— Ниида, бейте, не упрямьтесь. Вы сделаете только хуже.
Та, к кому обращались эти слова, бросила свирепый взгляд в сторону невозмутимо стоящих зрителей и снова обернулась к телохранителю. Она зажмурилась, когда первый удар обрушился на усыпанную веснушками голую спину. А когда открыла глаза — не увидела веснушек — только безобразную рану и заливающую тело кровь. Фрэйно не издал ни звука, лишь вздулись жилы на шее. Тело судорожно вздрагивало при каждом новом ударе. Лицо и руки Кэсс покрывало что-то горячее и липкое, она зло смахивала с ресниц тяжелые вязкие капли.
— Восемь, девять, — считал Герд.
Но вот оракул взмахнул рукой, приказывая прекратить.
— Рабыня Амона слишком тщательна, — спокойно сказал Динас, и лишь слегка повысив голос, приказал. — Бей быстрее. Хватит примериваться.
Девушка закусила губу. Если она станет бить быстрее, то удары не получится класть даже относительно ровно. А спина наказуемого уже превратилась в кровавое месиво. Получится крест-накрест. Она снова зажмурилась и стала хлестать, не слыша больше ровного отсчета. Иногда, разлепляя ресницы, истязательница видела, что ее жертва уже не грызет зубами засунутый в рот ремень и не реагирует на удары. А Герд, так же забрызганный кровью отца, как и его мучительница, уже не сжимает напрягающиеся от боли запястья.
И вдруг спину опалило такой жгучей, такой внезапной и яростной болью, что Кэсс швырнуло на колени.
— Шестнадцать, — сказал демон.
Попытка встать не увенчалась успехом — не получалось даже вздохнуть, пошевелиться. Казалось, будто со спины рывком содрали кусок кожи вместе с мясом, а на оголившуюся плоть плеснули уксусом. От ослепительной муки чувство времени и пространства исчезло окончательно. Деревянными пальцами девушка стиснула бич, кое-как поднялась на ноги и стегнула еще раз. Она падала после каждого счета, ослепленная, оглушенная, раздавленная. Но вот чья-то сильная рука выдернула занесенный для очередного удара кнут.
— Двадцать уже было. Хватит, ниида.
Кассандра с трудом открыла глаза и посмотрела в черное лицо, не узнавая, кто перед ней.
— Хватит, — повторил Герд. Он тоже был весь в крови.
Рабыня перевела взгляд на скамью и, увидев безжизненное тело, закричала. Она кричала и кричала, но из горла не вырывалось ни звука. Фрэйно. Это был Фрэйно. С него словно сорвали кожу и искромсали плоть ножом. На спине не осталось ни единого не тронутого бичом места. Кровавое месиво... Голова у девушки закружилась, к горлу подступила тошнота. Хорошо, что последний раз ела больше суток назад.
Герда отшвырнуло в сторону. Откуда только силы взялись? Кто-то протестующе закричал, что-то повелительно говорил Динас, но с рук претендентки рвалось ослепительное белое сияние.
— Отойди.
Амон.
— Никто не имеет права его лечить.
В сердце вспыхнула ярость. Невольница рывком обернулась к хозяину и выкрикнула в равнодушное лицо:
— Я не демон и не ангел! И пусть хоть кто-нибудь попытается меня остановить!
Квардинг смотрел спокойно.
Стихия лилась с тонких рук, бежала стремительным потоком. Еще никогда Кэсс не тратила свою силу так яростно, так самозабвенно, не заботясь о последствиях.
— Ниида, — кто-то потащил ее прочь. — Остановитесь, вы погибнете.
Фрэйно! Она обернулась. На нее внимательно смотрели сине-черные глаза. Как голоса похожи. А больше никакого сходства.
— Герд, пусти...
— Довольно, — он развернул ее в сторону скамьи, где лежал отец.
Изуродованную спину охватывало ослепительное свечение.
— Он не умрет. Довольно.
