиться своими соображениями с кем-нибудь ещё.
— Нет. Что-то интересное? — Эрни резко остановился, пропуская женщину с коляской, так что я чуть не вылетел из кресла.
— Рита Скитер написала статью о Гарри Поттере, — Стэн достал свёрнутую газету из своей сумки. — Ты же знаешь, что он должен будет пройти специальную комиссию, прежде чем ему разрешат вернуться в Хогвартс? Так вот, Рита предполагает, что Поттер до сих пор находится в Мунго, а слух о комиссии и некоторые фотографии специально подкинули прессе, чтобы не пугать общество новостью о невменяемости Гарри.
— Бредня это все, — протянул Эрни, резко крутанув руль влево. — Поттера видели в Дырявом котле на прошлой неделе, он купил три бутылки сливочного пива. Так что с мальчишкой точно все в порядке.
— Сливочное пиво — ещё не показатель нормальности! — воскликнул Стэн, для пущей убедительности стукнув газетой по стеклу. — Не может с волшебником быть все нормально, если его поцеловал дементор.
— После смертельного заклятия тоже не живут, — отмахнулся Эрни, резко затормозив перед зданием магического бара. Придерживаясь за все поручни, что были в автобусе, я выбрался на улицу. Как только дверь за мной закрылась, Ночной рыцарь умчался прочь.
Сделав несколько дыхательных упражнений, я оправил свою одежду и направился в Дырявый котёл. Днём там было не так уж и много посетителей: несколько завсегдатаев, сидящих за барной стойкой, да парочка странного вида личностей, шушукающихся в самом дальнем конце бара. Никто из них не обратил на меня внимания, должно быть, посчитав обычным маглорожденным волшебником, не заслуживающим особого внимания. Их безразличие вселяло в меня уверенность, что моё альтруистическое решение было не таким уж плохим. Открыв проход в Косой переулок, я первым делом направился в банк, чтобы снять со счета несколько галлеонов и, возможно, узнать, как снимать деньги, не обращаясь все время за помощью к гоблинам.
Во взгляде гоблина, которому я представился, обратившись за помощью, промелькнула заинтересованность, но слухи людского мира явно были ему менее интересны, чем операции с золотом. За пару галлеонов он продал мне специальный кисет, который бы наполнялся золотом из моей сейфовой ячейки. Если же я хотел получить магловские фунты, то нужно было положить несколько монеток в специальный кармашек внутри кисета. Галлеоны менялись на фунты по курсу банка. С помощью заклятия я мог трансфигурировать кисет как угодно, его свойства не поменялись бы от формы. Гоблин предложил свою помощь и в этом вопросе, за отдельную плату, конечно, но я отказался. Кларисса с удовольствием помогла бы мне, при этом снабдив целым каталогом изделий из кожи, чтобы было из чего выбирать.
После того, как все финансовые вопросы были решены, я решил зайти в книжный магазин, чтобы купить свежий номер Ежедневного пророка. Я не представлял, кем была Рита Скитер, но новость, которую она написала, явно занимала умы многих волшебников и ведьм: почти у каждого встреченного мною сегодня человека был выпуск газеты в руках. Купив помимо газеты ещё и несколько книг по бытовой магии, я направился в кафе.
Я выбрал крайне удачный день для того, чтобы выбраться в люди: солнце слегка припекало, так что кафе было заполнено почти до отказа, многие хотели полакомиться мороженым или выпить прохладный напиток. Свободными оказалось несколько столиков в углу и в центре. Я решил выбрать тот, что находился в углу, подумав, что там на меня точно никто не обратит внимания. Расчёт был верным в отношении взглядов, но я абсолютно просчитался в отношении звуков: мне было прекрасно слышно, о чем говорили все остальные посетители. Все они обсуждали одну-единственную статью об одной небезызвестной личности.
