Боги Яви #1

Благословение богов для всех тут было не ново, как я потом понял, после рождения ребёнка их собирали, вновь появившихся на свет в родовых поселениях в течение года в ближайшей дубраве в осенний день солнечного противостояния на капищах. Приглашали на праздник волхва, одного из культа богов, народ мог выбирать любого ему понравившегося в этом году небожителя (никаких проблем с этим не было), и они всех малышей благословляли его силой, помахав дубовой веточкой над ними, вроде сказочных друидов. Такого, как у меня, конечно, не было, золотого дождя, чуть еле заметное мерцание, но этого, видимо, хватало для всех детишек. Всё... родительское чадо было благословлено его силой. Скажете, что это даёт? А то: любой, кто прошёл эту процедуру, попадал после смерти в новый великий круговорот жизни, цикл замкнут. Только после приобретения жизненного опыта и святости, то есть накопленного в душе света и силы его, он переходил в иной мир, мир богов, в Правь. Ну, вроде в новую локацию перешёл, в Припять, шучу, конечно. Ну, по крайней мере, так верил народ. А так считалось, если явилась за кем смертушка по его душу горемычную, то его азмь обязательно вернётся в их род и общину, если его преобразования в яви не завершены до конца, в новом облике, то есть в новорождённом ребёнке. Вот такой есть всеобщий и любимый праздник у народа. Люди ели, люди пили, люди гуляли да песни заливали соловьём. Как в наших давно и так незаслуженно забытых былинах: я там был, мёд, пиво пил, по усам текло, да в рот не попало. Одно мне только непонятно... Или у мужика были усы большие, или рот маленький. Вот...

— Ну, мы идём к ведьме или нет? — А то стоят рты раскрыли свои.

Кстати... немного о себе, что мне удалось разглядеть и осознать своим скудным умом. Это сапожки красные, видно, фирменные, не Китай, штанишки синие широкие из шёлка, рубаха просторная льняная, сверху кольчужкой покрытая по самые мудя. Ну, это, я думаю, правильно, чтоб не откусили чего нужного. Штаны, тесьмой перевязанные под самым пупом, развязал тесёмку, заглянул, трусов нет. Засада... Поверх кольчуги широкий пояс, из кожи плетённый, на котором с левой стороны болтаются ножны, в них был вложен меч. Как мне показалось, а я не знаток никак, меч был хорош, примерно метр в длину, мне понравился, рукоять прохладная, я взмахнул им, от ладони не грелся, а значит, не потела ладонь и не скользила. Ощущения были приятны, у меня на кухне хороший нож был, профессиональный, сидел как влитой, всегда чувствовалась приятная железная тяжесть, видно сразу — вещь хорошая, так и тут было. Сравнение, конечно не очень, но какое есть, у меня же случайных боевых навыков или познаний по холодному оружию не оказалось, так что извиняйте. Правда, когда я им махал, прицениваясь... мои новые друзья скривились, словно после лимона.

— Тебе только коров пасти! — сделали вывод эти остроумные и усмехнулись.

— Надо будет... и буду пасти. — Подумаешь... цацы какие. В правой руке длинное копьё, и за спиной поверх вещмешка небольшой круглый красный щит, прикрывающий спину. Вот, в принципе, и всё моё вооружение. Ах, да, ещё в сапоге нож спрятан был, засапожник, если мне память не изменяет, а в другом деревянная ложка. И всему этому делу был венец — мой шлем, красивый, блестит, сверху небольшой хвостик торчит, знак вождя, куцый, правда, какой-то, обгрызенный, видать, более не заслужил. Внутри обшит материалом вроде войлока нашего, но не он, похоже на спрессованный конский ворс, если и прилетит по нему, видимо, чтобы потом аккуратно свои мозги высыпать в сырую земляную ямку, белым червячкам на корм.

Горыня был одет абсолютно идентично, та же одёжка, то же вооружение, меч, копьё, щит, как я понял, это стандартная экипировка воинов-охотников. Вот только мешок за плечами более, да сума большая через плечо перевешена. Нет... с рюкзаками и сумками надо что-то делать, так мучить себя нельзя. Доберусь до родовых селений, найду портных, обязательно все для команды перекрою. Во как! Уже для команды... смотри-ка на него, ушлый какой.

