Надья-На, погладив холодную морщинистую кору, окинула почти облетевшую крону взглядом, сунула озябшие руки в карманы и медленно пошла по присыпанной снегом траве к обочине аллеи, где стоял её мотоцикл.
Шипучая таблетка булькнула, утонув в стакане. Застёжка-липучка манжеты тонометра с сухим треском разошлась, и фельдшер произнёс:
— Давление зашкаливает. У меня таких таблеток с собой нет, это тебе по рецепту надо в аптеке покупать, майор.
— Ну, так выпиши, — буркнул Йонис, расправляя рукав рубашки.
— Это не ко мне, — покачал головой фельдшер, убирая тонометр в чехол. — За рецептом надо в больницу.
— На хрена мы тебя тогда тут держим, если ты чуть что — сразу переводишь стрелки на больницу? — проворчал Йонис. — Какой от тебя прок?
Голова гудела, уши словно ватой заложило, колени тряслись. Этот лысый сукин сын вырубил всю группу захвата, и в итоге в наручники его заковал белобрысый лейтенантик — единственный, кто каким-то чудом умудрился остаться на ногах и в сознании. Какую роль сыграл в этом рисовальщик, Йонис не совсем понял, но, судя по загадочному взгляду синеухого парня, без него не обошлось. Йонис просто не верил, что желторотый лейтенант мог в одиночку справиться с этим матёрым волком, способным отправить в беспамятство десять здоровых спецназовцев, не шевельнув при этом даже пальцем.
Таблетка растворилась, и Лиснет протянул Йонису стакан. Майор сомневался, что от неё будет большой толк, но выпил мутную жидкость, крякнул, поморщился и потёр пальцами виски. Всем, кто попал под воздействие Убийцы, было не по себе: это выражалось в головной боли и заторможенности. Йонису "повезло" больше всех. Видимо, всё-таки возраст берёт своё.
— Надо серьёзно обследоваться, майор, — сказал фельдшер. — Тебе уже не восемнадцать лет. Пора бы повнимательнее относиться к своему здоровью.
— Хочешь сказать, что я — старпер, которому пора на пенсию? — усмехнулся Йонис. — Не беспокойся, до пенсии мне остался всего год. Вот тогда и начну ходить по врачам.
Фельдшер открыл было рот, но Йонис поднял руку и перебил:
— Спасибо, братец, ты сделал всё, что мог. Ты свободен. Мне надо работать.
На давление, честно сказать, он раньше не жаловался и только сейчас понял, как чувствуют себя гипертоники. Он им не завидовал.
Лейтенант Неир явился с письменным рапортом. Пробегая глазами строчки, Йонис морщился, с трудом разбирая скверный почерк. Хмыкнул.
— "На момент, когда я выпустил в подозреваемого несколько шприцов с препаратом RX, тот находился в сидячем положении на полу", — процитировал он. — То есть, когда ты вошёл, он уже был обезврежен?
— Получается, так, — ответил лейтенант. — Я только произвёл задержание.
Нужно было допрашивать рисовальщика. Впрочем... Это детали. Главное — белоглазый Убийца сидел в камере, а точнее — лежал, как будто его покинули все силы. Он был обколот препаратом RX. На вопросы отвечать он отказывался, повторить свой фокус с психическим воздействием почему-то не пытался. Йонис на всякий случай распорядился никому не подходить к его камере.
Но сейчас ему нужно было срочно ехать по другому делу — о взрыве в торговом центре, которое тоже висело на нём, и по которому "наверху" требовали результат как можно скорее. Всплыл факт, что на счёт больницы, в которой лежала жена террориста-самоубийцы, поступила крупная сумма денег — на её содержание на аппаратах жизнеобеспечения. Реквизиты отправителя оказались вымышленными. Йонис хотел взглянуть на женщину и поговорить с врачами, хотя сам пока не знал, даст ли это ему хоть какую-нибудь зацепку. Ему просто безотчётно хотелось туда съездить; в последнее время происходило столько непонятного, что он не мог себе позволить игнорировать малейшую мысль, пусть даже нашёптанную внутренним голосом.
