Но инстинкт погнал ее к дереву. Она вплотную подошла к стволу и рухнула на угловатые, грубые корни. Сил не осталось.
Она ждала боли от падения, но тело пропитанное ядом едва чувствовало.
Зачем она оказалась здесь? Ах, да. Слова Лоролана. Но бежать она не собиралась.
Эл очнулась снова лежа высоко на ветвях дерева, где-то в кроне, и звезд там высоко не было. Там царил обжигающий день нижнего мира пламенный, как рассвет, совершавшийся в розово-красном мареве атмосферы. И не было ночи, той, которую она знала. Она опять забылась, приняв этот день за бред. Она опять открывала глаза. Вот они близкие звезды. Ночь. Наконец-то пришло умиротворение. Близкое ожерелье ярких точек казалось вязью древних писаний, строками легенд Алмейра, начертаниями той книги, которая ей так и не открылась. Не пытаясь разбирать знаки, она только любовалась ими и вспоминала. На этот раз остров. Как хорошо было бы умереть и снова оказаться там, на полосе берега иллюзорного океана и увидеть башню дворца, и забраться по каменным ступеням на площадку. А там. Упасть и забыться видением о нем.
Пусть будет благословен и храним судьбой чуткий, пылкий Мейхил, который разбудил в ней старые чувства, запрещенные, хранимые в самых глубинах сердца. Любовь — священное чувство связи с тем единственным. Обрывки воспоминаний. Последняя встреча. Она не вернется. В который раз за очередным поворотом пути не будет ожидаемой встречи.
Она не думала о конце. Эл перестала верить в собственную смерть. Ее трудно убить, если вообще возможно. Что с того, что тело больше не ощущается, что живо только разумное существо. Можно существовать без тела.
И снова пропала крона и звезды. На сей раз, она ясно поняла, что спит. Это сон. На этот раз он был сплетен из картинок разных времен, разных событий. Она шагала нарочито уверенно по коридорам инспекторского корпуса Космофлота, наверное, ей зададут очередную трепку. Да с какой стати командору Галактиса опасаться инспекторов?
Снов она не видела давно. Он из той эпохи, когда она летала и училась. Сон, в котором участвовало двое наблюдателей, две стороны ее сознания. Один бесстрастный, который не вмешивался в ход событий, он лишь давал оценку тому, что видел, другой участник. Это первый напомнил, что командор Галактиса всему инспекторскому корпусу не по зубам.
А потом были сцены прошлой войны, одного из полетов, где пришлось убивать. Штурмовики одного из флотов Галактиса разлетались в пыль. И это реальность.
Та ее часть, которая эмоционально проживала бой, была озадачена комментарием наблюдателя, для которого бой был картинкой прошлого.
И так она врывалась в другие воспоминания, и опять две ее стороны каждая в свое удовольствие расценивала увиденное. Наблюдатель каждый раз напоминал, что все это — лишь сон.
А потом исчезли оба. Осталась она одна.
И это было видение, которого она жаждала с того момента, когда осознала, что застряла в мирах.
Эл увидела, как поднимается по ступеням башни, выходит на обширную площадку и видит ЕГО. Сердце стиснуло, дышать стало трудно. И она едва сдержалась, чтобы не рвануться к нему, чтобы не спугнуть шаткое видение. В пяти шагах от нее совершенно реальный стоял Алик.
Он шевельнулся, будто хотел поступить как она.
Эл не выдержала и стремительно приблизилась. Она сначала уткнулась лбом в его плечо, радуясь тому, что оно реально, а когда ощутила холодок ткани его куртки, только не форменной, это был материал похожий на кожу, прижалась сильнее. Комок в горле и слезы убедили ее, что она не просто видит, но и живо чувствует человека рядом. Объятия сомкнулись, подарив ее душе волну восторга, прилив счастья.
— Я люблю тебя, — прошептала она сдавлено. — Как же я хотела увидеть тебя. Как же я соскучилась.
Объятия разомкнулись, и ее лицо очутилось в его руках.
— Это сон? — его вопрос был кстати.
— Да. Для тебя — да. Слишком далеко, чтобы мы могли встретиться.