А вот арийка от нас отличалась кардинально. За её спиной торчали два самурайских тонких меча, по бокам на бёдрах висели два топорика. 'Томагавки', — сразу сделал вывод я, только рукоять их подлиннее. В левой руке стандартный щит и такое же длинное копьё. И как это всё она на себе таскает, бедолага наша? Вместо вязаной кольчуги была кожаная куртка и такая же короткая юбка, покрытая стальными тонкими блестящими пластинами. Сразу в глаза кинулось, что вещь намного лучше и качественней, чем наши стальные рубахи. Видно, Люд для единственной дочери постарался; говно не подсунет, согласен. Сам бы так поступил.

Вот так потихоньку мы и ползли через лесную чащу и непролазную вековую сказочную дубраву. И чем ближе мы подходили к болоту, тем больше у меня хлябало в сапогах, хорошего мало... понимаешь. По-моему, мои пальцы на ногах скрючились от влаги и опухли, как у погибшего сыча Филимона. Как стаскивать их буду, даже и не знаю. Вышли мы к нему, когда солнце было в зените. Я видел болото в Ленинградской области, так это не болото... это врата в преисподнюю, мороз по всей коже от этого природного призрака.

Серый туман с зеленоватыми прожилками, вроде сущности живой, зловеще клубился и пугал своей тишиной. Ни птахи какой лесной... ни надоедливого комара... ни самолёта... Даже нагруженные мешки с гостинцами на землю не скинуть, всё сыро по самую щиколотку, так и стояли в хляби, смотрели, радовались неземному пейзажу. Неожиданно с рядом стоящего сухостоя, захлопав большими седыми крыльями, соскочил огромный филин и мелькнул чёрной тенью в густой туман. Чем всех сразу, зараза, напугал.

— Отродье Карачуна... — прошипела арийка.

— Ага... гиблое место, — добавил наш детина. А то ж сам-то я не догадаюсь...

— Да ладно вам... — машу рукой, хочу успокоить. — Чего вы... птичку испугались?

Ну, вот кто меня всё время тянет за мой язык гадский, какой чёрт, спрашивается?

— Ты колдун, ты и иди первым, — пробубнил негромко хитрожопый предок. Вот так эта пара между собой втихаря от меня решила, что я великий колдун, которого боги перенесли им в помощь, в это их, можно сказать, безнадёжное путешествие, с другого явного мира. Млять... Нежданное путешествие Хоббита, или новые приключения Гудвина Великого и Ужасного... И то и другое для этой ситуации очень подходит.

Туман прошёлся всполохами, заклубился, предчувствуя очередную жертву безликим спрутом, я потянулся рукой к этому густому мареву, но оно отпрянуло своей молочной массой от моей кисти, перекатываясь и убираясь подальше от пальцев рук. Чем сразу обнажил оскал рядом стоящего древнего как само время деревянного идола.

— Чур, меня, чур!.. — сразу заголосила Фрида.

— Боги... — прошептал Горыня и отшатнулся от грубо вырезанной маски неизвестного для меня бога.

— Да чего вы... это ведь обычная деревяшка... — я, хорохорясь перед товарищами, смело наклонился поближе к наспех вырубленному из дубового столба, почерневшему от времени и влаги чуру.

— Я узнал его, это Авось... — испуганным голосом шепчет Горыня.

— Авось... говоришь? — поморщился я. Это для нас очень хорошо... Сколько раз русский авось спасал нас, и счёту нет, а для народа нашего гремучего это вообще первый в стране культ личности, хотя мало кто об этом знает и помнит. Я повернулся к друзьям. — Ну, тогда и авось с нами, бояться нечего. Пронесёт!..

— Как бы в штаны не пронесло... — сразу упал духом богатырь наш Илюша.

— И такое бывает... — кивнул я, соглашаясь с его доводом.

И вот всем своим хомячьим нутром сразу почувствовал, что зря я недозрелое яблоко съел, ох зря: ведь знал... В пузе что-то ехидно забурчало, предчувствуя для себя большие и неудобные неприятности в лихой дороги. А всё жаба моя ненасытная...

