Боги Яви #1

Леший замолчал и тяжело вздохнул.

— В третий раз он был замечен, как считает наш аналитический центр, совсем недавно. При объединении славянских родовых племён воедино. И знаем мы его из наших былин как князя Вещего Олега. И та же история заново, всё по кругу, откуда пришёл Олег и куда ушёл, никто толком не знает, только загадки одни. Но он опять изменил ход истории и объединил свои родовые племена, тем самым спас их от междоусобиц и братоубийства.

Леший замолчал, дав мне тем самым возможность всё это проглотить. И я глотал... Сделал очередной глоток бодрящих корешков, а уже не так и противно.

— Ну, а я с какого боку припёку в этой мрачной истории?

Но что-то внутри меня подло ёкнуло, тут же вспомнился ночной сон и дракон водной стихии.

— А при том, — Кузьмич хлопнул ладонью по дубовому столу, стол загудел. — Ты же сам видел, что твоя кровь в ночь на Купалу сделала! — леший взъерепенился.

— Да погодь ты, Кузьмич, не гони лошадей, — я всё не мог понять, куда он подкову гнёт. — Не хочешь ли ты сказать, что я и есть тот самый Вещий Олег?!

Кузьмич как-то сразу притих. — Не знаю... — леший замолчал и тяжело вздохнул. — Из тебя воин — как из говна пуля. Извини. Сам в толк не возьму... То, что ты — не он, вижу сам, не слепой. И также вижу в тебе благословение богов, тёмные всегда чувствуют его. Как так может быть, сам не пойму, хоть убей. Но ты! Кем бы ты ни был, — и он ткнул в меня своим пальцем, — и есть ставленник его.

— Млять... — только и смог я вякнуть, что первое пришло в голову. А леший, наконец, успокоился. Мы как-то дружно с лешим замолчали, думая каждый, наверное, о своём. Лишь Кукуня чихнул и спрыгнул со стола, оставив нам недоеденный оладушек. Вот же прорва! Не знаю, сколько прошло времени, а мы всё сидели и молчали. Терять мне было нечего, может дурачок-алхимик чего и прояснит. И я рассказал Кузьмичу о преследовавших меня ночных кошмарах, о сне, который приснился сегодня ночью, про тот остров, откуда он меня вытащил, и его ночь, когда я встретил сероглазую на том вековом Гром-Камне. В общем, рассказал всё, что меня беспокоило всю мою сознательную жизнь. Кузьмич слушал молча, не перебивал, лишь изредка подёргивался его правый глаз. Он то набирал в лёгкие воздуха, то, шумно пыхтя, его выпускал, но выслушал мою исповедь до конца, словно церковный батюшка. Я бы даже психиатру столько не наговорил, а наговорил я на две с половиной клиники. Леший ни разу не вставил поперёк слово, хотя и было видно, что эмоции распирают его, и ему с большим трудом удаётся себя сдерживать. Я закончил ему рассказывать свои бредовые фантазии. Кузьмич молча поднялся, перешагнул через лавку, встал напротив меня и поклонился, прижав свою правую руку к сердцу. При этом с его уст слетело лишь одно слово.

— Князь прости меня!.. — вымолвил он с каким-то почтением и придыханием.

— Кузьмич..., ты что с дуба рухнул?! — только и смог я из себя выдавить. — Ты там, случаем, головушкой нигде не ударился?.. — Дурачок-алхимик на моё возражение не отреагировал, словно передо мной стоял столб. А лишь резким рывком со своей шеи сорвал с себя серебрушку, при этом смотрел он мне прямо в мои глаза.

— Пора мне представиться пред тобой, князь! — его голос прогудел, словно раскат грома. — Как и полагается в моём древнем роду! — закончил он. А я вздрогнул. Глаза полезли на лоб, и мне даже показалось, что они хотели вылезти из своих орбит. Я неровно дёрнулся назад и полетел спиной через лавку, больно ударившись об землю. Передо мной стояла огромная, двухметровая волосатая коричневая обезьяна!

— Ни хера себе! — шепчу. И новоявленный князь пополз на четвереньках под стол, отодвигая в сторону вороватого Кукуню. — Подвинься! Можно я с тобой посижу?.. — откуда-то сверху донеслось, громыхнув среди ясного неба.

— Я леший Градомир, из племени Йети, древнего рода Грома!