— Тебя так долго не было. Я боялся, что не смогу снова тебя увидеть.
Эл слышала его голос с нотами затаенной надежды. Глаза его горели как никогда раньше, и лицо было необыкновенно мягким и вместе с тем мужественным. А она за давностью не заметила, что он возмужал. Это был иной Алик. Не было в нем той угрюмой ноты, какая всегда вплеталась в интонации его голоса. А взгляд, искрящийся и теплый, ласкал ее лицо, заставлял сердце замирать.
— Мне пришлось немножечко повоевать. Я, по-моему, умираю. Я так хотела увидеть тебя. Это было последнее, на что я рассчитывала.
Эл испугалась собственной откровенности.
— Ты уж выживи как-нибудь. Я хочу встретить тебя опять. Не во сне.
Но в его словах не было испуга, только насмешливый тон. Он ей не поверил.
Эл не смогла больше выносить ни этот красноречивый пылающий влюбленный взгляд, ни нежных прикосновений его рук. Страсть, что разбудил Мейхил, нашла канал. Она первой прильнула к его губам со всей откровенностью чувств. Встреча может быть единственной и таить чувства — просто глупо.
Страсть потухла едва, он ответил на поцелуй. Он был другим. Алик целовал ее прежде, а так — никогда. Она провалилась в его объятья, как в мягкую сеть, перестала существовать, как Эл, она на мгновения поцелуя стала его частью. И это счастье стать одним целым оказалось превыше любого другого счастья. Легкое колыхание, как в ласковом потоке воздуха, словно тело — язычок пламени в общем огненном столбе. Это было похоже на очищение. Пламя плавило ее, словно выжигая яд, возобновляя токи, возвращая силы. Перед ней не жизнь, а вечность.
А потом пришли человеческие чувства, и вовсе они не были забытыми. В его поцелуе появилась ответная страсть. Эл почувствовала себя земной. Женским существом мягким, как глина, в руках любимого.
Он оторвался от ее губ. Эл потянулась следом.
— Это чудо какое-то, — шептал рядом его голос. — Я люблю девушку из видения. Я даже имени твоего не знаю.
Фраза, как разряд, ударила по сердцу. Эл шарахнулась назад, разорвав объятия. Тело вздрогнуло, и она очнулась.
* * *
Сводчатый потолок комнаты и овальное окно чуть сбоку от центра. Сквозь окно проникал сумрачный свет — то ли утро, то ли вечер. Она лежала на спине в напряжении, с выдохом она склонила голову на бок и увидела край знакомой одежды.
Сознание включилось мгновенно, казалось, ей не пришлось думать, чтобы понять происшествие.
— Зачем же так? За что? — простонала она. — Даже в эту часть меня вы влезли.
Стало больно. Эл заплакала. Наступило бессилие, тоска, грудь сдавило болью.
Он исчез. Эл, чтобы подавить истерический приступ закусила указательный палец. В бок кольнуло тупой болью, рана отозвалась на резкое движение, на вздрагивание тела. В глазах встал серый туман, боль усилилась, и Эл самовольно отключила сознание, уходя в темноту.
Она снова очнулась. Глаза резало. Это слезы. От них щипало щеки.
Ее голова покоилась на чьих-то коленях. Эл даже глаз не открыла.
— Милинда, — с надеждой сказала она.
— Да, госпожа, — отозвался грустный голос.
Эл распахнула веки, и струйка слез стекла к вискам. Милинда стала быстро вытирать их, словно стеснялась их, торопилась убрать эти слезы.
— Вам больно? — спросила Милинда вкрадчиво.
— Да.
— Рана?
Эл слабо мотнула головой, показала правой рукой на грудь в районе сердца. Потом сморщилась, вот и рана напомнила о себе.
Обе молчали какое-то время. Милинда умиротворяющее гладила ее по волосам и не смотрела на нее. Милинда глядела перед собой, чтобы не выдать своих переживаний и сомнений. Еще недавно она была убеждена, что молодая госпожа потеряна навсегда. Браззавиль едва обмолвился об этом, того было довольно, чтобы Милинда уединилась в гроте и металась там одна в тревожном ожидании исхода. Прошло безнадежно много времени, и в первый момент появления мужа она скрылась, чтобы не услышать роковую новость. Милинда не посмела уйти от владыки, который и сообщил, что Эл была спасена им.