— Тук-тук. Кто в теремочке живёт? — я костяшками пальцев постучал по его толоконному лбу, который отозвался сразу дубовой пустотой. Давно видно тут дядька стоит, гадь, стережёт. — Стоишь... а на охранную деятельность у вас лицензия есть? Уважаемый... — начал пытать я расспросами истукана, тем самым до икоты пугая своих новых друзей. — Да кому она нужна... — и я безнадёжно махнул в сторону зелёной топи рукой, — поди не денется никуда... Чего смотришь безмолвным болваном и молчишь? Встречай православных!.. — и я помахал перед его разъеденным временем светлым ликом ладонью, приветствуя его от всего будущего мира. — Видите, и ничуть не страшно...

Или туман полыхнул от порыва ветра, или дыхнул вонью зловонной, и померещилось мне. Но неожиданно левый глаз идолища моргнул! Я вздрогнул. По крайней мере, мне так показалось, и попятился задом, классически аккуратно присаживаясь в холодную жижу.

— Ах ты идолище поганое!.. — выругался я. — У-у-у чурка бестолковая!..

Сижу в жиже, поджал под себя ноги, косо глянул на своих бледных товарищей, которые в ужасе смотрели то на меня, то переводили свой взгляд на изъеденного червями идола.

— Да привиделось, наверное... — я заёрзал на жопе. — Акклиматизацию просто ещё не прошёл... — постарался я выкрутиться перед древними.

Ой! Чего-то они, по-моему, взбледнули и совсем приуныли. Что ты, молодец, не весел, что головушку повесил...

— Вам что, нехорошо... — я постарался подняться. — Может, мне встать кто поможет? — а то мой мешок так оттягивал плечи, что одному, не снимая его, мне никак. И молчок. Чувствую, без моей помощи предки из ступора не выйдут. Только Горыня нервно икнул в тишине.

— Э-э-э-й! Древние... Пращуры! Вы со мной... или уже нет?..

Многие сейчас скажут: и не испугался, мол, сказки всё это, да я бы после этого не пошёл дальше, на кой оно ему это надо было. Сразу вам скажу, да мне по пьяни и не такое могло привидеться, я, конечно, с белкой не знаком лично, но от знакомых многое о ней слышал, так что меня такими фокусами не напугаешь. Ну, моргнул маненько: может, ему чего в глаз попало, соринка, например, да и после просмотра на НТВ вечерних новостей это для современного человека детский сад 'Ромашка'. Тьфу..., и растереть! Двое из ларца поставили меня на ноги.

— Спасибо! — поблагодарил я их от чистого сердца.

— Неча в хляби сырой стоять и помощь богов просить... — зашевелился здоровяк, отходить, видно, умишком своим стал и заумничал.

Вот что я заметил: они всё дословно понимают, никакой метафоры или фантазии у них нет. Не то, что у наших журналистов.

— Самим нужно путь дальний да тревожный держать. Это наша доля, судьбой указанная... — всё не унимался и ворчал здоровяк.

Тут, согласившись с Горыней, я кивнул. Просил я у бога бабу хорошую да сладкую, он, наверное, надо мной посмеялся тогда, нет, я, конечно, тоже не ангел, но всё же охота... а ночью очень.

Так что лучше всё самому... Тут я с Воландом из 'Мастера и Маргариты' был полностью согласен: нечего у них просить, у сильных мира сего, нужно... сами дадут, а нет... на нет и суда у них тогда надо мной нет. Хотя иногда всё же вмешательство в свою судьбу я чувствовал, можно ещё сказать, случайность или невидимую глазу, скажем так, коррекцию. Ага! Только она почему-то закономерна, раз и твоя судьба иногда поворачивается волей случая на сто восемьдесят градусов. Обычно к тебе не лицом... Разве не так... Что подтверждает мою догадку: нужно — сами дадут. Я перевернул копьё древком вниз и стал прощупывать берег болота. Ох и вонючее оно оказалось!..

Скок да скок, с кочки на кочку, иногда проваливаясь по колено, бывало, и по самую грудь, мы двигались по липкой, мерзкой топи. Ну как двигались, ползли, мать его. Что меня сразу насторожило, так это зеленоватый цвет тумана, видно, ядовитый газ выходит из недр земли. Потому я с самого начала отпорол со своего плаща три широких полосы, хорошо хоть материал качественный, и заставил всех повязать красные ленты поверх дыхательных путей, показывая на себе, как надо правильно, ну так, на всякий особый случай. Опыт имел. Они, конечно, удивились немного..., такого кощунства над княжьей вещью они не видели ни разу, но промолчали. Злой колдун сказал надо..., значит, надо..., дисциплина, прежде всего.