Лиснет уже ждал его за рулём. Садясь в машину, Йонис ощутил усиление чувства заложенности в ушах, а глаза застлала коричневая пелена.
— Ты как? — спросил Лиснет.
— Нормально, — пробормотал Йонис, встряхивая головой и пытаясь сморгнуть туман перед глазами. — Не такая я уж и старая развалина, какой меня хочет выставить этот рыцарь йода и градусника.
— Уверен? — Лиснет посматривал на майора с сомнением. — Бледновато выглядишь, старик.
— Езжай уже давай, — сердито отозвался Йонис.
Но не успел напарник завести мотор, как задняя дверца открылась, и в машину сел рисовальщик со своей папкой под мышкой. Йонис даже оторопел от такой наглости, а потому не сразу нашёлся, что сказать. А рисовальщик заявил:
— Я должен поехать с вами в больницу.
Откуда ему было известно, куда они с Лиснетом направлялись? Йонис не мог припомнить, что говорил об этом кому-то, кроме напарника. По удивлённому виду Лиснета было ясно: тот тоже не звал художника с собой.
— С какой это стати? — ответил наконец Йонис, поворачиваясь к рисовальщику. — Это не твоё дело, парень, так что вылезай.
— Я могу быть полезен, — сказал тот.
— Когда ты понадобишься, золотой мой, тебя пригласят, — отрезал Йонис. — А пока — кыш отсюда.
Рисовальщик как будто не обиделся. Усмехнувшись, он вышел из машины.
— Ещё увидимся, — сказал он, нагнувшись к опущенному дверному стеклу.
По дороге в больницу Йонис подумал: всё это неспроста. И сам парень — феномен, наверняка не без этих самых способностей. Уже одно то, как он делает портреты преступников, поистине удивительно, а теперь вот — Убийца... Если лейтенант сознаётся, что самому ему оставалось фактически только защёлкнуть наручники и зачитать права, то кто же тогда усмирил белоглазого? Не Эл-Маи же! Она с ним справиться вряд ли могла, хоть она и оборотень. Остаётся художник.
Предъявив медицинской сестре удостоверение, Йонис спросил:
— С кем я могу поговорить о пациентке по имени Ма-Уна Пийкс, из отделения для коматозных больных?
— Вам нужен доктор Селвиус, — был ответ.
Доктор оказался молодым человеком с хорошо выбритым, но бледноватым лицом и голубыми тенями под глазами: создавалось впечатление, что в последнее время он не высыпался или переживал какое-то личное горе. Йонису, озадаченному подавленно-болезненным видом доктора, было даже совестно лезть к нему с вопросами, но того требовала его работа, а потому он спросил:
— Скажите, пожалуйста, в день, когда произошёл взрыв в торговом центре, у этой пациентки были посетители? Или незадолго перед этим?
Доктор, задумчиво потеребив подбородок, ответил:
— Были... Её муж приходил как раз в день взрыва. Я хорошо помню это, потому что заводил с ним разговор об отключении её от аппаратов.
— Вот как! — сказал Йонис. — А что, есть для этого основания?
— Видите ли, у госпожи Пийкс диагностирована смерть мозга. Надежды вернуть её к жизни нет, а потому нет и большого смысла поддерживать функции остальных органов. Но муж настаивал на продолжении её существования в таком режиме и пообещал найти деньги. Буквально в тот же день мы получили денежный перевод в счёт оплаты её содержания. Желание родных пациента — закон, тем более что всё оплачено, и потому поддержка жизненных функций её тела продолжается. Впрочем... — Доктор потупился и подозрительно заморгал, будто ему что-то попало в глаз. — Я его вполне понимаю. Очень тяжело расставаться с надеждой, даже когда её уже нет.
Видимо, об этом он знал не понаслышке. Йонис, помолчав из вежливости пару секунд, тихо и вкрадчиво спросил то, что должен был:
— А могу я, э-мм... взглянуть на госпожу Пийкс?
Доктор недоуменно пожал плечами, но возражать не стал, даже сам проводил их с Лиснетом к палате. Йонис впервые был в отделении для коматозников, а потому осматривался с некоторым любопытством. Что чувствовали эти люди? И чувствовали ли вообще? Понимали ли, что с ними происходит? Или их души пребывали в ином измерении? Впрочем, все эти вопросы отошли на дальний план, когда в палате рядом с кроватью Йонис увидел художника.