Мир закружился. Несчастная человечка стала медленно оседать на каменные плиты. В голове шумело, ледяной ком ужаса, свернувшийся в животе, наконец-то распался. Она призвала всю свою жалкую волю, чтобы не потерять сознание. Жесткие ладони удержали за плечи, не дав упасть, и тут же подтолкнули куда-то, надавили, вынуждая сесть. Куда? Зачем? Кассандра невидяще посмотрела вокруг. Демон усадил ее на залитую кровью скамью, где лежал его отец.
— Ниида... — хриплый, хорошо знакомый голос. — Зря вы так потратились. Скоро соревнование...
Фрэйно! Она обернулась. Он был бледен, и всю спину покрывало месиво едва затянувшихся рубцов. Но он был жив. Девушка закусила губу, чтобы не разрыдаться. Они так и сидели рядом — бледные, рыжие, измученные, выпачканные в крови, ожидающие нового приговора.
Амон смерил рабыню и своего воина равнодушным взглядом и приказал, обращаясь к телохранителю:
— Убери ее отсюда и не смей принимать истинный облик, пока я не решу, что с тобой делать.
Квардинг отвернулся и обратил взор на Вилору и Натэль, которые оказались едва ли не бледнее тех двоих, которые только что приняли наказание. По-настоящему на свою невольницу хозяин так и не посмотрел.
Кассандра не слышала, что именно говорили и как наказывали ее подруг. Перед глазами все плыло. Стараясь не спотыкаться, она прошла мимо расступившихся перед ней зрителей мрачного действа, молча, опустив голову. Оракул проводил ее и охранника задумчивым взглядом и повернулся к оставшимся претенденткам.
— Натэль, — голос Тирэна был не более эмоционален, чем голос Амона. — Тебя не взять физическим наказанием. Твое тело привычно ко всему, кроме одного.
Он вздохнул и спокойно, с легкой улыбкой продолжил:
— До конца соревнований или до твоей смерти никто, кроме меня, ни демон, ни ангел, ни человек, ни один представитель мужского пола в этом мире до тебя не дотронется. Ни ласк, ни объятий, ни других чувственных радостей плоти, ничего из того, чего так жаждет твое тело. Даже если ты упадешь, никто не подаст тебе руку, чтобы помочь подняться.
В лице обреченной не осталось ни кровинки, она отшатнулась. По рядам демонов пронеслись смешки — суккуб уже успела прославиться своей несдержанностью.
— Не страшно, справишься, — тихо шепнула вампирша, но подруга одарила ее безумным взглядом.
— Ты не знаешь, каково это...
— Вилора, — вперед выступил забрызганный кровью Герд. — Я лишаю тебя права быть человеком. До конца соревнований или до смерти ты будешь находиться в боевом обличье.
Несчастная застыла, лишь губы шептали беззвучное "нет".
— Что может быть страшнее для той, кто убила в боевом облике свою семью? — Хранитель усмехнулся, и от этой усмешки по телу претендентки пошла дрожь. — Выполняй!
— Или что? — последовал хриплый вопрос.
— Ты знаешь, что, — жестко ответил демон, делая ударение на последнем слове.
Плечи наказуемой поникли, и она приняла истинный чудовищный облик, отойдя подальше от Натэли. Суккуб испуганно поглядела на подругу и едва сдержала вздох ужаса. Невозможно было смотреть в огромные серебристые глаза без страха.
Оракул, взирая на все это со снисходительной улыбкой, махнул рукой, отпуская наказанных. Толпа тоже медленно расходилась, и вскоре на площади остались только Динас и хранители.
— Вас тоже ждет кара, — ледяной голос оракула заставил демонов остановиться. — Колдовство такого уровня — и не почувствовать?!
— Действительно, — согласился Амон и скрестил руки на груди. — Хорошо, что после того, как они пропали, мы сообщили про это колдовство вам. Не узнай вы о нем...
Многозначительная тишина повисла над площадью. Четверо мужчин смотрели на оракула, давая ему осознать, какое обвинение только что прозвучало.
— Все, кроме квардинга Ада — пошли прочь. Каждый из вас завтра с раннего утра и до поздней ночи будет заниматься с молодняком. Свободны.
Поклонившись Динасу, отосланные удалились. Хранители, с одной стороны, досадовали, с другой — радовались. Заниматься с малышами (которых было по пальцам пересчитать) — дело непростое и, в общем-то, обременительное, но, с другой стороны, это лучше, чем... чем что-либо другое.