— Чтобы гадский дух в рот не попал! — поясняю суеверным. В принципе, даже не соврал. Горыня и Фрида быстренько, глядя на меня, забинтовались по самые уши.

Я старался нащупать копьём дно трясины, которое зашло по самый наконечник. Дна нетути. Угу!

— Надо бы обойти, — кивнул я через плечо друзьям, — а то увязнем и пропадём пропадом тут безвестно.

Горыня предусмотрительно достал из котомки моток верёвки и накинул его на плечо. Я стал пятиться задом и обходить стороной опасный участок топи. Хуже всего пришлось нашей красавице арийке, ей только можно было посочувствовать. Болотная тина, наверное, забилась везде, куда только можно. Даже на волосах какие-то водоросли прилипли, хорошо хоть зелёная квакушка не забралась. Горька ткнул меня в спину копьём:

— Глянь-ка, кикимора — она и есть кикимора.

Я оглянулся. Фрида старалась откинуть своим копьём мелко ползущего в её сторону болотного гада.

— Фу! — она сморщила свой красивый носик. — Мерзость какая...

— Вот взяла и ни в чём не повинную змейку обидела.

— Да заткнись ты!.. — и она ударила плашмя своим копьём по ярко-зелёной кочке. Мы оглянулись, не утопла ли ненароком красавица наша.

— Что?.. — уставилась она на нас невинно. — Там лягушка огромная сидела и на меня смотрела...

Я, с тех пор как повстречал Индиго у Градамира в Карелии, тоже стал к ним отрицательно относиться, просто до кошмариков.

Солнце растопило жаркими ультралучами последние зеленоватые капли тумана, а гади не видно конца и края. Болото это, кажется, жило своей таинственной жизнью, всё время поднимались с его дна зелёные пузыри, они булькали и шипели, если газом надышаться, можно и кони двинуть, метан ведь в воздухе. Даже для меня это было ужасно, а как ей, думаю, приходится, сиротке нашей.

— Боюсь... что идти придётся и ночью, если мы не выберемся до заката, — я прощупывал очередной участок топи.

— А мы и не выберемся... — прокашливаясь, отозвалась Фрида.

Ближе к вечеру на горизонте замаячила сиротливо одинокая берёза, а раз растёт древо, значит, там была твердыня. А сердце моё ёкнуло.

Солнце уже коснулось своим лучом тёмной кромки горизонта, когда мы стали выползать на небольшой участок суши. Хорошо-то как! А то бы ещё чуть-чуть — и наступила ночь неприглядная и непролазная. Я огляделся, ровно посередине острова стояла, небольшая, с почерневшими листьями берёза. Землица была сырой, но это уже была земля, а не слизь некая. Небольшой овальный участок суши, примерно метров двадцать в длину и метров пятнадцать в ширину, вот и всё, весь так сказать, болотный континент. Почти Россия... Горыня скинул с плеча суму и прислонил её ручками к дереву.

— А ну ка, подсоби...

Я сразу догадался, что он задумал. Снял с его плеча верёвку и одним концом постарался торчащие лямки сумки привязать к стволу дерева. Никакого сучка, чтобы её подвесить на стволе, просто не оказалось. После того как мы подвесили для ведьмы гостинцы на берёзу, спрятав их от сырости, а они весили целый пуд, Горыня перевернул свой щит выпуклой стороной вверх и бросил его на землю, опускаясь на него, вытягивая грязные по пояс ноги. Глядя на него, я тоже сделал импровизированную табуретку и присел, вытянув нижние конечности. Ноги просто гудели, мышцы бёдер сковала судорога, всю дорогу пришлось их задирать чуть ли не выше пояса, вытаскивая из тягучей трясины. Я только сейчас понял, как я устал! Я завертел головой и стал опасливо оглядывается. Место, конечно, не внушало доверия, и берёзка эта странная, специально её тут высадили, что ли, для привлечения туристов, таких как мы. Кроме неё вокруг была полная гадская гладь, глазу не объять. А тут дерево растёт, просто маркетинговый ход, мимо не пройдёшь, по любому, думаю, засада. Я положил копьё на колени, никакого желания расставаться с этой палочкой-выручалочкой в грядущую ночь у меня не возникло. Я погладил Щуку большим пальцем. Горыня заметил телодвижения и усмехнулся.