Тот сидел на стуле, уперев нижний край папки себе в колено, и что-то рисовал на приложенном к ней листке бумаги. И, видимо, находился он здесь давно, потому как нарисовано было уже достаточно много. Пару секунд все стояли и ошарашенно молчали. Первым опомнился доктор:
— Кто вы такой? Как сюда попали?
Рисовальщик поднял взгляд от работы и одарил его светлой улыбкой. Доктор как-то странно стушевался и замолчал. Йонис открыл рот, но не мог произнести ни слова — просто стоял с выставленным вперёд указательным пальцем, изумлённо направленным на рисовальщика. КАК тот мог оказаться в больнице раньше них? Причём настолько раньше, что почти успел закончить рисунок. Своей машины у парня не было, разве что — такси мог поймать. Нет, здесь что-то явно не сходилось во времени.
Лиснет тоже стоял во власти когнитивного диссонанса.
— Как ты здесь оказался? — спросил он.
Рисовальщик улыбнулся и ему.
— Дайте мне ещё десять минут, и вы получите ответы на ваши вопросы.
Он так убедительно это произнёс, что у Йониса даже как-то не возникло сомнений, что всё так и будет. Он подпал под странное обаяние этого парня. Присев на кушетку, стоявшую у стены палаты, он притаился и стал ждать. Лиснет вопросительно обернулся на него, и Йонис похлопал по кожаному сиденью рядом с собой. Напарник сел тоже. Только доктор всё не мог угомониться.
— Что вообще происходит? — настойчиво спрашивал он. — Кто вас пропустил в палату? Что вы делаете?
— Я снимаю информацию о том, что здесь происходило, — ответил художник, возвращаясь к работе над рисунком. — И Ма-Уна помогает мне в этом.
— Как она может вам помогать? — допытывался доктор. — Её мозг мёртв! Она просто ничего не воспринимает.
Карандаш методично шуршал по бумаге. Рисовальщик сказал:
— Он не мёртв. Посмотрите на приборы.
Доктор посмотрел. Несколько секунд он молчал, а потом потрясённо пробормотал:
— Электрическая активность мозга появилась... Энцефалограмма пошла. Но послушайте, это... Это невозможно!
— Нет ничего невозможного, доктор Селвиус, — ответил рисовальщик.
Тот ошарашенно моргал.
— Но... Этого же не может быть! Мозг не мог ожить после... после того, как столько времени был мёртв!
— Просто он НЕ БЫЛ мёртв, только и всего, — терпеливо и спокойно возразил рисовальщик, не отрываясь от работы. — Приборы могут распознать далеко не всё на свете. Да и врачи иногда ошибаются с диагнозами.
Доктор провёл ладонями по лицу, шумно выдохнул, и его глаза влажно заблестели.
— Это невероятно, — прошептал он. — Это чудо.
— Ещё одно чудо ждёт вас в соседней палате, — сказал рисовальщик. — Думаю, оно вернёт улыбку и румянец на ваше лицо.
Доктор выпрямился, побледнев ещё больше. Показывая большим пальцем себе за плечо, на дверь, он пробормотал, спотыкаясь:
— То есть, вы хотите сказать... Что она... тоже?
— Верьте мне, доктор, — ласково кивнул рисовальщик.
Доктора как ветром сдуло — только дверь хлопнула. Карандаш продолжал летать по бумаге, кладя линии, а полицейские сидели на кушетке, не сводя взгляда с монитора энцефалографа, на котором вместо прямых линий вырисовывались зигзагообразные. С минуту они молчали, находясь под впечатлением от чуда, свидетелями которого они стали, а потом Йонис всё-таки нарушил тишину нерешительным вопросом:
— Ты что, думаешь, что она, будучи, гм... в глубокой коме, могла что-то видеть?
