Тепло женских рук всё-таки начинало оказывать на него некоторое воздействие. Он с удовольствием завалил бы красотку-адвокатессу прямо здесь, на стол, и вдул бы ей пару раз. Что ж... мечтать не вредно.
— Ты пришла, чтобы вытащить меня? — спросил Убийца хмуро.
— Ну конечно, — со сладкой улыбкой ответила она, многозначительно скользя ладонями выше по его предплечьям. — Ты очень... ценный кадр. Господин дорожит тобой.
Убийца сглотнул, покосившись вниз. Ла-Рейя вся изогнулась на стуле, потягиваясь, как кошечка, и выставив в сторону ногу в изящном облегающем сапоге на тонкой шпильке. Шаловливо прикусив пухлую нижнюю губку, она томно смотрела на него из-под густых ресниц.
— Очень вовремя он прислал тебя, — проговорил Убийца. — Этот Хранитель что-то сделал со мной... Он отлучил меня от Матери. Я просто с ума тут схожу! Мне срочно надо попасть к господину, чтобы он восстановил связь.
— Бедняжка ты, — со слегка преувеличенным сочувствием сказала Ла-Рейя, делая брови "домиком" и гладя его по руке. — Ну ничего, скоро твои мучения закончатся.
Но они только начались.
Сначала Убийца ощутил лёгкую нехватку воздуха, а потом его горло жестоко стиснулось, глаза выпучились. Царапая шею, будто бы для того чтобы ослабить невидимую удавку, он навалился на стол, почти уткнувшись лицом в грудь Ла-Рейи. Он был бессилен против неё... А ей не требовалось оружие, чтобы его убить. Он и сам не однажды пользовался таким способом. Всё выглядело как смерть от естественных причин.
Он бился в судорожном припадке на полу, а Ла-Рейя, склонившись над ним, сказала:
— Господин просил передать, что ему очень жаль.
Пена пузырилась на губах Убийцы, стиснутое спазмом горло выдавило слова:
— Я... ничего... им не ска... сказал...
— Господин не может так рисковать, — с гримаской сожаления ответила Ла-Рейя. — Твой провал непростителен, ты больше не лучший Убийца. Прости, дорогой, ничего личного.
Подождав, когда побагровевшее лицо Убийцы начнёт бледнеть, она нажала кнопку вызова охраны и взволнованным голосом воскликнула:
— Скорее, помогите! Моему подзащитному плохо!
Взглядам охранников предстала такая картина: перепуганная прекрасная адвокатесса стояла на коленях возле распростёртого на полу Убийцы, на сей раз действительно бездыханного и бледного. Оба охранника в первую секунду уставились на её взволнованно вздымающуюся грудь четвёртого размера, видную им с весьма интересного ракурса, а женщина, заметив направление их взглядов, возмущённо засверкала глазами:
— Чего вы встали? Вызывайте "скорую" немедленно!
Прибежал фельдшер, а следом за ним — Йонис с Лиснетом.
— Он не симулирует? — спросил майор.
Фельдшер, прослушав фонендоскопом грудь Убийцы, покачал головой.
— Остановка сердца и дыхания. Попытаюсь реанимировать, а вы пока вызывайте бригаду скорой помощи. У меня слишком мало средств в распоряжении.
Лиснет вызвал врачей, а фельдшер принялся делать Убийце непрямой массаж сердца. Адвокатесса усердно вдувала воздух ему в рот, соблазнительно и изящно наклоняясь и касаясь его лица волосами. Глядя на неё, никто и подумать не мог, что она — тоже Убийца.
До приезда "скорой" признаков жизни у него так и не проявилось. Адвокатессе тоже стало якобы нехорошо, и она, накидывая на плечи пальто, пробормотала:
— Извините меня, я выйду на крыльцо, покурю...
— Да, конечно, — рассеянно ответил Йонис. Он и не подозревал, кого отпускает. Адвокатское удостоверение, которое она предъявила при входе, ни у кого не вызвало сомнений.
На крыльце она дождалась приезда машины медиков и ушла только после того, как увидела полностью накрытое простынёй тело, которое выносили из здания.
