Оба кадра... Относились к той категории обитателей военных баз Альянса, от которых даже командир отделения бегал быстрее, чем ежемесячный кросс на шестьдесят километров с полной выкладкой с приказом уцелеть при угрозе орбитального удара. Никому не хотелось принимать на себя ответственность за Эль-Второго мигренщика, который запросто слетал с катушек и светился ярче и страшнее лампы оперативной дезинфекции и тем более — за мальчишку, сквозь альянсовскую капральскую форму которого явно просвечивали короткие штанишки на лямках. Даже без рубашонки в легкомысленную клеточку. С короткими рукавами.
Шепард медленно, как прибывающая вода в половодье, зверел. Ему, выпускнику спецакадемии, вырвавшему с боем высший по значению знак Эн-Семерки, приказали принять... командование десантным экипажем корабля, который военным кораблем не мог быть по определению. Перед мысленным взором Шепарда скользили чертежи "Нормандии". Такой подлянки от турианцев... Он не мог ожидать в принципе. За столь успешно проведенную операцию по оболваниванию... Другого слова он не мог сейчас себе даже позволить... По оболваниванию имевших власть и влияние альянсовцев... Каждый из Управления психологической войны Турианской Иерархии был достоин Звезды Земли. Не меньше. На меньшее не стоило даже размениваться.
Фрегат, на котором была установлена система маскировки, становящаяся никчемной, если противник имел на борту своего корабля оптические приборы наблюдения и сканеры. И вредной, если кто-нибудь из оппонентов фрегата имел иллюминаторы на бортах своих кораблей. Так спеленать сухими наждачными строчками выдавленного в многомесячных утрясках Договора... космические вооруженные силы человеческой расы. Недофрегат, недоэсминец, недодредноут, недолинкор, недомонитор. Подарочки развитых рас внезапно "проклюнувшему" голубоватый туман активной зоны запретного ретранслятора соседу.
Шепард чувствовал, как вокруг него, стоявшего у обзорного иллюминатора, сгущается, становится с каждой секундой все более вязким воздух. Где-то на дальних окраинах сознания истошный голос вопил, что это совсем не по-человечески. Что такое состояние, такое поведение — не для человека, не для офицера, не для эн-семерки. Где-то на дальних окраинах.
Шепард не обращал внимания на эти вопли. Куда идет фрегат? Иден-Прайм? Зачем? Проверить систему псевдо-невидимости? Чего её проверять в такой дали? Выведи фрегат к Луне и проверяй — сколько хочешь. Все будут видеть фрегат, отчаянно желавший стать невидимым. И никто даже не искривит губы в усмешке. А потому, что так надо. А кому надо — знать не надо. Живи, существуй, сопи в две дырки и не рыпайся. Взгляд Шепарда скользил по сверкающим россыпям звезд за толстым стеклом обзорного иллюминатора.
До прибытия оставалось двое суток. Двое суток. А у него, командира десантного экипажа уже сводило пальцы обеих рук судорогой. Сводило так, что от боли он едва не подвывал. Потому что он Знал.
Знал, что до войны с синтетиками остались эти двое жалких человеческих двадцати четырех часовых суток. Знал то, во что боялись поверить лощеные дяди в адмиральских мундирах, воображавшие себя крутыми стратегами и способные гарантированно упасть в обморок из за внезапно отказавшего голопроектора в своей гостинной. Знал то, что могло обеспечить мгновенный инсульт с инфарктом в одном корпусе любой из адмиральш, для которых пятнадцатисантиметровые каблуки стали более привычными, чем стандартные армейские берцы. Знал то, что было смертным приговором для восьмидесяти. Восьмидесяти процентов населения всех человеческих колоний, с великим трудом выстроенных на кое-как освоенных и как-кое оформленных юридически за Землей планетах. Знал то, что было погребальным саваном для тысяч восемнадцатилетних юнцов, ненамного более младших, чем Дженкинс, надевших форму ВКС Альянса Систем. Им гореть в этих жестянках. Им гореть в тесных кабинах артсистем. Им гореть в десантных капсулах. Им. Им. Им. Гореть и умирать, пытаясь даже не выжить. Успеть понять, осознать... Если уж не принять...