Милинда не знала обстоятельств, но было довольно взгляда на сад, и она поняла, что ее госпожа пережила надлом. Сад застыл и опал.
Девушка выглядела отрешенной и смиреной, взгляд потух, искрились лишь крупные слезы. Милинду бросало в холод и дрожь, но она мужественно держала голову Эл на своих коленях.
— Вы меня опять спасли, — нарушила молчание Эл.
— Нет. Не я. Я бы не смогла. На то была воля владыки. Браззавиль сказал, что он сам вынес вас из нижнего мира. Он сказал, что вы...
Она не договорила. Эл попыталась сесть, поэтому Милинда перехватила ее плечи, навалилась, не давая встать.
— Умоляю, лежите так. Так спокойнее.
— Вы как лед, Милинда. Я тяну силу из всего окружающего, когда болею. Это опасно.
— Не для меня. Лежите смирно.
Эл утихла, Милинда заботливо окутала себя и ее мягким покрывалом.
— У меня не было дочери, — произнесла она.
Эл только улыбнулась ей сквозь слезы.
— Меня снова не спросили, хочу ли я жить.
Милинда не возразила ей, как возразила бы раньше. Она была согласна с Эл. Теперь у девушки иные обязательства перед владыкой.
Милинда несколько дней привыкала к тому, что ей снова придется ухаживать за своей госпожой, привыкала, потому что она остро ощутила свою ненужность. Милинда заметила, как в Эл умерло прошлое, что произошел разрыв, который не восстановит даже ОН.
— Может быть, вы желаете чего-нибудь? — спросила Милинда ради вежливости в один из визитов.
— Я хочу домой, — низким мрачным голосом ответила Эл.
Милинда умолкла, она оставила Эл одну раньше, чем обычно.
Наблюдая беспомощность супруги, Браззавиль решил поддержать ее.
— Ты не знаешь, как поступать? — посочувствовал он.
Милинда согласилась молчаливым жестом.
— Мы служим ей в любом случае, — сказал он, придав интонации равнодушие.
Но чуткость Милинды не обманешь интонацией.
— Она сломлена. Она беспомощна, — растерянно произнесла Милинда. — Я не знаю средства, чтобы ей помочь.
— Пусть он сам, раз вернул ее, — сказал Браззавиль. — Не ходи к ней больше без надобности. Я сам очень скучаю по ней, но понимаю, что мое присутствие напомнит еще раз, что она здесь не по своей воле. Я виноват, что позволил себя обмануть. Кинжал так и не нашелся. Я мысленно не смею обратиться к ней, на столько ощущаю себя виноватым.
Милинда поняла, что не одна она терзается произошедшим. Владыка исчез, едва Эл очнулась. Пропал Лоролан, и Браззавиль мгновенно понял его причастность к попытке убийства, о чем сообщил ей.
Одиночество может стать для Эл очередной отравой или лекарством, пока она не выплывет из моря своего отчаяния, в пространстве этого мира будет висеть тревога и тишина ожидания.
Милинда была опустошена переживаниями, словно она болела той же болезнью, что Эл, с раной никак не связанной.
Тем не менее, именно Браззавиль решился повернуть колесо событий. Однажды он пришел к Эл и сел у изголовья.
— Какой он? — спросил он.
— Кто? — переспросила Эл.
— Тот ради кого ты умерла, — пояснил он. — Ты выбрала смерть. Ради смертного. Я не поверю, что яд был настолько опасен. Какой он? Или ты изобразила смерть не для него?
— Ему было больно меня терять, но, как ты сам понимаешь, мы никогда не сможем быть вместе.
— Я хочу понять.
— Браззавиль, ситуация сложнее. Она сложнее всего, что представляла я. Я не могу точно назвать момент, когда я решила все завершить.
— Что притянуло вас к нему? Он похож на того, кто ушел?