Убийца брёл по туманному лесу. Мягкая трава сама ласкалась к ногам, цветы качали головками, а туман, казалось, был живой: он шептал Убийце то в одно ухо, то в другое, звал куда-то.
На берегу озера сидел русоволосый парень. Убийца сразу узнал Хранителя Запада. От безмерного удивления ему даже не пришло в голову наброситься на парня. Он подошёл и устремил взгляд туда, куда смотрел Хранитель — на поверхность воды, гладкую, как стекло. Или как экран телевизора.
Там он увидел себя — на полу в комнате для допросов. Над ним столпилась куча народа: охрана, фельдшер, следователи... И она. Гадина вовсю делала вид, что пытается помочь.
— Дрянь, сука, — выругался Убийца.
— Ну, каково на вкус предательство? — невесело усмехнулся Хранитель.
— Но я же не раскололся, — повторил Убийца с горестным недоумением и гневом слова, которые он говорил и верховному жрецу, и своей киллерше.
— Вот видишь, как они тебя ценят, — проговорил Хранитель. — Похоже, ты где-то ошибся, друг.
— Друг? — удивился Убийца. — Ты называешь меня другом?
Светло-серые глаза Хранителя, ясные и спокойные, как поверхность озера, улыбнулись.
— А почему бы нет? Я не считаю тебя врагом. Ты просто заблудился.
— А ты, значит, хочешь наставить меня на путь истинный? — усмехнулся Убийца.
— Я только хочу помочь тебе увидеть всё с разных сторон, — ответил Хранитель. — Я хочу показать, что дорог, по которым ты можешь пойти — больше, чем одна. Но выбор ты, конечно, должен сделать сам.
Налетел ветер, и туман тревожно зашептал. Небо затянули непроглядные, будто закопчённые сажей тучи, лес загудел. Шёпот тумана перешёл в скрежет и жуткий гул. Глянув на небо ещё раз, Убийца застыл, как заворожённый: туч уже не было, там лишь пульсировала красными огоньками огромная, как мир, сеть. Но он не чувствовал с нею единства, напротив — она пугала его, гипнотизировала и превращала в камень. Трава под ногами стремительно жухла и покрывалась чёрным налётом, то же происходило с деревьями, а озеро покраснело. Сквозь рябь на воде Убийца видел взрывы, рушащиеся дома, раздавленных гусеницами танков людей. Глаза и рты их были раскрыты в гримасе страдания, а кишки размазаны по земле.
Он увидел своих пожилых родителей, бежавших по улице разгромленного города, с перемазанными копотью лицами, в грязной и разорванной одежде. Мать плакала и спотыкалась, ей было трудно бежать, а отец пытался поддерживать её, хотя и самому ему приходилось не легче. Мать осела на землю. "Больше не могу, брось меня", — прочёл по её губам Убийца. Отец замотал головой, всё пытаясь поднять её на ноги. Убийца поймал себя на порыве кинуться туда, по ту сторону водяного "экрана", подхватить мать на руки и понести быстрее... так быстро, как только возможно. Не из-за того, что она была его матерью, а просто потому что не должна была умирать вот так. Всей своей жизнью она не заслужила такого.
— Ты так любил чужие страдания, — послышался откуда-то сбоку громкий голос. Не грозный, не осуждающий, но строгий и вопросительный. — Так что же, тебе нравится, как ОНИ страдают?
Отец пытался поднять мать, но сил не хватало. А у Убийцы хватило бы — он с лёгкостью поднял бы высохшую старушку, в которую она превратилась. А по улице к ним уже бежали солдаты в чужой форме и с другими ушами — маленькими, не красными и не синими, а обычного телесного цвета. Они расстреливали мирных жителей, попадавшихся им на пути, а позади них ехали танки, гусеницами уродуя асфальт.
— Тебе нравится это? — повторил голос свой вопрос.
Автоматная очередь скосила отца первым: он грудью заслонил мать. А она даже не пыталась убежать — сидя на асфальте, просто смотрела на солдат с тихой скорбью и укором в глазах. Этот взгляд был единственным её щитом, который, увы, не мог уберечь от пуль.
— ТЕБЕ НРАВИТСЯ СМОТРЕТЬ, КАК ОНИ УМИРАЮТ? НРАВИТСЯ? ОТВЕЧАЙ! — прогремел голос.