— Ты который раз идешь против меня, сын бывшего левхойта, — отбросив притворство, сказал старый колдун, когда ненужные свидетели ушли. — Уверен в себе? В тех, кто тебя окружает?
— Вы не почувствовали волшебства, оракул. Ваше могущество слабеет, — демон сделал шаг вперед. — И вы это понимаете. Только предателя ищете не там. Среди моих демонов его нет.
— Тебе виднее, — Динас прищурился. — Но предупреждаю: еще одна попытка подорвать мой авторитет — и я с радостью напомню о своем могуществе, размазав тебя по стенке. Свободен.
Амон не стал задерживаться. Даже не поклонился, как приличествовало. Бездна, которой он щедро поделился с Лиринией, росла в душе, рождая беспросветную усталость и равнодушие. Шесть дней квардинг боролся с ней и проигрывал, а сейчас уже не помнил, за что боролся. Усталость засасывала рассудок, а те немногие чувства, что еще были — стирались. Даже Зверь все реже поднимал голову, напоминая о себе, лишь скулил иногда от необъяснимой тоски.
Эти перемены в предводителе адова воинства почувствовали все. Даже оракул избегал смотреть в глаза собеседнику. Боялся. Амону ничего не сделали за претендентку, которая так и лежала, белая, с синюшными губами, и смотрела, не моргая, куда-то вдаль. Никто не мог объяснить, что произошло между этими двумя, не знал того и Динас. Не знал, и потому не мог понять, с какой стороны опасаться мятежного юнца. Старому колдуну казалось, что он достаточно хорошо знает отпрыска Мактиана. Но тот, как выяснилось, был полон сюрпризов. Неприятных сюрпризов.
Под сводами широкого перехода было прохладно и тихо. Светловолосый мужчина с окаменевшим лицом и мертвыми глазами остановился, задумавшись. Рассудок сковывала истома безразличия. Взгляд отыскал балкон второго этажа, где сейчас находилась та, которую демон зачем-то назвал своей ниидой. Он уже не помнил, с какой целью это сделал. Однако знал, что сейчас должен к ней пойти. Взлететь или отправиться пешком?
Пустота обволакивала. Крылья не раскрывались. Взлетать не хотелось. Он устал. И лишь выждав еще несколько часов, вспомнил, зачем нужно подняться к рабыне.
Остановившись перед дверью, хозяин человечки безразлично посмотрел на несущего стражу телохранителя. Будет мешать. Хотя... стоит как пригвожденный. Спина наверняка сильно болит. Не боец.
— Свободен на сегодня, — последовал равнодушный приказ.
Страж вскинулся, но, встретившись со своим предводителем взглядом, тут же отвел глаза.
— Мой квардинг...
— Я должен повторить?
Фрэйно покачал головой и отступил, освобождая дорогу. Амон отвернулся и вошел в покои, так и не заметив, что охранник неслышно вернулся на прежнее место. Даже ценой жизни он не собирался оставлять нииду одну.
Тем временем демон миновал гостиную, несколько комнат — зачем ему их так много? — и вошел в спальню.
Невольница сидела на кровати и кусала без того искусанные губы. Увидев господина, она вскочила, но тут же осела обратно, обхватив руками трясущиеся плечи. Устала. Напугана. Прекрасно. Значит, будет меньше сопротивляться. Он опустился в кресло, глядя на жертву остановившимся, полным усталости взглядом. Неужели он когда-то ее хотел? Что в ней хотеть? Худая, изможденная, с копной слишком ярких волос. Несуразная.
— Амон, что с тобой? Почему... — она пригляделась, понимая, что ей не померещилось тогда, на площади. — Почему ты поседел?
— Хозяин, — равнодушно поправил квардинг.
— Что?
— Не Амон, а хозяин. Кто дал тебе право обращаться ко мне по имени?
Кассандра отшатнулась, но на удивление быстро совладала с собой и медленно, четко ответила:
— Ты. Ты дал мне это право. Что с тобой? Что произошло? Я...
— Молчать.