— Похож? Едва ли. Я не знаю ответов. В том и загадка любви, ее нельзя объяснить и разложить на составляющие, на сходства и различия — это сила, единая и могущественная. Я не могу говорить, потому что ничего достоверного не скажу. Он лишь отворил дверь, войти в которую — роскошь, для такой как я. Зато я навсегда запомню, как была счастлива благодаря ему. Пусть мимолетно. Если ты боишься спросить, хотела бы я остаться с ним, я отвечу — нет.
— Я хотел спросить, — признался Браззавиль.
— Тебя еще что-то беспокоит?
Браззавиль помедлил. Да, он не задал вопрос, ради которого нарушил ее уединение.
— Теперь вы обязаны жизнью владыке, — смущенно сказал он.
— Я не просила меня спасать.
Последнее было сказано слабо, тихо, но обжигающе убедительно.
— Эл. Ты первая, кого он спас. Он нарушил границу и проник туда, где не был давно. Ты хотела уйти, у тебя не хватило сил или ты решила обратить себя в прах?
— Откуда такие подробности?
— Пепел нижнего мира. Раскаленный пепел. Его частицы попали и сюда. Это случилось утром, после восхода. Ты хотела уйти?
— Я не могу ответить точно. Яд отравил не только мое тело, он затмил и разум. Я не помню.
— Он поднял тебя на башню. Он нес тебя сам. Эл, я его вечный слуга, такое случилось впервые.
— Браззавиль, если тебе не известно, то у меня ответов, тем более, — нет. Мне наплевать, что он со мной делал. Он влез в мою душу. Это мерзко.
Ее голос сорвался, она закрыла лицо руками. Он ощутил ее боль и нахмурился.
— Позовите, когда я буду нужен.
Он оставил ее в этом отчаянии. Теперь у него не было намерений утешать ее. Когда-то он спускался в подземелья дворца, чтобы увидеть ее и убедить, что этот мир — ее. А теперь всем существом ощутил ее чужеродность. Напрасно он питал надежды, что у нее гибкая и податливая природа, что она проникнется этим миром и другими, полюбит. Она любила. ТО ДАЛЕКОЕ.
* * *
Эл поднялась на ноги и побрела к двери. Ее качало, но боль в боку была более терпима, чем боль в сердце. Ноющее тело даже делало ей услугу. Она скорее выкарабкалась в галерею, чем вышла. Повиснув на перилах, она посмотрела вниз.
Сад был мертв, напомнив ей похожий пейзаж острова.
Эл по перилам добралась до первой лестницы, кое-как спустилась ярусом ниже в другую галерею. Там она продолжила твой труд. Так она добралась до лестницы в сад. Перед глазами расходились круги, но боль совсем ее не беспокоила, тело само ее заглушило. Эл села на ступеньках.
Собственно идти больше некуда. Когда спина устала, она легла на ступени, но так рана заныла острой болью, и Эл перекатилась и села снова.
Перед ней была, казавшаяся длинной дорога. Эл смотрела туда, в даль, где была дверь. Постепенно ее взгляд стал мечтательным, потом тоскливым. Туда ушел Алик. Тот день необычно ярко воскрес в памяти, словно она только что его лишилась. Эл вспомнила видение и вздрогнула. Как могла она "купиться" на фантом?! Могла, потому что больше всего желала той встречи, а со времен острова она не знала другого способа увидеться с ним.
— Что же ты видела? — раздался совсем близко голос владыки.
Он стоял рядом, чуть справа и несколькими ступенями нише, так, что ее взгляд оказался напротив его лица. Эл бросила на него короткий взгляд.
— Не нужно, — попросила она.
— Я желал бы развеять одно из твоих заблуждений. Ты будто бы обвиняешь меня в чем-то? Явно не в том, что я спас тебя.
Эл только нахмурилась в ответ.
— Нет. Я знаю не все, — сказал он.
Его голос был монотонно мягок, от чего Эл начала злиться. Она по-прежнему молчала, от приступа неприязни, она не могла заставить себя издать даже вздох или стон. Тело напряглось, словно ее засунули в тесный доспех.