— В своём состоянии она воспринимает всё происходящее немного другим способом, чем мы, — ответил рисовальщик. — Её сознание не сужено, а, напротив, расширено за пределы тела. Причём настолько, что способно воспринимать любую информацию — даже о событиях, происходящих вне стен её палаты. Её тело приковано к постели, а дух свободен. Она уже знает о гибели своего мужа... И знает, зачем вы пришли. Вот, кстати, и ответы, которые я вам обещал.
Йонис взял рисунок. На нём была изображена машина, в которой сидели двое: пожилой седеющий мужчина и... Йониса бросило в дрожь.
Второй был Убийцей.
— С-сукин сын, — процедил Йонис.
Вот зачем его так безотчётно влекло сюда. Чтобы увидеть всё это. На рисунке можно было разобрать даже номер машины — коматозная леди оказалась идеальной свидетельницей. Правда, последнюю цифру художнику не удалось прорисовать чётко, но всё равно точность была потрясающей. Недурно для женщины, находящейся в глубокой отключке.
— Даже если это правда, вряд ли суд сочтёт это уликой, — скептически заметил Лиснет. — Всё это, конечно, чудесно, но давай смотреть на вещи трезво. С реалистической точки зрения. Это, — Лиснет стукнул пальцем по рисунку, — не доказательство. Всё слишком... невероятно. И фантастично. Нужно что-то более материальное.
— Хм, — промычал Йонис. — Ты, возможно, прав... А возможно, и нет. Вот что: узнай, есть ли тут поблизости камеры видеонаблюдения, в обзор которых попадает больница, и если есть, запроси с них отснятый материал за тот день. А я, чтобы не терять времени, займусь поиском машины. Посмотрим, совпадут ли эти "фантастические" данные с данными, запечатлёнными вполне материальным прибором.
— Вот это уже что-то, — сказал Лиснет. И, взяв под несуществующий козырёк, спросил: — Разрешите приступать, господин майор?
— Не паясничай, — ухмыльнулся Йонис. — Приступай.
Лиснет умчался, а Йонис ещё немного постоял у постели женщины. Рисовальщик между тем положил руку ей на лоб, и, судя по писку прибора, у Ма-Уны участился пульс. Мгновенно.
— Кто ты? — спросил Йонис.
Рисовальщик, гладя женщину по волосам, ответил вопросом:
— Сочетание слов "Хранитель Запада" вам о чём-то говорит?
— Нет, — признался Йонис.
— Вот и не забивайте себе голову, — улыбнулся художник. — Просто делайте свою работу. А я буду делать свою.
— Какова бы ни была твоя работа, ты делаешь её первоклассно, — сказал Йонис.
— Стараюсь, — усмехнулся синеухий парень.
— А где наш доктор, кстати? — вдруг вспомнил майор.
Доктора Селвиуса они нашли в соседней палате у кровати молодой женщины. Не скрывая счастливых слёз, он держал её за руку, а она смотрела на него, и взгляд её показался Йонису вполне осмысленным. Увидев майора с художником, доктор проговорил дрожащим от чувств голосом:
— Она пришла в себя.
Йониса осенило:
— Это... ваша жена?
Доктор кивнул. Он смеялся и плакал одновременно. Художник подошёл и положил руку на лоб женщине — точно так же, как сделал это минуту назад в палате у Ма-Уны.
— Всё будет хорошо, — сказал он. И улыбнулся доктору: — Ну что, признаёте свою ошибку?
Тот ответил:
— Никогда в жизни не был так рад ошибиться.
Йонис с художником вышли на крыльцо больницы — городской больницы номер девять, которая приняла часть пострадавших при взрыве, в том числе и актрису Дин-Тиа Йелло.
— Если Ма-Уна всё-таки поправится... Не знаю, как она будет жить, — проговорил Йонис. — Муж и сын мертвы... Да ещё и этот взрыв. Может быть, ей было бы лучше не "оживать" вовсе. Мне её жаль.
— Не стоит жалеть, — ответил рисовальщик загадочно. — Она знает, зачем пришла на землю.
— Не понимаю, — задумчиво промычал майор.
— Когда окажетесь там, за гранью земного бытия — поймёте, а точнее, вспомните, как всё это бывает, — сказал рисовальщик. — Вы тоже делали этот выбор, потому вы и здесь.