Трындец думаю, допился! Вот и белочка пришла... Хотя на белку несколько не похожа. Наверху замолчали, чего-то, видимо, ждут от нас в ответ. Я пнул мелкого зверька. — Это он с тобой разговаривает?.. Чего молчишь, — и я указал в сторону говорившего. — Если я нахожусь в сумасшедшем доме, то меня пора уже, приводить в сознание. Передайте, пожалуйста, главврачу мои пожелания, если увидите, я согласен на лоботомию, только чтобы я не мучился, а лучше усыпите меня в какой-нибудь клинике, как бездомную больную собаку. Я документы подпишу. Но Кукуня сволочь на это не реагировал, лишь чистил свою рыжую шубку. Предатель!

Я выглянул из-под стола. Крепкие волосатые ноги стояли на том же месте и, видимо, не собирались никуда уходить.

— Может, уйдёт?! — обращаюсь к рыжему зверёнышу. — Твой же друг? — Кукуня только фыркнул. — Значит, не уйдёт... — делаю неутешительный вывод. Понятно... Надо было выбираться из-под стола, а то князю как-то тут не место. Мои верноподданные могут неправильно меня понять. Я вздохнул и стал выползать из своего убежища. А леший всё так же стоял, прижав правую руку к своему сердцу. Я забрался на княжью лавку и отодвинулся на самый её край. Стал разглядывать новый облик Кузьмича, а точнее, косо посматривать на Градамира. Ростом он был, наверное, два с половиной метра. Огромен, конечно. Крепкий торс, такие же крепкие ноги и руки, и всё покрыто густой коричневой шерстью. Мощь и энергия из него так и прёт. Но вот его голова была совсем не похожа на обезьянью. Его бугристая шея переходила, скорее, в бычью голову. Два аккуратных телячьих уха подрагивали на ветру, и огромная чёлка чуть выше глаз курчавилась, словно стальная проволока. А его огромные чёрные глаза выражали ум и холодное спокойствие, такой убьёт и глазом не моргнёт. Вот только его морда переходила больше в какой-то волчий оскал, имея на самом её конце чёрный влажный нос. Из свисающих седых усов выглядывали внушительные белые клыки. Чудовище оскалилось. Это он, наверное, мне улыбнулся... Меня передёрнуло, и я, кажется, пукнул. — Ой!.. Сразу видно, хищник серьёзный...

— А я думал, лешие корешками питаются, мёдом диким, да пыльцой там всякой?! — случайно вырвалось из меня. 'Блин, язык — мой враг!' — А тут вон оно как! — и я косо посмотрел на два белых внушительных клыка над его седой бородой. 'Ну всё, башку мне никчёмную точно отгрызёт сегодня!'.

Леший ещё раз поклонился, ударив себя сильно в грудь. — Рад служить тебе, князь, как и мои далёкие первапредки! Это для моего роду большая честь! — громыхнуло из его пасти. А ведь и впрямь голос — словно раскат грома, родовитый ты наш!

— Уважаемый э-э-э Градомир, а вы бы не могли, пожалуйста, не пугать меня?.. — провякал я этому монстру. — Не хотели бы вы вернуть привычный для меня облик? — обратился я к могучему созданию природы. — Вы в том первом облике для меня привычнее смотритесь, а особенно тот ваш носик картошкой, и со своими добрыми телячьими глазками. — 'Млять, чего я несу, идиот! Ну всё, теперь точно сожрёт. А мы вчера точно козлятину ели?.. Или он, может, такого — же болтливого где-то козла нашёл, как и я. А то даже Васька — серый орк, на его фоне, словно вошь против кузнечика'. Монстр кивнул и стал надевать на себя серебрушку.

Издалека послышалось знакомое ворчание старенькой 'Нивы'. Старушка пыхтя, выползла на зелёный лужок, и из её открытой двери вывалились два маленьких орчонка. Один меньше другого. Весело щебеча, как воробьи, перегоняя друг друга, они подбежали к нам.

— Дядя Кузьмич! Мир твоему дому! — и они поклонились ему.

— И вашему дому мир! — пророкотало чудовище и ласково потрепало их огненного цвета шевелюры.

Орчата повернулись в мою сторону и тоже поздоровались.

— Здравствуйте! — вежливо кивнули мне.