Он не повысил голоса, но она осеклась. Девушка не знала этого странного чужака. Он словно поглотил все то настоящее, живое, яростное, что было в ее демоне. Застывшее лицо, равнодушные глаза бледной, выцветшей синевы, седина в волосах, незаметная обычному взгляду, но так отчетливо видимая нииде. Голос, лишенный чувств, утомленный. Ни ярости, ни гнева. Он даже не спрашивал ничего. Что он с собой сотворил?
Рабыня поднялась, подошла к господину и осторожно коснулась льняных, словно подернутых инеем волос.
— Амон...
Он перехватил ее руку и отшвырнул. Но не встал с кресла, лишь с интересом посмотрел на тонкую шею.
— Соскучилась?
— Да.
Безразличная усмешка.
Он не смотрел в глаза, он изучал ее, словно не помнил.
— Раздевайся. Покажи, как ты соскучилась.
— Зачем? — Кэсс покачала головой. — Ты меня не хочешь. Просто собираешься унизить. Для чего тебе это?
— Интересно понять, — квардинг поднял взгляд на собеседницу, и та вздрогнула. — Для чего ты мне?
Бездна, разлившаяся в бескрайних черных зрачках, манила, влекла, звала. Невольнице казалось, она падает в пропасть и никогда не достигнет дна. Потому что дна нет. Есть безумие, поглощающее рассудок, и тьма. Беспросветная синильная тьма, которая затопляла душу. Бездна смотрела в нее, жадно пожирая все то светлое, что еще оставалось, что умело чувствовать и дарить чувства.
Девушка стиснула зубы и смогла-таки отвести взгляд. Выдержит. Все выдержит. Если надо — заберет эту бездну себе, но его вытащит. Что он натворил? Зачем? Как? Непроглядная глухая тьма тащила ее за собой. Сдаться. Покориться. Пусть поглотит. Пусть делает, что хочет. Только подчинение. Только пустота, тихая, спокойная...
Руки потянулись к вороту рубахи, медленно развязали тесемки и рывком сдернули единственную одежду. Ниида знала, что тело покрыто ссадинами и синяками, знала, что сильно похудела, если не сказать — отощала, знала, что даже, несмотря на недавнюю ванну, выглядит чумазой замухрышкой. Она ждала унизительных слов. Ему ведь нужно ее унизить. Вот только зачем? Скоро узнает.
Демон осмотрел невольницу и скривился.
— Ты отвратительно худа, — сказал он.
— Да. Как обычно, без тебя забываю поесть, — спокойно ответила та и пожала плечами, словно не стояла перед ним обнаженная, беззащитная, словно не хотела спрятаться от равнодушного взгляда.
На неподвижном лице мелькнула тень легкого удивления.
— Меня не так легко унизить, Амон. С тобой я узнала все: и унижение, и боль, и страх. Тебе нечем меня удивить. И, несмотря на это, я еще спорю с тобой... хозяин.
— Далеко не все, — квардинг усмехнулся и поднялся на ноги.
Он подошел к своей жертве и негромко повторил:
— Далеко не все. Я еще не отдавал тебя одной из своих сотен. Хочешь, отдам?
— Как приятно знать, что тебе еще важны мои желания, — карие глаза вспыхнули. — И что ты их, как прежде, исполнишь.
Она провоцировала его. Хотела заставить разозлиться. Пусть рассвирепеет, ударит, набросится — все лучше этой бездны в глазах, этой тьмы, которая смирила даже неистового Зверя.
Амон приподнял бровь, принимая непочтительные слова дерзкой собеседницы.
— На колени.
— Обойдешься.
Кассандра мысленно усмехнулась, снова заметив его удивление. Похоже, бездна, наполнившая демона, не родила в душе рабыни главного — смирения. Нет ничего унизительного в том, чтобы бороться за своего мужчину, кем бы он ни был. Строптивица вскинула голову, упрямо ловя его взгляд, и пошатнулась. Все тело свело тугой мучительной судорогой, и несчастная провалилась в воспоминания хозяина, словно в омут. Увидела, как он пытал Лиринию, как после этого тьма взялась за него. Девушка зашлась в беззвучном крике, когда бездна начала пожирать ее воспоминания, ища доказательства предательства. Доказательства, которых не было.