А сеть в небе пучило и трясло, она жадно поглощала жизнь за жизнью, трагически обрывавшиеся на земле.
— МАМА! — закричал Убийца.
От его крика сеть вспыхнула белым огнём, обуглилась и посыпалась на землю пепельными хлопьями.
Он лежал в ласковой траве, а туман успокоительно шептал ему на ухо непонятные слова. Над озером занималась розовая заря. Голос, грозно вопрошавший его: "Нравится ли тебе?" — проговорил мягко:
— Вижу, эта боль пришлась тебе не очень по вкусу.
Это был, конечно, Хранитель. Он по-прежнему сидел у тихой серебристой глади воды, начавшей слегка розоветь с востока, и с интересом наблюдал за тем, что озеро снова показывало. Убийца тоже глянул — не без опаски, ожидая вновь увидеть там ужасы. Но ужасы закончились, теперь там была женщина в родильном кресле, с блестящим от испарины и искажённым от мучений лицом. Он узнал сестру и снова замер, чувствуя её боль, как собственную. Однако это была совсем другая боль, хоть и сильная, но светлая и счастливая. Сестра кричала, и Убийца был готов выть вместе с ней, а когда увидел приплюснутое, красное личико ребёнка, зашедшегося в первом крике, ему захотелось и плакать, и смеяться. Он протянул руку и дотронулся до головки малыша. Пальцы погрузились в воду, и его поразила странность ощущений.
— Не мокрая, — пробормотал он.
— Ну, а как тебе эта боль? — спросил Хранитель, отвлекая его от исследования свойств окружающей реальности. Или — нереальности?
На водяном "экране" сестра устало улыбалась: самое трудное осталось позади, теперь ожидалось отхождение плаценты. А малыш у её груди, открыв припухшие глазки, посмотрел Убийце прямо в душу.
— Это единственная боль, которая имеет право на существование, — признал Бер-Идмир.
Он чувствовал себя так, будто сам только что родил.
— Это называется со-чувствие, — сказал Хранитель. — Оказывается, ты всё ещё способен на него, оно не отмерло в твоей душе, как атавизм. Ты не так уж плох, как тебя пытались убедить. Вспомни и скажи: кто ты?
— Я — Убийца, — неуверенно проговорил Бер-Идмир.
— Нет, кто ты изначально? — терпеливо переспросил Хранитель.
Убийца задумался. Туман ласково шептал какие-то глупости, а заря становилась всё румянее.
— Ну же, ответ на поверхности, — улыбнулся Хранитель.
Убийца скользнул взглядом по водной глади.
— Я — ур-рамак, — ответил он тихо.
Эти слова отозвались у него в груди удивлённым эхом, а лес откликнулся радостным птичьим гомоном и шелестом листвы. Солнечные лучи брызнули в лицо, и Бер-Идмир прищурился, а Хранитель улыбался — ласково и светло. Его глаза блестели, как две жемчужины.
— Теперь ты должен сделать выбор, — сказал он, посерьёзнев. — И, поверь мне, от твоего выбора зависит многое.
— Кто я такой, чтобы от меня что-то зависело? — усмехнулся Убийца.
— Сейчас поймёшь.
Хранитель провёл рукой над озером, и оно показало причудливую картину: переплетение серебристых нитей с нанизанными на них тёмными бусинками разного размера.
— Бусинки — это мы, — сказал Хранитель. — И от того, какой мы делаем выбор, зависит рисунок, в который сплетаются нити. От больших бусин зависит больше, от маленьких — меньше.
Он двинул рукой одну из них, и вся сетка пришла в движение: нити пересеклись по-другому, бусины тоже переместились — какие-то слились между собой, какие-то выросли, какие-то уменьшились, а некоторые вообще исчезли.
— Изменится рисунок — изменятся судьбы, — сказал Хранитель. — Две картины, которые я показал тебе — война и роды у твоей сестры — это возможные последствия твоего выбора. Конечно, ты не единственный, от кого эти последствия зависят, но ты — одна из ключевых фигур, способных повлиять на них. Ты — большая бусина.
— Значит, я должен выбрать между Нга-Шу и Духом Зверя? — проговорил Убийца.