— Здравствуйте! — ответил я им, вставляя отвалившуюся челюсть на место.

Ну, что я вам могу сказать? Орчата как орчата, как у всех. В этом возрасти, вспомнил с улыбкой на губах своих детей, они для меня все Орки. Чуть поменьше, видимо, был сам Колька, догадался я. Колька шмыгнул носом и с детской непосредственностью стал разглядывать незнакомого дядю. Градомир, видимо, им был неинтересен, а вот я — новое, неизвестное лицо для них. Второй ребёнок — видимо, старшая дочь Маша, в нежно-зелёном сарафане в круглый горошек, — уже более сдержанно оценивающим взглядом смотрела на меня, словно умудрённая женщина. Две рыжие, аккуратно заплетённые косички спадали на её плечи. Лица орчат были просто усеяны веснушками. Задорные такие.

— Я вижу, вы уже познакомились! — раздался весёлый голос Васьки. Он шагал к нам упругой походкой, приветливо махая рукой.

— Угу... — издал я не понятный звук, вспоминая свой недавний позор, 'трусы только постирать осталось после знакомства'. Но я промолчал.

— Я так и думал!.. Гы-гы-гы! — Васькина серая морда ехидно ухмыльнулась — видимо, почувствовал мои внутренние переживания. — Я тоже, когда увидел первый раз его настоящий облик, чуть в штаны себе не наложил, — и он хохотнул, потрогав машинально то место, куда должен был наложить.

— Градомир! — он обратился к лешему. — Заканчивай людей пугать.

Градомир тут же накинул на себя кулон и снова превратился в неказистого мужичка по имени Кузьма. Ф-у-у, а я выдохнул. Прям трансформер какой-то!

— Дядька Градомир! — подал голос маленький Колька, утирая рукавом рубашки зелёную соплю. — А где Кукуня? — пискнуло это чудо природы.

— Так тут был, где-то шельмец! — отозвался Кузьмич, указывая рукой под стол. И Колька шустренько нырнул под него, как окунь в воду.

Кукуня, видимо, был знаком с этим сорванцом, выскочил из-под стола и бросился от Кольки наутёк во всю свою звериную прыть. Малой выскочил следом за ним и вдарил так, что только пятки сверкали.

— Кукуня, стой! — кричал убегающий орчонок. — Стой, кому говорю...

— Бедный зверёк! Ему своих собак в деревне мало? — донёсся справа от меня чей-то приятный, мелодичный женский голос. Я оглянулся. Передо мной стояла довольно симпатичная женщина средних лет, карие глаза, приятная внешность, ничего особенного, одним словом, очень милая и, видно, хозяйственная. Просторное розовое платье, и аккуратно повязанный на голове белый платок украшал её русую голову. Как-то всё это выглядело для меня по-настоящему, словно я в далёкое детство окунулся, в свою деревню. Прям доярочка. Глядя на неё, глаз радуется.

— Галина, — представилась она, — князь..., — она вставила при этом многозначительную паузу, склонив голову, и кинула украдкой косой взгляд на Кузьмича. Кузьмич еле заметно кивнул, всё так, мол...

— Это моя семья, — отозвался Васька и как-то даже вытянулся, словно рядовой перед сержантом.

Я не выдержал и психанул, подскакивая с лавки. — Ну, какой я вам князь?! У меня из всех достоинств, которые есть, — это то, что я пердеть громко могу! И то гимн Америки. — Раздувая ноздри от негодования, я сел на место. И народ не выдержал, заржал, даже Галина с дочерью Машкой отвернулись от своего князя и тихо посмеивались надо мной, убогим. Краем глаза я заметил, что на Гале висит такой же аккуратный кулон на золотой цепочке.

— Заладили: князь да князь, — буркнул я.

— А без своей челяди князю никак нельзя! — вставил Васька. — Галя займётся кухней! Кузьмич вроде хозяина и в одном лице твой, Серёг, телохранитель и опекун. Ну, и я на подхвате, если чего, как верный твой оруженосец буду Санчо. Унести, принести, налить, подать. Красно солнышко ты наш... Гы-гы-гы!

Я обиженно раздул щёки, были бы сопли, выдул бы, наверное, огромный пузырь размером с Луну. Внимательно осмотрел эту собравшуюся компанию, то ли они и впрямь верят в то, что говорят, то ли тупо стебутся надо мной, блаженным. А ведь над дурачками смеяться — грех, всегда так было, их даже немцы не трогали.