Принять Факт. Факт столкновения. Факт столкновения с Машинным Разумом. Для которого. Любой. Разумный органик. Только враг. Только противник. Только подлежащий уничтожению.
В голове зверевшего командира десантного экипажа билась одна мысль. Колокольным набатом билась. Не тем, пожарно-заполошным. А тем, от которого по спине как теркой продирает. Одна мысль: "Нас. Не. Учили. Воевать. С. Машинами.". И от этой мысли веяло. Горечью веяло. Сворачивающей все лицевые мышцы в страшную гримасу. Гримасу, предвещавшую ярость. Загоняемого в угол разумного существа ярость. Решившегося сбросить маску Цивилизации и явить врагу другую. Вторую маску. Маску Зверя.
Пальцы обеих рук Шепарда сжались в пудовые кулаки. Способные остановить борца сумо на низком старте. Двух борцов. Трех. Пятерых. Остановить насмерть. За долю секунды. Эн-Семерка. Лучшие. Супербойцы. В любое время. В любом месте. Любую задачу. Выполнять. Точно. Полностью. В срок. И никак. Иначе.
Шепард почувствовал, как беззвучно расправляются плечи под форменной курткой. Как напрягаются мускулы. Как пытаются сойтись лопатки, зажимая позвоночник в тиски. Как деревенеет шея, выпрямляясь в строгие вертикальные девяносто. Как подбородок занимает положение бульдозерного ножа, не сулящего ничего хорошего тому, что окажется перед ним. Как едва-едва расслабляются мышцы, позволяя челюстям оставить между зубами несколько миллиметров свободного пространства. Несколько. Миллиметров.
Со стуком сошлись каблуки берцев. Носки ботинок привычно приняли уставное положение. Ноги выпрямились полностью, подняв туловище на максимальную высоту. Живот привычно напрягся, грудная клетка расправилась, дав возможность легким закачать в себя еще немного воздуха. Руки пали вдоль тела, ловя условные линии боковых швов и становясь с ними едиными.
Далеко в углу сознания мигал маячок, высверкивая только один код. Не человек. Не человек. Не человек. И Шепард, выпрямившийся как струна перед обзорным иллюминатором не торопился. Не торопился вступать в изматывающие, ненужные, вредные дискуссии с этим маячком. Он знал. Знал одно: "Для того. Чтобы. Победить. Машину. Надо. Выложиться. Полностью. В кратчайший срок.".
Если бы сейчас кто увидел Джона Шепарда, двадцати восьми лет от роду, сироту, вступившего в Альянс сразу после восемнадцатого дня своего рождения. Он бы изумился. Настолько стоявшая перед распахнутым во всю стену иллюминатором фигура не походила на прежнего командира десантного экипажа фрегата. От нее веяло силой урагана и мощью селевого потока, неудержимостью шторма и могильным мраком склепа. А самое страшное исходило от лица коммандера, неподвижного и застывшего как шаманская маска. Белки глаз светились тысячами искр, а зрачки по своей черноте и бездонности легко оставляли позади глаза азари и дреллов.
Перед силой, исходившей из глаз и распространявшейся на добрых несколько метров невозможно было устоять. Можно было только повиноваться. С максимальной точностью, скоростью и полнотой.
Сейчас лицо капитана не нуждалось в том, чтобы разжимать плотно сжатые губы. Слов не требовалось. Поворот головы уже был способен обрушить стенки стоявшего далеко внизу, в трюме фрегата морского контейнера в пыль. А если бы к повороту головы добавилось движение глаз... Контейнер бы просто перестал существовать как материальное тело. Мгновенно. С любым содержимым. Со всем содержимым.
В мозгу Шепарда вспыхнул и развернулся экран. Состояние корабля. Состояние вооружения. Состояние экипажа. Курс и дальность хода. Местоположение корабля в пространстве Млечного Пути и в данной звездной системе. Лавина данных. Капитан стоял недвижимо, впитывая её, обрабатывая, сортируя. Десять процентов, говорите?! Двадцать?! Тридцать?! Сорок процентов мощности головного мозга, говорите, работают у среднего разумного человека?! А восемьдесят — не хотите?! А сто?! А кратность?!