Хранитель кивнул.
— Нга-Шу, по сути, заменила тебе наркотик, — сказал он. — Но можно жить и без зависимости от чего-либо. Она обедняет твою жизнь. Сводит твой выбор к одному-единственному варианту, а ведь их изначально много. Тебе решать, как ты будешь дальше жить... Свобода или плен, разнообразие или обречённость на один путь — выбор за тобой.
Убийца, глядя на поднимающееся солнце, улыбался. Потом, протянув руку, дотронулся до одной из больших бусин.
— Значит, мой ход? Ну что ж, судьба, сыграем с тобой.
Машина скорой помощи ещё не успела отъехать, когда "труп" внезапно сделал резкий хриплый вдох и выгнулся дугой под простынёй. После пары судорог он сбросил ткань и сел, а потом, ударив ногой по дверцам, выбросился наружу.
Йонис и Лиснет обалдели, когда дверцы машины резко распахнулись, и на мокрую ледяную корку вывалился Убийца. Вид у него был дикий и не совсем вменяемый. Лиснет, быстро опомнившись, выхватил пистолет и закричал:
— Лежать! Лицом вниз! Не двигаться!
Убийца и не думал бежать: не мог надышаться. Он гладил грязный лёд, ощупывал себя и смеялся. И дышал — глубоко, с наслаждением.
— Не двигаться! — кричал Лиснет, наставив на него оружие.
— Да не ори ты, — поморщился Убийца. — Не двигаюсь я, не двигаюсь...
Йонис защёлкнул на нём наручники, и они с Лиснетом подняли его на ноги.
Через минуту в кабинете у майора Убийца сказал:
— Для начала дайте мне пожрать... И пусть ваш художник меня подлечит. Он это умеет. А то, знаете ли, чувствую себя не очень.
— А бабу тебе сюда не привести для полного счастья? — вспылил Лиснет.
Убийца хмыкнул.
— Не отказался бы... Только не ту, не адвокатшу. Вы что, не поняли, что это она меня на тот свет чуть не отправила?..
Йонис нахмурился.
— Обожди. Ты хочешь сказать...
— Именно. Её послали убрать меня. Она моя коллега, так сказать. И умеет убивать, не применяя оружия. Так же, как я.
При этих словах он пронзил Лиснета таким взглядом, что тот слегка побледнел. А Убийца ухмыльнулся.
— Да не боись, парень. Я сейчас ни на что такое не способен. Обкололи вы меня этой дрянью, RX, аж до сих пор мутит.
Убийца слегка лукавил. RX лишь не давал ему перекинуться и уменьшал физическую силу, а ментальных способностей он был лишён по милости Хранителя Запада, а также из-за разрыва связи с Нга-Шу. Но в детали он вдаваться не стал, а полицейские в этом плохо разбирались.
Йонис, скрестив руки на груди, спросил:
— Хорошо, а что ты сделаешь взамен?
— Взамен я сдам вам моего шефа с потрохами, — ответил Убийца. — Все эти многочисленные убийства — его рук дело. Он хочет стравить синеухих с красноухими, вот что. А от меня он решил избавиться... потому что я стал недостаточно хорош и подвёл его. — Последние слова Убийца произнёс с кривой усмешкой.
— Ну что ж, это деловой разговор, — кивнул майор. — Только давай так: сначала мы дадим тебе поесть, потом ты всё расскажешь, а ещё лучше — напишешь, а потом позовём к тебе художника.
После секундного колебания Убийца согласился на такой вариант. На обед он попросил что-нибудь мясное. Съев двойную порцию ррубат с овощным гарниром, он взял положенную перед ним ручку и поднёс её к бумаге.
Через час он лежал в своей камере, а художник сидел рядом, водя рукой над его головой. Йонис в коридоре читал показания и ужасался.
— Этот... "верховный жрец" или сумасшедший, или я чего-то не понимаю, — пробормотал он.
— Кем бы он ни был, его место — за решёткой, — сказал Лиснет. — А этот Убийца тоже... хорош. Не побоялся сдать своего босса, зная, какие длинные у того руки. Если он не достал его в этот раз, может достать в следующий. Я не удивлюсь, если его найдут мёртвым в камере.