Взгляд мой упал ещё на одного нового персонажа из этой компании.

— А это что за африканский пигмей!?

Пигмей метрового роста, с узелком на палке, перекинутой через плечо, чапал по зелёной лужайке, ворча себе что-то под длинный нос, направляясь на задворки дома лешего, абсолютно не обращая ни на кого внимания.

— Это наш банник, Федот, — пояснил Васька. — А как же без него? Красно солнышко! — и наглая серая морда расплылась в ехидной улыбке, сверкнув при этом своими клыками.

Понемногу выходя из транса, в который меня ввёл леший своим первозданным обликом, я стал приходить в себя. Видно, моя нервная система включила определённую защиту. Чур, я в домике. Сынок и так у мамы дурачок. И я поймал даже какой-то азарт и подыграл орку.

— А почто домового нет? Почему только банник? Где стервец? — и я важно упёр руки в бок, вжал своё пузо, как мог, и выпятил вперёд грудь. Ну, что бы хоть немного сравнять мышцы.

Васька сразу же сообразил и стал мне подыгрывать.

— Не вели казнить, княже! Вели слово молвить! — И он заговорщицки подмигнул мне, играя на публику. — Никак их вместе оставлять нельзя, иродов таких... Федот с Бахчой больно азартные. Всю ночь напролёт в танки взводом играют. А к утру бороды свои козьи друг другу щиплют до крови. Такой ор и гам поднимают в округе, что житья от них, бешеных, всей деревне нет! — орк слегка поклонился.

— Ну, тогда ладно, — благосклонно согласился я. И поймал себя на мысли, что мне очень охота посмотреть на столь уважаемого домового Бахчу. А что я теряю? Клиника и так моя...

— После последнего инцидента они порознь в чуланах сидят, так сказать, под домашним арестом. А этого арестанта староста деревни выпустил, раз он князю понадобился. Но, скажу вам, ваша светлость, банник он отменный. Как говорится, от бога, — серый орк разогнул спину.

— А староста кто в вашей деревне?! — удивился я. И тут же увидел на хитрой широкой морде ответ. — Ты что там, в деревне, самосуд устраиваешь?!

Васька пожал плечами.

— А мне что, князь, прикажешь на них ОМОН вызывать! — и он хитро ухмыльнулся.

И моя нервная система не выдержала такой нагрузки, когда я постарался представить эту картину.

Два пигмея катаются по пыльной дороге, вцепившись друг другу в козьи бороды, громко орут и дубасят дружку почём зря. А вызванный дежурный наряд ОМОНа старается их растащить: 'Руки за спину, я сказал! Ноги на ширине плеч! Браслеты на домового! Да ловите его! Век свободы не видать!' Всё, думаю, тихо шифером шурша, крыша едет не спеша. Истерика моя была недолгой, минут десять. Придя в себя, увидел, что моё окружение само собой понемногу рассосалось. Миловидная Галина со своей дочкой Машкой ушла на кухню Кузьмича. Васька чем-то стучал по любимому своему автомобилю, а Колька-индеец, вёрткий змей, старался хоть кого-нибудь изловить. Кукуня куда-то быстренько сделал лапы. Маленький Кулёма прикинулся ветошью на поленнице, старался сильно не отсвечивать, уже не так сильно пугаясь меня, а всё время держался как можно ближе. Вдруг пронесёт? А нет, не пронесло... В общем, все были при деле, выходит, кроме меня.

А передо мной сидел всё тот же Кузьмич и задумчиво почёсывал свою бороду.

— Успокоился, — как-то сочувственно сказал он. Я кивнул, утирая горькою слезу. — Мне надо по делам отъехать. А ты, Сергей, останешься с семьёй орков, — он почесался. Я теперь понимаю, почему он всё время почёсывает себя. 'Чтобы тебя блохи насмерть загрызли!' — Надо бы кое с кем переговорить и посоветоваться. И он задумался на минуту. Как говорят, ушёл в себя, вернусь нескоро. Я тоже, глядя на него, задумался, хотя для меня это не свойственно. Кузьмич заёрзал на лавке: видно, его тяжёлые думы не давали ему покоя, словно рой пчёл.