Ему, командиру десантного экипажа. Эн-семерке. Капитану ВКС. Какой-то лощеный полковник из штаба дивизиона передал не приказ на бланк-ридере по всей форме, а писульку. Ридер с текстом в три строчки. Образец канцелярской оторванности от реальной жизни. Принять пост старшего. Помощника. Капитана. Фрегата "Нормандия".
Этот полковник. Даже сам не понял. Что он передал. В какой форме. И с какими последствиями. Такое пренебрежение к правилам оформления распоряжений командования допустимо только во время войны. А раз это пренебрежение допущено. Значит, война уже идет. И он, Джон Шепард, находится не просто на службе в ВКС Альянса Систем. Он. Находится. На. Войне.
— Капралу Дженкинсу прибыть в салон левого борта. К капитану Шепарду. — выплюнули губы командира десантного экипажа. В наплечный спикер. Голова не повернулась. Двигались только губы. И то, что должно было сформировать голосовой приказ, подлежащий мгновенному исполнению.
Внутренним взором на мозговом экране Шепард видел, как замер Дженкинс, до того мило беседовавший с врачом фрегата майором Карин Чаквас. Как он вдруг выпрямился, резко замолчал, оборвав речь на полуслове, поправил берет, отдал воинское приветствие старшему офицеру медслужбы корабля, четко повернулся направо и, мимо даже не сменившего расслабленной стойки сержанта полиции, строевым шагом вошел на лестницу, ведущую на жилую палубу.
Шаги старательно печатавшего шаг Дженкинса приближались, едва не сбиваясь на бег по мере приближения к месту назначения. Наконец капрал замер на пороге салона.
— Капрал Дженкинс, сэр! Прибыл по вашему приказу, сэр! — отчеканил прибывший и только тут осознал, что в салоне что-то очень поменялось. И центр этого изменения находится прямо перед ним. Капитан Джон Шепард. Командир десантного экипажа фрегата. Его непосредственный командир.
Шепард даже не обернулся, не изменил стойку, не стал отвечать на доклад младшего по званию.
— Где вы родились, кап-рал? — выплюнули губы офицера очередной вопрос.
— На Иден-Прайм, сэр! Фрегат следует туда, сэр! — Дженкинс даже не пытался как-то выйти за пределы требований устава и прямо поинтересоваться, что же такое произошло и в чем причина вызова.
— Желаете повоевать, кап-рал? — в голосе Шепарда чувствовалась угроза. Дженкинс её уловил.
— Так точно, сэр! Мы уже две недели в космосе, сэр! А я приписан к десанту, сэр! Я — не летун, сэр! — Дженкинс отчаянно пытался понять, что хочет от него этот капитан. Он знал, что Шепард — герой Акузы, что он — уцелевший, что он эн-семерка. Он многое знал о Шепарде. Того, что разрешили ему узнать. Но сейчас перед ним стоял другой Шепард. Таким капитана десантного экипажа Дженкинс еще никогда не видел. И сейчас готов был молить Бога, чтобы больше никогда не довелось увидеть.
— Приписан?! Это вы точно выразились, кап-рал. Приписан. А мне, вашему командиру, нужно чтобы вы. Были не только приписаны. Но и были десантником. Какая задача была поставлена вам вашим прежним командиром? — в голосе Шепарда послышались нотки, не дававшие Дженкинсу никакой возможности оттянуть доклад.
— Прибыть на борт десантного фрегата "Кейптаун", сэр! В пятнадцать часов тридцать минут три недели назад, сэр! В распоряжение лейтенанта Велланда, сэр!
— И почему я, командир десантного экипажа фрегата "Нормандия" нахожу вас на базе спустя неделю после ухода "Кейптауна", кап-рал? — пока Шепард это цедил, Дженкинсу не раз казалось, что вот сейчас, сию секунду капитан обернется и это будет последним, что увидит Дженкинс в своей жизни.
— Опоздал, сэр!
— Опоздали?! Вы, капрал десантных войск ВКС Альянса Систем?! Опоздали?!
— Так точно, сэр! — Дженкинс положительно не знал, что ему отвечать еще. Полумрак салона начинал его откровенно пугать. Чернота космоса, еле-еле подсвеченная звездами нагоняла жуткую тоску.
— Главный девиз десантных сил планеты Земля. Живо. Четко. Раздельно.
— В любое время! В любом месте! Любую задачу! Выполнять! Точно! Полностью! В срок! И никак! Иначе! — с каждым словом, буквально выкрикиваемым, Дженкинс ощущал, как с ним что-то происходит. Куда-то отходит бравада, где-то затихарилось хвастовство, куда-то скрылась легкость и беспечность восприятия. Капрал видел, что Шепард не оборачивается, никак не реагирует на хорошо знакомые ему слова.
— Сейчас вы, кап-рал. Пойдете в трюм и там отработаете за два часа, что остались до обеда. Со всем старанием. Комплекс скоростной работы с оружием. Выпол-нять. — выплюнул капитан, не меняя позы.
— Есть, сэр! — Дженкинс на автомате развернулся и вымелся из салона.
Шепард не стал оборачиваться, зная, что Дженкинс, убегая, даже дверь в салон забыл закрыть. Он знал, что произойдет с капралом за эти два часа работы на пределе его нынешних возможностей. Он станет. Другим. И он. Останется. Жить.
Если с Дженкинсом было все просто, то с лейтенантом Аленко... Было намного все сложнее. Кайден был биотиком, отягощенным искусственными профильными имплантатами. Не слишком удачная модель. Эль — вторая. Кайден наотрез отказывался менять имплантаты на более совершенную, эль третью и сейчас Шепард, стоя в прежней позе у окна иллюминатора, на экране мозга осматривал имплантат лейтенанта Аленко. Стандартная модель, без всяких наворотов. И жуткие мигрени. У носителя этой модели. Рядом с изображением имплантата выстраивались в отдельном поле строки рекомендаций по гашению мигрени, как признака несовместимости имплантата и носителя. Шепард вчитывался в эти строчки, вращая имплантат и так и этак.
Он знал, что лейтенант Аленко чувствует взгляд на себе, но не может определить, кому этот взгляд принадлежит. Кроме него, второго пилота и сидящего рядом первого пилота в рулевой рубке фрегата больше никого нет. Никого из людей.
Офицер Аленко находится в кресле в пилотской рубке. Он по боевому расписанию еще и второй пилот корабля. Хотя никаких особых прав, никакой особой квалификации у него нет. Шепард это знал точно. Он уже смог вспомнить все, что когда-либо читал из документов, характеризующих этого лейтенанта. Службист. Штабист. Формалист. Не способен к боевой работе на пределе возможностей. Не может руководить эффективно никем, даже собой. Биотик, не знающий, что такое боевая биотика в реальном боевом применении. Быстро выдыхающийся, неспособный дозировать удары с машинной точностью, добиваясь максимальных результатов.
Если ему, капитану Шепарду, дали в подчинение этих двоих, то он заставит этого лейтенанта измениться. В лучшую сторону. Хотя бы для того, чтобы этот пацан просто выжил в том, что начнется через двое суток. Меньше чем через двое суток.
Шепард читает рекомендации, высвечивающиеся на мозговом экране. Читает, оглядывая имплантат и его связи с организмом человека. Читает, формируя командную последовательность.
Наконец Шепард принимает решение. Командная последовательность запущена. Теперь Аленко знает, что взгляд — это не случайность. Но, по прежнему не знает, кому именно этот взгляд принадлежит. Поздно разбираться, ища источник. Поздно. Руки лейтенанта Аленко, до того момента спокойно лежащие на подлокотниках, впиваются в их покрытие всеми пальцами, принимая на себя жуткое нервное напряжение, сковывавшее тело молодого офицера чем-то похожим на стазис.
